Маленькое дорожное приключение

4

– Он кто? – с изумлением переспросила Эви.

Голос Коула стал хриплым.

– Он – это я. В шестнадцать лет я ушел из Монтаны и автостопом проехал через всю страну. Бывали дни, когда я считал бы, что мне чертовски повезло, если бы меня подобрала машина вроде этой.

Коул провел салфеткой по картеру и показал ее Эви.

– Со вчерашнего дня разошлось полкварты. С новыми машинами это бывает. Вам придется за этим присматривать.

Эви долго смотрела на Коула, потом перевела взгляд на здание автозаправки. Мальчишка бродил по магазинчику.

– Лучше вы присматривайте за машиной, а я присмотрю за ним.

Коул вздохнул. Эви относилась к этому подростку как к преступнику. Она «ловко» прошлась вслед за ним по рядам и встала у кассы. По поникшим плечам и опущенной голове Коул угадал стыд и обиду, вспыхнувшие в их попутчике. Ну и зачем, спрашивается, ходить за ним хвостом? Если мальчишка вытащит пистолет и попытается ограбить магазин, что Эви сможет сделать? Написать об этом статью в журнале, что ли?

Коул косо посмотрел на сверкающую машину. Он помнил, каково это – быть голодным до спазм в желудке. Он завидовал всем, у кого хватало храбрости схватить то, что им хочется, и убежать. Но сам он был слишком порядочным и твердо решил, что не будет таким, как его отец.

Коул поднял голову. Он двинулся к комнате отдыха и по дороге заметил, что Эви платит за сандвич. Это показалось Коулу странным – ведь Эви поела, когда они выезжали из Мемфиса.

Эви протянула сандвич мальчишке. Тяжесть, сдавливавшая Коулу грудь, исчезла. При всей ее подозрительности Эви не была плохим человеком. Просто она плохо знала жизнь.

Когда Коул вышел из туалета, машина стояла у заправки уже с заведенным двигателем.

– Вы готовы? – окликнула его Эви.

Как Коул и предполагал, она заняла место водителя. Коул сел рядом.

– Так что, – спросил он у подростка, когда машина выехала на автостраду, – тебе надо в Сент-Луис?

Мальчишка пожал плечами. Он скорчился в углу заднего сиденья, отгородившись от остальных папкой с картами и собственными проблемами, и смотрел на падающий дождь.

– Меня это устраивает.

– Забери сандвич.

– Да, спасибо, – пробормотал мальчишка, завернул недоеденный сандвич в вощеную бумагу и спрятал в сумку.

– На здоровье, – улыбнулась Эви и посмотрела вперед.

Коул протянул руку и поднял щиток. День был пасмурным, и защищаться от солнца не имело смысла.

Эви косо посмотрела на Коула. Она явно пользовалась зеркалом заднего обзора, чтобы присматривать за их пассажиром.

Каждый из сидящих в машине это понимал. Коул слегка развернулся назад.

– Как тебя зовут?

Мальчишка подумал.

– Брэд… Нет, Люк. Люк.

– Люк так Люк. Эта дорога довольно неприятная…

– А что, бывают приятные дороги?

Он устало улыбнулся.

– Как насчет того, чтобы поспать? Мы разбудим тебя, когда въедем в город.

– Как скажете…

Мальчишка закутался в куртку, свернулся клубком и через минуту уже спал. Коул поймал станцию, передающую легкую музыку.

Эви зачем-то опять опустила солнцезащитный щиток и взглянула на Коула.

– Не могли бы мы теперь поговорить? – пробормотала она.

– Я не мог оставить его на дороге под таким дождем.

– Я не об этом.

Коул вздрогнул и уставился на дорогу.

– Я понимаю, что вы ненамного откровеннее, чем этот Люк. Если, конечно, его действительно так зовут.

– Может, и не так.

– Но вы сказали, что он был честен.

– Если бы он назвал свое настоящее имя, его могли бы выследить и отослать домой.

– С вами тоже так случалось?

Пауза.

– В первый раз. Отец так избил меня, что я неделю не мог встать.

Эви замолчала, пытаясь осмыслить услышанное.

– Я не знала…

Коул был благодарен за то, что она не принялась жалеть его.

– Вы расскажете мне об этом? – тихо спросила Эви.

Коул смотрел на мелькающие за окном холмы. Эта часть страны была ему хорошо знакома. Но тогда все дороги казались ему одинаково чужими.

– Моя семья была не такой, как ваша.

