На следующее утро Мимоза проснулась с чувством ликования.
Было еще очень рано, но она встала и оделась.
Она уложила те немногие вещи, которые, по ее мнению, могли потребоваться ей во время поездки в Фубурбо Майус.
Спустившись вниз, она не удивилась, застав герцога за завтраком.
Он встал, когда она вошла в комнату.
Как только Мимоза села за стол, а Жак поспешил принести с кухни горячие блюда, герцог обратился к ней с вопросом:
— Вы уверены, что поездка не окажется для вас слишком утомительной?
Тон его вопроса без лишних слов подсказал Мимозе, что от кого-то герцог уже узнал о ее похищении.
В этом не было ничего удивительного, но все-таки она почувствовала смущение, поскольку ей снова приходилось лгать.
Надо признать, герцог был осторожен и старался не напоминать девушке о случившемся с нею.
Он знал: когда люди теряют память, их необходимо оставить в покое, пока они сами все не вспомнят.
Поэтому он выслушал уверения Мимозы, что с ней все будет в порядке, и заговорил о других вещах.
Жак отвез их в город в удобном экипаже; Элрок предположил, что куплен он был еще графом Андре.
Когда они приехали туда, где их уже ожидал караван. Мимоза сразу увидела, что лошадей им предоставили молодых и свежих, а следовательно, поездка окажется не такой долгой, как если бы они наняли верблюдов.
Чемоданы Мимозы и герцога навьючили на одну из лошадей.
Прежде чем покинуть виллу. Мимоза справилась о здоровье мадам Бланк, но услышала в ответ, что та еще не звонила горничной.
Мимоза невольно почувствовала облегчение: ей вовсе не хотелось пускаться в длинные объяснения относительно того, куда она отправляется и зачем.
Слуги, конечно, все знали, и Мимоза не сомневалась, что Сюзетта по их возвращении будет проявлять любопытство, особенно когда узнает, что Мимозу сопровождал герцог.
Было еще не жарко, хотя с восхода солнца прошло уже довольно много времени.
Когда они выезжали из города. Мимоза с увлечением принялась показывать герцогу руины огромного акведука Адриана.
Акведук был построен императором Адрианом для подачи чистой воды с гор в восьмидесяти милях от Карфагена.
Поражало, что сооружение все еще не обрушилось.
Восторг герцога напомнил Мимозе ее собственное первое впечатление от акведука.
— Вода по подземному каналу пересекает холмы, — объяснила Мимоза, — в некоторых частях города все еще используются римские каналы.
Герцог нашел это удивительным, но больше всего его поразили сияющие глаза Мимозы.
На него также произвело впечатление ее умение управлять беспокойной лошадью, которая ей досталась.
Без лишних вопросов он понял, что девушке было не привыкать к верховой езде.
Где ей удалось научиться этому, гадал герцог: на ранчо ее отца в Америке или, быть может, в обширных охотничьих угодьях Англии.
По дороге Мимоза показывала ему сохранившиеся римские колонны и храм Нимф, построенный во втором столетии.
Герцог становился все более заинтригованным.
Несомненно, казалось необычным, что молодая женщина, которой только и следовало бы интересоваться комплиментами мужчин, так восхищается древними постройками, пережившими столетия.
Они остановились перекусить в тени каких-то развесистых деревьев. Вокруг до самого горизонта простиралась равнина.
Блюда, приготовленные им в дорогу поваром с виллы, были восхитительны.
— Это такая прекрасная страна! — сказала Мимоза, глядя на открывавшуюся перед ней картину.
— И поэтому она так вам подходит, — заметил герцог. — Но скажите, разве вам не одиноко жить здесь совсем одной?
Он подумал, что, возможно, поторопился со своим вопросом, но Мимоза задумчиво проговорила:
— Но я лишь недавно осталась одна.
Герцог решил, что она имеет в виду графа.
Эта мысль неожиданно вызвала в нем раздражение. Ну почему столь красивая и явно неиспорченная молодая женщина должна тосковать о человеке, печально известном своими многочисленными страстными любовными похождениями?
