Люди как птицы (СИ)

Глава 7. «Я пришла за тобой»

Я шла по осенней улице, и мне почему-то было хорошо, как будто Боков обнадёжил меня, сказал что-то приятное. Да и ночь мне показалась чудесной. Ветер полетал между деревьями и утих. На тёмно-синем небе, среди холодных серебряных звёзд, засияла чистая луна, льющая потоки света на кусты и деревья, будто окуная их в белые озёра.

Я бодро шагала через это царствие света и тени. На нужную улочку я пробиралась чрезвычайно долго. Старалась избегать больших и широких улиц, где могли встретиться стражи порядка.

Лишь под утро, когда ледяной ветер снова стал дуть мне в лицо, развевая пряди волос, я, утомившаяся от бесконечных блужданий, нашла необходимое место.

Маленькие улочки с разбитой брусчаткой были по бокам уставлены небольшими домиками.

Подмерзало. Жора жил недалеко от церкви, двор которой был усыпан ржавыми листьями. Окружавшие деревья и сам храм, давно закрытый, утренняя заря окрасила в розовый цвет.

Жора снимал комнату в деревянном домишке, к счастью, имевшей отдельный вход со стороны переулка. Его зелёная дверь едва виднелась за палисадом. Отворив беззвучную калитку, я прошла по порыжевшей траве и постучала костяшками пальцев в дверь, спугнув кошку.

Жора открыл мне, прищуривая заспанные глаза, и сразу же развил бурную деятельность — поставил чайник, стал разогревать вчерашнюю картошку с луком и даже пробовал мне читать стихи за трапезой. Жестом я остановила неистовые порывы поэта. Я просто валилась с ног от усталости, глаза сами смыкались и, быстро сообразив, что необходимо, неутомимый поэт устроил меня на кровати.

«Действительно в такой глухомани нас никто не найдёт», — подумалось мне напоследок, и я провалилась в сон.

Разбудил меня рожок керосинщика, и Жора, извинившись, схватив жестяной бидон, помчался на улицу к железной бочке за керосином.

Вернулся запыхавшийся. Мы разговорились. Жора знал, в какую больницу перевели Максима и даже знал окна палаты, где он находился.

— Мне об этом рассказал этот чекист Боков. Окно палаты выходит в больничный сад. От угла — третье окно получается. На первом этаже. Но само окно забрано решёткой, да и вся больница под тщательной охраной. Пробраться будет трудно.

— Ему можно передавать пищу, тёплые вещи?

— Нет, насколько мне известно, передачи запрещены. Но письма и денежные переводы в небольших суммах разрешают. Можно послать посылку.

— Там строгие правила?

— Ну, конечно! Максиму там, наверное, несладко. Говорят, что заключённые в больнице не имеют права безнадзорно выходить в коридоры и в другие помещения. Да и переписка практически невозможна. Конечно, он может написать прошение, или даже личное письмо кому-нибудь, но дальше канцелярии больницы оно не дойдёт.

— Да, суровые нравы, — мрачно произнесла я.

— Но всё же лучше, чем тюрьма, — вздохнул Жора и тряхнул своими длинными волосами, рассыпавшимися по плечам.

— Ой, боюсь, как бы там его не залечили, не сломали его, — вздохнула я, нервно покачиваясь на стуле.

Жора сидел, теребя пуговицу.

— Ничего, Максим парень крепкий и нервы у него хорошие…

Я закивала, думая о своём.

— Вот что, Жора. Мне нужно будет уже этой ночью повидаться с Максимом. Дальнейшего ожидания я просто не выдержу. Жора, вы мне покажете всё это и сразу уйдёте. Всё остальное я сделаю сама. Нет, даже не возражайте. Поймите, вам «светиться» нельзя, да и ваша квартира в таком глухом районе ещё может пригодиться.

Я взяла его за руку:

— Не обижайтесь, мой милый помощник. Будьте хранителем этого дома. Всё остальное предоставьте мне.

***

Вечером ветер утих, и установилась сухая погода. Когда мы пошли к нашей цели, уже стоял спокойный и яркий закат.

В заброшенном скверике, на старой лавочке среди кустарника, мы дождались темноты.

Психиатрическая лечебница специализированного типа находилась в старом дореволюционном грязно-жёлтом здании с облупленными стенами.

У железных ворот стоял пост охраны. По углам территории стояли вышки, и над стеной была натянута колючая проволока.

Мы подкрались близко к забору и забрались на высокое раскидистое дерево. За себя я не так переживала, больше за Жору, как бы он не свалился.

— Вот, видите угол здания. А вот третье окно от угла. Там Максим! Попробуем перелезть через стену. У меня и кусачки есть проволоку перерезать, — шептал Жора.

