Малибу

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дворецкий стоял перед открытой входной дверью в полном изумлении, забыв про все свои обязанности, и лихорадочно соображал, что же ему следует сделать в первую очередь — звать на помощь, звонить в полицию или вежливо отступить назад и с поклоном пригласить эту необычную пару в дом.

— Алабама и его друг к господину Дику Латхаму, — прервал его суматошные мысли грозный голос Бена Алабамы.

Пивной дух, бьющий из брюха этого человека, заполнил все вокруг, едва он слез со своего знаменитого двухместного велосипеда «Харлей», еще покрытого пылью горного спуска с одной из вершин гор Санта-Моника. Английский дворецкий, конечно же, слышал об этом невероятном человеке, но даже и представить себе не мог, что ему придется столкнуться с ним нос к носу.

— Мистер Алабама? — наконец выдохнул он, заглядывая в список приглашенных на ланч. Алабама в этом списке был.

— Ну да, я, — рявкнул Алабама, не обращая внимания на невольно вытянувшегося в струнку перед ним лакея. Он прошел мимо него словно мимо пустого места. Пэт, улыбаясь при виде смущения дворецкого проскользнула вслед за Алабамой.

Ну что же, если на дом напали враги или разграбили мародеры, то надо хотя бы постараться соблюсти приличия.

— Вашу шляпу, сэр. — Дворецкий постарался придать своему голосу нотку сарказма, чтобы скрыть смятение.

— Никогда! Она просто приросла к моей голове.

И это утверждение действительно походило на правду. Алабама, похоже спал в ней в течение нескольких лет. А там, где шляпа соприкасалась со лбом, даже образовались складки, поддерживающие ее в наиболее удобном положении. Англичанин-дворецкий брезгливо поморщился. В этой Америке всегда считали англичан нацией, чью претензию на монополию по части жизни в грязи невозможно нарушить. К сожалению, на этом берегу Атлантики англичанам чаще приписывались такие черты характера, как нечистоплотность и упрямство, чем бесстрастие и утонченность во вкусах.

Пэт Паркер огляделась и ощутила явное присутствие денег. Все говорило о высоком достатке хозяина: и антикварная мебель, и полотна известных художников, покрывающих почти все свободные стены, и превосходная архитектура здания. Пэт все внимательно осматривала и старалась, разложив по полочкам у себя в голове, получить представление о характере владельца всей этой роскоши.

А он. Дик Латхам, по большей части предпочитал жить в Нью-Йорке, где ему принадлежали журналы, с которыми иногда сотрудничала Пэт. Она его иногда встречала на вечеринках, с которых делала репортажи. Но все же они жили в параллельных и абсолютно разных мирах. И Пэт Паркер еще никогда лично с ним не встречалась. Пэт знала о его славе сокрушителя сердец, и он, несмотря на свой довольно солидный возраст, своим видом оправдывал это звание. Ну и, конечно, его состояние делало Дика Латхама интересным объектом для журналистки, искавшей героев своих репортажей в совершенно другой среде — среди художников, фотографов, писателей, а не среди богачей с замашками Дон-Жуана. Алабама поведал Пэт о той давней парижской истории с Латхамом, и это помогло добавить глубину в однобоко подаваемый газетами образ этого необычного богача. Да, Латхам низко поступил когда-то с Алабамой, но сейчас у него хватило мужества предстать перед ним. К тому же он все-таки любил девушку, которую навсегда потерял тогда в Париже. Многие из тех, кого знала Пэт, были неспособны на это.

Фойе, оформленное в мексиканском стиле, очень понравилось гостям. Герань каскадами свешивалась из темно-красных цветочных горшков, в корзинах блистали фейерверком красок букеты разных цветов, бугенвилии оплетали колонны, окружающие фонтан в центре комнаты. Струйки воды тихо журчали и навевали успокоение и усладу. Стены прятались под произведениями известных голландских художников, из задрапированных динамиков лилась музыка скрипичного концерта Моцарта.

— Могу я предложить что-нибудь освежающее? — раздался голос дворецкого, уже пришедшего в себя и вспомнившего про свои обязанности.

— Я хотела бы коку… — произнесла Пэт.

— Просто или с чем-нибудь?

— Нет, простую, пожалуйста.

— Диетическую или…

— Да, диетическую.

— Без кофеина или…

— Все равно, — резко остановила дворецкого Пэт.

— А вам, сэр?

— Мне пива «Дос Экие», «Корону» или «Текате», Именно в таком порядке. И чтобы в бутылках! Ломтик лимона, лед, и быстро! — И Алабама покачался на носках, глядя на исчезающего официанта с довольной ухмылкой.

— Добро пожаловать, — раздался голос Дика Латхама. Он словно огнетушителем усмирял взметнувшиеся было языки пламени раздражения гостей. — Наконец-то пожаловал наш дорогой Алабама собственной персоной! Да еще с прекрасной и талантливой Пэт Паркер! — Хозяин устремился им навстречу, широко раскинув в приветственном жесте руки. На лице сияла ослепительная дружеская улыбка. Короткая рубашка не скрывала его развитую мускулатуру. Ботинки безукоризненно блестели, одежда — словно только что из модельного магазина. Он протянул руку Алабаме.

— Вы задолжали мне сотню долларов, — вместо приветствия рявкнул Алабама, пожимая все же в ответ руку хозяину.

— Как приятно, что вы меня помните! — без тени смущения, продолжая улыбаться, отпарировал Латхам. — Ведь это было еще в Париже, правда ведь? Целую вечность назад!