Поднявшись на ноги, герцог резко сказал;
— Я думаю, нам пора двигаться!
Этот неожиданный тон заставил Мимозу взглянуть на спутника в изумлении.
Она не поняла, чем он так расстроен, но потом сказала себе, что это она поступала эгоистично, заставляя его терять время, когда он так стремился добраться до Фубурбо Майус.
Они тронулись в путь и остановились, только когда лошади начали спотыкаться от усталости.
Необходимо было установить палатки и приготовить еду, прежде чем зайдет солнце и вокруг станет темно.
Мимоза выбрала отличное место для ночлега на берегу небольшого озера.
Там была ровная площадка, на которой удобно было раскинуть палатки, которых оказалось две — большая и маленькая.
Проводники разместили их немного поодаль друг от друга.
Герцог, взглянув на них, неожиданно спросил девушку:
— Вам не будет страшно спать одной?
Мы могли бы поместиться вместе в большой палатке.
Мимоза, казалось, не поняла некоторой двусмысленности его вопроса и отвечала бесхитростно:
— Мне кажется, я чувствовала бы себя в большей безопасности, если бы моя палатка стояла поближе к вашей.
По правде говоря, герцог предлагал совсем другое.
Когда она велела людям переместить палатки поближе друг к другу, он цинично усмехнулся.
Он все еще гадал, разыгрывает ли девушка из себя недотрогу, или и вправду совсем не воспринимает его как мужчину.
Он усмехнулся, подумав, что последнее объяснение не слишком лестно для его эго.
Конечно, странно было столкнуться с женщиной, которая не готова упасть в его объятия даже прежде, чем он спросит, как ее зовут.
Он настолько привык к успеху у женщин в Лондоне и особенно к изощренной охоте за ним со стороны леди Сибил, что никак не мог понять, о чем думает Мимоза.
Девушка подошла к нему и сказала:
— Как только установят палатки, я думаю лечь спать. Нам следует выехать рано, а поскольку до Фубурбо Майус осталось всего около десяти миль, дорога туда не займет у нас много времени.
— Звучит заманчиво, — согласился герцог, — но вам, несомненно, следует расположиться в большей палатке.
Мимоза засмеялась.
— Это потому что я — толстуха?
— Я не говорил этого!
— Большая палатка — для вас, — настаивала она, — а та, что меньше, — для меня.
Это все, в чем я нуждаюсь, и если мне станет страшно, я смогу позвать вас, и вы меня услышите.
Она вспомнила, как была похищена Минерва: не из палатки во многих милях от человеческого жилья, а из своего собственного сада.
Выражение ее глаз заставило герцога поспешно сказать:
— Я же только что сказал вам — если вы хоть немного боитесь, вы можете спать в моей палатке, под моей защитой.
— Меня достаточно обнадеживает то, что вы близко, — ответила Мимоза. — Спокойной ночи, и спасибо за чудесный день.
Она вошла в свою маленькую палатку, а герцог — в свою, однако мысли о девушке долго не давали ему уснуть.
На следующее утро они отправились в путь, как только лошади были оседланы, а палатки упакованы и навьючены.
Мимоза смотрела вдаль.
Разглядев вдали на фоне ясного неба силуэты высоких колонн храма Юпитера, она ощутила восторг, но одновременно и глубокую скорбь по отцу.
Как мог он покинуть ее так внезапно?
Как могла эта самая захватывающая экспедиция из всех, которые они когда-либо предпринимали, закончиться столь печально?
Мимоза с трудом сдерживала слезы, боясь, что герцог заметит их и начнет задавать неуместные вопросы.
Мимоза заметила, что он все время на нее поглядывает, однако он ничего не сказал.
Когда наконец они достигли Фубурбо Майус, Мимоза показала дорогу к подходящему месту для лагеря.
Оно находилось у подножия холма, на котором когда-то был выстроен город.
Росшие там деревья и кустарники могли дать хоть какую-то защиту от солнца.
