Любовь сама выбирает

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Перед ней проплывали и пропадали лица. В основном она знала их имена, но не все. Были также и голоса, которые, казалось, доносились со дна какого-то глубокого моря. И слова, среди них она разобрала такие, как «легкое сотрясение» и «ничего не сломано». Но ей казалось, что все ее тело превратилось в огромный синяк, даже несмотря на мягкую кровать.

Она заставила себя открыть глаза, ища только одно лицо. И нашла его – застывшим и серым от потрясения. Она хотела обхватить руками его голову и целовать, пока ужас не исчезнет из его глаз, но не могла, потому что он принадлежал не ей. Она даже не могла сказать, что любит его, и пообещать, что все будет хорошо. Вместо этого услышала свой собственный голос, странно тонкий и напряженный.

– Ты не должен винить Наткина. Это не его вина.

И его горький ответ:

– Ты могла умереть, Джоанна, но все, о чем ты беспокоишься, – это чертово животное.

Здесь вмешался доктор и сказал, что больной нужен покой и отдых и лучше ее перевезти в частную лечебницу.

– Нет, – сказала Джоанна, собрав все оставшиеся силы. – Нет, спасибо. Я… я хочу остаться здесь. Со мной все будет хорошо.

Она бы не вынесла, если бы ее отправили отсюда, даже ради ее собственного блага. Внутренний голос предупреждал, что если она уедет, то может никогда не вернуться.

Лица около кровати исчезли, голоса тоже, и она осталась одна, окруженная болью, которая не могла заглушить всеобъемлющую тоску в ее сердце. Она проглотила оставленное доктором болеутоляющее и откинулась на подушки, ожидая обещанного забвения.

В конце концов Джоанна задремала, но во сне ее преследовали стук копыт, ветер в лицо и полыхающий отблеск чего-то белого, что и привело к такому неожиданному и драматическому концу.

Белая ткань надвигалась на нее и замоталась вокруг лица так, что она не могла ничего видеть… не могла дышать.

Негромко вскрикнув, она села на кровати, вздрогнув, когда синяки отозвались болью на это неожиданное движение. Что это было?

– Итак, ты проснулась, – послышался от двери голос Синтии. Она была одета в темно– малиновый шерстяной костюм, а помада и лак для ногтей были подобраны под цвет костюма. Она была похожа на какой-то экзотический, но ядовитый цветок. – Я зашла попрощаться. Переезжаю в свой коттедж. – Она оглядела бледное лицо и запавшие глаза Джоанны с нескрываемой злостью. – Ты чертовски плохо выглядишь, дорогуша. Но все напрасно. Или ты думала, что Габриель будет сражен твоей театральной попыткой сломать себе шею?

Джоанна уставилась на нее и медленно произнесла:

– Ты намекаешь, что я упала специально? Это неправда. Что-то напугало Наткина. Что-то белое неслось в воздухе между камней около «приюта отшельника».

Синтия фыркнула.

– Еще одна улетевшая газета? У тебя богатое воображение, дорогая моя. Но это неважно. – Она рассмеялась неприятным дребезжащим смехом. – Все, чего ты добилась, – это раздосадовала Габриеля и покалечила ценную лошадь.

– Наткин пострадал? – резко спросила Джоанна. – Что с ним?

Синтия пожала плечами.

– Откуда я знаю? Что-то с ногой, кажется. В любом случае скоро приедет ветеринар, чтобы положить конец мукам несчастного животного.

– Нет! – вырвалось у Джоанны. – Нет, он не может так поступить. Наткину не может быть так плохо. – Она откинула одеяло и, болезненно поморщившись, поползла к краю кровати. – Я должна увидеть Габриеля… поговорить с ним.

– Габриель уехал, дорогуша. Скорее всего, не мог оставаться в доме с тобой. Я никогда не видела его таким злым. – Она изучала воображаемое пятнышко на безукоризненном ногте. – Но я могу передать ему твое пожелание при встрече. Он же заедет, чтобы убедиться, что я хорошо устроилась.

Джоанна прикусила губу.

– Он будет здесь, когда приедет ветеринар. Тогда я и поговорю с ним.

– Ну, если ты и дальше хочешь унижаться. – Синтия покачала головой. – Бедняжка. Ты просто не умеешь красиво сдаваться.

