Любовь во спасение

Глава 4

— Dites moi13, почему Лондон так долго не видел этой красоты? — вкрадчиво спросил граф, садясь возле Клеоны на диван.

— Мой дом в Йоркшире, — нерешительно ответила Клеона. — Бабушка пригласила меня приехать в Лондон, и я, конечно, не могла ослушаться.

— Naturellement14, — согласился граф. — Но вы же не рабыня, и у меня такое чувство, что в своей жизни вы делаете не много такого, чего не желаете делать.

Говоря это, он заглянул девушке глубоко в глаза, и Клеона с усилием отвернулась.

— Не стоит говорить обо мне. Расскажите лучше о себе. Это, наверно, гораздо интереснее.

— Зачем мне надоедать такому юному и веселому созданию, как вы, своей печальной историей? — тихо проговорил граф. — Неужели вы желаете услышать, что мои родные погибли на гильотине, мои земли конфисковали, мои дома сожгли и разграбили? Я бежал в Англию в том, в чем был, и радовался, что остался жив. — Он говорил так гладко, словно не впервые повторял эту историю, но Клеоне все равно стало жаль его.

— Сейчас вы не кажетесь нищим, — мягко заметила она. Граф улыбнулся:

— Должен ли я объяснять вам, что обязан этим своим способностям? К тому же мне повезло с друзьями. Теперь я могу вернуться домой, чтобы спасти то, что осталось от семейного достояния. У меня есть основание считать, что мои интересы были доведены до сведения самого Бонапарта.

— Тогда вам действительно повезло, — сказала Клеона.

— Но не так, как мне хотелось бы, — тихо проговорил француз, бросая на девушку красноречивые взгляды.

Она решительно поднялась.

— Думаю, мне следует узнать, не нужна ли я ее светлости.

— Helas15. Я чем-то оскорбил вас? — быстро спросил граф.

— Нет-нет, — ответила Клеона, — просто… Граф взял ее за руку и снова усадил на диван.

— Просто, — спокойно продолжил он, — вы испугались. Je suis fou16 … На минуту я забыл, как вы молоды и неискушенны. Вы так прекрасны, так желанны, что это… как это вы говорите по-английски… вскружило мне голову. И вы почувствовали, как меня влечет к вам! О, вы такая чуткая, такая отзывчивая.

Клеона убрала руку.

— Вы слишком торопитесь, граф, вы смущаете, да и, возможно, немного… пугаете меня.

Француз засмеялся. Это был мягкий, ласкающий смех.

— Вы очаровательны. Вы не возражаете против того, что я это говорю? Ибо я просто не могу это не говорить! Вы пленили меня! С той самой минуты, как я вас увидел…

— Нет, это неправда, — отрезала Клеона. — Когда вы впервые увидели меня, я была усталая, растрепанная, вся в дорожной пыли. Единственное, что вы могли подумать: «Что может делать на Баркли-сквер эта деревенская девица?»

Граф откинул голову и рассмеялся.

— Вы неисправимы! Нет, я так не думал. Я подумал, что ваше личико с большими усталыми глазами под старомодной, но очень идущей вам шляпой очаровательно. Мне хотелось бы, чтобы это я, а не кучер ее светлости мог бы впервые показать вам Лондон. Однако вам предстоит увидеть еще много интересного! Мисс Клеона, позвольте мне познакомить вас с Лондоном так, как это может сделать только иностранец? Эти англичане… Они равнодушны к красоте своего города и часто не замечают его прелести. Когда я сюда приехал, все здесь было для меня новым и потому крайне excitant 17. Я хотел бы, чтобы и вы так же увидели Лондон.

Граф казался столь искренним, что Клеона не могла оставить его предложение без ответа.

— Вы очень добры, — проговорила она, как и следовало благоразумной девушке, — но что скажет ее светлость?

— Ее светлость, конечно, не придет в восторг, — ответил француз, чуть улыбаясь. — Но даже ее светлость вряд ли ожидает, что герцог все время будет вас сопровождать. Он очень неуловим, наш юный и веселый друг Сильвестр. Позвольте мне быть вашим гидом?

