Когда Джарет положил перед Мариэттой на одеяло стопку университетских проспектов, она так удивилась, что смогла только вымолвить:
— Что это?
— Твой билет в будущее, — снисходительно ответил Джарет.
Мариэтта оглядела смятую после бурного секса кровать.
— Серьезно? Ты лучше момента выбрать не мог?
Правая бровь короля изящно выгнулась.
— Что не так?
Он только что вернулся из поездки по Грани и до этого момента пребывал в прекрасном настроении, потому что поначалу всё складывалось просто прекрасно!
Джарет всем сказал, что хочет проверить имеющиеся активы в Европе. Мариэтта хоть и возжелала поначалу отправиться с ним, но узнав причину, тут же передумала — таскаться по пыльным офисам и смотреть, как Король домовых тычется носом в бумаги и мечет разноцветные грозы, не особенно интересно. А по магазинам ее одну не отпустит, мол, накупишь чего попало.
На это и ставилось! Ведь на самом деле прославленный красавец Эльсидории ездил посмотреть университеты, каждый из которых в свое время становился его аlmа mаtеr. Всё оказалось в полном порядке. Традиции сохранены, новшества внесены.
Вдохновлённый увиденным, Джарет вернулся домой с кипой проспектов, дабы великодушно предоставить Мариэтте право выбора, и ее реакция ему совершенно не понравилась.
— Что не так?
— Я просто растерялась, — быстро нашлась Мариэтта. Всплеснула руками. — Это так неожиданно!
Хотя чего тут неожиданно? Он ведь обещал! Правда, прошло время, Мариэтта успела забыть. Зря, конечно.
— Ладно, — сгребла проспекты в кучу, — я посмотрю.
Вдруг остановилась:
— А ты посчитал сколько это стоит? Тебе ведь нужно оплатить не только курс. Я буду жить в общежитии или мотаться туда-сюда? Мне нужна новая одежда, учебники, тетради. Я же не могу вот в этом, — указала на брошенное на пол платье, — ходить на лекции!
Джарет улыбнулся, взмахнул рукой, мол, не страшно!
— Ты серьезно согласен на такие траты ради меня?
Король домовых наклонился к Мариэтте.
— Понимаешь, дорогая моя девочка, — произнес он, целуя ее плечи, — наши отношения входят в ту стадию, когда важно поговорить. А ты… — потянулся губами к заветной ложбинке на нежной шейке.
Но Мариэтта отстранила его.
— Джер, ты придурок.
После ужина, когда сладкая парочка расположилась в библиотеке для тихого, почти семейного вечера, Мариэтта разложила проспекты на шкуре медведя, принялась их рассматривать. Джарет устроился на диване с книгой в руках. Не читал, конечно, притворялся. На самом деле он с любопытством следил за тем, как брошюры то оказывались в нежных руках, то откладывались в сторону. Пытался угадать, что она выберет. Экономика? Юриспруденция? Языки? История? «Пусть это будет что-то практичное, — загадал Король домовых. — Что-то чему можно найти применение здесь».
— Я буду жить в общежитии, — безапелляционно заявила Мариэтта. — Перспектива мотаться туда-сюда мне не нравится. Да и небезопасно так часто по порталам одной бегать.
Мысленно поблагодарила всех тех сотрудников университетов, которым выпало несчастье пообщаться с таким редким ретроградом как Король домовых, что они не сумели или не захотели объяснить ему, что такое дистанционное образование.
— Слушай! — посмотрела на короля через плечо: он читал. Спросила: — А общаги сейчас смешанные или как?
Джарет от неожиданности крякнул. Этот момент он как раз забыл уточнить!
— Хотя все равно! — женщина небрежно махнула рукой. — Студенческий городок один, все вместе тусят. Слушай, Джеррь! Я же никогда не была на настоящих студенческих тусовках! Там, где пьют, курят травку, конкурсы мокрые маечек! Как же будет весело!
Король домовых насупился.
— Позволь напомнить, что я отправляю тебя учиться, а не проверять мои нервы на прочность.
— Нуу, — Мариэтта грациозно села. — Знаешь, если я пару раз зависну на какой-нибудь тусе с молодыми горячими парнями — ты же не будешь считать это изменой? — хитро улыбнулась. Потянулась. — О! эти конкурсы со взбитыми сливками! Я в кино видела, — сверкнула чернющими глазами. — Это знаешь, когда руки девушки от кончиков пальцев до плеч покрывают взбитыми сливками, а парни на скорость их…
— Пожалуйста! — Джарет со стуком захлопнул книгу. — Если тебе так охота! Но если хоть один из этих горячих молодых парней залезет тебе под…
— Поняла! Учиться так, учиться.
Джарет показательно сверкнул разноцветными глазами. В знак того, что не сердится, открыл книгу.
— Слушай, — вдруг вспомнила Мариэтта, — у меня же нет аттестата? Мне надо экзамены сдать или что там?
Джарет зевнул, переворачивая страницу.
— Не волнуйся! Я сам тебя подготовлю.
Мариэтта выпрямилась, закусила губу.
Резко встала. Сказала:
— Мне надо подумать.
И ушла.
Вернулась через полчаса.
— Джерри, — спросила она, — как ты посмотришь на то, что сперва я вернусь в школу? В старшие классы?
— Школа? Ты серьезно? — поразился Вадим. Потянул колу через соломинку. — Я бы ни за что не вернулся в школу! Особенно в старшие классы.
Мариэтта закинула в рот хрустящую соломинку картошки, согласно кивнула:
— Да, я абсолютно серьезно.
Они сидели на Грани в кафешке быстрого питания — то ли МакДак, то ли KFС,то ли что-то между — весьма типовое заведение с меню на основе быстрых углеводов и сахара. Гамбургеры из заморозки, кола с пузырьками кислорода, одноразовая посуда и роботы в качестве официантов.
Джарет ни за что бы не пришел в такое место, но им нравилось. Еду, конечно, никак нельзя здоровой, но эти гамбургеры были такими сто лет назад и будут такими через сто лет. Именно эта неизменность привлекала оборотня-полукровку и Хранителя ключей.
— Как Джерри это переварил?
— Молча, — ответила Мариэтта. — Он прав, мне нужно учиться. Я думала об этом, но считала, что вполне достаточно книг. Есть ведь умники, получившие образование в библиотеке. — Вздохнула. — Боже, как я была наивна!
Женщина вонзила острые зубы в хрустящую булочку.
— В общем, наплела, что не отжила подростковые комплексы, они мешают мне двигаться дальше. Джерри, конечно, прифигел. Откуда этому старому пню знать, что такое подростковые комплексы? Но я сказала ключевую фразу.
— Какую? — поинтересовался Вадим со смехом.
— Спроси Тима.
Мариэтта глотнула колы.
— На рассвете мы потащились в Альфар.
Вадим развернул свой гамбургер.
— А разве эльфы знают, что такое подростковые комплексы? По-моему, они сразу из детей переходят в разряд вечного юношества. А потом бац! — и рассыпаются на части.
Мариэтта согласно кивнула.
— Верно. По-моему, у эльфов есть только один комплекс: чья кровь древнее? Как будто это на самом-то деле так уж и важно! — Отмахнулась: — Не в этом суть.
Повозила картошкой в соусе.
— Но Тим на то и Тим, не подвел, хотя совершенно не ожидал. Вадик, он наплел столько умных фраз, ты бы его слышал! Даже Джерри ничего не понял.
— Но в итоге он согласился?
— Да, в итоге согласился, — подтвердила Мариэтта. — И теперь бегает в поисках школы, а мы сидим тут. Лучше бы я, конечно, сама выбрала. Да мне любая подойдет! Но ты ведь его знаешь. Если не повозит своим королевским носом по всем вековым углам, то ничего никому не позволит делать, а я не хочу ссориться. Меня и так смущает то, сколько денег он собирается потратить. И, заметь! Он абсолютно доволен. Такое с ним бывает крайне редко.
Умолкли.
К столику подкатил робот-официант. Ловко механическими руками покидал смятые обертки в специальный люк, вежливо поинтересовался:
— Желаете что-то ещё?
Вадим покосился на задумавшуюся соседку, попросил повторить.
Мариэтта даже не отреагировала, когда принесли новый поднос. Просто взяла гамбургер, принялась есть.
— Мари, все-таки зачем? — решился спросить Вадим. — Я, честно говоря, не совсем понимаю, зачем тебе нужно именно университетское образование? Что ты с ним будешь делать в этом средневековье? Тем более Джерри и так оплатил уже несметное количество уроков! Все лучшие учителя Эльсидории с тобой занимались.
Наклонился вперед, сказал:
— Признаю, поначалу кой-какие косяки были, но сейчас ты ничуть не хуже всех этих фурсеток с гербами! Нет, ты даже лучше их.
Щеки Мариэтты чуть покраснели, но она не ответила.
— Ну ладно, Джерри, — продолжил Вадим, — его порой сложно понять. Может это просто какая-то его очередная блажь. Но тебе-то это зачем?
— Ты прав, я даже не мечтала о таком!
Мариэтта излишне резко взмахнула гамбургером. Немного салата просыпалось на пол, тут же засуетился робот-уборщик.
— Я бы не стала его просить об этом. Он и так слишком много мне дал. Вадик, ты не представляешь, как это тяжело, — черные глаза женщины стали чуть влажными. — Джерри невероятно щедр на дары, но при всем этом настолько же скуп. «Моя дорогая, — Мариэтта мастерски изобразила характерную королевскую интонацию, — в этом месяце мы сожгли на три свечи больше, тебе надо меньше шарахаться по ночам по замку». У него же всё посчитано, всё спланировано. Перебор хоть на грош — уже гарантирована истерика. И тут вдруг этот жмот соглашается на такие расходы. Ладно бы я просила, но это он! Он просит меня выбрать.
— Согласен, — кивнул головой Вадим, — это подозрительно.
— Самое ужасное, что я не могу выбрать! — брови Мариэтты взметнулись домиками. — Потому что не знаю, чего хочу! Я только сейчас поняла, что никогда не думала о том, как бы распорядилась со своей жизнью, если бы… — Осеклась. — В Космополинске у меня не было перспектив. Никаких. Поэтому даже не позволяла себе мечтать. Официантка, продавщица — и на том спасибо. Но там, в тех условиях это было нормально. Даже естественно. Потом узнала другую жизнь, но и в ней меня тоже особо никто не спрашивал: хочу я всего этого или нет? Присутствие Джарета на самом деле очень сильно мешает думать о таких вещах. И тут вдруг надо решать!
Мариэтта так рванула пакетик с картошкой, что рассыпала ее по столу.
— Я не знаю, чего хочу от своей жизни. Меня устраивает то, что есть сейчас, но при этом прекрасно понимаю, что рано или поздно это закончится. И… Черт! — прижала кулачок ко лбу. — Надо взрослеть. Я не могу вечно быть под его крылом! — Грустно улыбнулась. — Так что не особо наврала про подростковые комплексы.
Вадим покачал стаканчиком с колой. Сказал:
— И все-таки купить аттестат было бы дешевле. Одно дело — получить образование в хорошем институте, а другое — вернуться в школу.
Переглянулись.
— Дело в Джерри, да? — догадался Вадим.
— Да, — после короткой паузы призналась Мариэтта. — Он такой умный! Я порой чувствую себя рядом с ним редкостной дурой.
— Это не так, — поспешил заверить ее Морш. — Ты очень умная, просто Джер — ходячая энциклопедия, и не мудрено! У него была масса времени набраться всего подряд. Ты тоже научишься. Я в тебя верю. Уверен, он тоже в тебя верит.
Мариэтта несколько смущенно улыбнулась.
— Спасибо!
Поправила волосы.
— Но я вернусь в школу и сама подготовлюсь к экзаменам. Не хочу, чтобы Джерри узнал, насколько у меня всё печально.
— Что происходит?
К этому вопросу Тим оказался не готов. Благородный эльф в данный момент прогуливался по саду и размышлял о жизни. Сию привычку он приобрел за долгие годы супружеского отчуждения. Сейчас, конечно, жаловаться не на что, но все равно тянуло побродить среди цветов и повздыхать на тему мимолетности бытия. Поэтому Тим совершенно не обрадовался внезапному визиту и тем более такому странному вопросу.
— Ничего не происходит, — ответил король Альфара, сразу поняв, о ком речь. — Пусть развлекаются.
— Хороша веселуха! — буркнул Вадим Морш и сунул кулаки в карманы. Добавил: — Она переживает.
Пришлось напомнить:
— Она — не твоя забота.
Тим сделал несколько быстрых шагов, демонстрируя не желание обсуждать друзей, но при этом, чтобы не выглядеть невежливым, остановился у большого розового куста, вроде как именно туда и нужно было отойти. Сказал вслух:
— Надо велеть посадить цветы и попроще. Для разнообразия. Да и потом, счастье в простых вещах!
Но Вадим не желал отступать, чуть ли не крикнул:
— Я всё понимаю, но она переживает!
Тим быстро огляделся: нет ли поблизости слуг? Убедившись, что они одни. Шагнул к другу и сказал твердо, негромко:
— То, что Джерри тогда не вывернул тебя наизнанку, — просто везение. Возьми себя в руки и постарайся поменьше участвовать в ее судьбе. И меня не привлекай! Думаешь, я не переживаю за нее? Еще как! Особенно каждый раз, когда он приезжает, первый министр выносит мне мозг фразочками в духе «Король домовых одним своим присутствием превращает порядочный дворец в бордель!» — Тим скривился. — Я бы с удовольствием не пускал Джерри в свое дом, если бы он не был моим другом.
Вадим неопределенно повел плечом.
— Не забывай о самом главном, — напомнил Тим.
— Она чужая?
— Нет! — чуть ли не вскричал благородный эльф. — Она — оборотень!
— Это не делает ее чудовищем! — возмутился Вадим.
— Конечно, нет, — согласился Тим. — Мари невероятно мила, трогательна, обворожительна. Честно говоря, я понимаю, почему Джерри так увлекся ею. Редко встретишь такое сочетание почти девственной чистоты и подлинного мрака ужаса.
Благородный эльф прошел в беседку, жестом пригласил Вадима. Тут же появился слуга с кувшином вина и легкими закусками.
— Джерри ее ведь поэтому и стал выгуливать по приемам, — продолжил Тим, когда они остались одни. — Экзотика! Правда, пришлось утроить королевскую стражу. И, поверь, так поступили абсолютно все.
— Мариэтта — не дикий зверь на цепочке! — вновь возмутился Вадим.
— Точно! — кивнул Тим. — Дикий зверь без цепочки.
Морш нахохлился.
— Ты просто мало имел дел с оборотнями, — назидательно произнес эльф. — А вот мне порой приходиться общаться с вождями. Поверь! Удовольствие крайне сомнительное. Один из них, кстати говоря, дед Мариэтты. Если честно, Джарет по сравнению с ними — просто капризное дитя, которому достаточно дать игрушку, и он успокоится.
Вадим недоверчиво поразился на друга.
Тим поджал губы, продолжил:
— Расчетливые безжалостные, повернутые на евгенике. Какое счастье, что они предпочитают обитать на периферии Эльсидории, и только раз в год молодняк бежит через лес! И этого хватает.
Вадим вспомнил, как не так давно они втроем тайком крались по Тропе волков. С какой яростью Джарет дрался с молодым оборотнем, и с каким равнодушием к чужой смерти смотрел на происходящее Тим. «Книжные эльфы, — подумал Морш, — терпеть не могли орков, реальные — оборотней. Но к Мари это почему-то не относится. Или же?..»
Спросил:
— Анжела была такой же?
Тим задумался.
— Сложно сказать. Она производила впечатление женщины, которая больше сокрушаются об отсутствии шелковых простыней, чем о чувствах других. Когда узнал про ее шуры-муры с Джерри, помню, посмеялся: наконец-то и его кто-то использует! Хотя особо против он не был.
Благородный эльф что-то вспомнил, нахмурился.
— Я очень удивился, когда узнал, что она умерла, защищая своих… дочь. Я был уверен, что оборотни на это не способны. Особенно когда идет речь о дефектном потомстве. Знаешь…
Тут Тим ударился в воспоминания, и Вадиму пришлось выслушать несколько махровых историй, прежде чем ему удалось вернуть разговор в нужное русло.
— Я думаю, Джерри в отношении Мари просто хочет сделать несколько шагов назад, — ответил благородный эльф. — Так сказать, чуть отдалиться.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Морш. — Он… хочет бросить ее?
Вадиму повезло: к этому моменту Тим уже выпил пару бокалов и был настроен весьма благодушно, поэтому ответил:
— Не знаю! Не уверен. Не сейчас. Слишком дорого для него. Скорее просто хочет взять паузу, помыслить, отдохнуть немного. В первую очередь от нее. Вообще, насколько успел заметить, у Джерри всего три сценария любовных похождений. — Загнул палец. — Быстрый секс и не менее быстрое расставание. — Загнул второй палец. — Регулярный секс без обязательств. При этом ему все равно с кем еще развлекается барышня, если из-за этого нет дополнительных расходов. И, наконец, — загнул третий палец, — то, что можно назвать романом. Он влюбляется, встряхивается, молодеет. Долго ухаживает, осыпает подарками. Невероятно нежен и творит множество премилых глупостей, на которые так падки барышни. Затем вдруг начинает вести себя, как полный мудак. За этим следует болезненное расставание и кутежи, а потом он успокаивается и становится скучным, занудным старикашкой.
Вадим удивился: представить самого знаменитого красавца Эльсидории в качестве рассыпающего деда в кресле-качалке оказалось сложно. Морш, конечно, знаком с Джаретом не так давно, как Тим, но все равно ни разу не замечал за королем ничего такого, что считал старостью. Да, ворчлив. Да, зануден. Но все-таки!
Впрочем, ладно! Пусть эльфы хотя бы изредка посмеиваются над истинным возрастом Короля домовых, сейчас речь не об этом.
Спросил:
— А какой сейчас сценарий?
Тим молчал долго. Наконец ответил:
— Третий. — И добавил: — У тебя ни единого шанса!.. Пойми, дело не в деньгах, не в титуле, — Тим посмотрел прямо в глаза Вадима. — Он видел то, каким она может быть монстром, но не испугался. Я это точно знаю! Сам делал ему мазь для сведения шрамов на груди. Помнишь, они проваливались в щель? Ты обратил внимание, что некоторое время после возвращения Джерри застегивал рубашку на все пуговицы?
Вадим кивнул: да, было дело.
— Я не знаю, что там случилось, но Мари чуть не задрала его. Пытался выведать подробности, но Джерри отмахивался с такой легкостью, словно речь о пустяке.
— Но я не боюсь ее! — горячо возразил Вадим.
— Пока что, — ответил Тим. — Мы еще не видели ее такой, какой она может быть. Надеюсь, нам повезет, и мы этого не увидим.
Школа Джарету не понравилась сразу же. Канада. Далеко! От порталов, от больших городов, в каком-то глухом лесу, в горах. Но именно это привлекло Мариэтту, а Джарета заинтересовала только тем фактом, что это специализированное женское учебное заведение.
Увы, на Грани все элитные частные школы оказались смешанными! И какую бы прекрасную программу они не обещали, в довесок к ним прилагались мускулистые красавчики еще не достигшие пика своей сексуальности.
Мариэтта, конечно, не сдержалась, прошлась по неумной ревности Короля домовых. Джарет тоже нашел, что сказать в ответ. В итоге они крупно поссорились и поехали в дальние дали смотреть непонятную школу для девочек.
Директриса их встретила приветливо. Провела в кабинет с витринными окнами, из которых простирался шикарный вид на лес. Мариэтте вручили стопку чуть пожелтевших листов с множеством разнообразных заданий и усадили на дальний диван. Джарета пригласили поближе к столу, предложили чаю. После директриса завела неторопливый разговор на тему, чего ждут от обучения, какие есть способности у девицы, особенности характера и так далее.
Джарет честно признался, что у Мариэтты характер просто ужас, ей не хватает манер, лоска.
— Я всего лишь опекун, — доверительно улыбнулся король. — Ее мать умерла, когда она была совсем крошкой. Анжела была мне… скажем так, подругой.
Директриса понимающе улыбнулась и кивнула. Джарет не стал уточнять, что она там поняла, и продолжил:
— Мариэтта свалилась мне на голову будучи шестнадцатилетним подростком, до этого жила у дяди с тетей. Те совершенно с ней не справлялись! Поэтому, к сожалению, ее невежество просто катастрофично.
— Это не страшно, — поспешила заверить его директриса. — У нас сильные педагоги. Они имеют самый разный опыт работы, в том числе в тюрьмах особого режима.
От подобного заявления Джарет несколько растерялся. Открыл было рот, чтобы что-то спросить, как в этот момент Мариэтта вскрикнула.
К ней повернулись.
— Я порезала палец об эту чертову бумагу!
— Юным люди не пристало так выражаться, — улыбнулась директриса. — Думаю, у тебя было достаточно времени, чтобы пройти тест.
— Вовсе нет! — запротестовала Мариэтта.
Но поздно! Каким-то образом директриса оказалась рядом и ловко выхватила стопку бумаг.
— Так-так! — проговорила она, проглядывая колонки вопросов. — Просто чудесно! Сразу видно, что ваша подопечная особо одарена.
— Серьезно? — удивился Джарет.
Не то, чтобы он сомневался в умственных способностях Мариэтты, просто улыбка директрисы почему-то показалась ему хищной. Видимо, она это почувствовала, поэтому быстро сказала:
— Итак, если больше нет вопросов, то подпишем документы, и в середине августа ваша девочка может заезжать в общежитие.
Все посмотрели на календарь.
— О! — искренне удивилась директриса. — То есть уже со следующего понедельника мы вас ждем.
В указанный день Джарет отвез Мариэтту и пару чемоданов в школу. Украдкой поцеловал ее на прощание и исчез в солнечной дымке жаркого августовского дня. Впрочем, Мариэтту столь поспешный побег короля не расстроил: предстояла новая жизнь, и последние дни могла думать только об этом.
Правда, новая жизнь началась не только у нее.
Первые два дня Джарет радовался, что никто не будит по ночам, потому что захотелось есть, а одной идти на кухню страшно (и это оборотню-то!), что не отвлекают глупыми вопросами, что меньше расходов продуктов и так далее. Потом погрузился в дела и как-то перестал замечать ее отсутствие.
Утром в пятницу появился на Грани, полдня потратил на то, чтобы добраться до Канады, при этом переругал всё и вся на трех языках, включая себя за столь такую дикую идею, как оплатить Мариэтте образование, мол, в постели диплом не нужен, а для чего-то другого она не нужна. Еще и машину пришлось арендовать без водителя. В общем, одни траты, расстройства и огорчения!
Но увидев ее на крице школы — такую трогательную в плиссированной клетчатой юбке, белых гольфах и со смешными хвостиками — вдруг обрадовался. Едва сдержался, чтобы не поцеловать на глазах у всех. Резко мотнул головой, мол, садись.
Заметил:
— Ты какая-то угловатая стала. Похудела?
— Немного.
Не сдержался, съехидничал:
— По ночам в столовую не пускают?
— Ой! — всплеснула руками Мариэтта. — Я поняла, почему так скучала! По твоему многовековому брюзжанию!
Джарет рассмеялся, и они поехали.
— Куда мы?
— В аэропорт, — ответил король, — затем портал и домой.
— Ну, уж нет! — запротестовала Мариэтта. — Я не собираюсь каждые выходные мотаться туда-обратно. Это утомительно!
Джарет резко затормозил.
— И что ты предлагаешь?
— Здесь есть гостиницы.
— Позволь напомнить, — Джарет стальным пальцем ткнул в женскую коленку, — здесь у тебя документы несовершеннолетней, а в гостинице будет множество чужих глаз. Я не хочу скандала!
— Да всем пофиг! — махнула рукой Мариэтта. — Ты в курсе, что на Грани была сексуальная революция?
Джарет даже бровью не повел, но в разноцветных глазах мелькнула предупредительная искорка.
— Кстати! — фыркнула Мариэтта. — Если ты забыл, то это англоязычная школа, а ещё я начала учить немецкий и французский, поэтому если хочешь проматериться так, чтобы тебя не поняли, то выбери какой-нибудь другой язык. Например, японский. Или норвежский.
Ссора обещала быть серьезной: Джарету совершенно не понравилось, то с какой дерзостью эта женщина вдруг стала отвечать, Мариэтта не собиралась уступать — как вдруг увидели рекламу агентства недвижимости.
— Опять расходы! — буркнул Король домовых.
Тут же подумал, что если будет постоянная точка, то можно попросить Вадима привязать портал, тогда не придется каждую неделю совершать утомительное путешествие по Грани. Решив так, Король домовых моментально успокоился.
Мариэтта по едва заметным постороннему глазу признакам увидела смягчение черт красивого лица и тоже расслабилась. Уютно устроилась в кресле и принялась беззаботно рассказывать про школу.
В агентстве Джарет заявил, что хочет снять дом до конца учебного года и потребовал каталог. Бумажный. Его не оказалось — дали планшет. В разноцветных глазах собрались тучи, но тут Мариэтта вырвала из его рук ненавистный гаджет и принялась тыкать по иконкам. Первым делом зашла в параметры поиска и настроила цену «по возрастанию». Самым дешевым вариантом оказался небольшой домик глубоко в лесу.
Агент почему-то икнул, залепетал:
— Там всего одна спальня! Правда, есть диван…
— Меня устраивает! — Джарет хлопнул ладонью по экрану. — Если ей не понравится диван, то будет спать на полу. Давайте контракт!
А вот Мариэтта насторожилась. Расспросила про электричество, воду. Агент заверил, что коммуникации в полном порядке, есть необходимый минимум техники, но икота почему-то только усилилась:
— Но лес… И там давно никто не жил…
— Нашли чем пугать! — фыркнул Джарет. — Контракт, пожалуйста!
По дороге заехали в магазин. Джарет решил, что уже чересчур устал для того, чтобы наполнять холодильник с помощью магии, поэтому, скрепя всеми суставами, достал кошелек. Мариэтта с огромным удовольствием покидала в тележку полуфабрикаты, мороженое, сыр, хлеб, молоко и несколько бутылок вина.
Продавец поначалу покосился на парочку, затем рассудил, что один из них точно уже совершеннолетний, поэтому спокойно пробил алкоголь. Поинтересовался по ходу: кто такие, куда едут.
Джарет с улыбкой в общих чертах обрисовал легенду, добавил, что снял домик в лесу, «кстати, как лучше проехать?»
Когда продавец узнал, куда именно им надо, почему-то крякнул, ткнул пальцем в стенд, густо увешанный объявлениями о пропавших туристах, и посоветовал заехать в оружейный магазин, мол, там сейчас ружья на медведей со скидкой. Икнул:
— Было бы безопаснее для вас и вашей дочери…
— Я что настолько стар, чтобы быть ее отцом? — совершенно искренне возмутился Джарет. — Я ее опекун!
И гордо удалился.
Уже в машине высказался:
— Это все из-за твоей дурацкой формы! Они считают тебя школьницей, поэтому им кажется, что я твой отец. А ведь я даже не выгляжу на возраст отца шестнадцатилетней девицы!.. Или сколько там тебе по легенде?
— Вообще-то, — не сдержалась Мариэтта, — ты мне не только в отцы годишься, но ещё и в дедушки. И даже прадедушки.
— Заткнись, — посоветовал Джарет.
— Прапрадедушки. Нет, пять раз пра…
— Заткнись! — проорал король. — Я поговорю о твоем отвратительном поведении с директрисой, чтобы тебе добавили уроки хороших манер. А теперь поехали покупать ружье.
Дом оказался даже меньше, чем они себе это представляли: большая гостиная с выделенной кухонной зоной, спальня, кладовка, ванная и, собственно говоря, всё.
Увидев телевизор, Мариэтта бросила пакеты с покупками и бросилась изучать каналы.