Она повернулась и вышла из комнаты. В воздухе остался тяжелый запах ее духов, отчего Джоанну начало слегка подташнивать. Она упрямо прохромала в ванную и включила кран, щедро добавив в воду соль для ванны на травах. Залезть в ванну было нелегко, но горячая вода успокоила ее, и дрожащее тело начало расслабляться.

Она аккуратно вытерлась, промокая воду полотенцем около синяков, и надела спортивный темно-синий костюм. Затем причесалась и стянула резинкой волосы на затылке.

– Доктор сказал, что вы должны отдыхать. – Грейс Эшби мрачно встретила ее у подножия лестницы. – Не знаю, что скажет мистер Габриель.

Сердце Джоанны замерло.

– Он вернулся?

– Только что. Он сейчас говорит по телефону, потом пойдет на конюшню. Ждет ветеринара.

– Да, да, я знаю. – Джоанна глубоко вздохнула. – Я… я просто хотела сначала поговорить с ним.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Джоанна толкнула ее и вошла. Габриель стоял спиной к ней и смотрел в окно. Казалось, он стоял здесь уже целую вечность. Услышав шаги, он повернулся, и она вспомнила, что Синтия говорила о его гневе. От Габриеля исходил холод, пронизывающий ее до костей.

– Ты что-то хотела?

– Мне нужно рассказать тебе, что случилось на холме, почему я упала. Наткин в этом не виноват. – Она сделала паузу, всматриваясь в его лицо, но оно было непроницаемым. Закусив губу, она с трудом продолжила: – У него есть один недостаток, но я смогу с ним справиться. Его приводит в возбуждение что-нибудь белое и трепещущее. И около «приюта отшельника» среди камней как раз и было что-то похожее. Ветер подхватил этот клочок, бросил к нам, и Наткин испугался.

Габриель посмотрел на нее скептически.

– И что же это было?

– Не знаю, но думаю, кусок ткани.

– Ради Бога. – В его тоне прозвучали насмешка и горечь. – Твоя преданность этой проклятой лошади поражает меня. Ты пойдешь на все, чтобы оправдать ее.

– Я просто защищаю свою собственность. – Она выпрямила ноющие плечи. – Я хочу, чтобы ты знал, что сделка все еще остается в силе… и отослал ветеринара.

Он сурово сказал:

– Лошадь очень пуглива, Джоанна. Я не забыл, что случилось с моим отцом. И сегодня утром ты тоже могла погибнуть. Хотя это, может быть, и твоя вина, – добавил он мрачно.

– Я хотела доказать, что могу ездить на нем. То, что Наткин испугался, – просто неудачное стечение обстоятельств…

– Прекрати, Джоанна! – воскликнул он язвительно. – Не забывай, что это я нашел тебя, и там не было никакой ткани, болтающейся на ветру. Только ты, лежащая на земле, и эта идиотская лошадь, танцующая вокруг тебя. – На лице его появилось загнанное выражение. – Я думал, что ты погибла.

Она с трудом изобразила подобие улыбки.

– Но я здесь… жива и здорова, несмотря ни на что. И прошу тебя дать Наткину еще один шанс. Пожалуйста, не позволяй ветеринару усыпить его.

– Усыпить? – В его голосе прозвучало настоящее удивление. – О чем ты говоришь? У него растянуто сухожилие, вот и все. Я хочу, чтобы ветеринар взглянул на него.

– Но я думала… – Джоанна запнулась. Так, значит, это еще одна злобная ложь Синтии. Но об этом Габриелю не стоит знать. В конце концов, пусть сам поймет, что представляет собой женщина, которую он любит.

– Что ты думала?

Она пожала плечами.

– Я знала, что тебе он не нравится, и услышала, что он ранен, вот и сложила два и два и получила пять. Извини.

Габриель резко кивнул.

– Я не могу сейчас принять решение по этому поводу. – Он скупо улыбнулся. – Жаль, что я не лошадь. Ты могла бы дать и мне еще один шанс.

И он быстро вышел из комнаты, а Джоанна смотрела ему вслед, прижав руку к дрогнувшим губам.

– Ты могла погибнуть, – сказала Сильвия неодобрительно. Она приехала выпить кофе и «посмотреть на ходячую рану».

