Любовь надо заслужить

Антония

Не хочу ни посещений кладбища, ни новых встреч, я бы взглянула еще раз на мост, откуда, как считает Д’Авалос, бросился Майо. Но как туда добраться? На мой вопрос, сколько стоит такси до Понтелагоскуро и обратно, портье ответил: “Максимум пятьдесят евро. Если хотите, можно доехать автобусом, он отправляется с площади Травальо”.

В другое время я предпочла бы автобус, но сейчас, с животом, выбираю такси. Только завтра утром, не хочу оказаться в густом тумане, как вчера.

Понтелагоскуро… Какое странное название! Я не видела там озера, только реку. Сажусь за столик в баре, где мы встречались с Д’Авалосом, и включаю свой iPad. Никаких озер, ни темных, ни светлых. Понтелагоскуро – так назывался поселок, уничтоженный во время Второй мировой войны, поэтому его еще называют “город, которого нет”. Город, которого нет… озеро, которого нет… мальчик, которого нет… Майо выбрал отличное местечко, чтобы исчезнуть, если предположения Д’Авалоса верны.

Допустим, Майо мог быть в той машине вместе с Сандро и Ренато. Надо бы позвонить маме. Интересно, помнит ли она тетю Микелы и как отнесется к известию о возможном романе ее мамы, моей бабушки? Может, она знала об этом? А может, тетя, у которой Альцгеймер, перепутала ее с кем-то другим или пересказала Микеле пустые сплетни.

Что я скажу Альме о том, где я? Вчера я придумала, что не могу говорить, теперь придется изобрести что-то новенькое.

С тех пор как я здесь, Лео так и не позвонил. Обычно он звонит раза три на дню, может, недоволен, что я уехала. Если ему что-то не нравится, он замкнется в себе, но ни за что не признается. Я видела, как он ведет себя с мамой и с сестрами. А может, ничего страшного в том, что не позвонил. Лео на меня никогда не обижается. Сегодня утром, перед встречей с Микелой, я написала ему: “Скучаешь?”, а он ответил: “Конечно”. Конечно, и все.

Позвоню-ка ему сама, почему он всегда должен первым звонить мне? Просто потому, что я так привыкла?

– Здравствуй, это я, мать твоих детей, ты меня помнишь? – произношу в ответ на его тихое “Алло”.

– Привет, я на собрании, извини, перезвоню вечером, – говорит он коротко.

Вечером? А я хотела пригласить его вечером сюда на ужин. Всего каких-то сорок пять минут по автостраде.

– Перезвони, как сможешь, целую, пока, – отвечаю бодрым голосом, изо всех сил стараясь скрыть разочарование.

Такого еще не случалось, чтобы Лео был на собрании, когда я звоню. И что за собрание? Вряд ли сегодня в Болонью приехал министр внутренних дел. Не думаю, что все прочие, включая начальника городской полиции, сочтут за оскорбление, если комиссар Капассо ответит на телефонный звонок.

Ловлю себя на мимолетной мысли, а действительно ли я в него влюблена? Ну да, конечно, как же иначе? Почему я себя об этом спрашиваю? Потому что познакомилась с Луиджи Д’Авалосом?

Что за легкомыслие, откуда? Это новое для меня гормональное состояние беременной женщины? Даже не знаю, по душе ли мне такое кокетство: отчасти оно меня забавляет, отчасти тревожит. Если бы дело происходило в одном из моих детективных романов: комиссар полиции – романтичный красавец, – то, пожалуй, да, но в реальной жизни – нет. Перезваниваю Лео, чтобы прогнать ненужные мысли, а он не отвечает. Оставляю сообщение на автоответчике: “Приезжай вечером на ужин, расскажу, как идет расследование. Скучаю”.

Время обеда, и мои размышления о том, что бы такое съесть, прерывает длинная эсэмэска, но не от Лео. Это Луиджи Д’Авалос: “Если ты еще не обедала, попробуй пастиччо из толстых макарон по-феррарски в баре напротив гостиницы, там делают порции миньон. Если хочешь пообедать в компании, приглашаю тебя в ресторан, где готовят прекрасную запеканку по рецепту Лукреции Борджия”.

Я бы хотела пообедать в компании. С Луиджи. Но отвечаю: “Та самая Лукреция, отравительница? Лучше не надо”.

А он: “Выдумки. Добрую женщину оклеветали. Заеду за тобой через десять минут и все расскажу”.

Не буду спрашивать, откуда он знает, что я в гостинице, он ответит, что полицейскому положено все знать. Ограничусь скромным отказом: “Большое спасибо, в следующий раз”.

