Мечты и реальности

— Лериэла… Я что-то сделал не так? Почему ты плачешь?

— Я не плачу.

Он так же медленно коснулся моей щеки и поднёс к глазам влажную каплю.

— Я… мне надо идти.

— Ты правда этого хочешь?

На этот раз я не смогла сразу выдавить «да», и Моран решился обнять меня чуть крепче.

А потом наклонился и поцеловал.

Комната стремительно закружилась перед моими глазами, руки неосознанно обхватили его за шею. Что со мной происходит?!

Я словно существовала отдельно от своего потрясённого тела, без остатка отдаваясь этому безумию, но в какой-то момент обнаружила, что почти не могу дышать. Моран сжал меня так сильно, что в лёгких просто не осталось воздуха. Я безуспешно попыталась отстраниться, потом дёрнулась посильнее и чуть не упала на спину. Его губы скользнули по моей щеке.

— Что… что случилось?

— Ничего. Отпусти меня…

— Не могу.

— Моран, не надо… Пожалуйста…

Он изменился в лице и через силу разжал руки. Я наконец-то смогла глубоко вздохнуть. Встала и тут же зашаталась.

— Извини. Нам не стоило…

Я каким-то чудом не врезалась в стоящий на пути столик. Оглянулась с порога: Моран, неподвижный, с опущенными плечами, безучастно смотрел куда-то в пространство. Я с трудом подавила желание вернуться и поплелась в свою комнату.

Спала я плохо. Просыпалась от каких-то невнятных кошмаров и снова подолгу ворочалась в своей необъятной постели.

Дура, что я наделала?! Зачем подпустила его так близко, зачем?! Позволила себе настолько потерять голову… а потом оттолкнула, обидела… Сама словно уговаривала — «соблазни меня», и сама же испугалась и дала дёру… Что он теперь обо мне думает?! Надо было остаться, ведь хотелось, очень хотелось… Стоп, что я, совсем уже, а Лориан?! О-о-о!.. Какая я мерзкая, распущенная женщина, изменщица! Ы-ы-ы…

Промаявшись таким образом полночи, я поняла, что уже не засну и встала. В ровном свете магической свечи на бумагу легли первые резкие штрихи, и вскоре Моран, как живой, смотрел на меня пронзительными чёрными глазами. Наверное, это был самый удачный, самый правдоподобный портрет из всех, написанных мною. Не идеальный до тошноты сказочный принц, а похожий на хищную птицу мужчина с жёсткой линией рта, первыми усталыми морщинками и перебитым носом. Ровесник моего отца. Безумно красивый и безумно желанный…

Только он об этом так не узнает.

Встала я чуть ли не к обеду, но чувствовала себя совершенно разбитой. Машинально выпила поданый Мирной чай и отказалась от всего остального, выслушала сообщение, что хозяин тоже ещё не показывался — то ли спит, что на него не похоже, то ли улетел по делам…

Я взяла первую попавшуюся книгу и вышла в сад. В отличие от живописной иллюзии, он был порядком запущен и этим вызывал щемящую ассоциацию с родными питерскими парками. Я села на скамейку у самой дальней стены и раскрыла книгу, но вскоре отложила её. Было не до чужой истории, в своей хотя бы разобраться…

— Лериэла!

От едва слышного голоса я подскочила как ужаленная и испуганно заозиралась.

Никого. Ой, скверный признак, уже к доктору пора…

— Лериэла… Я чувствую, что это ты. Ты одна?

Я, наконец, сообразила, что этот голос, похоже, мне знаком. Но только где же его обладатель??

— Ой, вы живы!! Но где вы?

— Стою за стеной. Ты не могла бы меня впустить?

— А как? Вход только один, и он магически запечатан, я не могу выйти.

— Но это же не значит, что никто другой не может войти! Подойди-ка поближе…

Верховный идиль королевы, энергичный старичок с длиннющим именем, которое я так и не смогла запомнить, торжественно объявил, что явился спасти меня, но для этого я должна ему немного помочь.

— Я смог найти этот дьявольский замок только благодаря тебе. Пытался до этого много раз — всё впустую, потому что никто из живущих здесь не хотел быть найденным. А ты — ты хотела. И по этой тоненькой магической ниточке я отыскал твой след. Теперь тебе надо всего лишь захотеть впустить меня — и я войду.

— Прямо через стену?

— Это неважно. Ну, сосредоточься же, дитя…

Я послушалась, про себя сильно не уверенная, что из этой идеи выйдет толк. Я что, экстрасенс? Могу хоть до посинения хотеть оказаться дома, и разве что-то изменится? Но, с другой стороны, дедуля как-то нашёл меня… Может, ему виднее?

Мои мысли прервал тихий чмокающий звук, и идиль собственной персоной шлёпнулся на траву с этой стороны ограды. Ой, получилось!!

Я помогла ему подняться и поинтересовалась, как же он собирается меня спасать. В ответ он стал расспрашивать меня о замке, чтобы вычислить места с наиболее тонкой защитой и попытаться уйти тем же «магическим» путём, каким я сюда попала.

Я честно сказала, что мало чем могу помочь, потому что все эти «высокие материи» для меня — пустой звук, но идиль не сдавался, и я в конце концов поняла, что он от меня хочет. Оказывается, любая колдовская вещь, пусть даже очень большая, состоит всего из двух магических слоёв: того, что составляет основу, суть этой вещи и, соответственно, не поддаётся никакому влиянию извне, и второго, «наносного», который как раз изменить можно. Как эти слои могут распределяться в замке? Очень просто. Слой «попроще» — это любое помещение — комната, галерея, часть сада или крошечная кладовка — рядом или в котором я чувствовала неосознанное желание дышать глубже. Таким образом мой непривыкший к концентрированной магии организм позволял себе хоть немного расслабиться, отдохнуть от окружающего давления…

Ничего себе! Если бы такая странная информация исходила не от главного спеца Оберона, я бы с удовольствием покрутила пальцем у виска. А сейчас только кивнула и принялась лихорадочно вспоминать. И вспомнила!

— Вы знаете, а ведь есть такое место! По крайней мере, я точно тогда подумала, почему в этой пыльной комнате самый свежий в замке воздух…

— И далеко она отсюда?

— Как раз близко. Правда, по дороге мы можем случайно наткнуться на слуг…

— Ничего, они меня не заметят.

— Или на Морана.

— На колдуна? Это было бы очень нежелательно. Тебе придётся его как-то отвлечь, чтобы он меня не узнал.

— Он вас сильнее, да?

— Ну… Не будем столь категоричны. В прошлый раз его нападение застало меня врасплох. А в этот — внезапность уже на моей стороне. Если не будет другого выхода, думаю, мне будет по силам уничтожить твоего тюремщика.

— Не надо! — вырвалось у меня. — И… он никакой не тюремщик.

Старик внимательно посмотрел на меня из-под седых бровей-гусениц.

— А кто же он, в таком случае? Или ты уже не хочешь уходить из его замка?

Я заставила себя не опускать глаза.

— Нет, хочу.

— Тогда веди.

Он резко встал, хлопнул ладонями по коленям — и вот уже на скамейке важно восседает светло-серая крыса с длиннющим, правда, покрытым мехом, хвостом. Маленькие лапки делают нетерпеливый жест — и я подсаживаю зверька на плечо, прикрывая сверху волосами.

Осторожно иду обратно в замок, бросив ненужную уже книгу. Моя комната не по дороге — значит, я не смогу забрать бабушкино кольцо. Ну да ладно… Пусть остаётся Морану на память. И моё дурацкое свадебное платье, и мой рисунок… Значит, в случае успеха я его больше не увижу. Это хорошо. То есть, очень плохо, но это к лучшему…

Я нарочно обхожу стороной кухню, из которой доносится громоподобное пение Мирны.

— Мяу!

— Ой, Тео, а ты-то что здесь делаешь? Иди скорей, там тебе Мирна вкусненького даст!

Рыжий котяра, вопреки обыкновению, продолжает крутиться в ногах, принюхиваясь и с подозрением поглядывая вверх. Кто бы мог подумать, крысу учуял!

— Давай, топай отсюда…

Я аккуратно подталкиваю кота ногой к двери и закрываю её на ключ.

— Мяу-мяу!!

Блин, ну и пожарная сирена, как бы любимый хозяин на неё не прискочил…

Я ускоряю шаги и вскоре достигаю цели. Узкая комната рядом с библиотекой почти пуста, не считая высоченного шкафа вдоль одной из стен и пары стульев. Я зашла в неё из праздного любопытства, думая, что здесь тоже хранятся книги, но оказалось, что шкаф забит многочисленными коробками с сухими травами. Многие из них мне незнакомы, но родную ромашку и мяту я узнала бы и с закрытыми глазами.

Вот и теперь я явственно осознала, что среди этих трав воздух кажется мне особенно чистым и сладким. Хочется дышать и дышать…

Крыса с басовитым писком сорвалась с плеча и приземлилась на пол уже стариком. Он поморщился и потёр поясницу, а потом, не откладывая, приступил к делу. Перво-наперво запечатал дверь, прогулялся вдоль стены, размахивая руками и что-то бормоча себе под нос. Наконец, кивнул сам себе, встал точно по центру комнаты и с силой топнул ногой. По полу, как по воде, в разные стороны пошли круги, сам пол стал медленно таять…

И тут из-под потолка стремительно вынырнуло что-то белое, и дребезжащий голос завизжал:

— И-и-и! Не уйдёшь, ворюга!!

Я узнала в пикирующей массе вредного Драхмара.

— Не волнуйтесь, это…

— А-а-а! — вдруг снова заверещал призрак, описывая круги вокруг идиля. — Это ты, презренный Кир!!

(Точно, как я сразу не догадалась сократить это ужасное имя!)

— О, я вижу, наконец-то ты сдох, почтенный Драх! — в тон ему отозвался идиль.

— Ты сам сейчас сдохнешь, зазнайка бородатая!!

Драхмар подлетел вверх и довольно успешно столкнул на противника пару коробок, потом ещё и ещё. Я поспешно отступила с «линии огня», не желая оказаться засыпанной; впрочем, «Кир» моментально сотворил над головой невидимую защиту, и трава шуршащим водопадом посыпалась в стороны. Всё это время идиль косил взглядом под ноги, не давая исчезать образовавшейся «чёрной дыре» в полу. Резкий взмах — и огромный пук травы влетел прямо в распахнутый рот призрака. От неожиданности и по рефлексу он надрывно закашлялся; идиль воспользовался заминкой и призывно мотнул бородой. Я бросилась к нему…

И тут окно с оглушительным звоном разлетелось вдребезги, пропуская в комнату взъерошенную чёрную птицу. Моран!

Он обернулся в мгновение ока и успел схватить меня за руку, да так резко, что я чуть не упала. Бросил на меня короткий яростный взгляд и повернулся к верховнику.

— Уже уходите? А попрощаться?

От этого памятного издевательского тона я похолодела и беспомощно уставилась на замершего старика. Призрак в это время победно захихикал, помахал ручкой недавнему противнику и всосался в потолок.

На пару мгновений воцарилась тишина; потом идиль неторопливо убрал ногу с «дыры» и позволил ей растаять.

— Поздравляю, ты успел в последнюю минуту, Гордин.

Я невольно оглянулась, не понимая, к кому он обращается, и успела заметить, как дрогнуло лицо колдуна.

— Не называй меня так!

— В этом ты не властен. Я не хочу знать тебя другого.

Ой, они что, знакомы?!

— Я уже давно другой, и никогда не буду прежним. Я не собираюсь ничего с тобой обсуждать. Уходи.

— Я пришёл за девушкой.

— Она останется здесь.

— Не останется.

— Ты хочешь забрать её? — сощурил глаза колдун. — Что ж, попробуй. В прошлый раз я пожалел тебя. Больше я жалеть никого не намерен.

Он легонько толкнул меня в сторону, но я отлетела к самому окну. Вжалась в угол и с содроганием стала смотреть за магической потасовкой.

Вопреки невольному ожиданию эффектных приёмчиков вроде огненного дождя или ледяных стрел, колдуны сначала долгое время стояли неподвижно, сверля друг друга неприязненными взглядами. Потом идиль как бы нехотя поднял руку, и в сторону его противника полетел невидимый воздушный поток. В чём была его опасность, я не поняла, но Моран легко отбил волну и послал встречную, только насыщенно-чёрную, закрутив её спиралью. Вокруг старика замелькали полурассыпанные пучки травы, на миг полностью скрыв его фигуру, а когда всё улеглось, я обнаружила его стоящим рядом со мной.

— Встань-ка впереди, вот так…

Моран резко обернулся в нашу сторону и со злостью сжал кулаки.

— Старый трус, спрятался за девчонку!

— А ты молодой растяпа! И дурак, раз думаешь, что я куплюсь на твои оскорбления. Оставь Лериэлу в покое, не мучай ты эту бедную девочку, если она тебе не нужна! Давай обсудим твои условия, попробуем найти компромисс… Мы ведь до сих пор не знаем, что ты хочешь.

— Не притворяйся. Вы оба всё давно поняли. Я оставил «входной билет» — на одного.

— Да, это было очень эффектно… Так, значит, обмен? — прищурился идиль.

Моран долго молчал, мрачно глядя в нашу сторону, потом коротко кивнул.

— Да, обмен.

— Ну, что же… — задумчиво протянул старик. — Я ей передам…

И вдруг молниеносно выбросил вперёд правую руку.

Моран почти успел отклониться. «Почти» — потому что узкий кинжал всё же чиркнул его по скуле. Вроде бы несильно, но я испуганно вскрикнула: щёку стало буквально заливать кровью. Колдун пошатнулся и упал на колено, с ненавистью глядя на довольного Кира. Тот схватил меня за руку, по широкой дуге обогнул своего вмиг обессилевшего противника и стал поспешно «вызывать» новую «дырку». Пол под его ногой зашипел и снова начал таять.

Я не выдержала и оглянулась на Морана. Он уже лежал на спине, запрокинув залитое кровью лицо, бледный и неподвижный. Словно мёртвый… О, боже!

— Стой, ты куда, глупая девчонка?!

— Вы убили его!! Зачем?!

Я вывернулась из-под руки старика и рухнула на колени рядом с Мораном. Приподняла его безвольную голову, одновременно пытаясь оторвать от платья кусок подола, чтобы остановить кровь.

— Прекрати истерику, он всего лишь без сознания! Вернись, я не могу так долго держать проход!!