Граф наклонился вперед и взял обе ее руки в свои. Его лицо оказалось очень близко к ее лицу. Клеона поняла, что он изо всех сил старается очаровать, а возможно, и соблазнить ее. Девушка сказала себе, что она должна быть осторожна и держаться подальше от этого человека. Но было что-то захватывающее в сознании, что с ней флиртуют, ее внимания добиваются, причем так, как никогда бы не пришло в голову тем неуклюжим молодым людям, которых она встречала в Йоркшире, или даже более искушенным деревенским сквайрам, ни один из которых не взглянул на нее дважды.

Клеона потупилась, ибо женское чутье подсказало ей, как заманчиво темнеют длинные ресницы на фоне бело-розовой кожи лица. Затем она тихо проговорила:

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр.

Граф наклонил голову, и девушка почувствовала его горячие требовательные губы на своей руке. Только она успела подумать, что француз чересчур стремителен, как дверь сзади них открылась. Даже не поворачивая головы, Клеона поняла, кто вошел.

— Проклятие! — раздался нетерпеливый голос. — Где моя бабушка? Ты губишь репутацию девушки, Пьер, сидя тут с ней наедине!

Француз грациозно поднялся — Клеона обратила внимание, что он вовсе не кажется смущенным.

— Я только спрашивал мисс Клеону, не разрешит ли она мне показать ей достопримечательности Лондона. Конечно, когда ты будешь занят. Я не пытался занять твое место, мой дорогой герцог, я только предлагал свои услуги в качестве почтительного гида в твое отсутствие.

— Не сомневаюсь, что мисс Клеона, как ты ее называешь, — неприязненно сказал герцог, — будет рада принять твое предложение. Но если кто-то думает, что я собираюсь бродить вокруг древних монументов или нянчиться с желторотой деревенской девицей, у него, должно быть, не все в порядке с головой. — Он, хмурясь, посмотрел на Клеону.

— Я уверена, — нервно откликнулась девушка, — бабушка вовсе не предполагала, что вы будете делать что-либо подобное. Это действительно была идея графа, что мне следует познакомиться с достопримечательностями Лондона, раз уж я здесь.

— Вам это покажется чертовски скучно. Это все, что я могу сказать. — Герцог пересек комнату и налил себе бокал вина.

— Хочешь выпить, Пьер? — спросил он, не поворачивая головы. — Или у тебя назначена другая встреча? Готов поспорить, тебя ждут не дождутся в полдюжине салонов.

— Мой дорогой Сильвестр, ты, конечно, прав, — улыбнулся граф. — Я не буду злоупотреблять твоим гостеприимством. Я пришел лишь засвидетельствовать мое почтение герцогине, а также передать сообщение тебе.

— Сообщение?

— Сообщение, — повторил француз. — Кое-кто, кого мне не нужно называть, будет ждать тебя нынче вечером в семь часов.

— О да, конечно! — ответил герцог. — Я сгораю от нетерпения. Передай этому человеку, что я приду.

Граф поклонился с кошачьей грацией, бросил на Клеону взгляд, полный желания, и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Девушка в нерешительности стояла около дивана. Она не знала, удалиться ли ей немедленно или подождать, не заговорит ли с ней герцог. Поколебавшись минуту, Клеона робко проговорила:

— Ее светлость уже пошла отдыхать, когда доложили о графе.

Герцог повернулся от столика с напитками. Девушка заметила, что его бокал остался нетронутым. Он смотрел на нее, и казалось, его взгляд отмечает малейшие детали ее нового платья, новой модной прически, нежно подкрашенного лица и даже ее маленьких рук, которые, несмотря на бесконечные протирания лимонным и огуречным соками, все еще оставались досадно загорелыми.

— Зачем вы сюда приехали? — спросил он. Вопрос прозвучал резко, как пистолетный выстрел.

