Глава 8

— Ты что? — Чарли в изумлении уставилась на отца, распаляясь гневом. Как ты мог?

Сэр Стаффорд улыбнулся, терпеливо воспринимая негодование дочери.

— Просто я задействовал кое-кого из влиятельных людей, которые указали на недостаток улик у обвинения. Конечно, пришлось применить мои связи. У человека моего положения есть некоторые преимущества. Полагаю, у Питера не было возможности сделать нечто подобное. — Следующую милостивую улыбку он адресовал молодому человеку, которого уже воспринимал как будущего зятя.

— А я этого и не хотела, — бросила Чарли; в минуты ссоры с отцом ей неприятно было встречаться с Питом взглядом. — Как ты посмел это сделать? Хоть бы раз ты не вмешивался!

Тут уж удивился он.

— Но послушай, Шарлотта, неужели ты в самом деле хотела, чтобы дело дошло до суда?

— А почему бы нет? Неужели ты сомневаешься, что суд меня оправдал бы? Или ты думаешь, я виновна? — с вызовом бросила она.

Отец заколебался, и это говорило о многом, но он тут же спохватился и, стараясь скрыть свое замешательство, поспешил ее заверить:

— Конечно, нет. Я знаю, моей дочери такое никогда и в голову не придет, даже ты знаешь границы дозволенного. Так я и сказал комиссару: ты слишком молода и тебя легко можно втянуть…

— О, благодарю, — фыркнула она. — Очень здорово, что ты считаешь меня психически неполноценной.

— Кажется, вы, юная леди, не представляете, насколько это серьезно.

— Хорошо это или плохо, но что сделано, то сделано, — спокойно и рассудительно произнес Пит. — Не сомневаюсь, что твой отец хотел сделать как лучше, Чарли. — Прикоснувшись к ней твердой рукой, он укротил в ней разбушевавшегося зверя. — Может, хватит об этом, а?

У Чарли внутри все еще кипело, но она постаралась овладеть собой. Пит прав: что сделано, то сделано и, что бы она ни сказала, ничего уже не изменишь. И отец, верно, с гордостью думал, что ее осчастливил, хотя прежде всего наверняка беспокоился о том, чтобы дело не приняло огласки.

— Да, пожалуй… хватит, — согласился он и, взглянув на часы, добавил:

— Что ж, дорогая, у меня осталось мало времени — нужно успеть на самолет. А сейчас почему бы тебе не показать мне эту… как ее… твою картину?

Прежде чем ответить, она должна была глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться.

— Она еще не закончена, — напомнила она ему, цепляясь за последнюю надежду: вдруг он передумает и не будет смотреть на ее работу.

— Я же говорил, это не имеет значения, — благодушно повторил он. — Для меня это неважно.

— Ладно, — с большой неохотой согласилась она. — Пошли.

Спускаясь в лифте, сэр Стаффорд обратился к Питу.

— У вас тут отличное маленькое производство, — заметил он. — Большей частью опытное?

Пит кивнул.

— В основном прецизионная обточка и огранка алмазов.

Сэр Стаффорд кивнул с понимающим видом.

— Угу, внутри сектора этой промышленности ваше производство имеет большие перспективы. Но вы этим не ограничиваетесь, полагаю?

— В пределах нашей отрасли, — сказал Пит, — мы занимаемся оптикой, механическими устройствами и электроникой.

— Прекрасно, прекрасно. Не сомневаюсь, все это очень разумно.

Они приехали на первый этаж. Однако сэра Стаффорда больше заинтересовал офис, нежели роспись Чарли. Девушка намеренно не подавала голоса и держалась чуть позади отца, молясь про себя, чтобы он отвлекся и ему не хватило времени разглядывать ее труды.

— Хотите взглянуть еще на какие-нибудь помещения, сэр? — вежливо предложил Пит.

— С удовольствием, если вам не помешаю.