— Но мы не можем его здесь бросить, он умрёт!

— Оставь его слугам, иди сюда!! — загрохотал взбешённый моим поступком идиль.

И тут Моран открыл глаза.

— Не уходи…

Я скорее угадала, чем расслышала его слабый шёпот.

Что мне делать?!

Беспомощно оглянувшись на верховника, я вдруг увидела, как к нему, бешено вращая глазами и огромной «книжной» цепью, вновь несётся всклокоченный Драхмар. Старик в сердцах плюнул и успел исчезнуть в дыре за долю секунды до того, как по ней пришёлся удар цепи. Затрещало, заискрило, цепь с оглушительным звоном лопнула, до середины поглощённая затянувшейся дырой… И всё стихло.

Идиль был уже, наверное, в королевском замке.

А я — я по своей глупости осталась здесь.

Драхмар издал победный клич, но взглянул на Морана и сразу заткнулся — с тем, чтобы тут же завопить ещё громче:

— Ааа! Старый урод, что он сделал?!

Я молча протянула ему кинжал.

— Брось его! Брось скорее, он отравлен!!

Я в ужасе разжала пальцы и снова наклонилась над неподвижным телом Морана.

— Он… умрёт?

— Нет! Нет, если ты не поторопишься! Надо срочно отнести его к себе, там хранятся нужные зелья… Беги, зови слуг, живо!

— Но вам быстрее…

— Да не видят они меня, эти олухи деревенские! — злобно ощерился призрак. — Давай, беги, время дорого!

И я побежала, даже не побежала, а полетела по коридору на кухню, громогласно взывая к запропавшей парочке. Задним числом я сообразила, что они наверняка целовались в каком-нибудь уголке — примчались оба красные, растрёпанные…

Без колдовства транспортировка массивного хозяина оказалась делом непростым. Брент с натугой подхватил его под плечи, Мирна взялась за ноги, я поддерживала спину. Мы дружно взмокли, пока дотащили его до нужных дверей.

Я запоздало вспомнила, что Моран закрывает их магически, но сейчас призрак подсуетился, и двери стояли нараспашку. Мы перенесли колдуна через «меховую» комнату в спальню и осторожно уложили на кровать.

Драхмар тут же принялся руководить: через меня послал Брента за вином и ещё одним тёплым одеялом, велел Мирне осмотреть хозяина на предмет других повреждений и аккуратно размотать мою неумелую повязку. А сам вместе со мной начал методично прочёсывать шкафы и ящички в поисках нужных для противоядия ингредиентов.

Общими усилиями мы нашли три склянки, пакет с вонючим порошком и россыпь странных чёрных камушков в похожем на спичечный коробке. Под руководством покойного колдуна я осторожно отмерила каждого средства и смешала в большом серебряном кубке. Буро-зелёное творенье щедро разбавили принесённым вином и по глоточку дали выпить больному. К счастью, к этому времени Моран пришёл в сознание, но казался настолько слабым, что у меня невольно сжималось сердце. Потом мы с Мирной тщательно промыли рану на щеке, и я присыпала её растёртыми в порошок травами.

Слуги, которые почему-то в упор не видели Драхмара, поневоле прониклись безмерным уважением к моей выдержке и нежданному профессионализму; у меня уже не хватало сил их переубеждать. Призрак велел отпустить их пока отдыхать и мне посоветовал сделать то же самое, но я отказалась. Моран всё ещё ужасно выглядел, вдруг ему потребуется помощь, а никого не будет рядом?

Драхмар, соглашаясь, пожал плечами и устроился на спинке ближайшего стула, я осталась сидеть в ногах кровати. Вскоре прибежал явно выпущенный Мирной кот, беспокойно помявкал и свернулся в толстый шар чуть ли не на голове уснувшего хозяина. Я хотела согнать его, но Драхмар не позволил.

— Кошки — очень чуткие лекари, мальчишке повезло, что у него есть такой преданный друг.

— Ага, преданный! Такой за кусок колбасы родную маму-кошку продаст, не то, что человека…

— А вот тут ты не права, деточка. Этому шкоднику уже скоро тридцать лет, Моран подобрал его ещё когда сам был подростком. С тех пор они вместе прошли огонь и воду, и вот теперь в благодарность парень делится с Тео своим замедляющим время фокусом. Сам себе недодаёт, но кот — это святое!

— Понятно… Скажите, а сколько вы знаете Морана? И откуда его и вас знает верховный идиль?

Призрак раздражённо почесал пятку.

— Про этого жидкобородого выпендру не спрашивай! Мы друг друга терпеть не могли ещё будучи учениками одного великого колдуна. Потом он сумел как-то подольститься к королю и занял этот совершенно незаслуженный пост. А я был пареньком скромным, ходил себе по свету, потом задумал и построил колдовской замок. Моё любимое детище, моя гордость! Слава про него достигла даже этого старого засранца, и он явился «перенимать опыт», а на самом деле чуть не выкинул меня отсюда обманом. Уж я ему отомстил… И после этого сделал замок невидимым. После смерти (не хочу сейчас об этом говорить) мой бедный заброшенный дом и нашёл Моран. Он тогда ещё не был колдуном, просто неприкаянно шатался по миру. Я и взял его к себе в ученики, можно сказать, посмертные. Мы отлично поладили…

— Значит, идиль познакомился с ним ещё раньше? Кстати, он назвал его другим именем. Гордон вроде бы…

— Гордин, — тихо поправил призрак. — Это его настоящее, неколдовское имя. Он не любит, чтобы его так называли.

— А мне оно больше нравится. Не такое зловещее…

— Конечно. Моран — на одном древнем языке означает «опустошение».

— Мор. Смерть…

— Типа того. Он сам его себе выбрал.

— Потому что тогда чувствовал себя таким — опустошённым, никому не нужным, да? Это… из-за той девушки? Она вышла замуж за другого?

— Угадала.

Я некоторое время изучала собственные туфли, потом всё же решилась спросить:

— Он ведь всё ещё её любит?

— Почему ты так решила?

— Он не вернулся к своему имени. И — он по-прежнему одержим местью. Отвергнутая любовь сделала Морана жестоким, циничным, он разочаровался в людях и не хочет ничего менять, хотя сам, возможно, понимает, что это неправильно. Это разрушает его… Разве я не права?

— Почти.

Я вздрогнула и обернулась — хриплый голос принадлежал не призраку.

— Ой, проснулся! Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно…

Моран облизал пересохшие губы, и я поспешно подала ему кружку.

— Интересные вы тут разговоры разговариваете…

— Да мы так… просто болтаем себе, — отчего-то смутился Драхмар. — Лериэла, детка, посиди с ним пока, я тут вспомнил, надо срочно слетать в одно место…

И призрак с преувеличенно-бодрой улыбкой устремился к потолку.

— Что это с ним?

Моран усмехнулся одним уголком рта.

— Ему неловко, что он нарушил наш договор.

— Никому про тебя не рассказывать?

— Именно.

— Не сердись на него, я первая начала его расспрашивать…

— И смогла, наконец, удовлетворить своё женское любопытство.

— Только отчасти. Ведь ты сам мне больше ничего не расскажешь?

Он неопределённо хмыкнул, что можно было расценить как «нет» или «когда-нибудь позже». Я решила не уточнять.

— Гордин!

Он резко привстал на локте, скривился и снова лёг.

— Не называй меня так.

Я посмотрела ему в глаза.

— Я спасла тебе жизнь, Гордин. Я могла бы уйти с Киром и оставить тебя умирать в этой дурацкой комнате. Но я осталась. И потому сейчас я могу себе позволить не подчиниться. Я хочу называть тебя Гордин. И я буду называть тебя именно так. Если тебе это так неприятно — можешь меня заколдовать или отрежь язык. И перестань так дико на меня таращиться, а то я сейчас уйду.

Я, наконец, отвела глаза, запоздало поражаясь собственной смелости. Моран-Гордин долго молчал; я уже решила, что он снова заснул, как вдруг почувствовала лёгкое прикосновение.

— Никогда не думал, что красивая девушка может быть ещё и умной, — с невесёлой иронией произнёс он. — Но ты, кажется, снова права, моя маленькая спасительница… Я сейчас у тебя в долгу. Наверное, не стоило втягивать тебя в эту глупую историю… Но — так уж получилось. И, скажу честно, я рад, что ты оказалась здесь.

— Так я могу называть тебя Гордин?

— Да.

— Ну, спасибо. Так, давай-ка ты ещё поспи, а я пойду…

— Останься.

— Это приказ?

Колдун невольно прикусил губу.

— Это просьба.

— Хорошо.

Он не без труда закинул руки за голову и принялся изучать потолок.

— Лериэла.

— Да?

— А зачем ты вообще хочешь вернуться в Кальберру? Там намного лучше, чем здесь?

Я недоумённо пожала плечами.

— Не понимаю твоего вопроса. В королевский замок меня не тащили силой, я пришла туда добровольно.

— Только потому, что тебе некуда было идти.

— Потому что я встретила по-настоящему благородных, сострадательных людей, которые захотели мне помочь.

— И которые — вот удача! — оказались королевских кровей. Кто бы отказался от столь завидной доли!

— Дурак ты и ничего не понимаешь, — не выдержала я. — Да мне все эти титулы вообще до лампочки, наоборот, всё только напрягает и ограничивает. А уж приказывать слугам для меня и вовсе было пыткой, но что я могла сделать?! И вообще… Ты забыл одну маленькую деталь.

Гордин понимающе скривился.

— Лориан, твой золотой мальчик. Прекрасный принц, готовый бросить всё королевство к твоим ногам, мечта…

— Любой сопливой идиотки, — машинально докончила я.

Колдун скосил на меня глаза.

— Не знал, что ты о себе такого интересного мнения.

— Давай не будем обсуждать Лориана. Он и так, наверное, весь измучился…

— Бедный, бедный брошенный жених!

— Ну, хватит уже! — разозлилась я. — Ты и в самом деле бессовестный! Сам всё испортил, и ещё издевается!

— Извини, больше не буду. Позволь только последний вопрос.

— Ну?

— Ты любишь его так же сильно, как и он тебя?

— Я не могу сравнивать такие вещи.

— И всё-таки?

— Да что ты привязался?! Если я скажу «да», то тебе срочно станет стыдно, и ты меня отпустишь?

— Нет, конечно.

Я с трудом удержалась от непечатного эпитета в его адрес и встала.

— Гордин, ты наглец и больной на всю голову…

— Ага.

— …И мне надоел этот бессмысленный разговор.

— Поэтому ты лучше уйдёшь, чем ответишь на мой вопрос, — констатировал он.

— Ты не мой психоаналитик, и я не должна тебе исповедоваться.

— Какие заумные слова! Ты, конечно, права — в том, что ничего не должна. Даже посидеть ещё немного с увечным колдуном…

— Который в больном состоянии ещё более невыносим, чем в здоровом, — проворчала я. — Мне уже пора молоко за вредность давать…

— Ты проголодалась?

— Нет, а ты?

— Мне сейчас нельзя есть, это помешает регенерации. Так что давай ещё немного поговорим.

— О чём?

— О тебе.

— Обо мне неинтересно…

— Напротив.

Гордин не без труда сел; я поспешила подсунуть ему под спину подушку.

— Обычно я неплохо разбираюсь в людях. Профессия такая… Но твои мысли, поступки мне непонятны. Ты не боишься меня, хотя я часто даю для этого повод; ты не хочешь лгать даже ради надежды на освобождение. Ты не испытываешь восторга от собственных высочайших перспектив, они ведь всё ещё реальны. Почему? О чём ты думаешь?

— Я скажу тебе, и, может, ты, наконец, от меня отстанешь, — устало ответила я. — Мне трудно в вашем идеальном мире. Всё у вас непривычное, какое-то чрезмерное: и Лориан со своей неземной любовью, безупречный настолько, что даже тошно, и ты, злой колдун, с которым почему-то бывает ужасно интересно, и все эти тайны, магия… Мне надоело жить вслепую, ничего не решая, надоело чувствовать себя вещью, которую все друг у друга отбирают, не спрашивая, чего хочу я сама.

— И чего ты хочешь? Вернуться в Кальберру и выйти замуж за Лориана? Променять одну клетку на другую — но только золотую?

Я закусила губу.

— Спасибо, ты попал в точку. Возможно, я лишь пытаюсь убедить себя, что меньшее зло на самом деле — высшее благо. Да, я везде чувствую себя несвободной, везде мне приходится заставлять себя жить по чужим правилам. Ты спрашиваешь, чего я хочу — по-настоящему? Так вот: если бы у меня был выбор, я была бы сейчас у себя дома. В маленькой квартире вместе со своими любимыми родителями. Здесь я — всего лишь какой-то переходящий приз. А дома — личность, понимаешь? Сама принимаю решения, отвечаю за них и сама могу за себя постоять.

Гордин задумчиво кивнул и закрыл глаза; похоже, моя речь его утомила.

Не дождавшись ответа, я постояла минуту в нерешительности. Лучше бы ему спать в нормальном положении, а не полусидя, но и будить, если он уже заснул, жалко…

Я на цыпочках подошла к кровати и поправила сползающее одеяло, прислушалась к ровному дыханию колдуна… И вдруг сделала нечто для себя неожиданное — наклонилась и быстро поцеловала его прямо в свежий порез на щеке.

Его ресницы дрогнули, и я пулей вылетела из комнаты.

На следующий день мы встретились за завтраком. К моему изумлению, Гордин выглядел вполне здоровым, разве что более бледным. На месте вчерашней раны змеился тонкий беловатый шрам.

— Ничего себе темпы!! Да вы, батенька, просто колдун какой-то!

— Сказать по правде, я и сам удивлён, — признался он. — Так быстро восстановиться у меня никогда ещё не получалось. «Украшение» это должно было заживать неделю, а то и все две, а тут… Сказать тебе одну вещь? Только обещай не смеяться… Мне приснилось, что ты меня поцеловала, и от этого рана сразу затянулась.

Не знаю, говорил ли он искренне или хотел посмотреть на мою реакцию, но я благополучно покраснела и тем себя выдала.

Гордин порывисто встал.

— Это… было на самом деле?

— Извини. Это вышло… случайно. Я чувствую себя ужасно глупо.

— Зато я рад — ты даже не представляешь как… Спасибо.

Он взял мою руку и положил её себе на грудь, туда, где часто и гулко билось сердце.

— Может, ты поцелуешь меня ещё раз, чтоб и шрама не осталось?

