Почему мы едем за счастьем в далекие страны?
В пыльных офисах, холодных хрущевках, неуютных общагах и враждебных многоэтажках живут девочки, которым снятся сказочные места, где синее небо сливается с морем, ласковый ветер пахнет цветами, и где прячется какое-то таинственное девичье счастье…
Какая девушка в юности не мечтает попасть в волшебную страну, где все лучше, ярче, светлее и счастливее? Это какое-то место, где все не так, где есть что-то, что может сделать жизнь полной и значительной, радостной и настоящей…
Не потому ли многие едут в никуда, надеясь, что там все будет по-другому? Чаще всего — не за обеспеченной жизнью, точнее, не только за ней. Это надежда. Надежда на то, что где-то живут девушки, которых уже с рождения ждет счастливая женская судьба.
…Далеко-далеко, за двумя морями от нас, там, где пики минаретов полумесяцами касаются небес, где кресты, венчающие купола приземистых церквей, смотрят на все четыре стороны, жила девушка. У нее были мечтательные огромные черные глаза, обрамленные длинными ресницами, и упругие непослушные кудри. Однажды у нее появилась подруга из непонятной северной страны, которая тоже хотела быть счастливой…
Красиво звучит, правда?
Я — одна из таких девушек. Меня зовут Елена Воронова. Я представитель современного общества, не больше и не меньше. Чего же мне хотелось? И что я нашла?
Моя жизнь — это обычная жизнь городской девушки, которая работает в обычном офисе и живет обычной жизнью. Конечно, счастья хочется всем. Как это связано с моралью? Да никак — в моем мире отношение к морали двоякое. Нужна ли она в жизни? Я сама раньше об этом не задумывалась. Мне точно не была нужна. А есть ли люди, для которых она вообще имеет значение?
Ответ я нашла только через три года, после переезда в другую страну, туда, где ценности и культура разительно отличаются от наших. Там я встретила людей, для которых нравственность — первоочередное. Благодаря им я поняла, что это, возможно, главная черта, за которую женщина заслуживает уважения.
Я расскажу историю — не свою, а другой девушки. Ее зовут Марием, она — коптка-христианка, сестра моего мужа. Возможно, это поможет тебе изменить взгляд на некоторые вещи.
Благодаря этой девушке я избавилась от многих иллюзий, но кое-что и приобрела. Оказывается, этот мир, в который я так стремилась, действительно другой. Лучше ли, хуже — не мне судить, но есть в нем нечто, что мы, конечно, потеряли.
Я воспитывалась в обычной украинской семье инженеров. Отец и мать — атеисты, для обоих этот брак был вторым. После распада советского союза мать решила стать христианкой, сказала, что поверила, крестилась сама и меня крестила. Но для чего было это крещение, я никогда не понимала. Я была такой же, как и все мои подруги, друзья, соседи, мужчины, с которыми я встречалась. Я называла себя христианкой, а церковь посещала только на Пасху. Быть неверующей проще. Во-первых, ты ничем не отличаешь от своих сверстников или стараешься быть чем-то лучше — разве это плохо? Веселишься на дискотеках с подругами, весело проводишь время. Пытаешься выглядеть ярче, чем, например, соседка Ира, и красишь красной помадой губы, наращиваешь ногти и ресницы, обесцвечиваешь волосы под Мадонну. Будучи ярче или успешнее, чем она, ты способна на подвиги и уже кокетливо щебечешь с ее новым кавалером. Парень поддается на твои заигрывания, и вы уходите вместе. А вот утром действительно тяжело.
Я тогда работала в одной консалтинговой фирме на Соломенке в Киеве. Фирме принадлежало двухэтажное здание, но район Соломенка расположен уж слишком далеко от Левого Берега. Я доезжала на метро, потом пересаживалась на скоростной трамвай и ехала почти до конца. После бессонной ночи цифры складывались очень долго, и мне нужно было опустошить по крайней мере три больших чашки кофе, чтобы хоть немного прийти в себя. А в осеннее-зимнее время, когда стояла сырая погода, серые крыши старых сталинских домов из-за влажности казались еще более серыми. Все было таким унылым и печальным. Я закрывала программу «1С Бухгалтерия» и проверяла свой электронный почтовый ящик. Потом читала новости. Как я грустила, видя баннер туроператора в правом верхнем углу портала с надписью «Туры в Египет». А на вкладке: «Израиль. Температура +27». Я водила курсором мышки по морю на баннере и мечтала оказаться там, у моря, под пальмой.
Настя, чей стол располагался возле моего, завела романы с турком и с арабом одновременно. Но после последней поездки в Египет клялась, что больше туда не вернется.
— Арабы — просто уроды! Мой Ахмед попросил у меня айфон! Ты можешь себе такое представить? Я ему так верила! А он…
— Да ладно, что ты хочешь? Ты бы к нему все равно не переехала.
— Ну, я бы ездила к нему. Я же у него уже была три раза. Мы снимали квартиру. Ты помнишь, я говорила.
— Зачем тебе такие отношения? Заведи себе здесь мужчину.
— Это не так легко! Здесь мужикам моего возраста нужна восемнадцатилетняя девочка.
— А там, сама говоришь, обманщики и мошенники.
— Моему Ахмедушке двадцать один. Мы с ним подходим друг другу.
— Так езжай к нему!
— Еще чего! Потерять здесь работу?
— Вот так ты к нему и относишься.
— А сама бы поехала туда? Бросила бы все?
Я задумалась. Посмотрев на море, изображенное на баннере, ответила:
— Да, бросила бы и поехала. Туда можно приехать и просто работать. Не обязательно заводить романы с нечестными арабами или вообще с ними пересекаться. Там что, мало иностранцев работает? Я где-то видела объявление: «Работа и отдых одновременно». Я могу устроиться аниматором, работать с иностранцами.
— Ты что, с ума сошла?
— Настя! Ну почему сошла? Работа по контракту. Английский язык я знаю. Контракт три раза перечитаю, перед тем как подписывать, и — здравствуй море и солнце!
С этого все и началось. Но поскольку это не моя история, самое время познакомиться с главной героиней.
Основания горбатых гор покрылись серебристой дымкой. Так на закате и не отличишь, с какой стороны находится море. Кажется, что ты на пустынном острове, а вокруг тебя вода, но это всего лишь мираж, закат обманывает зрение. За окном едущего автобуса быстро темнеет, на смену пустыне приходит вид населенного пункта. В сумерках возникают чуть освещенные силуэты двухэтажных домов. Появляются деревья, верхушки которых волнуются под дуновением ветра.
Кто-то открыл в автобусе окно, и ветер дует девушке в лицо, по неприкрытым участкам тела пробегают мурашки. Легкой кофточки недостаточно, чтобы согреться, но она не будет заговаривать с незнакомыми мужчинами и просить их закрыть окно. Тут недолго осталось до конечной остановки, можно и потерпеть. На очередном асфальтовом холмике автобус подпрыгнул и подбросил девушку вверх — в конце автобуса дорожные ухабы наиболее ощутимы. Локти больно ударили в живот, сумка подскочила, представив любопытным взглядам соседей-мужчин колени. Девушка вернула сумку на прежнее место, мужчины отвернулись. Кто-то в автобусе закашлял, кто-то закурил, скорее всего, это тот, который открыл окно.
Девушка поежилась и нечаянно задела соседа, он воспринял ее действие по-своему и придвинулся ближе. Отодвигаться было некуда, но она прижалась к холодному окну, стараясь создать пространство между собой и соседом. Она не хотела привлекать внимание, но боковым зрением видела чужие выжидающие взгляды. Она вгляделась в вечернее небо, уже достаточно посиневшее. Фонари стали встречаться чаще, косматые деревья тоже, и на смену двухэтажным домам пришли многоэтажные строения, потом белое здание больницы, затем жилые корпуса. «Было бы здорово жить в одной из здешних квартир — район зеленый, новый, — подумала девушка. — Домики чистенькие, ухоженные».
Аккуратные каскады домов закончились. На повороте показались незаконченные постройки, блочные скелеты домов, бетонные плиты. Там, за следующим поворотом, находился ее любимый круглый дом с бассейном, маленькими настенными лампадками, ухоженным садиком из пальм и розовых кустов. Это — дом ее мечты. Когда она, окрыленная надеждой и верой в будущее, только приехала в городок и увидела этот дом, то сразу влюбилась в него. Она решила, что обязательно будет жить в этом славном домике с окошками в сад. Она думала, что все будет именно так, но получилось по-другому. Домик остался лишь в ее мечтах.
Автобус проехал пятачок, повернул на большой скорости налево и помчался вверх по дороге. Опять сухая каменная пустыня между бетонными блоками рождающихся домов. Дорога выровнялась и равномерно осветилась высокими фонарями вдоль дороги, автобус промчался между магазинами и гостиницами, парфюмерными лавками, банками. Дорога сузилась, и автобус опять подпрыгнул, въезжая в темный проулок.
Кто-то снова закурил, кто-то закашлял, автобус остановился, вышли двое. Когда он продолжил движение, сосед как бы нечаянно коснулся рукой ее коленки. Девушка дернулась и пнула туфлей ботинок мужчины. Сосед сделал вид, что ничего не произошло, и продолжил рассматривать седой затылок сидящего впереди. Автобус выехал на большую дорогу, окруженную полицейскими машинами, и промчался, не снижая скорости. Водитель выругался — какой-то таксист подрезал его. Немного проехав вперед, он резко остановился посреди дороги, назло едущему позади такси.
Наконец-то! Все вышли. Девушка сразу свернула в противоположную от соседа сторону, перебежала дорогу, не обращая внимания на поток машин.
Вечер был теплый, как и тогда, когда в коптской семье появилась на свет девочка, которую назвали Марием. Даже в момент рождения она не кричала, а терпеливо ждала встречи с загадочным внешним миром, который видела любимая мамочка, лелея ее в своей утробе. Когда девочка подросла, родители поняли, что она не особо разговорчива, но всегда дружелюбна и готова помочь. Она не была шумным ребенком, и мама никогда не кричала на нее. Девочка росла умненькой, послушной, покладистой и воспринимала слова родителей как закон. Только каштановые кудряшки непослушно сбивались под маминой расческой и возвращались в пружинистое состояние.