— Герцогиня письмом пригласила меня. Она настаивала на немедленном приезде. Сэр Эдвард — мой… мой отец — был в отъезде, и поскольку дело казалось важным, я поступила так, как желала ее светлость.

— Моя бабушка сказала вам, зачем она вас пригласила?

— Н… нет, — нерешительно проговорила девушка.

— Конечно, сказала! — заявил герцог тем же неприязненным тоном. — Вы приехали сюда по ее наставлению, чтобы выйти за меня замуж. Я не дурак. Я понимаю, что затеяла ее светлость. Что ж, позвольте мне внести ясность: я не собираюсь на вас жениться! Возвращайтесь туда, откуда приехали.

От его грубости Клеону бросило в дрожь. Но девушка вспомнила, что слова герцога обращены не к ней, а к мисс Мандевилл. А Клеона прекрасно знала, как чувствительная и ранимая Леони отреагировала бы на подобную бестактность.

— По-моему, вы чрезвычайно грубы и к тому же отвратительно тщеславны! Вы, кажется, вообразили, что любая девушка мечтает выйти за вас замуж? — резко проговорила Клеона.

Пожалуй, выстрел из пистолета меньше удивил бы герцога, чем эта гневная тирада той, кого он считал деревенщиной.

— Но я думал, вы здесь именно по этой причине! — воскликнул он.

— Тогда вы действительно печально ошиблись, — отрезала девушка. — Я приехала потому, что хотела увидеть Лондон, потому что я много лет прожила в деревне, а в Йоркшире бывает очень одиноко, поскольку у нас мало соседей и нет особых занятий. Побывать в большом городе, выезжать с герцогиней в свет — такой возможности позавидовала бы любая девушка. Возможно, ее светлость и хочет выдать меня замуж за вас или за кого-нибудь еще, но мне до этого дела нет. Могу уверить вас со всей искренностью, что я никогда не выйду замуж без любви. Я отдам свое сердце только тому, кто полюбит меня — меня, а не мое приданое.

Она, без сомнения, произвела впечатление на герцога. Он перестал хмуриться и, пристально глядя на Клеону, спросил:

— Как вы можете быть уверены, что кто-то женится на нас не из корысти? Вы богаты, а деньги — это камень на шее любви! А я герцог, и земляничные листья на моей короне высоко ценятся на брачном рынке.

— Женщины бывают разные, — резко возразила Клеона.

— Все женщины хотят одного и того же: владеть мужчиной, взять у него все, что он может дать, а потом искать себе другого, — устало выговорил герцог.

— Это неправда! — порывисто воскликнула Клеона. На минуту она забыла, что на ее месте должна быть Леони, и заговорила от собственного имени: — Я знаю, что моя… — Она осеклась. — Моя… з-знакомая бросила все и убежала с человеком, которого она любила. Это было двадцать лет назад, но и сегодня они точно так же счастливы, как тогда. Она была богата, принадлежала к знатному, влиятельному роду, а тот, кого она полюбила, был бедным приходским священником. Когда они поженились, родственники оставили ее без гроша, а друзья отвернулись! Но это не имело значения для них! Неужели вы не понимаете? Когда двое любят друг друга, им ничто не может помешать!

Герцог стоял, с любопытством разглядывая ее, потом сел в высокое кресло.

— Продолжайте. Расскажите мне еще об этой необыкновенной любви. Я читал о ней в книгах, но ни разу не встречал в реальной жизни. В сущности, я убежден, что это всего лишь плод воображения авторов.

— Человек может убедить себя в чем угодно, — возразила Клеона, — это легко. Намного труднее узнать правду и иметь мужество признать ее.

— Кто научил вас этому? — спросил герцог. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не сказать: «Мой отец».

— Вы не верите в истинность того, что я говорю, потому что не желаете верить. Но, возможно, вам нечасто выпадает шанс узнать, что есть правда, при вашем образе жизни.

Лицо герцога внезапно потемнело.