Я замотала головой и выдернула руку.

— Стесняешься? Ну, хочешь, я глаза закрою? Давай проверим, вдруг ты тоже обладаешь целительской магией? Может, из тебя получится великая колдунья!

Это предположение невольно меня заинтересовало и сместило акценты.

— Ну, ладно. Только в самом деле закрой глаза. И не подглядывай!

— Не буду.

Гордин послушно закрыл глаза и слегка наклонился, но мне всё равно пришлось встать на цыпочки и ухватиться за его плечо. Шрам был довольно длинный, и я легонько провела по нему губами, потом, помедлив, лизнула языком, как кошка. Гордин судорожно выдохнул и, не открывая глаз, привлёк меня к себе.

— Ещё.

Я уткнулась в его распахнутую на груди рубашку, малодушно уступая желанию послушаться…

И тут на пороге возникла вездесущая Мирна с подносом.

— Ой, извините.

Она резво дала задний ход и уже из коридора крикнула во весь голос:

— Нет, Брент, погоди нести горячее — остынет! Там хозяева целуются!

Мы с Гордином рефлекторно отпрыгнули в разные стороны, красные до ушей. Потом посмотрели друг на друга и безудержно расхохотались…

— Как же я всё-таки рада, что тебя теперь можно называть нормальным именем. У того была ужасно мрачная энергетика…

— Мрачная что?

— Ну, в наших краях древнее имя смерти — Морана. Мне было неприятно лишний раз его произносить… Генетическая память, наверное.

— На всё-то у тебя найдётся какое-нибудь заумное объяснение! А с этим именем у тебя есть ассоциация?

— Есть, самая банальная, — усмехнулась я. — Гордин — гордость. Тебе подходит.

— Может, и так. А скажи, — вдруг спросил он. — Что означает твоё имя? Лериэла — какой-нибудь нездешний цветок или звезда?

Я улыбнулась и замотала головой.

— Сказать тебе, что ли, страшную тайну?

— Обожаю страшные тайны!

— Ну, так вот: на самом деле это не совсем моё имя, я придумала его под ваши традиции, чтобы не выделяться. Моё настоящее имя — Валерия, Лера. Честно говоря, я не помню, что оно означает.

— Хм… Лера?

— Так зовут близкие — родители и друзья. Мне нравится. Ну, это как Лориану сократить до Лоры или тебя — до Гора.

— Гор? Скажешь тоже…

— А что плохого, Гордин-мордин?

— Ах, так?! Лера — … хм…

Я захихикала и показала колдуну язык. Обидное детское «Лера-фанера» явно не придёт в голову жителю этого мира.

— Тогда твой Лориан — Лорик-кайорик! — победно объявил Гордин.

Зря радовался — эту изощрённую рифму я также не смогла оценить.

— Что такое «кайорик»?

— Мелкий ушастый зверь воот с такими зубами!

Он тут же изобразил этого местного «зайца», да так смешно, что я чуть не сползла со стула.

Надо же, ещё две недели назад я и подумать не могла, что с этим «страшным колдуном» мне будет так весело!

Проходили дни — и многие часы, которые я проводила с Гордином.

Я прекрасно понимала, что лгу самой себе, пытаясь общаться с ним на нейтральной дистанции. Меня всё больше тянуло к этому противоречивому человеку, от которого зависело сейчас моё будущее. Он не был до конца искренен со мной, не давал напрасной надежды на то, что собирается отказаться от своей запланированной мести. Мы старательно избегали говорить о том, что будет, когда истечёт отмеренный им месяц. Срок стремительно приближался и этим порой приводил меня в отчаянье. Я боялась — произойдёт что-то ужасное, непоправимое, и я не смогу этому помешать… Или всё же попытаться?

Как-то Гордин вместе со своим учителем решили детально «разобрать по косточкам» моё магическое дарование. Я, естественно, находила эту идею глупой, но они меня уговорили. Устроили что-то вроде теста с практическими заданиями на «колдовскую соображалку», Гордин даже храбро выпил приготовленное мной по книжке зелье — и результат их категорически устроил. То есть способности у меня явно были, их оставалось только развить.

Но откуда?! Драхмар с умным видом изрёк, что, по-видимому, это у меня наследственное, и красноречиво указал на бабушкин перстень. Это-де вещица просто пахнет колдовством, и прекрасно сочетается при этом с моей собственной (выражаясь современным языком) энергетикой. От предположения, что кольцо как магический артефакт вполне могло поспособствовать моему сюда перемещению, я просто села. Что за бред?! Хотя… Вдруг вспомнилось, как мама когда-то рассказывала, что это кольцо — не просто фамильная ценность. Согласно семейной легенде, его передавали только по женской линии, и все девочки строго через поколение обладали какими-нибудь необычными способностями. Её мама, а моя бабушка, например, всю жизнь гадала на картах (конечно же, не афишируя это антикоммунистическое занятие), причём её гадания всегда стопроцентно сбывались. Она неплохо зарабатывала на своём таланте и умудрилась даже не угодить за это в места не столь отдалённые; наоборот, к ней частенько шастали тайком весьма непростые люди… Она также предсказала маме ранний брак и рождение дочери, то есть меня, и завещала всячески развивать мои дарования, в коих заранее не сомневалась. Её собственная бабка, к слову, вроде бы родила дочь не от законного мужа, а чуть ли не от какого-то великого князя, и славилась в своё время «неземной красотой» и «волшебным голосом», но это уже непроверенная информация… Так что почему бы в такую семью до этого не затесалась и какая-нибудь профессиональная колдунья или хотя бы опытная травница, которой молва приписала умение чаровать? Надеюсь, хоть не порчу наводить, только этого мне не хватало…

Может ли быть так, что старинный семейный артефакт всё же сыграл свою роль в истории с перемещением витающей в облаках хозяйки? Она рисовала свой придуманный мир и вкладывала в него так много своей энергии, что в конце концов «вынудила» какие-то неведомые силы осуществить тайное желание оказаться в нём? Эх, если бы глупышка тогда знала, чем всё это обернётся…

Я взяла себя в руки и постаралась не отвлекаться на бессмысленные стенания типа «ах, если это правда, выходит, я сама себя сюда и сослала, тупая колдунья, где были мои мозги, и как вернуть всё обратно??» Как вернуть, по крайней мере попытаться — вот вопрос, над которым стоило ещё раз хорошенько поразмыслить, но позже, когда разрешится нынешняя мучительная ситуация. А пока я усиленно читала данные Гордином книги по технике колдовства, изучала травы и пыталась сотворить простые бытовые заклятья. Получалось, кстати сказать, неплохо… Я заикнулась было о желании научиться и чему-нибудь посложнее, вроде боевых заклинаний, но Гордин категорически отказал под предлогом, что для этого нужна гораздо более серьёзная, многолетняя подготовка. Пока он несёт за меня ответственность, то не собирается рисковать моим здоровьем и, возможно, жизнью. Оставалось язвительно сказать ему «спасибо» и смириться с тем, что с опытными колдунами мне пока не тягаться и в случае чего заметно повлиять на ситуацию я не смогу.

Между тем Гордин со временем и сам нервничал всё больше, хотя и старался этого не показывать. Он мог замолчать на полуслове, размышляя о чём-то о своём, то вдруг вскакивал и куда-то уходил прямо посреди обеда, а однажды, разозлившись на какую-то мелочь, выхватил у Мирны и расколотил об пол целый поднос с посудой. Потом он неизменно извинялся за своё невежливое поведение, но даже неугомонный призрак предпочитал пока держаться от него на расстоянии.

Мне не помешало бы сделать то же самое. Но я не могла…

Сколько раз я ловила на себе мрачный тоскливый взгляд колдуна, сколько раз я вставала, чтобы подойти к нему, поговорить, наконец, по душам, обнять… Но вместо этого просто уходила. Гордин тоже ещё раз попытался меня поцеловать, но я вывернулась и смогла как-то обратить это в шутку. Он всё понял и больше попыток не возобновлял…

Мы напоминали сейчас двух танцоров — шаг вперёд, два шага назад, снова сближение и снова поспешное бегство… Я душевно вся измучалась, но продолжала, как и он, изображать, что всё в порядке.

Мы сидели в «каминной столовой» и молчали. Я облокотилась о высокую спинку кресла и неотрывно смотрела на огонь, Гордин устроился напротив, цедил вино и беспокойно ворочался на месте. Потом встал, медленно приблизился и сел у моих ног. Осторожно прикоснулся к струящимся почти до пола волосам и вдруг со стоном зарылся в них лицом. Я застыла, неимоверным усилием воли заставив себя не поворачиваться.

— Что же ты со мной делаешь… Кто тебя создал на мою голову?!.. Зачем всё это, какой теперь в этом смысл?! Ты меня заколдовала, ведьма зеленоглазая…

— Хочешь, чтобы я ушла? Отпусти, я уйду, и мы оба не будем мучаться. Отпусти меня, Гордин…

— Нет! Я не могу! Не проси меня об этом… Никогда.

Я с трудом удержала рвущиеся наружу слёзы.

— Но компромисс невозможен, ты сам так хотел. Что нам делать, скажи?!

Ответ на этот вопрос явился неожиданно — в виде робеющей Мирны.

— Хозяин, простите, но за стеной у входа стоит какой-то дедушка воот с такой бородой и кричит, чтобы мы его впустили. Он-де по поводу обмена, вы сами его звали…

Гордин поднял голову, и от его взгляда сам собой вспыхнул тусклый гобелен на стене. Впрочем, он тут же потух, а колдун с нечленораздельным ругательством выскочил вон из комнаты. Перепуганная Мирна побежала следом.

Итак, началось…

Назначенный срок минует только через три дня, но «потерпевшая» сторона решила отчего-то форсировать события. Будут ли Гордин с идилем снова драться или сейчас состоится этот загадочный «обмен»? Меня — на что? Кир знает какой-то главный колдовской секрет? Или…

Я повернула голову и вдруг увидела в дверях женщину. Она со вздохом облегчения поспешила мне навстречу, и я узнала королеву Лориану. Она сама пришла за мной! Но как ей удалось войти в замок — то, что оказалось не под силу даже главному колдуну?! Удивительно…

В неровном свете камина Лориана показалась мне похудевшей и усталой, но всё равно потрясающе красивой.

Мы обнялись.

— Ну-ну, Лериэла, теперь всё будет хорошо, не плачь! Всё закончилось…

— Но идиль… Они уже договорились, так быстро?

— Не о чем договариваться. Он пришёл проводить тебя к Лориану, дочка, ты ведь не выберешься отсюда сама.

— А вы?

— А я останусь, — вымученно улыбнулась королева.

— Но зачем?!

— Таково было условие Гордина. Я пришла, чтобы выйти за него замуж.

Сначала я подумала, что ослышалась. Что за бред она городит, она-то здесь причём??

И тут — тут я наконец-то всё поняла.

Гордин вихрем влетел в комнату, с грохотом опрокинул по дороге массивное кресло… и замер.

Я с силой прикусила губу, унимая предательское дрожание подбородка. Униженная, обманутая, я не собиралась доставлять колдуну «прощальное удовольствие» своим жалким видом. Я больше не посмотрю на него. Никогда, никогда…

— Ну, здравствуй, Гордин, — негромко произнесла королева. — Вот мы и встретились с тобой. Я пришла раньше срока, потому что не могла больше ждать. Ты был прав — для матери нет вещи больнее, чем смотреть на страдания своего ребёнка. Я не могу больше выносить то, что по моей вине Лориан едва жив от горя. Поэтому сейчас я здесь. И сделаю всё, что ты захочешь.

Лориана ободряюще улыбнулась мне, и я увидела в её глазах бесконечную усталость. Ей было всё равно, что её ожидает.

У меня ослабели ноги; на счастье, рядом оказался стул. Я смотрела на Лориану, Гордин — попеременно на нас обеих.

— Ты ведь отпустишь девочку? Она тебе больше не нужна.

Никогда не думала, что эти слова принесут мне не долгожданную радость, а вонзятся в сердце, словно тот отравленный Киром кинжал.

Не нужна…

Ну и хорошо.

Я собрала последние силы. Расправила плечи и встала.

— Лера.

Я не обернулась. Уже у двери услышала приглушённо-злое:

— Я тебя не отпускаю.

— Отстань от меня!!

Отдышалась я уже наверху, на той самой смотровой площадке.

Зачем я здесь, ведь надо было идти навстречу идилю? Да, сейчас… Налетевший ветер попытался разметать тяжёлые волосы, осушить горькие непрошенные слёзы. Оказалось, я плакала прямо на бегу. Дура, дура…

Я легла грудью на перила и закрыла глаза. В свете заходящего солнца окружающий пейзаж казался цветной картинкой из детской книжки — такой умиротворяющее-прекрасный, но я дала себе зарок не смотреть вниз. Чтоб не поддаться искушению раствориться в этом равнодушном безмолвии, став его маленькой безымянной частью. Всего один шаг… Нет. Такой радости я ему доставлять не собираюсь.

Резкий хлопающий звук заставил меня приоткрыть глаза и увидеть прямо перед собой зловещую чёрную птицу. Она стремительно опустилась на парапет и превратилась в человека.

Я метнулась обратно к выходу, но колдун успел схватить меня за локоть.

— Лера. Нам надо поговорить.

Я упрямо смотрела в сторону.

— Лера, пожалуйста.

Он не выдержал и развернул меня к себе, пытаясь поймать мой взгляд. Положил руки на плечи — и я упёрлась сжатыми кулаками ему в грудь.

— Лера…

— Забудь это имя. Меня для тебя нет и не было.

— Не говори так… Прошу, выслушай меня! Это ненадолго.

Я наконец-то взглянула на него в упор, старательно подражая Снежной королеве.

— Нет. Ты мог сказать мне всё раньше, но не захотел. А теперь слишком поздно. Я больше никогда не поверю тебе.

Я оттолкнула его руки и направилась к выходу. Колдун догнал меня у самой двери, сгрёб в объятия и зашептал в волосы что-то неразборчивое. Я хотела возмутиться, вырваться — и вдруг с ужасом обнаружила, что не могу пошевелиться. Хотела закричать, но из горла вырвался бессильный, едва слышный хрип. Заколдовал, скотина бесчестная! Мало ему моих мучений, хочет унизить ещё больше, растоптать до конца… Ненавижу!!