Мама всегда была Марием лучшей подругой, и она не особо нуждалась в компании ровесниц. В семье она была любимицей, помощницей, папиной прелестью, маминой гордостью. Родители ни разу не перепроверили ее домашние задания, она не беспокоила их капризами, понимая, что родители заняты, они зарабатывают деньги — это их основная обязанность. Однако Марием с нетерпением ждала момента, когда вырастет, и перед ней откроются все горизонты жизни. Ждала, когда она станет такой же красивой, как мама, и пойдет, как и мама, работать. У нее будет семья и такой же муж, как папа.
Время шло, девочка росла, со временем превратившись в миловидную девушку с большими карими глазами. От мамы ей достались аккуратный ротик и тонкий греческий нос, от отца — широкие скулы, подчеркивающие решительный характер, и темно-каштановые жесткие волосы. В девушке присутствовала какая-то болезненность и трогательная нежность, так сладко побуждающая любого мужчину, который встретился на пути, защитить ее и почувствовать себя рыцарем в сверкающих доспехах. Подруги завидовали ей, молодые люди засматривались. Кое-кто решался посвататься, кто-то даже не решался подойти. Время шло, подходило время замужества, но ей никто не нравился, никто не интересовал ее настолько, чтобы соединить с ним свою судьбу на всю жизнь.
«Помни, родная, брак — это навсегда. Сделав правильный выбор, ты будешь счастлива и, будучи хорошей и послушной женой, обретешь покой на небесах», — так говорила мама.
Но девочка не видела этого единственного. А время шло. Может, она и дождалась бы своего суженого, но жизнь решила по-другому. Марием закончила три курса университета, когда ее отец тяжело заболел. Он перестал ходить на работу и слег, дом остался без основного кормильца. Мама не могла содержать Марием и двух ее братьев. Она старалась изо всех сил, работала в две смены, но заработки были недостаточны, чтобы покупать лекарства для отца, платить за университет дочери и старшего сына, воспитывать младшего. А когда отец умер, мама, не в состоянии оправиться от горя, несколько месяцев не выходила из комнаты.
Наилучшим выходом для всех было замужество Марием, побыстрее и по расчету. Рассмотрев кандидатуры всех мужчин, предлагавших ранее ей руку и сердце, она поняла, что особо ее никто и не ждал. Вот только ее кузен Антониус продолжал искать себе жену. Родители Антониуса обещали помочь матери (все-таки родня) и купить молодым маленькую квартирку для начала новой семейной жизни.
Тетка забрала больную мать и братьев к себе в огромный дом, квартиру сдали, чтобы оплачивать учебу братьев.
Сыграли свадьбу, и новая семья переехала в курортный город.
Вернемся ко мне. Я мечтала изменить свою жизнь и, приехав в чужую страну, сделала это. Как я и хотела, я оказалась в отеле с туристами. Там я жила, работала, проводила все свое время. С местными общаться опасалась. Хотя арабских сотрудников было много, я избегала их, вспоминая рассказы подруги Насти. Я слышала от других аниматоров много похожих историй.
Местные часто обманывали туристок. Одни просили денег, говоря любовницам, что срочно нужна операция или лекарства для родителей. Другие просили подруг-туристок привозить дорогие подарки. Эти подарки продавались, а деньги, что очень трогательно, отправлялись родителям или женам как заработанные.
Может, так и было, и связи с туристами — это их основная работа? Ведь на курортах полно скучающих дам, желающих развлечься с экзотическим партнером и не стесненных в средствах. Я не могла понять, кто эти люди. Почему они так нечестны по отношению к нашим женщинам? Я думала, что они все одинаковые, что такова их культура. И просто избегала их.
Все остальное меня устраивало. Первое время. На территории отеля. По-своему я даже была счастлива: я мечтала об этом солнце, море, горячем песке. Конечно, через некоторое время я увидела и обратную сторону медали, про которую мне никто не говорил: солнце порой было жгучим и адским, работа — тяжелой, по восемнадцать часов в день на сорокаградусной жаре. Но переломной была первая неделя. Потом кто-то как будто повернул ключик, перенес меня из одного мира в другой и в конце изменил мою жизнь на сто восемьдесят градусов — дал мне новый опыт, новые ощущения, открыл новые горизонты, ранее недоступные моему пониманию.
Но с другой стороны, это дало возможность полюбить, увидеть красоту и оценить все то, чего раньше я не ценила, можно даже сказать, ненавидела: серое облачное небо, снег, мороз, проливной осенний дождь, даже стылые лужи. Я с восхищением вспоминала наши зеленые цветущие луга и сады, птичьи стаи, бушующее грязное море, бросающее пенные лапы-волны на мостики, бетонные и асфальтированные серые дороги с липами и яблонями на обочинах, которых так не хватает в каменной грязной пустыне.
Я заново оценила своих пусть не идеальных, но настоящих друзей, которые ждали моего возвращения и готовы были принимать меня такой, какая я есть. Здесь я впервые подумала о Боге не так, как раньше, а как о реальном, совершенном, всепрощающем и ведущем нас в этой жизни. Благодарю Бога за данный мне жизненный опыт, благодарю за слезы ностальгии и разбитых иллюзий, за ясность мысли в трудную минуту и за существование нашего, другого менталитета, так восхитительно отличающегося от местного. Здесь я поняла, что такое Родина.
Но вернемся к Марием.
Вдали, сливаясь на горизонте с небом, раскинулось море. Единственное напоминающее о жизни и дающее надежду всему живому, оно окаймляло с одной стороны могучую пустыню. Пустыня, безграничная и сухая от своей древности, безжизненная на протяжении уже нескольких тысяч лет, все еще старалась поглотить этот кусочек жизни. Но море спокойно колыхалось, переливаясь серебром на ярком солнце и бросая в сторону пустыни белые стрелы пенных волн. Казалось, уверенное в своей красоте и силе, оно спокойно ждало своего победного часа. Борьба двух великих титанов природы, борьба жизни и смерти, добра и зла поглощала и рождала новые жизни.
Серо-желтый песок и лазурное море, загадка существования первых цивилизаций на территории «матери всей Земли» — вот то, что влекло туристические группы в эти места.
Марием загляделась на возбужденных любопытных туристов, снимающих видео из проезжающего автобуса. Похоже, они в жизни ничего подобного не видели, но она выросла в этой местности, и ей ничего вокруг не казалось удивительным. Ей было очень интересно, как это — видеть белый снег, который сыплется тебе на голову, и как это, когда он касается твоей кожи. Эти люди такие храбрые — живут в холодной стране (ведь даже страшно представить температуру минус — ей становится холодно при пятнадцати градусах тепла).
«Так здорово, когда работаешь с другими людьми, — подбадривала девушка себя, — которые видели и знают больше, чем ты. Они легко и беззаботно надевают короткие шорты и юбки, не боятся навязчивых взглядов или им просто все равно, и это здорово.
Как бы хотелось оказаться где-то в Италии или Германии, посмотреть на столицу моды, настоящие бутики представителей haute couture или даже (никому не говорите!) выпить кружку пива в пабе и закусить жареной сосиской. Но это только мечта. С той зарплатой, которую ей предложили только что в гостинице, она разве что может заплатить за час пользования компьютером в Интернет-кафе и поискать снимки далеких стран в Интернете. А они, немцы и итальянцы, уже здесь.
Она подумала, что надо рассказать мужу о том, что она видела. Возможно, они могли бы когда-нибудь накопить денег на поездку в другую страну.
Последние дни Марием казалась себе раздраженной и ругала себя за это. Так было хорошо, когда они только приехали в город! Столько новых впечатлений, так было здорово ощутить свою независимость, почувствовать себя хозяйкой дома — до этого хозяйкой была мама. Все легло на ее плечи, но ей это нравилось.
Но поиски работы… Эта идея с работой была непонятна ей, ведь еще перед свадьбой они составили брачный контракт и обсудили обязанности жены. Они ведь договаривались, что она будет заниматься только домом и бытом.
Но кто же мог предугадать, что так случится и Антониус не найдет работу? Ей так хотелось уюта, семейности. В первый же день по приезде она распаковала подарки друзей и родных, расставила на полки хрустальные вазочки, повесила на стенку фотографии со свадьбы в резных деревянных рамочках, выставила на открытую полку резную вазу для фруктов, накрыла малюсенький столик коричневой скатертью. Теперь никто не догадается, что мебель в квартире старая. Дом наполнился уютом. Это их отдельная, новая жизнь, пусть квартира занимает всего лишь пятнадцать квадратных метров, но это ее гнездо, и она постарается сделать из него свое святилище.
В последние дни ей казалось, что что-то изменилось, что-то беспокоит ее, но она не может понять, что именно. Она стала раздражительной. Марием старалась успокоиться. «В любом случае, — старалась она убедить себя, — это начало, сначала все может показаться не таким радужным, потому что ты волнуешься — всегда страшно начинать новую жизнь».
Но хуже всего было другое: она не могла понять, какие чувства вызывает в ней этот человек — ее муж. Это пугало Марием.
Вечером она присмотрелась к нему: прямой, с легкой горбинкой нос, маленький рот с пухлыми губами, густые, гордо изогнутые брови, милые завитушки волос. Немного сутулый, не как взрослый усталый человек, обремененный заботами и проблемами, а как ребенок-пупс. Да-да, именно. Марием даже усмехнулась про себя. Нет, безусловно, он был красивым, но не красивым мужчиной, а симпатичным ребенком.
— Я видела сегодня туристов! Они с таким живым интересом фотографировали пустыню, как будто это произведение искусства.
— М-м-м, да, ты должна гордиться, что ты живешь в лучшей стране мира, с лучшими людьми. Эти туристы приезжают сюда заниматься грязными делами, женщины-иностранки — они очень доступные, а мужчины — алкоголики. Они уже давно все спились, особенно русские. Вот их женщины и приезжают сюда, потому что у них там мужчины вымерли. Просто не осталось. Я думаю, что они фотографировали наших мужчин, чтобы показать своим подругам, что есть еще страна, в которой есть настоящие мужчины, — сказал Антониус, не отрываясь от экрана телевизора.
