Джоанна сочла благоразумным провести остаток дня в своей комнате. Она взяла стопку пришедших недавно писем с соболезнованиями и начала отвечать на них. Это не было приятным занятием, но помогало отвлечься от более тревожных мыслей, которые угрожали нахлынуть на нее.
Она ждала, что к ней зайдет с обвинениями Синтия, наверняка мачеха в той же степени недовольна завещанием Лайонела. Но, похоже, на этот раз она решила держаться на расстоянии. По крайней мере от меня, усмехнулась Джоанна.
Когда миссис Эшби постучалась в дверь, чтобы спросить по поводу ужина, она попросила принести ей чашку бульона.
– Я собираюсь сегодня пораньше лечь спать, – добавила она спокойно. – Поэтому не хотела бы, чтобы меня беспокоили.
– Очень хорошо, мадам. – Миссис Эшби осмотрела на ковер. – Хотя, как я понимаю, истер Верн и миссис Элкотт сегодня ужинают в гостинице «Корона».
Что, естественно, многое объясняет, подумала Джоанна.
Она немного послушала радио, потом легла в кровать и начала читать, но слова бессмысленно танцевали перед глазами. Она попыталась заснуть, но мысли бежали по кругу и не давали ей расслабиться.
Приходилось признать, что поцелуй Габриеля ее очень сильно взволновал. И она даже не сопротивлялась ему! Не отвернулась, хотя должна была это сделать. Должна была раз и навсегда поставить его на место.
Знакомый вкус его теплых губ преследовал ее и бросал в дрожь – как она убеждала себя, в дрожь отвращения. У него нет права, повторяла она себе возбужденно, я не давала ему такого права.
Но Габриель никогда не ждал никаких одолжений, тем более сексуальных. Он всегда брал то, что хотел. Он заставил ее принять его поцелуй с той же безжалостностью, с которой оговаривал с ней условия завещания.
Завтра она выяснит, что гласит закон о разводе. Посмотрит, нет ли лазейки, которую не заметил Габриель.
Но почему он не согласился отпустить ее?
У него должно быть такое же сильное желание покончить с этой бессмысленной ситуацией, как и у нее.
Гордость кажется единственным объяснением. Габриель не захотел огласки. Иначе все бы узнали, что его жена предпочла пожертвовать щедростью Лайонела, лишь бы освободиться от него.
Джоанна металась по кровати в тревожном полусне, слыша, как напольные часы в галерее отбивают каждый час, однако не заметив, когда вернулись Габриель и Синтия.
Она почувствовала облегчение, когда миссис Эшби принесла утренний чай и не надо было больше притворяться спящей. Экономка озабоченно на нее посмотрела.
– Вы останетесь сегодня в кровати, мадам? Позвать доктора?
– Нет-нет, – успокаивающе улыбнулась ей Джоанна. – У меня много дел.
– Да, миссис Верн. – Женщина замялась. – Вы хотите, чтобы я перенесла ваши вещи в спальню хозяина? Мистер Габриель вчера вечером велел мне, чтобы все было готово…
Джоанне показалось, что улыбка приклеилась к ее лицу.
– Распоряжения мистера Верна меня не касаются, миссис Эшби. Пока остаюсь в поместье, я буду жить в этой комнате.
– Да, конечно, мадам. – Доброе лицо пожилой женщины выражало полное смущение. – Как насчет вещей мистера Лайонела?
Джоанна прикусила губу.
– Я поговорю с мистером Габриелем. Спрошу, что он хочет с ними сделать, а потом мы вместе ими займемся.
Один неприятный момент я пережила, подумала она стоически, когда осталась одна, но, несомненно, впереди их еще много.
Она налила себе чай, отнесла его по привычке в ванную комнату и стала наполнять ванну, щедро добавив туда пену с ароматом гвоздики.
Обычно весь ее день был расписан, но сейчас она не могла ясно представить, что же ей делать сегодня. Захочет ли Габриель, чтобы она продолжала по-старому вести дом, или сам будет отдавать приказания?
– В ванне опасно спать. Или ты собираешься утонуть?
Поскольку в этот момент Джоанна думала о муже, ей потребовалось несколько секунд, прежде чем она поняла, что протяжный голос Габриеля звучит не в ее голове. Она открыла рот и, чуть не наглотавшись пузырьков, в шоке посмотрела на дверь. Он стоял, прислонившись к косяку, и лениво рассматривал ее – вернее, покрывавшую ее пену – своими темно-желтыми глазами.