Латхам говорил все это своему старому знакомому, а сам смотрел на Пэт. Он не использовал сейчас свой арсенал очарования, наоборот, говорил резко в агрессивной манере. И тем не менее Пэт вдруг улыбнулась в ответ на его улыбку. Все заметки о нем в «Таймс» или еще где, не могли передать обаяние Латхама, ограничиваясь лишь детальным описанием его стройного мускулистого тела и английского акцента, необычного в Америке. Ему было пятьдесят, но смотрелся он на сорок.

Алабама испытующе взглянул на него. Дик нисколько не изменился за последние годы. За этим крепким мужчиной проглядывал тот же мальчишка, которого он знал двадцать пять лет назад. И теперь он вознамерился получить еще и Пэт.

— Да, много лет прошло с тех пор, как исчезла Ева Вентура. Вы помните эту красавицу, Дик? Интересно, что тогда произошло, и почему она убежала.

Улыбка слетела с лица Дика, как если бы ее там никогда и не было. Его губы поджались и побелели, на щеках заходили желваки. Но он сдержался, сделал глубокий вздох и подавил эмоции. Он не видел этого человека целых двадцать пять лет, но ему показалось, что они расстались всего двадцать минут назад. Так остра была их взаимная неприязнь. Ева Вентура — эта девушка — покорила его сердце и наполнила смыслом всю его жизнь. Она была для него манящим огоньком счастья, появившегося неожиданно среди мрака его безрадостного детства и тоскливой юности. И он полюбил ее так сильно, как никогда бы даже и помыслить не мог. Но в нем сидел черт, который побуждал его делать то, чего не стоило. Как-то одна из его старых подружек решила напомнить ему, что она женщина и создана для того, чтобы получать наслаждение от такого сильного мужчины, как он. Ее женские уловки сделали свое дело, и Дик возжелал ее, не сумев противопоставить голосу плоти свою любовь к Еве Вентура. А она их застала на месте, в самый разгар… Она тогда жестоко отомстила ему, посмеявшись над всеми его бессвязными клятвами в любви и просьбами о прощении. И просто растворилась в никуда. Даже сейчас, спустя двадцать пять лет, он болезненно поморщился от той острой боли, которая так и не прошла в его душе от потери единственной девушки, которую он когда-либо сумел полюбить. И сейчас старую рану вновь разбередили.

Он повернулся к Алабаме, готовый к любой схватке, пусть и самой жестокой и беспощадной. Ему стало совершенно ясно, что этот старик-велосипедист намеренно упомянул имя его любимой, чтобы поддеть его.

Он смотрел на обветренное непогодой и прожаренное солнцем лицо Алабамы, на его довольные глаза и понял, что Париж не был забыт. Алабама помнил, как этот миллионер отверг его работу, в грубой форме отказавшись заплатить.

Да, слова Алабамы возымели должное действие. Но тут же сработала школа двадцатипятилетней непрерывной войны за выживание под солнцем в этом беспощадном мире. В мире больших денег, где сейчас жил Дик Латхам, не было места для проявления нормальных человеческих эмоций. Напротив, это было чревато самыми плачевными последствиями. Неудачнику право поплакать предоставлялось в полной мере. Но он им не был. От твердо знал, что стоило только один-единственный раз подставить свою ахиллесову пяту — и уже можно было считать себя пропащим. Он навсегда усвоил другой урок: никогда не показывать своей боли, но никогда и не забывать и не прощать ее! И в таком случае месть приобретала самый сладостный аромат. Дик никогда не убегал от опасности. Напротив, он всегда стремился сойтись с противником лицом к лицу и легко и просто расправлялся с ними, нанося безжалостные удары. Но с Алабамой такое не проходило. Он был человеком иного сорта. Именно поэтому Дик нуждался в его содействии. Более того, он нужен был ему как реальный союзник в этот решающий период. Алабама учредил Фонд защиты природы гор Санта-Моника и финансировал его за свой счет. Он знал, что думают обитатели Малибу, политики. В нем черпали свою поддержку силы, выступающие против развития города Малибу и превращения его в современный культурный и деловой центр. Да, Алабама будет трудным другом. Но это все же гораздо лучше, чем иметь его своим врагом. Без участия Алабамы затея Дика Латхама скупить земли в горах Санта-Моника останется всего лишь прожектом. А уж тем более его тайные планы создания на этих землях новой студии «Космос»! На секунду Дик подумал, что если Алабама что-нибудь заподозрит, то он сможет затормозить или заблокировать всю сделку или внести природоохранные статьи, в договор. Причем может это сделать даже в финальной стадии сделки, подняв на ноги движение защитников природы. Алабама, помимо того, мог побудить правительство купить эту землю. Или, в конце концов, собрав нужные деньги, купить ее самому. Да, сейчас было не время отталкивать его, как бы он себя ни вел, что бы он ни говорил… Дик перевел дыхание.

— Ева Вентура? Да, она была прекрасной девушкой. Я бы даже на ней женился… — произнес он и закусил губу от банальности, вынужденный ее произносить.

Он вновь собрался, привел в порядок свои мысли, поправил одежду, пряча свое настроение под обаятельной улыбкой. Его выручила Пэт, к которой он стремительно повернулся:

— Привет, Пэт. Я тут знаю кое-кого, кто хотел бы познакомиться с вами. Этот человек — мое секретное оружие. Я привез ее из Англии оживить мой журнал «Селебрити». Мне кажется, что она вам понравится, у нее все время возникают какие-нибудь идеи в голове. Ее зовут Эмма Гиннес. — Дик положил руку на плечо Пэт и повел через холл к двойным дверям, ведущим в глубину дома.

