— Мам, ма-а-ам, — голос сына привел меня в чувство.
'Фух, обошлось'- мысль успокаивала и обнадеживала. Я все-таки успела увернуться от фуры, что неслась на нас буквально мгновение назад. Автоматически, ставлю машину на ручник и глушу двигатель — нужно отдышаться и придти в норму после такого выброса адреналина. Вот только следующая фраза моего сына заставила мое сердце биться быстрее:
— Мы где?
— Не знаю, — слова даются тяжело, и я действительно не знаю где мы. Могу только точно сказать где мы точно НЕ находимся — ни на обочине трассы и ни в кювете, куда я выворачивала руль в попытке уйти от столкновения буквально несколько секунд назад.
Вокруг нас лес. Ближайшее от капота дерево было в диаметре просто огромно, оно полностью перекрывало обзор, благо остановились мы от него буквально в нескольких сантиметрах. Мишка, подпрыгивая на заднем сидении и крутя головой в разные стороны, снова озадачил меня очередными вопросами:
— Мам, а все-таки где мы? А как мы сюда попали? А где машины?. А почему нет дороги? А как мы будем выезжать?. А мы поедем на дачу?
Сколько вопросов и ни на один из них я не могу дать внятного ответа, а как хочется самой понять где и что с нами случилось. Единственное что радует — мы явно живы и здоровы, а все остальное… Разберемся.
— Миш, посиди в машине, а я пойду посмотрю что вокруг происходит.
На удивление сын не разразился очередной порцией вопросов, а молча кивнул и заблокировал двери. Все-таки у меня очень умный и послушный ребенок. С этой мыслью я осмотрелась. Мы находились на краю довольно большой поляны, тормозной след длинной около десяти метров шел точно из ее середины. А по краям поляну плотно окружали деревья, большие, кряжистые и очень красивые. Похожие на платаны, только цвет стволов не зеленоватый, как у обычных, растущих у нас в городке на главной аллее в парке, а чуть фиолетовый с приятной глазу голубовато-зеленой корой. Они стояли плотной стеной — пройти можно, а вот проехать уже нет, а потому и представить себе что нас занесло просто далеко от дороги стало не возможно. Вообще представить такое место в близи от города, а отъехать мы далеко не успели всего-то километров 20–30, не возможно. Поляна была девственно чиста, ни бумаги, ни банок, ни полиэтиленовых пакетов, ничего из признаков цивилизации, кроме нашей машины, не наблюдалось, даже трава, примятая колесами уже начала выпрямляться. Воздух звенел от щебета птиц и жужжания насекомых, только звук шел из-за деревьев, на самой же поляне кроме нас не было никого — только трава и цветы, даже ветерка не было — тишина, спокойствие и теплое, летнее солнышко.
— Мишутка, вылазь.
Громко, что бы услышал сын позвала я. Мой голос прозвучал слишком хрипло и чужеродно на фоне этой тишины и умиротворения. А глухой звук захлопнувшейся дверцы автомобиля резанул слух хуже взрыва петарды ночью. Миша быстро и как-то нервно подбежал ко мне. На личике читалось столько чувств, сменявших друг-друга со скоростью света, что понять что происходит с моим ребенком мне, впервые в жизни, не удалось.
— Мишунь, давай разбираться вместе. Я не знаю ни где мы, ни как мы сюда попали. Что ты помнишь? — мне всегда казалось, что обсуждая вслух с моим сыном вопросы, проще найти решение, да и врать моему единственному родному человеку всегда считала последним делом.
— Мам, я не знаю, честно-честно, что произошло — что-то меня в этой фразе насторожило и я внимательнее посмотрела на своего отпрыска. Вид у него был ну очень виноватый. Такой как бывает у любого девятилетнего пацана, когда он нашкодил, но абсолютно уверен, что никто из родителей его не поймает.
— Так, мой родной, а теперь давай честно все выкладывай. Ругать не буду, ты же знаешь за правду, даже самую неприятную, я не наказываю.
