Мастер и Жаворонок

Глава 3 Гильотина

Я второй раз подряд набираю на домофоне номер нужной квартиры, отхожу от двери и всматриваюсь в окна третьего этажа в старом кирпичном здании. Ужасно хочется запустить в стекло бутылкой виски, что у меня в руках. Ругнувшись, я подаюсь к двери, снова тыкаю в маленькую черную кнопку и наконец слышу из динамиков голос Фионна:

– Какое б дерьмо вы ни продавали, валите на хрен!

Я щурюсь. Братец изволит шутить? Вполне в его духе, он тот еще засранец.

– Нам с тобой прекрасно известно, что дерьмо ты заказываешь в интернете. Впусти меня, болван. – Я вытаскиваю из коричневого бумажного пакета горлышко бутылки и подношу ее к камере. – Если, конечно, не хочешь, чтобы я это выкинул.

Домофон пищит, и меня все-таки впускают в дом.

Поднимаюсь на площадку третьего этажа. Возле распахнутой двери меня встречает младший братец: он, с хитрой ухмылкой привалившись к косяку, ковыряется в пакете с ореховой смесью. Из квартиры доносятся музыка и смех.

– Рад тебя видеть, мелкий паршивец, – говорю я, сгребая брата в охапку.

Фионн чуть выше меня и поджаристей, под кожей прощупываются жилистые мышцы. Он дважды, от всей души, хлопает по моей спине, словно демонстрируя силу.

– Надолго ты в Бостоне?

– В понедельник улетаю.

– И когда ты наконец остепенишься…

– Не дождетесь!

Я отпускаю брата и на миг прижимаюсь к нему лбом – так я делал с самого его рождения, когда впервые, еще в больнице, взял на руки сверток с младенцем. Отступив назад, Фионн с врачебной дотошностью принимается меня разглядывать.

– Видок у тебя паршивый.

– А ты с пакетиком птичьего корма похож на придурка.

– Омега – жирные кислоты снимают воспаление и снижают уровень холестерина липопротеинов низкой плотности, – сообщает он, пропуская меня в квартиру Роуэна, которая занимает весь третий этаж здания.

– Ни капли не сомневаюсь. А еще они превращают вас, доктор Кейн, в законченного идиота.

Фионн, по-прежнему рассуждая о жирных кислотах и воспалительных процессах, идет вслед за мной по коридору в просторную гостиную со стенами из голого кирпича и большими, до пола, окнами. Из кухни нам машет Анна, наша общая подруга. Она разливает по бокалам мартини. На диване сидит худенькая, но свирепого вида женщина со сломанной ногой, которую она закинула на журнальный столик. Черный гипс украшен золотой звездочкой. Скорее всего, это та самая Роуз, о которой писал Роуэн, – циркачка, бог знает откуда взявшаяся в доме Фионна. Слоан с ней успела подружиться. Фионн и впрямь представляет девицу как Роуз, однако характер их отношений объяснить не удосуживается. Надо будет обязательно спросить его напрямик – пусть помычит и попотеет. Судя по язвительной ухмылке Роуз, она возражать не станет. Бешеный кот по кличке Уинстон сидит рядом и нервно бьет хвостом, высматривая, в какой палец задранной на столик ноги вцепиться первым. Навстречу мне со стула поднимается Слоан.

У меня перехватывает дыхание: за ней стоит самая красивая женщина на свете. У нее ярко-голубые глаза, пухлые губы, изогнутые в лукавой, но очень ласковой улыбке, а по плечам рассыпаны блестящие медового цвета локоны. Наверное, следует что-то сказать или сделать, однако я замираю столбом посреди комнаты и пялюсь на незнакомку.

– Лахлан! – зовет меня Слоан.

Сглотнув, я слегка прихожу в себя и растягиваю губы в вымученной улыбке.

– Мадам паучиха? Как успехи на творческом поприще? Удалось сплести что-нибудь новенькое?