— Конечно, Алабама творит подлинные произведения искусства. Это особенно видно на фоне новомодных знаменитостей Уитни и Мета, — говорил Латхам. — Между тем, мистер Алабама, позвольте мне выразить восхищение вашими последними изысками. Работы такие впечатляющие, свежие! Если вы, конечно, примете мое восхищение и позабудете то досадное недоразумение в Париже. Вы все еще снимаете портреты? Я бы заказал один на сумму в двести пятьдесят тысяч. Он хорошо бы смотрелся в вашем горном клубе!

Дик произнес это и обернулся, чтобы увидеть эффект, произведенный своим предложением. Это вдвое превышало гонорар Алабамы за его портреты, причем в лучшие времена. К тому же горный клуб был ныне не так богат, как при его прежнем владельце — Ансельме. И все же Латхам не был уверен в своем успехе. Он напряженно ждал, что скажет Алабама, который мог принять все это за попытку подкупа. Пэт тоже с напряжением ждала, чем закончится сцена. Она отлично знала всю предысторию их отношений и всю глубину их взаимной неприязни. Так как же все разрешится? Удовлетворит ли он ущемленное самолюбие Алабамы? Это была настоящая дилемма. Но не для Алабамы.

— Полмиллиона.

— Миллион, и по рукам! — облегченно выдохнул Латхам. — Но при условии, что Пэт Паркер повесит мой портрет у себя в изголовье. — Он весело рассмеялся, разряжая общую атмосферу, но его рука все еще не отпускала плечо Пэт.

— Вы шутите? — переспросила Пэт, заливаясь краской.

— Никогда я еще не был так серьезен.

Его улыбка стала иной. Глаза буравили ее, стремясь проникнуть в самую ее суть. Латхам предлагал ей то, что она никак не была готова принять. Она поняла, что ему хотелось бы увидеть ее в постели. Он хотел бы видеть ее уставшую по вечерам, спавшую, свернувшись клубочком, ночью; увидеть свежую, отдохнувшую по утрам. Он хотел бы ощущать ее аромат, слышать, как она ходит, как иногда поет. Всего за миллион он собирался поселиться у нее на стене и смотреть на нее. И она смотрела бы на него, поскольку она всегда держала свое слово и всегда выполняла обещания, какие бы они не были невероятные или фривольные…

— Ну, Пэт, вам выбирать. Или пожизненные кошмары по ночам в обществе этого человека, или миллион для спасения гор…

Алабама буквально прорычал эти слова. Ему наплевать на богатство и могущество Дика Латхама. Сейчас началась охота этого миллиардера, и он, Алабама, присутствовал при ее начале. Его новый друг девушка-фотограф, нуждалась в защите и присмотре, и он готов был ей это обеспечить.

— Послушай, Алабама, Дик Латхам в изголовье вряд ли сможет причинить неприятности. Он будет как родственник.

Оба ее собеседника внимательно ожидали ее решения, и в воздухе чувствовалась напряженность. Но она получила неожиданное разрешение. Двойные двери распахнулись, и к ним вышла небольшого роста пухленькая молодая, женщина в немыслимо коротком бикини, В глаза бросались соблазнительные груди, едва прикрытые купальником, и толстые короткие ноги. Снежная белизна ее бикини хорошо контрастировала с загаром тела.

— Эмма! — произнес громко Латхам с видимым удовольствием. — Познакомься с моим старым другом Алабамой и блистательной Пэт Паркер. Я только что купил портрет, который сделал Алабама в Париже двадцать пять лет назад. Думается, что вся эта история будет в духе «Портрета Дориана Грэя».

— На моем туалетном столике? Ну уж нет! — засмеялась Пэт и протянула руку Эмме Гиннес. — Привет, я Пэт.

Алабама твердо, но осторожно поздоровался с англичанкой.

— Я знаю, кто вы. Я ваша поклонница, — сказала Эмма Алабаме. — Если бы у нас работали такие мастера, как вы, то у «Селебрити» не было бы никаких проблем.

— Благодарю вас.

Комплимент был хорошим началом. Пэт уже начинала нравиться эта девушка в ее ошеломляющем наряде. В ее голосе не было никаких признаков исключительности как главного редактора журнала, никакой заносчивости. И это привлекало и располагало к себе.

Латхам довольно улыбнулся от такого многообещающего начала. При этом и у него, и у Эммы были свои, совсем не схожие виды на то, как использовать талант Пэт Паркер. Ладно, предоставим все пока Эмме. И Дик повернулся к своему гостю:

— Алабама, позвольте я уведу вас на минутку. Я хочу познакомить вас с моими планами построить дом на этой земле, которую я покупаю по соседству с вами в горах. Я бы хотел утрясти все возможные осложнения с потенциальными соседями. Может, у вас есть какая-нибудь подходящая идея на этот счет? Пока наши дамы познакомятся друг с другом, мы займемся делами и вернемся потом к ланчу.

Алабама принял предложение. Он вовсе не хотел присутствовать на ланче у Латхама, но решил, что лучше все узнать о своем противнике, чем не знать ничего о нем. Так, он уже заработал для своих гор целый миллион долларов. А пока он сгреб бутылку пива, материализовавшуюся на роскошном столовом серебре, и вышел из комнаты вместе с Диком Латхамом.