— Нисколько, — уверил его Пит. — Конечно, основное производство находится на наших заводах, разбросанных по всей Европе. Здесь же ведется проектирование и разработка образцов с использованием последних достижений компьютерной техники, и тут же, конечно, находится бухгалтерия.

И он повел гостя показывать свои владения, по дороге обмениваясь дружескими приветствиями с подчиненными. Судя по всему, с таким руководителем работать одно удовольствие. Атмосфера в фирме была самая благожелательная, и видно, что каждый относится к своему делу с душой и трудится продуктивно.

Чарли ощущала, что вызывает у сотрудников излишний интерес. Пока она работала над росписью стены, ее почти никто не видел. Однако теперь отступать и покидать экскурсию было слишком поздно. К тому же ей не хотелось оставлять отца: мало ли что он может наговорить Питу.

Руководитель каждого подразделения с готовностью предлагал свои услуги, несмотря на то что Пит знал всех сотрудников наперечет и прекрасно разбирался в тонкостях их работы, чтобы самому разъяснить все сэру Стаффорду. Правда, их разговор о международном праве и совместной деятельности европейских правительств Чарли слишком утомил. Ее больше занимали прыткие молодые люди в безупречных костюмах, которые, пользуясь случаем, старались произвести на босса впечатление.

Таких собралась вокруг них целая толпа, с ней они и вернулись в приемную. Чарли слегка от всех отстала и вдруг очутилась рядом с Дирком ван Лейденом.

— Привет! — Его поросячьи глазки так и рыскали по ней, будто это ее, а не Сару он недавно застал совершенно обнаженной.

— Привет! — осторожно откликнулась она.

— Что это тут происходит? — Высокомерные нотки в его голосе действовали ей на нервы. — А я и не знал, что Пит принимает делегацию.

— О… нет, — она замотала головой. — Просто мой отец пожелал все тут осмотреть, раз уж он здесь оказался.

— Ваш отец? — Он удивленно заморгал. — Вы имеете в виду сэра Стаффорда? Ну да, конечно! — Он расплылся в улыбке, обнажив пожелтевшие задние зубы. — Ну да, Хеллер! Как же мне раньше не пришло в голову? Большая оплошность с моей стороны. Простите.

Она слегка наклонила голову в знак того, что принимает извинения. Его вид недвусмысленно говорил, что как дочь своего отца она заслуживает большего уважения, чем как невесть откуда взявшаяся девушка, которая рисует картины. Но оттого, что она выросла в его глазах, любить его больше она не стала.

Отец Чарли стал прощаться, и она уже было обрадовалась, что он забыл о росписи. Но она плохо знала Дирка. Тот приблизился к ее отцу и, напомнив ему об их последней встрече, запанибратски похлопал сэра Стаффорда по спине.

— А что вы скажете о нашем новом произведении искусства, сэр Стаффорд? — И широким жестом он указал на стену, завешенную тряпками.

— Ну да. Я же еще не видел. — Отец огляделся. Чарли была готова испариться. — У меня осталась минута, не больше, — напомнил он ей, как будто удостаивал ее высокой чести.

Чарли вздохнула: она устала сопротивляться. Не стоило препираться с ним на глазах у всех этих людей. Собрав в охапку тряпки, она стащила их с веревки и отступила назад, не решаясь даже поднять глаз на свою роспись и прекрасно сознавая, что в незавершенном виде она слишком далека от ее первоначального замысла.

Овации не грянули. Кто-то от неловкости прокашлялся или прочистил горло. Толпившиеся вокруг босса сотрудники решили, что пора потихоньку смываться. Сэр Стаффорд с ошеломленным видом пялился на стену, наклоняя голову то вправо, то влево, пытаясь разобраться, что к чему.

— А это, вероятно, небо? — наконец спросил он. — А почему оно бирюзовое?

Мельком взглянув на свою работу, Чарли пожала плечом.

— Просто такого цвета, вот и все. Он, как обычно, пренебрежительно расхохотался.

— Такое впечатление, что рисовал ребенок, — изрек он. — Не понимаю, тебе представилась великолепная возможность проявить свои способности, а ты и не подумала воспользоваться.