Джарет пробурчал нечто не особо цензурное, из чего смутно улавливалось пожелание, чтобы эта адская машина не работала, а еще что это ужасное место, и какого черта он вообще позволял втянуть себя в эту авантюру? Мариэтта не слушала — она нашла каталог и теперь выбирала что же такое посмотреть, покровавее и ужаснее. Джарет это комментировать не стал. Он разбирал пакеты и поглядывал: не мелькнет ли тень в углу? Но, по всей видимости, дом пустует дольше, чем ожидалось, и домовой уже успел найти новое жилище.
— Ладно!
Сунул руку в карманы, присвистнул. Буквально через пару минут пыль в углах зашевелилась и заморгала многочисленными парами глаз: это все окрестные домовые сбежались посмотреть на зовущего. Узнав, благоговейно заохали.
— Проверьте дом и уберитесь, — приказал Джарет.
— Будете здесь жить? — не веря счастью, спросил один из домовых.
— Нет, только на выходные до конца, — указал на Мариэтту, — ее учебы.
Домовые поклонились, зашушукались и разбежались серыми клубками. Тут же загудел холодильник, по очереди мигнули все лампы, щелкнул замок, открылись и закрылись краны — все системы работали исправно.
— Прекрасно! — улыбнулся Джарет.
Вскоре затрещал телевизор слезливыми голосами актеров.
— Это обязательно? — скривился Король домовых.
Он уже поставил кофе и теперь делал бутерброды.
— Обязательно! — воскликнула Мариэтта. Раскрасневшаяся и возбужденная, она допрыгала до стола, быстро сунула в рот ломтик колбасы и помидора. — Ты не представляешь, сколько сериалов мне надо посмотреть! Девчонки только о них и говорят, а я как будто с другой планеты.
— Ты и есть с другой планеты. Лучше переоденься! Не могу смотреть на тебя в этой форме.
— Как скажешь, папочка! — Мариэтта кокетливо качнула подолом плиссированной юбки. — Кстати, мы спать будем вместе, или ты — на диване?
— Еще раз назовешь меня «папочкой», — пообещал Джарет, — и я тебя отшлепаю.
Мариэтта сложила губы уточкой.
— Уу! Как страшно! Кстати, — чернющие глаза сверкнули, — давай посмотрим порнушку.
— Что!! — король дернулся так, словно его ударили.
— Не будь таким ретроградом! — невозмутимо ответила Мариэтта. — Здесь это нормально. Моя новая подруга, Миса, говорит, что у ее родителей целая коллекция фильмов с…
Джарет закрыл лицо рукой:
— Хорошо! Включай свои ужасы.
Вечер прошел даже лучше, чем ожидалось. Разогрели пиццу, сделали бутерброды, салат.
Мариэтта милостиво разрешила Джарету сесть в кресло. Сказала:
— Это детектив!
Сама разлеглась на диване.
Поначалу король читал, но вскоре тоже заинтересовался хитросплетениями сюжета: главный герой в вечно помятом костюме и усталым лицом мужественно сражался в интеллектуальном бою с таинственным маньяком. Четыре часа пролетели незаметно.
— Всё? — даже несколько расстроился Джарет.
— Да! Что следующее: про привидения или охотника на ведьм?
— Что хочешь! Только завтра.
Мариэтта снова сложила губы уточкой, тихонечко заскулила — вот откуда таких манер набралась?
— В постель! — прикрикнул Джарет.
— Еще рано!
— Так я тебя и не спать зову.
— … Джер…
— М?
В полумраке профиль короля заострился, даже стал чуть-чуть птичьим.
— Ты не сказал: как дома…
— Дома? — удивился Джарет.
Мариэтта чуть отстранилась, поправила:
— Я имею в виду замок.
— Хорошо, — ответил король. Улыбнулся. — С ума схожу! Некому подрезать бумагу и точить карандаши.
— Совсем? — удивилась Мариэтта.
— Да, — ответил Джарет.
Он лежал с закрытыми глазами, уже успел задремать, как вдруг его побеспокоили странным вопросом. Но не рассердился. Вспомнил один из дней — кабинет, Мариэтта сидит в кресле у окна и сосредоточенно режет бумагу на аккуратные прямоугольники, точит карандаши или же подписывает конверты. Она чуть наклоняется над работой, то и дело торопливо убирает завиток за ухо. Завиток попадает в луч солнца и кажется пушистым облачком. Джарет мог вечно смотреть на это облачко.
— Домовым не могу поручить эту работу. Сама знаешь, металл он не трогают. У Джеймса своих забот хватает. Мне остался один вариант — гоблины.
— Ты заменил меня гоблинами? — Мариэтта рассмеялась.
— Да! — Джарет взмахнул рукой. — Не самая лучшая моя идея. Сперва они передрались на тему, кто что будет делать. Затем долго объяснял им что карандаши созданы не для того, чтобы протыкать кого-либо. Они успели сточить две коробки, пытаясь сделать из них пики! Одну — съели. Теперь карандаши мне точит Джеймс и делает это чертовски медленно.
— Ладно, — король вздохнул, продолжил: — дал бумагу. Это ведь так просто! Согнуть и порезать.
— И что?
— Ничего! Теперь мне приходится писать на кривых листах с ужасными рваными краями прекрасно заточенными карандашами!
Вздохнул:
— Мне…
— Тсс!
Мариэтта резко села. С шумом вдохнула воздух.
— Медведь! — выдохнула она.
Глаза оборотня при этом перелились зелеными оттенками.
— Оставайся тут! — Джарет вскочил.
— Что?
— Я сказал: тут!
Джарет быстрыми шагами прошел в гостиную. И замер.
Там у огромных французских окон черной тучей возвышалось огромное существо.
Медведь.
Он был таких гигантских размеров, что поражал воображение.
Исполин! Гора!
Широким носом зверь прижался к стеклу, всасывая воздух с такой силой, что ручка с той стороны приподнялась. Вздохнул глубже — пальцы короля вспыхнули голубыми искорками — ручка поднялась выше, но замок не щелкнул.
— Уходи, — прошептал заклинание Джарет. — Уходи…
Медведь потоптался ещё немного. Неуклюже развернулся и исчез в сумраке.
Джарет выждал пару минут. Взмахнул рукой — замок щелкнул, окно распахнулось. Король выскочил во двор. Огляделся. Волшебство на пальцах все ещё потрескивало.
Зверь ушел.
— Ты чего?
Джарет оглянулся. Мариэтта стояла в проеме окна, куталась в халат.
— Вернись! — велел ей король. — Медведь еще…
Но не послушалась! Огромная вмятина на мягкой земле привлекла внимание, и Мариэтта моментально оказалась во дворе.
— Ого! — поставила босую ножку рядом. — Вот эта лапища! Как думаешь, в три раза больше моей? Или в пять?
— В десять! — огрызнулся Джарет. — Какого черта ты выскочила? Здесь бродит медведь, а ты босиком.
Мариэтта с некоторым любопытством посмотрела на короля.
— Вот ты сейчас серьезно? Вообще-то я оборотень! Это ты какого черта выскочил босиком в одних штанах по такой погоде, да еще медведь бродит по округе? Ты для чего ружье купил? Чтобы оно на стене висело?
Джарет не стал отвечать. Сгреб Мариэтту в охапку, занес в дом, как следует запер окно за собой.
— Простынешь! — пробурчал король, натирая маленькие ступни.
— А ты?
— Я нет, — твердо ответил Джарет, но все-таки простыл.
Через час у короля опух нос, через два — запершило горло. К вечеру поднялась температура, и срочно вызванный Вадим эвакуировал заболевшего домой.
Джарет все-таки сильно разболелся, но не из-за того, что босиком стоял на холодной земле.
— Банный день, — развел руками Тим, приехавший навестить Мариэтту и передать ключи от дома. — Сама понимаешь, гоблинов иногда надо купать, сами они не будут.
Молодая женщина согласно кивнула, хотя совершенно не понимала, зачем с зачатками простуды гоняться по всему замку за мелкими визжащими зеленокожими, а потом пихать их в огромные тазы, наполненные мыльной водой. Тим сказал, что в половине случаев не понимает Джарет в целом. А Елена хлопнула длиннющими ресницами и перевела тему:
— Здесь миленько. Совсем как наши школы! — Взяла Мариэтту под руку, шепнула: — Покажешь дом? У меня в сумочке бутылочка твоего любимого шардоне, а Сара передала пироги. Кстати, что там за медведь был?
— Страшный, — ответила Мариэтта, — и большущий.
Жизнь потекла своим чередом.
Как ни странно, но мысли, что постель Короля домовых наверняка не пустует, не кололи, уступили место тревогам на тему химии, географии, истории и прочих предметов старших классов. Как будто Джарет, исчезнув из поля зрения, милостиво забрал с собой всю боль, связанную со своей персоной.
Более того Мариэтта как будто прозрела! Память охотно нарисовала ей совершенно другой образ Короля домовых — истеричного эгоцентрика, зацикленного на сексе и алкоголе. Причем образ получился настолько животрепещущий, что молодая женщина всерьез подумала: не является ли его стремление дать ей образование типовой демонстрацией собственности, как это уже бывало раньше?
Интересно, что думалось об этом спокойно, взвешенно, словно речь шла о персонажах книги или сериала.
Впрочем, это не помешало ей искреннее обрадоваться, когда он вновь появился в фойе школы — похудевший и постаревший, как это бывало после тяжелой болезни.
Об учебе не стала рассказывать, вдруг остро ощутила, как это ему неинтересно. Вернее, неинтересно то, как она живет там. Джарет с удовольствием говорил с Мариэттой, внезапно переходя с русского на английский, немецкий, французский и даже общеэльфийский. Спрашивал о книгах, исторических событиях, которые проходили на уроках. Говорить с ним о таких вещах оказалось вкусно, иначе и не объяснишь.
Разноцветные глаза то и дело вспыхивали одобрительно, тонкие губы изгибались в улыбке — Джарет был откровенно доволен капиталовложением.
Но ведь уроки — это лишь одна сторона жизни!
Мариэтта мечтала найти в школе подружек, но с первых же дней остро ощутила, насколько не похожа на них всех. Она не смотрела фильмы, сериалы, по которым все так фанатели, не слушала музыку, не читала модных книг. Попробовала посмотреть, послушать, прочесть — почти сразу же отложила первое, второе и третье. Неинтересно!
Увы, Мариэтта вскоре признала, даже если бы была с девчонками одного возраста, то все равно не понимала бы их по простой причине: они все из состоятельных семей. Они голодали только потому, что так модно, знали, в какой университет поступят, где будут жить, когда выйдут замуж, сколько родят детей, на какие вечеринки будут ходить. Никакой черноты неизвестности в душе. При этом почти все они ненавидели родителей из-за того, что те не пускали на вечеринки, не покупали телефоны последних моделей или какие-то там шмотки.
Мариэтта даже задумалась: а вдруг Джарет по отношению к дворянству Эльсидории ощущает нечто похожее? Даже — к Тиму. Золотые мальчики и девочки, выросшие в неге, обрученные по воле родителей и наследующие свой престол. «За исключением младших сыновей, — подумала Мариэтта. — Они ведь не имеют права на наследство. Тим как раз третий принц».
Впрочем, в школе нашлась одна девушка, отношения с которой вполне можно назвать дружескими, — толстая негритянка по имени Миса. Ее отец — бухгалтер какой-то очень крупной компании, мама — домохозяйка, а ещё у нее шесть братьев. Миса много болтала, ужасно потела и носила очки. Оски то и дело соскальзывали с короткого мокрого носа, девушка их поправляла толстыми пальцами. В остальном она была весьма мила.
И была, конечно. Рената — холеная девица, кочующая по частным школам. Она задирала всех, особенно Мариэтту, потому что та не обращала на эту самую Ренату внимания.
Но было и еще кое-что… Вот это действительно Мариэтту беспокоило настолько, что даже систематически подумывала поговорить об этом с Джаретом. Но не говорила.
Нет, это было не беспокойство — некое ощущение странности. Иногда они озадачивали, иногда пугали или же казались совершенно бредовыми.
Самая первая странность: в сентябре Мариэтта поняла, что девочки толком не знают друг друга, хотя некоторые утверждают, что учатся здесь уже давно. Неужели так забыли друг друга за лето или же настолько зациклены на себе?
Затем — молоко, которое давали каждый вечер. При этом учителя строго следили за тем, чтобы в стакане не оставалось ни капли. Возразить попробовала одна Миса, сославшись на аллергию, но на ее так зыркнули, что девушка выпила залпом. Тут же замерла в ужасе, но ничего такого не случилось.
Интересно. что когда Миса поехала домой на осенние каникулы и там выпила молока, то попала в больницу.
«Здесь что какие-то гипераллергенные коровы?» — задумалась Мариэтта и тщательнее обнюхала стакан. Но молоко пахло молоком и немного травами.
Учителя.
Нет, они наредкость нормальные тетки. Вот только порой Мариэтта случайно ловила в отражениях совершенно другие черты их лиц — заостренные носы, ломаные линии губ и фиолетовые глаза. А ещё они иногда вроде как присвистывали. Настолько тихо, едва уловимо, что проще списать на слуховую галлюцинацию. Пару раз Мариэтте даже послышались в этом свисте обрывки заклинаний.
Это удивляло и скорее мерещилось. Вот откуда магии взяться на Грани?
С наступлением зимы перестали пропадать туристы.
— Логично, спячка! — размышляла Мариэтта. — Интересно, какого черта они перлись в лес, если все знают про медведя? Лучше бы охотников послали!
Тут вспоминала габариты хищника и справедливо подумала, что на изнеженной Грани вряд ли найдется желающий выйти против такого вот монстра.
— В Эльсидории его бы поймали и увезли подальше. Здесь просто убьют. Жалко!
Новый год, как обычно, встретили в Альфаре.
Джарет приехал за Мариэттой накануне. Король домовых был молчалив и раздражителен; позже выяснилось, что тролли напали на одну из деревень Сюррии, Джек снова ограбил караван, направляющийся в замок, и прочие непредвиденные расходы. Но обо всем этом расскажет Тим, сама же Мариэтта внезапно осознала, что совершенно не хочет возвращаться в волшебный мир!
Нет, она была не прочь повидать благородных эльфов, но вновь погрузиться в средневековые тиски, закружиться в водовороте дворцовых сплетен и послушно скрыться в тени Великого и Ужасного? Зачем ей это всё?
Эльсидория, словно почувствовав произошедшие перемены, встретила полукровок колючим ветром. Первый же порыв ударил с такой силой, что молодая женщина охнула. Джарет молча поправил капюшон ее плаща и прижал к себе так, чтобы плечом отразить новый натиск. Мариэтту это только разозлило: разве она не может справиться сама? Попробовала его оттолкнуть, но поскользнулась и непременно упала бы, если бы не сильная мужская рука на поясе. Джарет ничего на это не сказал.
Молча сели в карету. Король щелкнул пальцами, вызывая радугу — разноцветная лента упала на дорогу, подхватила путников и умчала в прекрасный Альфар.
Бал в целом прошел неплохо. Джарет выпил буквально пару бокалов, был мил и очарователен, много шутил. Даже потанцевал с Мариэттой. А когда в черное небо взвились фонтаны фейерверков, они так нежно поцеловались, словно ничего такого ни с кем не происходит.
Но как обычно не было. Мариэтта с огромным удовольствием вернулась в школу, Джарет с не меньшим удовольствием уехал. Появился только через две недели, повеселевший, помолодевший.
— Ты в порядке? — спросила его Мариэтта.
— Абсолютно! Всё получилось, я заработал кругленькую сумму. Так что если хочешь, можем весной съездить в Париж, как ты давно хотела. Быть может… Нет, лучше сэкономлю. В другой раз! Как-нибудь, обещаю.
— Погоди! — догадалась Мариэтта. — Ты был непробиваемо мрачен черт знает сколько времени, потому что замутил крупную аферу? То есть ты не влюбился в чужую невесту?
Джарет рассмеялся:
— Я уже слишком стар для чужих невест. Но мне приятно.
— Что именно?
— Что ты ревнуешь.
— Дурак! — Мариэтта нахохлилась.
Пришло время, и ноздри оборотня защекотали первые ароматы весны. Дома Мариэтта непременно бы на несколько дней убежала в лес размять волчьи лапы, зарыться в тающий снег, рыхлую землю. Но здесь так нельзя, и это чертовски раздражало! Мариэтта рассорилась с девчонками в школе, надерзила учителям. Даже попробовала укусить Джарета, но получила лишь щелчок по носу.
— Ты уже один раз пробежалась по Тропе волков, — рассмеялся король. — Пора бы унять характер.
— Кто бы говорил! — взвинтилась Мариэтта.
— Я говорю, — рубанул Джарет, — и хватит об этом.
По-настоящему они поссорились в первое апрельское воскресенье. Измученная весенними ветрами, Мариэтта вдруг вспыхнула из-за какой-то ерунды и, начав говорить, уже не смогла остановиться. Кричала с болью, со слезами в глазах. Сама не понимала смысла половины слов. Хуже всего — вдруг резко ощутила потребность прижаться к его груди и услышать биение сердца. От этого закричала еще громче, злее.
Джарет слушал молча, чуть наклонив золотистую голову на бок. Затеплилась надежда, что все-таки услышит, поймет. Но он сказал:
— Это была плохая идея отправить тебя в школу. Ты заигрываешься!
— Что? — хлопнула ресницами Мариэтта. Ощетинилась: — Неужели?
Они стояли друг напротив друга. Не так давно проснулись, еще не позавтракали. В окна ласково смотрело солнце, закипал чайник.
— Я был милосерден к тебе! Потакал капризам! — проорал Джарет. — А ты, черт побери!! Не в состоянии сделать элементарного!
— И что же? — бросилась в атаку Мариэтта.
— Стать идеальной.
Разноцветные глаза Короля домовых перелились бликами.
— Ты должна быть идеальна во всем! Волосы нежнее шелка, кожа подобна фарфору с едва уловимым фруктовым ароматом. Манеры! Грация!.. — Джарет рубанул по воздуху ребром ладони. — Черт знает сколько лет бьюсь с твоим упрямством, невежеством, сколько денег потрачено! И что имею на данный момент? Психованного подростка с кучей комплексов!
— Да! — Мариэтта топнула ногой. — Да, я не идеальна! — Вскинула голову, обожгла бездонными чернющими глазами. — Но я живая! Настоящая!
Джарет лишь коротко рассмеялся.
— Да, плевал я на это. Ты будешь такой, как я хочу, или я тебя…
Не договорил — острый маленький кулачок смачно прилетел прямо в зеленый глаз. Король охнул. Вскричал:
— Дура! — взмахнул рукой и залепил Мариэтте хлесткую пощечину.
Оба замерли. Джарет стоял, прикрыв зеленый глаз, сверкал синим глазом. Мариэтта хлопала ресницами, на щеке ее отчетливо расцветал отпечаток ладони.
— Дура, — повторил король, доставая из морозилки пакет со льдом, и ушел в спальню.
Мариэтта осталась на кухне.
Когда же Джарет наконец вышел из спальни, Мариэтты уже не было. Король уткнул руки в бока, с шумом выдохнул:
— Манеры! Просто отвратительные…
— Значит, — Джарет задумчиво провел пальцем по краю чашки, чуть наклонив на бок золотистую голову, — моя девочка сбежала…
Подумал: — «Как это неприятно!» — даже позволили себе скривиться. Совсем чуть-чуть!
Король домовых сидел в удобном кресле в кабинете директрисы и неспешно осмысливал услышанное.
Ничего же не предвещало беды. Или предвещало? С неудовольствием подумал о ссоре в прошлое воскресенье. «Вот угораздило меня связать с…», — вдруг зло подумал Король домовых. Впрочем, тут же одернул себя: не время. Потом он, конечно, всё ей выскажет. Без свидетелей.
Сбежала!
Опять!
Зачем? Почему?
И главное — куда?
Нет, это, скорее всего, это какой-то фортель. Устала от стен, решила пробежаться. А тут такой чудесный лес! Горы! Вот и загуляла. Оборотень же! Да и в Эльсидории такое периодически случается: убежала утром на пробежку — прибежала через три дня абсолютно счастливая и довольная. Почему здесь должно быть иначе?
А если неприятности? «Да во что она могла тут вляпаться? — чуть не вскричал Джарет. — В конце концов, не малолетка, чтобы сбегать с конюхом!» Возразил себе: — «Нет, это скорее сценарий для Эльсидории, и вообще — какой к черту конюх?»
Что-то другое? Что? Убить ее не могли. Похитить тоже. «И даже если похитили, — мысленно ухмыльнулся король, — я им искренне сочувствую».
«Не могла же она всерьез обидеться! За пощечину». Качнул головой, вспомнив, как расцветал отпечаток ладони на ее щеке. Попробовал разозлиться: «Не я начал», — не получилось.
И все-таки…
Ой да, скорее всего в полной мере почувствовала себя подростком и выкинула номер! «Последнее время она какая-то… чересчур… — Запоздало подумал: — Надо было спросить. Может она… соскучилась по дому?..»
«Могла бы и предупредить, — резанула мысль. — Сижу тут, как дурак! И чай остыл…»
Кстати, о чае… Нет, конечно, сейчас лучше выпить что-то покрепче. Но из покрепче директриса могла предложить только растворимый кофе, поэтому Джарет выбрал чай. Почти мгновенно принесли пузатый фарфоровый чайник с терпким ароматом и молоком.
Конечно, молоко следовало подавать отдельно, в молочнике, но король был не в том настроении, чтобы на это указывать, поэтому молча взял чашку.
«Может подогреть?» — подумал Джарет и вдруг почувствовал себя ужасно усталым. Быстро глянул на директрису. Та тараторила, тараторила без конца и края.
— Мы не стали сообщать в полицию. Думали, вернется! Впрочем, прошло еще не так много времени, она вполне может вернуться, когда проголодается, к примеру.
— Да, да, конечно! — закивал головой Джарет, сам подумал: «Так ты и мне-то сообщать не стала».
Об ее исчезновении узнал, когда как обычно в пятницу приехал за ней. Ничто не предвещало беды.
Да, они крупно поссорились в воскресенье, но в четверг Джарет снизошел до того, что позвонил в школу и промямлил в трубку нечто вроде извинений.
… Она засопела в ответ.
— Мари?
В голове защелкало: что же такое добавить, чтобы она успокоилась? Чтобы пауза не затягивалась, повторил:
— Я виноват. Не должен был говорить то, что сказал. Я…
Красный отпечаток ладони на ее щеке, пульсирующая боль в глазу и ярость от того, что она не хочет стать такой, как нужно…
— Забудь! Я тоже хороша, — вдруг ответила она.
Король услышал в ее голосе тихую улыбку — стало легче.
— Джеррь, я не знаю, что со мной. Правда…
«Может лучше прилететь?» — испугался Джарет.
— Ты ведь приедешь завтра? Мне надо кое-что тебе рассказать.
— Конечно! — поспешил заверить ее Король домовых. Добавил: — Я могу и сейчас.
— Сейчас не надо, — голос ее снова улыбнулся. — Уже поздно. Просто пораньше приезжай завтра. Хорошо?..
Директриса нудела, нудела — даже голова разболелась!
Джарет зажмурился. «Что я тут делаю? Мне нужно искать ее! Быть там, а не здесь». Но он все равно не срывался, не бежал искать ее.
«Если Мариэтта загуляла — то сама вернется. Если убежала, то причина здесь, в школе. И чтобы ее найти, надо в этой причине разобраться».
«Ладно, — встряхнул Джарет головой. — Соберись». Осторожно, едва заметно уронил в чай искорку волшебства, чтобы подогреть. Чашка за минуту нагрелась руке. Король преподнёс ее к губам и… замер.
Молоко позеленело и свернулось хлопьями.
Яд!
— Что-то не так? — всколыхнулась директриса, внезапно прервав тарахтение.
— Ничего, — как можно спокойнее ответил Король домовых. — Просто молоко скисло.
— В самом деле? Позвольте взглянуть!
Директриса резко перегнулась через стол, схватила короля за руки, дернула к себе. Сунула длинный нос в чашку.
Джарет оторопел от такой наглости. Впрочем, уже всё понял!
Приготовился.
— Колдун! — ахнула директриса.
— Вообще-то волшебник! — огрызнулся Джарет.
Ведьма резко вскинула голову. Лицо ее изменилось: побелело, нос заострился, а глаза округлились, как у совы, и залились неестественным фиолетовым цветом.
Короткая вспышка заклинания — чай из чашки горячим гейзером выплеснулся на лицо директрисы. Та заверещала, вскочила на стол, затопала ногами.
— Девочки!!
Джарет тоже вскочил, вскинул руки — дверь, окна запечатались огненными печатями. В них уже ломились учителя школы с неестественными лицами и фиолетовыми глазами.
— Итак, курицы! — Джарет уткнул руки в бока, качнулся на носках. — Куда вы дели мою девочку?
Туго запеленованные заклинанием неподвижности, ведьмы молчали. Они рядком лежали на полу, злобно таращили фиолетовые глаза и скрежетали зубами. Ничего другого им не оставалось! Все их заклинания отскакивали от мужчины, словно горох от стены.
Коллективно они бы, конечно, справились, но Джарет оказался подготовленным противником.
Первым делом вывел из строя директрису весьма простым способом, то есть кулаком. Вскинул руки — усилил защиту окон и двери. Выиграл лишнюю пару минут. Ее потратил на то, чтобы связать главную ведьму ее же поясом и сооружение кляпа из бумаги.
Дверь треснула чуть раньше, чем Король домовых ожидал. В кабинет ввалилась крупная ведьма с явно фамильной бородавкой у носа. Об нее пришлось сломать стул, сверху добавить усыпляющее заклинание. Бедняжка крякнула и осела.
Следом за ней вкрутилась — иначе и не скажешь — дамочка, похожая на оживший циркуль. С ней пришлось повозиться. Ведьма верещала, царапалась, кусалась. Делала все, чтобы Джарет не заметил, как ее товарки тихими тенями пролезли в окна и собирались в круг. Но он заметил.
Извернувшись, Король домовых подхватил ведьму и швырнул ее в подползающих противниц. Те ахнули, и дали Джарету пару секунд.
Этого вполне хватило. На тонких пальцах вспыхнули синие искры, с тонких губ сорвалось заклинание — ведьмы замерли в своих позах и кеглями попадали на пол.
— Так-то лучше, — улыбнулся Джарет.
Щелкнул пальцами — возникло кресло. Король сел.
— Итак! — величественно произнес он. — Куда вы дели мою малышку? Ну? — Рявкнул: — Отвечайте!
В этот момент ведьмы дружно зыркнули в одну сторону, Джарет даже не повернулся! Просто вскинул руку. Короткая вспышка! Верховная ведьма бревном рухнула на стол.
— Надеюсь, поняли, что тягаться со мной бесполезно?
Джарет высокомерно оглядел ведьм разноцветными глазами. Те страшно завращали глазами, заклацали зубами, как оно и полагалась ведьмам. Король вздохнул.
— Ладно!
Ткнул тонким пальцем в крупную учительницу с бородавкой.
— Может ты, жирная!..
— Не смей так со мной разговаривать! — неожиданно огрызнулась ведьма. — Впервые что ли про бодипозитив слышишь, дрыщ белесый?
Правая бровь короля изумленно выгнулась.
— Вот не надо свою лень оправдывать какой-то боди херней! Где…
— Ты ее не найдешь! — встряла ещё одна ведьма. Ехидно хихикнула. — Она сбежала.
— Да неужели! — всплеснул руками Джарет. — И почему мне не верится?
Ведьмы заржали. Истерично так, запели на разные лады:
— Сбежала! Сбежала! От папочки сбежала! Сбежала! Сбежала!
Разноцветные глаза короля стали черными.
— Сами напросились. Я переверну это чертово заведение. И если она здесь…
Вспышка смеха.
Джарет взял себя в руки, повторил:
— Если она здесь, непременно найду. Вы не сможете ее спрятать от меня. Нигде.
В этот раз с тонких пальцев посыпались не голубые искорки — сорвалось алое пламя. Оно языками взвинтилось к потолку, опалило шторы и растворилось гулом в глубине школы.
Где-то с минуту ничего не происходило.
Тут гул стал приближаться.
Ведьмы даже головы приподняли от любопытства.
Двери распахнулись, и в кабинет вбежали мохнатые карлики.