Едва они вышли, Эмма плюхнулась на широкий кожаный диван, а Пэт устроилась в большом кресле.

— Итак, Пэт. Почему Малибу? — задала Эмма вопрос, оглядывая наряд девушки. Так, все в духе новейших разработок дизайнера Джона Ричмонда. Майки-размахайки, рисунки с преимущественными мотивами Бога, матери, Америки, Элвиса Пресли… Так, велосипедный спортивный стиль, который к лицу хорошеньким юным девушкам. Так-так, в качестве прообраза грядущего стиля надо все это запомнить и перенести на страницы журнала «Селебрити», думала Эмма, разглядывая свою собеседницу. Она оглядела стройные ноги Пэт, в удобных и красивых кожаных ботинках и тоже взяла их на заметку. Ботинки, конечно же, а не ноги Пэт.

— Я здесь, потому что сюда меня привел Алабама. Сейчас я работаю с ним. У меня был профессиональный кризис, и он помог его преодолеть, — объяснила Пэт.

— Но вы выглядите прекрасно! Мне нравились ваши работы.

— Ну, как бы это вам объяснить. Это что-то вроде внутренней потребности что-то сделать иное, новое.

— А что именно? — спросила живо Эмма.

Эта новая Пэт Паркер стала нравиться ей гораздо больше, чем та, которую она уже знала. Что же, пока все складывается удачно. Новый, ищущий свежих подходов фотограф, в новом, возрожденном к жизни журнале. Она мысленно помолилась, чтобы работы Пэт не были так гениальны, как работы ее друга Алабамы.

— Я и сама пока точно не знаю, что это будет. Вот почему я приехала сюда в Малибу к Алабаме. Ну конечно же, я буду продолжать снимать людей. Они меня всегда увлекали и восхищали. Но мне нужны не просто люди. С меня хватит бездумных глаз и бесстрастных лиц. Я хотела бы запечатлеть глубоких, может, даже опасных людей, с изюминкой. Вы понимаете, о ком я говорю?

— Да, я понимаю, что вы хотите. Но найдете ли вы таких людей здесь, в Малибу? Я только что приехала, чуть раньше вас сюда, и у меня уже сводит челюсть от местной скуки. Еще неделя-другая здесь — я превращусь в милую деревенскую простушку, радующуюся бабочке или ветерку.

Пэт засмеялась от такой перспективы. Но ей уже нравилась быстрая и острая на язык англичанка, ее бескомплексный подход и аналитический ум.

— Послушайте, так здорово наслаждаться всеми красками бытия после мрачного Нью-Йорка! Да и просто поспать по ночам, а не бегать по разным вечеринкам — тоже, оказывается, здорово. И еще я пытаюсь услышать звуки тишины. Мне никогда раньше не доводилось их услышать! — воскликнула Пэт.

— А океана? Шум волн тоже стоит многого. Я часто об этом думаю по ночам, когда засыпаю, — засмеялась Эмма и приняла решение. — Послушайте, Пэт. Я предлагаю вам работу в журнале «Нью селебрити». Как вы на это смотрите? Может, попробуете? Вы заключаете один большой договор, который предоставляет вам всю возможную художественную самостоятельность. И это можно сделать прямо сейчас. У вас будет задание, но без крайней даты. Вы получите общее указание, что следует делать, но без жесткой регламентации. Я покупаю ваше художественное суждение и ваше видение мира потому, что я вам доверяю как профессионалу.

Пэт выпрямилась в кресле. Ей так и хотелось подпрыгнуть от восторга. Но она все еще оставалась истинным детищем Нью-Йорка, чтобы позволить такой необузданный выход эмоций, откровенно выразить свою радость.

— Вы ставите меня в затруднительное положение. Вы говорите, что не будет устанавливаться срок выполнения работы. Но ведь вы захотите что-то увидеть конкретное за свои деньги. И кстати говоря, сколько вы намерены мне платить? — Пэт подперла голову рукой и устроилась поудобнее в ожидании ответа, который не заставил себя ждать.

— Скажем, сто тысяч за две работы в год.

— Ого! — не смогла сдержать себя Пэт.

Теперь улыбнулась уже Эмма. Она предварительно успела обсудить условия контракта с Латхамом, и тот был готов платить на двадцать пять тысяч больше, чем Эмма предложила. Нигде бы Пэт не смогла столько заработать. Но Эмма знала и другое: если вы хотите иметь отличный результат в работе, не следуют скупиться. Эмма наклонилась вперед.

— Ну так как?

— Я не говорю вам нет, — засмеялась Пэт, выигрывая время.

Что-то скрывалось за этой невероятной историей с потрясающим контрактом, который ей предложили. Но Пэт никак не могла за что-нибудь ухватиться. Не было ни одной зацепки. Ни Ритцу, ни Веберу, ни Ньютону не предлагали подобные условия. А сейчас ей, оказавшейся на распутье в искусстве фоторепортажа, просто предлагали луну с неба, да еще и все звезды впридачу. Все как в сказке. Невольно Пэт стала подбирать в уме возможные сюжеты для этого чертова журнала «Нью селебрити». Но пока ничего не шло в голову.

— И я буду сама выбирать, чем мне заниматься? Я имею в виду, что вам не потребуются эти кошмарные репортажи ночной жизни, что я делала в Нью-Йорке?