— Что вы знаете о моей жизни? — резко спросил он. — И какое, черт побери, это имеет отношение к вам?

— Никакого! Совершенно никакого, — ответила Клеона, — но вы сами завели этот разговор! Давайте вернемся к началу. Вы говорили, вернее, требовали, чтобы я возвратилась в Йоркшир.

— Я совершенно не желаю, чтобы вы оставались здесь, — подтвердил герцог. — Более того: ее светлость чертовски некстати занялась моим сватовством. Одного этого достаточно, чтобы свести человека с ума!

— Вероятно, ее светлость беспокоят ваши долги, — заметила Клеона. — Но не волнуйтесь, они не будут оплачены моими деньгами. — Девушка не могла не улыбнуться при этих словах. По сути, они были самыми правдивыми из всех, что она когда-либо говорила.

— Я только хочу, чтобы меня оставили в покое, — раздраженно произнес герцог. — Если я раскошеливаюсь, почему это должно кого-то беспокоить?

— Думаю, в вашем случае это беспокоит сотни людей, — возразила Клеона. — Вашу бабушку, ваших родственников, ваших друзей, людей, которые вам служат. Сколько работников вы нанимаете в ваших поместьях?

— Откуда мне знать? — буркнул герцог. — К тому же денег хватает. Мои знаменитые предки были бережливы.

У девушки возникло ощущение, что он говорит без особой уверенности, словно умышленно насмехаясь над ней. И совершенно неожиданно Клеона вышла из себя.

— Я думаю, вы бесчувственный, эгоистичный и смехотворный глупец! Как можно забавляться тем, что ночь за ночью теряешь деньги в каком-то игорном доме? Я ни на минуту не поверю, что деньги не нужны в вашем поместье. Наверняка есть дома, которые страдают от сырости, нуждаются в ремонте, арендаторы, которым нужна помощь, дети, для которых надо строить школы, беспомощные старики. А что делаете вы? Просто выбрасываете деньги, с которыми можно было бы все это осуществить! Или вы полагаете, что важнее перевернуть карту, которая докажет, что вы удачливее другого тупоголового молодого бездельника? — Клеона умолкла, задыхаясь. Она покраснела, грудь ее тяжело вздымалась. Внезапно девушка смутилась. Она была так непростительно дерзка! Но герцог словно зачарованный не сводил с нее глаз. Затем он запрокинул голову и засмеялся.

— Браво! — вскричал он. — Вы великолепны, когда сердитесь. И такое красноречие! Поздравляю! Будь вы бедны, вы могли бы выступать в театре и разбогатеть.

Кровь отлила от ее щек. Клеона почувствовала себя опустошенной и разбитой. Она отвернулась.

— Про… простите меня, — пробормотала девушка. — Мне не следовало говорить п-подобным образом. Я… я не сумела сдержать своих чувств.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — ответил герцог. — Мне интересно. Кто научил вас таким вещам? Поместья сэра Эдварда в таком хорошем состоянии? Или вы наблюдали недостатки на ваших собственных землях и поэтому заподозрили, что на моих дела обстоят не лучше?

— Простите, — повторила Клеона.

— Я сказал вам: не извиняйтесь. Я не ожидал встретить такую глубину мысли и знания жизни бедняков у такого богатого и избалованного существа, как вы. Как вы научились всему этому?

Девушка мысленно проклинала себя за то, что так далеко зашла.

— Если ваша светлость извинит меня, — она сделала книксен, — я пойду и узнаю, не встала ли бабушка. У нас назначена еще одна поездка по магазинам.

— Мы должны поговорить еще как-нибудь, — заметил герцог. — Возможно, по зрелом размышлении было бы ошибкой отправлять вас обратно в Йоркшир. Вы забавляете меня своими идеями, я бы хотел услышать еще что-нибудь.

— Я уверена, ваши друзья позабавят вас гораздо больше, — ответила Клеона. — Я могу лишь просить вашу светлость извинить мою откровенность.