— Почему ты так считаешь? Мне, например, интересно было бы увидеть заснеженные горы, услышать скрип снега под ногами, как в американских фильмах. Потрогать его. Им тоже интересно. Ведь у них есть разные деревья, и вокруг настоящая зеленая трава, а у нас нет травы — только песок.
— Наша страна — самая древняя, и ты должна гордиться ею, пустыней, солнцем. В ней на протяжении веков живет самый умный народ — недаром же никто не может до сих пор повторить строительство пирамид. Только мы построили что-то, что сохранилось тысячи, а то и миллионы лет. Мы — самые умные математики, архитекторы, нам эти туристы все в подметки не годятся.
— Ты, наверно, прав, — ответила Марием и при этом подумала про себя: «Строители пирамид давно умерли, сейчас никто уже не повторит их подвиг».
— Ты нашла работу?
Этот вопрос ее смутил. Марием было неприятно, что ее муж, человек, который клялся перед Богом оберегать ее, задает такие вопросы. Она видела взгляды руководителей и сотрудников отелей, с интересом рассматривающих ее. Ей и так было сложно переступить через себя и идти дальше, прося место, ожидая и игнорируя похотливый блеск в глазах мужчин-собеседников.
— Я была сегодня на встрече, я им понравилась, но они предложили мне небольшие деньги.
Антониус повернулся к девушке:
— Ты что, думаешь, что тебе сразу предложат миллион? Ты должна сначала работать за маленькие деньги, а потом тебе повысят зарплату.
— Да, может, ты и прав, — она была уверена, что даже в своем родном городе девушка может заработать намного больше. Но она решила не спорить, а пойти завтра еще в несколько компаний.
На следующий день ее надежды оправдались: в одном отеле, правда, далеко от дома, ей предложили хорошую зарплату и должность, но взяли с Марием обещание, что параллельно она будет ходить на курсы второго иностранного языка. За эти три месяца обучения она должна проявить себя в работе, а до той поры у нее был испытательный срок.
— Ну что у тебя с работой? — спросил вечером муж.
— Меня взяли, — только и сказала она, чтобы не накалять обстановку встречным вопросом.
Антониусу не везло с предложениями работы. Он уже два месяца не мог ее найти. Марием поняла, что раздражало ее в нем: он завидовал ей во всем, начиная с ее рвения сделать ничтожную квартирку уютной и заканчивая тем, что ей, всего лишь женщине, удалось найти работу на тех условиях, которые она хотела.
Нас поместили в отличные «пять звезд» на берегу лазурного спокойного моря. Там мы обедали вместе с гостями отеля в главном ресторане, но нас предупредили, что купаться с гостями в бассейне и море с гостями запрещено, можно лишь смотреть на него и томно вздыхать, ожидая выходного.
Строго запрещено заводить романы в коллективе и с гостями, говорить о религии, о политике; запретили надевать очки, защищающие от яркого солнца, общаться друг с другом во время рабочего дня, курить, присаживаться на шезлонг гостей. В довершение нам выдали поношенные футболки с логотипом компании. На моей было большое жирное пятно на спине.
Через пару дней мы лишились паспортов, в которых должна была быть проставлена виза с разрешением на работу. Стоит ли говорить, что нам их не вернули?
Из всей команды новичков было двое: я и мальчик-араб, — все остальные уже были знакомы с работой. Девушки, работающие с нами, были, мягко говоря, не слишком восприимчивы к чужим проблемам (наверное, у них хватало своих), и добрым советом никто из них поделиться не спешил.
Первая неделя проходила в тренингах. На пляже постоянно работали двое мальчишек-арабов, а мы выходили только на три часа в день: утром, с десяти до одиннадцати, собирать гостей и играть с ними в волейбол, и позже — с трех до пяти. В основном мы занимались «контактом с гостями»: подходили, отрывали их от чтения привезенной литературы и говорили ни о чем: «Привет! Как дела? Нравится отель? Классный, да? (В этом месте мы должны были акцентировать внимание туриста на то, что отель классный, и подтолкнуть его к такому же выводу). Присоединяйтесь к аквааэробике в бассейне! Это же классно! А стретчинг? Давайте играть в волейбол! Как не хочу? Сегодня у нас танцевальная программа «Латина-денс», придете? Почему?» Ровно через пять минут нужно было оставлять туриста и подходить к следующему. Иногда было неловко — люди откровенно отправляли к чертовой бабушке, но приходилось приставать ко всем гостям отеля на пляже, а позже от нас требовали подходить и к тем, кто отдыхал возле бассейна. Иногда нужно было продавать билеты на дискотеку в отеле или за его пределами, выручка шла в карман менеджера анимации. После «контакта» с гостями я играла с туристами в дартс. В остальное время нас учили танцевать клубные танцы и готовили к вечернему шоу. Позже я сама проводила и стретчинг, и аэробику. Аниматоры с опытом рассказывали, что в других отелях было два перерыва в день: один днем и второй вечером перед ужином, — но наше руководство было настроено проводить ежевечернее танцевальное шоу и не планировало выделять бюджет на профессиональный балет. Именно поэтому пять часов перерыва были постоянно заняты — каждый день недели были разные танцевальные шоу. В понедельник «латино», затем ирландский танец, русское шоу по средам, танцевальный конкурс по четвергам, по пятницам одна из девочек танцевала танец живота. В этот день мы могли отдохнуть и просто стояли перед сценой, хлопая, в субботу по расписанию было международное шоу, а в воскресенье — микс-шоу. Через неделю, когда я уже была уже «профессионалом», я работала с девяти утра до двенадцати ночи. После двенадцати мы отдыхали, то есть приглашали гостей на дискотеку, на которой присутствовали до двух часов, прыгая и зазывая гостей на танцпол. Только после этого мы ползли отдыхать.
Через месяц, сильно исхудав, покрывшись загаром, обнаружив на лице морщинки, а под глазами мешки, я пошла к руководителю «поговорить». Разговор не был длинным. Через пару недель я была переведена в другой огромный отельный комплекс далеко от города. Там я и встретила своих новых друзей, которые приняли меня как свою, хоть я и не была на них похожа.
Кроны широколистых пальм колыхались под горячим ветром, указывая путь редким облакам. В это время года некоторые деревья все еще были укутаны в соломенные корсеты. Подрезанные лапы листьев пробивались сквозь теплое укрытие навстречу бесконечному солнцу.
Марием любила пальмы. Она подходила к небольшим деревьям, до крон которых могла дотянуться, и гладила их, впитывая их энергию и жизненную силу. Ей нравилось наблюдать за кронами пальм на фоне небесной синевы, — это успокаивало ее и отвлекало от мрачных мыслей.
В гостинице, где работала Марием, был красивый сад, вокруг которого росли пальмы. Проходя между корпусами, в которых проверяла уборку номеров, девушка как будто ненароком касалась стволов пальм, вдыхала аромат свежего морского бриза. Эта часть ее работы доставляла ей немалое удовольствие. Ей вообще очень нравилась работа здесь, да и где бы то ни было, лишь бы подальше от мужа и дома. Она только сейчас поняла, насколько ей невыносим родной дом. «Так нельзя, — девушка ударила себя по лбу. — Дом — это дом».
К Марием подбежала девушка с ресепшена и воскликнула:
— У меня новости!
— Какие?
— К нам едет новый начальник! Я слышала о нем раньше — моя старая знакомая работала вместе с ним.
— И что она сказала?
— Он ужасен! У него страшный характер, он перепроверяет работу подчиненных отдела, буквально обзванивая гостей, перечитывает наши отчеты. Как руководство могло предложить ему это место? Один наш посыльный работал с ним раньше и сейчас пишет заявление об уходе. Сказал, что тот ирод.
— Когда приступит к работе? — охнув, спросила перепуганная Марием.
— Не знаю. Никто не знает. Но вроде бы его уже на эту должность утвердили. Ой, мама, что же будет?
В конце парка Марием увидела команду посыльных, живо обсуждавших какую-то тему. Во главе стаял парень, которого Марием не очень любила. Он казался ей скользким, приставучим и абсолютно непрофессиональным, хотя уже многие годы занимал свою должность.
— А кто из посыльных собирается уходить?
— Амгад.
— О, — улыбнулась довольная Марием.
Вчера этот ужасный человек как будто шутя ущипнул ее. Она никогда не допускала к себе подобного отношения и влепила ему оплеуху. Тот тоже замахнулся и чуть не ударил девушку. Пока все аргументы только в пользу нового менеджера. Если человек непрофессионален и настолько фривольно себя ведет, туда ему и дорога. Она же с первого дня старалась проявить свои положительные качества.
Марием направилась в офис делать отчет и, проходя через длинный коридор с обитыми деревом стенами, обратила внимание, что в один из офисов заносят мебель, отличающуюся от остальной мебели цветом и формами. Девушка подошла к двери: в комнате уже стояла массивная вешалка из дуба, огромный стол с резьбой на ножках и обтянутое кожей кресло, самое большое изо всех, которые ей когда-либо доводилось видеть. В кабинет вносили объемный шкаф.
— Чье это? — спросила она подошедшую к ней секретаршу генерального директора.
— Мистера Питера. Говорят, что одним из условий контракта является индивидуальная мебель.
Марием сразу представила себе его — эдакого низкорослого гротескного старика с залысиной в очках и с большим портфелем. Вот он садится в свое огромное кресло, кладет свою большую папку, вытянутую из портфеля, на огромный резной стол, открывает именной футляр для ручки и начинает писать письмо огромными буквами. Затем в конце рабочего дня он поднимается со своего огромного кресла, опираясь на маленькую подставную скамеечку, и дает наставления ночному управляющему. Когда они оказались рядом, смешной старикашка пришелся своей залысиной по грудь подчиненному, но по взгляду и манере разговора было похоже, что это он смотрит на управляющего сверху вниз, а не наоборот.
Девушка улыбнулась про себя, прикрыв поднявшиеся уголки губ рукой. Как это совпадало с описанием коллег: максималист, требователен и предвзят по отношению к сотрудникам. Вот такой он, мистер Питер Бишой, прихода которого в новом офисе ожидал стол огромного размера.
— А когда мистер Питер приедет?
— Должен быть на следующей неделе.
Вечером, стирая рубашки мужа, лежащего на диване перед телевизором, она мысленно представляла себе отношения с этим лысеющим карликом, его взгляд, который сосредоточенно скользит по отчету, выискивая ошибки. Как ей будет работаться с ним?