Она щурится. Эта девушка может запросто выколоть мне глаза – оттого издеваться над ней вдвойне интереснее!

– Все еще рисуешь птичек для моего безнадежно влюбленного братца?

Щеки Слоан вспыхивают румянцем, а я, расплывшись в довольной улыбке, протягиваю ей бутылку виски. Фионн, проходя мимо, выхватывает ее первым, но Слоан к нему даже не оборачивается, она смотрит только на меня, будто пытаясь о чем-то предупредить взглядом.

– Лахлан, это моя подруга Ларк.

Переключив внимание на красотку, я протягиваю ей руку. Девушка подходит ближе, ее лицо расплывается перед глазами, и я мысленно проклинаю себя, что оставил очки в машине. На таком расстоянии я плохо ее вижу, но все равно чувствую тепло улыбки. Девушка отвечает на рукопожатие, и от ее прикосновения меня пробирает током.

– Ларк Монтегю. Будем знакомы, – говорит она. В словах слышится отголосок насмешки, он вибрацией звенит между нашими ладонями. – Значит, вы и есть пресловутый Лахлан Кейн?

– …Пресловутый? – я вскидываю бровь.

– Я о вас весьма наслышана.

– И что же именно вам рассказывали? Какого рода… подробности?

Усмехнувшись, она отбирает руку:

– Ну, кажется, в разговоре вас порой называют ворчливой наседкой.

– Эй! – возмущается Фионн, всовывая мне в руки виски со льдом. – Не надо возводить на моего брата напраслину. Лично я называл его ворчливым засранцем.

– Да, точно, – подхватывает Роуз. – Ты говорил, что он «засранец, который вечно кудахчет и хмурится».

Слоан фыркает:

– Именно!

– Но-но, я умею не только хмуриться. – Подавшись к Ларк, я криво и небрежно ухмыляюсь. – У меня есть гораздо более интересное хобби.

В ответ она хохочет:

– Да? Какое, например? Вязать крючком? Готова поспорить, у тебя выходят отличные салфетки.

Роуз хихикает.

– Нет, это больше по части нашего доктора.

Братец, глотнувший в тот момент виски, шумно кашляет.

– Роуз…

– Он даже состоит в клубе вязальщиц.

– Роуз, заткнись…

– Они собираются каждое воскресенье. Называют себя «сестры по петелькам», а Фионн… – Роуз сдавленно мычит и хохочет, потому что братец зажимает ей рот ладонью.

Уставившись на меня с ужасом и мольбой, он шепчет:

– Только Роуэну не рассказывай. Я недавно припомнил ему детское прозвище!

Громко смеясь, я качаю головой:

– Мой милый, наивный братик… Разумеется, я все расскажу Роуэну, поскольку смысл моей жизни состоит в том, чтобы стравливать вас между собой.

Хлопнув его по плечу, я сажусь в одно из кожаных кресел:

– Не хочу расстраивать, дружище, но, видимо, ты со своей любовью к салфеткам так и не избавился от страсти к мелодрамам. Роуэн однозначно за тебя порадуется.

Фионн пускается в длинные бестолковые объяснения: мол, все из-за какой-то листовки и вообще недоразумение, но я не слушаю. Мне не до него: на диван напротив садится Ларк. Бешеный кот Слоан тут же запрыгивает ей на колени и сворачивается клубком.

На таком расстоянии я вижу девушку гораздо отчетливее: и родинку над верхней губой, и рябь на коже возле волос: там, наверное, была ссадина, которая плохо срослась. Я ощущал бы ее присутствие, даже если бы сидел к ней спиной. Ларк словно вбирает в себя всю энергию в комнате, концентрирует внутри и изливает наружу сквозь лучистые глаза и звенящий смех.