— Фу! Домовые! — заверещали ведьмы. — Хуже мышей.
Джарет не ответил на это, бросил домовым:
— Обыскать!
Карлики поклонились и с тем же гулом исчезли.
— Так ты — Король домовых? — догадалась одна из ведьм. — А они разве не вымерли?
Ее подруги зашушукались, завертели глазами. Впрочем, данный факт их несколько смутил: на мирной техногенной Грани успели отвыкнуть не просто от колдунов, но и от королей-волшебников.
Тут одна ведьма воскликнула:
— Нет, он не может быть им! Брехня!
— Это почему же? — возмутился Джарет.
— Я слышала, он красивый, — доверительно сообщила ведьма.
— Да, да! — подтвердила другая. — Я в кино видела. А тебя словно вчера из тюрьмы выпустили! Тощий, блеклый.
Джарет аж поперхнулся от гнева.
— А та девочка? — поинтересовалась третья ведьма. — Она действительно твоя дочь или как?
Ведьмы переглянулись. Заорали в голос:
— Извращенец!
— Да чего опять? — выкрикнул в ответ Джарет.
— У тебя секс с собственной дочерью! — выпалили толстая ведьма с бородавкой. Скривилась: — Фуу!!
Ее подружки тут же заговорили между собой:
— Бедная девочка! Да, бедная девочка!
Джарет откинулся на спинку кресла, закрыл лицо рукой. Выдохнул:
— Ну и дуры!
Потянулся.
— Ладно! Начнем с начала.
Король домовых грозно оглядел ведьм, показательно метнул пару разноцветных молний.
— Она не сбежала. Не в этот раз! Поверьте, тихо это делать она не умеет. Она в принципе не умеет долго быть тихой. Поэтому уверен, что вы, курицы, как-то в этом замешаны. Конечно, вы понятия не имели с кем связались. У вас тут своя культовая тусовка, в которую моя малышка слегка не вписалась. Так что я согласен не разобрать это чертово заведение на кирпичики, если вы тот час скажите мне, где она.
Ведьмы загалдели.
— То есть ты настолько самоуверенный ублюдок, что даже не можешь предположить, что она пошла добровольно? — скривилась толстая ведьма.
Подружки согласно закивали, мол, да, так и есть.
— Хорошо! — Джарет миролюбиво улыбнулся. — Куда она пошла «добровольно»?
Строго оглядел ведьм.
— Вы же не знаете, кто она? Не так ли?
— Да все мы о ней знаем! — заорала директриса. — Несчастный, потерянный ребенок, которого трахает взрослый…
— Да хватит уже! — вскричал Джарет. — Она взрослая! Она уже совершеннолетняя даже по меркам своей крови! Просто ей захотелось вернуться в школу, чтобы пережить какие-то там комплексы.
Ведьмы зашушукались.
— Простите… — робко начала самая маленькая ведьма. — А кто она по своей крови?..
Ведьмы запшикали на нее, но как-то ненатурально, видимо, тоже заинтересовались.
Джарет широко улыбнулся.
— Видимо, с этого и стоило начать. Моя очаровательная малышка — оборотень. Так что если не хотите, чтобы по округе бегал взбесившийся монстр, немедленно скажите, где она!!
Вот как так получилось, что из всех возможных частных школ, Джарет выбрал основанную в самом центре культа поклонения страшному духу леса — яквавиаку? Это медведь столь гигантских размеров, что с легкостью переламывает вековые деревья. Да и видел эти самые деревья еще крохотными ростками, потому что уже много-много веков правит в этих лесах.
Местные индейцы, еще до того, как благородные европейцы пришли их приобщать к цивилизации, нашли весьма простой способ ублажать монстра. Они прокладывали тропы, якобы ведущие в деревню, усиленно распространяли слухи о том, как богаты, как мало мужчин и как много женщин. Желающие завладеть чужим добром всегда находились, правда, попадали они прямо в логово медведя. Со временем враги, конечно, поумнели, но тут подоспели европейцы, которые не вняли предупреждениям и пошли обращать в истинную веру неверных…
По совершенной случайности одна из жен тех самых бедолаг-европейцев оказалась ведьмой…
Смерть мужа ее совершенно не расстроила: он оказался не таким чудесным супругом, как обещал. Но вот других дам посчитала нужным спасти. В благодарность женщины тоже решили научиться колдовству.
Так по соседству с индийской деревней поселился небольшой ковен. Те и другие проводили свои обряды, ходили друг к другу в гости и с милой улыбкой отправляли чересчур навязчивых умников по заветным тропам леса.
Но шло время, мир менялся. Расползлись железные дороги, строились новые города, бесчисленные толпы, в поисках лучшей жизни, без конца то приезжали, то уезжали. Так постепенно деревня индейцев размылась другими культурами, и о лесном монстре забыли. Вернее, стали считать его обычным медведем, иногда даже пытались поймать, но безуспешно.
Ведьмы тоже посчитали нужным внешне измениться. Пробовали выдавать себя за монастырь — не получилось. Затем за госпиталь — дела лучше пошли. Но самой удачной идей оказалась — школа для девочек.
Со стороны все было чинно и благородно, старым девам в принципе свойственно работать в образовании. Но в реальности среди учениц они искали способных девочек и обращали. А если избранница не хотела становиться ведьмой, то становилась обедом.
С началом ХХ века жизнь в школе изменилась. Во многом благодаря изменению отношения к магии.
Верховная ведьма начала скрупулезно разыскивать и скупать все, что относилось к теме, дабы разнообразить и приумножить знания по предмету. Так они узнали, что для усиления эффекта лучше использовать не девственниц, а носителей некой особой крови. Решили попробовать, тем более что после сексуальной революции с девственницами стало напряженно. Наложили соответствующее заклятье на бумагу, для приличия нарисовали на ней разного рода тесты и раздали ученицам.
Сработало — тут же некоторые девочки порезались об острый край листа. Ведьмы обрадовались и озадачились одновременно, поскольку некоторые из поранившихся никакими талантами не обладали. Но решили попробовать. А поскольку привязывать орущих девиц к столу уже не модно и мешает процессу, в школе уже давно практиковали выдавать на ночь стакан особого молока. Особенным его делала травяная вытяжка. Девушка выпивала стакан и спокойно засыпала до утра, абсолютно никакие силы и раскаты грома не могли ее потревожить. В общем, для очередного ритуала выбрали тех самых особенных и поразились эффекту.
Ведьмы даже не подозревали, что под особенной кровью имелось в виду присутствие хотя бы капли дивности. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Мариэтта успешно прошла тест.
Вот только с ней начались осечки.
Засыпала она далеко не так крепко, как остальные. Да и заклинание отвода глаз тоже срабатывало не так, как нужно. И так далее.
Верховная потирала руки, мол, какой талант, лютой ведьмой будет! Но в ту ночь, когда Мариэтта исчезла, произошло то, что в корне переменило планы. Дело в том, что она не уснула. Вернее, уснула, но гораздо позже, чем следовало.
Ох, как перепугались ведьмы, когда девица призраком возникла в коридоре и потребовала вернуть на место очередную избранницу. Никаких доводов не слушала. Наоборот, распалилась ещё сильнее. Ведьмы посмеялись, мол, полиция и слушать не станет, у них же столько пропавших. На что Мариэтта сощурила чернющие глаза и усмехнулась:
— Так я и не про полицию.
И сказала это таким уверенным тоном, что ей моментально поверили: и расскажет, и поверят, и будут потом неприятности. Зря, конечно, сказала! Да и по сторонам надо было лучше смотреть, иначе бы не попалась.
— Жаль, конечно, — заключила верховная ведьма, — зато дух покормим.
— Джерри, закрой окно. Холодно! — произнесла Мариэтта и проснулась.
Резко села.
Испугалась.
Не мудрено! Вместо школьной спальни она лежала на камнях в незнакомом месте без единого источника света, одетая в одну сорочку. босая. Рядом белеют два пятна. Мариэтта принюхалась и поняла, что это Миса и Регина.
— Мари? — обрадовалась негритянка. — Ты проснулась?
— Где мы?
Мариэтта осторожно ощупала пространство вокруг себя. Обнаружила на полу много мусора: листья, веточки. Некоторые веточки при более тщательном изучении оказались косточками. Так Мариэтта добралась до стены. Осторожно поднялась, одной рукой держась за стену, другой — подняв как можно выше, чтобы внезапно не столкнуться с потолком.
— Это пещера, — поняла Мариэтта. — Мы в горах.
— Это и без тебя понятно! — огрызнулась Регина.
— Ты так долго спала! — пожаловалась Миса. — Здесь страшно! Регина пробовала найти выход, но здесь так темно.
— Выход, конечно, есть, — заверила девушку Мариэтта. — Нас же как-то принесли сюда — значит, как-то можно выйти. Так что вставайте! — протянула руку Мисе. — Главное, не потерять друг друга. А так, шаг за шагом — мы выберемся.
— Это невозможно! — запротестовала Регина.
— Почему?
— Там страшно! — в голос ответили девушки. — И темно. И противно.
— В пещере так и должно быть, — отрезала Мариэтта. — Электричество сюда не проводили и убираться никто не приходит. Нужно выбираться! Мы не знаем, зачем нас принесли сюда, но явно не для чего-то хорошего.
Мариэтта вспомнила, как Джарет говорит с крестьянами в период неурожая, и постаралась поточнее изобразить его интонацию:
— Вместе мы со всем справимся.
Подействовало! Регина и Миса встали. Держась друг за дружку, они зашагали мелкими шажками в поисках выхода.
Мариэтта шла первой. С шумом вдыхала воздух, пытаясь хоть как-то сориентироваться. Одну руку вытянула вперед, ощупывая темноту перед собой, а за вторую крепко держались Регина и Миса.
Шли долго, то и дело останавливались. Но не для отдыха: Мариэтте требовалось чуть больше времени для расшифровки запахов, чем обычно. Воздух в пещере был сырой, затхлый, это мешало. И кости, их специфический запах гниения заполонил все вокруг. Еще пахло медведем. «Надеюсь, не тот самый», — испуганно думала Мариэтта, вспомнив гигантские следы на сырой земле.
— Осторожнее! Камней много, — шепнула молодая женщина, отпихнув босой ногой очередную крупную кость с острым краем. Подумала: «Не хватало, чтобы кто-то сейчас ногу распорол».
Внезапно запахло молоком и травой. «Здесь недавно стоял человек, который зачем-то облился молоком, — поняла Мариэтта. — Да и воздух здесь чуть свежее». Увереннее шагнула в указанном направлении.
— Ветерком подуло, — шепнула Регина через некоторое время. — Прямо по ногам.
— Недалеко выход! — обрадовалась Миса.
— Тише вы, дурехи! — шикнула Мариэтта. — Мы ещё не выбрались. Тут кажется поворот.
В темноте действительно четко обрисовался угол. Гладкий. Мариэтта нащупала на камнях пучки волос. Почему-то человеческих. «Мы тут явно не одни проходили», — подумала молодая женщина и предпочла не озвучивать находку, тем более что прямо за поворотом их ожидал крайне неприятный сюрприз.
Замерла. Нет, даже отпрянула назад, чуть девочек не уронила, — настолько сильно ударило в нос мертвечиной.
— Что там? — испугалась Регина.
— Не знаю, — Мариэтта зажала нос. — Нагадил кто-то.
— А, по-моему, тухлым мясом пахнет, — возразила Миса.
Регина тоже принюхалась. Констатировала:
— Да, кто-то сдох.
— Да ну вас к черту! — вскрикнула Мариэтта.
Чуть громче нужного, потому что случайно наступила в лужу гнили, отчего завоняло сильнее.
Тут!
Мариэтта сильными руками обхватила девушек и толкнула их за угол.
— Тсс!
Впрочем, и так все понятно — хозяин пещеры вернулся домой.
Медведь.
Он сопел, пердел. Зачавкал.
Миса чуть не заорала:
— Что он там ест?
Регина зажала рот руками, заплакала.
Одна Мариэтта вроде как не потеряла самообладания. Просто инстинкты выживания взяли вверх. Она толкала девушек назад, совершенно не представляя, есть ли там хоть какая-то возможность спрятаться, переждать, когда хищник уйдет.
«Только бы не уснул! Пусть уйдет, как поест» — взмолилась Мариэтта. «Ох, Джерри! — мысленно воззвала к Королю домовых, — где же ты шляешься, когда так нужен!»
«С обаянием у него, видимо, швах, — переключилась на хищника. — Старый поди. Или сытый. Или что».
Она не знала, что медведь привык к присутствию живых в пещере и не спешил к ним только по той причине, что знал: никуда не денутся. Другого выхода из пещеры нет, поэтому зачем торопиться? Так или приблизительно так размышлял медведь, разгребая останки в поисках лакомого кусочка.
Медведь вдруг рыкнул. Скорее всего, просто так или же радуясь особо сочному куску мертвечины.
Миса не выдержала — заорала. Вместе с ней Регина.
Медведь заинтересовался. Пещера задрожала под мощью его лап, наполнилась гниющим дыханием.
Мариэтта резко толкнула девушек в темноту и развернулась…
Вихрь хрустальных шаров закружил оборотня. От неожиданности зверь разжал пасть, и медведь грузно упал на камни. Тут же в переливающийся вихрь ворвалась белоснежная сова, обернулась человеком. Он двумя руками сжал голову оборотня и, заглядывая ему в глаза, прокричал:
— Ты в порядке? Ты узнаешь меня?
Ведьмы замерли на метлах — слезть не торопились: все-таки удирать от взбесившегося оборотня удобнее на метлах. Даже в лесу. Они с ужасом и при этом с изумлением смотрели на каменную площадку у пещеры, где распростерлось безжизненное тело лесного гиганта, а волшебник тряс оборотня, приговаривая:
— Посмотри на меня! Ты в порядке?
Наконец мех стал редеть. Кости, мышцы задвигались, меняя очертания тела, и вскоре Джарет прижимал к груди трясущуюся обнаженную женщину.
— Там! Девочки… — Мариэтта из последних сил взмахнула рукой в сторону пещеры и уснула.
Джарет всё понял, крикнул ведьмам:
— Там кто-то есть?
— Да, — ответила верховная ведьма.
Она решила, что опасность позади и спешилась. Ее примеру последовали остальные.
— Две наши ученицы. — Верховная почесала кончик носа. — Если их, конечно, не съели. Медведь или эта ваша…
Разноцветные глаза короля зло сверкнули. Впрочем, Джарет не был настроен вновь вступать в конфликт. Он вытряхнул из хрустального шара три зимних эльфийских плаща, два бросил на камень, в третий закутал Мариэтту. Достал большой шерстяной платок, обернул им ступни молодой женщины.
— А теперь, курицы драные, слушайте меня! — крикнул король. — В школе полно домовых. Они, конечно, однажды уйдут, потому что терпеть не могут места, где часто сменяются жильцы, но это произойдет нескоро. Поэтому я непременно узнаю, доставили вы этих девчонок или же бросили здесь.
Джарет поднял на руки Мариэтту, метнул на прощание парочке разноцветных молний и улетел.
Король прилетел в арендованный дом больше потому, что это ближайшее убежище. Там уже суетились домовые.
Джарет первым делом положил Мариэтту на диван, быстро осмотрел. Убедился, что в целом она не пострадала, только испачкалась, набила несколько синяков и пару раз порезалась — ничего критичного. Наконец, ванная; температуру воды предварительно тщательно измерили — она должна быть теплой, не горячей.
После того, как вода сделала своё целебное дело, спящую осторожно вытерли, обработали царапины и закутали в одеяло.
— Мы заболеем и умрем, — хнычет рядом с ухом Миса.
Регина тут же огрызается:
— Мы тут быстрее замерзнем насмерть!
А Мариэтта прижимает палец к губам:
— Тсс! Разве не слышите? Тут кто-то есть…
Первое, что она ощутила, проснувшись, — острая боль в почках. Вскочила — ступни отозвались резкой болью. Кое-как допрыгала до ванной комнаты.
Уф! Вроде порядок.
Гда она находится, вопросов не возникло. Мариэтта больше удивилась, обнаружив, что одета в теплую пижаму, на ногах шерстяные носки, а волосы аккуратно заплетены. Кое-как стянула носок, под ним оказалась марлевая повязка. Узел закреплен искорками волшебства. Пощупала пальцы ног — вроде все на месте.
«Значит, Джарет, — с улыбкой подумала Мариэтта, — вновь поиграл в принца на белом коне. Впрочем… — прищурилась. — Это к лучшему». Встречаться сейчас с директрисой не хотелось.
Допрыгала до раковины, умыла лицо, почистила зубы. Честно говоря, от одного воспоминания о пещере, рот как будто наполнялся нечистотами.
Теперь на кухню! Есть хотелось жутко.
— Не смейте называть ее так!! — остановил Мариэтту крик Джарета. — Это не она отвела беззащитных девчонок в пещеру. Не она скармливала туристов этому… как он там называется?..
Умолк. Невнятно зазвучал второй голос.
Мариэтта прижалась к двери, но все равно не расслышала.
— Если бы она была опасна, — резко ответил Джарет, — я бы не выпускал ее из Лабиринта. И не надо мне тут сказки про бедненьких ведьм рассказывать! Убирайтесь!!
Мариэтта пропрыгала к окну и с удивлением увидела удаляющуюся спину директрисы.
Дала и себе, и ему десять минут, после вышла.
Джарет коротко улыбнулся, щелкнул пальцами — засуетились домовые: закипел чайник, на столе появился цыпленок, хлеб, салат. Мариэтта села. Подумала: «Ладно», — вслух спросила:
— Зачем она приходила?
Король сел напротив.
— Ты знала, что все твои учителя — ведьмы?
Мариэтта фыркнула.
— Они, конечно, не подарок, но положение требует. Знаешь, в моей школе, в той, где я на самом деле училась… — Осеклась под тяжестью разноцветных глаз. — Ты же не серьезно, да?
Пока говорили, Джарет сменил повязку на женских ступнях. Кожные покровы окончательно восстановились, порезы загрубели корками. Это хорошо!
— У меня точно не будет столбняка или еще чего? — с опаской спросила Мариэтта. — Там много чего валялось.
— Точно, — заверил ее Джарет.
— Значит, когда туристов не хватало, они подкармливали медведя школьницами? Какой ужас! Зачем? Не проще ли его убить?
— По всей видимости, он был центром их культа. Зверю ведь не одна сотня лет, если верить верховной. Вроде как дух леса. Не спрашивай! Я не присматривался.
— И после этого, — Мариэтта гневно взмахнула куриной ножкой, — они считают меня чудовищем? Мы же не оставим это так просто?
Правая бровь Короля домовых вопросительно выгнулась.
— А ты, однако, та еще штучку.
— И не говори! — Мариэтта с удовольствием вонзила зубы в куриную ножку. — Настоящее чудовище.
— Мы ее убьем! — Мариэтта сидела на диване и ела картошку фри. Попутно в красках фантазировала на тему массового убийства.
Похоже, это только подогревало ее аппетит. Она успела уже съесть целую курицу, миску салата, два бутерброда, кусок пирога и вот теперь поглощала картошку, при этом глаза ее переливались зелеными оттенками.
Джарет с интересом наблюдал за подругой и разумно помалкивал. Однажды он попытался отобрать у нее десятый гамбургер, потом неделю лежал в больнице с переломанной ключицей, а Тим зудел над ухом:
— Вот зачем ты полез в пасть к оборотню?
Поэтому, наученный горьким опытом, Король домовых просто ждал, когда зелень уйдет из глаз оборотня, и с Мариэттой можно будет серьезно обсудить случившееся. «Убить их, конечно, можно, — размышлял Джарет о ковене, — но стоит ли? Ссориться с ведьмами — так себе вариант. Конечно, их волшебство не так могущественно, как могло бы быть, и это к счастью!» Вспомнил как пару часов назад в этой же комнате верховная бросала ему в лицо гадости об его девочке. «Вот тебя я точно убью», — подумал, а вслух сказал:
— Мне так хорошо с тобой.
Щечки Мариэтта моментально вспыхнули.
— Мне тоже, — робко призналась она, и вот удивительно! Глаза оборотня почернели.
Джарет улыбнулся, поманил:
— Иди ко мне.
Мариэтта послушно поставила миску на столик и прильнула к его груди. Глубоко вздохнула.
— Джеррь… Я могу не возвращаться в школу? Просто приеду на экзамены и всё.
— Хорошо! — Джарет провел ладонью по ее волосам. Добавил: — Всё будет так, как ты скажешь.
— Врешь ведь, — тихо рассмеялась Мариэтта. — Всё происходит так, как решаешь ты. — Уткнулась носом в его плечо. — Отвези меня домой. Не надо никому мстить. Просто — домой.
Джарет помолчал немного. Сказал:
— Для оборотня ты чересчур милосердна.
— А ты не чересчур жесток для полуэльфа?
Автор на Призрачных мирах httрs://fеisоvеt.ru/магазин/Роз-Мариэтта/
Рассказ написан по миру «Полукровки»:
httрs://рrоdаmаn.ru/kirа_rоmаnоvа/bооks/Pоlukrоvkа-Сhyа-ty-nа-sаmоm-dеlе
httрs://рrоdаmаn.ru/kirа_rоmаnоvа/bооks/Pоlukrоvkа-Knigа-3-Bеzumiе-Sily
Глядя на пышное золото осеннего леса, Рада всегда вспоминала отца — сочно-рыжего, как и она сама, и щедро-веснушчатого — расцелованного солнцем в обе щеки. Если возрождение душ действительно есть, то папа, наверное, вернулся в этот мир именно так — янтарём и гранатом сонной уже листвы. Или, может, он так и не покинул этот мир? Как не уходят призраки, так не ушёл и он — стал одним из духов осени, и всегда является так дочери, словно хочет до неё что-то донести, словно что-то не закончил, и желает, чтобы Рада это сделала.
Но что?
Вполне возможно, Рада выдаёт желаемое за действительное, и просто с момента ухода отца она стала видеть осень как-то совсем по-особенному.
— Эй, лисичка! Влюбилась, поди?
Рада вздрогнула.
Рядом с ней на крыльцо села ведьма Дина. Села, подпёрла голову ладонью и с хитрецой посмотрела своими зелёными глазами на оборотницу, походя на лису даже больше, чем сама Рада. Лет тридцать ей было. В пышном крепком теле, с тёмно-каштановыми волосами, отливающими золотом в удачном солнечном луче, и с веснушками, как у Рады, только их совсем немного, и они её очень молодили.
Нахваталась Дина деревенских словечек за годы жизни за околицей, у самой кромки леса, но Рада видела — ведьма образованная. Если и ученица предшественницы, то этим не ограничилась. Да и по происхождению явно из города — очень уж отличается она по суждениям и говору от остальных селян.
Лисичка зарделась и отвела взгляд.
— Да. Он моя истинная пара.
Почему-то не хотелось отнекиваться и лгать. Раде казалось, что Дина видит её насквозь. Наверное, так и было.
Иногда ведьмы оказываются сильнее любых магов.
Дина удивилась. Хмыкнула.
— В самом деле? Он же человек. А вы как драконы, а не как демоны.
Рада покосилась на раскрытую настежь дверь ведьминской избы. Погода стояла на удивление тёплая. Там на скамье спит без задних ног адепт крови по имени Тхир. Рада была разочарована, когда по жребию ей в пару выпал именно он. Да, маг крови всегда немного целитель (оттого их и посылают на практику вместе с целителями), но то, что ей в силу дара давалось легко, у него отнимало много сил, хоть он и старался. Как результат — парень валился с ног после каждого обхода и спал весь остаток дня и всю ночь.
Всё бы ничего, но Рада вдобавок и крупно влипла, влюбившись так, что в глазах темнело, и хотелось тыкаться носом в его волосы и шею, и вообще такие мысли в голову лезли, что она начинала краснеть.
Рада была скромной лисицей. Эти мысли её пугали.
— Да, человек. Но как есть.
— Ты не ошиблась?
Рада возмущённо тряхнула рыжей головой.
— Нет! Мы в таком не ошибаемся!
— Ладно, ладно, верю, — примирительно сказала Дина. — Но это всё равно странно.
— А то не странно? — вздохнула Рада.
Их с Тхиром отправили на практику в деревню, где случилось кишечное поветрие. Хвала богам, никто не умирал, но мучились люди знатно — болячка оказалась на редкость прилипчивой. Самое то для адептов-третьекурсников Тармирской Академии Магии. Ради и Тхира поселили в доме Дины, предварительно ей заплатив, конечно же. В первые пару дней ведьма постоянно стремилась общаться — видно, как соскучилась она по общению с кем-то из кругов других, нежели деревенские жители. После немного успокоилась, но всё равно была не прочь поболтать в любую свободную минуту. Ещё и Тхира быстро приспособила колоть дрова, коль уж появился мужчина в доме, пусть и ненадолго.
Признаться ему? Он не поймёт. И не только он — Рада сама не понимала. Что случилось и как. И почему? Почему такое влечение к человеку, простому человеку?
Может, у него в предках затесался кто-то из лис? Но всё равно не должно быть такого…
И что самое смешное, этот вопрос к нему, к магу крови! Пусть Тхир пока что и недоучка, но всё же знает, в какую сторону думать. Ведь истинная пара — это ярчайшее, хрестоматийное проявление магии крови.
И всё равно, как можно идти к парню с таким вопросом?! Да он её на смех поднимет!
Рада была не только скромной лисицей, но еще и слишком прямой и честной. Это усложняло жизнь.
Она даже пожалела, что не демон. Ощутил пару в человеке? Поставь на него метку, и через недолгое время человек твой со всеми потрохами. Людей такое возмущает, да. Многие истово молятся, чтобы выбор демона не пал на них. Раде тоже не нравилась такая их особенность, и она радовалась, что не человек, но теперь вполне их понимала и сама бы не отказалась от своей метки на Тхире.
Вздохнула. Похлопала себя по коленям и направилась в избу, где нужно, не мешая Тхиру, взяться за отчёт по практике. Интересно, с таким богатырским сном Тхир вообще успеет его написать?
Осень с сочувствием дышала в спину…
Тхир заблудился. Заблудился в кромешной тьме. Такого ужаса, что захлестнул с головой, юноша прежде не знал никогда. Он даже не считал себя способным на подобные чувства!
Просто не существовало ничего, кроме тьмы. Ни семьи, ни друзей, ни дела жизни. Да даже его самого не существовало — ни памяти, ни личности. Всё поглотил ужас вместе с тьмой.
Тхир так бы и тыкался слепо в разные стороны, если бы вдруг не увидел светящуюся точку. Он не поверил своим глазам. Показалось, что бредит, но точка не исчезала, и он с робкой надеждой в груди пошёл в её сторону. О чудо! — она приближалась, очень быстро, как будто двинулась навстречу ему. Да, так и было — она приближалась, всё больше становясь похожей на человеческий силуэт. Чем ближе, тем чётче. Тем ярче.
Девушка! От неё исходил солнечный свет, и пахло ранней тёплой осенью.
Раскатом грома сознание пронзило имя.
Рада.
Её зовут Рада. И они вместе учатся. В Академии Тармира. И в последний раз они вместе были на целительской практике. Он — маг крови, она — целитель. У неё всё получается лучше, что естественно. А ему очень трудно, ведь он целитель лишь немного.
Нет, не красавица. Рыжая, усыпана веснушками, и нос длинноват, и губы не такие пухлые, как нравятся Тхиру. Но чем она ближе, тем теплее становится, и тьма испуганно шарахается от ореола света, что разливается вокруг неё.
Рада улыбается с облегчением и радостью. Она хватает его за руку, такую холодную в сравнении с её, и тянет за собой. Она с лёгком цветастом платье, длинные волнистые волосы цвета осени колышутся в такт шагам. Она ускоряется, переходит на лёгкий бег, и Тхир бежит следом.
И вдруг — яркая вспышка. Такая, что пронзает стрелой. Ослепила, Тхир споткнулся…
Вздрогнул.
Задышал. Шумно и тяжело, даже хрипло.
Лоб мокрый, и Тхир судорожно стёр холодный пот. Приподнялся на локтях, огляделся. Откинулся на подушку и выдохнул, успокаиваясь.