– Но я ничего вам не рассказывала о своей семье, – возразила Эви.

– О ней можно судить по вам. Ваши родители не могут быть неприятными людьми.

Смешок Эви вызвал у Коула удивление.

– Это похоже на комплимент.

– Могу поспорить, ваши родители всегда были вместе.

– Еще со школы, – подтвердила она.

– А занимались ли они сексом до того, как поженились? – неожиданно спросил Коул.

– Вот чего не знаю, того не знаю.

– Могу также поспорить, что они вас поддерживают, регулярно общаются с вами, помогают вам деньгами, если возникает такая необходимость.

– Последний раз я обращалась к родителям за деньгами спустя месяц после окончания колледжа, когда у моей машины полетела коробка передач. Впрочем, эти деньги я вернула. С процентами.

– Уверен, что они знали, что вы вернете долг. А ведь вы у них единственная дочь, верно?

– Я не принцесса. По крайней мере, мне так кажется.

– Вы именно принцесса. – Эви нахмурилась.

– Немножко, но есть, – сказал Коул. – У вас такой вид, словно вы имеете право требовать от окружающего мира, чтобы он соответствовал вашим ожиданиям.

– К сожалению, моя работа быстро приучила меня не ожидать слишком многого.

– Но все-таки вы не видите ничего странного в разговорах о том, как изменить мир, сделать его лучше, жить в соответствии со своим долгом.

Эви покачала головой. На лице у нее отразились волнение и гордость.

– Моя семья далека от совершенства, Коул. Отец тратит слишком много денег на свою лодку, а мама просто помешана на поддержании чистоты в доме. А ее колледж! Она читает там курс лекций. И уж если она садится готовиться к занятиям – горе тому, кто помешает ей! – Эви прикрыла глаза. – Мои родители – вовсе не идеальная семья из «мыльной оперы».

Они проехали еще несколько миль в молчании. Эви нерешительно взглянула на Коула.

– Мы говорили о вашей семье… – Коул глубоко вздохнул.

– Неужели они были такими уж плохими?

– Ну, нельзя сказать, что мы были совсем уж на плохом счету…

Коул пожал плечами и посмотрел на мальчишку, проверяя, не проснулся ли тот.

– Нашу семью можно считать довольно обеспеченной. Отец был фермером, разводил рогатый скот.

– Был? Он что, умер? – перебила его Эви.

– Да. Уже давно. А что касается моей матери, все ее время было посвящено тому, чтобы прислуживать отцу. Она умерла в девяносто первом. – Грустный рассказ Коула был недолог.

– Мне очень жаль.

– А мне нет. Я был очень рад, что она пережила отца. Я всегда боялся, что он ее убьет.

Эви трудно было вообразить себе подобные жестокие отношения в семье.

– Почему же она не ушла от него?

– Я думаю, из-за ее отца. Они были очень бедными и жили в хижине с земляным полом и с удобствами во дворе. В школу моя мать ездила на хромом пони. Когда она вышла замуж за моего отца, у которого было четыре тысячи акров земли, она думала, что ей необыкновенно повезло. А что он ее бил – так ведь за все надо платить. И она терпела…

– Я не понимаю подобного образа мыслей, – возмутилась Эви.

– А может, дело и не в этом. Может, она просто его любила.

– Но как, же это могло быть?

– Да так, как, бывает, любят женщины – слепой, безрассудной любовью. Даже когда он умер, она предпочитала помнить о нем, а не обо мне.

– Не может быть, чтобы вы действительно так думали, – покачала головой Эви.

Коул перевел дыхание, словно приготовившись к долгому рассказу.

– Я начал убегать из дому, когда мне было тринадцать лет. Я убегал раз за разом, уходил в горы, куда глаза глядят, лишь бы подальше от домашних побоев. А ей тогда доставалось то, что причиталось мне. Она меня защищала.

– Но каждая мать защищает своего ребенка!

– Этот «ребенок» был почти шести футов росту. Я убежал. Я оставил ее наедине с ним.

Коул ожидал услышать от Эви слова осуждения, но не услышал.

– Неужели никто не мог вмешаться?

– Мы жили на ранчо, очень замкнуто. Рабочие не пошли бы против отца – они могли потерять работу. А больше об обстановке в нашей семье никто не знал, разве что мамина сестра. Туда-то я и направлялся в первый раз – к тете Эгги в Небраску. Меня перехватили у шоссе И-80. Как я уже говорил, после этого я неделю не мог встать. Отец сильно избил маму за то, что она пыталась защитить меня. Потом мы даже подшучивали друг над другом, когда вдвоем хромали по дому, будто инвалиды войны.