Я не слышу, о чем говорят рядом Фионн и Роуз, – только реплики, которые вставляет в их разговор Ларк. Чаще всего достается Фионну: мол, «ты берешь пряжу по скидке?» или «наверное, салфетки лучше продавать в интернете». Сосредоточившись на собеседнике, Ларк рассеянно водит рукой по кошачьей спине, и Уинстон довольно урчит в такт разговору. Меня она словно не замечает. Если и чувствует на себе мой взгляд, то не подает виду.

Ларк Монтегю прекрасна! И я пялюсь на нее, прямо как неуклюжий подросток.

Приходится через силу отвести взгляд и уставиться на свои руки. Под татуировками проглядывают шрамы. На указательном пальце не хватает сустава. Забитые чернилами костяшки унизаны серебряными перстнями. Постучав одним по краю стакана, я подношу виски к губам. Эти руки хорошо смотрелись бы на женских бедрах. Представив, как татуированные пальцы стискивают мягкую плоть, я ерзаю в кресле, скрывая напряжение. Член болезненно упирается в ширинку.

Чтобы такая женщина – и со мной? Немыслимо!

И в то же время охренительно красиво.

Подняв голову, я вижу: спор о салфетках достиг апогея, но Ларк отчего-то смотрит на меня, заговорщически улыбаясь. Это длится всего лишь миг, после чего она отворачивается к собеседникам, зато ее улыбка остается со мной – словно безмолвная реплика или намек, который я бессилен понять.

Вскоре тема разговора меняется, но нас с Ларк по-прежнему будто связывает тонкая нить. Когда она под надуманным предлогом выходит на балкон, мне становится одиноко. Я несколько минут пытаюсь унять в себе это ощущение, а оно все не ослабевает, поэтому я, сдавшись, иду вслед за девушкой.

Услышав, как хлопает балконная дверь, Ларк не двигается с места. Она стоит возле перил, ничуть не удивившись моему появлению.

– Привет.

Знаю, вступление могло быть и лучше, но Ларк улыбается, оглянувшись через плечо.

– Привет. Ты ведь пришел не затем, чтобы на меня ворчать?

Хмыкнув, я закрываю за собой дверь.

– Нет, это только по будням с девяти до пяти. В остальное время я и впрямь изображаю из себя заботливую наседку.

– Да неужели? – Она звонко хохочет. – Представляю, как вечерами ты сидишь в курятнике на кладке яиц. Хотя это вполне перекликается с любовью твоего брата к салфеткам…

– Да, он по этому поводу частенько кудахчет.

Ларк фыркает:

– Кудахчет? Похоже, ты и впрямь увлекаешься куриными каламбурами.

– Господи… Я веду себя как индейский петух. Давай попробуем еще раз.

Я разворачиваюсь и захожу в квартиру. Слыша сквозь стекло женский смех, хлопаю дверью и снова появляюсь на балконе.

– Какой приятный вечер! Можно составить тебе компанию? Кстати, я совершенно не разбираюсь в разведении домашней птицы.

– Это хорошо. Мой прежний парень, как выяснилось, питал особую любовь к общипанным курицам.

– Похоже, он был дураком. Но я не из таких, мне пернатые не интересны.

– Какая жалость. Я люблю птичьи перышки, им можно найти очень интересное применение…

Я снова разворачиваюсь и в третий раз громко хлопаю дверью балкона.

– Привет. Меня зовут Лахлан, и я совершенно не разбираюсь в разведении домашней птицы, но обожаю перья.

Ларк хихикает, и в свете городских огней ее глаза ярко блестят.

– Что ж, у нас много общего. Первый мой парень обожал щипаных куриц, второй терпеть не мог перья. Вот и приходится скучать в одиночестве. Так уж и быть, поделюсь с тобой краешком насеста.

