Мечты сбываются

Глава 7

Спустя десять минут вся история хоть и с многочисленными запинками, но была рассказана, и Мери почувствовала, что вынесла бы гнев Клайва легче, чем его недоверчивый скептицизм по отношению к ее собственной роли во всем.

— Вы достигли с Нелли этого немого соглашения в первый же вечер своего появления в доме, но уже тогда рассчитывали разубедить ее. Ну и почему же вы этого не сделали? На следующий день она упала с коня, но вы встречались едва ли не ежедневно все то время, что она провела в Куинс-Бичес, и у вас наверняка было достаточно возможностей поговорить с ней. То есть, конечно, если вам не доставляла удовольствие сама интрига.

Мери вспыхнула от негодования:

— Вы не справедливы, мистер Дервент. Я старалась быть откровенной с вами. Я знала, что игра, которую Нелли затеяла в одиночку, вводила ее в заблуждение, и хотела убедить ее бросить бессмысленную погоню, если только она заговорит о ней снова.

— Неужели? Если она только об этом и думала, как вы утверждаете, она должна была обсуждать все это с вами снова и снова.

Мери покачала головой:

— Нет, как ни странно. Нелли ни разу не вспоминала об этом, и я считала разумным также молчать, пока она не заговорит сама. Я полагала, когда-нибудь она непременно снова заведет этот разговор, но, пока она молчала, я считала это таким же добрым знаком, как и то, что она практически сразу же согласилась, что на эту вещь нельзя полагаться как на улику.

Говоря, Мери указала сережку, которую вынула из сумочки и передала Клайву. Он оглядел ее еще раз, прежде Чем сунуть в карман. Все еще достаточно холодно он сказал:

— Вы и сами пришли к тому же мнению: чем скорее Нелли перестанет беспокоить мысль о таинственной пассажирке в разбитой машине, тем лучше. Если вам показалось, что она уже готова проститься с нею, то поступили разумно, не заговаривая об этом. Но вы тем не менее все еще недопонимаете кое-чего во всей этой истории. Например, неужели вам не приходило в голову, что этот предмет, — Клайв похлопал себя по карману, — должен был отправиться в полицию сразу, как только оказался в руках у Нелли?

— Но я же объяснила, она не хотела показывать сережку вам, а так как, по вашим словам, полиция сочла возможность присутствия в машине кого-либо, кроме водителя, ничтожной и закрыла дело, это не казалось мне таким уж важным. И потом, даже сама Нелли поняла, что сейчас надеяться отыскать ее владелицу было бы нелепо. Непричастная к происшествию девушка смогла бы объяснить ее потерю, а причастная отказалась бы от сережки.

— Тем не менее эта вещь должна была сразу же попасть в руки полиции. И еще одно. Предположим, любая из девушек, которых Нелли успела подвергнуть своему любительскому допросу, сделала бы разумный ход и посоветовалась бы с адвокатом, что тогда? Нелли… или я сам, как ее опекун, ведь она все еще несовершеннолетняя, оказались бы втравленными в историю, бросающую тень на наше имя. Что вы на это скажете? Я уже не говорю о том, что выследить анонимщика по давно остывшему следу, — задача практически невыполнимая даже для полиции. Так куда же, по-вашему, могло завести меня то, что вы с Нелли решили скрыть существование анонимных писем?

Мери прикусила губу. Должно быть, он считает ее последней дурочкой! Она смиренно признала:

— Боюсь, я не совсем понимала, что у Нелли не было права расспрашивать ту девушку, Лалли Бенсон, и другую тоже. Жаль, что я не догадалась об этом. А насчет писем… Нелли не хотела, чтобы кто-то попытался выследить их автора. То есть ее не интересовало, кто их пишет; только то, что может быть известно этому автору.

— Угу. Это я уже понял, хотя до сих пор не могу уразуметь, как она смогла поверить в подобную: дьявольщину. А насчет этого, — Клайв опять постучал по открытке, — мне кажется, нельзя сказать, чтобы анонимщик спешил открыть свои карты, правда?

Клайв протянул анонимку ей, и Она прочитала своими глазами:

«Вы уверены что не дали Лалли Бенсон сбить вас с толку? Почему бы вам не повидать ее еще раз? Разве новая поездка в Свэй не стоит того, чтобы выяснить, кто на самом деле был с Рики той ночью?»

Как и, прежде, подпись гласила: «Друг», и с первого взгляда открытка не сообщала ничего нового. Но прочитав ее второй раз, Мери узнала еще кое-что. Мысль; ускользала от нее, но, когда она возвратила открытку Клайву, в памяти Мери что-то зашевелилось, и тогда она медленно сказала:

— Нет. Похоже, что написавший это действительно выдохся. Но… кто бы там ни написал эту открытку, этот человек должен знать, что Нелли поверила предыдущему письму и ездила в Свэй поговорить с мисс Бенсон. И это… сужает круг возможных авторов до нескольких человек — тех, кто мог знать, что Нелли туда ездила, разве не так?

Но Клайв покачал головой в ответ:

— Этому человеку не обязательно было точно знать о ее поездке, чтобы написать продолжение. К тому же кто, кроме нас с вами; — она говорила об этом за завтраком, если помните, — знал, что Нелли ездила в Свэй?