Он посмотрел в окно, потом перехватил потрясенный взгляд Эви.

– Она сама сказала мне, чтобы я уходил из дома. Иначе какой-то день станет последним или для меня, или для него. И все-таки мама продолжала надеяться, что все еще может каким-то образом исправиться. Ее девизом было: «Все устроится». Она все время обещала мне, что еще немного, и все будет хорошо.

В школе я начал встречаться с одной девочкой и только тогда увидел, как живут нормальные семьи. Однажды отец подстерег меня, когда я поздно вечером возвращался с танцев. Но, вместо того чтобы приняться за меня, он принялся бить мать. Я не мог больше этого терпеть. Я ударил его так, что он грохнулся без сознания. – Коул сглотнул. – Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Мать бросилась к нему, обняла и закричала на меня, чтобы я убирался.

– Я уверена, что она не имела этого в виду на самом деле. Женщины в подобной ситуации…

– Женщины в подобной ситуации защищают тех, кто их оскорбляет. И не спрашивайте меня, почему это так. Они лгут и себе, и другим. «Все будет хорошо. Он изменится. Любовь изменит его». Любовь ничего не меняет, – с горечью произнес Коул.

– Тогда вы и ушли?

– Мне тогда было шестнадцать. В тот раз я изменил свой маршрут и отправился на юг, через Юту, потом через Нью-Мексико и Техас. На юге много нелегальных эмигрантов, и там легко найти временную работу. Правда, не так уж легко добиться, чтобы вам за нее заплатили. Через шесть месяцев я попал в Небраску. Там меня нашло письмо от матери. Она написала, чтобы я не возвращался домой. «Живи, как хочешь, но не возвращайся».

Эви прикусила губу. Она понимала, что жалость сейчас была бы хуже насмешки. Она чуть повернула зеркало, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

Коул пристально смотрел на дорогу.

– Вот такая история. И вот так она закончилась.

Эви очень хотелось, чтобы эта история действительно закончилась. Но прошлое напоминало рюкзачок мальчишки, которого они подобрали на обочине дороги: Коул все еще не избавился от его груза.

Они ехали на север. Дождь наконец-то утих. К тому времени, когда они добрались до окраины Сент-Луиса, тишина в машине стала просто угнетающей.

Эви сказала Коулу, что она заказала комнаты в отеле в Нижнем городе, с видом на Миссисипи и знаменитые Врата.

Коул открыл план Сент-Луиса и набросал маршрут через деловую часть города.

– Прежде чем мы остановимся, – шепотом сказала Эви, – я хотела бы, чтобы вы сделали мне одно одолжение.

Коул и так уже понял, что что-то затевается, – по взглядам, которые Эви бросала в зеркало на их юного пассажира.

– А в чем дело?

– Я допускаю, что вы правы и что, видимо, отправить Люка домой – не лучший для него выход.

Коул взглянул на спящего мальчишку. Похрапывать тот уже перестал, но все еще не проснулся.

Эви продолжала:

– Ведь все равно любое оскорбление может привести подростка обратно на улицу – уж вы-то это знаете. А что, если в следующий раз Люка подберет кто-нибудь менее доброжелательный, чем мы?

Коул был согласен с ней. Честно говоря, представители среднего класса редко подбирают тех, кто голосует на дорогах. Вот и получается, что бездомных мальчишек, которые даже не могут себя защитить, подбирают всякие подозрительные личности. Коул надеялся, что Люк носит с собой нож или какой-нибудь баллончик с газом для самозащиты.

– Ну и что вы предлагаете?

– Я предлагаю, чтобы мы остановились на автозаправочной станции, нашли адрес приюта и отвезли его туда. Ведь есть же какие-то общественные организации, которые занимаются подобными беглецами?

– Например, «Дом Согласия». Возможно, у них есть здесь отделение. – Коул не был уверен, что это сработает. Бродячие дети, как и бродячие собаки, быстро приучаются не доверять благотворительным подачкам. – А вон, кстати, и заправочная станция.

Эви подрулила к станции. Она оставила Коула заправлять машину, а сама зашла в здание станции, чтобы полистать телефонный справочник в поисках нужного адреса.

Коул протер губкой ветровое стекло. Когда бензобак наполнился, насос коротко звякнул. Коул тоже отправился в здание станции, заплатить за бензин.