— Мне нужна ванна, — прервал ее мысли муж. — Ты долго?
Марием вынесла из ванной таз, полный мыльной пены, и поставила в комнате.
Антониус отгрыз кусок своего ногтя и пошел в ванную, громко хлопнув дверью. Марием продолжила стирку, но мысли уже не возвращались к работе. Она погрузилась в раздумья об этом мужчине — своем муже, таком медлительном и преследующем только свои интересы. Он все еще не нашел работу и сидел дома, просматривая телевизионные программы и блуждая по Фэйсбуку. Интересно, на этой неделе он искал объявления с предложениями о работе или так же, как раньше, качал программы и фильмы?
Она осознавала, как ее нервирует этот мужчина. Чего он хочет от своей жизни, как видит свое будущее и видит ли? Почему он такой? Он говорил о детях, но видно было, что дети для него настолько иллюзорное и далекое будущее, что Марием игнорировала эти разговоры. Теперь она ясно видела, что собой представляет этот человек. Однако выбор уже был сделан однажды — на всю оставшуюся жизнь.
Она выбрала для себя этот жизненный путь. С этим человеком. Но что теперь делать?! Она не знает. Единственное, что ее успокаивало, — ее мама и братья были в надежных руках тети. Тетя и дядя — состоятельные люди и смогут о них позаботиться.
— Когда ты получишь зарплату? — спросил Антониус, выходя из ванной комнаты и застегивая по пути брюки.
— В конце месяца.
Он опустился на диван перед экраном телевизора и стал переключать каналы. Девушка вымыла руки и поставила на стол кастрюлю с овощами, фаршированными рисом, и тарелки. Антониус повернул голову, рассматривая внешний вид приготовленного блюда.
— В прошлый раз рис был жестковат, ты попробовала, сейчас нормальный?
Марием улыбнулась и ответила:
— Если ты не съешь что-то, оставь это мне.
Из кастрюли быстро исчезали овощи, не оставляя и следа. Мужчина поглощал дары природы, не произнося ни звука. «Значит, все-таки угодила», — думала девушка.
— Забыл тебе сказать: ты помнишь дядю Виктора? Твоя семья была близка с его семьей перед тем как он уехал учиться в Италию. Твоя мать поддерживала с ним отношения все это время. Сегодня он звонил, сказал, что он в городе и пробудет здесь несколько дней.
Телефон зазвонил, отвлекая от тяжелых мыслей. Марием ответила. Плачущий голос свекрови ввел ее в оцепенение:
— Случилось ужасное, — прорыдала та. — Твой брат Ботрос в больнице в тяжелом состоянии. Пожалуйста, приезжай скорее.
Возле дверей отделения реанимации толпились люди. У двери, за которой лежал брат Марием, стояли четыре человека. Около соседней палаты рыдала женщина средних лет, вытирая черные глаза большим платком. Возле двери палаты слева мужчина стоял на коленях и молился. Возле палаты брата все стояли спокойно, не разговаривали. У матери Марием было белое лицо, посиневшие губы — похоже, она находилась в состоянии шока. Казалось, она смирилась со смертью мужа и уже начала примиряться с потерей сына. Ее горе было настолько огромным, что, уже однажды пережив подобное, рассудок не был в состоянии справиться с горем.
Марием так и не поняла, что произошло. Она растерянно переводила взгляд с мамы на тетку и ждала какого-то объяснения. Мать всем видом показывала, что не хочет разговаривать с теткой, и девушка, не зная ситуации, старалась поддержать мать. Все ждали приговор доктора. Тетка сдерживала себя из последних сил, кусала согнутый палец. Младший брат сидел на корточках, обхватив колени руками и положив на них голову.
Все-таки Марием не выдержала:
— Тетя, что случилось?
В пролет вбежал запыхавшийся высокий мужчина, он был похож на какого-то известного актера из Голливуда, но Марием не могла вспомнить, на кого именно. Лоск строгого черного пальто, сшитого, похоже, на заказ у кого-то из иностранных золоторучек-мастеров, начищенные до блеска дорогие туфли и даже прическа кардинально отличали его от людей, находившихся рядом. Он выглядел, как иностранец, им и был. Мужчина быстрым шагом подошел к их группке, и все устремили взгляд в его сторону.
— Я пришел, как только узнал. Хани только что звонил мне, он будет через пятнадцать минут, — мужчина обнялся со всеми по очереди, а потом подошел к Марием. — Вот она, маленькая Марием, которая выливала недоеденный суп в туалет вместе с ложками!
— Дядя Виктор?! — воскликнула Марием и бросилась мужчине на шею.
— Ты меня узнала?
— Не сразу, — ответила она и, откинув голову, стала внимательно изучать брата матери, который, несмотря на годы, изменился в лучшую сторону. Так сказать, покрылся возрастной солидностью. — Ты так изменился!
— Я — только в худшую сторону, старею. А вот ты такой красавицей стала! И мои поздравления со свадьбой. Надеюсь, наша кандидатура оказалась тебе подходящей.
— Да, — грустно улыбнулась Марием. — У нас все отлично, спасибо.
Девушка старалась улыбаться, но ее глаза не выражали особой радости, улыбка казалась натянутой. Если бы не ситуация, в которой находилась семья, то все бы обратили на это внимание, но, как показалось Марием, это заметил только дядя. Он перевел тему разговора:
— Ты когда прилетела?
— Пятнадцать минут назад. До сих пор не могу понять, что произошло.
— А-а-а. Тебе никто не сказал? — он уперся кулаком в стену и на мгновение отвернулся от Марием. — Это могло произойти с каждым, винить в этом Сусу нельзя. Все произошло слишком быстро…
— Она убила его… Она убьет и меня. Она убьет нас! — прошептала мама Марием тихо-тихо.
Рыдания тети возобновились с новой силой. Она захлебывалась слезами, беспомощно глядя на брата.
— Она… — прошептала Дина. — Ненавижу ее. — Ее лицо исказилось от злости.
Виктор подошел к ней и обхватил своими большими руками ее сжатые в кулаки маленькие ручки:
— Дина, милая, ты должна успокоиться — Сусу не виновата. Дорогая, возьми себя в руки. Я понимаю, что тяжело, — сказал Виктор и, повернувшись к Марием, добавил. — Пойдем принесем ей анисовый чай, она должна успокоиться.
Виктор продолжил, когда они зашли за угол:
— Конечно, вина Сусу в том, что произошло, очень незначительна. Это все довольно глупо. Она разлила чай, спускаясь по лестнице, и побежала за тряпкой в кухню, а мальчишка ждал какого-то важного звонка. Когда услышал звонок, побежал вниз, поскользнулся и кувырком пролетел винтовую лестницу головой вниз.
— О Боже! В этом и правда нет ее вины, — растерянно прошептала Марием.
— Все случилось очень быстро, но у твоей матери и без того расшатанная нервная система. Она еще не оправилась после трагедии с твоим отцом, а тут происходит это. Врачи делают все возможное, но шансов мало. Брат очень сильно разбил голову. Врачи говорят, что у него осколочный перелом свода черепа, и один из осколков повредил головной мозг. Его нужно срочно оперировать. Операция не из легких, большая вероятность летального исхода. А если его вытащат с того света, то это будет чудом! Ты нужна матери, у нее из-за перенесенного стресса помутился рассудок. Останься с ней на пару дней. Ей лучше не приезжать в квартиру Сусу, пока она не придет в себя. Поживете у нас. Позвони на работу, возьми отгул. Ты ей очень нужна сейчас.
— Да, дядя, ты прав, но я не хотела бы стеснять тебя, — ответила Марием.
— Я знаю, что вы сдаете квартиру, чтобы расплатиться за учебу. Мы — семья. Не говори глупостей. У нас огромная квартира в центре, тебе будет удобно добираться до больницы.
— О, Марием, — рыдала мама, — ты не представляешь, что здесь было последние несколько часов. Врачи не хотел делать операцию, пока мы не перечислили деньги. Это кошмар! Если бы твой дядя не был здесь, у нас просто не было бы никаких шансов! Понимаешь? Эта операция такая сложная, а они сказали, что не приступят к операции, пока не будет денег на счету больницы. Говорят: «Если вы завтра не заплатите и убежите из больницы, что нам делать?». А здесь каждая минута важна. Бог послал тебя, Виктор. Да благословит Господь тебя и твою семью! О, Виктор, какие жестокие люди! Не спасти ради Господа молодого мальчишку.
Марием успокоила мать, уверив, что все закончилось наилучшим образом, и, отойдя в сторону, набрала номер Антониуса. После четвертого гудка в трубке раздался недовольный голос:
— Алло!
— Привет. Я в больнице. Брат в тяжелом состоянии. Моя мама плохо себя чувствует — я останусь с ней на пару дней.
Трубка молчала около минуты, потом голос ответил:
— Послушай, ты и так забрала последние двести долларов из семейного бюджета на самолет, и если ты пропустишь работу, нам не на что будет жить! С твоей матерью может побыть моя мама, а ты должна вернуться и завтра выйти на работу.
— Ты не можешь мне такое говорить! — воскликнула Марием. Слова мужа ее больно ранили. Она собрала всю волю в кулак, чтобы ответить: — То, что у нас недостаточно денег на такой случай, как тот, что произошел сейчас — это не моя вина!
— Послушай, дорогая, — голос Антониуса немного смягчился, — но это не моя вина тоже. Ты же знаешь: если бы была возможность, я бы уже давно работал. Это нестабильность в стране.
«И твоя лень», — подумала девушка, но промолчала.
— Вернись домой, любимая, сегодня.
— Я не вернусь, Антониус! Извини, мне пора идти, — она положила трубку.