— Не знаю. Хотя по возвращении оттуда она сказала об этом мисс Криспин. Но не говорила зачем именно ездила.

— Значит… Леони, вы, я сам? Хорошо, если она больше никому не говорила о поездке, это отнюдь не подтверждает вашу догадку, не так ли? Но она могла сказать еще кому-то, и это надо будет выяснить, если мы вообще хотим прояснить это грязное дело. — Клайв помолчал, пристально глядя на Мери. — Знаете, я отнюдь не поощряю вас за то, что вы позволили своему сочувствию к Нелли возобладать над этим вашим приземленным здравым смыслом. Вы должны были понять, что тактикой волка-одиночки она ничего не добьется.

Мери вздохнула:

— Конечно, я все понимала. Вы уже слышали, я старалась, как могла, убедить ее, и мне даже стало казаться, что это удалось, когда Нелли перестала заговаривать, на эту тему. По крайней мере, если анонимки продолжали бы значить для нее так много, как еще совсем недавно, она попросила бы меня перехватывать их, разве нет?

Клайв потянул себя за нижнюю губу:

— Это почти наверняка о чем-то говорит, но я боюсь, еще рано радоваться изменениям в ее настроении. Мне кажется, вы все-таки преувеличиваете. А пока я принимаю на себя все хлопоты, если не возражаете. Основной груз забот вы перекладываете на мои плечи, и единственное, о чем я вас прошу, это… о сотрудничестве.

Мери не сумела скрыть горечь:

— Вы так говорите, будто я в чем-то подвела вас. И поскольку Нелли непременно решит, что я подвела и ее, мое положение в этом доме становится скорее… сомнительным, не правда ли?

Она смотрела на Клайва с немой мольбой. Но он лишь фыркнул:

— Не надо этих пораженческих настроений! Бога ради, не усложняйте это недоразумение своими замечаниями! Мы с вами заключили соглашение, вы старательно работаете над рукописью Кэборда, и, пока меня удовлетворяет результат вашей работы, я не позволю вам отступить от нашего контракта без особой на то причины. Это ясно?

— Я не отступаю. Но если вы сочтете необходимым, чтобы я покинула Кингстри, я могла бы завершить работу где-нибудь в другом месте.

— Прошу прощения, но меня устраивает, если вы будете работать именно здесь. Поэтому, пожалуйста, оставайтесь; пока не закончите. На мой взгляд, ваши личные затруднения понемногу сойдут на нет, только дайте время.

Тон, которым это было сказано, закрыл возможное продолжение той же темы, но по дороге к двери он остановился, чтобы добавить:

— Кстати не надо думать, что вы должны как-то объясняться перед Уильямом. Мне придется расспросить его, что именно ему известно о корреспонденции Нелли. Но все, что ему нужно знать об утреннем происшествии, — это то, что вы случайно захватили открытку со стола вместе с письмом. Справедливо, по-вашему?

Мери кивнула, испытывая благодарность за то, что Клайв избавил ее от мелкой двусмысленности, даже если она была легчайшим из последствий совершенной ею глупости. Он не старался скрыть своего разочарования ее действиями, и Нелли, вероятно, сочтет ее предательницей, ненадежным союзником, готовым переметнуться в лагерь противника, в лагере Клайва!

Или не обязательно? — внезапно засомневалась Мери. Быть может, Нелли начала легче относиться к своей, объявленной в одиночку вендетте после случившегося с нею? Клайв счел это преждевременным выводом, но Мери была убеждена: Нелли понемногу расслабилась, она все реже проявляла настороженность и все чаще пребывала в хорошем расположении духа. Словно… словно какие-то другие мысли, другие заботы понемногу стали вытеснять прошлое из ее сознания, умаляя его значение. Или, например, она нашла иное, более, естественное применение пламени, питавшему ее ненависть к неизвестной женщине, которая, по всей вероятности, даже не существовала…

Другое применение, более простое, очевидное, приятное… новая влюбленность? Быть может, оправдание погибшего жениха потеряло смысл потому, что Нелли вновь испытала чудо любви и смогла чем-то (или кем-то) заполнить место, опустевшее после смерти Рики?

Кем-то?.. И словно бы неуловимый, пусть даже далекий от завершения всей «картинки» кусочек головоломки встал на свое место; Мери пробормотала вслух: «Барни! Барни Форд,,» — и взглянула на развернувшуюся перед ней картину попристальнее.

Барни, сам не свой от беспокойства за Нелли… Нелли на его нежных и сильных руках… Барни, приносящий ежедневную порцию новостей из внешнего мира… Нелли, раздражительная и рассеянная, когда он опаздывал или вовсе не приходил… И оба, подтрунивающие друг над другом, когда оказывались вместе.

И каждый хвалит и защищает другого, будучи один… Ну, пожалуйста, неожиданно для себя взмолилась Мери, даже если они сами еще не знают, пусть так оно и будет! Пусть именно к этому все и идет!

Тем временем Клайв вышел, и она оказалась перед лицом возникшего у нее ужасающего подозрения, которое не смогла бы высказать вслух.