Эви выписывала в блокнот адрес из телефонной книги. Услышав, как прозвенел колокольчик на входной двери, она подняла глаза и улыбнулась Коулу. Потом ее взгляд скользнул на улицу, и лицо Эви застыло в недоумении.

– Куда это он?

Подросток проворно выбрался из машины и торопливо пошел прочь, постоянно оглядываясь через плечо.

– Он стащил мой бумажник! – вскрикнула Эви.

Коул распахнул дверь и выскочил наружу, Эви не отставала от него.

– Люк! Брэд! Вернись, черт тебя подери! – Резкий голос Коула эхом отразился от окрестных зданий.

Несколько прохожих поспешили убраться с дороги.

Коул, не встретив препятствий, быстро преодолел разделявшее их расстояние и поймал мальчишку за воротник. Юнец рванулся из его рук, и они вместе рухнули на землю. В потасовке Люк ухитрился пнуть Коула в колено. Коул выдохнул ругательство – не столько от боли, сколько от того, что мальчишка сумел при этом вывернуться.

Поднявшись на ноги, Коул увидел, как мальчишка шарахнулся вправо. Причину он понял слишком поздно. В него врезалась запущенная парнишкой сумка. К несчастью для подростка, бег и броски явно не были его сильными сторонами – он споткнулся и упал.

А Коул, к несчастью, уже почти утратил свои старые футбольные навыки. Сумка отскочила от тротуара и больно ударила Коула по голени. Коул побежал дальше, прихрамывая и ругая себя последними словами.

«Что за идиотизм!» Он должен был догадаться, что не стоит доверять этому подростку. Разве сам он когда-то не жалел, что ему недостает мужества стащить то, в чем он нуждается?

Мальчишка свернул в переулок. Коул прибавил ходу. Его сапоги были плохо приспособлены для бега. У Коула болела голень, он тяжело дышал. Он давно уже не слышал за спиной стука каблучков Эви и понадеялся, что она вернулась на заправочную станцию, чтобы вызвать полицию.

Забавно – недавно его заботила мысль, есть ли у мальчишки какое-нибудь оружие, чтобы он мог защитить себя в случае необходимости.

Переулок выходил на другую улицу, и там уже маячила фигурка Эви. Пока Люк и Коул боролись на тротуаре, Эви их обогнала.

Люк забился за мусорный ящик и пригнулся, приготовившись к нападению. Он был загнан в угол, но еще не пойман. В руке у него был перочинный нож со сломанным лезвием.

– Убирайтесь! – хрипло скомандовал он. Эви бесстрашно шагнула вперед.

– Эви, уйди! – закричал Коул. Подросток резко обернулся.

– Убирайтесь оба! Ни в какой приют я не пойду!

– Мы не хотим тебе ничего плохого, – сказала Эви.

Голос ее звучал убедительно, но мальчишка всем своим видом выразил презрение.

– Мы хотим помочь тебе, – продолжала настаивать Эви.

Мальчишка красочно объяснил, что она может сделать со своей помощью.

Коул стиснул кулаки. Ему захотелось размазать это отродье по кирпичной стене и заставить его извиниться.

Но гнев его угас так, же быстро, как и вспыхнул. В конце концов, он ему не отец. Под сапогами у Коула захрустело битое стекло. Он отошел в сторону, освобождая мальчишке путь к отступлению.

– Возьми наличные, отдай кредитные карточки и убирайся, – приказал он.

– Нет!

– Ну и дурак! Ты все равно не сможешь воспользоваться кредитной карточкой на имя Эви Мерсер, если унесешь бумажник. Тебе же нужны только наличные.

Исподлобья поглядывая на них, мальчишка открыл свою поясную сумку, выудил оттуда бумажник Эви и забрал деньги. Потом он согнул бумажник в поисках потайных отделений. Фотографии и удостоверение личности высыпались на землю. Сверху полетел выпотрошенный бумажник.

Эви зажала рот ладонью, удерживая рвущийся крик. Коул хотел ей что-то сказать, но тут заметил агрессивную позу подростка. Коул отступил в сторону, позволяя ему пройти, и поймал за руку Эви, которая попыталась двинуться следом за мальчишкой.

– Не надо.

– Но он удирает!

Коул схватил Эви за плечи и встряхнул.

– Это всего лишь деньги!

– Он украл мой бумажник!

– Ну и что мне теперь делать? Чего вы хотите – чтобы парни с заправочной станции его отлупили? Или чтобы он угодил в тюрьму, в одну камеру с каким-нибудь извращенцем?

