Что все это значит? Отсутствие паспорта — основная причина того, что приходится сидеть в заточении. Документ, понимаете ли, украли! Действительно украли. И теперь ясно, кто это сделал. Адам Симмонс! Этот человек держит ее здесь насильно. По своей ли инициативе или по просьбе отца — неважно. Главное, что с ней обходятся как с маленькой девочкой.
В комнату вошел Адам.
— Нашла-таки, — сказал он усмехнувшись. — Вот что значит потеря бдительности. Но, с другой стороны, не в моих правилах что-то прятать.
— Как ты посмел пойти на такое! — Голос женщины дрожал от возмущения. — Ты же знал, как я хочу уехать отсюда!
Симмонс сунул руки в карманы брюк, посмотрел на нее и спокойно произнес:
— А я не хотел, чтобы ты уезжала.
— Почему? Чтобы иметь любовницу под рукой? На мне свет клином не сошелся — есть куда более доступные претендентки на место в твоей постели!
— Ну зачем же сразу так? Грубый цинизм — совершенно не твой стиль.
— Мой стиль, не мой стиль… Что ты знаешь об этом! Мы не виделись сто лет! Как пришло тебе в голову похитить чужой паспорт? Мой отец попросил тебя об этом? Его желания для тебя гораздо важнее, чем мои?
— Просьба твоего отца не главная причина.
— А что тогда?
— Мое собственное желание. Нам с тобой давно пора провести какое-то время вместе.
Вот это уж действительно совсем не в стиле Симмонса — заставлять человека что-либо делать вопреки его воле. Будучи мужем, он считал, что в семье каждый сам принимает решения и не вмешивается в профессиональную жизнь другого.
— Прошу прощения, что действовал против твоей воли. Я-то думал, что тебе здесь понравится.
— Мне не может нравиться то, что меня заставляют делать насильно! Почему ты украл мой паспорт?
Адам усмехнулся.
— У тебя страсть к преувеличениям. Я не крал твой паспорт. Я взял и… скажем так, не торопился тебе отдать.
— Но почему?
— Мне хотелось, чтобы ты была рядом со мной. Всегда хотелось. Не нравятся мне пустые дома и пустые гостиничные номера.
— Неужели? — язвительно заметила Селма. — То-то ты не вылезал из командировок! — Она швырнула его паспорт в ящик, а свой положила в карман.
— Разъезды — часть моей работы. Знаешь, что мне больше всего нравилось в моих командировках?
— Быть одному?
— Больше всего, Селма, мне нравилось возвращаться домой, к тебе.
У женщины болезненно сжалось сердце. Злости как не бывало.
— Да, я мечтал, как переступлю порог дома, застану тебя на нашей кухне в разгар приготовления праздничного ужина, — мягко произнес Адам. — Дом полон лилий или роз или чего-то там еще, что так приятно пахнет. Я бросаюсь к тебе, хватаю в объятия. Упоительное ощущение: ты моя и только моя. До поры до времени все так и было. Ты ждала меня, готовила наш дом к моему приезду. Ты любила меня, радовалась, когда я возвращался домой. А я… чувствовал себя тогда самым счастливым человеком на земле.
Горечь и мука отразились на лице женщины. Слезы выступили на глазах.
— Так почему же ты ничего не говорил мне о своих чувствах?
Вопрос явно удивил Адама.
— Но ты ведь знала об этом. Правда же знала?
— Когда-то думала, что так оно все и есть, а потом… — Она остановилась, судорожно вздохнула и села на край постели.
— Что потом?
Селма закрыла лицо ладонями.
— Потом… Помнишь, я однажды уехала навестить своих родителей? Ты вернулся, не застав меня дома… Мы поговорили по телефону… И что-то между нами случилось, не знаю даже, как определить это.
— Что же все-таки случилось? — нетерпеливо спросил он. — Никогда не мог понять этого…
Селма сделала глубокий вдох.
— Я подумала, что тебе все равно, бываю я дома или нет. Ты ничего не говорил о том, что скучаешь без меня, что хочешь видеть меня дома постоянно.
— Но твоя мама заболела. Мог ли я тогда думать о себе и своих желаниях? Кроме того, мы же с тобой договорились, что не будем ограничивать свободу друг друга.
Селма прикрыла глаза.
— Мне надо было знать, что я нужна тебе. И надо было слышать это от тебя. Но ты молчал. И ни разу не сказал, о чем думаешь, что чувствуешь!
