Нас нашёл отец. Пришло время провожать гостей и он озаботился моим местонахождением.
Обнаружив в парке целующуюся парочку, скорее всего, он решил, что я прекрасно выполняю свою роль.
Я, естественно, не разубеждала.
Утром следующего дня мне был объявлен бонус за отличное поведение — поездка к сыну. Через несколько минут я нетерпеливо ждала в машине, пока родитель соизволит, наконец, выйти из дому, чтобы везти меня к Волчонку.
Сынок бросился ко мне со счастливым смехом. Он схватил меня за руку и с восторгом повёл показывать всё, что нашёл для себя чудесным в новом доме.
После обеда, когда усталый малыш уснул, мы с Надеждой Матвеевной сидели у его кровати и вели неторопливую беседу.
Она рассказала, как сильно ей здесь нравиться. О прекрасном просторном доме, о соседях, среди которых нашлась русскоязычная женщина. О водителе, который с утра до вечера у них, и выполняет любые просьбы. Палома делает всю работу по дому, поэтому единственная забота, она же радость, у женщины — это ребёнок, её драгоценный Володенька. Я чувствовала, что мой малыш в любящих руках и пока у них всё хорошо. Как бы не разбаловала…
Я же безбожно врала. Единственное, что было правдой в моём рассказе — я смогу приезжать не чаще раза в неделю, и то не всегда.
— Ты учись девочка. Устраивай свою жизнь. О нас не беспокойся. Спасибо твоему отцу, ни в чём не нуждаемся. Такой заботой окружил! А мне за Володей в радость присмотреть. Полюбила его всем сердцем. Своих ведь не было никогда, не сложилось… А Вы у нас с пупьяшка… Первая улыбка, первый шажок — всё на моих глазах. Жизнь за него отдам, за солнышко моё родное. Не беспокойся, прошу! — Надежда Матвеевна успокаивающе поглаживала мои ладони. — Я же вижу, тревожишься.
Я могла только поблагодарить. Как же мне повезло встретить её на той автобусной остановке!
На обратном пути я грустила, глядя в окно машины. Отец молчал.
Мимо проносились местами уже знакомые виды. Мысли перескочили на вчерашний вечер.
Михаил, который сначала сильно напугал меня, оказался неожиданно нежным. Как-то непонятно у него всё получалось…
Прижал к дереву сильно. Я не могла шелохнуться. Но не настолько, чтобы стало больно.
Целовал грубо, по хозяйски, глубоко исследуя мой рот, язык, внутреннюю сторону губ.
Руки совсем не ласково гладили тело, сжимали грудь, сильно теребили сосок. Я испугалась сначала, не успевала вдохнуть, сообразить где защищаться. Ладошки упёрлись в его грудь, пытаясь оттолкнуть, что оказалось невозможно, и они так и застыли, сдаваясь.
А потом, наступил момент, когда я поняла, что, несмотря ни на что, он ни разу не сделал мне больно. Все ласки Михаила были такими, что я боялась этого, но, оказалось, зря. Страх отпустил и я немного расслабилась. Потом, чем послушнее становилась в его руках, тем нежнее и глубже делались его поцелуи, ласковее поглаживания… И вот, его рука уже присобирает подол платья, ползёт по оголённому бедру поднимается вверх, пробирается в трусики… Чей-то говор недалеко останавливает её движение. Не прекращая целовать, мне поправляют платье.