Я подхожу ближе, чувствуя в осеннем ветре сладковато-цитрусовый аромат духов. Ларк рассматривает бездну у нас под ногами, и я тоже опускаю взгляд. Вид не из лучших: темный переулок и кирпичный дом напротив – совсем близко, почти вплотную. Но отчего-то рядом с Ларк возникает чувство, будто мы стоим не на узкой бетонной плите, висящей над темнотой, а на краю мира. Она с таким интересом всматривается в городской пейзаж, что и я невольно обвожу его взглядом.

– Первый раз в Бостоне? – спрашиваю я.

Ларк улыбается и перебрасывает волосы через плечо, чтобы лучше меня видеть.

– Не совсем. Я выросла неподалеку.

– Где?

– В Род-Айленде.

Хмыкнув, я киваю, после чего делаю из стакана глоток.

– Слоан говорит, вы с ней давно дружите.

– Да, – отвечает Ларк. Ее лицо на миг тускнеет. Моргнув, она сдерживает всплеск эмоций и снова улыбается ярче прежнего. – Мы познакомились в школе-интернате. Мне не сразу удалось расположить ее к себе, но с тех пор мы лучшие подруги.

– Это неудивительно.

Пожав плечами, Ларк крутит сцепленные пальцы.

– Слоан не такая уж и замкнутая. На вид, конечно, весьма ершистая, но в глубине души милашка.

– Я про тебя, – говорю я, не удержавшись от усмешки. Между бровей у Ларк проступает складка, а взгляд замирает на моей кривой улыбке.

– Представляю, как ты ее осаждала. Вряд ли ей удалось долго держать оборону.

Ларк демонстративно закатывает глаза и, опираясь на кованые перила, поворачивается ко мне лицом. Она старательно корчит свирепую гримасу, но на губах все равно проглядывает улыбка.

– Почему ты так решил? Я настолько яркая, полная обаяния личность?

– Да, наверное, – признаю я со смешком. – Даже меня пробирает.

– И что ты чувствуешь?

Я цепко держу ее взгляд. Девушка столь мила и очаровательна, что должна под ним стушеваться и отступить. Или хотя бы покраснеть. Нервно закусить полную губу. Судорожно выдохнуть…

Но Ларк, не поведя и бровью, лишь чуть заметно улыбается.

Я подаюсь вперед. Ее глаза поблескивают.

– Возможно, желание тебя поцеловать. Или, точнее, сделать так, чтобы ты сама об этом попросила.

– До чего смело, – цокает она языком, но, судя по яркому блеску в глазах, моя наглость пришлась ей по душе. – И с какой стати мне тебя об этом просить?

Ухмыльнувшись, я смотрю в стакан, взбалтывая в нем виски со льдом. Перед глазами опять мелькает картинка: татуированные пальцы впиваются в женскую плоть. На мгновение позволив себе эту фантазию, я поднимаю взгляд и пожимаю плечами:

– У меня в коллекции немало перьев.

Ларк хохочет, а я отпиваю из стакана, уставившись ей на губы. Она отворачивается, но краем глаза все равно смотрит на меня, словно ее тянет в мою сторону. Между нами пробегает искра. Ларк, поддавшись импульсу, тихо вздыхает. Облачко тумана слетает с ее губ и с прохладным ветром возносится к небу.

– Вопреки слухам, ты не так уж похож на засранца, – говорит Ларк, расцепляя руки, чтобы взяться за перила.

– Может, самую малость. Иногда.

– Наверное, это не так уж плохо.

– Думаешь?

Ларк пожимает одним плечом.

– Разумеется. Если дать малейшую слабину, тебя заставят по воскресеньям вязать салфетки.

– О да, Фионн… – кривлю губы в насмешливой ухмылке. – Все на свете отдал бы, лишь бы узнать, что хотела рассказать о нем Роуз. Может, он в их клубе председатель? Я бы не удивился. Фионн всегда был очень милым и любезным мальчиком, за что неоднократно страдал.

Ларк улыбается, но при этом дергает бровью, словно решая непростую задачу.

– В чем дело?