— Бог мой, Селма! — растерянно воскликнул Адам. — Я…
Но не успел закончить фразы — за дверью раздался взволнованный голос. В следующий момент дверь распахнулась и на пороге спальни появилась Роза. По испуганному лицу женщины было ясно, что произошло что-то серьезное. Она показывала рукой в сторону сада, не переставая причитать. Адам и Селма выбежали вслед за плачущей женщиной. Ахмед лежал на траве, неестественно выгнув ногу, из которой текла кровь.
— Чем могу помочь? — спросила Селма.
— Принеси полотенце или что-нибудь еще, чем можно перевязать рану, — коротко бросил Адам.
— Артерия не задета? — спросила Селма, вернувшись из дома со всем необходимым.
— Слава богу, нет, но от этого не легче. Рану надо обработать. — Адам быстро и ловко перевязал ногу раненому.
— Как это произошло?
— Он споткнулся и упал вместе с топориком в руке. Помоги мне довести его до машины. Надо ехать в больницу.
Они посадили садовника на заднее сиденье машины. Роза села впереди, рядом с Адамом. Тот жестом дал понять Селме, чтобы она тоже поехала с ними, и объяснил свое решение:
— Не хочу оставлять тебя одну в доме, где нет даже телефона.
На препирательства не было времени, и Селма втиснулась в машину.
Они доехали до дома Кристоферов, откуда предстояло созвониться с врачами больницы. Селме было указано оставаться в обществе очаровательной миссис Кристофер, которая, судя по всему, была рада гостье.
Селма почувствовала себя ребенком, которого оставили под присмотром няни. Ныла рука от занозы, которую так и не вынули. Но ничего, это подождет.
Инди сначала не было — играла где-то в теннис, но минут через двадцать появилась. Кстати, прекрасно смотрелась в белом теннисном костюме. Втроем они выпили чаю, после чего мать ушла на кухню, а дочь осталась с гостьей. Инди держалась холодно, но вежливо. После очередной затянувшейся паузы она все-таки решилась на какое-то важное признание. Сделала глубокий вдох и заявила:
— Считаю, что тебе надо кое о чем знать. Для меня не секрет, что ты влюблена в Симмонса.
Вот так так! Ну и заявление!
— Неужели? — не без насмешки спросила Селма.
— Да. Ты как-то сказала, что для тебя это просто временное… увлечение. Но я не слепая. Когда вы были у нас в субботу, я видела, как ты смотрела на этого человека.
Какого черта! Не много ли себе позволяет юная леди!
— Мои отношения с Адамом тебя не касаются, и я не намерена их обсуждать.
— Пусть так, — промолвила Инди. — Однако для тебя же будет лучше, если ты откажешься от своих планов насчет Симмонса.
— Что-то подобное ты уже говорила раньше. Только вразумительно не объяснила, почему же я должна это сделать?
— Потому что он больше никогда не женится.
— Откуда тебе это известно?
Инди невесело рассмеялась.
— Да уж поверь на слово. Он не женится даже на мне, а я люблю его уже давно. — Слезы блеснули в глазах девушки. — Просто не могу понять, что эта женщина сделала с ним!
Эта женщина? Ах, его жена! То есть она, Селма…
— И что же она сделала с ним?
Глаза Инди блеснули откровенным гневом.
— Она уничтожила его! Симмонс приехал сюда вскоре после того, как жена заявила о желании развестись с ним. Я не узнала человека. Ходячий труп! Я… я… — Голос Инди задрожал.
— Извини, давай не будем говорить об этом, — бросила Селма и почти бегом устремилась в дом, чуть не столкнувшись с легким на помине Симмонсом. Смятение, тоску, растерянность — вот что она сейчас ощущала. И, видно, не удалось ей скрыть своих чувств, если мужчина с удивлением задержал ее, участливо положив руку на плечо.
— Что случилось?
— Ничего, — ответила Селма, с трудом переводя дыхание. — Что там с Ахмедом?
Адам изучающе вглядывался в ее лицо.
— С ним будет все в порядке, но придется побыть в больнице какое-то время.
Mиссис Кристофер предложила им остаться на ужин. Но Симмонс отказался, заметив, что устал и не годится сегодня для компании.
Вскоре они уже сидели в машине, направляясь домой. Солнце садилось, окрашивая оранжевым светом лесистые холмы и горы. Вокруг царили мир и покой, что явно не согласовывалось с настроением Селмы.
— Где Роза?
— Осталась с мужем. Она переночует в доме своих родственников.
Наступило напряженное молчание. Судя по всему, оно было следствием их неоконченного разговора в спальне.
Уже совсем стемнело, когда они вошли в дом. Адам включил в гостиной свет и спросил Селму, хочет ли она чего-нибудь выпить.