Они оставили лошадей с проводниками, а сами двинулись вверх по пологому склону.
В отличие от первого дня пути из Туниса в это утро Мимоза не надела ни юбку для верховой езды, ни тонкую муслиновую блузу.
Вместо этого на ней было синее муслиновое платье, подчеркивающее синеву ее глаз и золото волос.
Такое красивое платье, конечно, не следовало надевать в дорогу, но она понимала, что, если герцогу придется ждать, пока она переоденется, это оттянет ту минуту, которой он так ждал.
Минуту, когда он увидит храм Юпитера в Фубурбо Майус.
Это было единственное здание, на котором раскопки уже завершились.
Большая часть территории древнего города, окружавшего храм, все еще лежала под слоем земли, ожидая своей очереди.
Когда они взобрались на вершину холма, слева от них стал виден храм во всем своем величии.
Мимоза встала так, чтобы иметь возможность наблюдать за выражением лица герцога.
Полностью сохранились только четыре колонны с коринфскими капителями, венчающие монументальную лестницу.
Первоначально они поддерживали фриз и карниз треугольного фронтона над зданием.
Шесть желобчатых колонн сохранились хуже, их капители валялись на полу.
Из двадцати двух ступеней огромной лестницы, ведущей к храму, тринадцать оказались в довольно хорошем состоянии, и часть Форума уже расчистили.
Теперь уже можно было представить себе, каким внушительным выглядел храм, возвышавшийся над всем городом.
— Потрясающе! — воскликнул герцог: он сразу заметил, как приятно Мимозе его восхищение.
Она подвела его к ступеням храма, который являлся когда-то религиозным и политическим центром города.
Именно здесь проходили официальные религиозные церемонии, и, как в большинстве римских городов, архитекторы постарались, чтобы расположенный напротив храма Капитолий подчеркивал величие Форума.
Мимоза рассказала герцогу то, что слышала от отца: за широким Форумом начиналась рыночная площадь.
Она была невелика; в центре ее размещался колодец, вокруг теснились многочисленные здания, все еще скрытые пылью веков.
Можно было только представлять себе, какими они были: здесь кипела жизнь, занимались своими делами торговцы, владельцы лавок, приезжие крестьяне, правительственные чиновники.
Недалеко от храма среди развалин были видны удивительно легко узнаваемые контуры двух больших зданий, в которых (об этом тоже Мимоза рассказала герцогу) располагались когда-то римские бани — Зимние и Летние.
Герцог очень ими заинтересовался и долго рассматривал.
— Остается только надеяться, что я смогу вернуться сюда, когда все здесь будет окончательно освобождено от земли. Уверен, здесь будут сделаны замечательные находки — такие, каких мы себе сейчас и вообразить не можем!
— Именно об этом мой… дядя писал в своей книге, — согласилась Мимоза. — Есть еще какие-то расчищенные помещения под храмом, хотя я не видела их.
— У нас еще будет много времени, чтобы осмотреть их позже. Полагаю, нам стоит вернуться и поесть, — предложил герцог.
— Теперь, когда вы напомнили про еду, должна сказать, что я изрядно проголодалась, — согласилась с ним Мимоза.
Проводники уже разложили все необходимое для пикника в тени деревьев.
Повар позаботился, чтобы они не голодали.
— Полагаю, сегодня вечером нам придется довериться стряпне наших проводников, но боюсь, что она не окажется особенно аппетитной, — заметил герцог.
— А я уверена, что у нас достаточно продовольствия. Повар заверил меня, что привык обеспечивать путешественников, отправляющихся в многодневные поездки к римским руинам, и точно знает, что нам потребуется.
Герцог улыбнулся девушке:
— Как же мне повезло: вы не только мой гид, но и гостеприимная хозяйка. Вы продумали все так тщательно, как был бы не способен никто другой.
Он представил себе, как беспомощна была бы леди Сибил в подобной ситуации.
Ни в одну свою экспедицию герцог никогда не брал ни одной женщины, поскольку знал, что от них больше проблем, нежели помощи.