– Ни в чем. – Она качает головой, вновь принимая невозмутимый вид и встречаясь со мной взглядом. – …Что-то в тебе есть знакомое… Может, просто я слишком хорошо знаю Роуэна и вижу ваше сходство?

Хмыкнув, я толкаю ее в бок локтем, после чего делаю еще один глоток виски.

– Вот уж кто настоящий засранец. Не смей сравнивать меня с этим паршивцем.

– Перестань! – шикает она. – Он замечательный и идеально подходит Слоан. Не будь козлом.

Я ухмыляюсь, выразительно глядя на пухлые женские губы:

– Как скажете, мэм.

Ларк фыркает:

– Мэм… А можно без этого?

– Мисс?

Она морщит носик.

– Мадам? – предлагаю я. Ларк качает головой. – Да, это немногим лучше «мэм». Погоди, я придумал. Герцогиня!

– О-о-о, мне нравится. Вполне сочетается с перьями. Величественно и дерзко.

Когда Ларк произносит слово «дерзко», меня будто ударяет током. В голове одна за другой вспыхивают картинки, в которых она предстает в разных весьма царственных образах – например, в парике а-ля Мария-Антуанетта, и это будоражит меня до дрожи.

– Эй, что случилось? – негромко, но с явной издевкой спрашивает Ларк. – У тебя такой вид, будто собрался снести яйцо.

– Ничего, – говорю я, откашлявшись и с трудом разжимая пальцы на стакане, пока не раздавил стекло. – Я… все нормально.

– Точно? Видимо, не такой уж ты и смелый…

Она подходит ближе, окутывая меня теплом. На губах у нее играет чуть заметная улыбка. На таком расстоянии я почти не вижу лица, однако глаза у девушки блестят так ярко, что их свет прорезает сумерки.

– Кажется, мои слова… тебя взволновали? – шепчет она.

Ларк склоняет голову набок и смотрит на меня, уставившись на губы.

– Это из-за того, что мы заговорили про герцогинь? Может, у тебя фетиш не только на перья, но и на корсеты с тюлем?

Святый Господи Иисусе… Еще и корсеты вдобавок!

– Не то чтобы фетиш…

– Жаль, а я уже обрадовалась.

– Точнее, не только на перья с корсетами. Еще и на парики.

Раздается громкий, искренний смех.

Ларк Монтегю с каждой своей фразой проникает в мои мысли и вызывает неожиданные, но очень яркие фантазии. Она пробуждает к жизни ту часть сознания, о которой я и не подозревал. Не знаю, хорошо это или плохо, но я обязательно пройду по дорожке, которую она для меня прокладывает. И путь этот будет весьма волнительным.

– Думаю, тебе пойдут сюртук и бриджи, – с улыбкой говорит Ларк, делая последний шаг и вставая рядом.

Ее пальцы сминают на мне рубашку, случайным касанием обжигая кожу.

– А татуировки на шее будут сексуально выглядывать из-под платка…

Я сглатываю, на миг задержав дыхание в легких. Ларк поднимается на цыпочки, устремив взгляд на мои губы. Сердце молотом стучит под ее рукой. Каждый выдох обжигает мне кожу электрическим током.

– Хочешь сделать из меня лихого галантного джентльмена? – наконец произношу я хриплым шепотом.

– Именно такой и нужен царственной и дерзкой герцогине, не находишь?

Ларк склоняет голову набок, и мир словно переворачивается.

– Может, не настолько ты и смелый…

Все умные мысли о том, как парировать ее выпад, пропадают из головы, потому что Ларк прижимается ко мне губами.

В черепной коробке воцаряется черная пустота. Цитрусовый аромат щекочет ноздри. Ларк проводит кончиком языка по моим сомкнутым губам, и я чувствую привкус апельсиновой газировки, которую она недавно пила. Из ее рта вырывается тихий стон.

И я даю себе волю.