— Ну… мам, я честно не знаю, и вообще не хотел, оно само так получилось…
— Давай по порядку. Что не знаешь?
— Мамуль, ну не знаю как так получилось…
— Что? — по-тихоньку начинаю понимать, что что-то действительно мое чадо натворило, но только не знает как и что.
— Ну, помнишь, мы на машине ехали и там большая нам на встречу.
— Конечно, — такое вряд ли забудешь. Думаю мне теперь в кошмарах будет сниться как многотонная махина несется прямо на нас.
— Мам, я… — смотрю на сына очень внимательно, с чувством подбирающейся большой неприятности…
— Ну, я испугался… сильно… и вот…
— Что вот? — терпение, только терпение, не орать…
— Ну я и захотел оказаться как можно дальше оттуда… и почувствовал что куда-то падаю… И испугался, что ты там останешься… и испугался, без тебя… и захотел, что бы ты со мной всегда была и вообще…
Шмыгнув носом сын отвернулся. 'Только без паники, только без паники, все хорошо. Вдох-выдох, вдох-выдох. ВСЕ хорошо' — мантра, которая судя по всему ближайшее время будет моей основной.
— Дорогой, золотко мое, а по-точнее…
Я замерла с чувством, что скоро и мантра, и медитация, и все в мире успокоительные препараты мне не помогут. Сын же насупился и опустил голову, разглядывая носки своих кросовок. Белобрысая макушка излучала наивысшую степень осознания собственной вины и раскаяние в содеянном. В общем-то Мишутка очень хороший, открытый и жизнерадостный ребенок, моя надежда и опора и единственный постоянный мужчина в моей жизни. Злиться, наказывать или ругать его долго у меня не получается. Поэтому тяжело вздохнув, обняла его за плечи, притянула к себе и еще раз, уже четко контролируя свой голос спросила:
— Мишунь, я не ругаюсь. Я просто очень сильно перенервничала. Родной мой, расскажи мне все-все что ты помнишь. А потом мы вместе подумаем, что нам делать и как выбираться.
Мишка тяжело вздохнул, и упираясь лбом ко мне в грудь, начал рассказывать, я так думаю моему животу, о том что произошло.
— Мам, помнишь, я рассказывал о том что вижу светящиеся ниточки везде. И о том что люди и животные светятся и вегда по-разному. А машины и техника, наоборот темная…
Это-то я как раз помню, правда, решила, что мой сын перечитал 'Гарри Поттера' и начал придумывать свой собственный волшебнный мир, потому и не обратила внимание. Миша же продолжал.
— Вот и когда, там на дороге, на нас ехала машина, я понял что могу взять все эти ниточки и оборвать. Но я испугался, что если оборву ниточки и от тебя, ты исчезнешь и я тебя больше не найду. И потому наоборот прикрепил все что смог к тебе и машине. И вот…
'Что вот' я так и не поняла, но основное мне удалось уловить. Мой сын не просто так сочинил про нити и свет. Потому по принципу 'бритвы Оккама' я предположила, что все-таки мой ребенок видит намного больше чем обычные люди и может взаимодействовать с этим чем-то, что мне в принципе не дано. Думать же что у Миши разыгралось воображение или у нас случилось совместное помешательство, не давал простой факт нахождения нас здесь в лесу, а не в разбитой машине посреди скоростного шоссе. Только все это требовало осознания и подтверждения из других источников — сложно было поверить в такое простое и одновременно невероятное объяснение. Для уточнения я спросила:
— Мишенька, а сейчас ты что видишь? Ниточки здесь есть?
— Конечно, мам, — удивился и обрадовался моей покладистости сын — тут много всего, и даже деревья и трава светятся, у нас так не было, и даже наша машина. А вон там — тут Мишка указал на центр поляны, — вообще большущий луч, вот!
Под конец этой речи, мой сын уже не выглядел ни виноватым, ни расстроенным, а широко улыбался глядя на меня. Трава в центре поляны уже полностью распрямилась и ничто не напоминало о нашем прибытии. Взяв сына за руку, я осторожно направилась к месту где должен бы располагаться таинственный луч. Поскольку я ничего не видела, то пришлось прикидывать место на глаз. Миша же только подтвердил мои расчеты радостным возгласом.