— Все будет зависеть только от вас. Если захотите продолжать эту тему — пожалуйста. Не захотите — не будет никаких возражений.

— Вы сказали, две работы в год. Но вы не назвали срок выполнения работы. Как такое может быть?

— Ну, думаю, мы это сможем уладить. Конечно, было бы неплохо, если бы уже кое-что было бы для первого выпуска нашего нового журнала. Но если в портфеле пока пусто, ничего, переживем. Все что я имела в виду, предлагая Вам такие условия, это то, что на вас не будут слишком уж сильно давить, связывать руки. Я думаю, что мы прекрасно сработаемся. Я могу прекрасно уживаться с теми, кем восхищаюсь и уважаю. Вся проблема лишь в том, что мало кто может попасть в этот ряд.

— Ладно, я согласна, — заявила решительно Пэт.

Было время для размышлений, но оно быстро кончилось. У нее появилась фантастическая работа! Она теперь сама могла творить искусство! Ладно, она будет работать на Эмму и Дика Латхама, но только самую малость. Главное другое: она получила свободу действий и могла оставаться в Малибу вместе с Алабамой. Она будет его слугой, подмастерьем и к тому же сможет заработать приличные деньги, выполняя условия необременительного контракта. Все, что требовалось от нее — продолжать работать с полной отдачей. А тут проблем быть не должно. От нее требовались великолепные фотографии, и они их получат.

Эмма подскочила в возбуждении.

— Отлично. Это просто здорово, что все у нас получается! — Она обняла Пэт в восторге.

В душе Эмма тоже была в диком восторге. Весь ее успех зависел от той команды, что она сама себе подберет. Тут нельзя было ошибаться или продешевить. А найти людей и правильно расставить их по местам — это и был главный талант Эммы Гиннес. И она уже кое в чем преуспела. Майкл Флобер — подающий надежды журналист, занимающийся вопросами грядущей моды, уже был согласен показать ей свой портфель проектов. Кит Джакоста вышел наконец из своей башни слоновой кости в грешный мир и согласился помогать ей разрабатывать литературную жилу в новом журнале. Триумвират Паркер — Флобер — Джакоста был основой успеха нового журнала. У Эммы самой дух захватило, едва она представила себе, какое блестящее будущее их всех ждет.

— Пэт, пойдем выпьем немного шампанского за наш успех, — предложила Эмма.

— Нет, я пью только коку, — со смехом отказалась Пэт, тщетно пытаясь придти в себя и осознать, что все происходит не в сказке, а в реальной жизни.

— Вы не будете? О Боже! Ну а я все равно выпью! — воскликнула Эмма.

По правде говоря, за всю свою жизнь Эмма никогда не напивалась допьяна. Она всегда держала себя в руках, а это выработало привычку к жестокому самоконтролю. Но Эмма также знала, что люди никогда не доверяли тем, кто в чем-то сдерживал себя, ограничивал тем или иным способом. Непьющие и некурящие не вызывают особой симпатии. И Эмма применяла в своей тактике общения с людьми тщательно продуманные слабинки типа бокала шампанского или что-то в этом роде. Мол, ничто человеческое нам не чуждо.

— Тогда пойдем прогуляемся по берегу. Теперь я твой босс, и ты должна развлекать меня, — сказала Эмма со смехом и две новые подруги, взявшись за руки, вышли через решетчатые французские двери на песок частной волейбольной площадки, огражденной забором. Солнце освещало их на фоне темно-зеленого океана. Чистый воздух наполнял их легкие.

— А я люблю кататься на доске по волнам, — неожиданно сказала Эмма.

— Что? — не веря ушам, переспросила Пэт.

— Что слышала! Это так здорово! Крепкие мускулы, волосы, развевающиеся на ветру, морская соль на губах! С того самого момента, как я приехала в Малибу, я ни о чем другом и не мечтаю! — звонко смеясь, воскликнула Эмма, стремясь перекричать шум волн.

— Эмма, ты шутишь! А как у тебя дела с Диком Латхамом? Похоже, у вас что-то завязалось? — ввернула Пэт.

— Он слишком хорош, чтобы поверить в его добрые намерения, — задумчиво произнесла Эмма, усаживаясь на краешек серфинга, выброшенный волнами на песчаный берег океана.

Что имела в виду Эмма? Что Латхаму нравились девушки в десять раз красивей Эммы, типа Пэт Паркер? Что ему нравился именно такой тип женщин, и он не сводил глаз с лица и фигуры Пэт с тех самых пор, как она только появилась? Девушек типа Паркер, чей заработок в двадцать пять раз меньше, чем у Эммы…

— Послушай, иногда, раз в год, люди бывают добрыми, — сказала Пэт.

— Ну, я не думаю, что Дик такой уж хороший. Нет, хорошо, что он богат, что он крепкий мужчина, хорошо, что он прекрасно выглядит. Хорошо, что он знает, что нужно женщине для счастья. Но мне все же кажется, что он очень плохой человек.

— У тебя с ним связь? — спросила Пэт. Она еще никогда не встречала более открытого человека, и с головокружительной скоростью узнавала все тайны Эммы, даже самые интимные.

— Нет, у меня с ним ничего не было до тех пор, пока однажды он не позвонил мне и не предложил приехать в Малибу. И мы полетели сюда самолетом. Там все и произошло.

— Не может быть, — не поверила Пэт, глядя на подругу широко раскрытыми от любопытства глазами.

— Нет, может. Там, в миле от земли, мы и познали друг друга.