Леони Криспин ненавидела Нелли. Ей было известно, что Нелли ездила в Свэй. Вчера, когда они встретились в лесу, она вскользь упомянула, что провела утро в Саутгемптоне, и именно оттуда, из этого самого городка, и была послана анонимная открытка. Все эти анонимные письма источали ненависть, а Леони ненавидела Нелли.

Это на одной, чаше весов. Что на другой? Стала бы Леони при всей ее нетерпимости к Нелли намеренно бередить, заживающую рану девушки, сочиняя анонимные письма? Более того, Леони было известно, что к моменту прибытия открытки Нелли еще не успеет покинуть Куинс-Бичес, и она, уж конечно, не стала бы отправлять ее, зная, что она может попасть в другие руки.

Нет, если подумать хорошенько, ее подозрения окажутся беспочвенными. Но, отметая подобную возможность, Мери не могла сказать, испытывает ли она при этом облегчение или отказывается поверить, что в окружении Нелли есть еще кто-то, кроме Леони, кто ненавидит девушку не меньше ее.

Для Мери, изо всех сил старавшейся сосредоточиться на работе, утро казалось бесконечным. Она^; знала, что Клайв планировал привезти Нелли домой к ленчу, но они так и не появились, и Мери пришлось перекусить в одиночестве. Уильям доложил, что звонил мистер Клайв: неожиданно возникшее дело заставило, их с сестрой задержаться в Рингвуде; там они поедят и вернутся домой позже, эта новость утвердила Мери в мысли, что Клайв не намерен терять время в бездействии, до сих пор вынужденном из-за скрытности Нелли.

Она ждала, что не услышит больше ничего, пока они оба не появятся дома. Но вскоре после того, как она вернулась к работе, Уильям перевел в кабинет телефонный звонок, и Мери услышала неуверенный голос Нелли:

— Привет, Мери. Я звоню из «Медведя», это в Рингвуде. Ты, наверное, догадываешься, что Клайв притащил меня сюда поговорить с полицейскими. Сейчас мы отправляемся домой, но он предложил мне^: позвонить, не дожидаясь встречи. Говорит, мне будет легче, если мы сначала поговорим по телефону. Хочу сказать тебе, что я… — Она замолчала. И затем скороговоркой: — Слушай, «прости меня», по-моему, недостаточно. Но я правда прощу у тебя прощения за то, что впутала тебя в это дикое дело. Понимаешь, мне просто хотелось, чтобы ты ни о^:чем не говорила Клайву, и я не могла предвидеть, что ты поведешь себя так… ну, как этим утром. Что тебе придется лгать и вообще спасать положение. Я… мне кажется, я еще никогда не видела Клайва в такой ярости…

— Он сердится на меня? — Этот простой вопрос причинил Мери боль.

— На тебя? Господи Боже, нет! Он и на меня по-настоящему не злится. Ну, он подробнейшим образом расспросил меня обо всем и взгрел хорошенько за то, что я впутала и тебя. Он кипит, но в душе, кажется, больше всего его раздражает то, что настоящего виновника не найти. Это очень похоже на то, что раньше чувствовала я сама: будто все завязано в узел, какое-то полное бессилие… в общем, я поняла, что это было ошибкой с самого начала — то, что я старалась скрыть все от него.

Мери глубоко вдохнула:

— Ты… ты наконец поверила? Что он действительно заботится о тебе, что он на твоей стороне? Вы больше не воюете друг с другом? Ты позволишь ему взять на себя твои заботы?

— У меня не было выбора, не так ли? — спокойно подтвердила Нелли. — Но… Да, пожалуй, я даже рада тому, что все так сложилось.

Обе немного помолчали, и затем Нелли заговорила снова:

— Я только сейчас поняла: меня эта история вообще больше не волнует. Понимаешь? Мне это уже не интересно — выслеживать анонимщицу, да и не только это. Я ведь никогда особенно не интересовалась, кто бы это мог быть. Меня и все остальное перестало беспокоить. То есть я уже не хочу искать ту, другую, женщину; не хочу, чтобы она призналась, что же на самом деле произошло на той дороге в ночь гибели Рики… Почему-то это уже не кажется таким важным, хотя не могу сказать, с чего это вдруг, ведь я практически; ни о чем другом и не думала вот уже несколько месяцев. Клайв пообещал выяснить все: до конца, но и это не главное. Ты мне тоже помогла, мне стало легче, когда я все рассказала. Но это не все. Что-то произошло со мною, внутри меня, и в самый неожиданный момент. Ты в жизни не догадаешься! Мери улыбнулась своей догадке.

— Расскажи, — попросила она.

— Ну, в общем, когда Барни рассказал о походе, который задумал на август: верхом, на лошадях, дойти большой компанией до Троссакских гор. Он вроде как с самого начала считал, что я непременно поеду как его помощница, и внезапно я поняла, что очень хочу поехать с ними. Мы обсуждали переход с Барни, и я впервые за последнее время чувствовала себя счастливой, и боль от потери Рики вдруг ушла куда-то. Потом мне даже было стыдно, но с тех пор, знаешь, она не возвращалась!

— Милая Нелли, как же я рада это слышать! И даже Рики не мог бы винить тебя за то, что ты снова счастлива, — уверила ее Мери. — Кстати, ты рассказала об этом Барни?