Гордин между тем облегчённо выдохнул и аккуратно посадил меня на маленькую скамейку у парапета. Сам остался стоять — растрёпанный, с лихорадочно горящими глазами на бескровном лице. Ворон…

— Прости, но у меня не было другого выхода. Ты должна меня выслушать, Лера. Потом я тебя отпущу, обещаю.

Я взглядом постаралась показать, что думаю о таких обещаниях. Но делать было нечего — пришлось слушать.

Гордин говорил отрывисто и по-мужски скупо, но моё воображение против воли дорисовало мне подробности жизни обычного уездного паренька, каким он был двадцать с лишним лет назад. Сирота, который благодаря способностям к врачеванию надеялся скопить денег на собственное хозяйство и дальнейшее обучение. А потом жениться на своей любимой девушке. Её отец жил в домике по соседству, часто хворал, и Гордин лечил его безо всякой оплаты, как и многих других своих бедных соседей. С его дочерью, красавицей Лорианой, юноша сначала просто дружил, втайне давно влюблённый, но не смеющий ей в этом признаться. Постепенно и сама Лориана поняла, что не только лишь одна благодарность заставляет её так радоваться приходу симпатичного травника, что она чувствует к нему нечто большее… Молодые люди, наконец, открылись друг другу и дали слово пожениться сразу же, когда Гордин скопит достаточно денег на свадьбу. Всего-то лишь пара лет, а, может быть, и меньше… Он работал с утра до ночи, стремясь приблизить этот желанный миг, и не сомневался, что всё получится, что они с Лорианой будут очень счастливы.

И вдруг всё переменилось. Нелепая случайность, злая насмешка капризной судьбы… В их городке проездом оказался наследный принц Деймар. Шедшая по улице красивая девушка привлекла его внимание, он остановил коня, завёл с ней разговор… И тут же влюбился по уши. К ужасу свиты, Деймар предложил этой простолюдинке поехать с ним в Кальберру и стать его женой. Лориана, впрочем, отказалась, сказав, что уже дала слово другому, но принц и слушать ничего не хотел. Узнал, где она живёт и притащился к её отцу с официальным предложением. Бедный провинциальный учитель был раздавлен свалившейся на него честью и с перепугу пообещал дочь ему в жёны, если только его собственные родители не будут против. Деймар тут же помчался в столицу за благословением, Лориана же была безутешна. Несмотря на то, что принц был очень красив и обходителен, она чувствовала себя не вправе предавать своего жениха. Все соседи уговаривали девушку перестать упрямиться и не упускать свой единственный в жизни счастливый шанс, потом-де будешь локти кусать, да поздно, а так и себя обеспечишь до конца своих дней, и отец сможет пожить, наконец, в довольствии и, глядишь, совсем перестанет хворать… Гордин, слыша эти разговоры, предложил любимой спрятаться на время и пожениться тайно, но Лориана боялась, что тогда рассерженный принц захочет отомстить её отцу, и отказалась. Деймар вернулся быстро, да ещё и не один. Семью Лорианы почтил своим визитом сам король, ошеломлённый выбором сына и захотевший сам во всём разобраться. Такого несчастный кандидат в сваты просто не пережил — его хватил удар, и он скончался на руках дочери. Король, чувствуя невольную вину, был с девушкой очень ласков и вскоре объявил, что, так и быть, даёт своё благословение на брак. Лориана как-то незаметно для себя привязалась к ним обоим и в конце концов согласилась ехать в столицу. Гордина к ней не пускали; сам он попытался было выяснить отношения с Деймаром, но тот не захотел снизойти до какого-то ревнивого мальчишки и в сердцах хлестнул нагайкой по лицу. Так Гордин на всю жизнь остался с кривым носом и неугасающей с годами ненавистью к проклятому разлучнику.

До него доходили слухи, что вскоре Лориана полюбила своего высокородного мужа и умудрилась понравиться даже придирчивой свекрови. Через год весь Оберон праздновал рождение королевского наследника…

А Гордин не смог остаться на прежнем месте, где всё напоминало о случившемся, и отправился странствовать, взяв с собой единственного друга — наглого рыжего кота. Боль от предательства сделала вчерашнего идеалиста недоверчивым и жёстким; затаённая обида на людей, которым он помогал, и которые безоговорочно встали на сторону принца, со временем вылилась в отказ от профессии лекаря. Гордин предпочёл пойти в ученики к одному старому наёмнику и перенял от него прямо противоположное умение — убивать. Этим и зарабатывал несколько лет, попутно развивая свой внезапно обнаружившийся магический дар. Потом были учителя-колдуны, первым из которых был небезызвестный Кир, а последним — злобный полусумасшедший некромант; тайные заказчики редких ядов и сомнительных амулетов, всё возрастающая слава в определённых кругах. И наконец — случайно обнаруженный в лесной чаще зачарованный замок и его призрачный хозяин, вреднющий старикашка и опытнейший колдун, с которым Гордин, как ни странно, сразу нашёл общий язык. С тех пор он предпочитал жить именно в замке, совершая редкие вылазки в «большой мир» и продолжая совершенствовать своё мастерство. Времени для этого было предостаточно: семью Гордин так и не завёл, а согревающая душу мысль о том, что когда-нибудь он отомстит ненавистному Деймару, заставляла его заниматься ещё усерднее.

И однажды такой случай представился. Гордин (который к тому времени уже давно взял себе другое имя) узнал, что молодой король отправился в очередную поездку по стране и будет проезжать не слишком далеко от его замка. При неохотной поддержке Драхмара был придуман и осуществлён немудрёный план. Местная знать устраивала королю охоту, и никто так и не смог понять, откуда взялся громадный бешеный вепрь. Он проигнорировал всех егерей и собак и в ярости понёсся прямо на Деймара. Король пробовал отбиться, но куда ему против такой туши! Вепрь разорвал его в мгновение ока и, не замечая многочисленных ран, нанесённых другими охотниками, скрылся в глубине леса. Там вскоре перестало действовать наложенное Мораном заклятие, и зверь благополучно истёк кровью.

Деймар умер, Лориана искренне оплакивала его и год носила глубокий траур. А потом к ней снова стали свататься женихи. Она отказывала всем, ссылаясь на свой обет. Прошло ещё несколько лет, вполне достаточных для того, чтобы перестать скорбеть и захотеть начать новую жизнь — и вот тогда могущественный колдун Моран явился в Кальберру.

Как ни странно, Лориана узнала его и даже как будто была рада его видеть. Зрелой женщиной она понравилась Морану больше прежнего: всё ещё безумно красивая, но уверенная в себе, мудрая… Она запоздало попросила у него прощения за своё невольное предательство, но, когда он предложил способ его исправить, отказала наотрез — так, как до этого всем прочим. Но он-то никакой не «прочий»! Он как никто имеет на неё право! Неужели слишком мало прошло времени, чтобы забыть своего мужа, этого жалкого человечишку?! Лориана запретила говорить о Деймаре в подобном тоне, и он не сдержался — сказал ей правду о его смерти. Королева тут же велела неудачливому жениху убираться вон, пока она не позвала стражу… Обманутый в своих ожиданиях, в очередной раз униженный колдун в гневе разнёс одну из башен замка и поклялся жестоко отомстить.

Он не хотел уничтожить Лориану, которая уже мало напоминала себя прежнюю, он жаждал лишь заставить её страдать так же сильно, как страдал в своё время он сам. Моран хотел, чтобы она сама пришла к нему и молила взять её в жёны… Увидеть гордую королеву у своих ног стало навязчивой идеей колдуна. Он по-прежнему считал, что любит её, и, как только она придёт, у них получится начать всё сначала…

Но потом — потом в его жизни появилась я. Молодая взбалмошная девчонка, невольная жертва, которую он планировал вернуть Лориану в обмен на его мать — а до этого запереть где-нибудь и забыть. Но с самого начала всё пошло не так… В тот момент, когда Моран как следует разглядел свою пленницу, она поразила его невероятной, какой-то мистической красотой; вдобавок оказалась остра на язык и легкомысленно непочтительна к похитителю. А потом и вовсе призналась, что попала в Оберон из какого-то другого, совершенно фантастического мира. Начинающая колдунья, неискушённая и где-то наивная, самоотверженная и гордая, загадочная и невероятно женственная… Она зачастую ставила в тупик опытного хозяина замка. И даже не подозревала о том, насколько сводит его с ума…

Девушка, так не похожая на Лориану. Девушка, с которой он не хочет расставаться… даже ради Лорианы.

Гордин замолчал и, не глядя на меня, жестом снял обездвиживающее заклинание. Я стала растирать руки, хотя они вовсе не затекли, и тоже боялась поднять на него глаза. Я не знала, что ему сказать.

— Они ждут, — наконец, буркнул колдун. — Каким будет твой ответ?

— Разве я могу что-то решать? Решаешь всегда только ты.

— На этот раз последнее слово за тобой.

— Что ты хочешь, Гордин? — устало спросила я. — Чтобы осталась одна из нас? Обеих ты не отпустишь?

— Ты правильно поняла. У тебя есть выбор.

— А у Лорианы?

— Я спрашиваю тебя.

Я помолчала, стараясь унять дрожь в пальцах. Моя дальнейшая судьба решится сейчас. И судьба королевы, и Лориана. Лориан… К глазам подступили невольные слёзы. Мой бедный страдающий мальчик! Я — настоящее чудовище, я о тебе почти не вспоминала… Проклятая предательница!

— Если я не вернусь, Лориану будет очень плохо…

— А если уйдёшь… будет плохо мне.

— Неужели?

Гордин быстро взглянул на меня и снова опустил голову.

— Я только сейчас окончательно понял, как бездарно потратил все эти годы, зацикливаясь на своей мести. И в результате сам себя загнал в ловушку. Я был так одержим Лорианой — столько лет, каждый свой день — а теперь чувствую, что перегорел, что мне стало всё равно. Но я — всё тот же злой колдун, забыла? И я не занимаюсь благотворительностью. Так что выбирай — или она, или ты. Можешь заодно подумать, что будет лучше для государства.

— Это нечестно! — разозлилась я. — Впрочем, это как раз в твоём стиле, чему я удивляюсь, глупая! Лориана сказала, что он там умирает от горя… Ты смеёшься?!

— Её сынок — всего лишь избалованный ребёнок, которому ни в чём до этого не было отказа. Он ещё слишком молод… Переживёт! А я, если хочешь, даже могу ему помочь.

— Дать по голове и отбить память?

— Что, у вас так делают? Нет, у меня, к сожалению, не такой простой способ, — в тон мне отозвался колдун. — Есть у меня один сильный амулет — я сам его сделал, он поможет ему справиться с тоской, смягчит её, а со временем он и вовсе, возможно, излечится. Лориан сможет забыть тебя и жить дальше.

— Ты не врёшь?

— На этот раз нет. Амулет помог мне самому, правда, не в той степени, на какую я надеялся. Моя магия лучше действует на других.

— Понятно, — вздохнула я. — А что тогда будет со мной?

— Я хочу, чтобы ты осталась. Не Лориана, ты.

— И надолго? Пока не надоем?

Гордин твёрдо встретил мой невесёлый взгляд.

— Навсегда.

— Очень «заманчиво». Живая игрушка — до смерти…

— Нет. Не игрушка. Жена.

Я вскинула на него расширившиеся от изумления глаза.

— Что… ты сказал? Ты это серьёзно?

Он молча кивнул, а потом шагнул ко мне и сжал в объятиях, зарылся лицом в волосы на макушке. Я снова почувствовала предательские волны внизу живота, но на этот раз у меня не хватило сил оттолкнуть его. Я просто этого не хотела…

Мы целовались долго, неистово, на самом ветру. Потом Гордин слегка отстранился и заглянул мне в глаза.

— Лера… Ты согласна?

— Да.

Я ответила прежде, чем как следует осознала свой ответ. Ой…

— Пойдём.

— К…куда?

— Надо всё сказать Лориане.

— Я боюсь…

— Того, что они сочтут тебя предательницей? Не бойся, это не так. Хочешь, я поговорю с ней один?

— Хочу. Она… столько страдала из-за меня… Как я ей в глаза посмотрю?!

Гордин крепко сжал мою руку и повёл вниз по лестнице.

Говорили они долго, наверное, прошло не меньше часа. Я сидела на подоконнике в своей комнате и смотрела, как постепенно удлиняются тени деревьев в саду.

Гордин вошёл совершенно бесшумно. Только чуть скрипнула дверь — а он уже стоит рядом.

Я поёжилась.

— Ну… как?

Он молча протянул мне руку. В ладони лежала до боли знакомая заколка. Я хотела взять её, но судорожно всхлипнула и прижалась лицом к его груди. Гордин осторожно обнял меня, успокаивающе погладил по спине.

— Не плачь, милая, всё хорошо… Мне кажется, Лориана смогла понять — и тебя, и меня. Она на самом деле мудрая женщина и не станет тебя проклинать. Она сказала, что хотела бы, чтобы ты была счастлива. И я обещал — скорее, самому себе — что сделаю всё для того, что бы так и было.

— А… Лориан?

— Она взяла амулет. Для всех будет лучше, если он забудет тебя и сможет когда-нибудь полюбить другую девушку.

— Дай-то Бог…

— Не плачь, Лера. Я с тобой, моя прекрасная принцесса…

Гордин мягко развёл мои стиснутые руки, пальцем снял со щеки последнюю слезинку.

— Какая же ты красивая…

— Даже сейчас?

— Всегда. Ты и представить себе не можешь, насколько сводишь меня с ума…

Я не очень уверенно попыталась увернуться от его губ.

— Не искушай меня до первой брачной ночи!

— Это я тебя искушаю?! Да я каждый раз умираю от желания, просто находясь с тобой в одной комнате! А сейчас…

— Гордин… Это… неприлично…

— Очень… ужасно неприлично… Порядочные люди так не поступают… — хрипло зашептал он мне в волосы. — Но разве… разве нам есть дело до каких-то дурацких, кем-то придуманных правил? Лера… Пожалуйста…

Последнее слово уж никак не вязалось с тем Гордином, которого я знала. Но додумать эту мысль не было никакой возможности. От его прикосновений мозг просто-напросто отключился, остались только ощущения… да какие! Мне осталось только благополучно плюнуть на свою репутацию (никому в этом лесу не важную) и символически кивнуть…

Следующие несколько дней я помню очень смутно.