Мисс Тайсон явно была исключением.
Он решил, что в этом заслуга ее американского воспитания, которое делает ее столь практичной.
После обеда они поспешили назад к городским руинам, и герцог бродил среди них, стараясь представить, как же город выглядел тогда, в пору своего расцвета.
Мимоза присела на обломок стены дома и стала наблюдать за ним.
Она знала, чем сейчас занято его воображение: вот так же ходил здесь, размышляя, ее отец.
Он словно переносился через столетия, возвращался в 168 год нашей эры, когда возводились двадцатифутовые колонны храма.
Она попробовала представить себе византийцев, снующих по городу, возрожденному (после периода упадка в четвертом столетии) Константином II, сыном Константина Великого.
Мимоза помнила, как отец рассказывал ей о падении города, ставшего жертвой вандалов, а затем преданного забвению во времена владычества Византии.
— Он пережил нищету, радость и отчаяние, — сказала она себе, — совсем как большинство людей.
Сейчас, в эту минуту, она была счастлива, потому что рядом находился герцог и она могла не беспокоиться о будущем.
До его появления она ощущала, как темная туча надвигается все ближе и ближе.
«Когда он уедет, — подумала она, — я придумаю, как мне поступить… Может быть, поеду в Англию одна».
Как бы ни старалась она рассуждать здраво, сама мысль об этом пугала ее.
С огромным усилием она удержалась, чтобы не вскочить с места и не побежать к герцогу.
Ей снова захотелось ощутить то чувство безопасности, которое она испытала прошлым вечером.
Она сидела одна в своей маленькой палатке, прислушиваясь к звукам в палатке герцога, где он готовился ко сну.
Воздух был неподвижен, и девушка гадала, рассердится ли он, если она зайдет к нему и поговорит с ним в темноте.
Она подумала, что, если они не смогут видеть друг друга, ей будет легче рассказать ему правду о себе и спросить его совета.
Но Мимоза решила, что это совершенно неприемлемая вещь: войти в палатку, которая сейчас фактически играла роль спальни мужчины, где он как раз собирался лечь спать.
Герцог не понял бы, что она просто хочет поговорить с ним под покровом темноты.
Мимоза знала, что при дневном свете ей будет очень трудно: она побоялась бы увидеть осуждение в его глазах.
Он был бы потрясен тем, как она выдала себя за свою кузину и обманула слуг на вилле.
Была еще одна проблема, о которой Мимоза не могла забыть, и проблему эту звали мсье Шарло.
Он пообещал вернуться через неделю. К тому времени она снова окажется на вилле, а герцог, возможно, уже уедут.
Сказать ему, или это будет ошибкой? Этот вопрос мучил Мимозу.
Она не спускала глаз с герцога и сразу заметила, что он наклонился, чтобы подобрать что-то с земли.
Он поманил ее, а так как она и сама хотела быть рядом, она поспешила к нему.
— Что это? — спросила она.
— У меня для вас сувенир, — ответил он и положил маленькую монетку ей на ладонь.
Мимоза знала, что эта монетка отчеканена много сотен лет назад, когда город был в самом расцвете.
— Я сохраню ее на счастье, — сказала Мимоза.
— Она принесет вам его, она действительно должна выполнить все ваши желания.
Мимоза тихо вздохнула.
— Проблема в том, — призналась она, — что я не совсем уверена в своих желаниях.
— Тогда вы отличаетесь от большинства женщин! — заметил герцог.
Она вопросительно взглянула на него, и он пояснил свою мысль:
— Большинство женщин хотят иметь мужа, чтобы тот служил защитой им и детям, которые представляются им частью их самих.
— Да, как раз этого я и хочу, — призналась Мимоза мечтательно, — хотя, несомненно, многое зависит от того, кем мой муж окажется.
— Естественно, — сдержанно согласился герцог, решив про себя, что вот и пришел момент, которого он ожидал: сейчас его спутница посмотрит ему в глаза тем манящим взором, который он так хорошо знал.