— Нет. Но теперь он все узнает. Клайв говорит, полиция станет допрашивать всех в округе об анонимках. Даже людей вроде Барни… представь себе! Клайв даст полиции знать, будут ли они приходить и дальше, но мне кажется, открытка была последней.

— Ты именно этого и боялась, что полиция устроит шум вокруг них, так? Но почему ты так уверена, что анонимок больше не будет?

— Сама не знаю. Однако, если женщина, писавшая их, окажется среди тех, кого будут, допрашивать полицейские, она наверняка перепугается и не захочет больше рисковать. Хотя, разумеется, и полиция и Клайв — все надеются, что письма будут приходить и дальше. Они говорят, что след старых писем уже остыл, и единственная слабая надежда на то, чтобы вычислить автора и вызнать, что именно ей известно, основывается только на том, что она не перестанет писать. Возможно, и так. Хотя, ты знаешь, есть и другие зацепки. Тебя не спрашивали, например, кто может знать о твоей поездке в Свэй к Лалли Бенсон? — поинтересовалась Мери.

— А, ты про открытку? Да, они работают над этим, хотя шанс, что открытку написал кто-то, кто знал o моей поездке, невелик. Это же такой дурацкий список, Мери! Клайв знал, ты тоже знала, ты ведь была там, когда я говорила с Леони. Когда я вернулась, узнали миссис Хэнкок и Уильям, да еще по меньшей мере один из подручных Барни. Я звонила в конюшни сказать, что не приду, и этот парень передал Барни мое сообщение, а тот вполне мог рассказать своей матери. Вот, наверное, и все, по-моему, и кто же из всех этих людей мог?

— А у тебя самой нет никаких подозрений на этот счет? — вставила Мери.

Воцарилось молчание. Немного погодя Нелли нарушила его и заговорила:

— Есть только один человек… то есть я хочу надеяться, что только один… кто меня ненавидит, и по разным причинам она вне подозрений.

Мери поняла, что они обе разделяют одну мысль — что, пусть у Леони Криспин и не было мотива, у нее хватало злобы, даже слишком. После того как, Нелли повесила трубку, Мери задумалась, знала ли, догадывалась ли девушка об участии Леони в инциденте с необъезженным конем, который вполне мог закончиться для нее гораздо более плачевно? Потому что, не знай она вообще ничего, вряд ли употребила бы столь сильное слово, как «ненавидит», «недолюбливает» или «сторонится» прозвучало бы уместнее, если бы речь шла об обычной ссоре.

Полиция задавала знакомым Нелли вопросы столь же тщательно продуманные, сколь и осторожные. Расспросам, подверглись все, включая Мери и обеих девушек, названных анонимщиком, причем обе сумели доказать, что в ночь гибели Кертиса никак не могли быть в машине. Всех без исключения попросили представить образцы их почерка и всех женщин (на сей раз за исключением Мери) спросили, не принадлежит ли им найденная в машине сережка и не могут ли они опознать ее.

Как и следовало ожидать, никто не посчитал ее своей. Нелли оказалась права, и анонимные письма перестали поступать; полиция не раскрывала ход следствия, и после того как поднятая расспросами и последовавшими за ними слухами пыль наконец улеглась, казалось, что все, чья жизнь была затронута трагедией Нелли, могут наконец вздохнуть с облегчением и постараться забыть обо всем. И хотя внутреннее напряжение никуда не делось, сама Нелли вроде бы переживала меньше всех прочих.

Для Мери череда удлиняющихся весенних деньков измерялась толщиной стопки с листами готовой рукописи, которая неуклонно росла, к удовлетворению Клайва, да ежедневными уроками верховой езды, которые она брала под руководством Нелли. Барни предоставил в распоряжение Мери свою самую спокойную лошадку, и каждый вечер обе девушки отправлялись в Куинс-Бичес, где Мери пускала своего скакуна шагом, рысью и легким галопом; она познала тонкости ухода за лошадьми, разобралась в назначении основных предметов сбруи и гадала, — как ей часто казалось, скорее ноющими мускулами, чем сознательно, — суждено ли ей когда-нибудь достичь уверенной и элегантно-легкой посадки хорошей наездницы.

Все уверяли ее, что «это придет со временем», как умение плавать или держать равновесие на велосипеде. Но хотя во сне она частенько оказывалась на несущемся крылатом Пегасе и при этом держалась на нем с замечательной уверенностью, наяву, на твердой спине настоящей лошади все было несколько иначе.

Нелли еще не доверяла ей выезжать самостоятельно, когда, явившись однажды в конюшни, они встретили там Барни, и тот попросил Нелли составить ему компанию в поездке в Линдхерст, на распродажу лесных пони. Если только Мери не возражает, сегодня она прокатится под присмотром кого-нибудь из его помощников.

— Загвоздка в том, что под рукой у меня только Джо, и его сейчас нет. Я понимаю, это звучит как ирландская увертка, но что делать! — Барни расплылся в улыбке. — Все остальные отправились сопровождать конную экскурсию и вернутся поздно, а Джо срочно вызвали подковать лошадь. Он вернется к половине пятого, и, хотя я обещал отпустить его в пять тридцать — на скачки в Саутгемптоне, кажется, — у него как раз будет время для вашего урока, а пока, если не возражаете, мама просила вас подняться в дом и выпить с ней чаю.