Я тихо сказала в ответ:

— Жора, дорогой, вам дальше нельзя. Спасибо за всё! Слезайте вниз и уходите. Остальное — я сама!

— Но как же? Оставить вас одну? Это так опасно!

— Жора, не спорьте… Я вас очень прошу… Мы же договорились! Ваша задача — беречь квартиру…

Я чуть строговато посмотрела на поэта.

Внушение возымело действие: Жора нехотя слез с дерева, помахал рукой, перешёл дорогу и пропал в сумерках.

Оставшись одна, я постепенно осваивалась в темноте. Мне стало немного жутко, и я уже пожалела, что упросила уйти Жору Аггелова.

Наконец-то, хорошенько изучив обстановку, отметив маячившие в полутьме две ближайшие вышки с часовыми, я попробовала шагнуть с ветки в воздух и совершить свой полёт к заветному окну в стене. Где-то далеко лаяли собаки, да ветерок шевелил и ронял шафранную листву.

Окно светилось ровным и тусклым серебристым светом. Я быстро опустилась за куст, росший у подножия деревца у самого окна.

Осторожно заглянула в окно. Тяжёлая витая решётка надёжно закрывала его, отбрасывая на землю узорчатую тень.

Люди в белом ходили по палате, кто-то сидел на койке. Очевидно, это был Максим, но я не узнавала его. Меня одолевали сомнения! А вдруг Жора Аггелов ошибся? Или совершили ошибку люди Глеба Бокова, передавшие сведения? Или Максима просто перевели в другую палату?

Вглядевшись в человека, сидевшего на кровати, я всё же признала Максима! Он сильно изменился, и больничная одежда комком висела на его худом теле.

Лицо было давно небритым и измождённым. Когда люди в белых халатах, уходя, погасили свет, я, выждав какое-то время, просунула ладонь сквозь решётку и постучала костяшками пальцев по стеклу. Реакции не было, и я повторила свой опыт уже погромче, при этом боясь привлечь внимание охраны.

Что-то скрипнуло, в тёмном окне показалось узкое лицо, и я зашептала имя своего возлюбленного.

Он никак не мог разглядеть меня. Что-то треснуло — это с трудом подалось окно, открылось внутрь комнаты, и я услышала голос:

— Кто здесь?

— Максим, дорогой, это я, Гера. Я пришла за тобой.

— Гера? Господи, что я слышу… Неужели ты? Спасибо, господи, ты услышал мои молитвы и дал возможность увидеть её ещё раз перед смертью…

Голос его был тонким, с придыханием, чувствовалось, Максим был сломлен.

Я горячо зашептала:

— Максим, это действительно я! Я пришла освободить тебя!

Он как будто поверил:

— Это какое-то чудо! Гера, это действительно ты, а не твой фантом?

— Нет, нет, я не призрак и не сон… Вот, возьми мою руку!

Он зашептал:

— Горячая рука! Это ты, Герочка! Любимая, но как же мы одолеем эту решётку? Сломать её невозможно!

Он подёргал стальную решётку.

— У тебя есть напильник? — шёпотом спросил он.

— Сейчас что-то придумаем…

Именно в этот момент окно на третьем этаже отворилось. Чьи-то глаза напряжённо всматривались в темноту, и я замерла, приложив палец к устам.

— Максим, ничего не говори, сиди тихо. Кажется, нас услышали. Замри.

И сама присела под сенью куста.

Вскоре полетел вниз, словно светящийся жук, окурок, и окно захлопнулось.

— Максим. Сиди тихо и жди. Я должна сконцентрироваться, и что-то попробовать сделать.

Он послушно сел в ожидании под открытым окном.

Я направила всю свою волю на решётку.

Кого она мне напоминала? Что есть в природе общего? Более всего мне припоминались лианы…

И, пред моим взором, возник каламус, род тропических лазающих лиан семейства, более известного под названием ротанговая пальма. Из крепких стеблей ползли листья, на жилках которых шипы с загнутым назад острием.

Теперь решётка действительно казалось толстыми стеблями ротанга! Вынув нож, я принялась резать, кромсать толстые стебли и листья. Максим принялся помогать мне, рвал стебли голыми руками, исколов их. Воля к свободе была сильнее этой преграды и, казалось, спустя вечность, он всё же вылез из окна и мягко спрыгнул на землю.

Наши горячие объятия и поцелуи были прерваны какой-то внутренней тревогой.

— Стой, — промолвила я. — Замри!

Энергетика моя сейчас была столь сильна, что я чувствовала сквозь стену движение тела по коридору. Тела другого человека. Я явственно видела в своём воображении, что это был крепкий санитар. Впрочем, под белым халатом можно было разглядеть военный китель. У самой двери он остановился, прислушиваясь.