Боги! Всё на своих местах. Это избушка Дины — местной ведьмы, что предоставила кров двоим адептам.
В окошке была видна растущая луна. Слева от Тхира что-то лежало. Что-то тёплое. Оно грело ему бок.
Тхир опасливо отодвинулся. Лунный свет серебрил густую шёрстку, и кончики мягких ушей казались схваченными тонким инеем.
Лисица.
Рада?
Кошмар всё ещё не до конца отпустил Тхира, и мысли путались. Лиса спала, вытянув лапы и уложив на них голову. На его движения она никак не реагировала — должно быть, очень крепко спала.
Вывела его из тьмы.
— Спасибо, — беззвучно шевельнулись губы.
Не вполне отдавая себе отчёта, потянулся к лисице. Пальцы утонули в мягком меху. Провёл ладонью от холки по всей спине. Коснулся ушей…
Одно ухо дёрнулось, и Рада вскинула голову. Было тесно, но Тхир чувствовал — они пересеклись взглядами. Вдруг лисица громко фыркнула и, мощным прыжком перелетев через Тхира, заметалась по всей избе. Комок тьмы сновал туда-сюда из угла в угол, и шорох лап не смолкал. Наконец Рада скользнула куда-то за печь — туда, где темнее всего. И всё стихло.
Тхиру стало стыдно.
— Рада! — позвал он громким шёпотом, чтобы не разбудить хозяйку. — Рада!
Зачем позвал? Кто знает.
Лёг и отвернулся к бревенчатой стене с законопаченными мхом щелями.
И в самом деле, чего это он? Смутил напарницу. Смутился сам. Только вот мягкое тёплое чувство, что оставила она после себя во сне, никак не желало отступать. И что-то было в этом чувстве такое… как сияющая жемчужина, до которой ещё надо добраться — самая суть этого чувства, — но вниманием к ней всё возвращается и возвращается.
Это просто сон. Сны снятся чаще всего просто так, без дурных предзнаменований и тайных знаков. И образ Рады просто так вытащил его из кошмара. Не больше. Просто подсознание почему-то обратилось именно к Раде. Почему? А потому что почему бы и нет?
Спустя некоторое время Тхир успокоился и уснул. Правда, пообещал себе утром извиниться перед Радой за неловкость. И спросить, почему она решила вдруг спать рядом с ним, хотя прежде выбирала место подальше.
— Ты какого чёрта распустил руки?! — гневно восклицала Рада, и лицо её пылало. — Я тебе что, мягкая игрушка?! Я просто хотела погреться, мне было холодно!
— Прости! Пожалуйста, прости! — покаянно говорил Тхир, подняв руки. — Я не хотел тебя оскорблять! Мне приснился кошмар, и ты подвернулась под руку. Нужно было отвлечься. Я был немного не в себе. Прости. Я не хотел тебя обидеть. Правда.
Рада успокаивалась, но всё еще выглядела смущённой. Она прижала ладони к щекам. Услышав про кошмар, она с подозрением повела своим вострым веснушчатым носом. Совсем как лиса.
— Ну хорошо, прощаю, — изрекла она наконец. — Ну и сама не буду больше прыгать к тебе греться.
Совсем засмущалась, и Тхир был вынужден окончательно признать, что ситуация действительно нелепая.
Они вновь обошли деревню, справились о самочувствии деревенских. Где-то их накормили, где-то насовали в карманы орехов и яблок в знак признательности. Они управились быстрее, чем ожидалось — поветрие отступило (во всяком случае, на время точно), и теперь можно взяться за отчёты с чистой совестью.
— Кхм… Тхир, — неуверенно заговорила Рада. — У меня есть к тебе вопрос. Как к магу крови.
Юноша отвлёкся от отчёта и с интересом посмотрел на неё. Он несколько часов кряду писал безостановочно, навёрстывая упущенное и пытаясь догнать лисицу, и теперь был рад ненадолго отвлечься.
— Давай, говори. Чем смогу, помогу.
Девушка смущённо теребила перо и не торопилась начинать разговор.
— Только пообещай понять всё правильно и не смеяться надо мной. Это очень важно.
И так посмотрела, что Тхир невольно проникся.
— Говори.
Рада поёрзала, прикусила губу, сцепила-расцепила пальцы.
— Я тебя люблю. Ты моя истинная пара. Нет, я ничего не напутала и не приняла одно за другое. Я знаю, что это невозможно, поэтому вопрос — почему это всё-таки произошло и как теперь мне быть?
Как на духу.
Несколько мгновений Тхир вникал в сказанное. Когда вник, опешил.
— Прости? — осторожно спросил он. — Я не ослышался? Ты сказала…
— …то, что сказала. Помоги, пожалуйста, разобраться.
Рада была напряжена, и Тхир уже в который раз почувствовал себя неловко.
— Хм, — только и изрёк он. — Это… странно.
— О, да! — насмешливо ответила Рада.
— Это невозможно, — весомо добавил Тхир.
— Ещё бы.
Пауза. Рада отвела глаза и взялась за чернильный камень, отколола от него кусочек и бросила в ступку. С усилием застучал пестик.
Тхир следил за её движениями и не мог подобрать слов. Он просто не мог понять, лукавит лисичка или нет. Вполне может — лиса же. Однако сомневался — это ведь такая ложь, что скорее навредит, чем принесёт пользу.
Рада пересыпала в чернильницу полученный порошок и подлила туда воды.
— Я это проверю, — сказал Тхир. — Парность — это очень мощный пласт в энергии крови, я смогу его увидеть.
Рада исподлобья глянула на него, и её жёлтые глаза сверкнули.
— Буду признательна, — сказала она.
Тхир кивнул и снял с крючка на стене свою сумку, где хранил все принадлежности для магии крови. На столе оказались чистые льняные салфетки, особый нож, склянка с обеззараживающим раствором и набор предметных стёкол.
— Давай руку. Рабочую. Постарайся расслабиться и успокоиться, чтобы в крови не отображалось лишних эмоций. Я-то сквозь них рассмотрю, что нужно, но лучше не надо.
— Я поняла.
Тхир смочил салфетку в растворе и тщательно протёр свои ладони. Следом взялся за руку Рады и тщательно обработал её, уделив внимание каждому пальцу, как и привык уже. Рада ни слова не сказала — она целитель, её не смущает щепетильность в вопросах гигиены. Некоторые другие отпускают шуточки и усмехаются.
Лисичка сидела вся красная. Её тонкая ладонь подрагивала от его прикосновений. А юноша то и дело посматривал на неё, на её рыжие волосы и пылающее конопатое лицо. И хочется чего-то… не то поцеловать, не то…
Она очень смелая. Безумно смелая. Даже сам Тхир, будучи парнем, не сразу бы решился выдать такое признание прямо и на одном дыхании.
Вид ножа отрезвил. Тхир протёр узкий клинок и уверенно кольнул остриём в кончик пальца сначала Рады, потом в свой. Лиса поморщилась от боли, когда Тхир выдавил на стекло каплю её крови, и сразу излечила ранку, стоило парню её отпустить.
Тхир призвал магию, и сосуды послушно замерцали под кожей. Повинуясь зову, из крови на стёклах поднялись вверх облачка силы. Тхир сосредоточился и обратился к крови:
— Покажи связи.
За пару мгновений облачка расслоились на несколько энергетических планов, и некоторые из них даже были видны невооружённым взглядом. Рада с любопытством смотрела, как переливаются они в луче солнца.
— Смотри, — сказал Тхир и указал пальцем в бело-перламутровый слой в облачке, что поднималось над кровью Рады. — Это твоя привязка, она сейчас заполнена. Если бы была пуста, то выглядела бы по-другому. Это значит, что ты не лжёшь. Ты действительно ощутила пару. Но вот у меня, — кивнул на свою кровь, — такого нет. Я человек.
Рада вновь покраснела под взглядом Тхира.
— Слушай, — заговорил он и сам удивился, как томно зазвучал его голос. — Я, конечно, неотразим, но чтобы настолько…
Едва увернулся от удара свёрнутой в трубочку бумажки.
— И вовсе не из-за этого! — резко и громко сказала Рада. — Это дурацкое недоразумение, и оно меня бесит! Никогда не мечтала о человеке! Это… немыслимо!
Отбросила бумажку и скрестила на груди руки. Положила их на колени. Схватилась за кончик рыжей косы.
— Возможно узнать причину? — спросила она уже спокойнее.
— Хм… — Тхир запустил ладонь в волосы. Взъерошил. — Не знаю. Это сложнее. Но я попробую.
Сцепил пальцы в замок и вытянул вперёд руки. Наклонил голову вправо-влево. Щёлкнули позвонки, и Рада тихо хмыкнула.
Тхир уже пожалел, что ляпнул про «сложнее». Просто-напросто он совсем не знал, как выяснять через кровь причину чего-то, тем более истинной пары. Какая тут может быть причина, кроме самой природы существ, подверженных парности?! Даже оттолкнуться не от чего!
Тем не менее, юноша решился попробовать. Он редко чувствовал в себе научный азарт, но сейчас ему удалось пробудить его в себе. Это бы потянуло на семестровую работу, а то и на диплом!
Но, увы, Тхир быстро понял, что не может потянуть такое. Он обратился к природе Рады, он по-разному задавал вопросы и поднимал разные пласты. Но нигде он не смог отыскать зацепку.
Лисичка жадно наблюдала за его действиями, и это очень смущало, ведь хотелось выйти победителем в глазах девушки, но не сложилось.
— Нет, не могу, — выдохнул он, утерев вспотевшее от натуги лицо. — Пока что это для меня слишком сложно. Прости, лисичка.
Рада разочарованно отвела взгляд.
— Ну, ладно, — буркнула она. — Попытаюсь что-нибудь сама с этим сделать.
— Слушай, — вдруг сказал Тхир. — А может, обратимся за помощью? Мне самому любопытно…
— Ну уж нет! — отрезала Рада. — Чтобы моё имя трепали на всех углах? Я не для того тебе доверилась!
— Тот, к кому я хотел бы обратиться, точно не будет ничего трепать. Он слишком высоко стоит для этого.
Рада вопросительно вскинула брови, а Тхир заговорщицки понизил голос:
— Я про адайе-ли.
— Что?! — воскликнула Рада. — Адайе-ли?! Ты серьёзно?
Какая же она всё-таки эмоциональная! Не соскучишься с ней!
— А что? — пожал плечами Тхир. — Он такой же студент, как и мы с тобой, только на выпускном курсе. Старшим пристало помогать младшим! Адайе-ли очень увлечён наукой, он точно не откажется разгадать такую сложную загадку.
Рада выдохнула.
Адайе-ли Дэлион — наследный принц и единственный демон, владеющий достоянием расы людей — магией крови. Он унаследовал её от своей матери — ада Анджит была полудраконом и прослыла самым сильным магом крови в истории. Говорят, сын уступает матери в силе и способностях, но всё же никто из людей не может с ним сравниться.
Обратиться к нему, да так запросто… да разве же она посмеет? Когда адайе-ли проходит по коридору Академии в одиночестве, в простой форме студента, хочется вжаться в стену и исчезнуть — такое благоговение он вселяет.
А Тхир хорохорится, дурак.
— Соглашайся! — сказал он. — Я напишу ему, пока мы здесь. А если не выйдет, то подойдём к кому-нибудь из наставников. Не проживёшь же ты всю жизнь с такой тягой, верно?
Рада помрачнела совсем, и Тхир проглотил вертящуюся на языке подколку — и хорошо. «Постарайся не наброситься за меня за эти два дня!»
Не говоря ни слова, Рада вышла прочь из избы. Её как будто подменили, что неудивительно, и Тхир чувствовал себя очень неловко, и неловкость свою он пытался прикрыть бравадой и глупыми шутками. И стало совестно. Даже стыдно.
Это было очень странное чувство. Оказаться истинным избранником оборотницы… Вот уж чего не ожидал никогда. Да и не то, что жениться — даже присматриваться к девушкам Тхир не планировал до конца учёбы и пока что неплохо справлялся с этой задачей. Сторонился демониц, ведь никогда не знаешь, почувствует кто-то из них зов пары или нет, поставит метку на тебя или нет. Дракониц и оборотниц списывал со счетов. Как оказалось, зря.
Задумался. Стоит ли быть столь категоричным по отношению к Раде? Она не вызывала в нём отвращения, даже напротив — то спасение из ночного кошмара словно расставило всё по своим местам, открыло глаза на очевидное. Лисичка начинала ему нравиться. Да и сложно отгородиться от симпатии, когда девушка совсем рядом, и спит каждую ночь в пределах видимости, пусть и в лисьем облике.
И всё-таки она безумно смелая. Это впечатляет.
На горизонте собиралась тяжёлая тёмная туча, которая выглядела особо страшно на фоне солнечного неба. Вскоре она разразилась ливнем, который шёл весь вечер и часть ночи и сбил с деревьев половину осеннего наряда. Казалось, даже одежда пропиталась ароматом прелой листвы, мокрого дерева и грибов…
Когда прошли последние дни практики, Рада с Тхиром наконец вернулись в Академию через выстроенный куратором портал. Сердечно попрощались с Диной, которая посматривала на ребят с очень загадочным видом. Тхир всё-таки успел доделать отчёт, посматривая в записи Рады, и за это время они почти не разговаривали, за исключением одного случая — Тхир написал письмо адайе-ли, как и обещал, и на следующий день пришёл ответ. Дэлион согласился помочь, но поставил условие — ребята должны дать ему право использовать этот случай в научной статье. Рада приуныла, но согласилась. Она не представляла себя торгующейся с принцем демонов.
С тех пор, как она призналась, она чувствовала себя голой перед Тхиром, даже если одета в три слоя, даже если ходила в ипостаси лисы. Тхир отводил глаза и явно хотел что-то сказать, но не решался, и у Рады не хватало духа настоять на разговоре. Да она и сама побаивалась того, что он может сказать. Чуть позже. Потом!
Вернулись в Академию и разошлись по общежитиям. Рада делила комнату с двумя соседками, и девушки тут же принялись обмениваться впечатлениями от своих практик.
Рада ни словом, ни жестом не обмолвилась об истории, в которую так крупно попала. Тхир так и стоял перед глазами — не сильно высокий, но ладно сложенный, с подстриженными и взлохмаченными тёмными волосами и лучистыми светло-карими глазами. Он так подходил избушке Дины, так подходил деревне и лесу, её окружавшему, так подходил яркой душистой осени, так подходил вообще жизни на этом свете, что…
Драконы находят пару по запаху. Лисы же выхватывают общий образ: внешность, звук голоса, аромат тела. Рада не смогла устоять перед совершенством Тхира, перед его гармоничностью и ладностью. Хотелось обнимать и ни за что не отпускать его, хотелось вместе с ним быть такой же неотъемлемой частью жизни, быть на своём месте…
Только это должно было произойти в отношении её сородича, а не человека!
Рада даже не хотела думать, какой выход может найти адайе-ли. Она вообще не представляла, что можно тут придумать. Рвать привязки нельзя — это знают все. Это драгоценность. Заставить полюбить человека? Это тоже невозможно. Только демонам это под силу. Но Дэлион демон, может, он будет размышлять в эту сторону?..
Да даже если удастся избавиться от привязки, Рада всё равно будет знать, что Тхир — лучший.
На следующий день Рада и Тхир направились в крыло, где жил адайе-ли. Там располагались комнаты куда лучше тех, что занимали простые студенты из небогатых семей. Но что любопытно — это не самое роскошное крыло, способное удовлетворить любые, даже самые высокие запросы. У адайе-ли, как и у многих прочих, был сосед, а это уже налагало ограничения.
В крыло их пропустили, сверившись со списком. Рада с интересом посматривала по сторонам. Да, здесь определённо обстановка богаче: мозаика, лепнина, редкие растения в кадках, причудливые магические светильники под потолком.
Ребята остановились у тяжёлой резной двери с нужным номером. Тхир заметно нервничал. Они обменялись взглядами, Рада кивнула парню, и тот три раза громко постучал.
Изнутри щёлкнул замок, и дверь сама собой приоткрылась, приглашая войти. Рада замялась, когда Тхир распахнул дверь шире, но всё же вошла. Почти сразу согнула спину в поклоне.
— Приветствую. Без церемоний, пожалуйста! Не в этих стенах.
Прозвучало это прежде, чем Рада или Тхир что-то сказали.
— З-здравствуйте.
О, боги, надо же было заикнуться вдобавок!
— Здравствуйте, адайе-ли.
Рада окинула взглядом хозяина. Он стоял возле стола, и рост его был столь огромен, что у неё на миг закружилась голова — давала о себе знать драконья кровь. От матери он почти полностью унаследовал внешность: золотисто-рыжие волосы, светло-карие глаза и вполне человеческие, хоть и красивые черты лица. В сравнении с драконами или демонами адайе-ли выглядел, конечно, несколько простовато. От отца, красавца адайе Сэйерона, ему достались зрачки-щёлочки, как у всех демонов.
Дэлион указал ладонью на места за столом. Рада и Тхир сели рядом друг с другом, адайе-ли занял место напротив.
— Можете не переживать — мой сосед сейчас на дополнительных занятиях, лишних ушей здесь нет. Вас зовут Рада Марри? — обратился он к лисичке, и та молча кивнула. — Давайте вашу руку. Ни к чему медлить.
На столе уже всё стояло подготовленным, и адайе-ли взялся за дело. Он был одет в самую простую тёмно-синюю рубашку и в самые простые чёрные брюки. Строгий, спокойный, собранный, с тонкой, но крепкой стеной между ним и остальными — когда это требовалось. Рада отвела глаза, стараясь не думать, напротив кого сидит сейчас и от кого принимает помощь.
Да, здесь обстановка была всяко лучше. Небольшая, но уютная гостиная со столом, парой кресел, диваном и небольшим шкафом, забитым книгами. По разные стороны — двери в спальни.
— Вы правда сможете помочь? — вдруг спросила Рада.
Дэлион протирал нож. От её вопроса он замер на миг.
— Простите, — шепнула она.
— Смотря что там у вас, — ответил он, пропустив извинение мимо ушей. — И смотря что вы захотите получить, исходя из этого. Но ваши чувства я прекрасно понимаю и сочувствую вам.
Рада зашипела от боли, когда нож ткнулся в её палец, и выступила капля крови. Дэлион управлялся со всем куда ловчее и увереннее, чем Тхир. У демонов кровь чёрная, в отличие от других существ, поэтому его магия тоже была чёрной, а не красной. Было немного страшно за ней наблюдать — она напоминала настоящую тьму, способную пробуждать мёртвых.
Вновь над предметными стёклами повисла энергия с её слоями и уровнями. Адайе-ли молча и сноровисто перебирал их, всматривался, сравнивал. Они были разноцветны, с разной плотностью и разным наполнением. Наконец он задумался над одним из них — чёрным, как его магия.
— Что с вашим отцом? — вдруг спросил он у Рады.
Та вздрогнула от удивления. Адайе-ли смотрел так, что она невольно прониклась важностью вопроса.
— Его нет с нами уже три года. Даже больше.
— Умер своей смертью?
— Да. Я нашла его возле колодца. Он был мёртв. И улыбался даже после смерти.
Предательски дрогнул голос, и Рада отвернулась, пряча выступившие слёзы. Та картина так ярко встала перед глазами, словно произошла вчера, а не три года назад. А ведь в последние разы, что она бывала дома, ей начало казаться, что всё, уже успокоилась…
Адайе-ли слушал внимательно, не сводя с неё глаз, и лисичка продолжила:
— Мама умерла сразу, как только родила меня. Папа вырастил меня один. Они были истинной парой…
Замолчала и шмыгнула носом. Прикрыла ладонью глаза и сглотнула ком в горле.
Пронеслось острое чувство несправедливости. Почему её семье так не везёт?! И ей, и родителям?
— Он продержался долго, — отметил Дэлион. — В последние три года вы не замечали ничего странного вокруг себя? Какие-то детали, которых раньше не было? Или на которые вы не обращали внимания?
Рада сокрушённо покачала головой.
— Нет. Разве что осень стала ярче, но мне, наверное, кажется.
Адайе-ли бросил короткий взгляд в окно. Янтарные глаза его поймали солнце, и зрачки сузились в щёлочки, как у кота.
— Даже вы мне сейчас кажетесь частью осени, — вдруг призналась Рада, скользнув взглядом по его золотым волосам и тронутой лёгким загаром коже.
Дэлион удивлённо вскинул бровь, но не прокомментировал никак её слова — лишь приподнял в лёгкой улыбке уголок губ.
— Вам передалось по крови его проклятие, — ответил он.
Рада от неожиданности захлебнулась воздухом.
— Что?.. Проклятие?! Какое? Кто его наложил?!
— Это предстоит выяснить, как и условие, при котором оно исчезнет. К сожалению, я не мастер проклятий и в таких делах не силён. Скорее всего, здесь сработает немагический способ снятия, но в этом нужно разбираться. Ваш отец не рассказывал вам о каких-то конфликтах в своей жизни?
— Нет. Никогда. Я даже не задумывалась, были ли они вообще. Папа был очень добрым лисом. Я не могу представить, что он мог с кем-то поссориться, да ещё и до проклятия.
— Я понял. Ноэн Тхир, а что у вас? Не припоминаете? Может, что-то подобное касалось кого-то из вашей семьи?
Тхир, молчавший до сего момента, напрягся и с подозрением нахмурился.
— Не могу так сразу сказать. Нужно вспомнить. А это имеет значение?
— Вы не увидели самого главного, — адайе-ли расслабленно откинулся на спинку стула. — Вы сосредоточились только на Раде и не додумались проверить, тянется ли что-то от неё к вам. На что-то же её привязка сработала, верно? Значит, что-то должно быть и в вас.
Он прочертил пальцем линию от одного стёклышка с кровью до другого, и по этой линии в воздухе протянулась тёмная туманная ниточка и вплелась в облачко энергии над кровью Тхира.
Магия крови не переставала удивлять Раду. Тхир сидел с таким видом, словно его только что прилюдно застыдили, да ещё и тумака отвесили.
— Если это проклятие, то привязка может исчезнуть, если его снять? — с надеждой спросила Рада.
— Нет никаких сомнений, что она истинная, пусть и протянулась к человеку, а не к лису. Проклятие её пробудило, и она теперь навсегда останется с вами.
Девушка застонала и закрыла лицо ладонями. «Не хочу, не хочу, не хочу! Без ответа всю жизнь! Это невыносимо!» — в отчаянии думала она. Вот снимет она это проклятие — боги знают, в чём оно заключается! — и Тхир отбежит от неё на безопасное расстояние, да еще и прятаться будет, пригибаться, растворяться в толпе. Люди не выносят принуждения и давления. И правильно делают.
— Я вас отправлю к мастеру проклятий, который работал ещё с моей матерью. А еще он передо мной в долгу, так что помощь вам будет его платой. Что такое, ноэни Рада? — Дэлион заметил выражение лица лисицы.
Рада слышала что-то об эльфе, который помог Анджит-полукровке снять проклятие с целой расы драконов. Легендарная личность! Правда, имя этой личности она благополучно забыла, ибо эльфийские имена слишком зубодробительные.
И теперь этот эльф будет им с Тхиром помогать из-за некоего долга перед адайе-ли. С ума сойти. Она никогда о таком и думать не думала.
Но…
— Я уже не вижу для себя причин работать над привязкой, — с горечью сказала она. — Если от неё не избавиться, то что я получу тогда? Больше это проклятие мне ничем не мешало.
— Я хочу понять, что произошло, — вдруг твёрдо произнёс Тхир. — Если это всё касается и меня, я не должен стоять в стороне.
Рада не могла понять, что же он чувствует к ней лично. Стремление разобраться — да, стремление помочь — тоже, но… Да и как бы ни относился, что бы ни сказал, она всё равно воспримет в штыки, вопреки логике. Он наверняка просто захочет соблазнить её, влюблённую теперь уже на всю жизнь. Соблазнить, поиграть — и бросить. Такие чувства нельзя показывать человеческим мужчинам. Люди… они ведь другие. То, что для оборотня сила, для человека — слабость.
— Мастера зовут айль Риноэль нар-Карнандиаль, — сказал Дэлион. — Я могу пригласить его прямо сюда, в Тармир, чтобы вам не отвлекаться от учёбы. Ноэни Рада, что скажете? Ноэн Тхир заинтересован, и без вас вряд ли можно что-то решить. Если разбираться с проклятием, то только с участием вас обоих.
Вот! Вот как зовут легендарную личность.
Рада в ответ вздохнула и прижала ладони к щекам. Что она теряет? Да ничего. Хоть пользы для себя она теперь не видела, но любопытство подмывало пуститься в расследование. Она думала, что папа умер, потому что не смог больше жить без мамы. Вдруг то неизвестное проклятье также его добило?
— Да, я согласна, — сказала она наконец.
— Вот и хорошо, — подытожил Дэлион. — Тогда я сообщу вам, когда он сможет с вами встретиться. У вас остались ко мне вопросы?
— Можно ли сделать так, чтобы я поставила на него метку и не мучилась?! — вдруг выпалила Рада.
Тхир выглядел так, словно ещё немного — и он пойдёт вжиматься в стену от страха.
Адайе-ли вдруг рассмеялся, громко и весело. Маска строгости и деловитости слетела, обнажилась истинная суть.
— Сожалею, но нет. Это невозможно, — сказал он.
— Вы смеётесь, а мне теперь с этим жить, — проворчала Рада, и ухмылка сползла с лица Дэлиона. — Может… — она замялась. — Простите за дерзость, но, может, ваша матушка, ада Анджит, сможет… с её могуществом… дать совет?..
Дэлион посерьезнел.
— Матушка может и не только дать совет. Но она поклялась больше никогда не трогать парную связь. При любом вмешательстве вреда выходит больше, чем пользы. Оно того не стоит. Это слова матушки. К ним стоит прислушаться. Впрочем, только что у меня возникла одна догадка… Если принять во внимание, что привязка ваша была пробуждена искусственным путём, то, возможно, вам и удастся погасить тягу к Тхиру. Снятие проклятия — это не протест против природы и судьбы, посему…
— Спасибо! Спасибо за надежду! — воскликнула Рада с облегчением. — Мы постараемся найти ответ!
— Пожалуйста. Но позвольте вопрос — почему вы так упорны? — прищурил золотые глаза Дэлион. — Что мешает вам — и вам, ноэн Тхир — попытаться шагнуть навстречу друг другу? Без оглядки на связи и прочее выстроить отношения. Тхир, что вы об этом думаете?
Адайе-ли был мастер неожиданных вопросов и выводов. Рада осеклась.
— Я не уверена, что это хорошая идея! — не дожидаясь ответа Тхира, воскликнула она. — Даже если и да, то всегда есть опасность, что он разлюбит, уйдёт, изменит…
— Откуда ты знаешь? — вдруг спросил Тхир.
— Что? — удивлённо моргнула Рада.
— Почему ты так обо мне думаешь?
Лисица не нашлась с ответом.
— Так, я думаю, что вы теперь сможете и без меня разобраться, — беззлобно фыркнул адайе-ли.
— Да!
— Простите за отнятое время!
— Мы в долгу перед вами!
Дэлион лишь помахал на прощание. Он широко и светло улыбался.
— Сочтёмся. Если возникнут еще вопросы — обращайтесь. Вы весьма любопытный материал для наблюдений…
Рада вылетела из комнаты и пустилась бегом по коридору. На её счастье, никто на пути не попался, и на этаже, возможно, и не было никого, кроме адайе-ли. Поймав суровый взгляд коменданта, пропустившего их ранее, она помчалась к выходу, перепрыгивая через ступеньки. За спиной слышались шаги Тхира, который её догонял.
На улице похолодало, небо посерело, ветер гонял листья по мощёным дорожкам внутреннего дворика. Несколько одиноких фигур неторопливо прохаживались среди деревьев, кто-то сидел на скамье возле отключенного фонтана.
— Рада! — Тхир преградил ей путь. — Стой! Куда ты?
Лисичка тяжело выдохнула.