Джоанна вздохнула.

– Я знаю. Это было ужасно глупо, и мне нет оправдания.

Сильвия отставила чашку с кофе и, нахмурясь, обвела ее взглядом.

– Ты до сих пор очень бледна. Как ты себя чувствуешь?

– Как доска. Не могу согнуться, – сказала Джоанна, скривившись. Она поколебалась. – Я не помню, что произошло между тем, когда я упала с Наткина, и тем, как очутилась здесь. Меня это беспокоит.

– А что говорит доктор?

– «Успокойтесь – и вспомните со временем». – Джоанна свела брови. – Я помню, что кто-то наклонялся надо мной.

– Ну, конечно, это был Габриель. – Сильвия задумчиво изучала свои кольца. – Как я поняла, это он принес тебя сюда.

Джоанна прикусила губу.

– Возможно, – сказала она неопределенно. – Но это был не просто несчастный случай. У меня такое чувство, что я должна что-то вспомнить, что-то важное.

– Какое-то безумие! – Сильвия вопросительно посмотрела на нее. – А из-за чего ты помчалась сломя голову?

На лице Джоанны появилось обеспокоенное выражение.

– Я услышала, что Габриель собирается продать поместье.

– Такая возможность существует, – кивнула Сильвия. – Но почему это так тебя расстроило?

У Джоанны перехватило дыхание.

– Это его дом… его наследство.

– Разумеется, это прекрасный старый дом, иначе его не захотели бы купить, – сказала сухо Сильвия. – Думаю, Габриель испытывает к нему двоякое чувство.

– Что ты имеешь в виду?

Сильвия на минуту задумалась.

– Вряд ли он мог назвать это место «своим домом» в последние три года. Я ни на кого не возлагаю вину, – добавила она быстро. – Габриель не ангел и никогда им не был.

– Но все изменится, – произнесла Джоанна прерывающимся голосом, – когда мы разведемся.

– Разводы вызывают много неприятных перемен в жизни людей, – не согласилась Сильвия. – А что касается наследства – у Габриеля нет сына, которому можно передать поместье, и вероятности, что он появится, тоже.

– Не стоит загадывать, – сказала Джоанна напряженно. – Когда он снова женится…

Сильвия покачала головой.

– Нет. Габриель не собирается жениться еще раз. Он мне сам сказал. Так что, ты понимаешь, вопрос наследства больше его не волнует. А дом без детей становится просто… строением.

Джоанна механически взяла молочник, голова у нее кружилась. Как Габриель может так решительно отказаться от продолжения рода? Синтия еще довольно молодая женщина, и в любом случае иметь детей в сорок и позже теперь стало обычным делом. Или Синтия просто не хочет брать на себя ответственность? Как бы то ни было, это лишний раз доказывает глубину чувств Габриеля к ней, если он готов ради нее отказаться от отцовства.

– Какое ужасное… трагичное решение.

– Согласна, – ровно сказала Сильвия. – Но он совершенно непреклонен. – Помолчав, она спросила: – Как я понимаю, твоя мачеха окончательно переехала отсюда?

– Да. Она теперь живет в коттедже Ларкспар. – И Габриель не пришел домой прошлой ночью, а следовательно, переехал вместе с ней мысленно добавила Джоанна.

– Ну, я надеюсь, что она окажется более надежным жильцом, чем наш, – резко заметила Сильвия. – Тот просто оставил записку, исчезнув совершенно неожиданно. – Она фыркнула. – Не то чтобы мы с Чарльзом жалели об этом. Сдавать жилье молодым людям без видимых средств к существованию – не самое прибыльное дело.

Джоанна нахмурилась.

– Но он же писатель?

Сильвия критически на нее посмотрела.

– Я слышала от него подобную чепуху. Его арендную плату внесло местное страховое общество. Однако это не помешало ему шиковать, – добавила она сурово. – Ящики вина и корзины с едой из лучших магазинов. – Сильвия цинично улыбнулась.

– Очевидно, кто-то оплачивал его счета.

– Надеюсь, ты не жалеешь, что он уехал, дорогая?

– Наоборот. – Джоанна вспомнила злобное выражение на красивом лице. Скрытую угрозу. – Мы плохо расстались.