Мы с Гордином не расставались практически ни на минуту. Из моей комнаты перебрались в его, чтобы вскоре разгромить и её тоже. Наверное, мы что-то ели, о чём-то разговаривали, периодически гоняли от дверей любопытную Мирну и недовольного кота — но все эти действия казались куда менее реальными и даже ненужными, отвлекающими от «самого главного». Мы как безумные дорвались друг до друга и всё никак не могли остановиться, пресытиться этой бешеной страстью, хотя казалось, должны были давно себя исчерпать.

Что мы вытворяли… Мамочки мои! Я никогда не думала, что смогу и тем более захочу делать все эти немыслимые вещи. И что Гор окажется таким фантастически «стойким» мужчиной… Нет, ну он, конечно, колдун, к тому же, по его собственному признанию «тысячу лет как одичавший без женщин», но я — я-то всегда считала себя приличной девочкой!

И тем не менее — сейчас мне было совершенно, вот ни на столечко не стыдно за своё поведение. Я просто была счастлива, я наконец-то жила по-настоящему…

Вскоре получилось так, что Гордин исполнил своё обещание, и мы как-то мимоходом, почти безо всякой предварительной подготовки взяли и поженились.

Дело было так. Прямо с утра Гордин притащил откуда-то шикарное золотистое платье, помог мне его надеть и остался явно доволен результатом.

— Не хуже королевского, а?

— Даже лучше! Не такое тяжёлое и без корсета, не душит…

— Корсет — это не ко мне, не люблю. Снимать долго, — подмигнул колдун. — Ну что, давай-ка сегодня займёмся, наконец, делом.

— До завтрака? Да ну… Что за дело-то, куда идти?

Он состроил загадочное лицо.

— В библиотеку.

Я фыркнула.

— Ну, ты даёшь! Так разрядиться, чтобы книжки почитать! Или хочешь сделать приятное Драхмару? Он обиделся, что ты всё это время не давал ему подглядывать?

— А вот пойдём, всё и узнаешь…

Он тоже надел рубашку покрасивее и торжественно сопроводил меня в библиотеку.

В дальнем углу, на своей любимой «бессмертной» книге действительно обнаружился замковый призрак с необычайно важным выражением лица.

— О, явились — не запылились! Подойдите же поближе, детки, я вас не съем!

Я адресовала Гору вопросительный взгляд, но он в это время заговорщицки перемигивался со стариком.

— Принёс?

— Да тут они, не волнуйсь! — Драхмар выразительно постучал по чёрному полированному сундучку, который стоял тут же, на книге.

— Ну, начнём, пожалуй. Лериэла… тьфу ты… Валерия, согласна ли ты взять этого хмыря в законные мужья?

Я ошарашенно взглянула на Гордина — он явно наслаждался моментом.

— Ээ… Разве привидение может выступать от лица ЗАГСа?

— Не обзывайся! Я, между прочим, целых два года занимал пост младшего идиля, а это всё равно, что твой дурацкий ЗАГС. Если не нравится, женитесь тогда вообще без свидетелей!

— Ладно, не сердись…

— Так ты согласна? Или, может, одумаешься, бросишь этого мальчишку и выйдешь замуж за меня? Учти, я куда круче — и как колдун, и вообще…

— Драх, ну ты совсем зарвался, старый пень! — Гордин выразительно покачал у него перед носом здоровенным кулаком.

— А что, — для виду заинтересовалась я. — Это заманчивая идея! Только как же вы представляете нашу совместную жизнь?

Старикашка смущённо захихикал.

— Ну… В таком виде я, конечно, не смогу исполнить свой супружеский долг (а так хочется!), поэтому я попрошу Гордина тебя убить. И тогда ты тоже станешь призраком, и мы такое с тобой устроим — обещаю, не пожалеешь!

Я покрутила пальцем у виска и возмущённо посмотрела на ухмыляющегося женишка.

— Кстати, ты не ответила на вопрос. Ты точно не передумала или нарочно тянешь время в надежде, что сюда срочно ворвётся очередной прекрасный принц и избавит тебя от притязаний подлого колдуна?

— Нет уж, хватит с меня прекрасных принцев, — проворчала я. — Ладно, я согласна.

— Ну вот и чудненько! — засуетился старик. — А ты, Гордин-мордин, берёшь эту девицу (хотя какая она уже девица!) в законные жёны?

Мы одновременно попытались заехать ему по ушам, естественно, безуспешно.

— Всё-всё, успокойтесь! Властью, данной мне мной же, объявляю вас мужем и женой! Уфф… Целуйтесь уже!

Мы с удовольствием послушались.

— А теперь, в знак того, что всё это действительно было, а не привиделось с похмелья, обменяйтесь этими волшебными штучками! Еле их откопал…

Драхмар раскрыл сундучок — и вместо ожидаемых мной колец там обнаружились два широких браслета из червонного золота, с красивым плетёным узором и редким вкраплением круглых чёрных камней.

Гордин с серьёзным видом поднёс один браслет к моей правой руке, и он сжался прямо на глазах, плотно охватив запястье. Подставил свою руку — и его браслет повёл себя точно также. От прикосновения холодного металла у меня по коже пошли мурашки.

— Он такой тяжёлый… Его обязательно носить всё время или можно будет снимать? Ты не обидишься?

— Снять его уже не получится, — качнул головой Гордин. — Это ведь не простые украшения, а заговорённые на супружество древние амулеты.

— А они не опасны? — на всякий случай спросила я, без особой радости разглядывая свой браслет.

— Нет. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Ну, спасибо, успокоил! Не хотелось бы, чтобы в случае, например, супружеской измены браслетик сжался и сломал виновному руку или раскалился и оставил меточку на память…

— А ты собираешься мне изменять? — насторожился муженёк.

— Я сказала «например». Нет уж, с нашими кольцами куда проще… Это всё или есть ещё какой-нибудь милый ритуальчик типа попить друг у друга крови? Документ-то хоть какой будет?

— А зачем? — переглянулись колдуны.

— Ну… Для официального подтверждения. У нас так положено.

— По-моему, браслет — самое наглядное подтверждение. Но, если ты хочешь…

Гордин прищёлкнул пальцами, и на книгу лёг желтоватый лист бумаги. Драхмар, кряхтя, извлёк из призрачного кармана вполне материальный угольный карандаш, в задумчивости почесал бороду и вывел:

«Сим подтверждается, что колдун Моран (он же Гордин) и Валерия — как там тебя? — Казакова являются мужем и женой».

— Ну, чего ещё писать?

— Свидетели такие-то. Обычно двое.

«Свидетели: колдун Драхмар (посмертная сущность) и…» Кто ещё?

— Да хватит и одного, Мирна и Брент всё равно неграмотные…

Тут у наших ног раздалось знакомое гнусавое мяуканье, и Тео тяжело вспрыгнул на книгу.

— Так: «… и второй свидетель — кот Тео». Давай лапу!

Драхмар оттиснул на бумаге характерный кошачий «след», мы с Гордоном расписались ниже, и на этом торжественная процедура была окончена.

И начался свадебный завтрак, который плавно перешёл в свадебный ужин. Всё было очень весело, мы на радостях хватили лишнего и ухихикались до упаду. Мирна и Брент, завидуя, осмелели и тоже потребовали их срочно поженить, что и было исполнено печальным трезвенником-Драхмаром. Перебравшие молодые люди, наконец, смогли каким-то образом его увидеть, и новоявленная невеста визжала на весь замок, но желание выйти замуж всё же пересилило…

Словом, день прошёл замечательно и примечательно, а ночь — и того лучше… И лишь одной малюсенькой детали (кроме отсутствия родителей) мне не доставало до полного счастья.

Гордин почему-то так ни разу и не сказал, что любит меня.

Проходили дни, и я чувствовала себя вполне комфортно в роли хозяйки заколдованного замка. Скучать было просто некогда: Гордин всерьёз взялся сделать из меня приличную колдунью, и они с Драхмаром по очереди стояли у меня над душой. Мои успехи приводили их в восторг и побуждали увеличивать «студенческую» нагрузку. Иногда я бунтовала и сбегала наугад в какую-нибудь незнакомую часть замка, бродила там, пихалась во все дыры со своим любопытством (к моему удивлению, абсолютно безнаказанно). Но очень скоро Гордин находил меня и притаскивал обратно. Это всё браслеты — они, как бывшее одно целое какого-то древнего артефакта, словно бы стремились оказаться рядом и «подсказывали» муженьку моё местонахождение, как бы я не пряталась. Стало быть, сбежать от вредного колдуна мне уже не светило в принципе; правда, пока этого и не хотелось. Гордин относился ко мне и моим выкрутасам с поистине ангельским терпением и нежностью, заботился и всегда интересовался моим мнением, хотя последнее слово оставлял за собой (но это, пожалуй, и правильно). Словом, он совершенно не напоминал сейчас того озлобленного эгоиста, каким был в момент знакомства.

Мы потихоньку стали выходить из замка и гулять по окрестным лесам. Муж учил меня приручать диких зверей особым заклинанием, удивляясь, что они и без него безбоязненно подходят и позволяют себя гладить — и белочки-зайчики, и даже олени и клыкастые кабаны. Мне, девчонке из большого города, сейчас даже нравилось, что на многие километры вокруг нет ни единого человеческого жилья. Так было почему-то спокойнее, да и наша маленькая компания меня вполне устраивала. Я бы, конечно, предпочла иметь «в подружках» женщину типа Лорианы, а не простоватую Мирну, но, в конце концов, не может же всё быть идеальным. Лучше пусть так везёт с мужем, чем с подругой…

Одним из самых запоминающихся событий стал первый удачный опыт превращения меня в «животное». Драхмар и Гордин единодушно утверждали, что освоение этого колдовского приёма требует особого мастерства и осторожности, но, видя мои стремительные успехи, всё же рискнули начать обучение. И всё гадали — кто же из меня получится. Призрак ехидно предполагал, что самка кайорика (за что чуть не схлопотал по шее); его ученик высказывался за более нейтральную кошку или голубку. Когда у меня, наконец, получилось, они оба так и присели от смеха, а я тут же подлетела к большому зеркалу. Да, спасибо дорогому муженьку — я теперь выглядела почти так же, как он. Мелкая золотистая чайка с изогнутыми когтями и противным голосом… Всю жизнь мечтала!

Я от души оттаскала Гордина клювом за штаны, а Драхмару хотела было нагадить на голову, но в последний момент застеснялась. Так, значит, муж и жена — два сапога пара! А я так хотела стать какой-нибудь грациозной ланью, ну или хоть в самом деле кошкой — и подразнить как следует нашего жиртреста…

В досаде я вылетела из замка и понеслась к лесу. Чёрная птица догнала меня в два счёта, заставила приземлиться и обратиться. Меня как следует утешили, и я подумала — да фиг с ней, с «красотой»! Главное, мы с Гордином, похоже, действительно нашли друг друга, раз даже наши «зверские» ипостаси совпали… Это хорошо. Мама с папой были бы за меня очень рады…

По моим внутренним ощущениям минуло два месяца. В этом мире время определяли именно так, а не по каким-то там часам. То есть без всяких календарей и секундомеров любой местный житель точно знал, который сейчас час-день-месяц-год и так далее, и что когда происходило раньше. Эта непонятная прежде премудрость наконец-то устаканилась в моём организме, и я почувствовала себя здесь окончательно «своей». Фраза «у нас в Питере» как-то незаметно превратилась в «у них там в Питере», и вообще, местные традиции спокойно влились в мой образ жизни. И только по ночам мне иногда снились родители, подружки, лекции в Университете и привычная до боли маленькая комната, забитая папками с рисунками. Сказка каким-то фантастическим образом сбылась для меня наяву… Но всё же Гордин пару раз будил меня среди ночи, чтобы остановить горькие ностальгические рыдания. Нет, я всё понимала и изо всех сил старалась не грешить на судьбу. Но какая-то часть моей души неизбывно осталась в другом мире, и с этим было ничего не поделать.

Приближалась осень. Со смотровой площадки открывалась великолепная картина бесконечного желтеющего «моря»; по утрам воздух бывал холодным и каким-то особенно «вкусным». Брент потихоньку занимался заготовкой дров, чтобы зимой хозяин тратил поменьше магических сил на обогрев замка. Мирна вовсю шастала по близлежащему лесу, собирая ягоды, и варила вкуснющее варенье. Я с удовольствием помогала и собирать, и варить, и дегустировать, в результате чего приходилось снова браться за корзинки. Ещё мы насушили кучу полезных трав и какой-то гадости типа вонючего болотного мха. Изучением их целебных свойств я планировала посвятить долгие зимние вечера. Гордин вместе с прежним владельцем тщательно осматривали стены и крышу замка, проверяя на «герметичность» — словом, шла обычная неторопливая жизнь.

Как-то Гордин слетал ненадолго к своему приятелю из предместьев Кальберры, и принёс свежие дворцовые новости. Неожиданно для многих королева Лориана передала трон сыну, а сама тут же вышла замуж — за того самого влюблённого в неё рыцаря. Пока живёт в столице, но собирается вскоре уехать с мужем к нему в замок. Лориан, говорят, внешне выглядит спокойным и оправившимся от своей утраты; он заметно повзрослел и активно занимается государственными делами. Я вздохнула с облегчением — чувство вины перед ним и его матерью висело на моей совести приличным грузом. Лориана в очередной раз поступила как мудрая женщина: не дала сыну киснуть, а завалила делами, а сама поспешила обезопасить себя от дальнейших «посягательств». Что ж, если она вышла замуж по любви, а не из государственных соображений, я очень за неё рада…

На следующий день после возвращения я надумала закатить мужу обед с пирогами по рецепту своей незабвенной бабули. Несмотря на протест Мирны, я с удовольствием возилась с тестом, приплела покладистого Брента чистить картошку; даже Драхмар, на свою голову заглянувший на кухню, получил задание лепить и начинять. Мы все порядком устали: я запретила использовать магию, опасаясь нарушить классический рецепт и всё испортить. Зато результат получился таким, что умелица-Мирна обзавидовалась вчистую!

Народ во главе с котом чудовищно обожрался, все меня нахваливали, что было очень приятно. И только я сама с удивлением отметила, что совершенно, ну совсем-совсем не хочу есть. Даже не то, чтобы не хочу, а не могу. Организм внезапно взбунтовался и мстительно пообещал выдать всё обратно, если я его не послушаюсь. Я рассеянно с ним попрепиралась, но решила всё же подчиниться, авось до завтра что-нибудь останется. Резко поднялась из-за стола, чтобы сбегать на кухню хотя бы за яблоком… И тут красиво кувыркнулась в обморок.