— Но почему, как все…

— С превеликими трудностями и всевозможными ухищрениями. Дик сказал, что всегда хотел это попробовать, а я, как его работник, не стала ему противиться. Признаться, приятного было мало. Но цель оправдывает средства. После этого я смогу добиться многого. А он почувствовал себя членом весьма необычного, я сказала бы, «возвышенного» клуба, — рассмеялась Эмма. — Ну и потом, это была хорошая зарядка и разминка для затекших мускулов. Так что нет худа без добра. Теперь такая воздушная акробатика практикуется в небе Америки.

— Боже! Эмма, ты рассказываешь невозможные вещи. В это так трудно поверить! Я всегда считала Латхама крайне холодным и невозбудимым человеком. Я даже и представить его не могу…

Пэт старательно пыталась представить Дика Латхама в некотором положении, но ей это никак не удавалось. Определенно у Латхама были какие-то сложности. У него всегда были женщины, но, возможно, результат не всегда оправдывал их ожидания. У Эммы был великолепно подвешенный язык и острый ум, но она по всем статьям резко отставала от тех длинноногих красавиц, что гроздьями висели на его руках на многих журнальных фотографиях. Тут было над чем подумать. Что это? Поиски чего-то новенького? Вызов? Просто дурные манеры? Пока ответа на это не было. Как только она с ним познакомилась, Пэт сразу почувствовала его мужской интерес, но она тогда четко почувствовала, что что-то в нем не так. Одно было ясно с Диком Латхамом: он что-то скрывал.

— Ладно, я все-таки предпочитаю наслаждение от здешних мест всем неприятностям и трудностям. И я надеюсь, что дальше последует развитие событий и мы не ограничимся с Диком замечаниями о том, подходит ли этот пиджак или галстук к данному событию, — со смехом заявила Эмма. — А что у тебя за тайны, детка? Что у тебя с Алабамой? Он выглядит как царь лесной из древних легенд, но мне немного не по себе при мысли о том, в каком виде его нижнее белье.

— О Боже! Нет, все не так! Он мой герой, но и только. Он очень добрый и благородный человек. И потом, он самый честный из всех людей, кого я встречала когда-либо.

— Какой ужас! Честные люди всегда так жестоки и грубы! — воскликнула в ужасе Эмма.

— Да, он и вправду немного жесток, но только, по отношению к тем, кому не доверяет.

— А не доверяет он Дику, не так ли?

— Ну, я не думаю, что так. Просто он не особенно любит бизнесменов, и к тому же у них еще в прошлом была стычка в Париже.

— Все, что я знаю, так это то, что Дик собирается купить земли в этих горах. Я не знаю зачем, но ему нужен Алабама, который здесь царь и Бог. Дик прознал, что Алабама может многое. Сейчас они разговаривают друг с другом и, вполне вероятно, делают предложения, от которых очень трудно отказаться. Я думаю, что теперь они немного поутихнут. Малибу должен примирить их. Они деловые люди, а не повесы… к сожалению…

— А как ты познакомилась с Латхамом? — спросила Пэт у Эммы.

— Все очень просто. У Дика очень развита англомания. У него есть дом на Честер-сквер, там, где обычно живут богатые американцы. Ну и гости: члены палаты общин, победители Уимблдонского теннисного чемпионата и тому подобная публика. Он искал, кто может вернуть к жизни его детище — журнал «Селебрити». А я как раз только что смогла поправить дела с журналом «Класс». Когда он предложил мне жалованье в миллион долларов в год, я немедленно согласилась. Я была так рада вырваться из этой Англии!

— Эй, ты это о чем? Разве тебе не нравится твоя страна? Я, например, все время мечтаю там побывать! — воскликнула в недоумении Пэт.

— Ну да. Туристы всегда остаются ею довольны, к ним хорошо относятся, и за короткий срок они не успевают намучиться с погодой и английской пищей. И только настоящие англичане знают свою страну, и она им не всегда по нраву. И потом, там все время идет необъявленная гражданская война и в ней не берут военнопленных. Она безжалостна. Рабочие воруют, аристократы пьют, а буржуазия за всех отдувается. Это просто кошмар, поверь мне на слово. Для вас, американцев, это непонятно. Классовая борьба у вас носит этнический характер. У вас есть угнетенные черные, изгнанные со своих земель краснокожие, в окна еврейского доктора кидают булыжники. Но все это детская возня по сравнению с тем, что происходит ежедневно в Англии. Там все буквально помешаны на этой самой гражданской войне. Это уже стало образом жизни. И в этой борьбе люди не щадят ни своих сил, ни жизни других, ради посвящения в рыцари этой бессмысленной свары.

— Но разве Тэтчер не может положить всему этому конец? — изумилась Пэт Паркер.

— Видит Бог, она старается. Но скорее они покончат с ней. И пока они не покончат с королевской династией, все будет продолжаться по-прежнему.

Эмма неожиданно резко и ожесточенно заговорила о своей родной стране. Проступило что-то очень дикое и явно небезопасное. Она потемнела лицом, губы ее поджались, в глазах замерцали недобрые искорки. Пэт наблюдала за ней, и все тщательно откладывалось у нее в памяти. Как и с Диком Латхамом, первое впечатление от знакомства с Эммой было обманчивым. Внутри Эммы бушевала ненависть. Пэт почти могла потрогать ее руками, так явственно она ощущалась.

— Нельзя так чувствовать себя в Малибу. Это противозаконно, — сказала мягко Пэт.