Марием понимала, что, возможно, совершает ошибку, не прислушиваясь к словам мужа. Ее воспитывала мать, говоря, что отец семейства, мужчина, — дома главный человек. Если он принимает какое-то решение, женщина, хозяйка очага, должна подчиниться. Но в этой ситуации она просто не могла поступить иначе, правда была на ее стороне. Марием не знала, какая реакция будет у Антониуса, когда она вернется. Но сейчас ее волновали мама и брат, и именно им она сейчас была нужна. Нужна больше, чем человеку, лежащему на диване перед телевизором. Она была так зла на него, что даже скрипнула зубами. Несмотря на то, что говорила ей мама, сейчас, в ее положении кормилицы, наверное, это она, Марием, — глава этой семьи. И муж не должен с ней так разговаривать, тем более учитывая это обстоятельство! Бездельник, тунеядец и вообще… какой позор! Только подумать, что все семья и родные могли бы узнать о том, что мужчина, который должен работать и содержать семью, даже не пытается найти работу. Это было бы величайшим позором, если бы об этом узнал даже кто-то из родных.
Но что она может сделать? Как повлиять на мужа? Девушка подошла к матери и прижалась головой к ее груди.
— Мамочка, милая, — прошептала она.
Дядя предоставил им две просторные комнаты, в одной из которых расположилась Марием с матерью, а в другой ее брат, который был на пару лет младше девушки. В их комнате находилась кровать и раскладушка. На кровати спала мама, а на раскладушке — Марием. Полы комнаты были натерты до блеска мастикой, а мебель полиролью. В углу комнаты красовался большой телевизор. Деревянная тумбочка с резными узорами в стиле «машрабея» под ним явно стоила бешеных денег. Плинтусы такого же цвета и в таком же стиле окружали комнату. Возле кровати матери стоял красивый резной столик, на котором лежала стопка журналов.
Мама спала. Марием же не могла заснуть и погрузилась в сон только под утро. Уже давно она не спала рядом с матерью… Девушке было так приятно и спокойно с ней. Перед сном мама вспоминала знакомство с папой, первые семейные сложности, смешные истории, вспоминала, как они дурачились с дядей Виктором, когда были детьми. Сусу всегда не слишком одобряла их дружбу. Они задирались, шутили над соседскими детьми, громко смеялись. Дина не могла вспомнить, видела ли она когда-либо, чтобы Сусу смеялась. Казалось, что сестра всегда немного завидовала ей.
Сусу рано вышла замуж. Хани, ее муж, работал у отца помощником. Трудно было понять, была ли между молодыми любовь или Сусу просто хотелось пораньше убежать из дома, чтобы не слышать смеха брата и сестры. У Сусу никогда не было друзей. Она была замкнута, а когда говорила, в ее голосе чувствовалась сухость. Наверное, эту сухость и позаимствовал у нее сын. Если Сусу говорила с лаской в голосе, значит, ей от кого-то что-то было нужно.
После смерти отца Дины Хани унаследовал семейный бизнес. Их дом, принадлежавший всем детям, был разменян на три квартиры. Виктор не обижался на то, что бизнес, который по закону должен был перейти к нему, достался мужу родной сестры. На тот момент он уже был студентом университета, учился в Италии, познакомился со своей будущей женой и планировал остаться там. После окончания университета Виктор работал не покладая рук, чтобы достичь того, что имеет сейчас.
Мама говорила Марием, что, несмотря на расстояние, разделяющее их, казалось, что он всегда рядом. Он писал ей, рассказывал о своей семье, делах, работе. Потом о своих двух очаровательных дочерях, которые уже закончили университет. Девочки работают в крупных компаниях. Старшая — маркетолог, младшая — бухгалтер. Он шутил по этому поводу, говоря, что всем нам приходится считать деньги, чтобы выжить. Конечно, труд там ценился на порядок выше, чем здесь. Каждый год Виктор приглашал сестру или ее детей приехать и проведать их, обещал, что оплатит дорогу и организует получение виз, но мать не хотела. Ей было неинтересно, что происходит там, за границей этой страны.
Ей, как и многим другим, было внушено с детства, что страна их проживания с ее чудесным морем и бесконечной пустыней и оазисами, восточным колоритом и запахом кальяна, множеством кафе и изобилием фруктов — самая лучшая страна в мире.
Марием была в этом не похожа на мать. В ней всегда была жажда узнать что-то новое: книга, страна — ей хотелось увидеть снег и походить босыми ногами по траве. Она бы с удовольствием поехала в гости к дяде. Но она не знала, что мать поддерживает отношения с братом, а мать не знала, что дочери это было интересно. Если бы это было не так…
В любом случае, уже поздно что-то менять. Ее муж, человек медлительный и эгоистичный, который выбран ею раз и на всю жизнь, был консерватором, и его совсем не интересовало ничего такого. А ее он уж точно не отпустит посмотреть мир. Она уже давно жалела, что сделала такой выбор. Ах, если бы повернуть время назад и не выходить замуж за этого тунеядца!
Марием встала и подошла к матери. Та еще спала. Девушка коснулась губами ее лба и, накинув легкий халат, направилась в ванную. В зале уже орудовала горничная, которую вызвал дядя, вытирала не успевшую появиться пыль. На плите жарились яйца с беконом и варился ароматный кофе.
Когда она вышла из ванны, завтрак уже был накрыт и ждал ее. На тарелочке лежали горячие булочки с клубничным джемом. Марием взяла одну из них и обнаружила записку: «Уехали по делам. Встречаемся в больнице в 12:00. Звонил в больницу. Твой брат все еще без сознания. Дядя Виктор».
Марием вспомнила состоявшийся ночью разговор. Ее мама обвиняла во всем свою сестру, говорила почти всю ночь, что та всегда была высокомерной и нелюдимой, завидовала ей. Но спустя годы Сусу представилась возможность исправить ситуацию и помочь сестре, и та, осознавая свою значимость в текущий момент, с надменным видом взяла ее с детьми к себе. А потом той просто надоело, что в ее доме находятся чужие для нее по духу люди, с которыми она никогда не считалась и не собиралась этого делать. Она стала открыто говорить: «Когда же вы уберетесь отсюда?». И вот произошло несчастье.
Конечно, для Марием эта история казалась неправдоподобной. Она не видела свою родную тетю Сусу, сестру матери, указывающую ее матери место на собачьей подстилке в коридоре, и она была уверена в том, что это бурная фантазия матери, разыгравшаяся на нервной почве. Но все же говорить с матерью, убеждая, что все это выдумка, ей сейчас казалось бесполезной тратой времени.
Мама все еще спала после пережитого стресса, когда Марием допила свой кофе, взяла легкую ветровку и вышла.
Доехав в автобусе до нужной остановки, она поняла, что идти до больницы не очень далеко, и решила пройтись пешком. Было жарко, и она сняла куртку, оставшись в блузке с рукавом чуть ниже локтя. Мимо проходила мусульманская пара: укутанная в черные одеяния девушка с открытым овалом лица и мужчина в белой галабейе — длинной рубашке до пола. Он прошел мимо Марием, намеренно задев ее локтем, и злобно прошептал: «Уличная девка». Марием, никак не отреагировав, прошла мимо. «Еще непонятно, кто из нас более непорядочный и с улицы: я с открытым лицом и в рубашке со средней длины рукавом или он! Ведь я никого не оскорбляла», — подумала она и пошла дальше.
Параллельно главной улице шла тропинка между домами прямо к больнице. Она решила свернуть на эту дорожку. На заасфальтированной части дорожки бегали дети, загораживая ей путь. Когда она проходила мимо, они остановились. Маленькие, грязные, очень худые, они внимательно изучали ее. Двое мальчишек разбежались, третий продолжал стоять и смотреть, затем бросил в нее маленький камешек. Потом второй. Девушка закрыла лицо рукой, и слезы непроизвольно покатились по щекам. Кто же вырастет из него, кем он будет, так воспитанный своими родителями?! Станет ли он отбросом общества или, может, будущим премьер-министром их страны?
— Как хорошо, что мы с тобой одни, без мамы. Я наконец-то могу поговорить с тобой, — сказал дядя Виктор, нажав на кнопку замка на электронном ключе машины. Машина пискнула, и в салоне загорелся свет. — Садись рядом со мной, поговорим. Через два дня мне нужно лететь обратно. Но ты ничего не думай: как ты видишь, мы в деньгах особо не нуждаемся, и я не буду сдавать квартиру. Было бы здорово, если бы я мог оставить квартиру на вас, родных людей. А вы бы приглядывали за ней.
— Дядя, я даже не знаю, что сказать.
— Подожди, я не закончил. Твоей маме возвращаться к Сусу нельзя, они убьют друг друга. У вас дома тоже мало места. Так что вопрос решен. Второй момент: я знаю, что у вас проблемы с деньгами.
Марием покраснела и замотала головой:
— Нет-нет, дядя, пожалуйста!
— Я не закончил. Я единственный брат твоей мамы. На протяжении многих лет мы были неразлучны, я ее очень люблю и знаю, что она нуждается в моей помощи. Я открыл в банке счет на ее имя. На счету есть некая сумма, и я хотел бы, чтобы ты в любом случае контролировала расходы. Денег на самом деле немного, но они поддержат ее некоторое время. Это карточка.
Он протянул конверт.
— Пароль в конверте. На тебя выписана доверенность на право распоряжения банковским счетом, получение информации из банка, пополнение счета. Лучшим вариантом было бы, если бы ты снимала каждый месяц определенную сумму и присылала ей. Мне так было бы спокойнее. Твой брат еще мал, а у мамы тараканы в голове.
— Хорошо, дядя, ты можешь на меня положиться. Спасибо.
— И еще одно. Я все-таки был бы рад, если бы вы нас как-нибудь навестили в Италии. У нас большой старый дом в пригороде Милана, всем места хватит. Тебе бы было интересно. Я не думаю, что маленькая любознательная девочка с большими удивленными глазами сильно изменилась.
Марием улыбнулась. Дядя тоже улыбнулся и потрепал ее по голове. Потом, нахмурив брови, направил руку во внутренний карман пиджака.
— Вот, — он вытянул визитку и протянул ей. — Это наши электронные адреса, наш домашний адрес, телефоны. Возьми. Держи меня в курсе всех событий, хорошо?
— Да, дядя.
— Пиши все. Нужно будет больше денег — говори. Кстати, — заметил он, когда они выходили из машины. — Расскажи мне про своего мужа, он же мой племянник. Я, к сожалению, не смог приехать на свадьбу, и видел только фотографии, которые показала мне мама. Ты была очень красивой невестой. Хотя глаза у тебя на всех фотографиях были грустные, я не увидел в них счастья. Свадьба для коптской девушки — самый счастливый день в ее жизни. Раз и навсегда. Пара должна быть полностью уверена в своих чувствах, чтобы решиться на свадьбу. Ты любишь его?