– Какого черта ты здесь делаешь? – Джоанна вовремя вспомнила: садиться не стоит.
– Я пришел сказать, что буду некоторое время отсутствовать. У меня одна встреча в Париже и другая в Вене через неделю.
– Хорошо, ты сказал, – лаконично ответила она. – Теперь можешь выйти.
Габриель поднял брови.
– Незаметно, что твои манеры улучшились за то время, пока мы жили раздельно, – заметил он холодно. – Хотя, в общем, это не важно. Я уйду, когда пожелаю.
– Другими словами, я совершенно не могу побыть одна, – отрывисто произнесла Джоанна.
– Если бы это действительно было так, – сказал он мягко, – прошлой ночью ты была бы в постели не одна. И, конечно, я составил бы тебе компанию в ванне сегодня утром. – Он увидел, как краска возмущения вспыхнула на ее лице, и довольно кивнул. – Так что не глупи и послушай меня.
– Да, хозяин, – процедила она сквозь зубы.
Он засмеялся.
– Уже лучше. Миссис Эшби говорила с тобой о комнате Лайонела?
– Упоминала. – Джоанна заколебалась, вспомнив, как Габриель стоял на коленях у кровати Лайонела. – Не слишком ли это… быстро?
– Может быть, но я не хочу, чтобы она превратилась в алтарь, где вытирают пыль раз в неделю и где каждая вещь лежит на том месте, где он ее оставил. Я хочу, чтобы жизнь вошла в нормальную колею как можно скорее.
– У тебя странное представление о нормальной колее. – Джоанна чувствовала, как остывает вода и у нее сводит тело оттого, что она лежит так неподвижно, но не осмеливалась пошевелиться.
– Дорогая, – сказал он насмешливо, – ты робко пытаешься мне намекнуть, что нам пора начать нормальную семейную жизнь? – Он снял пиджак, бросил его на стул и начал ослаблять галстук. – Может быть, я все-таки присоединюсь к тебе?
– Ты не сделаешь ничего подобного. – У нее перехватило дыхание, когда Габриель подошел и уселся на широкий край ванны. – Уходи. – Ее голос звучал хрипло и неровно. – Убирайся отсюда. Сейчас же.
– Нет, дорогая, пока нет.
Джоанна смотрела, оцепенев, как рука Габриеля опускается в воду. Какой-то миг его ладонь оставалась совершенно неподвижной, застыв всего в дюйме от ее дрожащего тела, потом он зачерпнул немного пены и поднес ее к лицу.
– Каждый раз за последние два года при виде гвоздик я вспоминал запах твоей кожи, – сказал он мягко.
– Не надейся, что польстил мне, – ответила Джоанна срывающимся голосом.
– Нет, я понимаю, что не стоит уповать на слишком многое. – С непроницаемым лицом он сдул пузырьки с ладони. – У тебя нет никаких воспоминаний, Джоанна?
– Таких, которыми бы я дорожила, – нет, – отрывисто ответила она.
– И любопытства тоже? Тебе никогда не было интересно, что может быть между мужчиной и женщиной? Или должно быть?
– Никогда.
– Обидно. – Габриель опять лениво опустил руку в воду, и Джоанна превратилась в статую, стараясь унять дрожь. – Потому что я много думал… о тебе, о себе. О том, что мы стали на два года старше и, надеюсь, умнее. Может быть, мы могли бы чему-нибудь научиться друг у друга, прежде чем расстанемся.
Она видела над собой его улыбку и почувствовала, как что-то глубоко внутри нее сжалось от боли, смешанной с… чем? С сожалением… с желанием?
– Я имею в виду, – продолжал он мягко, слабо шевеля пальцами в воде, – что не хотел бы выпускать тебя в мир с впечатлением, будто несколько любовных схваток по обязанности – это все, что ты можешь получить.
– Так что ты предлагаешь? – Джоанна вложила все свое презрение в этот вопрос. – Ускоренный курс сексуального удовольствия? – Она покачала головой. – Это не для меня. Но я уверена, что у тебя не будет недостатка в желающих. И никогда не было, – добавила она язвительно.
– Жаль. – Темно-желтые глаза еще раз медленно ее осмотрели. – Потому что эти симпатичные пузырьки начинают таять и открывают интересный вид. Уверена, что не передумаешь?