— Мне стыдно за всё это. И страшно.
— Чего ты боишься?
— Вам, людям, нельзя верить! И вашим чувствам тоже! Сегодня они есть, а завтра их нет, зато есть к кому-то другому. Я совсем одна на этом свете. У меня нет отца, что защитил бы меня. Я не могу позволить себе на что-то надеяться. Я уже пожалела, что призналась тебе.
— А ты хоть знаешь, что я чувствую? Не хочешь у меня спросить, м?
Рада удивлённо вскинула подбородок.
— А что ты можешь чувствовать? Мы знакомы всего ничего, всего пару недель, и за это время ты ничем не показал, что можешь что-то ко мне испытывать, и после моего признания не показал, а теперь внезапно хочешь, чтобы я спрашивала о твоих чувствах. Неужто там есть что-то интересное?
— Помнишь, я говорил, что мне приснился кошмар? Я не сказал, что из меня его вывела ты. Была кромешная тьма, и ты взяла меня за руку и повела к свету. Потом проснулся, и ты рядом… Я просто не мог не погладить тебя за такое.
— И? — выгнула бровь Рада.
— И… и я понял, что ты мне нравишься. Точнее, начинаешь нравиться. Да, это не любовь ещё, и не зов истинной пары, и ты вполне можешь мне не поверить, но у меня и в мыслях не было навредить тебе или посмеяться над тобой! Ты же этого боишься?
Рада отсчитала три удара сердца — столько она стояла, замерев. Да, это именно те слова, которые она так хотела и так боялась услышать.
— Да, этого. Спасибо за откровенность, но я всё равно не рада этому всему.
Какое-то время просто молча стояли и смотрели друг на друга. Тхир взъерошил тёмные волосы.
— Откуда у тебя такое отношение к людям? — спросил он с досадой.
— Я читаю книги. Слушаю разговоры. Наблюдаю. Делаю выводы. Я же лисица. Чего еще от меня ожидать? — пожала плечами Рада.
— Действительно. Пойдём со мной.
Тхир схватил девушку за руку и потянул за собой к деревьям. Его ладонь была тёплой, несмотря на прохладу вокруг.
— Зачем?..
— Поможешь собрать самые красивые листья.
Рада была озадачена.
— Но зачем?
— Увидишь! Ищи красивые кленовые листья. Можешь срывать их с веток, если на земле не найдёшь.
Рада была заинтригована донельзя, поэтому и приняла игру. Настроение у Тхира явно поднималось, и лисичка расслаблялась тоже. Она, как и просил её парень, искала листья. Они были самые разные: еще зеленоватые, жёлтые, красные, пёстрые, в крапинку… Невольно вспомнилось детство, когда Рада собирала букеты из самых разных осенних листьев и делала гербарии. А как-то раз папа сплёл ей венок как раз из таких вот кленовых листьев. И это тоже было осенью.
«Когда ты вырастешь, ты станешь лучше меня, — говорил он, перебирая её крупные рыжие кудри и заплетая их в косы. — Я знаю, что смогу гордиться тобой. Я спокоен за твоё будущее».
Тогда Рада не понимала смысл его слов. Да и по сей день не понимает. Пока что гордиться особо нечем. Она просто учится в людской Академии, успехи не плохие, но могли бы быть и лучше. Вот ещё влипла с этой парой…
Набрали листьев и сели на одну из пустующих скамеек. Тхир разложил листья сбоку от себя, и Рада, сообразив наконец, воскликнула:
— Ты что, будешь плести венок?!
— А что? Я умею. У меня есть младшие сёстры, я научился многим вещам. Я буду прекрасным отцом для дочери! Если она у меня, конечно, будет.
Его пальцы ловко подгибали стебли листьев — так, словно он действительно много раз такое делал. Рада не могла отвести взгляда от его профиля, от свесившейся густой чёлки, которую трепал ветер, от подрагивающих чёрных ресниц. Тхир не пользовался духами, но его запах казался лисичке лучшим на свете. Она понимала, почему драконы находят пару, лишь сделав вдох. Запахи не врут.
— Папа плёл мне такие венки. А еще вплетал туда веточки рябины. Но тут нигде рядом нет рябины… — вздохнула Рада.
— Ну и не страшно. И так нормально выйдет.
Управился Тхир быстро, и даже как-то смог закрепить края венка без помощи нитки. Закончил — и водрузил его на голову Рады. Венок лёг едва ощутимой тяжестью и тихим свежим шелестом. Девушка, едва коснувшись, погладила листочки.
— Тебе очень идёт, — сказал он, улыбаясь одними губами.
Рада не выдержала — подалась к нему и быстро чмокнула в щёку. По её носу скользнула прядь его волос.
Тхир замер и ошарашено распахнул глаза. Буквально на глазах его лицо начало наливаться жарким румянцем. До девушки с запозданием дошло, что она сделала. Засопев, она прижала к голове венок, чтобы не слетел, и побежала к своему крылу.
Теперь уже её никто не догонял.
… — Адайе-ли был столь великодушен, что прислал мне энергетический слепок с вашей крови, чтобы я имел представление о происходящем. Я так понимаю, ваш отец, ноэни Рада, не упоминал, знаком ли он с семьёй ноэна Тхира?
— Ни словом.
Лисичка и Тхир сидели напротив легендарного мастера проклятий и отчаянно старались не смотреть друг на друга. От зоркого взгляда эльфа это не укрылось, и он с интересом посматривал то на одну, то на другого, и это смущало еще больше. Раде её проблема стала казаться совсем незначительной в сравнении с тем, с чем в своё время айль Риноэлю пришлось поработать.
Новость, что мастер готов встретиться, пришла от Дэлиона через два дня. Встречу назначили на территории кампуса, в одном из отделений библиотеки, которое обычно малолюдно. Устроились за столом в нише, где никто не обращал на них внимания, хотя эльфы на юге людского королевства нечастые гости, и айль Риноэль всё же нет-нет, да притягивал взгляды.
Мастер проклятий был тепло одет — эльфийские одежды и так многослойны, а в зимнем облачении айль Риноэль прямо-таки походил на луковицу, хоть и весьма недурную собой. Светлые волосы выглядели так, словно их вообще не коснулся ветер — так идеально лежали.
— Ноэн Тхир тоже не может ничего сказать, — задумчиво проговорил айль Риноэль. — Плохо, когда нет внешних зацепок. Плохо, но это не проблема, тем более что есть зацепка в крови. Она не слишком туманна — это значит, что она не идёт из глубины поколений, а коснулась лишь вашего отца и кого-то из семьи ноэна Тхира, возможно. Позвольте мне обратиться к проклятию и получить его отклик. Возможны яркие видения и ощущения — не отмахивайтесь от них, сосредоточьтесь. Они могут привести вас к причинам.
Эльф достал из тёмно-зелёного мешочка два простых медных кольца без камней и каких-либо украшений. Они были тяжёлые и холодные.
— Наденьте на указательный палец. Расслабьтесь. Могут нахлынуть неприятные эмоции. Будьте к этому готовы.
Коснулся кончиками пальцев лба сначала Рады, потом Тхира. Девушка ощутила, как вокруг поднимается пелена, как мякнет тело, как кольцо на руке стало тяжёлым, будто кирпич.
Что же она делает?.. что она творит? Почему эта ситуация произошла именно с ней? Почему она чувствует такую вину?..
«…Я не могу жить без вас, Эрнан. Я знаю, так не должно быть, но я люблю вас. Я больше не вижу смысла…»
Строчки мелким дрожащим почерком. Письмо отлетает в сторону.
Вина, вина, вина… сожаление и горечь. Но — невозможно. Это невозможно, и та, что написала письмо, прекрасно это знает. Они неоднократно об этом говорили, но она ничего не могла поделать со своей ядовитой, гибельной любовью.
Кожу ладоней жгло. Жгло всё сильнее и сильнее. Так, будто подносишь руки ближе и ближе к костру, и вот пламя уже лижет их, и невыносимо больно, но отпрянуть почему-то невозможно…
«БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ЛИС».
Рада захлебнулась воздухом. Хотела вскрикнуть, но словно чья-то хватка сомкнулась на шее, и из горла вырвался лишь хрип. Туман вокруг развеялся, в тело вернулся остов, и перед глазами возник серый взгляд мастера проклятий.
— Кажется, кое-что получилось, — прошептал он с улыбкой и похлопал девушку по плечу. — Ну, ну, всё хорошо.
— Руки жжёт… — всхлипнула лисичка и подула на ладони. Ни следа ожогов на них не было, но боль была нещадной.
— Это хорошо! Значит, есть материальный носитель проклятия, и ваш отец держал его в руках. На что это было похоже?
— Письмо… какое-то письмо. Это была женщина, — трясясь, проговорила Рада. — Она признавалась в любви, но Эрнан знал, что не сможет ей ответить тем же… Это мой папа. Его звали Эрнан.
Замолкла и спрятала горящие ладони в рукава. Как же больно, боги!
— Это была женщина из моей семьи, — вдруг сказал Тхир, и его взгляд пересёкся со взглядом Рады. — Наверное, мы говорим об одном и том же человеке. Она ушла рано — после письма я почувствовал тьму. Ту самую, из которой ты меня вывела тогда, во сне.
— Да?.. — изумлённо шепнула девушка. — Какое совпадение…
Эльф, прищурившись, задумчиво смотрел на ребят. Он что-то понимал.
— Должно быть, проклятие исходило от неё? — спросил он. — Отвергнутые женщины способны на многое. Тхир, вам было страшно, когда вы оказались во тьме? Страшно до потери памяти?
— Да.
— Обычно такой образ возникает, когда дело касается самоубийц. Я прав?
Тхир подавленно кивнул.
— Это моя тётя Нэя. Я сразу понял. Я никогда её не знал, потому что тогда только родился. Мы не обсуждали эту тему. Я просто знал, отчего она умерла.
— Вы сейчас чувствовали, что она проклинала кого-то перед смертью?
Тхир покачал головой.
— Нет. Не проклинала точно. Она просто ушла. Как… не знаю. Просто тьма.
— Но я чувствовала проклятье! — возразила Рада. — Оно было… громкое и яростное. Очень. Во весь голос. И после него ожгло руки.
— Ноэни Нэя была замужем? — спросил эльф.
— Да, была. У неё уже была дочь — моя кузина, на три года меня старше. Дядю я знал, конечно же… Когда сестра вышла замуж, он вскоре умер. Сам, не накладывая на себя рук. Целители так и не выяснили причину. Он был ещё молод…
— Да уж. Выполнил свой долг отца и решил, что его больше ничего не держит на этом свете. Очень по-людски, если честно, — вздохнул айль Риноэль. — И очень печально. Я теперь склоняюсь к мысли, что он мог послать проклятие настолько сильное, чтобы оно задело аж следующее поколение. У него ведь отняли жену.
— Наверное, мог, — согласился Тхир.
— Никто не отнимал жену! — вскинулась Рада. — Папа был в паре с моей мамой. Они были истинными, и папа никак не смог бы маму бросить ради другой женщины! Он не должен нести за это ответственность. Я уверена, он много разговаривал с ней и пытался донести, что ничего не выйдет. Я не принимаю это проклятие! Я тут тем более ни при чём!
Айль Риноэль печально усмехнулся.
— Знаете, в чём главный феномен проклятий? В готовности их принимать. Замечали, что кто-то цепляет на себя любой косой взгляд, а кому-то всё нипочём? Каналом может быть что угодно: согласие с проклятием, смирение, чувство вины, сломленность, слабость…
— Я чувствовала вину, — глухо сказала Рада. — Со стороны папы. Наверное, поэтому оно и приклеилось. Он чувствовал себя ответственным за произошедшее и принял это как наказание — но это его дело, не могу осуждать. Но я не виновата! Я отказываюсь в этом участвовать. Я хочу от этого избавиться. Скажите, что мне делать, и я сделаю.
— Я люблю такой настрой, — одобрительно кивнул айль Риноэль. — Он упрощает мне работу. Руки до сих пор жжёт? — Рада кивнула. — Не снимайте это кольцо ни при каких условиях, как бы больно ни было. Оно запечатлевает реакцию и приводит к источнику проклятия, а также даёт подсказки, усиливая интуицию. Надеюсь, вещи вашего отца всё еще в сохранности?
— В последний раз были в сохранности.
Рада не была дома с начала учебного года. Как только она поступила в Академию после смерти папы, она пустила в дом пожилую лисицу, бабушку Ронну, чтобы тот не оставался без пригляда. Бабушке Ронне она доверяла.
Да, папа хранил какие-то старые письма. Рада ими не интересовалась, да и должен же быть у папы какой-то глубоко личный уголок жизни, куда доступ есть лишь у него. Вот и пришло время его дочери отпереть эту таинственную каморку.
— Превосходно! Значит, переберите письма и найдите нужное. Как найдёте — ничего с ним не делайте. Принесите мне, и мы с вами вместе расплетём узел проклятия. Договорились?
— Да.
Чтобы попасть домой, Раде пришлось отпрашиваться. Отпустили её с неохотой и с требованием потом всё отработать. Пришлось соглашаться — деваться некуда.
Как оказалось, Тхир вздумал последовать за ней. Айль Риноэль посоветовал ему также полюбопытствовать у родных насчёт тётушки и, возможно, каких-то её вещей.
— Только после тебя, если вдруг не сработает, и придётся искать новые зацепки, — сказал он лисичке, которая, по правде говоря, была даже рада, что будет разбираться с этим не в одиночку.
Пришлось преодолеть три портала, которые отняли достаточно сил, чтобы оказаться в небольшом городке на северо-востоке людских земель, недалеко от границ царства драконов. Он назывался Крайний Арту, и в нём провела детство и юность Рада.
Здесь было куда холоднее, чем в южном Тармире. Далёкие горы уже обзавелись белыми шапками, и стылый ветер пронизывал до костей. Город этот стал казаться Раде мрачным и давящим с его грубыми каменными домами, узкими тёмными переулками и постоянной сыростью. Недавно прошёл ливень, и теперь с неба срывались мелкие снежинки, ранние даже для этих мест. Брусчатка требовала ремонта, и Рада то и дело чертыхалась, проваливаясь в лужи, кажущиеся неглубокими, а на деле там булыжника не хватает. Руки по-прежнему горели, медное кольцо казалось раскалённым и странной своей тяжестью тянуло руку вниз. Скорее бы дойти до дома…
На сердце, тем не менее, было тепло — как и всегда, когда девушка возвращалась сюда. Как-никак, родина. И рядом шагает Тхир, непривыкший к такому климату — ёжится, прячет замёрзший нос в шарф. Раде захотелось, чтобы вместо шарфа были её волосы. Чтобы каждый день тыкался так, вдыхая их аромат…
— Это здесь? Ты здесь жила? — спросил Тхир, когда Рада постучала в калитку — дверной молоточек был выполнен в форме лисьей головы с кольцом в пасти.
— Здесь.
Над высокой оградой из серого обточенного камня поднимались ветви густого сада — ветер печально вздыхал, путаясь в них, и сумрачно шумели листья. За калиткой послышались торопливые шаркающие шаги, с той стороны лязгнули по очереди задвижки — и перед глазами возникла пожилая женщина, чем-то неуловимо похожая на Раду. Она была невысокой, и тёплая одежда скрывала её телосложение. На голове был повязан толстый шерстяной платок коричневого цвета, и из-под него выбивалась седая прядь.
— Здравствуй, бабушка Ронна, — улыбнулась Рада.
— Девочка моя, здравствуй! — удивлённо воскликнула пожилая лиса. — А ты чего это?.. — перевела взгляд зелёных глаз на Тхира. — Да еще и с молодым человеком?
— Мы ненадолго, завтра уже вернёмся в Академию, — сказала Рада, заходя во двор. — Это мой… друг. Его зовут Тхир. Мы вместе проходили практику. Нам нужно кое-что найти здесь…
Тхир огляделся. Двор был небольшим, и к домику тянулась тропинка из булыжников. А в дальнем углу находился колодец, тоже выложенный из камней. Подле него стояла лавка, а на лавке — ведро, от которого к колодцу тянулась цепь.
Это, должно быть, тот самый колодец, возле которого Рада и нашла отца мёртвым.
Стало грустно.
Рада поманила его за собой. Она исчезла за дверью домика, и Тхир поторопился за ней. Он уже изрядно замёрз и устал от нескольких переходов через порталы.
Бабушка Ронна суетилась, причитала, что не приготовила ничего, чтобы накормить гостя. В итоге она поспешила уйти, сказав, что к соседке за чесноком.
В домике было хорошо натоплено — выложенная потускневшими от времени изразцами печь простиралась на обе комнаты. Маленькие окошки с вышитыми тёмно-красными занавесками делали помещение еще уютнее. По стенам висели пучки высушенных трав, связки луковиц и даже несколько «ожерелий» из тонких острых перцев — редкость в этих местах. На одной из стен висел пёстрый домотканый ковёр, и прямо под ним стояла скамья с расстеленным на ней лоскутным одеялом.
Рада же, не медля ни минуты, шагнула во вторую комнату, которая уже больше напоминала кабинет. Здесь стояла кровать, письменный стол и несколько небольших шкафчиков с книгами.
Лисичка замерла посреди комнаты и сокрушённо вздохнула.
— И где мне теперь искать эти письма? — спросила она в пустоту и шагнула к столу.
Загрохотали ящики, их содержимое появлялось на столе и исчезало. Щелкали крышки шкатулок, шелестели листы бумаги, мягко схлопывались папки с документами. Рада что-то сквозь зубы бормотала себе под нос — главное, чтобы не проклятия. Тхир не знал, как она, но он теперь точно поостережётся болтать что-то эдакое. С посылом.
Вдруг Рада выпрямилась, держа в руках большую шкатулку из тёмного дерева с резной крышкой. Не отрываясь, девушка всматривалась в содержимое.
— Кажется, оно…
Письма, письма. Тхир подошёл к столу, но не стал всматриваться в имена и адреса на конвертах.
— Мама, мама, мама… — шептала Рада, выкладывая письма на стол. — О… — нахмурилась, увидев имя. Осмотрела конверт, вынула из него сложенное вчетверо письмо. Скривила губы и сунула его обратно. — Это от твоей тёти как раз.
Тхир не стал его трогать. Какая разница уж теперь, когда столько лет прошло? Суть происходящего тогда ясна — этого достаточно.
Рада перебрала письма — их осталось не так много.
Осталось последнее. Без обратного адреса и имени.
— Кажется, это оно.
Достала…
Громко вскрикнула. Отбросила лист, словно он был пропитан едким ядом. С мучительным стоном она согнулась пополам. Её пальцы скрючились от боли. Метнулась к окну и прижала ладони к холодному стеклу.
— Не трожь!!!
Поздно — Тхир уже протянул руку к письму.
Зашипел.
Отдёрнул.
Кольцо на пальце тут же обожгло, по ладони разлился жар. Письмо лежало раскрытым, и на бумаге размашистым почерком были выписаны роковые слова.
«БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ, ЛИС».
Тхир, морщась, потёр ладонь об одежду. Тщетно. Не снимать кольцо, не снимать кольцо…
— Его надо сжечь! — тряся руками, выдохнула Рада. — Нет, не в печь — боюсь, как бы она не взорвалась… На улицу, на улицу!
Натянула рукава ниже и схватила письмо в надежде, что так не будет жечь, но нет — её лицо исказилось. Но всё же выбежала прочь, держа листок бумаги в вытянутой руке.
Тхир побежал следом.
— Стой! Его надо отдать айль Риноэлю! Ты слышала, что он сказал?! — выкрикнул он вслед, когда они уже оказались на улице.
— Сжечь! — возразила Рада и припустила к колодцу.
Бросила письмо на землю и придавила ногой, чтобы не улетело вместе с ветром. Принялась сгребать листья, что щедро устилали землю вокруг колодца, и щёлкнула пальцами — в её ладони вспыхнул крошечный огонёк, как пламя свечи. Он лизнул палые листья, они затлели, но не разгорелись. Рада взяла письмо за краешек и с опаской бросила прямо на место тления.
Тхир едва удержался — Рада отшатнулась и с размаха угодила прямо в его объятия. Он крепко прижал её к себе, сам толком не понимая, зачем и почему. Развернулся спиной, прикрыв собою лисицу.
Вверх со страшным свистом — даже визгом! — взвился столб огня, осыпав всё вокруг целым снопом искр и пепла. Вокруг расплылись клубы сизого душного дыма, неизвестно вдруг с чего взявшегося. Пламя унялось так же быстро, как и вспыхнуло, став лишь маленьким костерком, который, впрочем, нужно было затушить, чтобы не раскинулся пожаром.
Рада и Тхир, тем не менее, не торопились. Они стояли, обнявшись, и смотрели, как прореживается дым, как поблёскивают сквозь него слабые оранжевые сполохи. Девушка дрожала, и юноша неосознанно прижал её ещё сильнее.
— Кажется, мы сделали глупость, — сказал Тхир.
— Нет, — тихо возразила Рада. — Руки больше не жжёт — значит, наверное, это было правильно. Почему папа хранил его всё это время?..
— Ты сказала, что чувствовала его вину. Может, это письмо он считал для себя напоминанием, потому и держал так долго.
Лисица не ответила — лишь обессилено опустила голову на его плечо.
— Что ты теперь чувствуешь? — шепнул Тхир и провёл ладонью по рыжим волосам.
Рада замерла на миг — и тут же торопливо выпуталась из его объятий. Тхир тихо хмыкнул — лицо её цветом напоминало спелый веснушчатый томат. Подхватив подол, она подлетела к костерку и яростно его затоптала.
— Папа! — крикнула она, запрокинув пылающее лицо к небу. — Я не знаю, где ты сейчас и в каком облике, но я спасла нас обоих! Слышишь?! Да даже если не слышишь, всё равно спасла…
Рассмеялась.
Вдруг поднялся ветер, зашуршал листьями, закрутил их в вихре вокруг лисички. Деревья в саду откликнулись шелестящим шумом, закивали одобрительно кронами. Рада зажмурилась — в этом ветре ей чудились родные ладони, что ласково коснулись её щёк. Прищурилась — из-за плотных низких облаков выскользнул луч солнца. Он высветил её волосы, её лицо, плечи… и скрылся вновь. Но Рада успела увидеть в нём улыбку. Прощальную.
Руки правда больше ничего не жгло, и медное кольцо перестало тянуть к земле. Просто обычный металл, нагретый теплом тела — спасибо, что обострил интуицию, как и было обещано мастером-эльфом, и подсказал, что делать. Спасибо айль Риноэлю… И дым от сожжённого проклятия на удивление быстро истончался. Буквально на глазах. Обычно он висит ещё долго.
— Наверное, теперь папа точно может мной гордиться, — проговорила она скорее себе, чем Тхиру, который подошёл почти вплотную. — А то до этого особо нечем было…
Юноша не торопился заговаривать, и Рада подумала о его вопросе.
И в самом деле… Что же она теперь чувствует?
Неторопливо прошлась взглядом по его лицу, по каждой чёрточке. По волосам, по шее, прикрытой шарфом, по линии плеч, по всему телу. И поняла, что он по-прежнему совершенен, по-прежнему самый лучший из тех, кого она когда-либо встречала.
Но если вдруг он захочет уйти, то она примет это и излечится. И сможет жить дальше.
Кровь её больше к нему не привязывала.
Поняла это — и даже испугалась. Значит, свершилось невозможное! Точнее, отменилось. И свершилось одновременно. О, сложно-то как!
— Я получила, что искала, — сказала она, и по лицу Тхира пронеслась лёгкая тень. — Спасибо, что пришёл сюда со мной. Что отпросился с занятий…
— Выходит, что теперь ты сможешь найти такого же рыжего, и тебя может перемкнуть так же, как?..
Осёкся.
— Это уже вряд ли, — ответила Рада и кивком головы подозвала его к скамье у колодца. — Хотя не знаю. Но пока что я могу быть уверена, что взаимные чувства будут более-менее равноценны. Самое ведь обидное было не в самой этой истинной привязке, а в том, что чужие чувства к тебе никогда не будут так же сильны, как твои. Это… действительно обидно.
Их колени едва соприкасались. Рада сцепила пальцы в замок.
— Я папу здесь нашла. На этой скамье. Не бойся! Никаких суеверий с этим не связано, — сказала она, когда Тхир выразительно поёрзал. — Просто… он действительно выглядел счастливым. Словно наконец-то соединился с мамой. Вот.
Она встала и отодвинула тяжёлую крышку с колодца. Бросила туда ведро. Загромыхала цепь, раздался гулкий «плюх», и Рада взялась за ворот.
— Давай я.
Тхир мягко отодвинул её от колодца, и лисица не стала возражать. Поскрипывала лебёдка, позвякивала цепь, и вот ведро, полное свежей воды, оказалось на поверхности.
— Что сделать? — спросил Тхир.
— Плесни сюда! На всякий случай. Чтобы уж наверняка, — Рада кивнула на выжженный чёрный круг, оставленный проклятием. — Да, вот так, полей хорошенько… и на руки мне, пожалуйста!
От ледяной воды перехватило дыхание, когда Рада с удовольствием плеснула ею себе в лицо. Фыркнула и мотнула головой.
— Ты мне лучше скажи… ты не лгал? Что я тебе нравлюсь? Точнее, начинаю нравиться?
Тхир задвинул крышку обратно и поставил на неё ведро. Молча окинул взглядом Раду, и та смущённо вцепилась в рукав.
— Не лгал. Действительно нравишься.
Шагнул к ней вплотную. Склонился — у неё сердце, кажется, пропустило удар — и коснулся лёгким поцелуем уголка её губ. Рада остолбенела, во все глаза глядя на Тхира. Он улыбался.
— Надеюсь, ты не выкинула мой кленовый венок?
— Что?! Нет, конечно же! Как я могу?..
Рассмеялся.
— Ну, а ты что? Скажешь? Или игра вышла односторонней?
Рада опустила голову и снова зарделась.
— Нравишься. Сильно. Не так, как… Но сильно!
Тёплые ладони Тхира взяли её, трепещущие, как осиновый лист.
— Обещаю, что не обижу тебя. Даже если бы твой отец был жив, ему не пришлось бы вступаться за тебя.
Рада молчала.
— Я понимаю, что… что нам будет сложно. Эта ваша парность многое портит самим своим наличием. Ты боялась боли, теперь я её боюсь. Боюсь, что ты увидишь сородича — и всё. А я ничего не смогу сделать.
— Мне кровь уже подсказала, что ты лучший. Вряд ли она передумает. И вообще нам надо достать по кувшину лучшего вина для адайе-ли и для айль Риноэля! Нельзя же без платы…
— Обязательно достанем.
И поцеловал вновь.
Двое не замечали, как расступились тучи, и солнце вызолотило колодец, домик, скамью, деревья, землю, траву и их самих. Не замечали — но чувствовали, как невидимые духи шепчут в ветер благословение зарождающейся любви, что навсегда останется цвета осени.
Автор на ПродаМан httрs://рrоdаmаn.ru/kirа_rоmаnоvа
Кто читал книги из цикла Земная Федерация Мемуары Энн Ламберт-2
httрs://fеisоvеt.ru/магазин/Мемуары-Энн-Ламберт-2-Черная-стрела-Ната-Чернышева
и Огонь его ладоней httрs://fеisоvеt.ru/магазин/Огонь-его-ладоней-Ната-Чернышева, тот, конечно же, узнает Таммееш. Имена пришлось адаптировать, чтобы рассказ зашёл и тем, кто не читал цикл, но в остальном автор против реалий древнего мира не погрешил…
Ветер шёл верхушками старых кремень-деревьев, северный, ледяной. Вместе с ветром летел снег, мелкий и острый, как осколки разбитого вдребезги стекла. В такую непогодь даже собаку добрый хозяин из конуры не выгонит, и только Искорка спешит-торопится с огромной вязанкой хвороста за спиной. Не успела, и — хоть закричись, а не видать ей теперь дома как собственных ушей.
Налетят огневихри, а они приходят с непогодой всегда, лето там или вот хоть зима, им без разницы. Налетят, закружат, завертят, да и сожгут заживо. Страшная смерть, если вдуматься!