— Какой-то частью души…
— Неправильный ответ. Любят всей душой и всем сердцем, а не частью.
— Дядя, у меня не было выбора.
— Выбор есть всегда. Посмотри, к чему это привело. Ты пожертвовала собой, чтобы обустроить как-то свою жизнь и жизнь матери, и что? В итоге один брат в больнице, мать ушла от тетки, а у тебя искажается лицо, когда ты говоришь о своем муже. Скажи, что он за человек?
Марием опустила глаза. Она поняла еще в больнице, когда после долгой разлуки встретила дядю, что от него ничего не укроется.
— Он… ленивый, эгоистичный человек, который преследует свои интересы. А преследует ли? Иногда мне кажется, что его вообще ничего не интересует. Он не работает, сидит дома, ждет на диване перед телевизором, пока ему подадут…
— А ты не подавай. Приходи с работы, скажи, что устала, иди в комнату, не готовь. Если он не может быть мужчиной, защитником, кормильцем, добытчиком, наконец. Возможно, он не мужчина. А если не мужчина, значит, пусть готовит, стирает, моет и сидит дома.
— Так годами ждать, самой проще сделать.
— Потом тебе придется годами ждать, чтобы он хоть что-то предпринял… понимаешь?
— Возможно, ты прав, но у нас так не принято.
— Не принято, но и не принято, чтобы мужчина не работал и лежал как мешок.
Девушка опустила глаза, не зная, что ответить.
— Родная, ты совершила ошибку — вышла за него. Теперь что, всю жизнь терпеть его извечные лежания перед телевизором?! Перевоспитай. В конце концов, сейчас в полно западной литературы на эту тему. Читай и учись. И быстрее. Хотелось бы нам с твоей мамой внуков увидеть, — улыбнулся дядя.
— Дядя!
— Да.
— Спасибо, — сказала Марием и улыбнулась. Она была рада общению с дядей и благодарна за совет. Ее чувства и мысли уже давно беспокоили ее, но она не решалась высказать их.
Виктор улыбнулся в ответ.
— Мне кажется, дядя, что тебя послал Бог как палочку-выручалочку или волшебную фею из сказки, знаешь?
Виктор замялся:
— Ну, — он улыбнулся, — думаю, до феи мне еще далеко. Ты знаешь, мы же семья, мы должны помогать друг другу, а твоя мама была моим лучшим другом всегда, и она — моя любимая сестра. Думаю, то, что я делаю сейчас для вас, не идет ни в какое сравнение с тем, как твоя мама успокаивала меня, когда меня бросила невеста, и внушала уверенность в хорошем будущем. Несопоставимо с тем, как она меня защищала и просила, чтобы меня не наказывали родители. Помню историю, когда я потерял данные родителями деньги, а она предложила родителям забрать взамен все ее сбережения из копилки. Самое дорогое, что у меня есть — мои воспоминания, и, кажется, я никогда не рассчитаюсь с твоей мамой за то, что она всегда была лучшей сестрой. И сейчас есть. Если бы я знал, что ей так тяжело, я бы приехал раньше. И еще, прошу тебя, своди ее к хорошему врачу, к лучшему. Пусть он скажет, это временное помутнение или лучше положить ее в госпиталь.
— Хорошо, дядя. Я обещаю.
Они подошли к двери, и Дина вышла к ним. Сгорбившаяся от горя, с морщинами, темными кругами и мешками под глазами от недосыпания, с преждевременно поседевшими волосами, собранными в пучок, она выглядела старше своих лет. Казалось бы, совсем недавно, когда ее муж был жив, она была цветущей молодой женщиной. Это было каких-то пару лет тому назад, а сейчас она выглядит лет на пятнадцать старше своего возраста.
Дина обняла Марием и прижала к себе. По ее лицу катились слезы. В каждом седом волоске, каждой морщинке на лице отражались вся накопившаяся боль и страдания.
Дядя уехал через день. В квартире остались только Марием с мамой и ее младший брат Мина. Он учился на третьем курсе университета, всегда был очень тихим и скромным. В последние дни он стал еще более замкнутым и все больше отдалялся от них.
Мина был папиным любимым сыном, отец в нем души не чаял и очень баловал его. Конечно, смерть отца стала для него еще большим стрессом, чем для других детей, но Дина старалась окружить его любовью и теплом. Отец не успел дать Мине напутствия на будущую жизнь, не научил, как подобрать жену и как ухаживать за ней, как общаться с женщиной, да и просто как быть мужчиной: отвечать за свои поступки, чувствовать ответственность за семью. Мать же была не тем человеком, который мог бы рассказать об этом. Все решения всегда принимал отец, а мама как хорошая жена не спорила и помогала. «Женщина и мужчина — единое целое, они должны дополнять друг друга. Хорошая жена не будет спорить с мужем, она поможет детям принять его точку зрения. Женщина — хранительница очага, мать, хозяйка дома. Мужчина — глава семьи и мозг» — вот ее принципы.
Именно поэтому после смерти мужа она осталась как без рук — ее половина умерла. А Мина через некоторое время остался без обоих родителей. Нет, Дина первое время очень старалась, но потом поняла, что все выходит из-под контроля, сын становится неуправляемым, и прекратила попытки. Пока она не смирилась со смертью их отца, она говорила: «Твой папа не делал бы это, делал бы то», — или: «Твой отец никогда бы не позволил сделать так», — но однажды Мина ответил: «Откуда ты знаешь, ты не мой отец», — и благие намерения матери иссякли. Она перестала с ним разговаривать.
Марием знала об этом, но что она могла сделать? Денег в семье не хватало. Университет оплачивался из денег, полученных от сдачи квартиры, оставались еще какие-то деньги на продукты. Или не оставались. Через некоторое время старший брат предложил младшему брату устроиться на подработку после учебы, через друзей нашел работу для обоих. Трудились всего три дня в неделю, поэтому совмещали учебу с работой вполне успешно.
Мать не часто пересекалась с детьми: каждое утро она ходила в церковь, а каждую субботу проводила на могиле у мужа, возвращаясь только поздно вечером.
В эту субботу, когда Марием была с ней, Дина предложила дочери поехать вместе. Но для Марием кладбище всегда было чем-то, вызывавшим страх, и она ходила туда нечасто. И в этот раз она поцеловала маму и направилась в центр. Свою нерабочую субботу она решила провести так, как давно мечтала: походить по магазинам. В любом случае необходимо было купить кое-какие вещи, а дома они стоили на порядок дороже. После, нагруженная коробками, она гуляла вдоль реки и вскоре отправилась домой.
Поднимаясь по лестнице, Марием услышала крики и стоны. Ближе к квартире звуки становились громче. Марием вставила ключ в замочную скважину, но он не поворачивался. Сначала она подумала, что перепутала ключи. Убедившись в обратном, она снова попыталась открыть дверь — с тем же результатом — и поняла, что кто-то дома и ключ вставлен с обратной стороны замка. Девушка нажала на кнопку дверного звонка и только после третьего дверь открылась:
— Ты разве не ушла с мамой на кладбище? — спросил брат с перепуганным видом. Ворот его рубашки задрался, концы выбились из брюк, как у человека, одевавшегося наспех.
— Ты спал? — спросила Марием, впихивая тяжелые сумки перед собой в квартиру.
— Да, — неуверенно сказал Мина.
Половица в его комнате скрипнула, и девушка вопросительно посмотрела на брата.
— Мина, кто там?
— Где?
— Я слышала, как скрипнул пол в твоей комнате. Там кто-то есть?
— А, тебе показалось.
«Да, скорее всего, показалось. Кто там может быть?» — подумала Марием.
Девушка прошла на кухню и принялась чистить картошку, сбрасывая кожуру в мусорный пакет. Дверь в кухню она оставила открытой. Понятно, кто там может быть, но Марием все еще старалась поверить в порядочность брата. «Он так молод, и он не похож на тех мальчишек из захудалых районов, которые когда-то кричали мне вслед, считая меня падшей женщиной только потому, что я была без хиджаба! Нет-нет! И потом, мой брат — копт, и он хорошо знает, что есть вещи, которые категорически неприемлемы до свадьбы! Это — страшный грех, за который гореть в аду! К тому же он — студент университета. У него впереди учеба, получение диплома, который откроет хорошие перспективы…» — размышляла Марием. Вдруг она вздрогнула от того, что в коридоре мелькнул чей-то силуэт. Марием резко встала и вышла в коридор. Зажгла свет…
Входную дверь открывала невысокого роста черноволосая девушка.
— Может, познакомимся? — громко спросила Марием.
Девушка резко повернулась и перепугано посмотрела на Марием. Это была очень красивая темнокожая арабка. Миндалевидные глаза печально раскрылись, красивая линия бровей змейкой выгибалась и слегка виднелась над переносицей. Редко встретишь такую почти совершенную красоту.
— Меня зовут Шерин.
«Значит, к тому же мусульманка», — подумала Марием. Интимные отношения между местными мусульманами и коптами считались не только аморальными и противоречащими обеим религиям, но и незаконными.
Вообще, любые интимные отношения вне брака здесь противозаконны, приезжие женщины, заводящие романы в чужой стране, подписывали со своими кавалерами контракт у адвокатов, чтобы снимать вместе квартиру, а местные пары могли начать совместную жизнь только после венчания в церкви или обряда в мечети. Но отношения между представителями двух религий — это невозможно. Правда, из всех правил всегда есть исключения, и всегда найдется пара друзей, которые тайно живут вместе на свой страх и риск. В основном это или брошенные жены, или мужчины не моложе тридцати, с детьми или без. Марием стало отчего-то очень грустно. «Мина — молодой мальчишка, он калечит себе жизнь!» — у Марием навернулись слезы на глаза. Она представила, что сделает семья девушки, ее братья и отец с ее маленьким братишкой, если узнают об этом. Она взяла себя в руки, насколько могла.
— Давайте выпьем чаю, — предложила она чуть дрогнувшим голосом.
Все втроем прошли на кухню. Марием поставила чайник, подала к столу печенье, которое испекла вчера.