— Впрочем, Мери может поехать с нами в Линдхерст, если захочет? — предложила Нелли.

Замешкавшись, Барни ответил не сразу.

— Ну… Да, разумеется, если хотите, то…

Но Мери показалось, что в этой паузе был намек, и она поспешила заявить, что с удовольствием выпьет чаю с миссис Форд, даже несмотря на то, что подсказывал ей опыт: поднявшись в дом, она окажется между допросом у следователя и конкурсом на скорость поглощения пищи.

Сегодняшний чай не стал исключением.

— Не стесняйтесь, дорогая, вы же так проголодались! Кусочек пирога? Ячменную лепёшку? Еще немножко чаю? В последнее время вы не часто заходите повидать меня — отчего? — Хозяйка предлагала снедь и сыпала вопросами с одинаковой скоростью, и, когда, поверив наконец, что Мери уже не в силах проглотить ни крошки, она предложила сигареты, гостья испытала настоящее облегчение.

— Какой удачный случай поболтать, дорогая моя. Леони уехала… поехала обедать с Клайвом, кажется, хотя она предпочитает относиться к этому дому, как к гостинице, и никогда не сообщает мне о своих планах, если только я не спрошу. Знаете, ей ведь до сих пор недостало вежливости рассказать мне, что именно связывает их вместе. Правда, как-то я сама спросила ее напрямик, и она мне сказала, — словно я сама должна была догадаться, — что да, дескать, они помолвлены, а я что думала? И спросила, не ждала ли я, что они явятся за моим благословлением, прежде чем объявить об этом? Если так, то мне всего лишь стоит дать ей знать!

— А когда они собираются объявить о помолвке? — выдавила Мери внезапно пересохшими губами.

— Довольно скоро, я думаю. Конечно, я сказала Леони… с достоинством, надеюсь… что, хоть и не прошу права говорить свое «да» или «нет» по поводу ее личных дел, тем не менее я полагала, как хозяйка дома и ее тетя, что мне не придется столкнуться с fait accompli,[1] скажем, прочитав объявление в «Таймс». Тогда, мне показалось, она увидела, что была со мною бессмысленно жестока, и немного присмирела. Сказала, что соотносилась с желаниями Клайва: он не хотел расстраивать бедную Нелли, но с ее совершеннолетием они, вероятно, больше не будут терять времени.

Мери утвердительно произнесла:

— И Нелли будет двадцать один через три недели.

Да. Двадцать пятого числа, кажется. Будем надеяться, к тому времени эти мерзкие тучи над девочкой рассеются… В общем, мне кажется, Леони уже совсем скоро покажет нам кольцо Клайва на пальце, и должна вам сказать, что лично я не стану печалиться из-за того, что она покинет Куинс-Бинес, чтобы поселиться в Кингстри. Мы с Барни — ее единственная семья и я была только рада предложить ей поселиться у нас, когда она вернулась в Англию. Но она никогда не подходила этому дому, если вы меня понимаете. Мы с Барни люди работящие… иначе нам нельзя, и я всегда говорю, что тут у нас нет места для тех, кто не вносит свою лепту. Что никогда не делала Леони и что… не под силу Нелли.

— Нелли? — непонимающе переспросила Мери.

— Да, Нелли. — Миссис Форд, несколько раз коротко затянулась, прежде чем добавить: — Признаться, моя дорогая, мне хотелось повидать вас наедине, чтобы поговорить как раз об этом. Потому что, как только я узнала вас, меня сразу поразило, как естественно вы держитесь и какой хорошей супругой вы могли бы стать Барни. Но вы, наверное, и сами догадались, правда, моя милая? Я знаю, что Леони как-то сказала, что, пусть вы и не мечта каждого мужчины и не годитесь для эротических плакатов — это ее выражение, уверяю вас, дорогуша! — и еще если б я не лезла вон из кожи, чтобы «продать» вас Барни… боюсь, это еще одна вульгарность Леони… он со временем действительно мог бы посмотреть на вас повнимательнее. И пусть это было не особенно вежливо с ее стороны, я и вправду задумалась, уж не решили ли вы, милая, что я просто подбираю пару сыну ради удовольствия самого процесса?

— О, миссис Форд, вы всегда были очень доброжелательны ко мне и любезны! — запротестовала Мери и сразу же была вознаграждена за эту полуправду облегчением, разлившимся по лицу хозяйки.

— Мне так приятно слышать это от вас, моя дорогая! Я действительно хочу увидеть Барни устроенным в жизни и счастливым, и, как я и сказала Леони, поскольку у вас нет других привязанностей и у него тоже, что дурного в том, если я прослежу, чтобы у вас обоих был шанс сообразить все это? Но это было раньше… — Миссис Форд умолкла, чтобы потушить свою наполовину выкуренную сигарету, — так, словно та подвела ее в качестве моральной опоры, — и повторила, не без видимого труда: — Да, то было, прежде чем он сказал мне, дорогая Мери, что, если она только согласится, он женится на Нелли! Это было только вчера, и, когда он сказал мне, я только и смогла вымолвить: «Ох, Барни… нет!» Но когда он сказал, что, если не женится на Нелли, тогда вряд ли вообще на ком-то женится, тогда мне пришлось без обиняков объяснить ему, почему этой свадьбе не бывать!