Слишком близко к Каменному Морю стоят Медовары, а за морем тем — бесплодная, мёртвая, сгинувшая в славных войнах былого Старая Земля. Оттуда с северными ветрами приходят во владения людей огневихри, туда же уходят старики умирать, когда понимают, что обузой становятся для едва сводящей концы с концами семьи.
Искорке вчера только исполнилось тринадцать, и умирать она не хотела, хотя обузой была.
Мать умерла, рожая долгожданного сына, сама умерла и сынка с собой забрала, говорили потом старухи, качая головами: роды открывают двери гроба. Так всегда бывает: берёшь у смерти взаймы новорождённую жизнь, готовься потерять свою… Искорка слышала, за лесом, далеко от Каменного Моря, там, где плещет в берега море настоящее, живое, женщины рожают легко, рожают много, но как добраться до тех благословенных земель женщинам пограничных поселений? Кто отпустит их, от дома, от работы? А и дорога ведь неблизка, полно на ней опасностей, кто сбережёт путницу, оградит от бесчестья, поможет сохранить ей жизнь?
О прошлом годе погиб отец. Возвращался с уловом от Серого Озера и огневихри настигли его. У матери здесь родни не было, откуда-то из-за гор закатных привёз её отец, когда ходил с обозом на тамошнюю ярмарку. А родня отца, это родня отца и есть. Недовольны были они выбором младшего сына, приведшего в отчий кров чужеземку, но пока жив он был, на то ему не особо пеняли. Но когда не стало отца, то и жизни для дочери его не стало тоже.
Ещё был бы сын, — будущий добытчик, кормилец, а то — девчонка. Голодный рот да слабые руки. Прожорлива без меры, небережлива, обувь горит на ней. А замуж отдавать, приданое ей собирай… снова семье разорение!
Вот и отправляют в лес, несмотря ни на какую погоду. Может, как-нибудь сгинет там, избавит мир от никчёмного своего существования. Не самим же давить подушкою! Да и подушку на доброе вроде бы дело жаль.
Искорка аж остановилась, чувствуя, как вскипают на щеках злые слёзы. А хоть бы и пришли сейчас огневихри! Все лучше в единой вспышке сгореть, чем под крышей постылого дома заживо гнить безо всякой надежды на избавление.
… Он соткался из снежной круговерти, могучий зверь с огромными рогами. Шерсть стекала с его боков метельными струями, и маленькие, не больше ладони, огневихри пробегали по ней. Зверь будто плыл сквозь позёмку, невероятный, огромный, сказочно прекрасный. Искорка смотрела на явившееся перед нею чудо и понимала, что, наверное, замерзает уже насмерть и потому видит проводника из мира живых в иной мир, тот самый, где не гаснут звёзды и не восходит солнце. Вот только говорили старухи, что проводники — существа мрачные, вида кошмарного и плату за проводы берут остывающей кровью уходящего. А у солнечного оленя не было клыков, и сам он был — воплощённый свет.
Искорка поникла на колени, нашарила в кармане застывшую горбушку и протянула зверю. Запах хлеба отозвался в животе голодным урчанием, с утра ведь ни крошки во рту, берегла на ночь, когда голод донимает особенно. Олень подошёл, неспешно, важно. Склонил голову, мягко подобрал с ладоней горбушку, согрев горячим дыханием озябшие пальцы. Тёмный глаз горел изнутри багровым, будто огневихрь жил в голове чудесного видения и просвечивал сквозь зеницу.
Тут бы заплакать да на шею волшебному зверю кинуться — пусть заберёт, увезёт с собой, да хотя бы и затопчет на месте, всё едино. Но слова замёрзли и не шли с языка. А с рогов оленя соскользнул вдруг маленький огневихрь и упал в протянутые ладони, где уже не было хлеба.
Искорка зажмурилась: сейчас сгорит! Вот прямо сейчас. Но ничего не произошло, лишь тепло побежало по жилам, живое, солнечное, радостное тепло, как в начале лета, когда после бури из облаков выглядывает вдруг солнце.
Когда девочка решилась открыть наконец глаза, то не увидела она ни оленя, ни огневихря на своих ладонях. Всё исчезло, развеялось в один миг, пропало, как и не было его никогда.
А тепло осталось.
Две зимы прошло над Искоркою как тяжкий сон, вот только не помнила она, когда заснула и засыпала ли, скорее, живой прямо в могилу спустилась… Тёткины дочери у зеркал охорашивались, о женихах мечтали, к смотринам готовились, а неродная тяжёлую работу по дому на себе тянула, и было той работы столько, что спина к земле вечерами сама гнулась. Двор вымети. Скотину обиходь. Огороды опять же, их полоть-поливать надо. Ладони что лосиные копыта стали, жёсткие, в мозолях и шрамах, коса под солнцем до рыжины выгорела.
Один раз показался волшебный олень, одарил огнём, что в сердце жил теперь — хоть бы еще один раз увидеть! Полюбоваться да слова найти нужные, заветные, судьбу о колено переломить, как ломается в руках сухая палка. Но нет, сколько ни ходила Искорка в лес, как ни звала своё счастье, не откликалось оно. Да и то, две зимы с тех пор прошло как тяжкий сон, и было ли чудо? Не сама ли придумала себе, замерзая насмерть? Спасли охотники, идущие мимо, так лучше бы и не спасали!
Болото начиналось за кривыми чахлыми деревцами, тёмная вода выпускала на воздух пузыри, и они лопались, распространяя в воздухе удушающий смрад. Но здесь хорошо родила ягода, зимой придававшая бодрости тоскующим по летнему солнцу душам… И Искорка собирала оранжевые жёлтые шарики в короб, а болотные чёрные аги перекликались между собою тоскующими голосами.
Даже небо оставалось здесь блёклым, и редкие пряди тумана отсвечивали тусклою серостью. Горе неразумному, не ведая троп, сунувшемуся в болото! Но Искорка любила гиблое это место, сама не понимая толком, почему. Не слышала она здесь визгливого голоса тётки Любочады, не лупила по плечам и спине ненавистная тёткина палка. И можно было присесть на обомшелую корягу, слушать тишину, покуда не зазвенит она в ушах агачьим граем и смотреть на дневные звёзды, пробивавшиеся сквозь небесную хмарь.
Искорке казалось, болото любит в ответ её тоже. Ни разу не соскользнула нога на неверной кочке, всегда под ноги стелилась тропинка, и самые ягодные кусты будто сами шли в руки. Никто не приносил столько добычи, как Искорка. А кое-кто оставлял в зыбучей топи не только сапоги, но, бывало и такое, собственную глупую жизнь.
Искорка сидела на бревне, уронив уставшие руки на колени, и ни о чём не думала. Пятнадцатое лето валилось за плечи, и доброго слова о нём было не найти. Может, остаться здесь? Шагнуть с кочки в чёрную гнилую воду, призвать ходящего-в-ночи и оставить тело на прокорм мокрицам да пиявкам. Там, за гранью, всяко не будет ни тётки, ни её палки, ни противных кикимор, которых заставляли называть милыми сестрицами.
Холёные, алощёкие, с ухоженными косами они не были милыми, ничуть. Красотою сестрицы удались в бабушку, которая, как говорили, не чуралась вещего слова, а более ничем. Доброй души на ярмарке не прикупишь, а когда из глаз смотрит угрюмая злоба, не спасает даже воспетый в песнях захожих менестрелей васильковый цвет. То-то не возжелала старая ни одной из внучек передать из подола в подол наследную силу, унесла с собой за окоём, не догонишь и силою не отберёшь.
Возвращаться в селение до того не хотелось, что ноги сами примерзали к влажной земле. В Медоварах чужих не жалуют. И если живёт в чьём дворе сирота навроде Искорки, так и у той жизнь не мёд и не сахар. Тяжёлый труд, недетские мозоли на детских руках, коротенькая, как посвист прыгающей рыбки жизнь. То в Искорке огневихрь две зимы назад поселился, что до сих пор не замёрзла она, в морозы в сенях ночуя, и не околела в полях на общинной работе и в лесу не сгинула, да и болото её за свою принимало.
А сказки просила душа, о сказке мечтала со всей неистовой верой юности. Чтобы вдруг! Улететь на сказочном крыле прямо в Золотые Врата, ведущие к вир-раю, и никогда-никогда не обернуться, никогда не вернуться назад…
Тихий вздох донёсся слева, из-за поросшей жёсткой болотной травой кочки. И ещё один раз. И ещё. Искорка испугалась поначалу, слишком уж вздох похож был на человеческий, вдруг там злой разбойник… но злые разбойники вздыхают не так. Они наваливаются ордой и убивают, а над женщинами и детьми жестоко глумятся. И не бывает такого, чтобы разбойник бродил по лесу один.
Искорка осторожно подошла, пролезла, пригнувшись, под корявыми ветвями болотной ясеневки, и ахнула: перед нею лежал сказочный зверь из давней зимы.
Белоснежная шерсть свалялась и заляпана была грязью, на задних ноге зияли рваные раны, будто рвали ту ногу злые псы ящероголовые, а в почти угасшем взгляде стыли мука и боль. Но это был он, именно он и никакой другой, зверь из дар-рая, подаривший когда-то маленький огненный вихрь почти замёрзшей девчонке, и горячий тот вихорёк грел по сей день, не давая сгинуть даже тогда, когда гибель подступала ближе вытянутой руки.
Псов с ящеровой головой Искорка видела: зимой тревожили они поселения, и приносили охотники их туши, распяленные между двух жердин. Страшны их зубы, размером в добрый локоть! А кожа что каменная, хороши из такой кожи сапоги — в дождь не промокают, в мороз ноге тепло в них, как в летний день…
Говорили люди, владетель Старолесья держит таких на цепи и на охоту любит ходить с ними. А то ещё про владетеля говорили, что глаз у него черён да дурен, на что ни глянет, всё вянет, и Искорка верила. Наместники владетеля каждую осень наезжали за данью, и каков был их господин, если сами они страшны и жестоки без меры.
И так еще говорили люди, голоса свои понижая, будто пробавляется владетель колдовством, злым и чёрным, способен агой болотной оборачиваться и пятиглавым гадом подземным, всё потому, что подменили его ещё во чреве матери злые огненные ветры Старой Земли. Но зовёт себя старолесский владетель потомком Светозарного, чью кровь негоже разбавлять с тёмной кровью простого люда. Однако целомудрие блюсти не способен и горе женщинам, понесшим во чреве своём дитя владетельское. Страшна их участь, смотреть, как ящероголовые псы радуются нежной плоти новорождённых младенцев, а потом лететь вниз головой со скалы в Дымную Пропасть.
Хоть бы извёл кто нечестивца, ясный свет позорящего!
Но не торопился мир рождать таких храбрецов и древний предел Старолесья стонал под гнётом недостойного своего правителя…
Кремень-дерево зовётся так по тому, что не могут спалить его огневихри, как бы ни старались они уничтожить живую древесную душу. Только кремень-древа выжили в Старом Лесу после того, как застыло нерушимыми гранитными волнами Каменное Море, и впервые ветра принесли от него свирепый колдовской огонь.
Под одним таким деревом звенел, прыгая по выступившим из тверди земной белым камням, ручей, и со временем пробьёт вода здесь добрый овраг, а пока под подмытыми и одревесневшеми на воздухе корнями достаточно было места, чтобы укрыть раненого так, чтобы не сразу заметили его мимохожие люди. На песчаную почву положила Искорка старые овчины, тайком забрав их из сарая, где ночевала круглый год, от зимы до лета. Никому те овчины не нужны были, и тётка о них наверняка сама давно уже забыла. От болота олень, собрав остатки мужества, добрался до укромного места сам, но уж здесь свалило его в лихорадке… вот ведь, и звери, бывает, мечутся в беспамятстве, даже такие волшебные, как этот!
Промыла Искорка раны, насколько могла, приложила к ним целебные листья подорожной лилии, привила сухой чистой ветошью, а больше ничего сделать уже не могла. Раны либо затянутся сами, либо еще сильнее разгонят лихорадку, и сожрёт она волшебного зверя, оставит от него лишьгору остывающей плоти.
Молоком, с большой осторожностью взятым из погреба, отпаивала Искорка оленя, и тот пил через силу, закрывая глаза от боли. Ах, отдать бы ему тот зимний огневихрь, чтобы помог бороться против ран и болезни, выжить помог бы, и выстоять! Своего-то огня в могучем звере не осталось вовсе. Не плясали искры в свалявшейся гриве, не горел неистовым пламенем угасающий взгляд!
Но не умела Искорка сделать этого, и лишь на то надеялась, что тепло её ладоней разгонит висящий над колдовской душою мрак.
Одного лишь боялась девушка: проследят за ней соседи добрые, да и доложат тётке. Досужим языкам попусту шлёпать, что сладкоежке туес мёда в руки взять, — по своей воле не остановятся! И потому хоронилась она, как могла, и не для себя, велика ли обида ещё раз получить палкою, если палкам тем после смерти отца счёт давно уже потерян?
Одно радовало: на волшебном звере и раны заживали волшебно быстро. На третий день он уже сам поднялся, стоял, привалившись боком к стволу дерева, вот не скажешь, что не так уж давно совсем умирал! Глаз разве что закрылся навечно, не сумела Искорка спасти его, не было у неё для того ни умений, ни знания, а к знахарке Горячих Ключей обращаться девушка побоялась. В Медоварах-то своей ведающей не было с тех пор, как ушла за окоём бабушка Весенья, никому не передав своей силы.
Так что быть оленю теперь Одноглазым и как бы еще не Хромым впридачу. Но Искорка продолжала поить раненого молоком, крепко надеясь на то, что тётка не заметит пока пропажи: полон был холодный погреб, где на дне лежал лёд, с речки Змеевки вырубленный еще зимою. На торг в Горячие Ключи везти запечатанные горшки еще очень не скоро.
А лето звенело по лесу птичьими трелями, и хоронились среди опушившихся кустов ясень-дерева влюблённые; так наткнулась однажды Искорка на сестрицу милую старшенькую, что миловалась та с сыном рыболова и под поцелуями славного парня потеряла не только голову, но и поясок девичий. Видела Искорка, укрывшись в зарослях, и то, что видеть нельзя вообще никому, побоялась сразу уйти, а потом уже шевелиться поздно стало. Нет ума у девки и не будет уже, не в рыбацкую ведь семью её сговаривали, как на свадебное ложе взойдёт нецелою?
Но то, рассудила Искорка, не её дело и не её беда.
Другим вечером услышала Искорка не для её ушей назначенное.
— Слышь, Любочада, — говорила тётке соседка, в ответ на жалобу, что неродная ест как не в себя, сплошное расстройство, глаза бы не смотрели, — отдай-ка замуж её! Да в Горячие Ключи — С глаз долой, из сердца вон.
— Замуж! — зло отвечала тётка, стуча по каменной дорожке своею палкой. — Да кто польстится-то, лицом черна, руки в саже, из тела — сплошные кости!
— Кормила бы лучше, глядишь, на костях мяско бы и наросло.
Заряна, узнала Искорка говорящую, через два дома напротив живёт и зла сироте не чинила никогда, хлебом иногда дарила, да иногда на тот хлеб клала птичью косточку с остатками мяса…
— Кормить ту утробу ненасытную! Себе бери да корми вдосталь. Не хочешь? То и не попрекай тогда.
— Муж пусть кормит тогда уже.
— А приданое? Где приданое взять? От Яснотки да Горчинки своих оторвать прикажешь, соседушка?
— Да есть ведь у неё приданое, Любочадушка. Сундучок её матери работы закатных гор мастеров. Ведь стоит же на месте тот сундук, почтенная? Не пропит, не проеден?
Ответа тётки Искорка не услышала: в ушах зашумело, на глаза темнота напала. Опёрлась плечом о деревянную стену сарая, мало вниз не сползла, до того ослабели коленки. Вспомнила тот сундучок, размером локоть да на поллоктя, с диковинно кованной крышкой, отец когда-то показывал малой дочке, и плакал по любимой, её вспоминая…
Есть у Искорки приданое! Есть.
Только как с вопросами к тётке подступишься? Убьёт ведь сразу своей палкою!
Наутро застала сестрица Искорку в погребе, когда та молоко брала для оленя волшебного:
— А вот матушке расскажу!
— Так и я расскажу твоей матушке, — ответила на то Искорка, — про сына рыбака, что поясок тебе развязал да живот твой белый ладонями гладил-нахваливал…
Полыхнули глаза сестрицы злостью, за малым огневихрь чёрный не порождая, но смолчала она, потому что ответить оказалось нечем. Молоко, без спросу взятое, и девичья честь, под кустом оброненная — разные повинности, как есть, разные.
Торопилась Искорка в лес, к волшебному зверю, её любовью на ноги вставшему, и понимала, что сегодня в последний раз увидит его. Уходить ему надо, пусть и раны не до конца сошли, ведь сестрица милая не уймётся, проследит сама или попросит кого, а там и убыток в погребе обнаружится.
А вот как придут с железом острым мужчины к роднику ключевому за добычею — ради шкуры красивой, рогов той редкой масти, что зовётся яшмовой, да мяса, которым все Медовары дня три кормить можно, и на четвёртый ещё останется! Страх щекотал Искорке пятки, да что там, ужас! Убьют её зверя, и жить станет незачем: не уберегла.
… Он всё понимал. В последний раз пил из чаши густую белую жидкость, в последний раз положил Искорке на плечо благородную голову. Огневихри пробегали по шерсти его, слабые, маленькие, но живые, и сам олень уже не умирал от ран, разве что глазом смотрел только одним да ногу заднюю беречь ему пока приходилось.
Искорка не просила его: меня забери с собою. Хотя криком душа её кричала, ушла бы ведь, не оглядываясь! В никуда, в дебри лесные, в закатные горы, да хотя бы и в Каменное Море, в самое пекло его, огневихрям тамошним навстречу! Не звал её за собой волшебный зверь, потому, наверное, что сам на ногах не сказать, чтобы твёрдо держался. А может, и ему была Искорка обузой, как знать! Несмотря на то, что выхаживала столько дней, себя забывая.
Туман потёк сквозь стволы деревьев, молочный, с огненными просверками между прядями. Вступил олень в тот туман, и пошёл, хромая, не оконченной битве своей навстречу. Искорка смотрела вслед, обхватив себя руками и всё ждала, обернётся он или канет безвозвратно, оставляя после себя тоску неизбывную.
Олень не обернулся.
Канул в тумане бесследно, а когда туман рассеялся, даже следа копыт не осталось на песке да траве, сквозь песок пробившейся.
Ушёл, и хоть в реку теперь с головой.
Не вернётся ведь больше.
Никогда.
К исходу лета колдун пришёл в Медовары, поставил дом себе у подножия Каменного Моря, там, где падало небо в узкое озеро под пёстрой гранитной волной. Поговаривали, будто колдун остановил огневихри в соседнем селении, в Горячих Ключах, не подпустил их к домам, прогнал с огородов и общинного поля, но тамошние жители чем-то обидели своего избавителя, и ушёл он от них. Не испепелил, как следовало ожидать, а просто ушёл.
Совсем скоро стало ясно, почему. Колдун знал травы, отменно обращался с ранами, поднял на ноги мальчишку, с прошлой зимы пластом лежавшего после встречи со снежною рысью. Потерять такого целителя могли только олухи, что в Горячихх Ключах проживают. Но колдун с самого начала благодарных людей сторонился, молчал, смотрел только, и от его взгляда становилось жутко, будто глядел из зрачка его единственного глаза огонь, по чьей-то злой воле томившийся в человеческом теле. Второй-то глаз он потерял в бою, когда владетель Старолесья с закатногорским за пограничные земли схватился.
Безобразен колдун, говорили люди, от того, что на лице у него шрамы, нога в колене не гнётся, потому и нелюдим, что сам о себе знает: не красавец.
Искорка колдуна еще не видала.
Совсем озверела тётка Любочада. Спасения не стало ни от языка её гадючьего, ни от её палки. А за вопрос о наследстве, — не выдержала, потребовала от тётки правды — получила Искорка так, что несколько дней в сарае отлёживалась, и думала, что уже совершенно точно сорвётся за грань, покинет мир живых навсегда.
Не возвращался волшебный олень, забыл о спасительнице своей, хотя верить хотелось, что помнит. Два раза судьба сводила, неужели не сведёт и в третий? Третий ведь — волшебный, всем известно. Слабое утешение, а когда других нет, годится и такое.
Стоят Медовары на краю леса, совсем рядом с Каменным Морем. Если встать с утра и идти на закат, к обеду как раз упрёшься в первую волну разноцветного, застывшего в бурю гранита. За Каменным Морем начинаются уже срединные Старые Земли и там уж никто из ныне живущих не бывал, а рассказывают разное.
Говорят, пролегала здесь граница между двумя могущественными державами, так давно, что и названий тех государств уже люди не помнят. Они враждовали всегда, но придумали колдуны Старой Земли чудовищное оружие и применили его против людей, но и сами сгорели тоже. Вырвался на свободу чёрный колдовской огонь, пожрал города и войска, королей и князей пожрал тоже и не насытился. Пожрал он тогда саму землю, и кипело здесь еще не каменное, а огненное море, а потом застыло. Шагают теперь до самого горизонта гигантские гранитные волны, несокрушимые и бесплодные, не растёт на них ни травинки. А под каждой волной блестит узкое и глубокое озеро. Стоят в его водах стеклянные рыбы, водятся змеи-серебрянки и прочие гады, каких нигде в лесу не увидишь, растёт алая водяная лилия и кровь сосёт из каждого, кто неосторожно к ней прикоснётся.
Ещё говорят, что колдовской огонь не угас до конца, а по-прежнему тлеет под каменными волнами, и однажды выплеснется в мир, дожжёт всё, что тогда сжечь не сумел. Он-то и порождает огневихри, просачиваются они сквозь камень на поверхность, и раздувают ветры их пламя до неимоверной высоты. Горе неосторожному, вставшему на пути слетевшего из Каменного Моря огненного смерча! Сожжёт и не заметит, дальше помчится.
Колдун вышел из-за кустов как раз тогда, когда Искорка, плача, лила ледяную ключевую воду на опухшие от тёткиной палки руки. Голову закрывала, а не то всё голове досталось бы. Всё тётка ей припомнила, что было и чего не было, и особой злобы удостоился вопрос о наследстве матери. Думала тётка, там золото, а открыть заветный сундучок не могла. Пыталась Искорку заставить, да и у той не вышло, но сундучок в ладонях она подержала — тепло на душу сошло, как будто мама по волосам ладонью провела.
Вот за то и получила тёткиной палки. Ушла, убежала к роднику своему, где выхаживала когда-то белоснежного зверя, сюда мало кто приходил, хватало других, ближе к Медоварам. И из Горячих Ключей редко захаживали, дорога между двумя поселениями через холм вела, а здесь лежал овраг.
Колдун подошёл, и Искорка от ужаса даже пискнуть не сумела. Правда, страшный, лицо в шрамах, глаз повязкой закрыт, прихрамывает, тяжело опираясь на посох… Невысокий, во всём сером, и волосы пыльные, серые, а вот зрячий глаз неожиданно светлый, хотя тоже серый, как озеро в пасмурный день.
Пальцы колдуна прикоснулись к синякам, обдав прохладой, и боль начала уходить, растворяться без следа. Ушли и жуткие отметины, белой стала кожа, хоть и покрылась влажным потом с мурашками.
— Благо тебе, добрый человек, — тряскими губами выговорила Искорка, жалея, что спину нельзя показать и плечи, там-то бы тоже не помешала живительная прохлада колдовских пальцев!
Лицо колдуна треснуло хмурой улыбкой:
— Плату спрошу.
Голос оказался неожиданно молодой и сильный, закрой глаза, увидишь статного юношу, не искалеченного жизнью и ведьмовскою славой.
— Мне нечего дать тебе, добрый человек, — тихо ответила Искорка.
— Дары не нужны, — уронил как камень в болото, даже показалось — вода плеснула глухо, принимая гранитную тяжесть, и замолчал.
Не сразу Искорка отважилась спросить:
— А что же нужно тогда, добрый человек? Скажи, я сделаю.
— Есть травы, что только женскую руку признают, — раздумчиво выговорил колдун, сверля девушку единственным глазом. — Время пришло, их собирать надо, летом день зиму кормит. Соберёшь для меня?
— Я не знаю травы, — призналась Искорка. — Не учили меня.
— Приходи сюда к вечеру, научу.
Сказал так, и ушёл по оврагу вниз, не оглядываясь, Искорка провожала взглядом его спину, пока колдун не скрылся среди деревьев.
Собирать травы на закатном ветру оказалось увлекательно и интересно. Колдун много знал, и охотно делился знаниями, а Искорка впитывала его слова, как губка впитывает воду. С ней давно уже никто не говорил вот так, не окриком, а — спокойно и на равных. Как будто и у неё жили в голове знания, как будто и у неё наконец-то появилось имя, отличное от резкого тёткиного «Эй, ты!»
Искорка срезала ножом толстые стебли горюн-травы, выкапывала лопаточкой луковицы утешай-лилий, а сама, смелея с каждым быстрым взглядом всё больше и больше, рассматривала колдуна украдкой. Какие руки у него — узкие ладони, длинные пальцы, в мозолях, но не от лопаты, от тяжёлого труда мозоли возникают не там и не такие. Железный браслет показывал краешек из-под рукава кипенно-белой рубахи, и в вороте виднелось всё то же железо; чудно. Золото обычно носят, серебро, а колдун — железо. Тонко кованое, тщательно, до блеска, начищенное, но — железо. Впрочем, как знать, может именно железо носить у волшебников и принято.
Мягкие, слегка вьющиеся по концам волосы из-под волчьего колпака, неожиданно рыжие, с отливом в медь, и лишь одна прядь у виска седая в поперечное рыжее кольцо, от корней до самого кончика; странно. Или колдуны седеют не так, как обычные люди?
Тонкий нос… на лице шрамы как будто бы от когтей, хотя какой зверь мог бы оставить подобное да так, чтобы пострадавший выжил потом. Зелёная повязка на пустой глазнице. Внезапная родинка на щеке под ухом…
Колдун почувствовал, что на него смотрят, нахмурился и пронзил Искорку пылающим взором единственного глаза. Она поспешно опустила голову, взялась за работу. Испугалась, что выругает, накричит, ударит. Он не сделал ни того ни другого ни третьего. Помолчал, потом продолжил рассказ о свойствах трав с того же места, на котором его окончил.
А по завершению работы бросил коротко:
— Провожу. Прослежу, чтобы никто не обидел.
— Вот уж это не надо бы, добрый человек, — прошептала Искорка, голову опуская.
Увидит тётка, что с чужим мужчиной возвращается, да после того, как невесть где полдня провела, да не просто с мужчиной, а с колдуном, тем самым…
Но запрети ему, попробуй. Не стал ничего слушать, рядом пошёл, под её шаг подстраиваясь. Удивительно, хромает, на посох опирается, а ходит быстро. И движения его совсем не как у старого человека, и даже не у пожитого. Молод он, вот ведь странно. Молод, а такие уже шрамы. И сила. И знания.
Тётка раскричалась так, что аги с болота поднялись с ошалелым граем. Занесла над головой Искорки палку. И вдруг!
Обернулась та палка змеёй и шипит, гремит хвостом и капюшон раскрывает, того гляди, укусит в нос. Тётка с криком отбросила гадину, и та, оземь ударяясь, вновь стала палкою с резной рукоятью, работой мастеров Закатных Вершин.
— Не ругай девушку, добрая женщина, — угрюмо сказал тётке колдун. — Со мной была, травы вечерние собирала. И завтра собирать их пойдёт.
— Завтра! — очнулась тётка от столбняка внезапного, забыв змею почти тотчас же. — А кто за неё работу по двору справит, если шляться с тобою по лесам она будет? Не ты ли сам, господин хороший?
Колдун вынул из кармана монету с ликом Светозарного на одной стороне и спесивым профилем владетеля на другой, монета была золотая, новенькая совсем, блестящая, и кинул её тётке, не заботясь, поймает она или не сумеет из-за грузности своей.