Но вместо этого Мимоза взглянула на храм и сказала:
— Пока я здесь, я вознесу молитву Юпитеру и надеюсь, он выполнит мое желание.
— А я непременно добавлю мои молитвы к вашим.
— Вы собираетесь просить его найти вам жену? — поинтересовалась Мимоза.
Герцог покачал головой.
— Я весьма доволен своей холостяцкой жизнью..
— Вы должны быть очень осторожны, а когда все же решитесь жениться, ищите ту, которую полюбите и без которой жизнь не будет иметь для вас никакого смысла.
Она подумала о своих родителях, об их безоблачном счастье вдвоем.
Голос ее дрогнул, и на глазах выступили слезы.
Герцог решил, что она думает о графе Андре и о том, как скверно тот с ней обошелся.
Эта мысль была ему настолько неприятна, что он молча отошел от девушки.
Мимоза присела на первую попавшуюся груду обломков и стала вспоминать родителей.
Она еще не сходила на могилу отца.
Она дала себе слово сделать это ближе к вечеру, когда солнце начнет садиться.
Могила отца была не очень далеко оттого места, где они разбили лагерь, и Мимоза хотела побыть там одна.
Когда герцог снова подошел к ней, девушка сидела, глубоко задумавшись.
— Думаю, вы проголодались. — сказал он, — и нам стоит вернуться в лагерь и поужинать прежде, чем стемнеет.
— Разумная мысль, — согласилась Мимоза.
Она была настолько поглощена своими воспоминаниями, что даже не заметила, как солнце перестало припекать и начало клониться к закату.
Небо было все еще светлым, но Мимоза знала — темнота здесь наступала стремительно.
Было бы ошибкой задерживаться и пробираться между руин, когда трудно станет различать проходы между разрушенными домами, да и в случайную канаву легко можно провалиться по неосторожности.
Она двинулась по направлению к Форуму, задержавшись, чтобы еще раз посмотреть на величественный храм.
Герцог присоединился к ней и, глядя на храм, сказал:
— Мне кажется, если вы попросите здесь об исполнении ваших желаний, ваша молитва будет услышана.
Неожиданно из-за Капитолия появились какие-то люди.
Их появление оказалось еще более неожиданным оттого, что они с герцогом никого не видели здесь в течение дня.
Мимоза удивленно взглянула, и тут у нее вырвался крик.
Один из мужчин схватил ее, и, прежде чем она смогла сообразить, что же случилось, поднял ее на руки.
Трое других окружили герцога.
Он отчаянно сопротивлялся, но силы оказались неравными.
Мимоза попробовала вырваться, но была беспомощна в сильных руках человека, схватившего ее.
Он понес ее вдоль Капитолия.
Крики Мимозы, казалось, разбивались о необъятную стену с уходящими в небо колоннами, мимо которой они двигались.
Теперь она видела, что один из злоумышленников побежал вперед и открыл дверь в задней части фундамента Капитолия.
Ее похититель бросил Мимозу внутрь. Она упала на пол.
Почти сразу же рядом с ней оказался герцог.
За ними захлопнулась тяжелая дверь, раздался звук задвигаемого засова.
Мимоза слышала, как один из мужчин сказал по-арабски:
— Теперь идите и приведите господина.
Потом послышались звуки удаляющихся шагов, сменившиеся полной тишиной.
Герцог сумел встать на ноги, затем наклонился к Мимозе и поднял ее.
Девушка судорожно вздохнула.
— Я… Мне кажется, нас… похитили! — пробормотала она.
Мимоза вспомнила Минерву, с которой, должно быть, случилось нечто подобное.
Возможно, они просто исчезнут, так же как исчезла ее кузина.
Герцог обнял девушку и заговорил нарочито спокойным голосом:
— Наверное, они хотят получить за нас выкуп.
Мимоза перевела дыхание и смогла проговорить:
— Я слышала, как один из них сказал, закрывая дверь: «Сходите за господином».