Он стоял под лампой, и, казалось, сейчас шагнёт внутрь! Я видела пылинки, кружащиеся под светом лампочки и представила их в виде страшных и злющих ос. В следующий миг он уже нёсся по коридору от жалящего роя, а я, схватив Максима за руку, помчалась с ним в темноту вдоль здания.

За поворотом, на дорожке, мы наткнулись на человека в халате и с ведром. Сбитое на ходу ведро покатилось в кусты, а мы помчались дальше.

— Стой!

Человек бросился за нами, на ходу рванул кобуру под халатом.

Он опять потребовал остановиться, угрожая стрелять на поражение!

Мы были вынуждены замереть на месте.

Человек в халате подошёл близко, направив револьвер практически мне в лицо.

И вдруг тело Максима дёрнулось, взметнулась его худая рука. Удар костистого кулака опрокинул нашего преследователя. Падая, тот всё же нажал на спуск. Раздался выстрел!

Спустя минуту всё вокруг зашумело, завыла сирена. На вышке включили прожектор.

— Бежим! — крикнула я Максиму, увлекая его в глубину ночной тени.

По дорожке и через клумбы уже мчались люди в форме, что-то крича.

Мы остановились, так как бежать было уже некуда. Я крепко обняла Максима, вбирая его тело в себя, передавая ему всю энергию, какую могла…

В следующее мгновение мы уже были в воздухе и висели над садом, а внизу столпившиеся охранники со страхом, смешанным с изумлением, глазели на нас.

Мы поднимались ввысь, к звёздам! Щёлкали, как кнут, пули, но они уже не могли нас достать!

Словно демоны мы понеслись по ночному небу среди облаков и крупных созвездий.

***

Сутки мы с Максимом прятались в заброшенном лесном доме, который я нашла во время одного из своих путешествий.

В доме было пыльно и тихо, дрожала в углах густая паутина, и со временем мы немного привели в порядок комнаты. К счастью, рядом с домом протекал ручей, так что водой мы были обеспечены. Удалось запустить также старые ходики, молчавшие много лет, и дом наконец-то получил более-менее жилой вид.

Первую ночь мы едва умещались на старой разломанной кровати, на куче найденного тряпья.

Максим трудно отходил от заключения в спецбольнице, сначала больше лежал, но потом упорно вставал на ноги. Несмотря на своё тяжёлое состояние, он был рад спасению, а особенно гордился тем обстоятельством, что в экстремальных условиях смог полететь!

Но дальше так продолжаться не могло. Хоть стоявшая вокруг золотой стеной осень и была достаточно тёплой, ночью мы всё же страдали от пронизывающего холода. Сквозь разбитые стёкла окон свистел ветер.

Днём сидели на рассохшемся крыльце, на солнышке, но оно согревало слабо. Старая изразцовая печь в доме давала лишь дым.

Всё это подтолкнуло меня к визиту в город. Нужно было пробраться к Жоре Аггелову, добыть еду, тёплую одежду, обсудить вопрос о документах. А возможно и перебазироваться к нему в дом. Бежать оказалось сложно, но выжить, постоянно прячась, ещё сложнее. У нас были мысли поехать на одну из строек большой страны и затеряться среди простого трудового люда. Тогда многих выходцев из сёл и маленьких городков брали разнорабочими.

Я попала в район, где жил Жора, лишь под вечер. Птицей промелькнула над улицей, опустилась за старой яблоней, а потом постучала в окно условным стуком. Но в квартире никто не отвечал, окна не светились.

Я решила немного подождать и села на старую табуретку.

По улице ходил и кричал лудильщик. Заглянув во двор, он прокричал «Лужу! Паяю!». От этого крика мне стало как-то бесприютно и страшно.

Лишь когда на небе щедро рассыпалась бриллиантовая пыль звёзд, отворилась калитка, и появился Жора.

Поэт был явно подшофе, но узнал меня и горячо обнял. Он давно ждал от нас вестей. Жора виделся с Боковым, и чекист был недоволен тем, что мы наделали столько шуму. По его словам, нас везде ищут, и появляться в городе сейчас опасно. Он обещал помочь с документами.

Спрашивали о нас и Булатов с Алёшиным, но Жора молчал. Для всех близких и знакомых наша судьба оставалась неизвестной.

Жора приготовил для нас необходимую одежду и питание, которое состояло из сухарей, консервов, а также свежих блюд с фабрики — кухни. Всё это было уложено в большой мешок, который я среди ночи с трудом переправила в лесной дом.