— Довольно ли за работу несделанную? — с нехорошею усмешкой спросил колдун.
— Довольно, — закивала часто тётка, деньги такого номинала она в глаза не видела уже очень давно. — Как есть довольно!
— А ударишь ещё раз племянницу, спрошу с тебя, — пообещал колдун, сунул кулаки в карманы и пошёл себе.
С тех-то пор тётка палку поднимать на Искорку боялась, больше криком работала, но оскорбления — не удары, их привычное ухо мимо пропускало, не отзываясь на них ни душою ни сердцем…
Не раз и не два собирала Искорка травы для колдуна, а как-то на рассвете повёл он её краем болот к ревун-камню, собирать блестящий мох, больно жаливший руки даже сквозь толстые перчатки, если за ним не уследить.
— Настой из серебрянки укрепляет силы, — говорил колдун, — и раны заживают быстрее. Но собирать его — мука, и не помогаю тебе лишь потому, что руки мне нужны невредимыми.
— Ты ждёшь беду, добрый человек? — набравшись храбрости, спросила Искорка.
Она привыкала к колдуну, привыкала не съёживаться каждый раз от его взгляда и голоса, привыкала не ждать удара, — он никогда не бил её, но всё казалось, что может ударить. Потому что сильнее. Потому что волшебник, не человек. Но, может быть, потому и не бил, что не человек?
В Медоварах да и в Горячих Ключах родители битьём своих чад воспитывали, мужья жён уму учили тем же самым, да и жёны не всегда в долгу оставались, привечая перебравших лишку и от того вконец распоясавшихся мужей сковородами да скалками. Привычной была такая жизнь, другой жизни окрест не знали, и тем удивителен был колдун, что не повышал даже голоса. Голоса не повышал, а посохом своим мог вмазать не в меру ретивым парням, пожелавшим поглумиться над пришлым, да еще и хромым. А про то, что волшебник он, знахарь да ведающий, не вспомнили они вовремя.
Потом колдун сращивал им переломы, лечил ушибы и ни словом не выругал за неразумие, а у парней уважение к нему проснулось размером с небо. Уступали дорогу да кланялись, и что бы сразу не делали так, глядишь, руки-ноги не ломило бы теперь на непогоду.
— Беда уже подступила к Медовым Варам, — спокойно отвечал колдун. — Владетель Старолесья охотится недалеко отсюда.
Владетель. Чёрный и злой человек, приказавший, как говорили, сестру родную распять на на скале да дитя из её живота при ней живой вырезать, за то, что спуталась она с конюхом, позволила разбавить кровь Светозарного водицей простолюдина. Про то тихонько и с оглядкою говорили мужчины, шептали друг другу на ухо женщины, и поговаривали, что уйти бы хоть в Каменное Море на несколько дней, пока сиятельного вельможу мимо не пронесёт…
— Не бойся, — скупо уронил колдун. — Добрая ты девушка, да к злым людям угодила. Тётка твоя не любит тебя.
И тогда как прорвало плотину, не подумала Искорка о колдовстве, язык развязывающем даже строптивцу последнему, не то, что девчонке-сироте, без родителей оставшейся.
Рассказала она про смерть родителей, и про то, что тётка наследство матери себе присвоила, отдавать не хочет, но сама открыть не может. А сундучок тот из железа кован и знак Светозарного на нём гравирован.
— Такой знак? — колдун ворот расстегнул, выпустил наружу медальон железный на железной же цепи подвешенный.
Косматое разгневанное солнце заполняло собою правильный диск, и лучи его закручивались огневихрями, и пахло от медальона недавно прошедшей грозой и почему-то полынью.
— Да, — радостно сказала Искорка, — такой же в точности.
— Мать твоя — из рода владетелей Узорчатых Башен, служивших Светозарному с незапамятных времён, — поведал колдун тогда истину. — А башни те стояли когда-то за Каменным Морем, в Старой Земле стояли они, и, может быть, стоят там и до сих пор. Потому ненавидит тебя тётка и со свету сживает: течёт в тебе древняя кровь, не спрятать её. Тяжело рядом с такой кровью существовать простому человеку, сознание не вмещает истины, но чувства бунтуют и хочется сломать да разбить, как всё они ломают, что не похоже на них и им не нравится.
— Но кто решится пересечь Каменное Море? — спросила Искорка, и поняла вдруг, кто мог бы совершить такой подвиг.
Колдовская сила и древняя кровь.
Страшно стало ей от таких мыслей и вместе с тем рождали они невиданные доселе чувства: а вот бы всё-таки отправиться за Каменное Море!
Искорка бывала уже в домике колдуна, у подножия волны из разноцветного гранита, первой волны, еще и не самой высокой, которая от Старого Леса Каменное Море начинала. Поражал девушку камень, бывший когда-то жидким огнём, а сейчас застывший под ударами давнишней неслыханной бури. Ныло в душе в ответ на неслышную грозную песню заточённого под гранитом колдовского огня. Не умер он, как считали многие. Воистину жил еще под каменным гнётом!
Как стало ясно, что владетель Старолесья стороной Медовары не обойдёт, стали думать мудрые люди, что делать и как им спасаться. Про владетеля дурные вести ещё подоспели да самые свежие: Горячие Ключи натерпелись изрядно, кровь стыла в жилах от рассказов соседей. Жесток владетель и страшен в гневе, а прогневать его легко, и угадать, чем замирить, трудно. Решено было детей и девушек загодя в Горячие Ключи переправить, примут соседи на день-другой, уберегут от злого человека! А чтобы владетель не вздумал, будто его обижают почём зря, решено было отдать ему на поругание Искорку да ещё четверых юных, под такой же несчастливый крик поганки болотной родившихся.
Но колдун не знал о том, и пришёл в дом к Любочаде свататься…
Таким уж его сватовство вышло, что надолго запомнили его люди, и детям потом пересказывали, а те внукам своим заповедали помнить.
Пришёл колдун днём светлым и призвал в свидетели самого Светозарного:
— Ты ли Искра, дочь Весела Бессона и Снежаны с Закатных Гор?
И когда Искорка ответила, что она это, продолжил колдун, не улыбаясь:
— Пойдёшь ли в жёны ко мне перед ликом Отца Света и ликом Матери Тьмы?
Вот когда захолодело сердце! Замуж, — за пришлого, чужого, и чего уж там, страшного! Владеющего магией, знахаря и ведьмака. И ложе с ним делить, как то честным супругам положено? Детей рожать?
А жизнь под палкой тёткиной какова на вкус, знаешь ведь сызмальства…
Не колебалась Искорка ни разу, вёдра с водой отставила, отёрла о подол ладони и громко, звонко на всю улицу ответила:
— Пойду!
Нет глаза и лицо в шрамах, да в том ли дело? Давно ли походы за травами превратились в праздник желанный, давно ли мечты о Старых Землях за морем каменным душу бередили и в дорогу звали? А об олене волшебном так подумала Искорка: хотел бы придти, давно вернулся бы. Забыл тропу к Медоварам, не оглянулся ведь даже, когда уходил.
— Пойдёт она! — обрела дар речи онемевшая от дерзости такой тётка. — А вот не отпущу её, бесприданницу. Не будет вам свадьбы. Не дозволю я!
Колдун будто ростом больше стал:
— Есть приданое у Искры, дочери Снежаниной. Неси сюда его, карга старая, да живой ногою, не то обращу тебя в гадину подколодную.
Что было делать тётке? Принесла она сундучок, Закатных Вершин мастерам кованый. В пыль швырнуть хотела его, чтобы хоть так зятька новоявленного унизить, да не вышло ничего у неё. А Искорку кольнуло болью: не на ней самой колдун жениться хотел, а на сундучке этом вот таинственном. Хранилась в нём тайна, а может быть, даже волшба сильная, колдуну потребная. Но и что бы с того тогда? Главное, заберёт он Искорку со двора тёткиного постылого… и за Каменное Море с собой уведёт. Не замуж, а товарищем, так ведь тоже можно, несмотря на то, что Искорка — женщина?
И тут засвистело с околицы, загикало. Лай ужасный разнёсся по всем Медоварам — мчалка владетель Старолесья на свирепом скакуне, а у стремени его ящероголовые псы бежали, гавкая.
— Не успел я, — с досадой сказал колдун, и кивнул Искорке: — Возьми своё, дитя, и не роняй, что бы ни увидела ты. Отдала ей не тебе принадлежащее, — прикрикнул он на тётку, заметив, что не спешит та из рук выпускать то, что своим назвала сразу же после смерти брата.
— Ха-а! — заревел владетель, осаживая коня перед двором Любочады. — Ветер Смерти! Какая славная встреча. Отец мой Светозарный наградил меня!
Страшен владетель ликом был, черён, как сама Тьма, прародительница ночи, и горели чёрные огневихри за плечами его как два агачьих крыла.
— Думается мне, не наградил, а наказал, — сказал колдун. — Не Светозарному ты сын, Лихое Пламя. Умрёшь ты сегодня.
— Ха-а, ха-а! — бешеным смехом вскричал владетель и псов своих спустил с цепи.
Полыхнуло тогда белым и алым, а на месте колдуна соткался из света и огненного жара волшебный зверь с развесистыми рогами; ахнула Искорка, узнав оленя, которого лечила прошедшей весною. Налетел рогатый на ящероголовых псов и не стало псов владетеля Старолесья на свете. Налетел на самого владетеля, обернувшегося для боя громадною агой, и вышла битва, о которой слагали потом легенды от края Каменного Моря до побережья моря живого.
Огневихри стекали с белой шерсти и таяли, не долетая до земли. Победил олень, но по тому, как стоял он, уронив рогатую голову, видно было, что трудом далась ему победа. Сейчас набросят на него верёвки и сети, запрут в сарае, свяжут да пошлют с поклоном к владетелям соседних пределов, чтобы не делали Медовым Варам худа. Каким бы ни был поганцем Лихое Пламя, а нельзя простолюдинам просто так, за здорово живёшь, лишать жизни властью одаренных. Ведь будут казни и наказания, если виновного не найдут и не повесят у трёх дорог с табличкою про его прегрешения — другим в назидание.
Вперёд всех очнулась Искорка. Выхватила из рук остолбеневшей тётки своё наследие, прыгнула к оленю волшебному, а он перед нею ноги подогнул — на спину садись. Едва взлетела девушка на спину ему, едва схватилась рукою за рог, — прыгнул волшебный зверь и пошёл, пошёл гигантскими скачками, уходя от оживших, закричавших гневно людей.
А и не зря его Ветром прозвали, летел как на крыльях, и огневихри срывались со шкуры его.
Велико и необъятно Каменное Море, когда смотришь на него с гребня высокой волны. До самого горизонта тянется оно, тёмными громадами в закатном зареве, и под каждою волной блестит стеклянное озеро. А далеко-далеко разливается над окоёмом багрово-золотое сияние.
Золотые Врата. Око иного мира.
— Владетеля Старолесья убил я, — сказал колдун по имени Ветер, не оборачиваясь на застывшую за правым его плечом Искорку. — Бежать мне надо, и тебе со мною заодно. Видели все, как своею волей ты со мною умчалась.
— Ты хотел жениться на мне или на моём наследстве? — задала Искорка разъедавший её душу вопрос.
— Лютой зимой ты накормила меня, весною гибельной от грани отвела обратно в мир, — глухо ответил колдун, не оборачиваясь по-прежнему. — О наследстве твоём я не знал. К тебе шёл, за тобою, и не сразу узнал в человечьем образе будучи. Но уж когда узнал…
Открытый сундучок являл небу своё содержимое: не золото, как думала жадная тётка Любочада, но браслеты и медальон со знаками разгневанного солнца, такими же, что были на украшениях колдуна.
— Надень, — предложил колдун. — Твоё.
— Если бы тётка открыла его…
— Сгорела бы в миг. Не для простых смертных дары Светозарного. В тебе кровь детей его; надень.
— Ты женишься на мне? — спросила Искорка, замирая сердцем.
— Может быть, по ту сторону Каменного моря ты найдёшь себе мужчину получше…
— Может быть, мне нужен не лучший? — спросила Искорка, дрожа от собственной смелости.
Так сказала она, и сама шагнула к колдуну, обняла его, прижалась щекой к его плечу, пропахшему грозой и полынью.
И была любовь их нежной и неистовой, глубокой, как озеро под каменною волной, и неистовой, как вихревой огонь, идущий от Золотых Врат, тёмной, как земля, основа жизни, и пылающей, как небо звёздное, основа света.
А после надела Искорка украшения матери, браслеты да медальон железный, и сказала она колдовское слово, которому научил её муж, которого знающие люди прозывали Ветром Смерти. Топнула ногой, и обернулась оленухой. Золотые огневихри срывались со шкуры её, горели глаза неистовым пламенем и рога её, пусть и короткие, не такие ветвистые, светились золотым сиянием.
Поскакали оба они на восход, Ветер Смерти и супруга его Искорка, и так говорят, прошли Золотые Врата, последние из живых прошли их, и за ними Врата закрылись. Перестали изникать из Каменного Моря огневихри, и само Море замерло, упокоившись навеки.
Но иногда, в светлые вечера на исходе лета можно увидеть их тени, скачущие по каменным волнам. Говорят люди, что Золотые Врата еще могут открыться, как открывались они уже не раз в былые времена.
Вернутся в мир тогда снова огневихри, но вместе с ними придут и Ветер Смерти с Искрою.
Но это уже совсем другая история.
— Уф, неужели удалось сбежать? — выдохнула ведьма, захлопывая дверь и с облегчением «растекаясь» по переднему сидению автомобиля.
Подруга нажала на газ, и её малолитражка стартанула с места, выруливая на трассу и тут же развивая довольно приличную скорость. Молодая женщина, сидящая за рулём, кинула на подругу сочувствующий взгляд и хмыкнула:
— Что, совсем достал поклонник?
— Не то слово! — пробурчала Яна, удобнее пристраивая на коленях маленький городской рюкзачок, в который умудрилась упихать всё, что могло понадобиться ей на празднике.
Большую по размеру сумку она не решилась взять, чтобы не вызвать лишних подозрений, доведись случай столкнуться с тем самым поклонником, который уже неделю не давал ей спокойно жить. А началось всё с того дня, когда они случайно встретились у Софьи в гостях.
Точнее, не так уж и случайно. Этого дурного оборотня, пришедшего из другого мира, притащил с собой Дамир. Который потом с удовольствием наблюдал, как Яна весь вечер бегала от Войта, стараясь не подпускать его к себе. А то виданное ли дело? Только увидел, сразу в охапку схватил, носом в шею тыкается, нюхает и бормочет: «Моя!»
А её он спросил, коврик блохастый? Да как он вообще посмел так с ведьмой себя вести?! Права на неё предъявлять, тискать прилюдно. Чуть слюнями всю не обкапал на радость этому недовампиру дурацкому!
Но Дамиру она отплатила сполна, подговорив малышку Веронику объявить его своим Хранителем. Стоило только увидеть изумлённо вытянувшееся лицо мага после этих слов, как Яна почувствовала себя отомщённой. Вот и конец твоим планам на свободную привольную жизнь и ещё одно путешествие в Изначальный мир. «Баста, карапузики, кончилися танцы!», будешь теперь лет десять минимум, как привязанный, рядом со своей подопечной находиться.
А вот не стоило глумиться над разъярённой ведьмой, когда ей оборотень проходу не даёт. Да и лучшей кандидатуры Хранителя для растущего «многогранника» всё равно не найти. Благо родители малышки в этом с Яной согласились безоговорочно, хотя и сочувствовали отныне спелёнутому узами долга другу.
Дальнейшее назвать иначе, чем «гонками на выживание», было невозможно. Войт, наверняка не без помощи Дамира, прознал, где она живёт, и устроил полноценную осаду. Причём ладно бы делал это как нормальный мужик: с подарками, конфетами, приглашением в ресторан… или на крайний случай в кино. Нет, это… дитя природы поступило по-своему, превращая жизнь ведьмочки в ад.
Караулил под окнами, следовал за ней по пятам, когда она выходила утром на работу, и провожал почти до офиса. А потом так же с работы домой. Закидывал букеты цветов на балкон, хотя как он это делал, учитывая, что жила Яна на третьем этаже старого фонда, оставалось загадкой. Хорошо хоть серенады петь не пытался. Хотя в первую ночь ей показалось, что кто-то выл во дворе. На луну. Оставалось надеяться, что…
Впрочем, безрезультатно.
Зато внимание Войта она к себе привлекла. Рыкнув в лицо бледного лежащего на земле слабака: «Она моя! Тронешь — убью!», он подхватил громко ругающуюся ведьму и, закинув себе на плечо, понёс через арку во двор. Только у самой парадной той удалось вырваться и, отвесив оборотню звонкую пощёчину, гордой походкой удалиться домой.
А на следующее утро Войт снова караулил Яну под дверью.
Через неделю таких «ухаживаний» девушке пришлось взять отпуск за свой счёт, чтобы привести нервы в порядок. Не то чтобы Яна могла похвастаться тонкой, ранимой душевной организацией. Просто разъярённая ведьма, не контролирующая свою силу — это уже стихийное бедствие. Может сгоряча натворить такого, что последствия придётся ещё долго разгребать. Да и внимание инквизиции на себя лишний раз обращать не стоило. Пусть и в этом надзорном органе у Яны уже появился друг, но беда в том, что именно он сейчас и был целиком и полностью на стороне оборотня. Судя по всему, Дамир не простил ведьме её шалости. И рисковать тем, что он захочет отыграться, организовав брак с оборотнем, как гарантию будущей стабильности, не могла.
Яна могла бы обратиться к Софье, чтобы та угомонила мужчин — Войт слушался её и Светозара безоговорочно, — но вмешивать в это дело подругу ведьме не позволяла гордость. Неужто она сама с каким-то блохастым не справится? Ещё и не таких крутых собственников обламывала, и ничего, до сих пор на свободе.
Пересидев несколько дней дома, не выходя даже в магазин за продуктами, Яна немного успокоилась, пришла в себя и приняла решение развеяться. Она и так собиралась ехать в конце июня на ежегодный праздник Ивана Купала, там всегда можно отдохнуть, повеселиться и даже завести приятное необременительное знакомство. Но на этот раз пришлось принимать меры предосторожности, чтобы за ней на гулянье не увязался хвост. Мохнатый такой, зубастый и крайне воинственно настроенный, когда дело касалось флирта девушки с кем-нибудь другим.
Звонок подруги, предложившей её подвезти, а заодно и обкатать её новую машину, оказался как нельзя более кстати. Яна согласилась не раздумывая. Наряд на праздник тоже нашёлся: белая вышитая рубаха, приобретённая на исторической ярмарке в прошлом году. Подпоясаться, и вполне сойдёт за платье. И смотрится так красиво, этнически. Самое то, что надо!
В небольшой городской рюкзачок поместились только рубаха, поясок, поясная сумочка, кошелёк и несколько мелочей. Большую по размеру сумку Яна взять не рискнула, чтобы не выглядеть слишком подозрительно. Из тех же соображений надела вместо красивого платья лёгкие брючки и блузку. Вроде как по делам собралась прокатиться.
И вот теперь ведьма сидела в машине, мчащейся по трассе, и смеялась вместе с подругой, обсуждая, кого из знакомых могут встретить на празднике. Под разговоры, шутки и весёлую музыку доехали быстро. Яна с Люсей не виделись уже давненько, так что тем для обсуждения в дороге хватило, девушки даже не заметили, как минуло три часа.
Когда они приехали, праздник уже начинался. Поэтому, заранее договорившись встретиться утром у машины, они поспешили переодеться и влиться в ряды отмечающих. В своём наряде, с распущенными волосами Яна чувствовала себя самой настоящей ведьмой. Тем более что вещи и одежду бросила в машине, взяв с собой только поясную сумочку с разными мелочами. Вот только телефон в неё не влез, пришлось его оставить в рюкзаке.
Кроме разных потешек, забав, плетения венков, хороводов и народной музыки, на празднике можно было купить разные сладости. А тем, кто желал, и вовсе плотно поесть, отведав приготовленной в сторонке на костре походной каши.
День пролетел незаметно, а ближе к вечеру начались совсем иные забавы. Народ разбился на группки и компании. Кто-то пошёл к озеру, кто-то разжёг костры в сторонке от основного большого и расселся вокруг них.
К одному из таких костров и вышла Яна, уже опустившая свой венок в воду. Её внимание привлекли несколько молодых парней. Судя по состоянию ауры, они совсем недавно прошли Инициацию и с точки зрения магического потенциала сильно уступали Яне. Впрочем, если будут старательно заниматься, качать резерв и много практиковаться, могут вырасти во вполне себе приличных магов. Если повезёт.
Пока же девушку привлекли не их умения, а смазливая внешность и лёгкая, непринуждённая атмосфера, царившая в их компании. Как раз то, что нужно. Хотела отвлечься от насущных дел и забыться, тут как раз и случай подвернулся. А что ребята чуть младше её, так и что с того? Совершеннолетние, значит, всё можно. Да и проблем с такими, как правило, гораздо меньше, чем с более зрелыми, уверенными в себе магами и ведьмаками. Или оборотнями.
Вспомнив о последнем, Яна досадливо поморщилась и неосознанно скользнула взглядом по поляне, словно опасаясь увидеть того, о ком так неосторожно подумала. С него станется объявиться в самый неподходящий момент и закатить сцену ревности, испортив всё веселье.
Но к облегчению ведьмы, знакомой фигуры она среди увлечённых праздником людей не заметила. Люська, улыбаясь симпатичному вихрастому парню, отплясывала в одном из хороводов у дальних больших костров. Другие знакомые разбрелись кто куда. Поэтому Яна, недолго думая, присоединилась к шумной компании возле костерка поменьше, обложенного со всех сторон удобными для сидения брёвнами.
Здесь было жарко, весело и хмельно. По рукам ходила большая бутыль чего-то явно крепкого, к тому же домашнего изготовления. Но отважившаяся отхлебнуть из горла ведьма с удивлением почувствовала на языке вкус черноплодной наливки. Она-то уж решила, что тут самогон по рукам пошёл, а всё оказалось гораздо приличнее.
Хотя с выводами девушка поторопилась. При всей своей лёгкости и не слишком высоком градусе настойка по мозгам била хорошо, пусть и не сразу. Иначе чем объяснить, что уже через полчаса Яна весело смеялась, прыгала через костёр и отчаянно флиртовала со всеми мужчинами в компании. Причём наличие недовольно поглядывающих на неё девушек ведьму ничуть не смущало. Занимало другое, она всё никак не могла выбрать, кого из них пригласить с собой на прогулку в лес. Вроде все хороши, но у одного нос длинноват, у второго плечи узкие. А третий, кажется, и вовсе неопытный ещё: вот как на неё голодными глазами смотрит, будто взглядом раздевает уже, и руки при этом подрагивают мелко.
Время шло, парочки разбрелись кто куда, оставив ведьму в компании пятерых парней и пустой бутыли из-под наливки. Сидеть у затухающего костра просто так становилось скучным. Хотелось продолжить веселье, пусть и в другой плоскости. Так и не определившись с выбором, Яна решила положиться на судьбу. Задорно стрельнув глазами на каждого из потенциальных кавалеров, легко подскочила с брёвнышка, отбежала в сторону. Провокационно качнув бёдрами, почти невинно спросила:
— Ну, что, кто со мной в лес, папоротник искать?
Вот только парни, видимо, поняли ведьму по-своему. Отчего иначе, стоило ей чуть отойти в сторону, поднялись все вместе и, глумливо усмехаясь, последовали за ней всей толпой. При этом намеренья их были более чем очевидны. На такое Яна точно не подписывалась. Она вообще никогда участия в оргиях не принимала, не собираясь получать такой опыт и в будущем. Тем более с незнакомыми парнями в глухом лесу на голой земле.
Странно, что они вообще о ней такое подумали. Но тут всё можно списать на то, что ведьмы бывают разные и не все из них столь сдержаны в своих порывах и увлечениях. Но в случае возникновения недопонимания обычно достаточно было намекнуть, что дама против, и конфликт улаживался сам собой. Не магический же поединок, в самом деле, устраивать. Может, в прямом столкновении ведьма магу и проиграет, но при этом рука у неё не дрогнет навесить на агрессора какое-нибудь заковыристое и крайне неприятное проклятие, снять которое сможет только она сама. Если захочет. И сможет. Бывает, сгоряча да от большой обиды и необратимые проклятия получаются. Тогда уж ничего не поделаешь, терпи. Или в омут с головой, если дела совсем плохи.
Поэтому магически одарённые без крайней нужды старались меж собой не ссориться. Решать дела полюбовно. Или хотя бы без фатальных для обеих сторон последствий. Вампиры и оборотни с людьми и вовсе особо не связывались, чтобы не нарушать и без того хрупкий баланс. Своих забот в общинах хватает, да и пресекались любые провокации строго. Главы держали свои кланы и стаи в беспрекословном подчинении, предпочитая соблюдать вежливый нейтралитет и не вмешиваться в дела друг друга. Слишком мало было одарённых и двуипостасных, чтобы ссориться меж собой. К тому же раскрывать своё присутствие простым людям было категорически запрещено. Следили за этим строго.
И вот теперь эти недоросли решили наплевать на все правила и пёрли на неё толпой, явно планируя продолжение совместного веселья. Вот только Яну такой расклад совершенно не устраивал. Повернувшись, она резко припустила в лес, благо сандалии в этом деле оказались хорошим подспорьем.
Бежалось легко и поначалу даже задорно, не иначе как хмель всё еще голову кружил. Вот только когда услышала Яна у себя за спиной треск веток и тяжёлое мужское дыхание, стало совсем не до смеха. Поняла, что если не сможет убежать, то её прямо в лесу и разложат, причём этим уже будет всё равно, согласна она на это или категорически против. Пьяному море по колено. А уж опьянённому вдобавок дармовой силой, щедро даримой духами леса в эту сакральную ночь, и вовсе всё нипочём.
От осознания неизбежности насилия, если ей не удастся спрятаться, у ведьмы словно второе дыхание открылось. Ноги ускорились, тело само изгибалось, чтобы разминуться с препятствиями, глаза безошибочно находили нужные, еле заметные звериные тропки, по которым было легче бежать.
Вот только спрятаться в сосновом лесу совсем непросто, особенно если сосны прямые, корабельные, а подлесок чахлый. Пришлось карабкаться на невысокие холмы, чтобы хотя бы пропасть из вида преследователей. Пусть время давно перевалило за полночь, но самый разгар «белых ночей» не оставлял шанса затеряться в сумерках леса. Зато и убегать было удобнее, шансы обо что-то споткнуться и поломать ноги, а то и вовсе ухнуть в глубокий овраг заметно уменьшились.
Хватаясь за деревья, чтобы хоть немного притормозить стремительный спуск с вершины холма, ведьма, пробежав ещё немного, остановилась. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, давно ей не приходилось так быстро и долго бегать. В боку уже начинало колоть, а ноги подрагивали от усталости.
Яна замерла, прислушалась, не слышно ли голосов преследователей? Но мелькнувшая было надежда, что ей удалось уйти, растаяла, как только она услышала вдалеке голоса. Кажется, парни подотстали, но всё так же упорно держали след, неизвестно как отыскивая её в сосновом бору.
Времени на отдых не осталось, надо было увеличить отрыв. Места тут не совсем дикие. Рано или поздно можно выйти к жилью или вовсе на трассу. А там уже постараться попутку поймать. Если удастся уехать в город, она Люське потом всё объяснит. Жаль только, что телефон она у неё в машине оставила. Теперь ни на местности не сориентироваться, ни в службу спасения не позвонить. Выкручивайся, ведьма, сама, как знаешь, раз хватило ума в такую беду вляпаться.
Пока тело ведьмы двигалось, в голове хаотично метались странные мысли:
«Сидела бы дома сейчас и бед не знала. Или спустилась к кавалеру своему подоконному и сама пригласила бы его в кино. А то и просто прогуляться вдвоём. Он большой и страшный, к такому никакая шпана подойти не рискнёт, не то что его девушку обидеть. Эх, Янка, не ценила ты своего счастья! Бегай теперь по лесу, честь свою девичью сама береги!»