Зачем я так ответила? Чувствую себя виноватой, а почему? Боюсь, что Лео не понравится, что я обедала с Д’Авалосом? В этом городе я меняюсь. С тех пор, как я жду Аду, у меня всегда хорошее настроение, но сейчас все по-другому.

Надо разработать план действий, подстроиться под здешний ритм, не такой, как в Болонье, наоборот, медлительный, неопределенный.

Кафе, рекомендованное Луиджи, – большая кондитерская на углу. Сажусь за квадратный столик и заказываю макаронную запеканку.

– Вам нежную или острую? – спрашивает официантка.

– Минуточку, извините, – пишу Луиджи: “Запеканку рекомендуешь нежную или острую?”

Понимаю, что тем самым пытаюсь сгладить резкость своего отказа и помириться, показать, что следую его советам. “Нежную, Антония, нежную”, – приходит ответ. Можно ли в эсэмэске передать состояние человека? В его – смертельная усталость.

Запеканка вкуснейшая: макароны с соусом бешамель, грибами и чем-то еще непонятным, запеченные в нежном тесте. Съедаю две. Я решила, что пойду на кладбище, к бабушке с дедушкой.

Кассирша в баре говорит, что Чертоза отсюда в десяти минутах, и показывает дорогу в моем iPad’e. Молодая особа, элегантно одетая, тщательно причесанная, с выдающимся носом. Я бы сказала, владелица художественной галереи. Протягивая мне сдачу, показывает на живот: “Девочка, да?” Наконец-то тебя заметили, Ада.

“Хотя бы кофе?”

Сообщение от Д’Авалоса застает меня на пути в Чертозу. Возвращаюсь назад.

Все-таки я провожу расследование, а он может помочь. Времени у меня немного, Ада должна родиться 4 июля. Хорошо, что будет лето: Аду ждет теплый прием и много света. Лео хочет, чтобы я поехала в Саленто к его родным, но я предпочитаю остаться с ним, а не с его мамой. Она – замечательная женщина, бодрая, веселая, следит за собой, стильно красит волосы. Гостеприимная, как и сестры Лео. У них хорошо, но я рада, когда мы возвращаемся домой. Я не привыкла к чересчур эмоциональным отношениям в семье.

Альма предложила после рождения Ады снять домик на холмах в районе Порретты или Сантар-канджело, поближе к морю.

Интересно, какое в Ферраре лето? Надо бы спросить у Микелы…

Но почему-то спрашиваю у Д’Авалоса.

Он встает мне навстречу из-за столика около окна в том же баре во дворе гостиницы. Да, он красив, но сегодня его красота волнует меня меньше.

– Какая погода в Ферраре летом? – спрашиваю вместо приветствия.

– Душно. Очень душно. Ни ветерка, как в Болонье. Город становится пустынным и от этого еще более очаровательным. Все уезжают на побережье, это рядом. Летом туда ехать не советую, если хочешь, поедем сейчас.

– Сейчас? Через три часа стемнеет!

– Это не займет много времени. Представляешь, море зимой: пустынный пляж, одинокие корабли… замечательно! Едем?

– С Раффаэле?

– Нет, одни.

– Ты разве не на работе?

– На работе. Мне нужно тебе кое-что рассказать.

– Хорошо, поехали.

Не могу устоять перед таким предложением. Конечно, у меня были совершенно другие планы, но мне нравится их менять.

Сажусь рядом с водителем. Машина не та, что в прошлый раз, – маленькая, красного цвета.

– Твоя?

– Нет, жены.

Про жену я как-то не подумала.

Луиджи едет быстро, как подобает полицейскому Выезжаем из города через большие арочные ворота, едем по периферии, затем попадаем на пустынную автостраду Вокруг, насколько хватает глаз, тянутся поля и вереницы тополей. Туман рассеялся, стоит прекрасный мартовский денек. Чувствуется приближение весны. Иногда среди полей появляется домик, как одинокая лодка в открытом море.

– Что ты хотел мне рассказать? – спрашиваю я, мы уже минут десять едем молча.

Просто удивительно, как меняется у него настроение, я чувствую это кожей. Сначала настаивает на встрече, предлагает необычную прогулку, а потом молчит.

– Я разговаривал с одним коллегой, он уже на пенсии, живет в Вероне, но помнит про дело Сорани. Именно от него потянулись ниточки к той самой партии героина, от которой умерли Ренато и Сандро. Их смерть привела к расследованию цепи важных событий в истории наркотрафика в Италии. В итоге удалось арестовать двух очень крупных авторитетов.

– Мама сказала, что того, кто продал им героин, так и не нашли.