Видимо, Гордин успел меня поймать, потому что, когда я очнулась, вроде бы ничего не болело. Он положил меня тут же, в столовой, на диванчик и теперь встревоженно таращился и всё спрашивал, что со мной случилось. Как будто я знаю!

Краем глаза я заметила, что Драхмар вдруг удивлённо выпучился, а потом захихикал и полетел пожимать своему ученику руку.

Гор недоумённо посмотрел на него, тот ткнул в меня пальцем, заставляя получше присмотреться… К чему? У меня что-то не в порядке? Платье задралось?

— Ну, хватит уже в загадки играть! Что вы так на меня уставились?

У Гордина медленно отвисла челюсть, потом он вдруг стремительно покраснел и, наконец, бросился меня обнимать.

— Хоть кто-нибудь скажет мне, в чём дело? — жалобно вопросила я.

Муж поднял на меня сияющие глаза.

— Прости, я сразу и не понял… Цвет. У тебя появился другой цвет…

— Какой? Я заболела, что ли? А чего вы тогда радуетесь?

— Потому что я и представить себе не мог… так быстро… Ох, я сейчас с ума сойду!

Я адресовала ему убийственный взгляд.

— Не волнуйся, всё хорошо. Всё очень хорошо… Синий цвет — это цвет новой жизни. Вот здесь, — он прикоснулся к моему животу. — Здесь теперь мой сын.

Я распахнула рот в лучших традициях Мирны.

— А… ээ… Ты уверен?

— Да! Синий — это мальчик, был бы белый — девочка… Ты рада?

— Нуу…

Кто бы мог подумать… Ребёнок. Так быстро. Когда мне сказали, что он «получается» только по взаимному согласию. Наврали? Или для колдуна «закон не писан»? Или я сама в душе этого хочу?

Я попыталась было проанализировать свои ощущения, но вместо этого гордо и загадочно снова лишилась чувств.

С этого дня моя жизнь сильно изменилась, причём не в лучшую сторону.

Какое-то время я и вправду чувствовала себя не очень — слабость, ещё пара обмороков (ну хоть не тошнило, видимо, в «сказочке» героиням такого не полагалось по роли), но потом всё прошло, и я вознамерилась продолжить привычный образ жизни. А вот фиг мне дали! Гордин категорично заявил, что в таком состоянии я могу благополучно распрощаться с уроками колдовства (опасно!), прогулками вне замка (далеко, тяжело!) и любой утомляющей деятельностью, включая готовку и даже чтение чересчур умных книг. Я сначала подумала, что он шутит… Где там! Моему покладистому прежде мужу словно вожжа попала под хвост. Он так зациклился на этом ещё нерождённом ребёнке, что мне временами становилось просто не по себе. Да, я, конечно, понимаю, что он волнуется, что хочет как лучше (для него или для меня?), но разве из-за этого надо снова превращать жену в какую-то пленницу?! Чтобы сидела на месте и вышивала крестиком, что ли??

Моё настроение портилось с каждым днём, и вскоре получило «почётное» повышение до самой настоящей депрессии. Гордин носился по замку, пытаясь что-то переделать под ребёнка, а когда находился рядом со мной, говорил почти исключительно на эту тему. В физической любви мне было отказано из-за каких-то дурацких суеверий; дабы пресечь мои регулярные приставания, муж сбежал в свою старую спальню. Я так привыкла, что он рядом — большой, горячий, нежный, что стала плохо спать, периодически хныкая в подушку, и по утрам вставала совершенно разбитая. Нельзя сказать, что Гордин перестал уделять мне внимание, но мне казалось, что он видит во мне уже не женщину, а лишь вместилище для любимого будущего сыночка. Я ужасалась тому, что иногда начинаю его тихо ненавидеть, но ничего не могла с этим поделать. Мы ни разу не поговорили по душам — о том, что я чувствую, о том, как мне сейчас нелегко, ведь Гордин был абсолютно уверен, что я тоже нахожусь на седьмом небе от счастья. В конце концов, это ему сейчас сорок два года, можно уже и созреть до детей, а мне только двадцать один, и я не готова. Просто не готова!

И нет со мной рядом моей милой мамочки, чтобы успокоить, научить, поддержать, нет опытной подружки, которой можно рассказать о своём, о женском…

Я впервые чувствовала себя здесь одинокой и по-детски беспомощной. И вдруг поймала себя на том, что хотела бы однажды открыть глаза — а ничего этого нет.

Одним из немногих «разрешённых» дел было рисование, и я подолгу предавалась заброшенному прежде занятию. Вот только вместо оптимистичных пейзажиков с цветочками на моих рисунках прочно обосновались вьющиеся над руинами стаи птиц, девушки в башнях, окружённые печальными останками несостоявшихся освободителей, и тому подобные не слишком весёлые сюжеты. И — дом. Я пыталась рисовать по памяти виды Питера и свою собственную оставленную комнатку, подружку Маринку, родителей… Такое творчество скорее травило душу, чем отвлекало, но я упорно продолжала им заниматься.

Один рисунок я особенно любила и подолгу смотрела на него перед сном: выписанный до мелочей письменный стол с кусочком окна, в него, отвернувшись от скучных конспектов, мечтательно смотрит одетая по-домашнему девушка. Вместо локонов до пола — небрежный хвостик, на опущенной руке никаких колдовских «наручников». За окном голые ветки деревьев и летящие с неба белые хлопья…

— Ты мало ешь.

— Я ем нормально.

— Съешь ещё.

— Не хочу.

— Ты не хочешь — ребёнок хочет.

— Ты так уверен? Он тебе сам сказал?! — из последних сил сдерживаюсь я.

— Но так правильно, и ты должна…

— Я-НИЧЕГО-ТЕБЕ-НЕ-ДОЛЖНА!!!

Муж откровенно удивляется моей вспышке, потом озабоченно хмурится.

— Лера, что с тобой? Успокойся, тебе надо лечь, пойдём — или тебя отнести?

— Гор, я здорова! Ну пойми ты это, наконец!! Я всё могу делать сама!

— Потом сможешь, потом… А пока перестань капризничать и отдыхай.

Я исподлобья глянула на его строгое лицо — прямо не муж, а воспитатель в детдоме.

— Это приказ?

— Перестань…

— Да это ты, ты перестань! Почему ты не хочешь меня слушать?! Ведёшь себя так, как будто я у тебя в плену… Тогда закрой меня покрепче, чтоб не сбежала!

Гордин нахмурился — видимо, его уже начала раздражать моя истерика. Но и тогда он не стал повышать голос.

— Лер, не надо сгущать краски. Давай поговорим спокойно, только сначала приляг, а я сварю тебе какой-нибудь травы «от нервов» — и всё пройдёт, всё опять будет хорошо…

Я хотела ответить, что не уверена, что у меня теперь вообще что-то будет хорошо, но поняла, что это бесполезно. Он меня не услышит, не хочет слышать…

Я сказала, что хочу спать, но когда Гордин ушёл, сразу встала и долго стояла у окна, жадно вглядываясь в стремительно темнеющий вслед за небом лес. Дико хотелось обернуться птицей и улететь, улететь на волю, спрятаться, просто побыть одной — без постоянных вопросов «как ты себя чувствуешь», без ставшего таким холодным взгляда…

Гордин не любит меня, и никогда не любил. Страсть ослепила его, но теперь она прошла без следа. Только собственный ребёнок занимает все его мысли, а сама я перестала его увлекать, надоела. Конечно, я ведь простая глупая девчонка, не то, что Лориана… Наши отношения развивались слишком стремительно, и, похоже, подошли к своему логическому концу. Что будет дальше, когда его драгоценный сыночек появится на свет? Буду ли я ему вообще нужна, или колдун сам захочет воспитывать своего наследника, а меня просто-напросто вышвырнет из замка??

Какая-то часть моего сознания ясно понимала, что мне мерещится откровенная чушь, вызванная плохим настроением и буйством гормонов в организме. Но душа продолжала стенать и надрываться от тоски… Я села на кровать, и в подступающей темноте снова стала разглядывать свой любимый рисунок. Как же безумно хотелось оказаться там, в своей тихой комнатке! Кажется, всё на свете отдала бы за это…

К глазам снова подступили невольные слёзы, рисунок стал стремительно расплываться… А потом я снова упала в обморок.

Очнулась от холода. Ну, конечно, лежу поверх одеяла в короткой ночнушке, ноги голые, плечи голые, от окна дует… Я машинально нашарила рядом с кроватью выключатель, нажала на кнопку… и подавилась собственным криком. Сердце пропустило не один удар, глаза в панике заметались по комнате. По моей комнате… В Питере.

Низкий потолок, дешёвая мебель, заваленный книгами и безделушками компьютерный стол. Тот, что я так упорно рисовала по памяти… Я кое-как доползла до него и упала в кресло, стуча зубами от холода и пережитого ужаса. Машинально посмотрела на календарь: в его «окошке» стояло 17 января, тот самый день, когда я так легкомысленно гадала «на жениха», а потом вдруг проснулась в другом мире… Что же это такое???

Крошечная адекватная частичка разума издевательски ответила: «Как что? Вернуться домой — это ведь было твоё самое заветное желание? Поздравляю, оно сбылось!! Радуйся и не благодари…»

Я судорожно прижала руку к животу — совершенно плоскому, без малейшего намёка на… А потом увидела, что «венчальный» браслет исчез. Это что же, был сон? Я просто спала, и видела во сне свою сказку? И ничего этого не было — ни замка, ни Гордина… Ничего?!

В том сне мне было так плохо, что наивно казалось, что дальше некуда. Неправда… Очень даже есть.

Утром ко мне, как обычно, вошла мама с вопросом, не опоздаю ли я в Универ, если продолжу так нагло игнорировать будильник. Я не смогла даже приподняться ей навстречу.

— Лер, да что с тобой? Ты бледная как смерть!

Она озабоченно потрогала мой лоб — вроде холодный. Но при этом озноб, боль в мышцах, как при гриппе, и судорожное «царапающее» сердцебиение. Что с ребёнком?!

Вызванная участковая врачиха, как всегда дико занятая, заскочила на минутку, диагностировала стандартное ОРВИ (а на словах приступ невралгии) и великодушно посадила на больничный.

Благодаря родительским хлопотам на следующее утро я уже вполне пришла в себя, но с кровати вставала только по жизненной необходимости — слабость была дичайшая. Не хотелось есть, не хотелось разговаривать… Ничего не хотелось.

Я лежала и думала, что со своим чрезмерным воображением незаметно и вправду сошла с ума. Воспоминания о том сне были настолько ярче ощущений от жизни наяву, что становилось по-настоящему страшно за свой рассудок. Только бы никому не проболтаться…

На третий (кажется) день я вроде бы почувствовала себя лучше. Организм робко намекнул, что не будет против, если его всё-таки хоть немножечко покормят. Я была с ним не совсем согласна, но решила всё же сползать на кухню, авось глаз увидит — мозг догонит… Сняла пропахшую потом тёплую пижаму, намереваясь одеться полегче — да так и застыла на месте.

При дневном свете на моём правом запястье обнаружилась странная татуировка. Изогнутые чёрные линии оплетали руку широкой полосой, напоминая нарисованный браслет. И ещё пять чёрных кружочков в центре. Ровно пять… Как и на том, настоящем (то есть, наоборот, приснившемся) браслете. Может, я действительно сделала себе татуировку, просто сейчас не помню? Тогда неудивительно, что мне снилось что-то похожее…

Собираясь вставать, я машинально поправила подушку, и вдруг заметила торчащий из-под неё уголок своего рисунка. А, да, там же… не Лориан, просто парень, который мне почему-то раньше нравился. Ещё вчера, а как сто лет назад… Надо убрать его подальше или Маринке подарить, она давно просила…

Я небрежно выдернула рисунок — и только порадовалась, что сижу. Никакого «Лориана» на нём не было. С помятого листа на меня с явным осуждением смотрел… Гордин!

Нет, не может быть… Этого ПРОСТО не может быть. Я точно помню, что не рисовала такого наяву, хотя бы потому, что это совершенно «не мой» тип мужчины. Не благородный юноша с пламенным взором, не принц и не рыцарь — а какая-то бандитская рожа с колючими глазами, кривой ухмылкой и перебитым носом. Прямо вылитая девичья мечта!

И всё же… Я ловила себя на том, что просто не могу отвести от него глаз, словно притянутая каким-то колдовским магнитом. Зачем мне все эти идеальные мальчики? Я хочу такого…

Но как, как же я нарисовала его, если сама этого не помню? Амнезия нервная разыгралась? Бред какой-то… Ещё это имя — Гордин. Такое родное, как будто я произносила его много раз… Да что ж это со мной?!

Промаявшись ещё какое-то время, я, наконец, нашла для себя вполне правдоподобное объяснение: сессия. Не я первая студентка, у которой от стресса мозги сползли набекрень. Остался последний экзамен, но я уже перезанималась, и организм просто не выдержал и «сломался». Так, раз дали больничный, значит, время пересдать ещё будет. Главное — не распрощаться окончательно с собственным рассудком, а то как бы в Скворцова-Степанова не загреметь…

Такие рассуждения частично меня успокоили. Я смогла немного поесть и даже поговорила по телефону со встревоженной подружкой. Убрала с глаз долой её отметившийся во сне подарочек — заколку, заодно бабушкино кольцо и злосчастный рисунок.

Надо как-то начинать жить дальше. Если получится…

— Слушай, цыплёна, понять не могу, и чего ты у нас такая красивая? — подмигнул отец. — Наши гены — это, конечно, факт, но после своей неизвестной болезни ты почему-то зверски похорошела, правда, Зой? Ты ей никакие чудо-таблетки не покупала?

— Да ну тебя, папа, скажешь тоже… — вяло отмахнулась я.

— И скажу. Что придётся покупать электрошокер, женихов твоих будущих гонять!

— Зачем гонять? Наоборот, приваживать надо. Это же твоя великая идея — сплавить великовозрастный балласт в моём лице и, наконец, зажить припеваючи!

— А, может, я уже передумал?

— И в самом деле, Лера, ты давно в зеркало смотрелась? — поддержала его мама. — Я тоже заметила: вроде и моя дочь, но какая-то не такая… С чего?

— Понятия не имею. Ладно, пойду ещё поготовлюсь.

Сейчас вовсю шли зимние каникулы, но я упорно сидела дома, отказываясь от развлечений под предлогом подготовки к пропущенному экзамену. Я хотела сдать его сразу же, не откладывая на весеннюю сессию, и не без удовольствия сидела и зубрила. Потому что хоть так можно было на время отвлечься от своих упаднических мыслей.