— Пока нет, — ответила та, потирая озябшие руки. — Сначала хочу принять душ и одеться во что-нибудь теплое.
Горячая вода приятно грела кожу. Но нервы так расшатались, что одной воды было недостаточно, чтобы успокоиться. После душа — сразу в постель, лишь бы больше не встречаться сегодня с Симмонсом. Однако вышло иначе. Он ее ждал, чтобы спросить, вынута ли из пальца злополучная заноза. Нет? Надо, видите ли, осмотреть палец, вдруг что-то да не так.
— Пустяки, — сказала Селма небрежно, но руку протянула.
Новоиспеченному лекарю мало было сегодняшних забот с Ахмедом, и он с предельным вниманием обследовал больной палец.
— Сейчас займемся твоей занозой, что-то мне твоя рука не нравится.
Сам сходил за щипчиками и начал вытаскивать шип, который сидел довольно глубоко. В напряженной позе он замер над ее рукой. Сейчас видна была каждая черточка его лица — прямой нос, четкая линия скул, мелкие морщинки, расходившиеся лучами от глаз. Как она любила это лицо!
«Ходячий труп»! Ну и слова выбирает эта влюбленная девчонка. Селма закусила губу, на глаза навернулись слезы. Господи, да что же она такого сделала с бывшим мужем, если вызывает осуждение у незнакомых людей.
Адам поднял голову и увидел слезы в глазах Селмы.
— Не обращай внимания. Вытаскивай.
Да, ей было больно, но не от занозы, хоть и мало приятного, когда копаются в припухшей ране. Больно было от собственных мыслей.
— Наконец-то. Вытащил! — В голосе звучало удовлетворение.
— Спасибо.
— Прости, что причинил тебе боль, но иначе никак не получалось.
— Ничего. Пойду посмотрю, что там на ужин. — Она ощущала в душе болезненную пустоту. Может, это всего-навсего от голода? Или нет?
— Тебе помочь?
— Не надо. Я приготовлю что-нибудь попроще. Ты голоден?
— Не очень.
Ах, какой вежливый. Ах, какой он спокойный! Притворство все это… Ведь явно переживает все их размолвки и недоговоренности. Хорошо, что не пошел вслед за ней на кухню. Так хотелось побыть одной. А теперь помоем салат, порежем холодную курицу и сыр, прибавим немного грибов, лука и помидоров.
Минут через десять Симмонс явился-таки на кухню, принеся с собой свежий запах мыла. Волосы еще влажны после душа. Выглядит великолепно. И почему он всегда смотрится так… так потрясающе по-мужски?
Тем временем Адам налил вино в бокалы, и они принялись за еду. Есть ей вдруг совершенно расхотелось. Вина выпила и попросила налить еще. Когда ужин закончился, Адам жестом остановил ее попытку привести все в порядок. Сам сложил посуду в раковину, и сам начал мыть.
— Я думаю, нам стоит закончить наш разговор, — сказал он, поворачиваясь к Селме.
Рано или поздно это должно было произойти, так что нервничай — не нервничай, а договорить придется. Они перешли в гостиную.
Женщина устроилась на диване, мужчина после недолгого раздумья опустился рядом.
— Мы ведь почти никогда не говорили о том, как проходила наша семейная жизнь, верно?
— Полагаю, потому, что мы редко бывали дома вместе.
— Но и тогда мы не очень-то обсуждали нашу с тобой жизнь. Мне и в голову не приходило, что у нас с тобой какие-то проблемы. Согласись, мы же были счастливы. Я запомнил это ощущение счастья.
Что правда, то правда. Ей тоже запомнилось это. Но что толку сейчас вспоминать?
— Ты молчишь, значит, не согласна? Когда ушло это ощущение счастья?
— Когда мы практически стали жить врозь, — с трудом произнесла она.
Адам с изумлением уставился на нее.
— И ты решила покончить с проблемой при помощи развода?
— Нет. Меня обижало твое безразличие к тому, что мы видимся так редко. Хотелось как-то встряхнуть тебя, растормошить, заставить задуматься над неразберихой в наших отношениях, и я подумала, что угроза развода поможет в этом. Ждала твоей реакции, думала, услышу возражения, протест. А ты даже не сопротивлялся! Не стал бороться за нашу с тобой семью, за меня. Я… — Рыдания сдавили горло. Она подняла мокрые от слез глаза на любимое, вдруг побледневшее лицо.
— Селма, — произнес изумленный мужчина. — Ты хочешь сказать, что не собиралась разводиться со мной?