Любовь на Женевском озере

– О чем?

– О том, что у меня нет младшего брата. Надежного, хорошего. Который с самого начала мог бы жениться на Денизе и избавить ее от всех этих страданий.

– Это уже… что-то из области фантастики, – прошептала Катрин.

– И все равно мне очень жаль, что у меня нет такого брата!

Но еще до приезда сестры в квартире Денизы раздался звонок. Это был месье Жюбель, хозяин ресторана «Жемчужина озера».

– Доброе утро, Дениза. Как ты себя чувствуешь? Когда собираешься выходить на работу?

– Чувствую себя неважно, месье, совсем нет сил. Если бы вы мне позволили не выходить на работу еще дня два…

– Конечно-конечно, я все понимаю, Дениза. Я смотрел телевизор. А сегодня утром прибежал Клод Агосса, больше похожий на смерть. Написал заявление об уходе. И ты, моя лучшая официантка… Кто бы мог подумать, что в моем ресторане разыгралась такая драма?

– Простите, месье, я не могу говорить. Не сейчас. Простите. – И Дениза повесила трубку.

Два дня она провела в доме Катрин в Лозанне. Совершенно не читая и не смотря телевизор.

– Ты можешь хоть немного успокоиться наконец? – робко спросила ее Катрин. – Ведь нет ничего более старого, чем вчерашние новости. Мир живет уже другими событиями. И его больше не интересует, почему какая-то Дениза не хочет встречаться с каким-то доктором Авенилем. Теперь это только твоя личная проблема. – Она вздохнула. – Но на твоем месте я бы увиделась с Паскалем и попросила у него прощения.

– Но ведь ты не на моем месте! – воскликнула Дениза. – А я не могу сделать этого, потому что понимаю: мне нет прощения.

– Есть только одна причина, по которой тебя можно простить, – задумчиво произнесла Катрин. – Ты молода и неопытна. А Клод организовал целый спектакль, в который невозможно было не поверить. Даже я попалась на удочку этого Клода!

– А вы, девочки, если хотите быть объективными, все же должны признать, что я не был так доверчив. Помните, вы даже упрекали меня в мужской солидарности с «этим лягушатником»? – съехидничал Антуан.

Сестры покраснели.

– Объективности ради следует признать, что ты действительно не поверил в этот спектакль, разыгранный Клодом, и стал на сторону Паскаля. Молодец, – призналась Катрин. – Но что нам делать с Денизой? – Она посмотрела на мужа.

– Да ничего, – вмешалась в разговор Дениза. – Завтра же я выйду на работу. Потихоньку начну готовиться к поступлению в институт. Буду специально нагружать себя делами, чтобы не думать о Паскале. А когда и если я куплю отель, то дел у меня действительно станет невпроворот. Так что буду учиться жить заново. Но уже без любви.

– Не зарекайся, Дениза! Такие обещания можно давать только в девятнадцать лет, – воскликнул Антуан. – Как это – жить без любви?! Поверь мне, девочка: не пройдет и года, как ты либо помиришься с Паскалем, либо встретишь новую любовь.

– Я никого не полюблю так, как Паскаля. А другой любви мне не надо, – твердо заявила Дениза.

Супруги обменялись многозначительными взглядами. Но ничего не сказали.

Дениза вернулась на работу в «Жемчужину озера». Стояла осень. Посетителей было уже меньше, хотя в Женеве и в ноябре бывает солнечно и очень тепло. Дениза попросила шефа, чтобы он разрешил ей работать и в вечернюю смену. В отсутствие старшего официанта месье Жюбель на это согласился.

Дениза уходила из дома рано утром и возвращалась поздно ночью. Работала хорошо, уверенно, с посетителями была приветлива. Постоянные клиенты ее любили и давали щедрые чаевые.

Клод исчез, но коллеги никогда и ни на что не намекали.

Жить бы да радоваться! Но нет. Когда Дениза возвращалась домой и устало опускалась в кресло, она чувствовала: часть ее души умерла. Она не могла забыть Паскаля, как ни пыталась. И как только ложилась в постель, перед ней возникали его ясные зеленые глаза. Она вновь и вновь вспоминала его жаркие поцелуи, его ласки, доводившие ее до исступления. Она задыхалась и тянулась навстречу ему… и натыкалась на пустоту.

Тогда она бросалась лицом в подушку и начинала рыдать.

Прошло больше месяца с того дня, как она видела Паскаля в последний раз. Но Дениза поняла: она не разлюбила его. Нет. Пожалуй, ее любовь стала еще сильнее.

День стоял погожий – ни холодно ни жарко, на горизонте медленно соскальзывало вниз чуть подернутое туманной дымкой осеннее солнце, и Дениза неожиданно для себя не направилась сразу домой, а медленно пошла по набережной вперед. Слева матово поблескивало озеро с немногочисленными точками яхт вдалеке, а справа расположились на удобных деревянных скамейках и прямо на брошенных на траву куртках туристы и поздние прохожие, вышедшие подышать вечерним воздухом. Вот перебежал дорогу карапуз, смешно семеня маленькими ножками, за ним кинулась мать – невысокая, смуглая, по виду турчанка. Что-то строго сказав малышу, она вернула его на место, а он морщился, раздувал щеки и вообще выглядел преуморительно. Скрывая улыбку, Дениза прошла дальше.