Странная татуировка в виде браслета не давала мне покоя. Созвонившись с Маринкой, я мимоходом выяснила, что никаких тату мы не делали и не собирались, разве только хной. Я тут же с воодушевлением принялась тереть руку мочалкой, но похоже, мой «экземпляр» был всё-таки не временным. Хорошо, что родители пока этого не видели…

Я остановилась перед большим зеркалом и впервые со дня «болезни» пристально изучила своё отражение. Ой… Кажется, папа с мамой были правы…

Что-то во мне неуловимо изменилось. Черты лица вроде бы остались те же, но стали как-то… гармоничнее, что ли? В любом случае назвать Лерку Казакову прежней было сложно. На фоне ровной бледной кожи зелёный цвет глаз казался особенно ярким, губы словно припухли и «налились» цветом, а волосы, хоть и остались прежней длины — где-то до середины спины, выглядели густыми и блестящими, как в рекламе модного шампуня. И это — сразу после болезни, да ещё на фоне депрессивных мыслей… Что-то тут нечисто!

Эту же фразу я услышала и от лучшей подружки, когда она приехала меня навестить. В выражениях Маринка не стеснялась, охала-ахала, вертела меня в разные стороны и всё выпытывала, что же такое я с собой сделала. Я же и сама этого не знала…

Тут она заметила татуировку и вторично разахалась, восторгаясь моей решимостью на такую авантюру. Мне ужасно хотелось рассказать ей свой странный сон, хоть немного облегчить тяжесть на душе — но я так и не отважилась. Он был слишком личный и для меня очень важный. Он помог мне понять, что лучше жить настоящей жизнью, а не предаваться пустым мечтам, которые могут завести куда не следует; он заставил осознать, как легко разрушить свою жизнь недоверием и эгоизмом. Наяву я никогда не думала, что могу быть такой идиоткой и истеричкой, что способна предать любимого мужчину, добровольно убить своего нерождённого ребёнка… А ведь именно так всё и было. Как можно такое забыть?!

В день, когда я ходила в поликлинику закрывать больничный, в нашей квартире «завёлся» новый жилец.

Я поднялась на свой этаж, на ходу доставая ключи, и лишь в последний момент заметила около нашей двери кошку. Она чинно восседала на коврике, чёрная на чёрном, и смотрела на меня с явной долей укоризны. Типа, ну и где ты шляешься так долго, я вся заждалась…

Я нагнулась, чтобы рассмотреть это неожиданное явление. Обыкновенная «дворянская» кошка-подросток, худая, большеухая, с коротким угольным мехом и огромными внимательными глазами — такими же зеленущими, как мои… От середины носа к левому уху тянется тоненькая светлая полоска, придавая смышлёной мордочке загадочное и вместе с тем хитрющее выражение.

— И что ты тут делаешь? — глупо спросила я. — От каких соседей сбежала? Пойдём, я тебя отведу, а?

Кошка встала, грациозно потянулась и отрывисто мявкнула, а потом снова уставилась на дверь.

— Хочешь сказать, что решила поселиться у нас? А наше мнение учитывается?

Чернушка снисходительно фыркнула, явно поражаясь моей бестолковости. Если тебя хочет осчастливить такое сокровище, надо не стоять столбом, а немедля впустить будущую хозяйку в дом!

Я заколебалась. Мои родители не особенно любили всякую живность и в детстве позволяли заводить исключительно хомячков. А я мечтала о большой собаке… Постепенно желание завести домашнего любимца как-то заглохло, уступив желанию «завести» бой-френда и прочим подростковым глупостям. Что могут сказать мне папа с мамой, когда придут вечером с работы? Что их доченьку явно рано было выписывать…

Кошечка лукаво посматривала на меня, с ангельским терпением ожидая моего решения. Впрочем, было совершенно ясно, что характер у неё как раз не ангельский, а независимый и вполне себе шкодный. Так на кой мы ей вообще сдались, этой кисе?

На этом философском вопросе я вдруг решилась — эх, была не была! — и распахнула дверь.

Кошка с поистине царской неторопливостью переступила порог и уселась неподалёку в коридоре. На удивление безропотно позволила себя вымыть и подсушить феном (!), съела выловленный из супа кусок мяса и только потом с довольным видом растянулась на диване в комнате родителей.

Такой «сюрприз», естественно, не остался незамеченным и вечером подвергся всестороннему обсуждению. Кошка тоже решила поучаствовать (её ведь это касалось в первую очередь!): села рядом с мамой, безошибочно угадав в ней Главную, и внимательно смотрела на каждого «выступающего», муркая или иронично пофыркивая в нужных местах. Она казалась удивительно понятливой и не стеснялась это демонстрировать.

Первым сдался папа. Мама для порядка ещё поворчала — она-де рассчитывает, что обихаживать этого зверя будет исключительно моя прерогатива. А сама тут же устремилась на кухню: посмотреть, чем же ещё можно угостить маленькую худенькую кису.

— И как мы её назовём? — спросил папа.

— Мора, — ляпнула я.

— Да ну, что за дурацкое имя?! — возмутилась с кухни мама. — Тогда уж хотя бы Мура.

Кошка, соглашаясь, громко замурлыкала…

«Конечно, это дурацкое имя, — думала я. — Но я буду звать тебя именно так. Потому что ты напоминаешь мне одного человека, пусть его никогда и не было. Если бы он превращался не в птицу, а в кота, то был бы обязательно похож на тебя».

Мора-Мура повернула голову в мою сторону и с непередаваемой иронией усмехнулась себе в усы. Конечно же, она всё понимала…

В рекордный срок Мора стала для моих родителей любимой дочкой номер два и была забалована пуще дочки номер один. Она оказалась та ещё шкода, но, сделав какую-нибудь мелкую пакость, всегда так преданно и невинно таращилась на своих кормильцев, что они ей всё прощали. Я заметила, что это создание, помимо всего прочего, обладает завидной «женской интуицией». Так, познакомившись с Маринкой, она тут же запрыгнула к ней на колени, а назойливого Валенка безжалостно обшипела, что побудило меня тут же указать ему на дверь. С такой «подружкой» поневоле стало как-то веселее, самая глухая тоска стала потихоньку уходить…

Между тем жизнь неизбежно шла дальше. Начался весенний семестр, а с ним и какое-то повальное «леркопомешательство», как выразилась моя ироничная подруга. Другие девушки-однокурсницы были настроены гораздо менее лояльно, и во главе с «примой» Кристиной, той ещё стервой, дружно устроили мне бойкот. О, можно подумать, какое горе…

Мне вообще не хотелось быть в центре внимания. Джинсы и тёмные водолазки на время стали моей единственной одеждой, волосы я старательно прилизывала, а верной Маринке подарила всю свою косметику — но толку с того было чуть. Парни упорно не давали мне прохода, пялились на лекциях, норовили проводить, даже записки писали, как в школе. А однажды я услышала двусмысленный намёк от одного из преподавателей и окончательно пала духом. Мне не нужна была эта внезапная популярность, словно я проглотила какой-то дурацкий «привлекательный магнит», не нужны были косые завистливые взгляды бывших подруг — мне просто хотелось, чтобы все меня оставили в покое.

Однажды в мою сумку подкинули записку, которая гласила, что если я буду продолжать выпендриваться, меня ждут большие неприятности. Я легкомысленно выбросила её и тут же забыла, но вскоре заметила, что «случайные» гадости в мой адрес стали сыпаться как из рога изобилия. Испорченные конспекты, оговоры перед преподавателями, нелепые слухи о моей личной жизни, которой на деле вообще не было… Кристина опустилась даже до того, что якобы оступилась и нечаянно заехала мне локтем по лицу. Синяк под глазом вышел изрядный, вот уж бальзам ей на душу — но по какой-то странной причине исчез на следующее же утро.

Я и сама уже не раз замечала, что после достопамятного «сна» стала не только красивее, но и как-то крепче и, как ни странно, здоровее. В первый раз обошлась без своей «любимой» весенней простуды, а так же головной боли, тяжести в желудке и прочих житейских неприятностей, ни разу не подскользнулась в гололедицу и даже ноготь ни один не сломала, хотя были созданы все условия. Зато я обнаружила, что умею заваривать «по науке» травяные чаи, непонятно откуда знаю энергетически важные и болевые точки на теле, а шейный хондроз у мамы полностью «вылечила» за один сеанс интуитивно-авторского массажа.

…Я возвращалась домой от Маринки буквально на последнем поезде метро. Она уговаривала остаться, но я всегда предпочитала собственную кровать гостевой. В пасмурной питерской ночи почему-то было комфортно и удивительно спокойно. Я не торопясь шла по улице, любуясь брызгами мелкого дождика в освещённых фонарями лужах, и была уже недалеко от дома, когда из-за угла навстречу резко вывернули двое. Моего спокойствия как ни бывало — я сразу же ощутила, что они просто так мимо не пройдут. Что делать? Я оглянулась и заметила в отдалении только одного старичка с собакой, на них надеяться глупо. Выбежать на дорогу или рвануть дворами?

Молодые бритоголовые парни между тем стремительно приближались, причём с таким расчётом, что выскочить на проезжую часть я уже не успевала.

— Девушка, стойте! Давайте познакомимся!

Но я уже сорвалась с места и помчалась через тёмный двор, собираясь для начала попетлять по знакомым местам, а не вести их прямо к дому. Эх, почему я не попросила папу встретить?!

Я бегала быстро, но преследователи не отставали, я ясно слышала позади их топот и приглушённые ругательства. Ещё один двор, вдоль дома, поворот… А прямо за ним кто-то и зачем-то навалил кучу деревянных ящиков и поддонов. Я заметила их слишком поздно. Споткнулась, упала, сильно ударилась, попыталась в отчаяньи заползти за эту гору и спрятаться, понимая, что это глупейшая идея. Они меня сразу найдут…

Я скрючилась за ящиками и зажмурилась, как в детстве, когда веришь, что от этого всё страшное исчезнет само собой. Бритоголовые вылетели из-за угла и тоже, не рассчитав, врезались в ящики. Матерясь, встали, обошли их кругом, но меня почему-то не заметили.

— Куда она подевалась?

— Не знаю, может, в парадку забежала?

— Щас, тут везде домофоны…

— Давай тогда к её дому, подождём там.

— Давай. Хоть бы не проворонили, а то Кристи совсем плешь проест…

Голоса затихли, удаляясь, а я продолжала лежать ни жива, ни мертва. Так вот откуда ветер дует! Ну, если Кристина додумалась до такого, не лучше ли будет отчислиться из Универа нафиг?! Я медленно открыла глаза, распрямилась — и обнаружила, что ящики по-прежнему возвышаются надо мной высоченной тёмной грудой. Как такое возможно?? Я задёргалась, захлопала… крыльями и вдруг полетела! Точнее, неровно, истерически заметалась в воздухе, чуть не ударилась о стену дома, и вот тут-то, наконец, завопила от ужаса! Хриплым, пронзительно-противным вороньим голосом… Потом немного успокоилась, неуклюже забралась на подоконник чьей-то освещённой комнаты и уставилась на своё отражение. Встрёпанная светлая птица, одновременно похожая на ворону и чайку. Именно такая, в которую я умела превращаться. Там…

Но этого «там» не существовало, я ведь так хорошо себя в этом убедила! А теперь, выходит… Что? Что «сказка» была, была в каком-то другом времени-пространстве, и даже сейчас во мне живут её отголоски… Это было по-настоящему!!

Птица снова истошно закричала и сорвалась с подоконника в темноту. Покружила среди домов и опустилась на козырёк подъезда, у которого в жидких кустах неумело пряталось уже трое парней. И все по мою душу…

Я вполне могла бы попасть в свою квартиру через открытую форточку, но вдруг почувствовала несвойственный мне прежде безудержный гнев. На этих подонков, на гадину Кристину, на жизнь свою дурацкую… И, не особо раздумывая, резко спикировала вниз. Орала, шипела, клевалась и норовила съездить обидчикам по их наглым рожам, одному удачно нагадила на голову… «Наёмники» явно не ожидали атаки «с воздуха» и просто растерялись. Несколько любопытных носов высунулось из-за занавесок, и мои жертвы приняли мудрое решение отступить. Я, таясь, проводила их до припаркованной неподалёку машины и по разговорам с облегчением поняла, что они намереваются плюнуть на «любимую сестрёнку» (ага!), пусть сама со своими девчачьими проблемами разбирается…

Мокрая, грязная, я ввалилась в свою комнату через форточку и сама не заметила, как обратилась. Поскорей пробралась в ванную, чтобы родители случайно не заметили, в каком я виде, и только лёжа в кровати позволила себе разреветься.

Ужас, ужас… Мой Гордин — он всё-таки был…

На следующий день я витала в настолько заоблачных сферах, что даже случайно напялила мини-юбку вместо джинсов. Кристина встретила меня убийственным взглядом, но я только рассеянно улыбнулась. А в перерыве сама подошла к ней и предложила выйти «на разговор». Заявила, что в курсе про её вчерашний «заказ», и уже рассказала отцу про неё и её «братца-кролика». Пусть у нас и нет таких влиятельных знакомых, как у неё, но старая актёрская гвардия — тоже не пустой звук. И заступятся, и замолвят слово, кому надо… Моя речь, похоже, произвела впечатление, но добила я «конкурентку» тем, что предложила дальше «жить дружно», ибо делить нам совершенно нечего. Ни один из местных ухажёров меня не интересует, и переходить дорогу я никому не намерена… Кристина поразмыслила и согласилась на перемирие. Она никак не могла понять, неужели я искренна в своём равнодушии к «нашим мальчикам» (тааким мальчикам!), аккуратно прозондировала почву на предмет моей нетрадиционной ориентации (тьфу-тьфу-тьфу!) и в конце концов взяла с меня торжественное обещание не строить глазки и отказывать в свиданиях такому-то, такому-то и ещё вот этим. Да пожалуйста…

Таким образом моё добровольное отчисление вроде бы перестало быть актуальным, но меня это особо и не волновало. Весь день я думала о том, что же мне теперь делать. А вечером решительно взялась за карандаш. Если это сработало тогда, должно сработать и сейчас…

Я забросила рисование почти на два месяца, но рука сразу вспомнила нужные движения, как и память — мою комнату, там, в замке. Я набросала полукруглое окно с видом на «иллюзорный» сад, низкий дубовый столик, нездешней формы цветы в вазе и уголок дивана. Достала тщательно спрятанный портрет Гора, прижала к груди. И взмолилась неведомо кому о своём возвращении.