Мой язык вторгается ей в рот. Ларк окончательно сминает на мне рубашку. Стакан в руке готов треснуть или полететь с балкона. Хочется сгрести девчонку в охапку и с силой сжать, но я сдерживаюсь и кладу ладонь ей на затылок. Ларк жалобно хнычет. Член больно вдавливается в ширинку оттого, как тесно девушка прижимается ко мне всем телом.

Наши зубы стучат друг о друга. Поцелуй становится более грубым. В считаные секунды Ларк сносит все мои представления о сдержанности. Она целует меня с лихорадочной страстью, выдавая овладевшее ей желание, граничащее с одержимостью. Девушка цепляется за меня так, словно готова упасть, если под рукой не будет опоры. Вдохнув, она ныряет в поцелуй еще глубже, увлекая меня за собой. Стоит мне подумать, что я контролирую поцелуй, как инициативу перехватывают.

Она переплетает наши языки, прикусывает нижнюю губу и словно неохотно выпускает ее из зубов, ловко балансируя между наслаждением и болью.

– Ларк…

Прерывистый смешок стирает из мыслей все, что я собирался сказать. Ларк прокладывает дорожку из поцелуев вдоль моей челюсти. Руки путаются в золотистых прядях. Она с силой закусывает мне мочку уха, и я, зашипев от боли, сжимаю пальцы на ее затылке. Ларк стонет, спускаясь губами к шее, где присасывается к забитой татуировками коже.

Взрычав, я хватаю ее за волосы и стону:

– Срань господня…

Губы на моем пульсе замирают.

Что, мать твою, не так?

Я тут же разжимаю пальцы. Неужели слишком сильно дернул ее за волосы? Или позволил себе лишнее?

Ларк словно окаменела.

– Что ты сказал? – шепчет она мне в шею.

Вот черт… Я где-то облажался, но в чем? Зря упомянул имя Господа всуе? Может, Ларк – верующая? Вспомнить бы, что Слоан рассказывала про их школу-интернат. Там жили монашки?

Я через силу сглатываю.

– Ну… Я сказал «срань господня».

– Повтори тише, – велит Ларк.

– Срань господня, – послушно сиплю я.

Мир замирает на один удар сердца. Ларк отходит, унося с собой тепло, и по моей коже пробегает холодок. Она зажимает рот обеими руками, в глазах отчетливо читается изумление.

Изумление… или ярость?

– Святый господи, – шепчет она.

– Что? Ты сама богохульствуешь!

– Не в этом дело, – говорит она и с усмешкой подается вперед, чтобы ткнуть меня пальцем в грудь. – Ты… Бэтмен недоделанный!

Ларк отступает еще на шаг, скрещивает руки и вскидывает бровь.

Я прищуриваюсь и с ядовитым шипением произношу:

– Барби безмозглая!

– Господи… – Ларк выразительно трясет руками, словно пытаясь избавиться от следов наших недавних объятий. – Ты засунул язык мне в глотку!

– Не хочу напоминать, пташка бестолковая, но ты сама меня поцеловала.

– А ты позволил. Хотя знал, кто я на хрен такая!

– Ничего подобного, потому что в противном случае сбежал бы по пожарной лестнице.

– Здесь нет пожарной лестницы!

– Тем более!

Ларк с сердитым видом закатывает глаза.

– Хватит врать. Ты прекрасно разглядел меня той ночью. Светил в лицо фонариком. Даже по голове им стукнул!

– На тебе была тонна грима. И я тебя не бил.

– А у меня, между прочим, было сотрясение мозга и надо было накладывать швы, а я этого не сделала, потому что твоими стараниями несколько часов шагала пешком. А еще ты рычал на меня, как бешеный медведь, разве что ногу не отгрыз! А потом швырнул в багажник, долбаный ты псих!