Эмма вздрогнула, словно высвобождаясь из объятий ночного кошмара.

— Что? Ах да, Англия. Я села на своего любимого конька. Для меня это не самый удачный предмет для разговора, — судорожно произнесла она.

— Ну, о своих родителях я говорю еще хуже, — произнесла Пэт в знак солидарности с Эммой.

— Что, плохие?

— Самые плохие, каких только можно представить. — Пэт даже закусила губу от горечи нахлынувших воспоминаний.

Но Эмма Гиннес вовсе не намеревалась выслушивать ее рассказ. История жизни других людей ее вовсе не занимала. И в этом отношении она была истинной англичанкой.

— У меня, наверное, тоже были родители. Я никогда ими особенно не интересовалась, — произнесла она.

Эмма поднялась.

— Пошли, я проголодалась, и надо переодеться к ланчу. Мы довольно сильно задержались. Пойдем быстрее, а то они там заговорят друг друга до смерти.

Пэт тоже поднялась. Новая работа. Члены палаты общин, горный клуб, Алабама, эксцентричный миллиардер, ее новый босс, который любит кататься на серфинге и мечтает стать женой Латхама. От всего этого голова шла кругом. Ясно было лишь одно — наступило время ланча.

— Попробуйте немного сальсы. Это очень острая штучка.

— Угу, — только и пробормотал Алабама, выливая в черепаховый суп соус.

— Если вы хотите прикончить меня, то почему обязательно за едой?

— О, я абсолютно уверена, что вы всегда и везде и без труда найдете способ достойно отразить любое нападение, — мягко произнесла Эмма, наливая себе белого вина «Нэпа Вэлли».

Латхам позволил себе небольшой смешок. Его деловая часть беседы с Алабамом превзошла самые смелые ожидания.

На Алабаму произвели впечатление его планы построить дом, который он на самом деле и не собирался строить. Он даже нанял архитектора Ричарда Мартина, чтобы вписать этот дом в окружающий ландшафт. Они подробно обсудили с Алабамой все детали того, как удобнее всего разметить дом в горной местности, как спрятать все коммуникации и при этом сделать постройку почти невидимой.

— Ладно, посмотрим, как пойдут дела. Надеюсь, что нам заморский законодатель мод не будет повторять старых ошибок… и не наломает дров в кадровом вопросе…

Атмосфера за столом потихоньку накалялась. Алабама сидел с воинственным видом. Пэт заметила, как покраснела Эмма. Она жила в неспокойном мире, и ее близость с боссом в небе Америки, похоже, пока не принесла ей никаких дивидендов. Сейчас шел деловой разговор, а в этом Дик Латхам юмора не терпел.

— Надеюсь, что я потом не пожалею о том, что я сейчас скажу, — неожиданно громко и решительно произнесла Пэт. — Дело в том, что я решила принять предложение Эммы и согласилась работать в ее журнале.

— Что ты сказала? — Алабама выстрелил в нее вопросом.

— Только то, что Эмма предложила мне работу в журнале «Нью селебрити». Я заключаю очень выгодный для меня контракт. По нему я обязана сделать две работы в год по своему выбору. Разве это не замечательно? Ведь это означает, что я смогу оставаться здесь, в Малибу, и в то же время смогу заняться любимым делом.

— Скажи на милость, зачем тебе потребовалось искать работу? — наконец пришел в себя Алабама. Он был полностью потрясен.

Пэт смогла это предвидеть и сейчас не испугалась его реакции. Она знала, что нечто подобное должно произойти. Она заметила испытующий взгляд Латхама, сидевшего напротив нее. Его явно занимала сцена, помимо всего прочего, его чисто в спортивном плане интересовало, сможет ли она выдержать явное давление.

— Любому художнику необходимо самовыражение. И ты, Алабама, это прекрасно знаешь… Скажи, сколько выставок ты организовал за последнее время? Сколько сделал фотографий, а сколько оформил книг?

Пэт смотрела прямо в глаза Алабаме. Она точно знала, что сейчас должно произойти.

— Я не собираюсь мараться со всякими глупыми журнальчиками, — резко бросил Алабама.

— А когда тебе было столько же, сколько мне сейчас, ты продавал свадебные фотографии в Кентукки, — жестко вбивала каждое слово Пэт.

Глаза ее воинственно горели, и она с трудом сдерживала себя. А сейчас ей это было просто необходимо сделать, она впервые в жизни была на грани срыва. И ей это удалось — сказались уроки, полученные во время самых страшных и беспощадных войн, иначе именуемых семейными ссорами.

— Вам повезло, — промурлыкала Эмма. — Свадьбы почти ничем не отличаются от похорон: и там и там люди выглядят так глупо.

Алабама ее не услышал. Упоминание о Кентукки и о том, чем он там занимался, было явно ударом ниже пояса.

Дик Латхам почувствовал себя как на теннисном турнире в Уимблдоне. Ланч неожиданно превратился в спортивное зрелище. Всегда забавно смотреть на спорщиков со стороны. Но чью же сторону принять? Бывалого матерого экологиста Алабамы или этой длинноногой, со стройной грудью озорной девчушки? Дик поморщился. В любом случае он ничего не выигрывает.