— Тогда все это похоже на хорошо продуманный план, — сказал герцог. — Наверное, эти негодяи потребуют крупную сумму, поскольку думают, будто вы способны заплатить столько, сколько они запросят.
— Они могут и убить нас! — испуганно прошептала Мимоза.
— Думаю, это маловероятно, тогда они не получат денег. Это моя вина! Я не должен был привозить вас сюда. Я слышал прежде, как действуют эти преступники. Они следуют по пятам за теми, кого считают богатыми, пока не появляется возможность похитить их и потребовать огромный выкуп.
В голосе герцога прозвучал гнев.
— Как я мог быть таким глупцом, что отправился сюда без револьвера!
Мимоза, которая стояла, прижимаясь головой к его плечу, неожиданно вскрикнула.
— Что случилось? — спросил он.
— Змеи!.. Здесь змеи… И они могут ужалить нас!
Герцог ничего не сказал, и она поняла, что он уже думал об этом.
Они стояли почти в полной темноте, если не считать отблесков света, проникающего там, где каменная кладка оказалась повреждена.
В потолке, там, где отвалилась плитка, зияло отверстие.
— Это опасно! Я знаю… это так опасно, — восклицала Мимоза.
Герцог огляделся вокруг, пытаясь найти что-нибудь, на чем можно было бы сидеть.
Но тут Мимоза снова вскрикнула.
— Папа рассказывал мне, что где-то здесь есть лестница, по которой жрецы поднимались в храм.
Герцог понял ее.
Он поднял Мимозу на руки и двинулся в угол помещения.
В тусклом свете она смогла различить полуразрушенные ступени лестницы, ведущей на крышу помещения.
Герцог опустил ее на землю, и она произнесла, глядя наверх:
— Я могу разглядеть… там, наверху, есть отверстие, которое должно было служить выходом наружу. Я вскарабкаюсь наверх и посмотрю.
— Позвольте это лучше сделать мне, — предложил герцог.
Тут под рукой Мимозы отвалился кусок кладки.
— Я легче вас, — сказала она, — а ступени рушатся. Позвольте мне… пойти первой.
Девушка двигалась ощупью, почти не видя ничего перед собой.
Она поднималась очень медленно, а внизу стоял герцог, готовый подхватить ее в случае падения.
Небольшие кусочки каменных ступеней обламывались и падали вниз, но она благополучно добралась до верха.
Там Мимоза увидела, что когда-то здесь существовал широкий проем, однако одна из коринфских капителей упала с колонны, перегородив его.
Ухватившись за камень и осторожно выглянув наружу. Мимоза поняла, насколько высоко над Форумом она оказалась.
И тут она увидела, что четверо похитителей сидят на нижних ступенях огромной лестницы, ведущей к храму.
Она предположила, что пятый отправился за тем, кого называли «господин».
Оставшиеся четверо разожгли небольшой костер и готовили на нем еду.
Вот-вот должно было окончательно стемнеть, и Мимоза подумала, что свет костра, должно быть, успокаивает бандитов. Эта мысль подсказала ей план действий.
Медленно она отползла назад и начала спускаться обратно.
Как только она показалась, герцог подхватил ее и, опустив вниз, поставил рядом с собой.
— Что там происходит? — спросил он.
— Четверо готовят себе пищу у подножия лестницы, а пятый ушел за «господином».
Но у меня есть план! Я знаю, насколько суеверны жители этой страны, они твердо уверены, что это место заповедно.
— Что же вы намереваетесь делать? — спросил герцог.
— Я попытаюсь напугать их.
При этих словах она начала расстегивать платье.
Герцог едва мог разглядеть ее в темноте, но он догадался о том, что делает девушка, и с удивлением ожидал дальнейшего.
Платье соскользнуло вниз.
Под платьем у Мимозы оказался жесткий белый лиф, натянутый на тугой корсет, который носят все женщины.
Под платьем была надета белая шелковая нижняя юбка, украшенная рядами кружев, принадлежавшая раньше Минерве.
Важной деталью плана Мимозы являлась именно белая одежда.