— Мам, ты вся-вся светишься, ярко-ярко! А хочешь, тоже видеть ниточки? Я могу так сделать! Давай, а?
Я не успела ничего ответить, как мой экпериментатор, быстро поднявшись на носочки замахал у меня перед лицом руками, периодически прикасаясь к векам и голове. Окружающее пространство поплыло преобразовываясь моментально. Откуда-то появился яркий, режущий глаза свет, полностью отрезающий меня от реальности. Только чуть более темные руки моего сыночка мелькали перед моим взглядом. Я сильно зажмурилась от ощущения рези в глазах, так бывает, если резко зажечь яркий свет в темной комнате, вроде и становиться все видно, но привыкнуть глазам неоходимо и только позже появляется возможность смотреть. Открав глаза и осмотревшись, я поняла, что все-таки начинаю сходить с ума. Все деревья, трава, цветы — светились и переливались, как многоцветная светодиодная подсветка, которую можно установить на разные программы смены цвета и цветовую палитру. Выглядело это, мягко скажем, впечатляюще. Мой единственный и неповторимый мужчина сиял и переливался всеми цветами радуги, но ярче всего горели его глаза. Я зажмурилась еще раз или два и замотала головой не в силах воспринять все произошедшее, единственное, что еще не давало мне скатиться в банальную истерику было наличие поблизости ребенка. Истерикой и слезами ни чего не изменить — основной принцип моей жизни, а соответственно и пример своему чаду нужно подавать, а не противоречить самой себе. Собравшись и встряхнув мысленно саму себя, я открыла глаза вновь и огляделась. Все было так же ярко и не привычно, только глаза уже не резало с непривычки. Мишка все так же переливался, как и прежде, вот только по лицу и голове начали пробегать фиолетовые всполохи, а брови нахмурились.
— Мам, тебе что не нравиться? Я же старался. Смотри это же очень красиво, даже лучше чем у нас было дома. Я думал тебе будет приятно.
Сын, явно не довольный моей реакцией, начал нервничать и переступать с ноги на ногу. Я же еще раз зажмурившись и потрясся головой осмотрелась. Все было не так уж и плохо, к этому нужно было привыкнуть, но и менять все обратно как было уже не хотелось, о чем я сказу же и оповестила, моего маленького экспериментатора. Лоб у Мишутки сразу же разгладился, а из 'подсветки', как я для себя окрестила свечение, исчез фиолетовый оттенок, точнее он остался, только как один из многих, стал не столь явным. И это было уже интересно, получается я вижу эмоции? Интересненько… Нужно понаблюдать. Запомнив, я вышла из столба света. Жаль, а я так в душе надеялась, что оказавшись в нем мы с Мишкой попадем обратно на трассу. Читала я много фантастической литературы и понять что мы попали куда-то в 'сказку', в принципе, смогла. Вот только представлять и осознать сей факт совешенно разные вещи. Да и в сказках обычно чем дальше, тем страшнее. А этого я позволить ни себе, ни тем более своему сыну не могла. Еще не хватало нам, как многим попаданцем бежать, рискуя здоровьем, спасать совершенно чужой мир. Нам бы самим спастись и вернуться обратно — там же друзья, работа, привычная обстановка в конце концов. С этой мыслью, я решила осмотреть все более внимательно и за приделами поляны тоже. Вздохнув еще разок, я пошла к просвету между деревьев, потянув за собой Мишку. Отпускать хоть не надолго, этого сорванца из виду не хотелось, а вдруг он что-нибудь еще отщебучит, а я потом ремонтируй и исправляй. Нет уж, тут бы с тем что есть разобраться.