— Но роспись еще не закончена, — робко попыталась она возразить.

— Три года в художественном колледже, и все коту под хвост. Я с самого начала знал, что это пустая трата денег. Лучше бы послушалась моего совета и закончила курсы дизайнеров интерьера. По крайней мере у тебя была бы специальность, которую ты могла бы применить. Не знаю, что думает об этом Пит, — добавил он, обернувшись к молодому человеку.

Все замерли, глядя на холодное и непроницаемое лицо Пита.

— Я вполне удовлетворен, — только и сказал он.

Чарли обвела взглядом всех присутствующих; у нее дрожала нижняя губа, и ей едва удавалось сдерживать наворачивающиеся на глаза слезы.

— Жаль, что никому из вас она не понравилась, — с трудом выдавила она. — Естественно, я не Грэм Руст. А роспись можно при желании закрасить. — Она бросила тряпки на пол и, прошествовав прямо по ним, вошла в лифт и нажала кнопку последнего этажа.

Чарли так и не заплакала. Долгие годы унижения и боли научили ее сдерживать слезы. Слишком живы были воспоминания детства, когда она показывала отцу свои ранние художественные опыты и ни разу не нашла у него поддержки. Он всегда выискивал в них какую-нибудь незначительную диспропорцию или не правильную перспективу. Живопись в его понимании — это идеализированная фотография; он всегда так считал и никогда не утруждал себя даже тем, чтобы прислушаться к мнению других.

Заказанное такси стояло у дома; Чарли наблюдала из окна, как отец в сопровождении чванливого Дирка пересек улицу и сел в машину. Она высунулась наружу, ища глазами Пита, но как раз в этот момент за ее спиной отворилась дверь и он вошел в комнату.

В недоумении она посмотрела на него: почему он не внизу и не провожает отца. В два шага Пит подошел к ней и заключил в объятия.

— Ну что ты, Чарли, не думай, что все тебя предали, — успокаивал он ее, целуя текущие по шекам слезы. — Я знаю, он твой отец, но не стоит позволять ему тебя распекать.

— Я знала, что так и будет, — всхлипывала она. — Моя работа никому не понравилась. А я ее даже еще не закончила.

— Успокойся. — Он ласково поглаживал ей волосы. — Возможно, отцу она и не понравилась, а мне наоборот. Это как раз то, чего мне хотелось. В ней столько радости, столько жизни, что, кажется, все это вот-вот выплеснется наружу.

Она подняла на него глаза, моргая, чтобы сквозь слезы разглядеть его лицо.

— Ты серьезно? — недоверчиво спросила она.

— Конечно. Я собираюсь заменить старую мрачную мебель чем-нибудь более современным и ярким под стать этой картине. И ковер тоже. Это придаст нашей компании совсем другой облик.

— «Ден Ауден» превращается в Диснейленд, — тихо засмеялась она.

— А почему бы и нет? — Он тоже засмеялся и, подняв ее, закружил в воздухе. — Кому охота быть старомодным занудой.

— Тебе в самом деле понравилось? — взволнованно осведомилась она. Мне показалось, ты был чем-то недоволен.

Он опустил ее на пол и серьезно посмотрел ей в глаза.

— Меня разозлил твой отец, — произнес он. — Пусть даже роспись ему не понравилась, зачем было так тебя критиковать, да еще в присутствии посторонних.

— Поэтому я и не хотела, чтобы он ее увидел, — объяснила она. Особенно до тех пор, пока я ее не закончу. Ему никогда не нравилась ни одна из моих работ. Даже когда на втором курсе я за свою работу получила приз, он не нашел ничего лучшего, кроме как съехидничать: дескать, другого и не ждал от людей, которые душу продадут за груду кирпича.

— У тебя, бесспорно, есть талант, — мягко, но уверенно произнес Пит. И если твой отец его не видит, то только из-за собственной слепоты. Я жду не дождусь, когда ты закончишь роспись. Ты ведь ее закончишь?