Обгоняя ее, по набережной промчалась группа подростков на роликах. В ушах у них были наушники от плееров. Внезапно один из подростков взмыл в воздух и, сделав сальто, ловко приземлился на ролики. Кто-то из прохожих захлопал. А подростки уже мчались дальше. Видимо, такие сальто были для них в порядке вещей. Они были моложе Денизы всего на несколько лет, но она с завистью призналась себе, что так уже не смогла бы. Сальто на роликах над асфальтом – это удел юных.

Над ее головой шелестели последними листьями платаны. Скоро они сбросят и их. А пока листья – все еще сильные, темно-зеленые, жилистые – трепетали на несильном ветру.

Куда я иду? И зачем? – пронеслось в голове у Денизы. Ах да, я просто прогуливаюсь…

Справа обозначился бледно-желтый силуэт «Нога Хилтон» – не слишком изящный, больше напоминающий огромный комод, в который втиснули этот гибрид отеля и казино. Дениза никогда не бывала внутри – только иногда пробегала по галереям первого этажа, где располагались дорогие бутики, предназначенные для посетителей казино, в которые те, однако, практически не заглядывали. Когда возводили это сооружение, то надеялись, что Женева станет чем-то вроде нового Монте-Карло. Однако богатые арабы, на которых и был основной расчет, предпочитали играть в рулетку и баккара либо в самом Монте-Карло, либо в родном Бахрейне, где были казино не хуже. И в результате среди публики, посещающей «Ногу Хилтон» по вечерам, преобладали странные типы – лопающиеся от обилия наличных денег латиноамериканцы, больше похожие на наркоторговцев; смуглые, с узкими глазами нувориши из Таиланда и Гонконга, обвешанные золотыми украшениями как елочные игрушки; какие-то полуподпольные польские миллионеры. Одно время здесь можно было увидеть даже русских бандитов – массивных, чем-то похожих на быков мужчин в вызывающих малиновых пиджаках и с золотыми цепями на толстых шеях весом почти в килограмм. Потом они исчезли – так же неожиданно, как и появились. Но репутации казино это не прибавило, и «комод» так и стоял на набережной в центре Женевы как напоминание о далекоидущих планах и о том, во что это вылилось, столкнувшись с прозой жизни.

Когда Дениза проходила мимо, из подземного гаража отеля выкатились одна за другой две «БМВ» с тонированными стеклами, сквозь которые ничего нельзя было рассмотреть, и шмыгнули на набережную. Несколько поворотов – и они скрылись в одном из близлежащих переулков. Повезли очередных замаскированных гангстеров? Или это жены каких-то гонконгских миллионеров проигрались в пух и прах и спешили домой, под бдительные очи супругов, которые в случае чего могли и наказать их за такие проступки ударами плетью? Дениза покачала головой. Да, «Нога Хилтон» как был, так и остался весьма странным местом. Как и человек, который его построил и чьим именем – по первым буквам – он и был назван: Нессим Гаон. Он целое десятилетие воевал с российским правительством, требуя от него мифических отступных, пытался арестовывать русские парусные фрегаты, картины, боевые истребители, когда они попадали за границу, а в результате удовлетворился какой-то жалкой подачкой, которую кинули ему и которую практически тут же растратили его жадные многочисленные родственники. В конце концов его в принудительном порядке выселили из здания, поскольку он не мог больше оплачивать свои апартаменты.

Смысл истории такой: не строй казино, азартные игры – это грех. Жан Кальвин, основатель Женевской республики и кальвинизма, вообще мог бы послать строителя казино на костер. Как он делал с теми, кто пытался отвлечь женевцев от честного ежедневного труда на благо Бога и Республики.

Дениза вздохнула и по уютно изгибающемуся мосту де Берг перешла на другую сторону. Откуда-то с гор налетел порыв ветра и растрепал ее светло-каштановые волосы. Ей пришлось пригладить их рукой. С угла долетал аромат жареных каштанов – какой-то высокий худой негр стоял перед миниатюрной жаровней и изо всех сил раздувал в ней огонь, вороша каштаны. Дениза поморщилась. Жареные каштаны не относились к числу ее пристрастий. Многие любили их, а ей они совсем не нравились. Почему? Неизвестно. Может быть, кто-то из ее предков когда-то объелся жареными каштанами, а может, просто все дело в генах. Ведь это они, таинственные гены, микроскопические спирали ДНК, спрятанные где-то в глубине наших клеток и едва видимые даже в самые мощные микроскопы, определяют наши вкусы и пристрастия. Какой цвет нам нравится, какой – нет. Любим ли мы соленое или приходим в ярость от пересоленного блюда. Предпочитаем ли сладкое или, напротив, нас тянет к чему-то с кислинкой.

Дениза стиснула руки. Интересно, какие тайны скрывает ее ДНК? А может быть, там и нет никакой тайны? Все настолько элементарно и просто, что никаким особым устройством она и не обладает?

Дениза повернула направо и оказалась перед старинным зданием из серого кирпича с огромными стеклянными окнами. Сквозь стекло можно было увидеть огромные причудливые железные шестеренки, детали машин, какие-то немыслимые металлические валы с насаженными на них угрожающего вида зубцами. Это был импровизированный музей гидроэлектростанции, располагавшейся тут же, за углом. Когда отслужившие свой срок детали вынимали, то самые интересные из них помещали сюда за стекло, чтобы публика могла увидеть эти курьезные произведения технического гения. Витрина была красиво подсвечена, и в полутьме огромные металлические детали казались частями скелета какого-то диковинного ящера. Их металлические бока отливали мертвенно-бледным блеском.