— Тогда позвольте мне быть равно откровенным. Держитесь подальше от графа Пьера д'Эскура. Он не принесет вам ничего хорошего.

Девушка остановилась в дверях и оглянулась:

— Кажется, вы говорили, если я не ошибаюсь, что он ваш друг?

— Большой друг, — подтвердил герцог, лениво наблюдая за Клеоной и не делая попытки подняться с кресла.

— В таком случае, — тихо произнесла девушка, — ваша светлость должны разрешить мне выбирать себе друзей, как вы выбираете себе.

Не оглядываясь, она вышла из комнаты. Закрывая дверь, Клеона услышала, как герцог засмеялся.

— Он невыносим! — вслух возмутилась девушка, поднимаясь по лестнице. — Невыносим!

В то же время эта стычка приятно возбудила ее. Сражаться с герцогом, знать, что он удивлен ее словами, сознавать, что немногие осмелились бы сказать ему то, что сказала она, — это было острое ощущение! «Просто мне нечего терять», — подумала Клеона. Встреться она с герцогом в своем настоящем обличье, дочери нищего викария, она бы никогда не посмела говорить на равных со столь знатным человеком. А будь она на самом деле Леони, эти слова никогда бы не пришли ей в голову.

Девушка поднялась на второй этаж и пошла к спальне герцогини. Около двери ждала служанка.

— Ее светлость спит, мисс, — сказала она Клеоне. — Мне велено разбудить ее через двадцать минут. Когда ее светлость встанет, она будет скоро готова.

— Тогда я пойду надену шляпу, — улыбнулась девушка. Она знала, что время у нее еще есть, и, поднявшись на следующий этаж, где помещалась ее собственная комната, Клеона постояла минуту, вспоминая, как прошлой ночью, когда она спала в комнате напротив, она видела призрака. Возможно, это был сон, но он казался таким живым: этот силуэт на фоне неба до сих пор стоял перед ее глазами. Подчиняясь внезапному порыву, девушка открыла дверь в ту комнату, в которой провела прошлую ночь. Все ее вещи были уже унесены, мебель снова покрыта чехлами. Клеона подошла к стене: ничего особенного, кроме белых панелей и изящной гравюры, изображавшей одного из герцогов Линкских.

Очевидно, это все-таки был сон. Девушка уже собралась пойти к себе, как вдруг у нее возникла мысль, нет ли потайной пружины? Клеона провела пальцами по краям панели, нажала сильнее, и бесшумно, словно хорошо смазанная, часть панели распахнулась.

Девушка затаила дыхание. В открывшемся проеме виднелась очень узкая крутая лестница. Так вот в чем секрет ее привидения! Кто-то, кто не знал, что Клеона будет спать в этой комнате, спустился по этой лестнице. Но зачем и куда ведет эта лестница? Сейчас некогда искать ответ на этот вопрос, решила девушка. В любой момент герцогиня может позвать ее. Нужно иметь время, чтобы выяснить, где кончается эта лестница и зачем кто-то решил ею воспользоваться.

Клеона задвинула панель на место. Та беззвучно закрылась, и снова ничто не выдавало присутствия тайника. Девушка внезапно поежилась. А что, если «призрак», кем бы он ни был, вернулся позже, когда она крепко спала, и прошел через комнату, даже не зная о ее присутствии? Было неприятно думать, что кто-то тайком шныряет по дому.

Клеона вспомнила лакея, который уронил тарелки, когда она рассказала эту историю за ленчем, и которого впоследствии не смогли найти. Но как лакей мог узнать о существовании потайной лестницы? Знает ли герцог, что она существует? Девушка решила ничего не говорить ему. Во всяком случае, до тех пор, пока сама не найдет время ее исследовать. Клеона выскользнула из комнаты и поспешила в свою спальню. Она полагала, что должна испытывать больше восторга от покупки одежды, шляп и всех тех аксессуаров, в которых, видимо, нуждается светская дама. Но ее мысли целиком занимала потайная лестница.