— Ну, рассказывайте, как все это началось.
Шерин из небогатой семьи. У нее есть старший брат. Родители не могли дать детям надлежащего образования и решили выдать красавицу-дочку замуж за первого человека, который попросит ее руки. К тому же если семья получит какой-то калым от жениха дочери, будут деньги достойно провести старость.
Когда девочке исполнилось пятнадцать, к ней посватался водитель такси, знакомый отца. Ему было уже за сорок, у него не было зубов, и от него несло дешевым табаком. Родители согласились выдать за него Шерин, не спрашивая об этом дочь. И вот назначили дату свадьбы.
Девочка заметила, как дурно пахнет у него изо рта и что он стар для нее. Она любила родителей, но когда просила отменить свадьбу, отец сказал, что дело уже решено, жених ждет и готовится, калым оговорен, и никто свадьбу отменять не будет. Тогда Шерин собрала свои вещи и убежала из дома.
Первый день она просто гуляла по городу, изучая объявления о приеме на работу, висящие на магазинах и кафе. С некоторыми хозяевами магазина она пообщалась, и условия одного из них ее устроили. Кроме того, он обещал ее подселить к девушке, которая ищет соседку по квартире. Несколько дней она жила у него, пока он не выполнил обещания. В последний день он угостил ее гашишем, дал попробовать алкогольный напиток и попросил подарок. Девушка даже не поняла, что случилось, — так все быстро произошло. На следующее утро Шерин проснулась с отвращением к себе. Но деваться уже было некуда.
Что случилось — то случилось. Она сказала, что не будет работать в его магазине и продавать его парфюм, если не получит квартиру с обещанной соседкой. Он привез ее на машине, донес вещи. Квартира была тесноватой. Соседка оказалась вполне приятной особой, хотя много курила. Позже, когда Шерин начала зарабатывать деньги и откладывать часть их на обучение, хозяин магазина стал захаживать к ним на чай, они курили вместе гашиш. Через какое-то время Шерин уже проще относилась к тому, что он вез ее к себе на квартиру. Настало время использовать накопленные средства, и она поступила заочно в университет, где и познакомилась с Миной.
— Я люблю его, — сказала девушка.
— Ты любишь его настолько, что согласишься принять христианство, чтобы быть с ним, или ты надеешься, что он примет ислам?
Девушка замолчала.
— Полагаю, что вы об этом не думали. Что же, придется задуматься. Наша семья, каким бы он ни хотел казаться самостоятельным, не допустит, чтобы он поменял религию. Но я надеюсь, что в нем еще есть капля здравомыслия. Оно, а также память об отце не дадут Мине поступить так. Ты ведь помнишь папу, правда, Мина? Как ты думаешь, что бы он сказал?
— А почему ты думаешь, что ты знаешь?..
— Потому что ты и сам знаешь. Ты ведь еще помнишь папу, а? Не так много времени прошло, чтобы забыть, чему он тебя учил. Если ты не уважаешь мнение своей матери, то хотя бы вспомни того, кто не чаял в тебе души.
Мина смотрел в пол и молчал. Он знал, что Марием права. Он помнил отца, любил его. Он помнил его лицо с располагающей улыбкой, морщинками возле глаз и губ, бородой. Он помнил, как дети в садике тыкали пальцем в Иисуса, изображенного на обложке детской Библии, и говорили, как его отец похож на Него. Да, он помнил, и ему было нечего ответить.
Марием продолжала говорить, Мина смотрел в пол, Шерин закрыла глаза руками, и никто не заметил, что дверь кухни открылась и на пороге уже несколько минут стоит мама, слушая их разговор. Из глаз ее катились слезы, но она слушала, не издавая ни звука. Она прислонилась затылком к дверной раме и медленно съезжала вниз, понимая, что вся ее жизнь и семья рушится.
Весь мир начал крошиться еще со смертью супруга, но теперь он рассыпался, как песок. Муж, сын, второй сын. Дина не знала, для чего она живет, почему ее сердце выдержало первое горе, если дети не нуждались в ней, а Мина уже и не уважал ее. Она должна была быть на месте мужа, а он должен был остаться воспитывать детей — он знал, как справиться со всеми неурядицами и проблемами, а она без супруга ничто. Но сейчас Дина приняла решение взять себя в руки и расставить точки над i. Она — мать и сейчас должна быть главой семьи, во имя памяти любимого она должна образумить мальчика. Женщина аккуратно вытерла слезы, набрала в легкие воздуха и сказала твердым и решительным голосом:
— Марием, позволь мне поговорить с Миной, — затем повернулась к сыну, и тем же ровным голосом сказала: — Мальчик, подойди сюда.
Все удивленно посмотрели в ее сторону. Мина, как маленький ребенок, повиновался. Он подошел к маме, та взяла его за руку и увела в комнату. Она развернула его лицом к большому зеркалу:
— Смотри!
Из зеркала на Мину смотрел темноволосый, с черными блестящими глазами и относительно светлой кожей человек с правильными чертами лица и слегка припухлыми губами.
— Мина, ты красивый, талантливый и способный молодой человек, потомок коренных египтян, возможно, фараонов или их слуг, строивших пирамиды. Не араб. Египтянин. Острый нос, зоркие блестящие глаза, кожа… порода. Из поколения в поколение мы передавали тебе сок этой земли, который в нашей крови и наших корнях. Тысячи лет наша семья оберегала эту кровь, выдавая своих детей за троюродных и двоюродных братьев. Нас, ортодоксальных коптов, да и христиан в стране осталось всего лишь несколько миллионов. Если ты сохранишь наши корни, корень своего любимого отца, в своих детях, они будут любить тебя. Меняя формулу своей крови, смешиваясь с мусульманами, ты обрекаешь своих потомков на беду. Дети, а не родители отвечают за грехи своих предков.
Вспомни Иисуса, который отдал свою жизнь за грехи наши, он пошел на Голгофу с любовью к людям, с надеждой на спасение. Мы, христиане, способны прощать ошибки родных людей, любить своих врагов, уважать грешников, когда они раскаются в грехах, не судить других и мирно терпеть, бороться только одной молитвой. Мусульмане — другие, и ты знаешь, что их любовь для нас — запрет. Они воюют тысячелетиями и убьют тебя, если узнают о том, что ты сделал. А матери легче расстаться со своей жизнью, чем с жизнью сына. И вообще! Ты говорил о любви к этой девушке, но где твоя любовь к отцу, которой бы он ждал от тебя, если бы был жив? Где твоя любовь к Богу? Где твое почитание и уважение к нашим традициям, к нашей вере? Если ты способен полюбить Шерин и отвернуться от самого Святого, способен ли ты вообще любить и уважать, верить и ждать?
Мина опустился на колени, обнял ноги матери и зарыдал. Он рыдал долго и отчаянно, а мать стояла и не шевелилась, она не могла внутренне простить сына. Хотя очень старалась. Марием стояла за дверью и тихо плакала.
Марием поняла, что мама потихоньку занимает место отца в семье, почти оправившись после всех несчастий. Беды, свалившиеся на ее хрупкие плечи, сделали ее сильной и вернули к жизни. Мама вновь поднялась на ноги, стала готовить, устроилась на работу и начала жить. Марием чувствовала, что в ней уже не было необходимости. Нет, она нужна, конечно, но как гость, а не как помощник и советчик. Ей надо было возвращаться к себе домой и продолжать вить свое гнездо.
И вот она вернулась. Достав ключ, она попыталась вставить его в скважину замка и грустно улыбнулась: история с вставленным с обратной стороны ключом повторилась. Она позвонила, но не услышала ни привычных шаркающих шагов, ни звука поворачивающегося ключа. Девушка простояла час под дверью, а потом обнаружила нечто странное. Она вспомнила, что они самостоятельно красили входную дверь и что дверная краска попала на замок, а сейчас замок был чистеньким. Значит… он поменял замок? И как же Антониус планирует жить без нее, не работая?
Марием набрала его номер и замерла в ожидании. Антониус долго не отвечал. Только после восьмого сигнала он снял трубку:
— Значит, ты приехала. Вспомнила про своего мужа, только стоя под дверями?
— Зачем ты поменял замок?
— А зачем мне жена, которая не уважает решение своего мужа?
— Ты не можешь серьезно так говорить! Я поехала к семье: брат в больнице, а мать в ужасном состоянии.
— С некоторых пор я для тебя семья, а хорошая жена заботится в первую очередь о муже.
Она остолбенела от его манеры вести разговор.
— Да как ты можешь так говорить?
— Кто, если не я, скажет тебе правду? Ты не очень заботливая жена, то есть нехорошая. Ты хочешь попасть домой? Тогда дождись меня, попроси прощения, признай свою вину и, возможно, я тебя прощу.
Что-то кричало ей, что для сохранения семьи это нужно сделать. И в каком-то смысле Антониус прав. Возможно, это лучший выход из ситуации, которая возникла. Ей, как мудрой жене, надо согласиться. Но в то же время ей казалось, что не нужно признавать себя виноватой перед человеком, который ни дня не проработал и не чувствует никакой ответственности за свою семью. Однако женское начало победило — в любом случае ей некуда было идти.
Он пришел через два часа. Открыл квартиру и прошел, оставив дверь после себя нараспашку. Не поворачиваясь, сказал:
— Ну, я жду.
Марием не знала, стоит ли заходить после такого приглашения в собственную квартиру. Антониус демонстрировал своим поведением, что он хозяин этого дома, и она живет здесь на правах жены, а то и сожительницы.
— Что ты хочешь услышать? Я должна просить тебя о чем-то? Ты меняешь замок в нашей квартире! Повторяю, в нашей! Я не женщина с улицы, которой негде жить! Я — твоя жена перед Богом и законом. И квартира, в которой ты меняешь замок — наша. Нашей семьи.
— Семья? О чем ты говоришь? У нас нет детей, жена, как ты выражаешься, уехала жить к матери, когда я попросил вернуться, она сказала, что не вернется. Это ты бросила меня!
— Антониус, ты не в себе. Я не бросала тебя, мой брат попал в больницу, моя мать больна…
— Если ты считаешь себя моей женой, то должна быть со мной. Во всяком случае мы должны были поехать туда вместе!