Дениза пошла дальше по мосту де ля Машин, который, собственно, и представлял из себя электростанцию. До ее ушей донесся нарастающий гул воды. В этом месте Женевское озеро стремительно сужалось и из него вытекала река Рона. Та самая Рона, которая, пройдя через Лион, Валанс и Авиньон, широким победным потоком втекала в Средиземное море неподалеку от Марселя. Старинные плотины делали горловину озера еще более тесной, и вода озера хищно бросалась прямо на турбины гидроэлектростанции и вырывалась из них оглушительно шумящим потоком, отдавая Женеве дань в виде своей энергии.

Она остановились у чугунного парапета, над потоком бешено вырывающейся из железных створов воды. Еще несколько людей остановились на мосту де ля Машин, уставившись на проносящуюся внизу воду. А она на глазах меняла свой цвет от почти белой, пронизанной воздушными пузырьками, до темно-зеленой, похожей на бутылочное стекло, и дальше, успокоившись, превращалась в совсем темную, почти черную.

Дениза низко склонилась над перилами моста. Неподалеку трое испанских туристов выуживали из кошельков мелкие монетки, чтобы бросить в воду – согласно старинному поверью, это означало, что им суждено будет потом вернуться на это же место. Монетки сверкнули в пронизанном светом прожекторов воздухе и, описав плавную дугу, бесследно исчезли в кипящей воде. Туристы расхохотались и пошли дальше. У них было прекрасное настроение. Молодые, счастливые, они теперь были уверены, что приедут сюда еще не раз. Старинные поверья редко обманывают…

А я, что же я? – подумала Дениза. Почему я чувствую себя такой несчастной?

Несчастной?! Но… разве это не так?

Она застыла на месте. Конечно, она очень несчастна. Она чувствовала это почти каждый миг, каждую минуту – если только работа или какие-то неотложные дела не отвлекали ее. Почему ее жизнь стала похожей на какую-то бесконечную, растянутую во времени муку? А ведь вокруг много счастливых людей. Например, ее сестра Катрин, любящая своего мужа и искренне любимая им. Хозяин ресторана месье Жюбель и его супруга, бывшая манекенщица. Да и ее подружка Мирей, похоже, нашла свое счастье. Ее возлюбленный – студент Поль Мартиньи, хотя и не богат и намного моложе Мирей, а любит ее безумно. И Мирей от этой любви вся расцвела: стала мягче, женственнее, красивее, наконец. И у Денизы была любовь – страстная, пылкая, с необыкновенным человеком. Но она потеряла эту любовь, потеряла по собственной глупости. И нет ей прощения.

О боже, подумала Дениза, ведь так больше нельзя!

Без Паскаля ее счастье, ее радость кончились.

Дениза почти перестала дышать и вся ушла в бесконечную муку, не надеясь больше ни на чью помощь и чувствуя себя такой покинутой, такой несчастной, что хотела только одного – чтобы этот кошмар прекратился. Как? Она невольно уставилась на бурлящую внизу воду. Шумящая, бегущая непрерывным потоком вода невольно притягивала. Может, это и есть выход?

– Перебери баклажаны, Цзян! Они все должны быть идеальными. Если найдешь хоть один с червоточинкой, немедленно выбрасывай, не жалея! В нашем магазине должны остаться лишь отборные баклажаны. – Дядюшка Ван Юн Линь, хозяин овощной лавки, расположенной напротив моста де ля Машин, грозно сдвинул брови. – А не то мы снова оконфузимся, как это произошло, когда пришла мадам Совиньи. Ей были нужны баклажаны, чтобы приготовить праздничное блюдо к приезду дочери с внуками, а среди прочих ей попался один с изъяном. Ты помнишь, как она переживала?

Маленький Цзян кивнул.

– Помню.

– Это недопустимо! Люди, приходящие в нашу лавку, должны быть уверены, что здесь их никогда не подведут. И они получат товар только надлежащего качества. Который можно мыть и тут же бросать в кастрюлю. Или нарезать прямо на тарелку.

– Но разве существует такой товар, дядюшка? – робко осведомился Цзян. – Ведь червоточинки бывают даже у самых спелых, самых идеальных яблок.

– Ой, Цзян, не говори глупости! Все зависит только от того, как ты отбираешь товар. И где ты его выбираешь. Если ты стараешься выбрать самое лучшее, то твой товар и будет самым лучшим. Если же нет, ты просто опозоришься, торгуя всякой дрянью. Все, хватит спорить – иди и сделай то, что я тебе сказал!