— Но почему же? — мягко спросила Мери.

— О нет, милая моя. Никогда. Хотя бы по той причине… она слишком молода для него. Другая причина… — миссис Форд принялась загибать пальцы, — она слишком легкомысленно ко всему относится. Она не умеет готовить, не умеет шить, и я сомневаюсь, что ей когда-нибудь приходилось покупать продукты, разве что по телефону. Она не умеет распоряжаться бюджетом семьи, и ей никогда не приходилось нанимать слуг, поскольку Хэнкоки ведают у Клайва хозяйством и прекрасно исполняют свои обязанности. Нет, правда, у нее нет качеств, необходимых для жены Барни, хотя ее и стоит пожалеть за ту историю с Рикманом Кертисом, а я так и сказала Барни, и почему это несчастье должно испортить будущее моему сыну только потому, что он сочувствует девушке.

— Но разве Барни дал вам понять, что собирается жениться на Нелли только из сочувствия к ней? — поинтересовалась Мери.

— О нет. Он заявил мне, что любил ее еще до того, как она познакомилась с Кертисом, и просто дожидался, когда она наконец начнет забывать его. Он решил, что у него есть шансы, когда она оказалась здесь после случая с Тарквинитом, и, хоть он и согласился с каждым моим возражением, почему этого не следует делать, когда я замолчала, он просто рассмеялся и сказал мне: «Ну и что?» Он поверил мне на слово, что Нелли не отличит штопальной иглы от, скороварки; и не имеет ни, малейшего представления о том, как удержать банковский счет подальше от красной черты. Тем не менее она — именно та, кто ему нужен, или я плохо слышу? Он не намерен роптать, даже если она не умеет сварить яйцо или вытирает пыль, прежде чем подмести. Он хочет жениться на той, кто она есть, если, конечно, Нелли согласится пойти за него… О, и долго еще в том же духе. Никогда не видела, Мери, чтобы он так упорствовал в чем-то, так не желал слушать моего совета!

— И разумеется, вы сильно расстроились. — Мери сочувственно кивнула и решила прибегнуть к хитрости. — В любом случае, миссис Форд, я уверена, вы не пожелали бы своему сыну принимать важное решение, не взвесив все за и против? Вы должны быть рады, конечно, что кто-то так дорог ему, как, по его словам, ему дорога Нелли, даже если она отвергнет его предложение?

— Что вы такое говорите? Вы имеете в виду, Нелли может отказать ему? — с возмущением, переспросила миссис Форд.

Мери пожала плечами:

— По-моему, это вполне вероятно. Даже если она начинает изживать из своей памяти Рикмана Кертиса, ей еще долго предстоит приводить в порядок свои чувства. А если она влюблена в Барни, вам не кажется странным, что она ни разу даже не намекнула мне, что считает его кем-то большим, нежели просто другом?

Воцарилось неловкое молчание. Затем миссис Форд произнесла почти без всякого выражения:

— Ну, честно говоря, я не рассматривала возможности, что Барни, так или иначе, не уверился в том, что Нелли бросится к нему в объятия, едва он предложит ей руку и сердце. В конце концов, можно предположить, что молодые люди начинают понимать друг друга достаточно хорошо, прежде чем заговорить о возможной женитьбе. И если на то пошло, отчего бы ей отказать ему? У них с Барни гораздо, больше общего, чем с этим Кертисом… Они ведь знают друг друга с той поры, когда она была вот такусенькой, к тому же оба интересуются лошадьми, постоянно торчат в конюшнях!.. А этот Кертис, если вдуматься, был всего-навсего опытным сердцеедом, которому на короткий миг удалось вскружить ей голову!

Мери поджала губы, словно сомневаясь в верности ее доводов. Затем неуверенно протянула:

— Ну да… Сердцу ведь не прикажешь, верно? Естественно, общность интересов тоже надо учитывать; Но…

— Как же их не принимать в расчет, дорогая моя? — живо перебила ее миссис Форд. — Барни-то точно знает, насколько это важно в браке, и что только могло заставить вас подумать, будто Нелли… Но, милая, вы часом не хотите сказать, что она не считает его ровней себе?

— О нет, — с готовностью вставила Мери. — Я не слышала от нее ничего даже отдаленно похожего.

Миссис Форд продолжала негодовать:

— Подумать только! Она, конечно, не могла бы так сказать! От девочки нельзя было бы ждать такого, ведь если брать в расчет семейства, Форды еще поспорят с Дервентами, обе семьи значатся в Земельной Описи[2]… Скажу больше, я все думаю, была ли Нелли до конца откровенна с вами, Мери. По всем признакам, какие я только видела, Барни ей нравится, и я действительно начинаю задумываться, вполне ли справедливо я оцениваю разницу в их возрасте. Восемь лет… Не слишком много и в верную сторону. Как по-вашему, это же хорошо для обоих, если муж и правда несколько старше?