Она приблизилась и обвила руками его шею:

— О конечно, раз это то, чего ты хочешь.

— Это то, чего я хочу. — И в подтверждение своих слов он запечатлел на ее губах долгий и нежный поцелуй.

Она прильнула к нему своим хрупким телом и тотчас сомлела в его объятиях, позабыв обо всем на свете. Его чувственный язык обследовал потаенные уголки ее рта, и она ощущала, как разгорается в нем желание и все требовательней становятся его прежде нежные, успокаивающие ласки.

Жарко разгоревшаяся кровь бурлила в ее жилах. Их губы неохотно разомкнулись. Они перевели дыхание. Руками он продолжал крепко прижимать ее к себе, слегка потирая подбородком щеку. Она думала сейчас только об одном и, приподнявшись на цыпочки, умоляюще, шепотом вымолвила ему в ухо:

— Возьми меня, Пит.

Довольно долго, казалось, он не мог решиться, и у нее сердце уже сжалось от боли. Неужели он откажет ей даже сейчас?

— Пожалуйста, — молила его она, поднимая на него затуманенные глаза.

Молча он подхватил ее на руки и понес к себе в спальню.

Сквозь муслиновые занавески сочился солнечный свет. Стены и пол были однотонно-кремовые, кровать на четырех столбиках из гладкой черной стали была покрыта толстым пледом темно-синего, красного и белого тонов — вполне во вкусе холодного и бескомпромиссного нрава хозяина. Когда он опустил Чарли на свое спальное ложе, она вновь почувствовала себя маленькой и беззащитной. Она сама напросилась к нему в постель, а теперь растерялась перед тем, что ее ожидало. Безусловно, она ему доверяла, но все же… Иногда он так непредсказуем.

Но опасаться или раздумывать было слишком поздно. Он лег рядом, и она тут же оказалась наполовину под ним; их губы слились в глубоком, страстном поцелуе. Теперь у нее не осталось сомнений, что ее просьба будет непременно исполнена. Она встретила его жадными объятиями, старательно хватая легкими воздух, лишь бы он не догадался о ее неопытности и не разочаровался в ней после всего, что она из себя перед ним строила.

Ох, как он ее целовал! Жаркие объятия, потрясающее мускулистое тело и головокружительный мужской запах — от этого можно было сойти с ума. Охваченная его страстным порывом, она даже не заметила, как он расстегнул дюжину пуговок на ее бумажной кофточке, пока не почувствовала его руку на своих обнаженных грудях.

— Опять без лифчика, — прорычал он ей в ухо, как будто она сделала это нарочно для него.

Ей открылась бездна новых ощущений, когда его длинные, ласковые пальцы обхватили ее изнывающие от желания груди и стали играть с нежными сморщенными бутончиками, приведя ее в такое неописуемое возбуждение, что она застонала, выгнувшись ему навстречу, вспоминая, как недавно трудился там его жадный рот.

Он ей улыбнулся. В его серых глазах, когда он наслаждался созерцанием ее обнаженных прелестей, вспыхивал голубой огонек.

— Они чудо, — тихо произнес он. — Маленькие и изящные, а соски точь-в-точь как спелая малина. Так и хочется съесть.

Склонив голову, он слегка укусил их своими сильными белоснежными зубами. Она взвизгнула от восторга.

— Ммм… как вкусно. Я готов съесть тебя целиком.

Слегка ее приподняв, он припал к ее телу и принялся нежно, страстно и жадно причмокивая, покусывать плечи и груди; она хохотала, откинув голову на подушку. Однако эта игра продолжалась недолго, и он опять прильнул губами к ее соскам, искушая их алчущим языком.

Ей все было ново в этих восхитительных ощущениях. Откинувшись на подушку, она взирала на него, немножко испуганная той силой, которую она пробудила в нем. Любопытно, был бы Пит более осторожен, зная, что для нее это в первый раз? Но если она скажет, не остановит ли его это? А она желала всей полноты ощущений, желала дать ему все, что можно, желала принадлежать ему целиком.