Цзян послушно побежал в кладовку. Она вся ломилась от овощей и разных трав. В воздухе стоял дурманящий аромат зелени. Впрочем, к закрытию магазина от того великолепия почти ничего не должно остаться: товар у дядюшки Ван Юн Линя раскупали очень бойко и почти все, что привозилось в лавку с утра, к ночи уже исчезало с прилавков. Ну а то, что мадам Совиньи попался один некачественный баклажан, что ж, это и неудивительно, когда у лавки такой оборот. Как бы ни ругался дядюшка, за всем не уследишь. В любом магазине с таким количеством товара работает как минимум трое или даже четверо продавцов, а здесь он один. Дядюшка, видите ли, никому больше не доверяет. Хочет, чтобы у него работал один лишь Цзян. Конечно, это очень почетно, да и денег десятилетний Цзян получает немало, но все-таки иногда неплохо было бы и расслабиться. Взять, например, выходной, поехать в горы, но не кататься там на лыжах, а просто побродить, посидеть на теплых камнях, насладиться журчанием ручьев, которые бегут вниз, потому что где-то очень высоко, там, куда не залетают даже орлы, тают ледники.

Но, к сожалению, в лавке Ван Юн Линя практически не бывает выходных. И за неделю здорово устаешь. А за очередной неделей начинается следующая. И так – без конца. Год пролетает, а его и не замечаешь.

Цзян оторвался от овощей и распрямил спину. Как он ни привык к этой работе, а концу дня все равно побаливали руки и ноги и мышцы ломило. Приятная трудовая усталость, но, наверное, только китайцы способны так работать. Европейцев гнуть спину на такой работе не заставишь. Они предпочитают, чтобы за них это делали машины – все мыли, перебирали и упаковывали. Так, как это происходит в крупных магазинах вроде «Мигро», где машины сами перебирают овощи и фрукты и упаковывают их в прозрачный полиэтилен или удобные сеточки, а покупателям остается лишь подхватить их и оплатить на кассе.

Но Цзян прекрасно знал, что по-настоящему так торговать овощами нельзя. Овощи нельзя доверять машинам – их обязательно надо касаться руками, только тогда они сохраняют свои непревзойденные качества и у того, кто готовит из них блюда, все получается по-настоящему вкусно. Именно поэтому, несмотря на конкуренцию со стороны «Мигро» и «Коопа», их овощная лавка процветает.

Потирая спину, Цзян вышел из кладовки.

– Все в порядке? – спросил его дядюшка.

– Да, – сказал Цзян. – Выйду на минутку подышать воздухом.

Дядюшка кивком отпустил его. Цзян вышел на улицу, набрал полную грудь воздуха, потянулся. И сразу почувствовал, как его тело наполняет бодрость. Здесь, в нескольких десятках метров от турбин гидроэлектростанции, воздух был какой-то особый, точно пропитанный озоном, более бодрящий, чем в остальных частях города. Было таким удовольствием дышать им!

Но что это? Узкие глаза Цзяна еще больше сузились, когда он увидел молодую девушку, которая так низко облокотилась о чугунные перила моста, будто была готова в любую минуту соскользнуть вниз. Почему у нее несчастное лицо? Что случилось с этой красавицей – почему она с таким трагическим выражением смотрит на воду? Конечно, это не его дело, но Цзян почувствовал внутреннее беспокойство. У девушки был такой вид и она так смотрела на воду, которая бурлила внизу, что в голову невольно закрадывались самые мрачные предположения. А ведь она настоящая красавица, ей совсем не нужно беспокоиться по поводу своей внешности. Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.

Цзян повернулся, сделал несколько шагов и столкнулся лицом к лицу с дядюшкой Ван Юн Линем.

– Что-то случилось? – Дядюшка проницательно посмотрел на него.

– Да. – Цзян невольно сглотнул. – Там одна девушка на мосту… У нее такой вид, словно…

Дядюшка подошел к окну и посмотрел на мост де ля Машин. Его брови сдвинулись.

– Ты думаешь, что она…

– Я посмотрел на нее и сразу испугался, – выдохнул маленький Цзян. – Она ведь неспроста так смотрит на воду.

– Нет, неспроста… ты прав. – Ван Юн Линь задумался. – Вот что… Нам надо помочь ей. Хотя бы попытаться. Это же человек, в конце концов. Мы не знаем, что у нее там случилось, но… – Он сжал руку мальчика. – Подойди к ней. И попытайся пригласить ее к нам в лавку. Я заварю чай из трав. Может, она выпьет его и отойдет. Иди, Цзян. Не теряй времени!

Господи, пронеслось в голове у Денизы, все ясно: я никогда больше не буду счастлива, никогда не смогу испытывать радость. Все, что мне остается, это страдания, одни только страдания. И жуткие воспоминания о случившемся. Так стоит ли это продолжать? Не лучше ли… И она вновь уставилась на бурлящую внизу воду. Просто расслабить руки, которыми она до сих пор держится за перила, и тело само соскользнет вниз. Миг – и все будет кончено. Навсегда. И не будет больше ни боли, ни мук, ни отчаяния. Наверное, так лучше. Надо лишь постепенно расслаблять руки, и… все случится само собой.

– Мадемуазель… – вдруг услышала она. – Мадемуазель! – Кто-то теребил ее за рукав.

Дениза резко повернулась. Перед ней стоял маленький китайский мальчик.

– Что… что случилось? – слабым голосом произнесла она.

– Меня зовут Цзян. Я работаю в этой лавке. – Маленький китаец махнул рукой в сторону овощного магазинчика, располагавшегося прямо напротив моста. Он как-то странно улыбнулся. – Я увидел, что ты стоишь на мосту и тебе очень холодно, и я решил… предложить тебе чаю.

– Чаю?!

– Горячего, зеленого. – Он снова улыбнулся. – Чтобы ты согрелась. А то ведь ты совсем замерзла, наверное. – Он потянул ее за рукав. – Пошли, сейчас ты согреешься! Пошли!