Дом был старый, очень старый — это ей сказала герцогиня. Его возвели еще при Карле II и расширили в царствование королевы Анны. С тех пор вплоть до нынешнего времени каждый последующий герцог вносил в него свои усовершенствования. Могло существовать бесконечное множество причин, по которым владельцы этого дома стремились обеспечить себе возможность тайного бегства. Думать об этом было так увлекательно, что девушка решила, когда у нее будет время, обязательно познакомиться с историей семьи Линков. Возможно, там отыщется ключ к этой тайне. А пока тайна принадлежала только ей. Это было восхитительное чувство: знать то, чего, возможно, никто в доме, кроме «призрака», не знает и о чем не подозревает даже сам герцог.

— Что ты делала, пока я спала? — спросила вдовствующая герцогиня, когда удобная карета везла их снова на Бонд-стрит.

— Граф Пьер д'Эскур заходил навестить вас, мадам.

— Я не доверяю этому человеку, — процедила вдова.

— Почему ваша светлость не доверяет ему?

— Не только потому, что он имеет наглость флиртовать с любой женщиной любого возраста. Но есть в нем что-то ненатуральное. Возможно, он слишком часто упоминает своих знатных предков. Возможно, как я подозреваю, он преувеличивает размер и стоимость своих поместий, отнятых в революцию. Или же все дело в том, что он, как мне кажется, дурно влияет на герцога.

— Дурно влияет? — удивилась Клеона. — Не думаю, что кто-то может влиять на герцога.

— Вот тут ты ошибаешься, — отрезала старая леди. — Сильвестр стал намного распущеннее и безответственнее с тех пор, как они с графом подружились. О, я знаю, герцог бывает с ним и груб, и, властен, но они неразлучны. И судя по тому, что я слышу — а до меня доходит много слухов, — именно граф познакомил моего внука с этой женщиной, которая занимает столько его времени и внимания.

— Граф предложил показать мне Лондон, — сказала Клеона. Ее светлость одобрительно фыркнула.

— Он охотник за приданым, я таких издалека вижу! А у, тебя очень большое приданое, моя девочка.

— Возможно, вы предубеждены против него, — улыбнулась Клеона.

— Я? Предубеждена? — возмутилась герцогиня. — Не будь это правдой, я дала бы тебе пощечину за такое предположение. Конечно, я предубеждена. Я предубеждена против всех этих беспутных, безденежных друзей, которые живут за счет моего внука. Будь я мужчиной, я бы перестреляла всю эту компанию: графа, Чарлза Ковентри, Энтони Джевингама и Фредди Фаррингдона. Все они безмозглые! И как только Сильвестр, с его-то умом, этого не понимает?

Герцогиня говорила с такой горечью, что Клеоне стало ее жаль. «Она любит его, — подумала девушка, — а герцог заставляет ее страдать своим равнодушием и своей глупостью».

— Что еще сказал граф, кроме того, что предлагал тебе свои услуги? — поинтересовалась ее светлость.

— Кажется, он только затем и приходил, — ответила Клеона. — Ох, нет! Я забыла. У него еще было сообщение для герцога.

— Какое?

— Он сказал, — нерешительно произнесла девушка, чувствуя, что ей не следует это повторять, — что некая персона, которая хочет остаться безымянной, ожидает его светлость в семь часов.

— Безымянная, вот еще! — фыркнула герцогиня. — Да это та визгливая певица с континента. Значит, мы снова не увидим Сильвестра до завтра. Я надеялась, он пообедает с нами. Дьявол побери этого человека. Я бы собственными руками свернула шею графу.

Ярость герцогини не утихала до самого вечера. Она неохотно покупала для Клеоны вещи, ворчала по поводу каждой мелочи, придиралась к продавщицам в магазинах, доводя их почти до слез. Наконец, когда они уже возвращались домой, ее светлость проговорила почти извиняющимся тоном:

— Я раздражительная старуха, дитя мое. Тебе придется меня терпеть.