На нем до сих пор был серый деловой костюм. Напустив на себя искушенный вид, она низким, с хрипотцой голосом произнесла:

— Может, ты снимешь хотя бы галстук? Он глухо засмеялся и сел. Глаза его светились торжеством победителя. Одной рукой он развязал галстук; ей невольно вспомнилось, как он проделал это в вечер их первой встречи. Тогда ей показалось, что вслед за галстуком он может снять и все остальное. На этот раз она точно завороженная следила за тем, как, освободившись от пиджака, он принялся расстегивать пуговицы сорочки.

В колледже она не раз рисовала мужчин на уроках натуры, поэтому вид обнаженного мужского тела был ей знаком. На тех мужчин она смотрела беспристрастно. Для нее они представляли собой лишь отвлеченное сочетание линий и теней, которое с помощью карандаша она старалась перенести на бумагу. Теперь же сердце ее готово было выскочить наружу.

У него было очень красивое тело. Она знала все мускулы человека и их научные названия, однако, когда они заиграли под его золотистой кожей, во рту у нее пересохло. В нем было столько силы… Островок золотистых волос на его широкой груди переливался под солнечными лучами. Погрузив туда кончики пальцев, она ощутила тепло его тела и сильные удары сердца.

С улыбкой, свидетельствовавшей о его решительном намерении, он взялся за пояс брюк и расстегнул его. От неожиданно нахлынувшей волны смущения она закрыла глаза, чувствуя, что лицо ее заливается краской. Еще несколько движений, и вот он вновь в ее объятиях, и на нем уже ничего нет.

Теперь он стал нетерпеливо срывать с нее все, что на ней еще оставалось. Она не знала, помогать ему или нет, но не хотела показаться слишком торопливой. И вообще было страшновато. Она лежала крепко зажмурившись, а он, расстегнув молнию у нее на юбке, сдернул ее вниз, потом слегка задержался, снимая с нее босоножки и белые кружевные трусики.

Ощущение собственной наготы рядом с сильным мужским телом вызывало трепет и волнение. Она живо ощущала себя женщиной, хрупкой, покорной и совершенно беззащитной; и едва его рука по-хозяйски прошлась по ее стройному телу, как она инстинктивно откликнулась, сознавая, что пути назад нет.

Она целиком отдалась магии его прикосновений. Казалось, он хотел попробовать на вкус каждый участок ее тела; по его безмолвному приказу она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, извиваясь от восторга, когда он обхватил руками ей груди и они распластались под весом их тел, а его горячий рот нащупал чувствительную ямочку в основании шеи.

— Ммм… можно мне войти к тебе отсюда? — весело промурлыкал он. Сзади, как любят профессионалки?

От возмущения у нее перехватило дыхание, она попыталась выскользнуть из-под него, на что он только рассмеялся.

— Ты никогда не пробовала? — продолжал он дразнить ее. — Ты даже не представляешь, что потеряла. Ладно, экзотикой мы займемся позже. — И он перевернул ее опять на спину. — Для начала я хочу взять тебя так.

Ее груди вновь оказались в плену его упоительных ласк. Соски набухли и пылали, а он продолжал медленно и нежно колдовать над ними языком и зубами, распаляя ее все сильнее и заставляя извиваться в такт его ритмичным движениям.

Она знала, что это еще не все. Его рука медленно направилась вверх по ее бедрам, слегка раздвигая их; трепеща, она уступила. Сердце у нее, казалось, остановилось. Он прижал ее к себе еще крепче, и его чуткие пальцы нащупали в ее сокровенных тайнах самый отзывчивый нерв. Она судорожно глотнула воздуха: теплая, сладостная волна захлестнула ее целиком. Это превзошло все ее ожидания. Она как будто оказалась во власти волшебных чар, которым могла лишь повиноваться.

Вдруг Пит в нерешительности остановился.

— Чарли? — в его голосе звучало недоумение.

Она перепуганно распахнула глаза: неужели она сделала что-то не так?