Слабо упираясь, Дениза позволила маленькому Цзяну довести себя до лавки. Но, увидев прямо перед собой вывеску с иероглифами, вздрогнула и стряхнула его руку.

– Ладно, мальчик, все в порядке, я пойду.

– Куда ты пойдешь? Сначала выпей чаю! – Мальчик покачал головой. – А то дядюшка Ван Юн Линь обидится.

– Кто такой Ван Юн Линь?

– Хозяин лавки, – с гордостью проговорил маленький китаец. – Ну пошли!

Сопротивляться было бесполезно. Дениза позволила Цзяну втянуть себя в лавку.

Навстречу ей поднялся очень худой и подвижный пожилой китаец. Его высокий лоб прорезали морщины, глаза приветливо искрились.

– Очень рад, мадемуазель! – Он склонился в церемонном поклоне. – Извините, что Цзян был так настойчив – просто я еще не обучил его в полной мере вежливости. Я могу сделать что-то для вас?

– Я хотел предложить мадемуазель зеленого чаю, – влез в разговор Цзян. – Целебного. Из той жестяной коробки, помнишь, дядюшка?

– Ах ты маленький негодник – опять влезаешь в беседу взрослых людей! – покачал головой хозяин лавки. – Вы хотите зеленого чаю, мадемуазель?

– Не знаю, – выдавила Дениза.

– Хорошо. – Ван Юн Линь снова склонился перед ней в церемонном поклоне. – Сейчас я его заварю. Подождите минутку.

Цзян показал на застеленное коврами небольшое возвышение.

– Садитесь сюда, мадемуазель. Это самое почетное место. Духи охраняют его.

– От кого? – слабо проговорила Дениза.

– От всякого зла, – серьезно ответил мальчик и так посмотрел на нее, что она невольно отвела глаза.

Похоже, он догадывается, что только что произошло – вернее, чуть не произошло – на мосту, подумала она. Неужели он что-то успел увидеть?

Старый китаец вышел из невысокого дверного проема, бережно неся фарфоровую пиалу с чаем.

– Прошу вас, мадемуазель. – Он подал ей пиалу и посмотрел на Цзяна. – А с тобой мы будем пить вместе из одной пиалы, молодой человек.

Дениза взяла небольшую, искусно расписанную пиалу. Изящные драконы на ее боках сражались с оскалившими зубы тиграми, а в воздухе вокруг них расцветали яркие лотосы.

– Это зеленый чай из провинции Хайнань, мадемуазель, – проговорил Ван Юн Линь. – В Китае он слывет самым целебным. Многие вообще считают его не чаем, а чем-то вроде лекарства. Он возвращает человеку бодрость, нормализует работу сердца, благотворно влияет на зрение, а самое главное, – он сделал многозначительную паузу, – улучшает настроение. Тот, кто его выпьет, обычно сразу чувствует себя счастливым и полным сил. Пейте, пожалуйста. – Он сам сделал большой глоток и передал пиалу Цзяну.

Дениза поднесла фарфоровую пиалу к губам и сделала глоток. Чай оказался терпким, напоенным какими-то непривычными ароматами. Непривычными, но очень приятными. Действительно, необычный напиток. И, похоже, на самом деле бодрящий.

– Ну как, нравится? – Ван Юн Линь улыбнулся. – Пейте, не стесняйтесь. Если надо, я заварю еще.

– Спасибо, – прошептала Дениза. – Думаю, мне хватит.

– Вам стало теплее? – подал голос маленький Цзян. – А то я боялся, что вы замерзли там, на мосту. – Он внимательно смотрел на девушку.

– Все в порядке, – проронила она. А ведь мальчишка, может быть, спас меня от смерти, вдруг пронеслось у нее в голове. Только не говорит об этом – ни словом, ни даже намеком. Но не зря же он появился на мосту…

Пиала опустела. Дениза поставила ее на небольшой табурет и поднялась.

– Спасибо. Замечательный чай! Мне было очень приятно. А сейчас мне надо идти.

– Подождите минутку, пожалуйста. – Ван Юн Линь умоляюще посмотрел на нее и исчез. Через мгновение он вернулся с небольшим бумажным пакетиком в руке.

– Держите. Я отсыпал вам немного чая. Заварите, когда будет настроение. – Он широко улыбнулся. – Вернее, когда его не будет.

– Спасибо, – пробормотала Дениза.

– И заходите в нашу лавку. Обязательно! – воскликнул маленький Цзян. – Ведь у нас, может быть, самые лучшие овощи во всей Женеве!

Паскаль Авениль сидел на террасе ресторана «Ля мер» в Малабо, столице Экваториальной Гвинеи, и не отрываясь смотрел на океан.

Точнее, это был не океан, а Гвинейский залив. Атлантический океан начинался уже потом – через сотни километров западнее. Но, поскольку на берега Гвинейского залива выходило больше десятка стран, его смело можно считать океаном.

– Что-нибудь еще, месье? – Вышколенный официант, выросший на террасе возле стола, с надеждой смотрел на него. – Что-нибудь еще, месье? – повторил он.

Паскаль вздрогнул.

– Нет-нет, больше ничего не надо, – пробормотал он. – Спасибо.