— Мне жаль, что я расстроила вас своим рассказом, — посетовала Клеона. — Будь я умней, я бы не сказала вам о графе.

— Ты бы не сказала, другой бы кто-нибудь сказал. Плохо стареть, не зная, что происходит. Я люблю знать. Точнее, я намерена знать, и, если я могу поправить дело, я поправлю. И никакого «если». Я намерена поправить дело!

Герцогиня казалась такой свирепой, что у Клеоны не хватило духу спорить с ней. Девушка считала, что планы старой леди обречены на провал.

Как только карета остановилась, выбежали лакеи с красным ковром, развернули его, открыли дверцу и помогли герцогине и девушке спуститься.

Герцогиня прочла письмо, поданное ей дворецким на серебряном подносе.

— Отлично, — сказала она. — Поскольку его светлость не собирается удостоить нас сегодня своим обществом, я спросила графиню Джерси, не можем ли мы пообедать с ней. Ты должна надеть самое красивое платье, дитя, потому что после обеда мы поедем к Олмаку. Пора представить тебя некоторым из важных людей Лондона. И если у нас не будет сопровождающего, леди Джерси нам его предоставит. — Герцогиня снова пришла в хорошее настроение.

— Это прекрасно, — согласилась Клеона. — Если я вам сейчас не нужна, мадам, я бы хотела пойти в свою комнату и написать письмо.

— Да, конечно, — милостиво разрешила герцогиня, — и немного отдохни перед обедом. Я пошлю свою горничную уложить твои волосы. Они все еще не совсем dernier cri18. Сегодня вечером ты должна выглядеть наилучшим образом.

— Да, конечно, мадам, благодарю вас.

— И не забудь, — крикнула ей вслед герцогиня, — сделать что-нибудь со своими руками. Пока они больше похожи на руки сборщицы хмеля.

Клеона не удержалась от смеха. Добравшись до своей комнаты, она протерла руки лосьоном, купленным у миссис Рашель за совершенно непомерную цену, и наложила налицо смягчающий крем.

— Когда я вернусь домой, мама меня не узнает, — сказала она своему отражению в зеркале, а затем покорно направилась к бюро, чтобы написать письмо. Ему следовало быть как можно более туманным, чтобы позже, когда обман откроется, Клеону не смогли обвинить в излишней лжи. Девушку охватило уныние. Но юность гибка, и уже через минуту Клеона улыбнулась.

Девушка посыпала чернила песком и, оставив письмо на бюро, подошла к окну, глядя вниз на волнующий, волшебный Лондон.

Ей были видны цветущий кустарник и аккуратные клумбы с высаженными на них цветами. Затем кто-то вышел из парадной двери и направился к элегантному фаэтону, который в эту минуту огибал площадь.

Это был герцог в цилиндре набекрень. По тому, как он прыгнул в фаэтон и взял поводья у грума, Клеона поняла, что ему не терпится уехать. Рядом с ним сидел кто-то еще, мужчина, одетый так же элегантно, как его светлость. Девушке показалось, что она узнала мистера Фредди Фаррингдона, которого ей представили прошлой ночью, но она не была уверена, что это действительно он.

Грум вскочил на запятки. Герцог щелкнул кнутом, и лошади пошли, высоко вскидывая копыта, уздечки блестели на вечернем солнце, хвосты и гривы покачивались в такт шагам.

Клеоне вдруг страстно захотелось быть там, сидеть рядом с герцогом, смотреть, как он держит поводья, слушать цокот копыт и познавать это неизвестное ей дотоле чувство быстрой езды.

Девушка открыла окно и высунулась наружу. Фаэтон сворачивал с площади на Баркли-стрит. Клеона никогда еще не видела такого прекрасного экипажа, таких великолепных лошадей и человека, который бы правил лучше. Движение фаэтона, легкое и плавное, говорило об опытной руке. Затем экипаж скрылся из виду.

В этот момент девушка почувствовала, что готова заплакать. Сама не зная почему, она почувствовала себя забытой и покинутой.