Мери согласилась с нею, чувствуя приближение — пусть пока незаметного — триумфа. Двигаясь такими темпами, миссис Форд быстро сумеет переубедить саму себя.

— И то, что Нелли так молода, — продолжала она вслух, — это, возможно, тоже к лучшему. Ведь гораздо легче научить чему-то молодых, пока они так восприимчивы! По правде говоря, я была бы только рада помочь ей своим советом, чтобы она действительно составила счастье моего Барни. Не вмешиваясь в их дела, знаете ли, просто быть рядом на тот случай, если она захочет обратиться ко мне… Да, я начинаю видеть ее в качестве жены Барни, право же, начинаю! Интересно, когда он соберется сделать ей предложение, если уже не сделал. Быть может, он ждет, пока она не достигнет совершеннолетия, чтобы сказать «да» без необходимости спрашивать позволения у Клайва? Он, конечно, был бы только рад, потому что должен не хуже моего понимать, что эти двое просто созданы друг для друга!

Это был переворот, который Мери срежиссировала сама, но даже и тогда он заставил ее замереть на месте. Впрочем, она быстро оправилась и, решив, что миссис Форд уже не увидит в перспективе такого брака ничего, кроме хорошего, поднялась, чтобы уйти.

Миссис Форд тоже встала, но, кажется, была погружена в собственные мысли — ей предстояло подумать о делах куда более важных, чем напутствия обычной гостье. Однако, прощаясь с Мери, она все же оживилась снова.

— Как мило с вашей стороны, дорогая, что вы проявили такое понимание и согласились со мною. Ведь из этого ничего бы не вышло, верно? Я имею в виду, между Барни и вами. По той причине, что у вас не так уж много общего, не так ли? И я знаю, что вы не смогли бы встать между Барни и Нелли, правда? — скороговоркой выпалила она.

— Да, я ни за что не встала бы между ними, — грустно улыбнулась Мери. И поспешила прочь, больше не рискуя: еще немного, и под влиянием какого-нибудь странного умственного парадокса миссис Форд могла обвинить ее в злонамеренном старании возвести преграду между Нелли и Барни!

У конюшен Мери повстречала Джо, ведшего под уздцы готового для прогулки, уже оседланного коня. Она знала, что немного запаздывает, и извинилась перед парнем; когда же они вернулись, Мери попросила позволить ей самостоятельно протереть Гектора и завести его в стойло:

— Если только ты доверяешь мне. Потому что мистер Форд сказал, ты собирался уйти в половине шестого.

Джо обернулся посмотреть на часы на, стене конюшни:

— Да, так оно и было, мисс. Но вы-то сами как думаете, справитесь? Если так, здорово. Если нет, можете просто оставить его здесь, скоро явятся остальные, уже недолго ждать.

— Нет, я попробую сама, — сказала Мери. — Если ты, заберешь сбрую, я сделаю остальное и прослежу, чтобы все было в чистоте и порядке, прежде чем уйти.

Джо с благодарностью согласился, провел Гектора в его стойло и избавил Мери от тяжести седла и узды, которые она успела снять. Вернувшись, пару минут спустя в сопровождении мотоцикла, он подал ей попону и предупредил: «Только осторожнее с дверью, мисс. Я припру ее, пусть постоит открытой, пока вы не закончите, потому что наружный засов слишком расшатался и вы можете сделаться узницей конюшни, если она захлопнется на этаком ветру!

— Спасибо тебе, Джо.

— Не обижаетесь, что я покидаю вас, мисс?

— Нисколько.

Еще несколько минут Мери могла различить затихающий шум мотора, но вскоре единственным шумом осталось лишь постукивание копыт неспокойного под ее неумелыми руками Гектора да редкие вздохи Мариэллы, лошади, на которой обычно ездила Леони и которая стояла в соседнем стойле.

Конюхи и лошади, выехавшие для сопровождения экскурсии, еще не вернулись к тому времени, как она закончила и закрыла Гектора на ночь. По дороге к выходу она сказала слово-другое Мариэлле и, уже пройдя до середины двора, вспомнила вдруг о свитере, который сняла и оставила на гвозде в стойле Гектора. Пришлось вернуться и войти в конюшню. Подпирать дверь Мери не стала, поскольку свитер был всего в нескольких шагах от входа; когда она повернулась, чтобы выйти, шальной порыв ветра качнул дверь, и, хотя Мери поспешила к выходу, та хлопнула; и было слышно, как щелкнул в пазах разболтанный внешний засов.

Отлично! И ведь Джо предупреждал ее! Теперь она стала пленницей, и ей придется смиренно дожидаться спасения в роли непрошеной гостьи Гектора. А пока Гектор, который ничего не имел против отдыха стоя, был в лучшем положении: Мери не на что было даже присесть, если только она не сгребет в уголке часть его соломы.

Это она и сделала, принеся должные извинения, и, усевшись спиною к стене, обняла свои колени и принялась наблюдать, как Гектор дремлет, кивая, слушать мягкую поступь его копыт на земляном полу, когда он расслабился и привычно перенес основной вес на задние ноги. И вскоре она задремала сама.