Тень деревьев встретила нас прохладой и более влажным воздухом. Интересно, но ветви росли и переплетались в сторону противоположную поляне. На нее же не падало ни тенька, как-будто все ветви подстриг очень аккуратный садовник. Сделав несколько шагов под кроны деревьев, я огляделась вновь. Отходить от солнечной поляны было просто боязно, но и понять куда нас занесло, без обследования местности не представлялось возможным. 'Подсветка' ни куда не исчезла, а все так же продолжала радовать всеми цветами радуги мой еще непривычный к ней взгляд. В полутьме леса, она даже помогала, поскольку каждое дерево, куст или трава светились с разной интенсивностью и разными оттенками — в основном зелеными и желтоватыми, что помогало осознать непривычный оттенок растительности в месте где мы оказались. Растения были все не привычного зеленого цвета, как на той же поляне, а с большой примесью синего и фиолетового цветов. Возникало ощущение, что не только садовник здесь похозяйничал, но и какой-то любитель абстрактной живописи. Так стволы деревьев были не коричневыми, а серебристо-серыми, ветки плавно переходили от светло-серого у основания к белому на концах. Листья же были цвета морской волны: и не синими и не зелеными — красиво в общем-то, но не привычно. И что самое интересное, чем дальше от поляны, тем сильнее было отличие, нашей привычной земной флоры от местной. Но только по цвету, форма, что интересно, оставалась привычной. Я обнаружила дубы, несколько сосен и елей и даже голубого цвета березку. Мы с Мишкой, обошли по кругу поляну, не заходя далеко в глубь леса, не хотелось отходить далеко от места нашего 'прибытия' и вернулись к машине. Хотелось уже есть и пить.
Машинка поприветствовала нас таким привычно и обыденно зажегшимся светом в салоне и щелчком открывшихся замков, что захотелось верить, что все образуется и все-все будет в порядке. Мишка полез в салон и достал сумку-холодильник с едой и водой. А я из багажника извлекла большое покрывало и расстелила на привычно зеленой травке поляны. Солнце уже стояло очень высоко и припекало уже сильно. Можно было бы представить, что мы находимся на пикнике в лесу и ничего экстраординарного с нами не произошло, только столб золотистого сияния, что находился в центре поляны, напоминал о необычности ситуации.
— Ну, что Михаил, что делать будем? Как выбираться?
— Не знаю, а нужно выбираться? Мне здесь нравиться. — беззаботно отмахнулся от меня сынок, усиленно налегая на бутерброд с сыром.
— Ну как же, — я немного даже обалдела от его ответа. — Нужно. У меня работа, у тебя- школа… ' Хотя кто то нас там ждет? Правильно никто… Раньше чем через месяц вообще никто не хватится… А как узнают что мы пропали так вообще праздник устроят… Плохо, конечно когда в семье такие отношения… ну мне за последние 10 лет и не такое пришлось пережить…' Мишутка задумался, а по его 'подсветке' побежали активные волны синего и сиреневого цветов. Я же подумала, что свечение действительно очень удобная штука, теперь эмоции можно различать не особо напрягаясь. Наверное так должна выглядеть аура, вот только ее описывают как облако вокруг человека, а тут была именно 'подсветка' без резких контуров. Пока я анализировала свои наблюдения, цвет у Мишки поменялся на зелено-синий, а он явно перестал активно раздумывать над создавшейся ситуацией.
— Мам, давай останемся здесь немного, а потом честно-честно поедем домой.
— А как ты это себе представляешь? Ты сможешь еще раз такое провернуть как на трассе? Ты знаешь что делать?
— Не-е-ет, — как-то грустно протянул мой сын, — а что же нам делать? — и с надеждой посмотрел на меня.
— Не знаю, нас точно никто спасать не будет, а как выбраться самим я не знаю…
Картина вырисовывалась безрадостная. Одни в лесу, в неизвестном мире, без помощи, женщина и ребенок… Врагу не пожелаешь. Однако делать что-то нужно, а что — решим позже, все же мать-одиночку напугать чем-то кроме болезни ребенка сложно, из всего выберемся и о себе и о малыше позаботимся. На такой оптимистичной мысли, я и предложила исследовать наши с Мишкой запасы из багажника, а там уже и решать куда и как двигаться.