– Мелких торговцев и тех, кто их снабжал, нет, но следствие велось на национальном уровне, за его ходом следил сам шеф полиции. Те двое арестованных были действительно настоящими бандитами. Боссы сицилийской мафии. Смерть Сандро и Ренато, исчезновение Марко стали началом крупной операции по борьбе с оборотом наркотиков. После этих арестов сбыт героина перешел из-под контроля мафии к каморре.

Не понимаю, какое это имеет к нам отношение. Ко мне, к моей маме, к нашей неожиданной поездке на машине жены Луиджи Д’Авалоса к мартовскому морю.

– И что это меняет?

– Были очень тщательные проверки, были задействованы все силы национальной полиции. Если бы Марко был жив, его бы нашли. Полагаю, что все случилось именно так, как я вчера говорил. Он либо упал, либо бросился с моста в По.

– Почему из-за двух парней, умерших от передозировки, так закрутилось все? – не могу удержаться, чтоб не задать вопрос. – Из-за давления моего деда?

– Твой дед, при всем к нему уважении, тут ни при чем. Бабушка при чем. Она была знакома с префектом. Близко знакома. Думаю, Марко мог быть его сыном. – Луиджи бросает на меня пристальный взгляд.

– Чьим сыном?

– Префекта.

– Майо? Брат Альмы?

– Да.

– Что за чушь? Майо был всего на год младше мамы. Точнее, на пятнадцать месяцев. Не могу представить себе, что после рождения Ады я заведу себе любовника и через шесть месяцев снова забере… – останавливаюсь на полуслове. Моя беременность, однако, не помешала мне оценить привлекательность мужчины, который сейчас ведет машину и с которым я только вчера познакомилась. Могу ли я поручиться, что не влюблюсь через шесть месяцев, или девять, или через год? Если уж быть до конца откровенной, то нет.

Наверное, уши у меня покраснели, хочется глотнуть свежего воздуха. Мы съехали с автострады на сельскую дорогу, обсаженную платанами.

– Где мы? Сколько еще ехать?

– Мы на Ромеа, эта дорога соединяет Венецию с Равенной. Через пять минут будет Лидо ди Спина, там выйдем. Покажи-ка обувь, – смотрит на мои сапоги с резиновой подошвой и одобряет: – Отлично!

Въезжаем в сосновую рощу, где разбросаны белые двухэтажные домики с наглухо закрытыми окнами и дверьми. Дороги здесь в выбоинах, асфальт взбугрился от корней. Вокруг ни души. Немногочисленные бары, пиццерии – все закрыто. Запустение, грусть, поселок-привидение.

Я опустила окно и тотчас почувствовала удивительный запах – запах сосен, запах моря.

– Здесь и зимой живут?

– Да, человек пятьдесят. Но не в этом районе.

Идем к морю. На каменных стенах – поблекшие вывески с привычными летними перепевами: “Пляж Маяк”, “Якорь”, “Золотой песок”, “Компас, Коралл.

Прошли между домами, выходим на берег. Какой огромный пляж! Я бывала в Римини и Риччоне, но здесь совершенно пустынная, широкая и бесконечно длинная прибрежная полоса.

Мы идем вдоль линии прибоя на север, к пирсу. Чувствую на лице соленые брызги, морской воздух мне полезен, голова прояснилась.

Если у бабушки был любовник и от этой связи родился Марко, разве это что-то меняет для меня и для Альмы?

Узнай про это Альма, что бы она сказала?

Разве это повлияло бы на то, что случилось потом?

– Как ты узнал? – спрашиваю у Луиджи.

Мы шагаем рядом, кутаясь в пальто. Южный ветер дует нам в спину.

– Мне рассказал Порта, тот самый помощник инспектора. Три года назад он вышел на пенсию в должности комиссара, я занял его место. А он, в свою очередь, слышал это от комиссара Дзанни, который вел следствие. Твоя бабушка Франческа была любовницей префекта Кантони. Марко – его сын. Вот почему все так закрутилось, когда он пропал.

– А мой дедушка знал?

– Порта считает, что твоя бабушка после рождения Майо решила порвать отношения с префектом и остаться с мужем. Он не знает, был ли муж в курсе. Префекта давно нет в живых, его жена и дочь дружили с комиссаром Дзанни. Когда Марко пропал, твоя бабушка просто с ног сбилась, а префект пообещал ей, что найдет его, живым или мертвым.

– Значит, у Майо кроме моей мамы есть сводная сестра?

– Сестра и два брата: сыновья у Кантони родились позднее.

– Где они живут?

– Думаю, в Риме. И думаю, что они ничего не знают и не должны знать про эту историю.

– Зачем ты мне это рассказал? – Я нагибаюсь, чтобы поднять маленькую ракушку. Конечно, я расстроена, но стараюсь не выдать себя.