Также Жора Аггелов посоветовал, как лучше и правильнее разжечь печь — в этом деле он был большой специалист.

С помощью правильной расстановки дров, бересты, лучины и бумаги удалось заставить печь запылать, и комната в старом доме хорошо прогрелась. Уже ночью мы с Максимом сидели, глядя на стреляющие поленья, на чудные картины багрово-синего пламени и наслаждались теплом.

***

На следующий день возле нашего дома появился человек.

Мы услышали его шаги вокруг дома. Он толкнул подпёртую изнутри дверь, но дальше ломиться не решился.

В щёлку я его видела. Это был крепкий бородатый мужчина с ружьём в руке. Задев плечом ветки, стряхнув дождь листвы, он исчез между деревьев. Максим предположил, что это лесник.

— Дальше оставаться в доме нельзя, — решительно сказал Максим. — Я уже вполне окреп и могу этим вечером пробраться в город за документами. Возможно, они уже готовы… Где живёт Жора, я приблизительно представляю…

— Нет, Максим, пойду я. Если меня поймают, то посадят в позолоченную клетку для экспериментов, тебя же ждёт смерть.

Мы немного поспорили, но решили пока подождать с решением вопроса.

Оставив Максима готовить обед, я походила по окрестностям в поисках дров.

Когда, с немалыми усилиями, шелестя опавшей листвой, я волокла большую, сломанную бурей ветку, кто-то пересёк тропинку и встал на моём пути.

Я ахнула! Передо мною в куртке и сапогах с крагами стоял Степан Верлада.

Я стояла, онемевшая, бросив ветку, не в силах произнести ни слова, а он неторопливо заговорил:

— Здравствуйте, Гера! Не пугайтесь… Вам, конечно, будет интересно, как мне удалось вас выследить. Помните лудильщика? А этот заброшенный дом в лесу мне известен, я ведь заядлый охотник! Да и лесник подтвердил, что в доме кто-то поселился. Но, это не так важно!

Его глаза блестели, он стоял, отмахиваясь веточкой от насекомых.

— Что вы хотите? — спросила я чужим, сдавленным голосом. — Добить нас? Вам мало совершённых предательств?

— Каких? — быстро спросил он.

— Это ведь вы писали доносы! Сначала на профессора Братуся, а потом на Максима Ковалевича…

— Вы не во всём правы, — перебил он. — К доносу на Братуся я не причастен. Что касается Ковалевича… Я не хотел такого поворота событий! Если бы вы заглянули в мои показания, то убедились бы, что в них нет ни слова о каком-то шпионаже. Я просто намеревался добиться закрытия очередной выставки, хотел лишить Максима работы… Думал, что вы бросите его и переедете ко мне… А вышло…

— А вышло так, что вы сломали нам жизнь… Я гляжу на вас, и мне всё становится понятно! Да вы просто завидовали ему! Завидовали его популярности! Вы хотели меня заполучить? Ничего у вас не выйдет! Уйдите с дороги!

И подхватив тяжёлую ветку, я двинулась вперёд.

А он схватил меня за локоть.

— Гера, погодите.

— Уйди Иуда! Отпусти меня!

— Гера, послушай, что я предлагаю… У меня есть надёжные друзья, они сделают любые документы. Максим уедет далеко, я обеспечу его будущее. А вас я смогу спрятать в одном из южных городов. У меня есть там родственники. Никто не догадается кто вы… Таким образом, мы всё исправим!

Но я, одним движением сбросив его руку, продолжала упрямо идти вперёд.

Он что-то говорил ещё, запальчиво и горячо, но я не слушала его.

Далее был страшный момент, до сих пор видимый в моих снах!

Мы выходим из леса на поляну. На пороге дома сидит Максим. Он поворачивает голову и медленно поднимается. Я бросаю у порога ветку, мы подходим ближе, но я замечаю, что изумлённые глаза Максима смотрят поверх наших со Степаном голов!

Оборачиваюсь и вижу цепочку вооружённых людей, идущих из чащи к дому.

— Максим беги! — моя глотка исторгает вопль.

— Кто это? — кричит изумлённый Верлада, оглядываясь. А потом смотрит мне в глаза: — Это не я, Гера! Я не виноват! Я не предатель!

В то же мгновение раздались выстрелы, и тело Степана закрывает собою Максима. На спине Верлады появляются тёмные точки, по куртке струится тёмная кровь.

Я кричу что есть мочи. И в этот момент Максим, оттолкнув от себя Степана, возносится в синий воздух.

Сначала тяжело, неуклюже, а затем всё увереннее он улетает к лазурным облакам.

Вслед ему хлопают беспорядочные выстрелы. Дальнейшее я не помню — на меня навалилась чёрная и липкая темнота.