Вскарабкавшись на очередной холм, Яна упёрлась руками в колени, пытаясь перевести дыхание. А разогнувшись, испуганно вздрогнула, в защитном жесте обхватывая себя руками. Недалеко, метрах в десяти, стоял мужчина и пристально смотрел на неё.
«Обложили!» мелькнула отчаянная мысль и тут же растаяла, сменившись радостным изумлением, стоило только разглядеть мужчину внимательнее.
— Войт! — на этот раз ведьма сама влетела в распахнутые объятия оборотня, надеясь его на защиту.
Но вопреки обыкновению, тот не воспользовался случаем хорошенько её облапать, а на мгновение крепко сжав, тут же отпустил, задвигая себе за спину.
— Подожди, малышка. Сейчас кой-чей пыл поумерю, а потом и обниматься будем.
В голосе его при этом не было ни насмешки, ни издёвки. Только чуть слышные глубинные порыкивающие нотки. Лишь они и выдавали его звериную сущность. В остальном же перед недоумевающим взором Яны предстал молодой, сильный, харизматичный и чертовски привлекательный мужчина, за которого она в другое время при других обстоятельствах всем потенциальным соперницам волосёнки бы повыдёргивала.
И почему она раньше воспринимала его как тупое надоедливое животное, руководствуемое лишь инстинктами? Неужели первая незадавшаяся встреча лишила её привычной проницательности? Или взыграли личные страхи и прошлый неудачный опыт отношений с оборотнем?
От лихорадочных размышлений Яну отвлёк треск веток под ногами приближающихся ломящихся сквозь подлесок преследователей и их азартные крики:
— Близко уже! Не уйдёт!
— Знаю, я на неё маячок кинуть успел, так что не спрячется.
— Эй, ведьмочка, выходи. Давай лучше по-хорошему. С нами твои колдовские штучки не пройдут, — и весёлый гогот.
Как животное загоняют, гады распоясавшиеся. Совсем обретённая сила разум затмила. Не знают ещё, что за такие делишки расплачиваться придётся. И вот конкретно им — прямо сейчас.
— Там еще двое втихомолку по бокам обходят, в кольцо берут, — неожиданно раздался сбоку голос Дамира, заставив Яну вздрогнуть и резко обернуться. Но ведьма благоразумно промолчала. — Эти горлопаны вместо загонщиков работают.
— Справимся, — со спокойной уверенностью припечатал Войт, расправляя плечи и похрустывая костяшками сжатых в кулаки пальцев.
— Перекидываться не будешь? — усмешка в голосе мага показала, что и его предстоящий конфликт не слишком-то страшит.
— Слишком много чести для сопляков.
Больше времени на разговоры не нашлось, потому что разгорячённая погоней компания забралась-таки на наш пригорок, где их ожидал горячий и совсем не дружеский приём. Двое взрослых опытных мужчин раскидали парней, как котят, всего за пару минут отправив тех в беспамятство.
После чего, сняв с них рубахи и штаны, соорудили подобие верёвки и накрепко примотали идиотов к сосне. В чём Яна им активно помогала, не упустив случая напоследок отвесить каждому по сильной пощёчине. Да, лежачих и беспамятных бить не принято, но тёмной ведьме эти правила были не указ. И так еле сдержалась, чтобы ногтями им морды в кровь не расцарапать.
Остановило лишь то, что не хотелось перед Войтом истеричкой предстать. Без того уже недалёкой себя показала, от него последнюю неделю бегая. Но сегодня как прозрение наступило, упала с глаз пелена. Когда ведь ещё так повезёт, чтобы такой мужчина с самыми серьёзными намерениями тебя преследовал? Подарками задаривал, оберегал, спасал? Да при этом еще на лицо красавчик и фигура такая, что в пору слюнки пускать от вожделения.
Окрылённая открывающимися перспективами, Яна с нетерпением ждала, когда Войт освободится и наступит пора обещанных обнимашек. Уж тут-то она своего не упустит! Пора этого оборотня слегка застолбить. А там уж видно будет, подпускать его ближе или перетопчется.
Но рисуемые в воображении ведьмы картины не походили на то, что произошло дальше. Закончив связывать парней, Войт взял Яну за руку и быстрым шагом повёл её через лес. Дамир не отставал. Вскоре они вышли к дороге, на обочине которой стоял припаркованный внедорожник. Посадив девушку на заднее сидение, оборотень сел вперёд рядом с Дамиром и прикрыл глаза. Общаться ни с кем он явно не собирался.
Обиженная в ожиданиях ведьма надулась и демонстративно отвернулась в сторону. А потом и вовсе, скинув босоножки, прилегла на сидение. Усталость брала своё. Остатки спиртного в крови и активная беготня по лесу вымотали девушку. Теперь её сморила сонливость, Яна не стала ей сопротивляться. Ехать до дома почти три часа, так что она успеет немного вздремнуть и «сбросить дурное».
Разбудило ведьму лёгкое прикосновение к ноге. Открыв глаза, она увидела Войта, который надевал ей на ноги сандалию. Потом перешёл к другой ноге, справившись так же ловко. Спросонья хлопая ресницами, Яна никак не могла понять: снится ей это или этот сюр происходит на самом деле? Раньше с ней такого точно не случалось.
Долго гадать не пришлось. Справившись с обувкой, Войт бережно поднял ведьму на руки и понёс к дому. Дойдя до парадной, коротко скомандовал: «Открывай», а когда ошарашенная происходящим ведьма, достав из поясной сумочки ключи, пикнула домофоном, одной рукой удерживая девушку, второй распахнул дверь и зашёл внутрь. По лестнице тоже поднялся легко, не скрипя от натуги и не отдуваясь, хотя пушинкой себя Яна давно не считала, поэтому впечатлилась еще сильнее. А еще почему-то в голову опять полезли разные дурацкие мысли.
Но придумать, как себя вести с оборотнем дальше, Яна не успела. Поставив девушку на пол возле её квартиры, Войт просто ушёл, оставив ведьму растерянно хлопать глазами. Только когда внизу хлопнула входная дверь, она наконец поняла, что он не вернётся. Ушёл. И ничего не сказал даже. Вот же… сссобака серая!
Не понимая, что в этой ситуации её расстроило больше всего, Яна, словно сомнамбула, вошла в квартиру, разделась и рухнула на диван. Следовало бы умыться и привести себя в порядок. Но сил хватило только на то, чтобы положить голову на подушку и натянуть на себя плед. Всё же ночь выдалась слишком насыщенной.
Через два дня вечером неожиданно позвонила Софья и сказала собирать с собой самое необходимое, а утром к восьми часам уже быть на Финляндском вокзале. Там её и ещё нескольких человек будет ждать автобус, который доставит их в посёлок. Телефон водителя она скинет смской. Подробности Софья объяснять отказалась, заявив, что всё расскажет на месте. Но серьёзного тона подруги оказалось достаточно, чтобы, закончив разговор, ведьма тут же бросилась собирать свою дорожную сумку.
Утром Яна, закинув сумку в багажное отделение, благополучно села в автобус, заполненный людьми, и почти всю дорогу до конечного пункта проспала. До этого полночи не могла уснуть, волнуясь и теряясь в догадках. Как результат, совсем не выспалась. Теперь организм требовал восполнить недостающее, благо в салоне было достаточно тихо. Большинство пассажиров тоже сладко посапывали в своих креслах.
Зато стоило автобусу остановиться и заглушить мотор, всю сонливость как рукой сняло. В числе первых выскочив из салона, Яна огляделась и тут же с облегчением увидела среди встречающих свою подругу. Быстро к ней подойдя, обняла ей и встревоженно спросила:
— Софья, что случилось? С чего такая срочность и таинственность?
Но женщина лишь улыбнулась и покачала головой.
— Не здесь. Пойдём в дом, там и поговорим. Сумку забрать не забудь.
Войдя в дом, прошли на кухню, где на одном краю круглого стола лежали какие-то бумаги, книги, планшет. А на другом стояли две чайные чашки и тарелка с ягодным пирогом.
Хозяйка дома, включив чайник, тут же деловито скомандовала:
— Мой руки, а я пока чай разолью. Тебе пирога хватит, или чего-нибудь посущественней приготовить?
— Хватит, я не голодная.
Бросив сумку на пол возле стола, Яна пошла к раковине мыть руки, но любопытство взяло своё.
— Соооф, не томи, а? Выкладывай, что за срочность была в моём приезде.
Но подруга оказалась непреклонна, словно нарочно увиливая от объяснений.
— Перекусим, а уж потом поговорим о делах. Я сама с утра еще толком не ела. Сначала дела, потом тебя подождать решила. Так что присаживайся и угощайся. Приятного аппетита!
Чай пили в молчании. Не то чтобы поговорить было не о чем, просто каждый думал о своём. Яна о том, почему Войт так и не объявился за последние дни. Довёз её вместе с Дамиром до дома, проводил до двери в квартиру и не попытался напроситься в гости. Более того, даже не поцеловал! Просто коротко попрощался, улыбнулся и ушёл. А потом пропал на два дня. И ни слуху ни духу. Если бы Софья не позвонила, Яна сама бы её набрала, чтобы узнать, не случилось ли чего с их мохнатым гостем?
А Софья думала о том, как рассказать подруге о том, что случилось, и заручиться её поддержкой. Знания и опыт ведьмы могли бы сильно пригодиться в исследовании, на которое сейчас бросали силы все магически одарённые, находящиеся в поселении.
Закончив с перекусом, вместе убрали посуду и снова сели за стол. Яна огляделась, ей казалось, что в доме чего-то не хватает. Или кого-то…
— А где Вероника? — спросила, наконец поняв, что смущает её непривычная тишина.
— Ника с Антониной Петровной. Они в лес за земляникой пошли и мальчишек с собой прихватили из тех, что постарше.
— Что, и даже Дамира не взяли с собой? — не смогла сдержать насмешки Яна, но Софья лишь пожала плечами, не оценив шутки, и продолжила убирать со стола.
— Дамир уехал вместе со Светозаром. По важному делу. Дочке придётся пока обходиться без своего Хранителя, хотя она уже переживает, спрашивает о нём. Вот Антонина Петровна её и отвлекает, как может, пока я занята.
— Что произошло, Соф? Куда они уехали?
— В соседней области обнаружили всплеск странной болезни. Что её вызвало, пока непонятно, но зараза передаётся с ужасающей скоростью. Светозара и его подразделение оправили в оцепление, чтобы предотвратить распространение эпидемии. Несколько деревень уже на карантине. Дамир со своими ребятами уехали ставить обережный круг и попытаться понять, откуда взялась эта зараза.
— Думаешь, это последний привет от тех фанатиков?
— Не исключено.
— Но их же вычистили капитально. Секты больше не существует!
— Людей, да. Но не все схоронки и лаборатории смогли найти. Видимо, сейчас мы имеем дело с одной из них.
— Насколько это опасно?
— Для людей, если ничего не предпринимать — смертельно. Для оборотней — нет. У них слишком сильный иммунитет и хорошая регенерация. Такие ни одной болячке не по зубам. Для магов болезнь — опасна, но не критично. Те, кто отправился туда, хорошо подготовлены и укомплектованы. К тому же и целители, и природники среди них тоже есть. Будут держать руку на пульсе. А вот нам лучше пока посидеть здесь и никуда не высовываться, пока опасность не пройдёт. Поэтому тебя сюда привезли. И нас с Антониной Петровной попросили приехать. Как только поступят первые данные об этой заразе, будем думать, чем её лечить.
— Почему этим не занимается правительство, даже спрашивать не буду, — хмыкнула ведьма.
— Вот и молодец, — улыбнулась в ответ Софья. — Ты не хуже меня осознаёшь ситуацию. Они не вмешиваются и не мешают нам работать над ситуацией — уже хорошо. Плюс обеспечивают информационную блокаду. Но об этом позаботились наши, работающие в соответствующих структурах. Если повезёт, разберёмся с эпидемией до того, как слухи просочатся в общество и начнётся паника.
— А если не повезёт? Мы не всесильны.
Серьёзный, пристальный взгляд ведьмы заставил Софью опустить глаза и со вздохом признаться.
— Не знаю, Ян. Мы сделаем, что сможем. Но при худшем развитии ситуации будем эвакуировать своих подальше отсюда. Есть еще поселения, подобные нашему. Для перехода в Исходный мир у меня ещё не накопилось нужное количество энергии, а уходить малой горсткой, бросая тех, кто на нас надеется — подло. Так что нам надо справиться с этим в любом случае. Не будем думать о плохом. Лучше разбери пока свои вещи, твоя комната уже готова. А потом поможешь мне. Скоро приедут родственники проживающих в общине, надо их разместить и обеспечить всем необходимым.
— Люди?
— Маги, оборотни… и люди, из тех, кто в курсе событий.
— Понятно. — Поднявшись, Яна подхватила свою сумку и стала подниматься на второй этаж. Но на середине лестницы вдруг остановилась и нерешительно спросила: — А Войт… он сейчас?
Софья, уже вернувшаяся к своим записям, не отрываясь от бумаг, мотнула головой.
— Войт отправился вместе со Светозаром. Муж не хотел его брать, но этого упрямца было не остановить. Во всём ему хочется поучаствовать, всё посмотреть. Особенно, когда оба друга важным делом заняты.
— Ярослав тоже там?!
— Угу. Всех инициированных собрали из ближайших областей. Для подстраховки. А Ярик как раз к Свету в гости приехал, вот и попал в группу оцепления.
— Повезло пацану. Он же вроде в армию скоро собирался?
— Да. С осенним призывом планировал пойти. В тот же род войск, где Свет проходил службу. Зато теперь и опыта поднаберётся, и с непосредственным начальством познакомится. Как ни крути, всё на пользу пойдёт. Заодно и за Войтом присмотрит, чтобы не вляпался куда. Дамиру с ним возиться будет некогда.
Ведьма, глядя на подругу, нахмурилась. Переступила с ногу и недовольно пробурчала:
— Ты так говоришь, будто он совсем безмозглый. Нормальный мужик, серьёзный, адекватный. Пусть и из другого мира. Я смотрю, вполне у нас пообвыкся уже. Кстати, а с ним там ничего не случится? Вдруг его иммунитет к нашим вирусам непривычный?
Неподдельная тревога, позвучавшая в её голосе на последних вопросах, заставила хозяйку дома оторваться от своих дел и пытливо посмотреть на странно ведущую себя ведьму.
— Волнуешься за него?
— Вовсе нет! — слишком быстро и резко прозвучал ответ, чтобы быть правдой.
И Софья это прекрасно заметила. Всмотревшись в подругу расфокусированным взглядом, довольно хмыкнула и вынесла вердикт:
— Значит, всё же понравился. Иначе ты бы не стала так беспокоиться за постороннего человека. Ну что, Ян, любовь нежданно вспыхнула или он тебя просто измором взял? — уже откровенно потешалась женщина.
— Скажешь тоже! — рассердилась ведьма, в раздражении топнув ногой. — Соф, не говори ерунды. Чтобы я из-за какого-то блохастого переживала? Да ни в жизнь!
Дальнейшее недовольство она выражала уже вполголоса, сердито топая по ступенькам вверх. А глядящая ей вслед женщина лишь покачала головой.
— Упрямая какая. Ничего, дозреет скоро. От истинной пары всё равно не убежишь, это лишь дело времени. А оборотни, они такие… целеустремлённые.
При взгляде на висящий над камином портрет, изображающий её семью, взгляд Софьи потеплел, а на губах появилась счастливая улыбка. Она вот тоже от своего оборотня бегала долго. А он всё равно догнал и практически влюбил в себя. Если эти мужчины чего-то хотят, то к своей цели идут напролом, даже если делают это, ступая на мягких волчьих лапах.
Так что шансов у Яны против Войта не было. Тем более когда он ей уже настолько нравился. Аура не врёт, ведьма сильно беспокоилась за жизнь оборотня. Если его отсутствие затянется, может, даже признается самой себе, что он ей вовсе не безразличен. Но чтобы Яна раньше времени себя не накручивала, Софья решила завалить её делами и заботами. А там время всё расставит по своим местам.
Следующие три недели прошли в трудах и заботах. Вести приходили нечасто. Связь в том районе была временно отключена. Но то, что рассказывали вернувшиеся из зоны карантина, было неутешительным.
Оказалось, что эпидемия всё же началась, поразив еще несколько деревень. Поэтому пришлось вызывать дополнительные подразделения оборотней в оцепление и формировать бригады целителей, способных хоть немного снять остроту заболевания, пока не будет найдено лекарство.
Очаг заражения удалось найти и ликвидировать. Как и предполагалось, это была одна из заброшенных лабораторий сектантов, в которой проводились разработки какой-то гадости, способной воздействовать именно на магически одарённых. К счастью, исследование не было завершено, поэтому никто из наших не пострадал. Но мутировавший вирус, заложенный в основу разрабатывающегося биологического оружия, всё равно остался достаточно опасным для простых людей.
Как смогла произойти его утечка — неизвестно. Возможно, кто-то из местных смог проникнуть в заброшенную лабораторию и заразился, позже инфицировав и других. Или переносчиками стали дикие животные. Последний вариант был самым опасным. Потому что изолировать людей было гораздо проще, чем рыскать по лесам в поисках возможных носителей заразы.
Впрочем, обережный круг здесь очень помог. Работая как детектор по настроенным параметрам, он быстро засекал тех инфицированных, кто пытался пересечь его границы и покинуть район карантина, и ставил на них магическую метку. Следом за дело принимались оборотни, оперативно вылавливая нарушителя и возвращая его назад. Пока не будет найдено лекарство и не обработан весь пострадавший от эпидемии район, выход отсюда был категорически запрещён.
Исключение составляли лишь маги-целители, обвешанные дополнительными защитными амулетами. Они-то и привозили в поселение магов информацию по заболевшим, результаты их анализов, отчёты о проводимом лечении и его эффективности. А также пробы почвы и воды, собранные магами-природниками.
Используя эти данные, группа, состоящая из травников и целителей, под управлением Софьи, работающая в лаборатории над созданием лекарства, добилась значительных успехов и постепенной положительной динамики заболевания.
Яна за это время успела настолько извести себя волнением и непределённостью, что Софье даже пришлось в принудительном порядке заставлять её пить успокоительный отвар. И на то были веские причины. Всегда уверенная в себе, высокомерная и язвительная ведьма на глазах превращалась в нервную, задёрганную женщину, искренне тревожащуюся за завладевшего её мыслями мужчину.
Всё чаще, будто бы невзначай, она заводила разговор о Войте, в попытке выпытать у подруги новые сведения о нём. Но Софья мало чем могла её порадовать. После той, первой знаменательной встречи она с ним больше лично не общалась, почти сразу же уехав к Антонине Петровне в Карелию. Гораздо больше времени с оборотнем проводили Дамир и Ярослав, но их-то сейчас здесь и не было. Так что Яне пришлось довольствоваться обрывками рассказов об адаптации Войта в этом мире, которые Софья слышала краем уха от друзей.
Через месяц проводимое лечение принесло свои плоды. Эпидемия закончилась. Спустя еще две недели был снят карантин. Временно проживающие в посёлке магов разъехались по домам. А еще через несколько дней вернулись оборотни и маги, участвовавшие в карантинных мероприятиях и ликвидации биологического оружия.
Когда открылись ворота, пропускающие колонну въезжающих на территорию посёлка автомобилей, Софья и Яна были одними из первых, кто выбежал на улицу встречать возвращающихся мужчин. Маленькую Веронику пока оставили под присмотром Антонины Петровны. Вокруг царила оживлённая суета, хлопали дверцы машин, слышался смех и приветствия. Жёны обнимали мужей так горячо, будто они только что вернулись с войны.
Хотя отчасти именно так и было. Пусть воевали они не с противником, а с болезнью. Страшно подумать, что могло бы случиться, не успей они быстро принять необходимые меры и чётко провести операцию по ликвидации очага заражения.
Заметившая Светозара Софья радостно вскрикнула и побежала к нему навстречу. А попав в распахнутые объятия мужа, наградила его таким поцелуем, что у того не появилось ни капли сомнений: скучала, ждала, волновалась. Оборотень тоже в долгу не остался, не менее страстно ответив супруге, после чего подхватил её на руки и понёс в сторону их дома.
Яна не стала отвлекать их друг от друга. Она сама со всё возрастающей тревогой оглядывалась в поисках коренастой фигуры Войта. И не могла его найти. Но ведьма не сдавалась, бродя между приехавшими людьми и заглядывая в окна микроавтобусов, стоящих на общей парковке. Народ уже начал постепенно расходиться по домам, когда у одной из дальних машин мелькнул знакомый силуэт.
— Войт! — отчаянный крик сорвался с губ сам собой, стоило ей увидеть его перевязанную руку и ссадины на лице. — Ты ранен?
Ураганом налетев на обернувшегося к ней оборотня, ведьма повисла у него на шее, обеспокоенно вглядываясь в его глаза. Правда, для этого, ей пришлось встать на цыпочки, больно уж высоким он был. Мужчина не растерялся, тут же прижимая плотно прильнувшую женщину к себе и довольно улыбаясь, пробасил:
— Не тревожься, Янушка, всё хорошо.
— А что с рукой? С лицом? — не унималась она, даже пропустив мимо ушей столь нелюбимое ей уменьшение имени.
— Да так, повздорил тут с одним… Слишком много о себе возомнил.
— Женщину не поделили, что ли? — зашипела ведьма не хуже кобры, уязвлённая мелькнувшим в голове подозрением.
Уклончивый ответ оборотня только усугубил ситуацию:
— Можно и так сказать…
Ревность опалила огнём, горяча кровь и заставляя зло щурить глаза. Но вопреки здравому смыслу, даже приревновав, Яна не оттолкнула оборотня, а только сильнее к нему прижалась, обхватив ногами за пояс и угрожающе процедив:
— Ты месяц за мной бегал, спокойной жизни не давал. Всё песни пел про истинную пару и судьбу. А теперь на чужих баб вздумал заглядываться?
— Да не то чтобы на чужих…
Проскользнувшая в голосе Войта неуверенность лишь подлила масла в огонь, и Яна, даже не дослушав, чуть ли не зарычала.
— Мне плевать, кто она, понял?! Ты — мой! Заруби себе это на носу, блохастый. С ведьмами шутки плохи. Назвался груздём, полезай в кузовок!
— Я и не отказываюсь, — ставший вдруг спокойным и вкрадчивым голос оборотня не насторожил распалившуюся ведьму. А Войт тем временем продолжал. — Но если я твой, то ты — моя?
— Твоя! И чтобы ни одна больше…
— Уверена?
— Да!
— Ну смотри, сама это сказала.
В следующее мгновение в основание шеи Яны впились острые волчьи клыки, прокусывая кожу, по которой тонкой струйкой побежала кровь. Войт тут же осторожно лизнул место укуса, и острая боль прошла, сменившись неприятным жжением.
Но Яна подобное прощать не собиралась.
— Ах ты! — не раздумывая, она впилась в шею оборотня, тоже кусая его до крови. После чего, воспользовавшись его секундной растерянностью, спрыгнула на землю и победно заявила: — Получай, мохнатый!
Больше она сказать ничего не успела, потому что утробно рыкнувший оборотень снова сграбастал её в объятия и жарко поцеловал. Сопротивление ведьмы продлилось не дольше секунды, и вскоре она сама отвечала не на шутку распалённому оборотню.
Когда они отстранились друг от друга, вокруг уже никого не было. Все разошлись кто куда, не мешая парочке радоваться воссоединению. Вот только Яна не была бы сама собой, если бы призналась себе в том, что она рада тому, что всё так сложилось. Уперевшись руками в крепкие плечи Войта, она попыталась разомкнуть кольцо рук, удерживающих её в объятии, но ничего этим не добилась.
— Пусти, — чуть поморщилась, делая вид, что ей неприятно быть рядом с ним.
То, что её поведение выглядело, мягко говоря, нелогично, ведьму не смущало. Мало ли что ей с перепугу показалось? Или привиделось. Она не обязана никому ничего объяснять!
— Не отпущу. Ты теперь моя. По праву.
— С какой это радости?
— У тебя на шее моя метка.
— Ты меня пометил!
— Нет, женщина, я на тебе женился. Это совсем другое.
— Да я!..
— Ты укусила меня в ответ. А значит, подтвердила своё добровольное согласие.
— Что за бред?! Это ничего не значит. Я сво…
Дальнейшие пререкания оборотень слушать не стал, оборвав возражения крепким, собственническим поцелуем. Трепыхнувшаяся было ведьма сдалась и ответила ему с не меньшим жаром. В конце концов, какая разница, как он её называет? Она-то знает, что этот мужчина принадлежит ей и точно теперь никуда не денется. А за подставу с замужеством она на нём ещё отыграется. Когда-нибудь… Если захочет.
Несмотря на то, что по законам оборотней Яна и Войт были уже женаты, в ведьме вдруг взыграли собственнические инстинкты. Девушка затребовала официальную церемонию в ЗАГСе, колечко на палец и штамп в паспорте. А также красивый свадебный танец, большой вкусный торт и много-много приглашённых гостей! Войт, видя пылающие энтузиазмом глаза любимой, перечить ей не посмел, терпеливо снося всю подготовку к этому грандиозному событию.
И если от выбора цвета салфеток и обсуждения фасона свадебного платья он был избавлен, то с репетитором танцев заниматься оборотню всё же пришлось. Впрочем, всё оказалось не так уж и сложно. Благодаря врождённой грации и хорошей координации нужные движения Войт выучил довольно легко. Хотя не сказать, что вальсирование пришлось ему по вкусу. Но чего только не сделаешь ради того, чтобы любимая женщина была довольна. Даже наденешь строгий костюм и галстук-бабочку, более похожий на удавку, чем на украшение.
Благодаря связям Дамира паспорт Войт получил в кратчайшие сроки и без лишней бумажной волокиты. С датой церемонии в ЗАГСе тоже подсуетились, назначив бракосочетание на август. Само же торжество решили провести в поселении магов, расставив столы прямо на улице под навесами. Здесь можно было не опасаться того, что непосвящённые увидят что-то из ряда вон выходящее, когда толпа магов и оборотней переберут лишнего, выпивая за здоровье молодых.
Свадьба получилась грандиозной! Приглашённые на неё гости — шумными и весёлыми! Ещё бы, кроме магов собралась почти вся община питерских оборотней и ведьмочки из числа ближайших Яниных подруг. На время торжества все старые «тёрки» были временно забыты. В катаниях по городу после регистрации участвовал целый кортеж. И каждый раз во время остановки у очередной достопримечательности из багажника машины извлекалась пара бутылок шампанского, чтобы гости могли произнести тост за «совет да любовь»!
Само празднование, к счастью, обошлось без традиционной драки. За этим бдительно следил Светозар, тут же укорачивая самых горячих и разудалых. А Софья просто получала удовольствие от веселья, оставив приглядывать за дочкой её нового хранителя. Тем более что Вероника и сама не хотела отходить от Дамира ни на шаг.
Тоскливое выражение глаз Дамира, глядящего на других празднующих гостей, было для Яны лучшим подарком. Вроде и не ссорились с другом, вроде и не так уж он виноват. Ведь в конце концов она обрела своё счастье с любимым. Но какая-то часть ведьминской души ликовала: будет знать, как нашему племени пакости делать! Ведь именно этот «недовампир» объяснил Войту значение поговорки «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей!». И оборотень решил последовать мудрому совету друга, перестав демонстрировать Яне свой интерес. Потому и ушёл тогда, даже не потребовав благодарности за спасение дамы. Хотел заставить задуматься и немного на нервах ведьминских поиграть. А потом эпидемия началась. Так что вместо запланированных трёх дней выпало Яне больше месяца неизвестностью мучиться да локти себе кусать. Это она у Войта выпытала недавно. Тот до последнего друга не хотел сдавать. Пришлось пойти на крайние меры.
И вот теперь зрела в ведьминской душе пока ещё неясная, но уже вполне начавшая оформляться мысль: когда-нибудь и она обязательно приложит руку к личному счастью Дамира. Око за око, как говорится. И зуб за зуб!