Официант отошел, а Паскаль, словно утопающий за соломинку, схватился за свой стакан с недопитым коктейлем. Коктейль стремительно нагревался в слишком теплом тропическом воздухе, его надо было или выпить сразу, или заказывать новый, холодный, но Авенилю, по правде говоря, было совсем не до коктейлей. И не до ресторанов.

Существовал, пожалуй, лишь один ресторан в целом мире, куда он желал бы попасть. Тот, в котором он когда-то ощущал настоящее счастье. И не только счастье, но и предвкушение настоящего чуда.

К сожалению, этот ресторан находился слишком далеко от него. На берегах другого водоема, который тоже можно было считать почти морем, – Женевского. Но Паскаль сомневался, что если даже он попадет туда, то сможет снова испытать то, что хранилось в его памяти как минуты непередаваемого счастья и безграничного блаженства.

В одну и ту же реку нельзя войти дважды. А человеческие отношения – это не какая-то фарфоровая ваза, которую, даже разбив на тысячи кусков, можно все-таки склеить и она будет выглядеть как новая. И, возможно, будет даже крепче, чем прежде, – такие теперь изобрели клеи. Но человеческие отношения – это не фарфор. Если они когда-то были разбиты, восстановить их невозможно. Почти никому это не удавалось. А магия любви действует лишь в течение очень короткого времени, чтобы потом исчезнуть без следа.

Дениза… Ее лицо неотрывно стояло перед глазами Паскаля. И только когда он занимался научной работой, когда исследовал под микроскопом штаммы опасных вирусов, когда колдовал над бесчисленными колбами и ретортами, когда нащупывал пути к победе над этой нечистью, память о Денизе на время отступала.

Чтобы потом с удвоенной силой вернуться вновь.

Наваждение? Да, это было своего рода наваждением. И, может быть, даже проклятьем… Но Паскаль ничего не мог с этим поделать. Это было сильнее его. Куда бы он ни ехал, эти мысли и чувства все равно оставались с ним. И настигали его в самый неподходящий момент.

Хотя разве есть моменты, неподходящие для мыслей о любви? Но любовь ли это теперь? Может быть, это уже нечто совсем иное?

Паскаль не знал, не мог отдавать себе в этом отчет и поэтому мучился еще больше.

– Месье, может быть, все-таки принести чего-нибудь? – вновь зашептал у него над ухом официант. Хозяин ресторана уже предупредил его, как много сделал этот человек для их маленькой республики, сколько жизней он, возможно, уже спас своим самоотверженным трудом, и молодой официант изо всех сил старался сделать ему приятное.

– Да, – хрипло проговорил Паскаль. – Принеси мне еще коктейль.

– Вам сделать такой же? Или другой? – С готовностью подхватил его бокал официант.

– Такой же…

Паскаль вновь остался один. Он и океан. И никого рядом.

Он невольно опустил глаза. Женевское озеро было все-таки гораздо меньше. Если на нем не было тумана, с одного берега был отчетливо виден другой. И, самое главное, рядом с ним была она. Он скрипнул зубами. Дениза, Дениза, ну почему же все так случилось?

Паскаль знал почти все о том, что оставалось тайной для большинства человечества, – о микробах. Но ответа на этот вопрос у него не было.

А ведь он был самым важным для него!

Первый снег в Сен-Серге выпал как раз в тот день, когда у Денизы был выходной. Об этом сообщило в новостях телевидение.

Она взяла лыжи и поехала в горы. Дорога до Сен-Серга заняла больше времени, чем обычно, – кроме нее, многие увидели телевизионные новости и загорелись желанием попробовать первый снег. В длинной веренице машин, следующих из Женевы, Коппе и Ниона, попадались автомобили с французскими номерами и с номерами дипломатических миссий таких стран, как Австралия, Бангладеш, Доминиканская Республика: их сотрудникам тоже не терпелось опробовать первый снег.

Чтобы скоротать время в дороге, Дениза включила плеер и настроилась на волну «Радио 3». Передавали легкую танцевальную музыку, с акцентом на классику семидесятых годов. Но когда она услышала знаменитую «I will survive» Глории Гейнор, то не выдержала и выключила радио. И долго сидела без движения, просто уставившись в окно. Слишком много воспоминаний и эмоций пробудила в ней эта песня, и все они были невеселые…

Но когда впереди показалась заснеженная гряда Альп с поблескивающими на солнце острыми пиками, которые опоясывали густые сосновые леса, Дениза оживилась и приникла к стеклу – теперь она чувствовала радость от того, что выбралась в горы, что может своими глазами увидеть это чудо – приход зимы.

Автобус вскоре остановился, и люди высыпали из него, вытаскивая лыжи, палки, рюкзачки с едой. Дениза тоже вышла вместе со всеми, прищурилась на солнце, тут же нацепила темные очки – снег сверкал так ослепительно, что немудрено было и повредить глаза.

Мимо нее текли десятки людей в ярких лыжных комбинезонах, тащили в специальных рюкзачках и сиденьях детей, отовсюду слышался смех, радостные возгласы, а из близлежащего ресторана долетал дразнящий аромат свежевыпеченного хлеба.

Это потом, подумала Дениза, широко улыбаясь. Сначала спорт. И снег.

Она нагнулась, набрала в ладонь немного снега и приложила к лицу. Снег пах первозданной альпийской свежестью, удивительно чистым воздухом Сен-Серга и солнцем, которое уже успело пропитать все вокруг.