— Я нисколько не стыжусь того, что делал в Кентукки. Это было честное занятие и я многих осчастливил…

Алабама примолк, неожиданно осознав, что, вопреки всем своим принципам и правилам, самым глупым образом оправдывается. Инициатива была не у него. Он попробовал собраться для контратаки. Но разве Пэт Паркер не делала такую же честную работу, как он, и не была так же молода, как он когда-то? Ладно. Сделаем по-другому, решил он.

— Журнал «Селебрити» — это как раз тот самый счастливый случай для оправдания существования разного рода паразитов и богатых бездельников, — бросил он решающий козырь.

— Надеюсь, что это так, — улыбнулась ему главный редактор журнала Эмма Гиннес. — А если нет, то стоит попробовать и пойти по предложенному вами варианту.

Дик Латхам, несмотря на прямой выпад против его любимого детища — журнала, не выдержал и расхохотался. Теперь была очередь Пэт Паркер. И подача не замедлила.

— В твоих словах, — заметила она небрежно, — звучит снисходительность превосходства и элитарность. А в свободном обществе люди сами выбирают, что им по душе. И по большей части они всегда бывают правы в своем выборе. По крайней мере чаще, чем те, кто ставит свое личное мнение над мнением общества. А жизнь такая непростая штука, и она все сама расставляет по местам.

К сожалению, все люди ошибаются, и интеллектуалы в том числе.

Алабама покраснел. Он побагровел. Он просто стал красным как вареный рак. Он начал пульсировать, как огнедышащий вулкан, и Латхам почти физически ощущал жар, исходящий от него.

— Я не этот недоносок-интеллектуал. — Само слово «интеллектуал» сейчас просто бесило его.

— Я знаю это, Алабама, тогда перестань нести чепуху, словно ты и вправду этот самый «умник».

— Не дави на меня.

— А ты не дави на публику.

— Я ничего больше не хочу слушать. Ты ворвалась в мою жизнь незванно, потому что тебе требовалась помощь. А сейчас ты сидишь здесь и указываешь, что мне следует говорить и чем думать, словно я уже листаю этот ваш проклятый журнал. Может быть лучше, если ты займешься своими делами, а я своими. Может быть, тебе стоит убраться ко всем чертям и никогда оттуда не возвращаться?

Алабама резко вскочил. От его движения кресло отлетело назад как раз под ноги несчастному дворецкому, который нес очередную перемену блюд. Провидению было угодно послать именно в этот момент великолепный овощной суп, в котором был лук, помидоры, всевозможная зелень, овощной салат с морскими деликатесами. Дворецкий пошатнулся, тщетно пытаясь сохранить равновесие и спасти свой драгоценный груз. Ему это не удалось, и все, что он гордо нес на подносе, посыпалось прямо на бедную Эмму Гиннес. Помидоры с луком, чеснок, молодая черемша вперемешку с лапшой повисли у Эммы на лице, на носу, на ушах… В глубокую ложбинку между грудями с булькающим звуком проскользнула подлива салата, и несколько раков медленно следовали тем же путем.

Эмма потеряла дар речи. Она ничего не боялась в жизни, но раки, ползущие ей под платье! Это было явно выше ее сил и мужества. Эмма завопила. Бедный дворецкий тщетно пытался выловить у нее из декольте раков, вытаскивая всякий раз вместо этого лапшу и куски лука. Раки продолжали зловеще ползти вниз. Эмма уже не просто кричала, она хрипела. В одночасье законодатель нового модного журнала превратилась в испуганного до смерти жалкого человека. Она только всплексивала руками и издавала булькающие звуки. Глаза ее никак не могли сфокусироваться на чем-либо, чтобы помочь ей обрести ориентировку в пространстве. Дворецкий бросил свое безнадежное занятие и опрометью выбежал из комнаты.

— Прошу прощения, я не хотел, — неискренне извинился Алабама.

— Бедная Эмма, — прошептала Пэт.

— Проклятье! — наконец смогла вымолвить жертва суповой атаки.

Над столом повисла тишина. Только дважды ее нарушали посторонние звуки: в первый — капли супа, падающие на пол и на бесценный персидский ковер. Во второй раз — это был смех Дика Латхама. Сначала тихий, он все более усиливался, и под конец все тело миллиардера просто содрогалось в пароксизмах смеха. Он просто не мог сразу осознать все происшедшее, и сейчас это была реакция. Он смотрел на финал своего парадного обеда и безудержно хохотал. Эмма, такая энергичная и острая на язык, сейчас сидела в обрамлении раков и не могла найти подходящих слов. В довершение всего неожиданно появился дворецкий. События, очевидно, несколько помутили его разум, и он действовал неадекватно ситуации. В одной руке он тащил за собой пылесос, пытаясь выловить им злополучных раков из платья Эммы. В другой руке у него был пожарный рукав. Хорошо, что еще он не успел включить воду! Тут уж вся компания начала безудержно хохотать. Эмма, гвоздь программы, неожиданно для себя всхлипнула, а потом разразилась таким же безудержным хохотом, что и все остальные.

— Ел все, суп из черепах, ласточкиных гнезд, но из главного редактора! Такого еще не было! — всхлипывая от хохота, пробулькал Алабама.

— Смотри не объешься. Он может быть острым! — хохотала Пэт.

— Я не понимаю — суп во мне или я в супе? — вопрошала, заливаясь смехом, Эмма.

— Надо попробовать на вкус, так не поймешь, — поддавал жару Дик Латхам.

— Не надо рисковать, Дик… — в унисон закричали гости.

— Боже! Ну и дела… Такого ланча, у меня никогда еще не было! — пробормотал наконец Дик Латхам.