Она вытащила шпильки из волос, позволив им упасть ей на спину.
— Если можете, поднимайтесь за мной наверх, — сказала она герцогу, — но присоединитесь ко мне, только если они убегут. Если нет, я вернусь к вам.
— Ради Бога, — убеждал ее герцог, — будьте осторожны! Мне не следовало бы разрешать вам такое! Ах, если бы у меня было хоть какое-нибудь оружие!
— Со мной все будет в порядке, — сказала Мимоза. — и, возможно, я смогу спасти… нас обоих.
Она посмотрела на него.
На какую-то долю секунды он сумел разглядеть в тусклом мерцающем свете, проникающем сквозь щели в камнях, ее молящие глаза, заклинающие его что-то понять.
Ее губы были совсем близко.
Инстинктивно герцог обнял ее и, склонившись, поцеловал в губы.
На мгновение Мимоза замерла от неожиданности, но, когда он стал целовать ее, почувствовала, будто тает в его объятиях.
В груди волной поднялся такой восторг, которого ей никогда раньше не приходилось испытывать.
Все остальное было забыто.
Забыто их пленение, забыто, что где-то снаружи находятся те, от кого зависит их жизнь, забыты змеи, способные нести смерть.
Все, о чем она могла думать, заключалось лишь в чуде его поцелуев.
Мимозе подобное раньше не приходило в голову, но внезапно она осознала, что любит его.
Герцог оторвался от девушки.
Не задумываясь о своих словах. Мимоза прошептала:
— Мне так всегда и казалось… — поцелуй должен быть… именно таким замечательным!
Она повернулась и начала новый подъем по ступеням.
Герцог следовал за девушкой, пока она не исчезла за упавшей коринфской капителью.
Какое-то мгновение она стояла там не шевелясь.
Люди внизу почувствовали ее присутствие и подняли головы.
Мимоза вскинула руки и заговорила по-арабски:
— Это — священный храм Юпитера, царя богов! Вы нарушили покой его владений и оскорбляете его достоинство и его святость вашим присутствием и злом, которое вы замышляете. Он поспал меня — свою вестницу — возвестить вам его проклятие, проклятие вашим женам, вашим детям и детям ваших детей. Гнев Юпитера да обрушится на вас, и да никогда не освободитесь вы от этого проклятия в наказание за то, что совершили и собираетесь совершить!
Звук ее голоса, казалось, эхом отдавался от стен заброшенного города.
Протянув руку к тем, кто сидел у костра, она продолжала:
— Прочь! Бегите прочь, прежде чем он уничтожит вас и вы упадете мертвыми в этом священном месте!
Не успела она договорить, как четверо разбойников вскочили и, объятые ужасом, кинулись бежать прочь.
Мимоза видела, как они спотыкались о валявшиеся повсюду камни и груды обломков.
Только пламя небольшого костра, оставленного ими, мерцало, раздуваемое ветерком, поднявшимся с наступлением темноты.
Мимоза вздохнула с облегчением, когда герцог присоединился к ней.
— Вы были великолепны, совершенно великолепны! — сказал он. — Но давайте уйдем отсюда как можно скорее!
Он первым направился вниз по огромным ступеням, ведущим с платформы к подножию храма, остановившись внизу, только чтобы подобрать ружье, в спешке брошенное одним из похитителей при бегстве.
Они двинулись к тропинке, по которой пришли из лагеря.
Но в тот момент, когда они вступили на нее, навстречу им выехал всадник.
Это был могучий человек.
Мимоза взглянула на него в надежде на помощь, но на его лице она увидела черную маску.
Это напомнило ей английских разбойников с большой дороги, грабивших богатых путешественников.
Когда человек заметил герцога и Мимозу, он остановил лошадь.
— Ни с места! — скомандовал он. — Остановитесь, или я убью вас!
С этими словами он вытащил из-за пояса револьвер.
Но не успел он поднять его, как герцог выстрелил из ружья, которое подобрал возле костра.