– Потому, что ты хочешь узнать правду. Твой муж сказал, что, если тебе что-то взбредет в голову, ты пойдешь до конца. Читая дело Сорани, я понял, что это была очень серьезная история, ты даже не представляешь, сколько в этом деле томов. Я видел фотографии тех парней и Марко тоже. Ты в курсе, что очень похожа на него? – Он останавливается и смотрит на меня.

– Нет. Мама никогда не показывала мне его фотографии. До недавнего времени это была запретная тема.

Луиджи хочет что-то сказать, но осекается. Продолжаем двигаться к пирсу – только мы двое на всем побережье.

– Вчера, когда Порта рассказал мне про твою бабушку и префекта, я думал, что не буду тебе ничего говорить, просто дам направление поиска, обозначу ориентиры. Но потом увидел тебя с этим животиком, и… все понял. – Он останавливается. – Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет, Антония, какая ты. Ты же вся – как на ладони, настолько открыта и беззащитна.

– Значит, ты заметил живот, – говорю очевидную глупость только для того, чтобы скрыть смущение, вызванное его словами.

– Я даже знаю, что там девочка, – кивает он, улыбаясь.

– Откуда ты знаешь?

– Изабелла сказала.

– А кто это?

– Кассирша в баре, где ты ела макаронную запеканку, – девушка моего знакомого. Вообще-то она актриса, но сейчас сидит без работы. Я хотел угостить тебя кофе, поговорить, но ты уже ушла. Я смотрел по сторонам, и Изабелла сказала, что если я ищу “ту особу, которая ждет девочку”, то она ушла десять минут назад – собиралась пойти на кладбище, в Чертозу. Тогда я отправил тебе эсэмэску.

– Я не уверена, будет ли девочка…

– Как?

– Я просила врача ничего мне не говорить. По моим ощущениям это девочка, и я называю ее Адой, но, возможно, будет мальчик. Видишь, я не такая прозрачная, как ты думаешь.

Луиджи смеется и шумно втягивает носом воздух.

– Разве это ложь? Это просто игра. А твой муж знает, что девочка под вопросом?

– Конечно. И мама с папой тоже. Но мы называем ее Адой, просто так, в шутку, ты прав. Мы и мальчику будем рады. Можно кое о чем тебя попросить?

– Безусловно.

– Сходишь со мной на кладбище к бабушке с дедушкой?

Луиджи останавливается, подходит совсем близко и застегивает мне верхнюю пуговицу пальто.

– Прямо сейчас?

– Да, сейчас.

– Хорошо.

Мы поворачиваем назад, теперь ветер дует нам в лицо, легкий морской бриз. Волны успокоились, море тихое, безмолвное. Чувствую, как налет соли слегка стягивает кожу. Сейчас удивительный свет, хоть солнце садится и не за морем.

Молча идем рядом, не касаясь друг друга. Иногда я нагибаюсь, чтобы поднять ракушку, а Луиджи – ветку. Сколько непарных башмаков, пляжных тапочек выбрасывает море! Пластмассовая кукольная нога, детский совок, стеклянная бутылка. Есть даже старый телевизор, опутанный водорослями, перевернутое сломанное кресло, большая щетка для волос, пластмассовая канистра, заполненная до половины какой-то мутной зеленой жидкостью. Чего только нет!

У пляжа “Якорь” мы поворачиваем и идем к поселку по своим следам на песке, ветер не успел их окончательно замести. Мне хочется подбежать к железным качелям, но мы идем на парковку, где стоит единственный автомобиль – малолитражка жены Луиджи.

Перед тем как сесть в машину снимаю пальто. Ощущаю на голой шее прохладу, порыв соленого ветра. Пристегиваться в машине становится все труднее.

– Что подумает твоя жена про песок?

– Моя жена – врач “скорой помощи”, она людей спасает, ей не до ковриков в машине, – отвечает Луиджи.

– У вас есть дети?

– Нет. Россана на десять лет меня старше. Мы пробовали. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– О чем я думаю?

– О том, что этот тип ведет себя так, будто может легко заполучить любую, а в итоге берет в жены женщину старше себя, и к тому же бездетную.

– Ты никогда не видел Лео? Он тоже на десять лет старше меня и совсем не модельной внешности. Я не обращаю на это внимания и совсем так не думаю.

Говоря это, пытаюсь понять, не кривлю ли я душой. Нет, нисколько, и это правда.

– Россана – молодец, она очень добрая, помогает людям, – Луиджи шумно выдыхает воздух, – я влюбляюсь в таких самоотверженных женщин.

Его слова что-то во мне будоражат. Я тоже так думаю: любовь надо заслужить.

Но решаю промолчать.

Пора возвращаться в город.