– О, так это я долбаный псих, да? Это ты выпрыгнула из машины на полном ходу после того, как утопила в озере какого-то бедолагу, а глядя на его труп, корчила гримасы, даже не пытаясь изобразить слезы, – рычу я. Делаю к ней шаг и наклоняюсь, чтобы оказаться на уровне ее глаз. Откашливаюсь и пищу, подражая слащавому женскому голоску: – Ой-ой-ой, я такая глупышка, только что убила человека. Какое горе. Ничего страшного, сейчас найду ребят, которые спрячут труп.

– Я большего лицемерия в жизни не слыхала! Кстати, как продвигается карьера наемного убийцы? Много прибыли приносит? – Ларк фыркает и тоже делает шаг вперед, изящно обводя в воздухе пальцем круг. – Думаешь, что видишь меня насквозь, да? – говорит она. – А на деле ты знаешь обо мне вот столечко.

Она резко сдвигает пальцы, оставив между ними крохотный зазор.

– Да мне и знать тебя не надо, и без того понятно, что ты тупоголовая курица.

– А ты – козел! – Она прерывисто выдыхает. – Что за шутки, придурок? Ты зачем полез ко мне с поцелуями?

– Я уже сказал, что не узнал тебя. Был Хеллоуин, если забыла, и ты надела костюм. Обмазалась гримом до самых ушей!

У Ларк отвисает челюсть, она стискивает зубы и снова бестолково разевает рот.

– Ты серьезно?..

Я молчу, и она сжимает кулаки. Пусть не вытерпит наконец и ударит меня – будет повод сгрести ее в охапку.

– Кошмар… Ты был в маске, и я узнала тебя по одному лишь голосу и ворчливому бурчанию. А я в тот вечер всего-навсего напудрила лицо и накрасила глаза цветными тенями. Это тебе не кино про супергероев, где достаточно надеть очки, чтобы тебя не узнали!

Решив окончательно выбить девушку из равновесия, я пожимаю плечами и опираюсь на перила. Мое деланое равнодушие заставляет ее злиться, поэтому я не спеша делаю большой глоток виски и наконец признаюсь:

– Было темно. Я не надел очки.

– Очки? – недоверчиво фыркает Ларк. – Уж прости, но это полнейшая чушь!

– Прощаю. Во всяком случае, за это.

– Ты и сейчас их не надел!

– Метко подмечено, герцогиня. И, наверное, это к лучшему. Представляю, с какой радостью ты бы их сейчас раздавила, да?

Ларк ухмыляется: видимо, я угадал.

– И, наверное, стоит сообщить, что из-за тебя я по уши вляпался. Или ты забыла, что умудрилась сорвать один очень важный контракт? Даже не представляешь, какую мне босс устроил трепку.

– Я? Это я сорвала тебе контракт? – рычит она. – Во-первых, я ни при чем. Ты сам виноват, если твоему начальнику пожаловались, что ты не умеешь работать с людьми. Ты вел себя как последний урод! Даже твой приятель Коннор заметил.

Господи, Коннор… Умудрился же он назвать свое имя. Я издаю рык, и на лице Ларк появляется довольная ухмылка. О да, ее шпилька угодила в цель, и она это заметила.

Я сердито хмурюсь и подаюсь ближе.

– Это не та сфера, где можно потребовать встречи с начальством и оставить жалобу, глупая ты принцесса.

Ларк вскидывает бровь и улыбается шире прежнего. Глаза в тусклом свете радостно блестят.

– Разве? – сладко мурлычет она и подходит ко мне: медленно, шаг за шагом. – А по-моему, все получилось прекрасно, и ты попросту обиделся, что о тебе оставили плохой отзыв. Поэтому решил всю вину свалить на меня, ошибочно полагая, что это я устроила тебе неприятности, вместо того чтобы взглянуть на себя в зеркало и честно признать грехи.

Ларк стоит так близко, что, если вдохнуть, я задену ее грудью. Ее взгляд переползает к моим губам и надолго на них задерживается. Кожу заметно покалывает. Я все еще помню вкус ее поцелуя.