– Уверена. – Внутри у нее все дрожало, но она как-то умудрилась сохранить ровный тон. – Могу я кое-что прояснить? Если ты будешь… беспокоить меня таким образом, я не смогу здесь оставаться, несмотря на последствия. – Она глубоко вздохнула. – Может быть, такие игры кажутся тебе забавными, но мне – нет. Наше соглашение останется в силе, только если мы будем держаться подальше друг от друга.
– Ты действительно думаешь, что это единственное решение?
– Я знаю, что это так.
Он пожал плечами.
– Тогда мы поступим по-твоему. Бог не допустит, чтобы моя грязная похоть заставила тебя уехать отсюда, – добавил он иронически и легко провел рукой по ее обнаженному плечу. – Ты замерзла. Пора выходить из воды.
Он поднялся и взял банный халат, который висел на двери ванной.
– Вот, надень это, – приказал он бесцеремонно.
Замерзла? Неожиданно она вся запылала, охваченная странным и пугающим пламенем.
– Это я сама решу, – процедила она сквозь зубы.
Он засмеялся.
– Ты имеешь в виду, что скорее рискнешь подхватить пневмонию, чем позволишь мне мельком взглянуть на твою наготу? Теперь ты недооцениваешь мой самоконтроль… или переоцениваешь свой шарм? Однако мы не станем это обсуждать. С этого момента наши отношения будут чисто деловыми.
Он повесил халат в пределах досягаемости, бросил на нее последний оценивающий взгляд и мгновенно принял деловитый вид, заставив Джоанну заскрежетать зубами в бессильной ярости.
– Теперь об одежде Лайонела и его вещах. Пусть их перенесут в другую комнату, чтобы я мог просмотреть, когда будет свободное время.
– Если ты так хочешь, – ответила она натянуто.
– В общем, нет. – Габриель помрачнел. – Это неприятная работа, но, по совести говоря, я не могу переложить ее на кого-то другого.
Он повернулся к выходу.
– Кстати, последняя мысль. – Он заговорил резким тоном, и Джоанна опять напряглась. – Раз коттедж Ларкспар пустует, почему бы тебе не сдать его Синтии на следующий год? По-видимому, она все время мечтала жить там.
– Очевидно, вы обсудили это вчера вечером за hors d'oeuvres[1]. — спросила Джоанна ядовито-сладким тоном.
Но он улыбнулся ей совершенно спокойно.
– На самом деле за кофе и арманьяком. Решать тебе. В конце концов, коттедж будет твоим. Обдумай и сообщи ей о своем решении.
Затем он ушел. Через секунду Джоанна услышала, как закрылась дверь ее спальни. Она выбралась из ванны, дотянулась до халата и, дрожа от холода, кое-как натянула его, радуясь тому, что не руки Габриеля расправляют складки материи.
А ведь так могло бы быть. Когда она поняла это и вспомнила реакцию своего тела на мимолетное прикосновение его руки к своему плечу, у нее перехватило дыхание. Надо научиться быть совершенно невосприимчивой к Габриелю. Но прежде всего немедленно вызвать слесаря, чтобы поставить замок на дверь спальни.
Надевая бриджи, сапоги и толстый свитер, Джоанна решила, что поможет Сэди на конюшне, а затем даст нагрузку лошадям. Чтобы выкинуть из головы свои личные проблемы, ей нужно заняться какой-нибудь тяжелой физической работой. Ей стало интересно, как Габриель поступит с Наткином, мерином, на котором Лайонел ехал, когда умер. Это было сильное, мощное животное, и Джоанна не была уверена, что сможет справиться с ним.
Она тихо вздохнула, когда спускалась по лестнице. Еще один вопрос, который надо обсудить с Габриелем. Придется составить список.
У подножия лестницы она натолкнулась на Синтию, только что вышедшую из столовой. Зная, что ее мачеха редко покидает свою комнату до полудня, Джоанна удивленно на нее посмотрела.
– Могу я с тобой поговорить? – Выражение лица Синтии было как у кошки, которой налили если уж не сливок, так очень большое блюдце молока.
– Хорошо. – Джоанна сделала паузу. – Кофе еще осталось?
– Много. А что?
Джоанна пожала плечами.
– Мы можем обставить наш разговор по правилам хорошего тона, – предложила она, войдя в столовую и налив себе чашку из тяжелого серебряного кофейника.