Не теряя времени, Дениза надела лыжи и решительно взмахнула палками. Вперед!

Чистый горный воздух был напоен смолистым ароматом сосен. Скользя по сверкающему снежному насту, вдыхая чистейший, как родниковая вода, альпийский воздух, она подумала, что обязательно будет раз в неделю кататься на лыжах.

Ярко сияло солнце, цветные костюмы лыжников красиво выделялись на заснеженных склонах, белизна слепила глаза, и лишь свист лыж, взрезающих наст, нарушал плотную тишину, которая лежала на склонах окрестных гор. Денизе казалось, что она словно парит высоко в ясном лазурном небе. Прозрачная синева окружала ее со всех сторон, и она парила легко и стремительно.

Солнце, ослепительно-белое и холодное, сверкало в вышине.

Она мчалась все быстрее… Горы, над которыми простирался ее полет, тянулись внизу бесконечной чередой сияющих вершин и слегка подернутых туманом впадин.

А где-то совсем далеко, почти у самого Женженса, их опоясывала ярко-зеленая кромка, оттеняя своей изумрудной свежестью торжество снежной белизны. Туда зима еще не добралась. В Женженсе она должна была наступить как минимум через месяц.

Доехав до самого низа склона, Дениза остановилась. Она встала, опираясь на палки, и посмотрела вверх.

Снизу ей было отчетливо видно, как ползут к вершинам крохотные кабинки фуникулеров, цепляясь за еле различимые ниточки тросов, а навстречу им стремительно скатываются по снежным трассам, сбегающим с самых вершин, маленькие яркие фигурки лыжников.

Снизу трассы казались руслами рек, местами – широкими и прямыми, местами – совсем узкими и извилистыми. Скованные льдом и запорошенные снегом, они петляли между скал, поросших густыми хвойными лесами. Трассы были похожи на водопады в горах, чей феерический бег внезапно и бесцеремонно остановили, сковав толстым слоем льда и снега. Но и укрощенный, он был опасен, увлекая за собой отважных лыжников, рискнувших преодолеть эту трассу.

На самом деле ничего страшного тут нет, подумала Дениза. Надо только обладать хорошей техникой. И уметь проходить повороты, не падая. О чем тут говорить – люди уже давно спускаются на лыжах с Монблана, недавно кто-то скатился с самого Эвереста!

И действительно, миниатюрные фигурки лыжников продолжали свой безостановочный стремительный спуск – полет туда, вниз, где зеленеют альпийские луга, а в маленьких барах предлагают горячий глинтвейн, источающий восхитительный аромат красного вина и корицы.

Дениза улыбнулась. Жизнь все-таки прекрасна, несмотря ни на что.

Небо над альпийскими вершинами, по-прежнему ясное и безоблачное, простиралось ввысь, словно прозрачная стена волшебного света. Дениза набрала в грудь побольше воздуху. Вперед, вперед. Теперь ей хотелось попробовать другой, восточный склон Сен-Серга.

Он был покрыт густыми зарослями елей. Высокие косматые ели стояли все в серебряном инее.

Дениза решительно направилась вверх, в гору.

Снег, исполосованный тенями деревьев, расстилался у нее под ногами, как огромная белая с синим тигровая шкура. Солнечный свет был оранжевым среди еловых ветвей и сине-зеленым в свешивавшихся с деревьев бородах мха. А когда она вышла из леса, то увидела перед собой огромные круглые склоны, и девственный снег на них мерцал алмазными блестками.

Теперь можно спускаться вниз. Она оттолкнулась палками и понеслась. Но, неудачно выбрав угол, упала. Она сердито стерла с лица снег. Такого с ней уже давно не случалось. Она снова сильно оттолкнулась и понеслась вниз. Но опять что-то не рассчитала с прохождением поворота – и осталась лежать в снежной куче.

Что за чертовщина! – подумала она. Я катаюсь, точно какая-то француженка, впервые в жизни вставшая на лыжи!

Но не успела она проехать и сотни метров, как снова упала. И еще раз. Она поднялась и вдруг почувствовала, что обрела его, это самое чувство равновесия. Как будто у нее выросли крылья. Она поехала вниз по склону, и сердце ее замерло от восторга. Казалось, она летит. Ей нравился хруст снега под лыжами и ветер, бьющий в лицо. На снег уже невозможно было смотреть – так он сверкал. Неяркие тени от редких деревьев расплывались на поверхности наста. Все быстрее, быстрее… Она испытывала такое чувство упоения лыжами и собой, какого уже давно не ощущала.

Весь день она совершала головокружительные спуски и подъемы и уже под вечер, усталая, возвратилась домой.

В целом поездка в горы была такой приятной, что на какое-то время Дениза даже забыла о своих страданиях. Она приняла душ и, напевая, вернулась в комнату.

Неужели это пою я? – удивилась Дениза. Давно этого со мной не случалось.

Она подошла к зеркалу. На нее смотрела молодая красивая голубоглазая женщина с румянцем во всю щеку. Светло-каштановые волосы отливали золотистым блеском. А что, ничего, подумала она. Только глаза очень грустные. Она вздохнула. Видно, счастье слегка коснулось меня и ушло стороной. Но винить некого. Я сама во всем виновата.

