Любовь вопреки

ЧАСТЬ 3 ПРИЕМНЫЙ ПОКОЙ

— Анатолий Сергеич, — вошла в ординаторскую молоденькая медсестра.

— Что-то срочное, Катя?

— Ну, как сказать… Скорая едет.

— Так ведь еще не приехала. Что еще? Как прибудет — так скажешь, договорились?

— Две скорые едут, обе тяжелые. По рации передали.

— А Михайличенко где?

— Спит, от него жена ушла, он в горе.

— Много выпил? С горя-то?

— Неработоспособен. — Она безнадежно развела руками, показывая, что в этой ситуации так же бессильна, как и врач высшей категории Анисимов Анатолий Сергеевич.

— Понятно. Курдюмов в отделении?

— Он ушел, с Михайличенко договорился, ему надо. В отделении спокойно и стабильно, вот он и слинял. Так что вы один, Анатолий Сергеевич.

— Погоди, ты хочешь сказать, что я один, а поступают двое тяжелых?

— Да я не хочу, я уже сказала. Нам придется самим как-то.

— Пошли встречать. Вот дела-то, вроде и праздник тихий, день всех влюбленных. Чудной праздник. Говорят, амур с людьми играет, стрелы из лука запускает, как и Иванушка, который царевне-лягушке в рот попал.

— А я слыхала, что там какой-то запрет на браки был, а этот святой женил всех.

— Да и я читал, монах он был. Богоугодное дело делал… Сирену слышишь? Едут.

— Вы в Бога верите?

— Я? Да господь с тобой!

— А в приметы?

— В закон парных случаев верю. И я тебе докажу. Нас трое должно было на дежурстве быть. Один в отделении и два врача в приемном. А по факту двое выбыло.

Их разговор прервали две машины со светомузыкой, одновременно въехавшие во двор и подкатившие к самому крыльцу. Из обеих выскочило по фельдшеру, которые с практически одинаковым скрипом принялись раскрывать задние двери автомобилей, выкатывать пострадавших и ввозить их в «приемное отделение».

Катюша резво побежала в процедурный, а Анатолий забрал оба сигнальных листа и приступил к осмотру пациенток, переброшенных с одних носилок на другие. Не особо заморачиваясь, расписался, где надо, и отпустил обе бригады. Повезло Анатолию несказанно — перед Анатолием лежали две женщины, в старой, грязной, потрепанной одежде, с переломами конечностей, обе в коме и у обеих по симптоматике гематомы головного мозга. Но это еще не все — от одной из них жутко воняло.

Как назло, перчатки для осмотра не дали. А что, дефицит же! Врач человек привычный, он в какой-нибудь группе риска да состоит. Он и без перчаток справится. Дал распоряжение санитарке вымыть пациентку, а пока занялся той, что почище.

На бомжиху она тянула только бедностью, а так чистая, пусть и неухоженная женщина с очень красивыми руками. Анатолий обратил на ее кисти внимание машинально, когда еще повреждения оценивал. Рука сломана в нижней трети предплечья, но это ничего. Мозг важнее.

Вдвоем с Катериной свозили ее на рентген и срочно подняли в операционную.

Михайличенко разбудить не удалось.

Операция шла в обычном режиме. Катюша убедила анестезиолога не сообщать руководству о том, что оперировал хирург один, без ассистента. Помогала ему процедурная сестра из приемного. Но все обошлось, гематому Анатолий удалил, источник кровотечения нашел, купировал. Правда, кость на место ставить не стал, мало ли… Лучше потом провести повторное вмешательство и дефект искусственным материалом закрыть. Ушил рану и, отдав пациентку реаниматологам, спустился в приемный.

Устал, перенервничал. Жутко хотелось курить и кофе. Пусть мерзкий растворимый индийский из жестяной банки, но все лучше, чем ничего, еще и сахар закончился. Прошлое дежурство ему Катерина банку Nescafe Classic принесла. Кайф да и только, но выпили его в тот же день. Больница как большая сплетница — слухи о банке и до зама по хирургии дошли. И тот явился с бумажным пакетиком, отсыпать. Анатолию ничего не оставалось, как презентовать шефу оставшиеся полбанки. Так что от Nescafe остались лишь воспоминания.

Но сейчас о кофе, как и о куреве, оставалось только мечтать. В приемном его ждала вторая пациентка.

Санитарка вручила бланк анализа Cito на алкоголь. Четыре и две десятые промилле в крови. Очень много. Надо думать что делать, на операционный стол брать не хотелось. Но тут у пациентки начались судороги.

Усталость самоустранилась, оставив на спине липкий пот. Судороги купировали, в операционную подняли, череп вскрыли, но поздно — сердце остановилось. Реанимационные мероприятия эффекта не дали.

Сил писать ход операции и посмертный эпикриз не было. Анатолий смотрел на чистые истории, где в графе «имя, отчество и фамилия» стояли прочерки. Он понимал, что от писанины уже никуда не денется, но начать заполнять истории никак не мог.

— Ну ты и козел, Толик! — услышал он голос Михайличенко. — Это же надо — пациентку угробил. А кому отвечать? Мне отвечать.

— А ты на пятиминутке на меня все вали, объясни коллективу, что спал без задних ног, приняв на грудь исключительно в успокоительных целях, в связи с чем на операциях не присутствовал. И почему Курдюмова отпустил, тоже расскажи.

— Толь, не злись. Я этих баб, знаешь, как ненавижу.

— А я не за баб на тебя злюсь, а за подставу. Может, был бы ты трезв, вытащили бы мы обеих.

— Все равно бомжихи, так и так помрут, не под машиной, так замерзнут или отравятся суррогатом каким. Жалеть некого.

— Одна трезвая.

— Так она и живая. Все, не парься. Мир на одну алкоголичку чище стал. Сколько лет ей?

— Не знаю, обе без документов, но до тридцати. Та, что в реанимации, рожала.

— Гинеколога приглашал? Успел когда? — Михайличенко заржал.

— Нет, я по растяжкам на животе определил. Одна беременность была.

— И где-то есть ребенок… Жаль. А может, нету, как и документов. Не сдавай меня начальству, Анисимов. Я тебе еще пригожусь. Хочешь, истории заполню?

— Сам справлюсь. Как ты заполнишь, если все проспал?

— А что, я не знаю, что писать надо? Ты продиктуешь, я напишу, так, глядишь, половину работы сделал.

— Не сдам, уговорил, но за тобой должок.

— Да без проблем. Договорились.

Анатолий все же пересилил себя и заполнил обе истории и посмертный эпикриз написал. Снова спустился в приемное отделение и попросил передать прозекторам документы вместе с телом. Санитарка Баба Нина обещала выполнить его распоряжение, а потом вспомнила, что когда складывала в мешок то, что осталось от одежды этих женщин, чтобы на помойку отнести, обнаружила паспорт одной из них. Теперь не знает, что делать.

Анатолий взял паспорт с затертой фотографией, покрутил в руках, хотел отдать бабе Нине, чтобы вместе с трупом отправить в прозектуру, а потом подумал и положил его в карман халата. Санитарка же, соблюдая субординацию, не стала задавать лишних вопросов. Не тот человек доктор Анисимов, чтобы к нему с расспросами лезть. Ответит так, что потом долго себя виноватой чувствовать будешь. Она все сделала правильно, о наличии паспорта врача оповестила, а дальше его забота, как этим паспортом распорядиться. Может быть, он родственникам позвонит или милиции его отдаст. К тому же непонятно, кому из пострадавших принадлежит документ. На неясную фотографию ни одна, ни другая в данный момент не походили.