Он не был уверен, заряжено ли оно, но им повезло, а герцог был очень хорошим стрелком.
Всадник получил пулю прямо в сердце.
С хриплым стоном он выронил револьвер и упал с лошади на землю.
Произошло это почти мгновенно.
Мимоза не могла пошевелиться и стояла, словно парализованная ужасом происходящего.
Герцог взял ее за руку.
— Скорее! — сказал он. — Было бы ошибкой задерживаться здесь, вдруг другие разбойники вернутся.
Он говорил спокойно, и это помогло ей прийти в себя.
Поскольку другой дороги не было, они вынуждены были пройти рядом с телом убитого.
Он лежал на земле, а его лошадь ускакала.
Шляпа его свалилась, а маска сползла вниз.
Когда Мимоза бросила взгляд на его лицо, она узнала этого человека.
Мсье Шарло.
Герцог не останавливался, он быстро спускался по склону к их лагерю.
Он облегченно вздохнул, когда, добравшись до лагеря, они увидели своих лошадей, хотя проводников нигде не было видно.
— Они убежали! — сказал герцог. — Или хуже того, были в сговоре с теми негодяями, которые пытались похитить нас!
— Что же нам… делать?.. — спросила Мимоза.
— Покинуть эти места как можно скорее, — резко ответил герцог.
Лошади были расседланы и без уздечек, но путы на ногах не дали им уйти далеко.
Они пощипывали кое-где пробивавшуюся траву.
Седла оказались на месте, и герцог быстро нашел их.
Он оседлал ту лошадь, на которой ехала Мимоза.
Сама девушка быстро вошла в палатку, где ночевала, и надела белую блузу и дорожную юбку, в которой путешествовала накануне.
Ей потребовалось на это всего лишь несколько минут, но, когда она вернулась к герцогу, ее лошадь была оседлана и взнуздана.
Теперь он занимался своей лошадью, но прервал свое занятие, чтобы подсадить Мимозу в седло.
Потом он распутал веревки вокруг ног лошадей.
Уже через несколько минут они покинули лагерь.
Проводники так и не появились.
Они ехали уже почти час, когда Мимоза натянула поводья и спросила герцога:
— А как же люди, нанятые нами? С ними все будет в порядке?
— Они могут сами позаботиться о себе, — ответил он. — Они должны были защитить нас от тех преступников, и я намерен по возвращении в столицу сообщить об их недобросовестности. Я также дам знать властям о смерти человека, которого я убил.
Мимоза замерла на мгновение, потом чуть слышно сказала:
— Я знаю, кто он…
Герцог посмотрел на нее в изумлении.
— Вы узнали его?
Мимоза кивнула.
— Это… мсье Шарло.
— Но как получилось, что вы его знаете?
— Он пытался… шантажировать меня!
Герцог так удивился, что сначала не мог ничего сказать.
Потом спросил:
— Шантажировал вас? Но чем?
Слишком поздно Мимоза сообразила, что не нужно было признаваться в знакомстве с убитым.
Но она была так потрясена!
Она забыла, что герцог не должен знать ни о нем, ни о том, как он угрожал сообщить все жене графа.
— Этого я не могу вам сказать, — проговорила она после минутного молчания.
Герцог успокаивающе улыбнулся ей.
— Это не имеет никакого значения, — сказал он, — и мы поговорим о нем позже.
Для нас сейчас самое главное — благополучно вернуться, и это единственное, что действительно важно.
С этими словами он протянул ей руку, и «
Мимоза в ответ протянула свою.
Она нашла успокоение в сильном пожатии его руки.
— Позвольте мне сказать вам, — тихо произнес герцог, — что я считаю вас необычайным, совершенно изумительным созданием! Никакая другая женщина не могла проявить столько храбрости!
Мимоза покраснела.
Они двигались молча и быстро.
Дневной свет к тому времени померк, но она понимала, что герцог стремился увезти ее как можно дальше от опасности.
» Я люблю его, — думала девушка. — Я так его люблю… Но он никогда не должен об этом узнать «.