Сколько времени прошло там за время моего отсутствия? Минуты, дни или годы? Что и кто ждёт меня в замке, и — ждёт ли? Сможет ли Гордин простить меня, выслушать мои глупейшие оправдания? Смогу ли я сама вернуться обратно, если он всё же укажет мне на дверь? У меня не было ответов на эти вопросы… Но я хотела верить, что поступаю правильно. И очень сильно хотела, чтобы у меня сейчас всё получилось.

…Я вздрогнула от оглушительного треска. На миг показалось — это те, до боли знакомые звуки, которые сопровождали превращение колдуна в птицу. Но это оказался запущенный кем-то фейерверк за окном всё той же питерской квартиры.

Не вышло… Хватит, наигралась уже, вздорная девчонка, наделала глупостей, возомнила, что раз она — автор «сказочки», то ей можно без конца шнырять туда и обратно. А вот фигу!

Я закусила губу, понимая, что судьба только что демонстративно дала мне по носу, чтоб не зарывалась. Не будет больше никаких чудес. Живи как жила, Лера-фанера, бывшая принцесса и колдунья, бывшая жена и предательница… А для утешения у тебя, так и быть, останется совершенно ненужная сейчас «красивость». И — частичка твоей прежней магии. Птица. Смешной хищный гибрид ворона и чайки…

Я распахнула окно и пулей вылетела в дождь.

Когда я проснулась на следующее утро — как ни странно, не простуженная после вчерашнего холодного «душа», то чуть не вскрикнула от неожиданности. Татуировка с моей правой руки исчезла; вместо неё запястье плотно облегал широкий холодный браслет из червонного золота. Тот самый… Но я ведь продолжаю находиться в Питере… Что же это значит??

Ни сумбурные метания по комнате, ни попытки размышлять ситуацию не прояснили. Если браслет существовал в том мире, а в этом выглядел как татуировка, что могло произойти сейчас?!

Так, в сомнениях и догадках, прошло два дня. Поскольку браслет не снимался, пришлось наврать родителям, что это всего лишь бижутерия, Кристина подарила (гы-гы, в знак примирения…), а на вопрос Марины и других девчонок — что откопала его в бабулином наследстве и собираюсь носить, пока не надоест (хи-хи…).

— Слышала? У нас будет новый препод, — Маринка сидела рядом со мной в столовке и мечтательно болтала соломинкой в стакане с соком. — Вместо этого противного «Бормана», вот счастье!

— А с «Борманом» чего? — встрял Шурик. Один из моих верных «рыцарей», он всё время таскался за нами, но на своё счастье, в основном помалкивал и потому не прогонялся.

— В больнице он вроде бы, сердце… Доорался на бедных студентов, старый пень!

— Ты уверена, что последующее не будет хуже предыдущего? Европейскую этнографию всегда самые мерзкие преподаватели читают, это уже давно закон природы!

— Я кое-что разузнала, — наклонилась поближе Маринка. — Точнее, слышала краем уха в деканате. Выписали они какое-то молодое дарование, из Новосибирска вроде бы. Рекомендации самые хорошие, и вообще тётки наши порядком оживились. То ли репутация у этого умника интересная, то ли успели уже с ним перетереть…

— А зовут-то его как? — снова подал голос Шурик. — Можно в и-нете пробить и позырить…

— Да ладно, у него лекция уже завтра, тогда и «позырим». Марин, как бишь его зовут?

— Ой, это вообще смешно! Помните, фильм такой был старый, «Кубанские казаки», что ли? Там ещё такой ржачный дядька с усами. Так вот, этого зовут как-то так же, в расписании написано: Г.Г.Ворон!

— Гэгэ! Хи-хи… — оценил Шурик.

— Типа Гордей Гордеич?

— Наверное. Или Грузин Грузиныч. Или Гад Гадыч.

— Или Говно…

— Шурик, замолкни!!

Я отогнала так некстати появившееся чувство тревоги и смеялась вместе со всеми.

В аудиторию вошёл новый преподаватель, и по её женской части прокатился дружный вздох.

— Ой… — сидящая рядом Маринка дёрнула меня за рукав. — Ничего себе Г.Г.Ворон! Ты только посмотри!

Я оторвала взгляд от тетради… И вдруг почувствовала, как стремительно отливает от лица кровь. Сердце очумело заколотилось где-то в горле, руки-ноги стали как ватные… Я беспомощно наблюдала за мужчиной, который нарочито неторопливо поднимался на кафедру. Этого просто не может быть… Гордин!!

В модном костюме с белой рубашкой он смотрелся очень элегантно и на удивление гармонично, как будто всю прошлую жизнь носил такие вещи.

— Ну, здравствуйте, господа-товарищи! Для начала познакомимся: меня зовут Георгий Гордиевич Ворон. Пока я буду читать вам про Европу, а дальше посмотрим…

Во время представления он медленно оглядывал аудиторию; на пару секунд его глаза встретились с моими — и отпали последние сомнения. Это был точно он, Гордин. И, несмотря на внешнее безразличие, я кожей ощутила исходящую от его взгляда ярость. Значит, на примирение можно не рассчитывать…

— Какой мужчина! — продолжала шёпотом восхищаться Марина. — Похож на Аль Пачино в молодости, правда? Ну, всё, я пропала!

Я обессилено уронила голову на руки.

— Я тоже…

В этот день на факультете только и разговоров было, что о новом преподавателе.

— Вот уж точно говорили, по виду — вылитый бандит, а на самом деле — интеллигентнейший человек, научный авторитет. Статьи даже за границей выходят!

— А ничего читает мужик, интересно. Не то, что «Борман»…

— Ой, девочки, подвиньтесь, я тоже хочу на первом ряду сидеть!

— Марина, передай своей Казаковой, чтобы не смела на него облизываться. Он — мой!

Ну да, ну да, Кристиночка…

Я подавила малодушное желание сразу после лекции сбежать домой. Ежу понятно, что Гордин появился здесь неслучайно. Так вот что значило внезапное «оживление» свадебного браслета — он просто «почуял» вблизи свою пару! Колдун отыскал какой-то способ переместиться в мой мир. И, раз нашёл здесь, то и дома настигнет без труда. Здесь хоть народу много, может, сразу не убьёт…

Остаток дня прошёл как на иголках. Как ни странно, Гордин не делал никаких попыток со мной заговорить. И на второй день тоже.

Я понапрасну терялась в догадках и нервничала всё больше.

В конце дня мы мимоходом встретились в коридоре. Я шла «под конвоем» Шурика и Димки Морозова с пятого курса, Гордин с каменной улыбкой шествовал в окружении маленького женского «стада». Равнодушно скользнул по мне взглядом и прошёл мимо. Но я успела заметить, как на его скулах заходили желваки, и убедилась, что он не собирается оставлять всё как есть.

Видимо, это была его тактика — запугать, довести до нервного срыва, а потом… Что потом?!

Я кое-как отделалась от своих кавалеров и с отчаянной решимостью завернула на свою кафедру. Сейчас там уже почти никого не было, и я без помех порылась в «хозстоле» в поисках больших ножниц по металлу. Я помнила, они должны быть где-то там…

С бешено колотящимся сердцем я подцепила ножницами свой браслет и надавила что было сил. Тело тут же пронзила такая боль, что потемнело в глазах. Я выронила ножницы, села прямо на пол и расплакалась. На червонном золоте браслета не осталось даже царапинки…

За спиной гулко хлопнула дверь. Я не могла заставить себя оглянуться, потому что и так знала, кого увижу. Сердце обречённо бухнулось в пятки, но я всё же нашла в себе силы подняться.

Три тяжёлых шага — и он остановился у меня за спиной. В висках мучительно пульсировала тишина…

И тут Гордин схватил меня за плечи и прижал к себе — так сильно и грубо, словно хотел сломать о своё железное тело.

— Как… ты… могла…

Я до крови закусила губу. Что я могу ему сказать? Поймёт ли он — сейчас, в таком состоянии, если не понял тогда?!

Он медленно развернул меня к себе, заставил поднять голову и смотреть себе в глаза.

— Ты готова отрезать себе руку, но избавиться от моего браслета. Неужели ты настолько меня ненавидишь? Неужели ты всё это время только притворялась?

Он говорил глухо, словно каждое слово давалось ему с трудом.

— Нет, — наконец, смогла прошептать я. — Это не так… Гордин, пожалуйста, не мучай меня…

— Я мучаю?! — в бешенстве рявкнул он. — Я?! Это я сбежал от тебя, я предал?! Это я убил… убил своего ребёнка?!

Мне показалось, что он сейчас меня ударит, но тут его голос сломался. Руки, державшие меня, бессильно разжались.

— Я… не хотела, правда. Откуда я могла знать, что перемещение подействует… так. Я никогда не пошла бы на это специально.

По его глазам было понятно, что он мне не верит.

Мне вдруг до боли захотелось, чтобы эти колючие, измученные глаза потеплели и снова, как раньше, посмотрели на меня со страстью или нежностью. Но только не равнодушно… Я с новой силой почувствовала, как безумно, дико по нему соскучилась!

Я поняла, что сейчас окончательно расклеюсь, начну оправдываться, просить прощения, зареву, и мой жалкий вид окончательно его оттолкнёт. И неожиданно для себя тоже завелась.

— Да, конечно, ты прав, прав, как всегда! Только ты имеешь право на ошибку, другим такого не позволено! Тебе всегда было плевать на мои чувства, Гордин. Ты не давал себе труда поговорить со мной, узнать, что у меня на душе, как мне бывает трудно… В этом весь ты — заботишься только о себе, своих желаниях, своём самолюбии… Ты так и не смог измениться и, наверное, уже не сможешь. И я рада, что улетела из твоей клетки. Я хочу быть свободна!

Он вздрогнул, как от пощёчины.

— Хочешь? Хорошо. Скоро ты будешь свободна, это я тебе обещаю!

Гордин развернулся и вышел, хлопнув дверью, а я снова сползла на пол и тихо заплакала.

Теперь точно всё.

В течение недели ничего не происходило.

Я видела Гордина только на лекциях; он демонстративно не обращал на меня никакого внимания, к вящей радости Кристины и других девчонок. Несколько раз по ночам я просыпалась от нестерпимой боли в руке, кожа под браслетом покраснела, как от ожога, но сам он оставался на месте. Значит, Гордин может здесь колдовать и пытается сломать нашу магическую связь. Только пока у него ничего не выходит…

Наблюдательная мама поймала меня на том, что я практически перестала есть, Маринка — что я хожу как в воду опущенная, периодически натыкаюсь на двери и людей и отвечаю невпопад. А Шурик (надо же!) прозорливо заметил, что я похожа на человека, переживающего несчастную любовь. Наверное, это и впрямь выглядело так, но подробностей от меня никто не дождался.

Я многое передумала за эту мучительную неделю. Противоположные желания буквально рвали меня на части: малодушно оставить всё как есть, жить каждому своей жизнью… или у всех на глазах повиснуть на шее у любимого мужчины. Но он тогда точно оттолкнёт меня… И будет прав.

Гордин, Гордин… Ну зачем ты появился на мою голову! Пусть я тогда была виновата, но дело сделано, я теперь живу здесь. Было бы легче, если бы всё произошедшее по-прежнему казалось мне сном и постепенно (ну хорошо, очень-очень постепенно!) забылось. А что сейчас?! Я опять наговорила ему какой-то чуши, обвинила в своих собственных ошибках… Если бы Гордин просто подошёл, обнял и сказал, что он наконец-то нашёл меня и немедленно забирает обратно в свой мир — кажется, я согласилась бы не раздумывая. Если бы мы могли сразу спокойно поговорить, то сейчас всё было бы по-другому… Он бы рассказал, как смог «пробить» невидимые границы, с какими силами договорился — ведь у меня самой это не получилось. И как его «угораздило» сразу же записаться в преподаватели, так легко сориентироваться в незнакомом городе, да ещё навостриться лекции читать — «по-настоящему». Да, всё-таки мой муж — настоящий колдун! Так, поправочка: бывший муж. Пока ещё связанный со мной неразрывными узами магических «наручников», но душевно (да и физически) далёкий и холодный, «как айсберг в океане». Грустные дела… Нет, невыносимо-паршиво-хуже-некуда дела!!

Ко всему прочему, мне ужасно неприятно было видеть, как возле Гора неизменно крутится целый рой из студенток, аспиранток и молодых (и не очень) преподавательниц. Я часто натыкалась на него в коридорах факультета, в деканате и даже в кафе — и вынуждена была наблюдать, как он непринуждённо с ними флиртует. Вроде бы не сказал ничего многозначительного, пошутил к месту, глянул своими чёрными глазищами — и очередная дама «поплыла». Кристина лезла из кожи вон, чтобы почаще попадать в поле его зрения: приходила на лекции в жутких мини и садилась за первую парту (это право она отвоевала, честно подравшись с «вице-примой» Ларисой), невинно хлопала глазами, задавала умные, как ей казалось, вопросы… И только я, зная Гордина лучше остальных, могла заметить, что он втихаря насмехается над вызывающей красоткой.

Я, наоборот, старалась в эти дни одеваться как можно приличнее, но даже в самом простом трикотажном платье до пят умудрялась, по мнению Маринки, выглядеть «супер секси». Переживания и плохой сон по-прежнему никак не отражались на моей внешности, и я, в свою очередь, могла бы посоревноваться с Гордином по количеству навязчивой свиты. Моя «бледно-воздушная краса» поневоле вызывала у парней рыцарские чувства, так что хоть от грубых и прямолинейных предложений «пойдём ко мне» я была избавлена. Но и в защите-опеке также не нуждалась и продолжала буквально прятаться от настойчивых кавалеров. Всё чаще после лекций оборачивалась птицей в каком-нибудь укромном уголке, только чтобы отвертеться от «проводить» и «подвезти». Особенно в последнее время активизировался Влад — сынок «какого-там» папаши, красавчик и ловелас. Меня от него и до этого тошнило, а сейчас — и подавно. Влад дошёл даже до того, что в один из выходных припёрся ко мне домой и явно старался понравиться родителям! После его ухода папочка долго ходил задумчивый, недоумевая, почему его так напряг этот в общем-то «милый мальчик». И почему наша киса вдруг решила нагадить ему в ботинок… Я не стала объяснять.