Мери проснулась, когда уже начали сгущаться сумерки; ее разбудил шум, который по сравнению с убаюкавшей ее тишиной был исполнен тревоги. Гектор, тоже проснувшийся, пятился, мотал головой и никак не мог успокоиться. Судя по шуму из соседнего стойла, Мариэлла находилась в еще большей панике: она без устали переступала копытами, то отступая, то снова бросаясь вперед, в ее ржании был отчетливо слышен страх. Когда Мери поднялась на ноги, ей показалось, что весь вес кобылы приняла на себя загородка между стойлами. И Мери, уже окончательно проснувшаяся, быстро поняла почему.

В загоне Мариэллы появился дым! Коварные, медленные струйки дыма, извиваясь, просачивались в расположенные под потолком вентиляционные отверстия перегородки, и инстинкт уже предупредил обоих животных о возможной опасности. Пусть коням никогда не доводилось видеть открытый огонь, весь опыт предков сообщал им, что этих колечек дыма следует опасаться.

Мери застыла как вкопанная: она впервые в жизни почувствовала, что это значит; когда «волосы становятся дыбом». По телу ползли мурашки — от страха не столько за себя, сколько за лошадей, которых она была бессильна успокоить. Если она не могла выбраться из стоила не могли и они. Она не могла объяснить им, почему и сколько у них есть времени, прежде чем в дыму замерцают искры, покажутся языки пламени и оба стойла превратятся в огненный ад! Попасть в такую западню — и что за ирония: вдоль стен конюшни расставлены пожарные ведра и багры, но по ту сторону!

Пока Мери стояла там, борясь с собственным страхом, ей показалось, она слышит предупреждающий треск перегородки, и она заставила себя воззвать к Мариэлле, постараться успокоить ее. Но кобылу не мог поддержать не очень знакомый голос, и ее отчаянные метания и ржание усилились, пока Мери не взмолилась, чтобы старания Мариэллы не пропали — та могла бы вырваться на волю через дверь денника. Но Мери не могла пожелать того же Гектору, он все еще вел себя спокойнее кобылы, но в узком пространстве стойла ей уже сейчас стоило немалых трудов держаться на расстоянии от него, и Мери уже вообразила себе, как он начинает откровенно метаться и в этой панике сбивает ее с ног своим весом или беспорядочными ударами копыт.

Как она жалела теперь, что сняла уздечку и отдала ее Джо! Сейчас у нее не было ничего, что могло послужить поводом, хотя некоторые надежды ей все же внушал короткий — слишком короткий! — кусок соломенной скрутки, найденный в углу. Во вновь охватившем ее отчаянии Мери задергала щеколду на двери — еще одна насмешка судьбы; та даже не была задвинута! — и застучала по двери кулаками, прекрасно зная, что единственными живыми созданиями, что могли бы ее услыхать, были два перепуганных животных, запертых вместе с нею.

В соседнем стойле все еще не было открытого огня. Но дым стал плотнее, уже не змеясь, а с силой пробиваясь сквозь щели вентиляции облачками, он уже щипал ей горло и глаза, Потом пламя появилось, — первый язычок, неуверенно нащупывающий себе путь, как показалось Мери которая пока не могла увидеть его воочию, но заметила его отсветы в отверстиях под потолком, — и крик Мариэллы заставил похолодеть кровь в ее жилах.

И затем, когда надежды, кажется, не осталось вовсе, раздался ритмичный стук копыт во дворе… голоса подручных Барни Форда, вначале спокойные, потом крики… и шум медленно въезжающей во двор машины, замыкавшей конную процессию.

Мери не знала, что произошло потом… Но уже через несколько секунд и Мариэлла, и Гектор оказались на свободе, их успокаивали и ласкали двое работников, пока остальные окатывали водой горящее стойло. Она сама, — с вытянутыми руками, полуослепшая от дыма, — спотыкаясь, выбралась наружу и тут же упала в крепкие, руки Клайва.

Она не спросила, как или почему он здесь оказался. Она лишь испытывала благодарность за то, что в эту минуту рядом оказались его сильные руки, на которые можно было положиться, не заботясь о том, что за его спиною стоит Леони, по своему обыкновению абсолютно спокойная и элегантно одетая.

И когда срывающимся, ломким голосом Мери сказала: «Это я виновата! Я… я…» — он твердо распорядился: «Тихо. Помолчи минутку. Мери, ты меня слышишь? Уступи!», — и, положив ладонь ей на затылок, уткнул ее лицом в изгиб своего плеча. Ее нервы напряглись до такой степени, что, кажется, уже готовы были оборваться, и именно такое убежище было ей крайне необходимо. Подчинившись, она сумела побороть дрожь в ногах, и вместо холода паники по ее жилам побежала теплая волна радости. Она услышала, как он произнес ее имя, и теперь смогла наконец поверить, что это не в первый раз, что в редкие минуты он действительно забывал, что она попросту «мисс Смит». Успокоившись, уже готовая посмотреть ему в лицо, не показывая этой нечаянной радости, она подняла голову. Но лицо Клайва по-прежнему было слишком близко, чтобы она могла увидеть его четкий образ, поэтому взгляд ее скользнул дальше, за его спину, и упал на что-то холодное и уродливое — на что то, что слишком быстро промелькнуло в бесстрастном лице Леони.