Эви с яростью и изумлением посмотрела на Коула.

– Он преступник! Кого интересует, что с ним случится? Вот еще демократ нашелся!

Она кричала на весь переулок.

– На самом деле, – резко ответил Коул, – я голосую за независимых кандидатов. Когда вообще голосую.

Смехотворность происходящего дошла до них одновременно, и они расхохотались. Постепенно они успокоились. Эви почувствовала, что ее трясет от происшедших событий.

– Мне просто не верится, что все это произошло на самом деле. Мы стали жертвами преступления, – растерянно сказала она.

– Я свалял дурака. Мне нужно было получше за ним присматривать.

Эви принялась шарить среди мусора, собирая свои вещи. Слезы застилали ей глаза, и, когда Коул наклонился помочь ей, Эви спрятала от него лицо.

– Мне очень жаль, что все так получилось.

– Вы не виноваты. Вы были добры к нему, а я – нет. Может, он потому и решил нас обворовать…

Коул сжал ее руку.

– Вы ни в чем не виноваты.

Эви сердито посмотрела на его руку. Коул сразу же все понял.

– Извините. – У него было такое чувство, что ему еще не раз придется это говорить.

Эви пристально смотрела на мутные воды Миссисипи. Она знала, что, когда позвонила Коулу в его номер, ее голос звучал высокомерно и холодно. Она назначила ему встречу на берегу реки. Солнца уже не было видно. Не было видно ничего, кроме водного пространства широкой, неспешно текущей реки.

Им надо было поговорить.

Эви стояла на гранитной лестнице, спускавшейся к самой кромке воды. Флажками была отмечена дорожка для прогулок. Рядом с Эви остановился мужчина, подошедший так тихо, что она не услышала его шагов.

От неожиданности Эви вздрогнула.

– Все еще нервничаете? – спросил Коул.

– Слыхали, в девяносто втором году во время наводнения вода поднялась аж до этих флажков? А вы только взгляните, как высоко они расположены, – сказала Эви, игнорируя его вопрос.

– Ага.

– Могли бы хоть сделать вид, что вам это интересно. Все-таки подобные вещи не каждый день происходят.

– Так же, как и ограбление, – возразил Коул.

Эви поежилась и нервно потерла руки. Потом она повернулась спиной к Коулу и принялась глядеть на воду.

– У него был нож.

– Я знаю.

Коул будет винить во всем себя. Пора бы уж перестать быть доверчивым дураком.

Он снял свою кожаную куртку и набросил ее Эви на плечи. Лучше бы он этого не делал! Но от куртки пахло, как от самого Коула, – сильным, терпким запахом, и Эви захотелось закутаться в эту куртку.

– Коул?

– Да?

Эви засмеялась, но этот смех был больше похож на всхлипывания.

– До чего же неубедительно это все звучит, вам не кажется? Все то, что мы говорили сегодня утром насчет сексуального влечения и биологии. Если бы мы уделяли больше внимания дороге…

Она повернулась к Коулу:

– Вас могли убить.

– Вас тоже. О, черт, Эви, у него же мог быть пистолет!

– А вы об этом думали, когда сцепились с ним там, на тротуаре?

Коул обиделся и повернулся к реке. Ну почему она не понимает самых очевидных вещей?

– Это была моя вина. Если кто-то и должен знать, как защищаться от беглецов, так это я.

– Так же, как вы должны были защищать вашу мать от вашего отца?

Коул смотрел на мост, переброшенный через реку.

– Я читал кое-что по психологии, Эви, – сообщил он.

– Бад говорит, что вы читаете обо всем на свете.

– Еще один комплимент от Бада?

– И от меня тоже. Вы проявили великодушие, когда подобрали этого подростка, и мужество, когда бросились за ним в погоню. Вы не должны чувствовать себя виноватым. Ни в чем.

А в том, что влюбился в нее? Прежде чем они заговорили о пистолете, она собиралась сказать ему, что между ними ничего не будет. Он помнил ее слова о влечении, – каким бы бессмысленным это ни казалось сейчас. Она оборвала отношения прежде, чем они сложились. Коул хотел, чтобы она знала, во что ввязывается. Вот и отлично. Она струсила и вышла из игры.

– Может, мы лучше вернемся в гостиницу? – спросил Коул.

– Попозже. – Она закуталась в его куртку. Воротник у куртки был из овчины, когда-то белой, а теперь слегка пожелтевшей от времени. Эви потерлась о воротник щекой, словно он был шелковым. Ее ресницы чуть заметно затрепетали.