— Чарли, в чем дело? — мягко осведомился он. — Если бы я тебя не знал, то, пожалуй, решил бы… — Он запнулся, продолжая прощупывать ее взглядом; наконец его осенила догадка. — По-моему, ты не так опытна, как хочешь казаться, не так ли?

Она опустила глаза, в которых блестели слезы.

— Да, — убито прошептала она.

— Но зачем тогда ты несла всю эту чушь;? Чарли, объясни? — Он обнял ее, как ребенка, и стал гладить по волосам. — Зачем заставила меня думать, что ты неразборчива в партнерах?

— Я… я не знаю. Возможно, потому, что я боялась. Потому, что влюбилась в тебя.

— О, Чарли… — И его горячие поцелуи принялись вновь осушать ее слезы.

— Пит, пожалуйста. — Она наконец решилась поднять на него глаза. Возьми меня. Я… я этого хочу.

Он улыбнулся, нежно поглаживая кончиками пальцев ее щеку.

— Чарли, ты девственница?

Она лишь кивнула в ответ; все, что она была не в силах сказать словами, выражали глаза. Пауза затянулась, и в ней зашевелился страх, что он откажется и эти чудные мгновения закончатся ничем.

Наконец он криво усмехнулся, как будто признал свое поражение. И нежно раздвинул ей бедра.

— Надеюсь, ты понимаешь, что теперь должна выйти за меня замуж? пробормотал он каким-то непонятным, возможно, даже насмешливым тоном.

Она в изумлении заморгала, стараясь поймать его взгляд.

— Но… почему? — едва слышно прошептала она.

Лицо его осветилось странной улыбкой, значение которой она не могла постичь.

— Уж не думаешь ли ты, что я когда-нибудь позволю тебе уйти? — спросил он, приподнявшись над ней. — Отныне ты принадлежишь мне, и я хочу получить на тебя исключительные права — за всеми подписями и печатями. Я возненавидел всех мужчин, которые, как я думал, были с тобой в постели, а теперь, когда знаю, что таковых не было, хочу застраховать себя от них в будущем.

От смятения в голове у нее была полная неразбериха. Она не знала, можно ли всерьез отнестись к его словам. Но разве может она ему отказать, когда так отчаянно его любит? Какие бы ни были у него причины, выйти за него замуж для нее было пределом мечтаний.

Уставившись в его бездонные серые глаза, пронзающие ее магнетическим взглядом, она, собрав в себе все силы, прошептала:

— Да. О да, Пит, я выйду за тебя замуж, если ты действительно этого хочешь.

Удовлетворенный, он кивнул и одним плавным и сильным движением прижался к ней.

И она приняла его в себя. Боли она не почувствовала, хотя из груди ее вырвался прерывистый вздох. Пит дал ей время немного опомниться, после чего начал медленные и глубокие движения, уносившие ее в сладостный до боли мир.

— Нравится? — подтрунивая над ней, спросил он.

— О да…

— Это еще не все. — Его хрипловатый и чувственный голос звучал многообещающе. — Больше ты не будешь бунтовать, юная леди. Отныне, если вздумаешь мне перечить, я знаю, как тебя усмирить.

— И как же? — лукаво осведомилась она.

— А вот так.

Их словно подхватила штормовая волна, опасная и неукротимая. Подчиняясь ритму его движений, она с радостью предоставляла свое тело его силе и воле.

Что-то глубинное, животное пробудилось и все росло в ней, отвечая его страсти, и она стонала от счастья. Они жадно глотали воздух, их тела покрылись испариной. Изгибаясь, она льнула к нему, скользя ногтями по его спине.

Он, казалось, забыл о ее невинности, но это уже не имело значения. В ее сердце распускался цветок любви, будто сотворенный руками мастера из чистейшего и твердейшего алмаза. Наконец волна экстаза взорвалась и жарким потоком разлилась по их телам. С последним криком Чарли растворилась в его объятиях. Возродились к жизни они в спокойном солнечном мире, где белые муслиновые занавески развевал летний ветерок.

Загрузка...