Она двумя пальцами касается моей грудины и ведет ими вверх по шее.

– Делать поспешные выводы – в этом ты силен, верно? Но на сей раз ты просто расхлебываешь последствия своих же действий, которые тебе, милый, наконец аукнулись.

Я хватаю ее за руку и отрывисто смеюсь. В этом движении нет ни капли нежности, но в первый миг меня все равно пробивает током. Поцелуй готов забыться – кажется, что он случился давным-давно и с кем-то другим.

– Именно таких глупых лицемерных оправданий стоило ждать от пустоголовой девицы.

В голубых глазах мелькает обида – словно молния сверкнула.

– Пустоголовой девицы, значит? Ты понятия не имеешь, кто я такая и на что способна!

Ее злость радует мне душу. Хочется найти все слабые места и бить по ним, пока она не взорвется, – просто чтобы посмотреть, что Ларк сделает дальше.

Она не отступает. Вместо этого выпрямляет спину и, вскинув подбородок, быстрым движением выдергивает пальцы из моей хватки.

Ужасно хочется сгрести ее в охапку. В голове туман, я совсем поплыл. Надо встряхнуться.

Ларк жестом указывает на стеклянную дверь.

– Там моя лучшая подруга, – говорит она хрипло, устремив на меня взгляд. – Слоан имеет право устроить праздник вместе с любимым мужчиной. С твоим, между прочим, братом! – Ларк кривится, будто проглотила какую-то гадость, но в следующий миг снова надевает на лицо маску и делает шаг вперед. – Поэтому, так уж и быть, я не стану обращать на тебя внимание. Можешь и дальше сколь угодно корчить хмурые рожи – я тебе больше ни слова не скажу!

Она выхватывает из моей руки стакан и одним залпом опрокидывает в себя остатки виски. На глазах от крепкого алкоголя выступают слезы.

– Я думал, герцогини не пьют, – говорю я с усмешкой.

– Видимо, ты дурно на меня влияешь, – отвечает Ларк, после чего сует мне в грудь стакан с осколками льда. – И хватит называть меня герцогиней. Всех дворян, позволь напомнить, отправили на гильотину!

– Как скажешь, – рычу я вслед, хотя Ларк уже уходит.

Я резко захлопываю стеклянную дверь. Девушка даже не вздрагивает. Она идет в кухню, но Слоан ловит ее на полпути.

– А я как раз тебя искала. – Перестав улыбаться, она вглядывается в лицо подруги. – Эй, все хорошо?

Та, не сбавляя шага, хватает Слоан за руку.

– Да, разумеется. Кстати, я уже говорила, что ты очень красивая сегодня?

– Да, пару раз, когда пыталась прилепить мне на грудь свои звездочки.

– Им там самое место. Вырез – обалдеть!

– Спасибо.

– Знаешь, мне не помешал бы бокальчик вина, а еще лучше – ванна текилы. Поэтому давайте выдвигаться, а то уже опаздываем. Не хватало, чтобы Роуэн за тебя переживал.

– Как скажешь…

Слоан, недоверчиво прищурившись, косит взглядом в мою сторону. Я вскидываю перед собой руки и растягиваю губы в улыбке, но та выходит не слишком естественной, и, судя по хмурой складке между бровей Слоан, не я один это заметил.

Откуда это странное чувство, будто из-под ног выбили почву? Оно мучает меня весь вечер: и когда мы на двух машинах добираемся до ресторана, причем Ларк демонстративно садится в другой автомобиль, и когда празднуем открытие «Палача и Дрозда», а наглая девица улыбается всем подряд, кроме меня, и когда она убегает следом за Роуэном и Слоан… Как и в первую ночь нашего знакомства, пташка улетает, оставив после себя непривычную пустоту.

Кажется, будто окружающий мир изменился до неузнаваемости – словно меня закинуло в параллельную реальность и я остался там совершенно один.