– Какое облегчение, – заметила Сильвия. – Не зря я сказала… – Она осеклась, на лице мелькнул испуг. – Но это неважно.

Джоанна заставила себя улыбнуться.

– Так что ты сказала Габриелю, Сильвия? Сильвия тяжело вздохнула.

– Что в тебе слишком много здравого смысла, чтобы увлечься таким очевидным мошенником.

– Спасибо, – отрывисто ответила Джоанна. – Хорошо бы все прекратили обращаться со мной как с ребенком.

Сильвия допила кофе, поставила чашку на блюдце и тихо сказала:

– А разве не этого ты всегда хотела, Джоанна? Сначала от Лайонела, а потом от Габриеля. Быть маленькой девочкой, которую балуют и защищают, а не женщиной?

– Ты… действительно так думаешь? – Джоанна была ошеломлена.

– Такое ты производила впечатление. – Сильвия взяла свою сумку и поднялась. – Может быть, Габриель, в конце концов, прав. Может быть, тебе нужно уехать отсюда, найти свое место в жизни и расправить крылья. Реализовать свои возможности. – Ее улыбка была доброй и печальной. – Только жаль, нас не будет рядом, чтобы наблюдать твое превращение. – Она легко поцеловала Джоанну в голову. – Между тем если жизнь окажется труднее, чем ты ожидаешь, то всегда можешь убежать к нам. Я очень вас люблю, тебя и Габриеля, словно вы мои собственные дети. Мне больно видеть, как вы терзаете друг друга. – Ее голос дрогнул. – Как бы я хотела, чтоб все было иначе!

Она резко вздохнула и вышла.

Джоанна лежала на кровати, уставившись в потолок. Последние слова Сильвии все кружились в ее голове, «…маленькая девочка… а не женщина». Неужели именно такой видят ее люди? Если да, то ей давно следует добиваться независимости.

Но как я могла уехать? – спросила она себя устало. Ведь я ждала Габриеля. Надеялась, что однажды он вернется… и полюбит меня.

Может быть, это правда. Наверное, он всегда видел в ней ту девочку, которой она была, когда они познакомились. И поэтому заинтересовался Синтией, которая была женщиной до мозга костей – красивой, практичной и опытной. А также первостатейной стервой, напомнила себе Джоанна. Но разве не говорят, что секс – великий обманщик? А великий секс, наверное, может обмануть кого угодно.

Она заставила себя не думать об этом. Надо закрыть глаза и постараться заснуть, а потом проснуться со свежей головой. И тогда вспомнить холм и лицо Габриеля, когда он нашел ее. Может быть, она даже сможет понять, что же ее мучает весь день…

Через час Джоанну разбудила миссис Эшби, ласково положив руку на плечо.

– Пора обедать, мадам. Я принесла вам куриный суп.

– О, как хорошо. – За последние сутки Джоанна почти не хотела есть, но восхитительный аромат супа вызвал зверский аппетит.

– А вот газета. – Миссис Эшби положила ее рядом с Джоанной. – Я подумала, что вы захотите разгадать кроссворд, пока отдыхаете.

Вы обо всем позаботились, – с благодарностью улыбнулась ей Джоанна и потянулась за газетой. Когда она ее развернула, то центральный лист вылетел и упал на ковер. – Черт! – Джоанна перегнулась через край кровати, чтобы достать его, и замерла, потому что кусочек головоломки, не дававший ей покоя, неожиданно встал на место.

Синтия, подумала она, вспоминая их вчерашний разговор. Синтия знала, что Наткин испугался газеты. Но откуда? Я не говорила ей. Я никому не говорила. Единственный человек, который знал об этом, в тот момент был там.

И, как будто в голове повернулся какой-то ключ, открылась другая дверь в памяти. Джоанна вспомнила, как лежала на ветру вся в синяках, голова кружилась и она смутно ощущала, что кто-то стоит над ней.

Габриель, подумала она благодарно, слегка поворачивая голову и пытаясь найти слова и убедить его, что с ней все хорошо. Заставив непослушные веки подняться, она увидела склонившуюся над ней фигуру.

Только это был вовсе не Габриель.

Джоанна выпрямилась на кровати, когда точно вспомнила, чье лицо смотрело на нее. Боже мой, подумала она заторможено, и ее замутило.

Это был Пол Гордон.