Раздался звонок в дверь. Дениза вздрогнула. Кто бы это мог быть? Наверное, соседи. А может, дядюшка Легран? Иногда он любил заходить к ней по вечерам без звонка и вспоминать всякие смешные истории из ее детства или делиться с ней маленькими сплетнями из жизни обитателей дома. Все это действовало на нее успокаивающе.

Дениза подошла к двери и распахнула ее. И тут же в ужасе отпрянула назад. На пороге стоял Клод Агосса, который крепко держал под руку… Паскаля.

Клод грустно улыбнулся Денизе.

– Здравствуй и прощай, Дениза. Навсегда. Я возвращаюсь в Того. Только дома я смогу найти понимание. И, надеюсь, любовь. Когда-нибудь. А что касается того бандита… знаешь, Дениза, он ведь вовсе не бандит. Это мой приятель, Франсуа. Он учится в театральной студии, мечтает сниматься в кино. Я попросил его тогда сыграть роль злодея. Ну что ж, у него неплохо получилось…

И, не смея приблизиться к ней, Клод круто повернулся и исчез, закрыв за собой дверь.

Паскаль остался. Дениза подняла глаза. Боже, как он красив! Еще красивее, чем в ее снах! Только виски чуть посеребрила седина.

– У тебя седые волосы… – Она подошла к нему и нежно провела рукой по волнистым волосам.

– Только чуть-чуть. – Он не отрываясь смотрел в ее глаза, похожие на голубые озера. – А знаешь, ты стала еще красивее.

– Это меня не радует, – вздохнула Дениза. – Я потеряла все: любовь, дружбу… Ради чего жить? Чему верить?

Паскаль нежно обнял ее. Она положила голову на его плечо и закрыла глаза.

– Где ты так долго был? Я так тебя ждала… – прошептала она.

Паскаль вздохнул.

– Мой рассказ будет долгим, – начал он. – Дело в том, что после предотвращения эпидемии в Того меня отправили в инспекторскую поездку по другим странам Африки. Это было необходимо, иначе нельзя было быть уверенным, что вирус погиб окончательно, что он больше не выстрелит где-нибудь из-за угла и трагедия не начнется вновь. Подъехали мои коллеги, подвезли новейшее оборудование. Большой группой мы исколесили Гану, Камерун, Экваториальную Гвинею. Прилетели в Женеву только сегодня. Но когда я подъехал к дому, на меня набросился какой-то человек. Я решил, что он хочет убить меня.

При этих словах Дениза задрожала всем телом и прижалась к Паскалю.

– А он стал передо мной на колени и умолял выслушать его. С трудом я узнал в этом человеке старшего официанта из ресторана «Жемчужина озера». Я даже забыл его имя. Он сказал, что уже месяц прячется около моего подъезда в надежде встретиться. Пришлось пригласить его к себе. – Паскаль тяжело вздохнул. – И он мне все рассказал. Я был в шоке. Какая страсть кипела в этом Отелло! Какая безумная ревность толкнула его на этот безумный поступок! Но он, знаешь… – Паскаль внимательно посмотрел Денизе в глаза. – Знаешь, я его простил. В своей жизни я видел столько горя, только смертей, что не мог не простить его. К тому же, – он улыбнулся, – я знаю его родителей. Его единственного племянника, который носит мое имя. Я его простил, – повторил Паскаль. – Я не мог иначе…

– А меня, меня ты тоже простишь? – прошептала Дениза. – Я так перед тобой виновата. Я поверила откровенной лжи, отказалась от любви… Я…

– В эту ложь трудно было не поверить, – грустно усмехнулся Паскаль. – Клод оказался очень хитроумным. Он все подготовил, все рассчитал. А ты молодая, доверчивая, горячая. Но я знаю: что бы ты тогда ни говорила, ты продолжала любить меня, как я любил тебя. Правда?

Дениза подняла на него сияющие глаза.

– Да, Паскаль, я любила и люблю тебя! Люблю больше жизни! Если бы ты знал, как я страдала все это время. Без любви, без дружбы, я не знала, во что мне верить.

Паскаль подвел ее к креслу, сел и посадил Денизу к себе на колени.

– Верь весне, любимая! Знаешь, совсем недавно мы работали в Экваториальной Африке. И вот как-то вечером зашли в местное кафе. Там сидел один пожилой француз. Он нам очень обрадовался. Хозяин кафе сказал, что француз был когда-то актером, но спился. И иногда за бокал вина ему разрешают читать посетителям стихи. Мы поставили ему бутылку вина и весь вечер слушали стихи. Он знает их великое множество. Известных и неизвестных, принадлежащих поэтам самых разных стран и народов. Одно я слышал впервые, но запомнил. Хочешь, я тебе его прочту?

Дениза кивнула.

Паскаль встал.

– Тогда слушай!

Дениза молчала.

– Не знаю, кто автор этих строк. Но, по-моему, они про нас с тобой, – сказала она наконец. – Наши души пережили такие страдания и скорбь! Но, может, они от этого только окрепли? Кто знает… Одно ясно: весна не за горами. Вновь зацветут тюльпанные деревья. Вновь в сердце постучит надежда. Ты в это веришь? – Она посмотрела прямо в зеленые глаза Паскаля и неожиданно для самой себя застенчиво улыбнулась.

– Верю ли я? – Паскаль поднял Денизу на руки и закружил по комнате. – Я это знаю!