– Дорогая… – Синтия грациозно облокотилась на один из обеденных стульев с высокой спинкой. – Я готова придерживаться этих правил в угодных тебе пределах.
Если ты позволишь мне делать то, что я хочу, мысленно закончила за нее Джоанна.
– Я полагаю, что речь пойдет о коттедже Ларкспар.
– Конечно. – На лице ее мачехи появилось обиженное выражение. – Не могу представить, о чем Лайонел думал, когда оставил его тебе. Я полагала, что мы с ним договорились.
Джоанна прикусила губу.
– Сомневаюсь, что Лайонел думал о чьих-либо желаниях, когда писал завещание.
– Скорее всего. – В глазах Синтии неожиданно сверкнула злость. – Иначе он не поставил бы абсурдное условие, чтобы Габриель остался твоим мужем еще один год. Бедняжка выглядел так, как будто хотел кого-нибудь убить, когда услышал это.
– Разумеется, – ответила Джоанна вежливо. – Какая жалость, что я просто потеряла сознание вместо того, чтобы упасть замертво. Подумай, скольких проблем можно было бы избежать.
Малиновые губы Синтии поджались.
– Иногда ты говоришь такую ерунду!
– Ну что ж, тебе не придется с ней больше мириться, если ты переедешь в коттедж Ларкспар, – сказала Джоанна весело.
– Так ты хочешь сдать его мне в аренду? – Голос Синтии звучал удивленно.
– Почему бы и нет?
– Мне казалось, что ты попытаешься вставить мне палки в колеса.
– В действительности коттедж мне еще не принадлежит, – ровно заметила Джоанна. – Душеприказчики – Генри Фортескью и Габриель. Очевидно, они не возражают.
– Ну, Габриель точно не возражает. Он сам предложил. – Синтия томно потянулась и посмотрела на Джоанну из-под ресниц. – Но я не думала, что он скажет тебе об этом. В конце концов, это не очень тактично… при данных обстоятельствах.
Джоанне показалось, что ее сердце пронзило ледяное копье.
– Иными словами, вам обоим удобнее крутить роман под другой крышей. Он не затронул эту тему.
Синтия пожала плечами.
– Естественно, он хотел пощадить твои чувства. Ты же официально все еще его жена.
Джоанна взяла себя в руки и сухо сказала:
– Но у тебя, конечно, нет угрызений совести.
– Ну, я тебе уже рассказала о своих намерениях, – рассмеялась Синтия.
– И Габриель о них подозревает?
– Вряд ли, – легко произнесла Синтия. – Мужчины такие эгоисты, дорогая. Мне кажется, что в глубине души он бы скорее предпочел думать, что ты против, что тебе не все равно… хоть немного. – Она встала. – Пойду осмотрю коттедж. Я знаю, что там есть немного мебели, но мне нужны некоторые вещи. Для начала кровать побольше. – Она медленно улыбнулась и сделала паузу, чтобы Джоанна полностью осознала смысл сказанного, затем добавила: – Передай миссис Эшби, что я не вернусь к обеду, хорошо?
Джоанна смотрела, как Синтия покидает комнату. Все ее тело болело от напряжения. Разговор с Синтией должен был принести долгожданное облегчение, но произошло обратное. Что с ней такое?
– Я действительно против, – произнесла она вслух страдальческим голосом. – Боже, помоги мне. Мне совсем не все равно. И как-то придется жить с этим.
Она покачала головой. Как можно быть такой дурочкой, слепой и упрямой? Как она не сумела понять, что даже крах их семейной жизни не убьет любовь к Габриелю? Попранная гордость могла затмить ее, но не уничтожить. И эту реальность ей приходится принять в тот самый момент, когда Габриель решил закрутить роман.
Каким-то образом, сказала себе Джоанна, я должна спрятать боль и притворяться – перед Синтией, служащими, друзьями и знакомыми. И перед Габриелем. Она сглотнула. О Боже, особенно перед Габриелем. Нельзя допустить, чтобы он когда-нибудь узнал об этом. Я сказала ему, что наша семейная жизнь закончена – если она когда-нибудь начиналась, – и надо сохранить это положение вещей.
Она глубоко вздохнула, кусая губу до тех пор, пока не почувствовала вкус крови.
Если бы удалось притворяться еще год. Но нет, несмотря на всю решимость, впереди у нее самые длинные, одинокие и самые несчастные двенадцать месяцев в ее жизни.