Коул сглотнул вставший в горле комок.

– Мне очень жаль.

– А мне нет. – Эви шагнула к Коулу. – Обними меня…

Он обнял ее. Эви порывисто прижалась к нему, припав щекой к его груди. Она была теплая и душистая. Коул прикрыл глаза и слушал, как хлопают флаги на ветру. Флагштоки поскрипывали, словно корабельные снасти. Коул опустил голову и нежно прикоснулся губами к волосам Эви.

Она робко подняла глаза. У Коула больше не было сил сдерживаться. Всего лишь один поцелуй. Хоть один взамен всех тех, от которых он отказывается. Пусть ему будет, о чем вспомнить, когда это путешествие закончится.

Губы Эви прикоснулись к его губам, и Коул перестал что-либо слышать, кроме стука собственного сердца. Когда он, наконец, выпустил Эви из объятий, она провела кончиком языка по губам, словно облизываясь.

– Ты слышишь музыку?

К удивлению Коула, он действительно слышал музыку. Мимо них плыл пароход, и над водой разносилась джазовая мелодия.

– Уже темнеет, – пробормотал Коул.

– А мне здесь нравится. И ты мне нравишься.

Коул стиснул зубы. Поцелуй был данью тому, что закончилось, так и не начавшись. Надо дать Эви понять, что у нее ничего не выйдет.

Эви приложила палец к губам Коула.

– Не спорь. Ты надежен в тяжелых ситуациях и сам это знаешь. Ты очень правильно сделал, позволив юнцу уйти с деньгами.

– Да, только деньги были твои.

– Там не было и пятидесяти долларов. Журнал мне их возместит, а я еще и напишу об этом статью.

– Предупреждение читателям не подбирать тех, кто голосует на дорогах? – спросил Коул.

Эви прижала ладонь к его рубашке.

– Я посоветую им всегда иметь под рукой кого-нибудь вроде тебя. Надежного и смелого…

– Не возводи меня на пьедестал, Эви.

– Даже если ты этого заслуживаешь? – Она подвела Коула к лестнице, а сама встала на ступеньку выше. – Ты не дал мне договорить. Я просто выразить не могу, как я тобой восхищаюсь. Пройти через все, что довелось пережить тебе, и, тем не менее, суметь наладить свою жизнь…

Коул почувствовал гнетущую пустоту внутри. Что у него было? Комната над гаражом и его умелые руки – единственное, что он может забрать с собой в любой момент, если ему вздумается собраться и уйти.

– Я всего лишь механик. У меня нет такого образования, как у тебя.

– У тебя есть хорошая работа, начальник, который тебя очень ценит, и женщина, которая… – Эви запнулась.

Коул должен был бы знать, что у нее хватит решительности договорить. Эви никогда не была застенчивой.

– У тебя есть женщина, которую очень тянет к тебе и которая хочет узнать тебя поближе. – Ее голубые глаза были преисполнены решимости.

Поднявшийся ветер швырнул волосы Эви ей в лицо. Коул осторожно убрал их, погладив мочку ее уха, и почувствовал, как вздрогнула Эви.

– Ты преувеличиваешь мои достоинства. – Эви положила руки на плечи Коулу и чуть отодвинулась, чтобы лучше его видеть.

– Я всегда слишком медленно соображаю, – с усмешкой призналась она.

– Никакой я не герой.

Губы Эви легонько прикоснулись к его губам.

– Я хочу быть с тобой.

Если бы она только знала, как сильно он хочет быть с нею! Но он всегда был плохим защитником. По крайней мере, в тех случаях, когда это действительно было важно. Любовь заставляет женщин терять рассудок. Они совершают глупости и жертвуют собой ради тех, кто этого недостоин. Коул был уверен в этом.

Но сейчас, сжимая ее в объятиях и ощущая, как соприкасаются их языки, Коул хотел быть тем героем, каким он ей представлялся.

Уже почти стемнело. Коул отступил на шаг. Эви смотрела ему в глаза в тщетной надежде, пытаясь справиться с разочарованием.

– Наши номера на одном этаже? – спросил Коул.

Эви поколебалась, потом кивнула. Коул сжал ее локоть – слишком грубо, слишком резко.

– Идем отсюда.

Он ненавидел себя за то, что вводил ее в заблуждение. Когда она обнаружит, что именно он собирается делать, возможно, она его возненавидит. Эви заслуживала большего, чем он мог ей дать. И надо было, чтобы она это поняла.