Марием растерялась. Она поняла, что он прав, и не знала, что сказать. Она действительно должна была взять его с собой. Но все это случилось так внезапно, что у нее даже не было времени подумать над этим. Она знала, что она нужна матери, брату. Он был бы лишним в их компании. И почему он не приехал сам…
— Антониус, ты такой неповоротливый. Мне даже в голову не пришло…
— Вот — это наш брак!
Она поняла, что говорит что-то не то.
— Антониус, извини меня. Я неправа. Да, я плохая жена. Извини. Я должна была предложить тебе поехать со мной. Или приехать ко мне. Прости.
— Мне кажется, что ты мысленно не осознала еще, что ты жена.
— Да, возможно.
— Ты завтра идешь на работу?
— Да, иду.
— Попроси руководство, чтобы они высчитали твой отпуск из выходных, потому что еще не прошло шести месяцев со дня твоего старта на работе, и они могут тебе не оформить это как оплачиваемый отпуск. А в конце месяца ты можешь недосчитаться зарплаты.
— Но ты представляешь, сколько я должна отрабатывать без выходных?
— Давай не будем спорить. Нам сейчас нужны деньги, ты знаешь, что работу я не могу найти. А тебе платят неплохие деньги, которые помогают нам здесь выжить.
— Антониус, послушай! Это одна из причин, по которой я не могу почувствовать себя женой…
Антониус подошел и крепко обнял ее. Марием растерялась и потеряла нить разговора. Она поняла, что обязана дать мужу шанс. Ему и себе, их семье. Если брак уже скреплен на Небесах, значит, они должны оба бороться за то, чтобы сохранить его. Она ответила на его объятия, поцеловала его в небритый подбородок. Девушка еще не знала, но в эту ночь, корца звезда упала с неба, они зачали ребенка.
Марием увидела его, когда он спешил в главный корпус. Это был мужчина невысокого роста, лет тридцати, с немножко отросшей стрижкой и открытой улыбкой. Она заметила его, и он заметил ее. Он улыбнулся еще шире, а она растерялась, покраснела и тихонько ускользнула.
И вот это произошло с Марием! Сама того не осознавая, она с первого взгляда влюбилась в незнакомого мужчину. Он не был эталоном красоты, но что-то она увидела в нем родное. Возможно, отцовскую улыбку, возможно, что-то другое, но она ощутила укол в сердце и тепло внизу живота. Впрочем, ей нужно было продолжать работать, и дома ее ждал муж — мужчина, которого она выбрала для жизни.
В остальном день был абсолютно заурядным — утром она проверяла уборку номеров, делала заметки на бланке для отчета. Зайдя в очередной номер, который должны были приготовить к этому времени для VIP-гостя, она нашла там суетящихся ремонтных рабочих и уборщиков, вылизывающих до блеска плинтуса от пыли и капель чуть подсохшей краски. Номер был не готов. Марием покачала головой и тяжело вздохнула. Как ей надоели эти безответственные работники! Она набрала номера руководителей департаментов, попросила проконтролировать выполнение работ в течение пятнадцати минут. Когда она вышла из комнаты, увидела парня с пожилой женщиной, которые тщетно пытались открыть номер электронным ключом, но, похоже, ключ был разряжен или перепрограммирован. Она подошла к ним, попыталась открыть, после неудачи позвала супервайзера уборщиков, чтобы тот открыл дверь универсальным ключом. Но дверь опять не поддалась, лампа не загорелась. Надо заменить батарейки в замке.
— Может, вы посидите в баре или на рецепции, пока не поменяют батарейки?
— Я плохо себя чувствую, наверно, давление. В любом случае мне лучше прилечь, — женщина закатила глаза и схватилась за голову.
— О… одну секунду.
Молнией вбежав в VIP-комнату и вытащив супервайзера уборщиков, она попросила его открыть дверь ближайшей свободной чистой комнаты. Тот проверил свой список и назвал двухкомнатный номер, идентичный тому, который готовился для VIP гостя. Номер находился прямо под ним около лестницы.
Марием провела женщину в комнату, усадила ее на диван, позвонила руководителю, рассказала, что случилось. Затем позвонила доктору, попросила его срочно прийти. Разрешив ситуацию и оставив женщину на доктора, она вернулась к проверке VIP-номера. Номер все еще не был готов. Нужно было идти беседовать по этому поводу со своим начальником. Это уже слишком!
Нервно дернув головой, Марием быстрым шагом направилась в административный корпус. Проходя мимо бассейна, она заметила двух рабочих, гуляющих по территории отеля и оглядывающих туристок, отдыхающих на шезлонгах. Она набрала внутренний номер начальника охраны и рассказала ему об увиденном. И тут поднялся ветер. Один из зонтов упал на шезлонг, на котором лежал молодой мужчина. Марием поспешила к нему. Мужчина сказал, что немного испугался, все-таки зонт тяжелый и большой, но его не задело.
— Где этот рекреационный менеджер?! — вслух возмутилась Марием. — Почему в отеле такой беспорядок? Когда это закончится?!
Менеджера она нашла возле пляжа, он отчитывал за что-то молодого спасателя. Когда она подошла, он поздоровался с ней.
— Когда заменят зонты или хотя бы укрепят основания?
— О, это интересный вопрос. Половина наших зонтов сломана. Их надо ремонтировать. Я надеюсь, что это произойдет через пару месяцев.
— Но сейчас сезон ветров. Если он упадет кому-то на голову, человек может погибнуть! Почему руководство не думает об этом?
— Вот когда погибнет, так и начнут думать, — усмехнулся менеджер.
Марием ничего не могла на это ответить. Она ускорила шаг в сторону административного корпуса. Очень тяжело работать в гостинице, где не налажена система и руководство, не зная за что браться и с чего начинать, опускает руки и в результате не решает ничего. Руководители департаментов совсем распустили своих работников — нужен кто-то решительный, кто возьмет в свои руки бразды правления отелем и не будет смотреть сквозь пальцы на такие «мелочи», как те, что произошли сегодня.
Марием вбежала в офис своего руководителя и обратилась к нему с накопившимися за день вопросами.
— Все, что я могу делать, — это переадресовывать твои отчеты и замечания членам правления, потому что генеральный директор здесь беспомощен, как ребенок. Но ты не должна так реагировать: отель новый, с момента открытия прошло полгода — чего можно ожидать? Руководство ждет прибыли, а не затрат.
— Но глупо ожидать прибыль, при этом не решая проблемы тех же туристов.
— Собрать энную сумму на переоборудование ванных комнат в номерах тоже нужно.
— Как мне кажется, они ничего не переделают, даже получив деньги.
— Конечно, переделают, но постепенно. Странно другое, ну, между нами: как можно было изначально принять такую работу?
— И ни одна из просьб туристов, указанных в моих ежедневных отчетах, не была выполнена! Мы ждем уже полгода ветрозащиту. А бельевые веревки на балконы или установки для сушки белья — это так дорого, что через полгода отель, заполненный на восемьдесят процентов туристами с момента открытия, не имеет на это денег?
— Послушай, чего ты от меня хочешь? Я же не генеральный менеджер, планирующий затраты.
— Отелю нужен руководитель, а не тряпка! — Марием, не подумав, резко ответила и сама удивилась своей решительности и резкости. Только потом подумала о возможных последствиях.
Мужчина был не готов к такому выпаду, но он никак не отреагировал, просто встал, предложил ей руку:
— Идем, я тебя кое с кем познакомлю.
Они направились в угловую комнату, которая готовилась для мистера Монстра. Значит, он уже на месте. С другой стороны, именно такой человек и был нужен этому отелю: собранный, готовый разогнать всех бездельников и тунеядцев.
— Ты говоришь о лидере, способном создать систему, — мужчина постучал, а затем и распахнул дверь. — Познакомься, Марием, мистер Питер Бишой — железная рука отельного бизнеса.
Марием ахнула. За большим черным столом, держа в руке большую сигару, сидел тот симпатичный молодой мужчина с очаровательной улыбкой, со взглядом которого она встретилась утром.
Больше всего на свете Марием любила предполуденное время суток. В рабочие дни она садилась за свой стол и писала ежедневный отчет с пожеланиями и отзывами гостей, которые насобирала, бродя по пляжу и территории бассейнов утром. Самих же отдыхающих гостиницы в это время на рецепции было очень мало, они все еще отдыхали на лежаках под прямыми лучами жаркого солнца, а она пыталась спрятаться от него под кондиционером.
Перепроверив текст, нажав на раскладке «Правописание», Марием отправила отчет на печать в двенадцати экземплярах для всех глав департамента и приступила к обработке только что принесенной почты и бумаг, лежащих на столе. Первым попался заклеенный конверт с печатями «очень важно», в котором она нашла лист-форму для комментариев, заполненную одним из неудовлетворенных гостей, отдыхавшим две недели назад в гостинице. Потом изучила распечатанное письмо, полученное от управляющего отделом резервирования, с изменениями в системах «все включено» и «все включено Плюс». Затем девушка оставила бумаги, подошла к принтеру и посмотрела на красивый сад из тропических деревьев за окном и на окно напротив, через сад от нее. Возле окна, откинувшись на спинку высокого черного «трона» и подперев свою лохматую голову широкой ладонью, сидел невысокий мужчина с красивым греческим профилем. Он поднял трубку телефона и некоторое время серьезно что-то говорил, а потом рассмеялся, показывая красивые ровные зубы, и повернулся к окну, поймав взгляд девушки. Марием забрала бумаги из принтера и торопливо отошла от окна. Когда экземпляры отчета оказались в руках коридорного, она достала очередное письмо, адресованное ей. Ночной клуб выражал ей свое почтение и дарил свою клубную карту с двадцатипроцентной скидкой и бесплатным входом на двоих. Марием положила карту в сумку и записала вопросы относительно игры в минигольф, которые должна была задать руководству. Мини-гольф строился в данный момент на территории гостиницы. Перепроверив написанное, девушка добавила еще несколько вопросов, на которые уже и не рассчитывала получить ответ.
Набраться духу и войти в кабинет начальника ее начальника, который для нее был в первую очередь привлекшим ее внимание мужчиной, было нелегким делом. Марием прикусила нижнюю губу, укоряя себя за то, что позволила себе, замужней женщине, обратить внимание на другого мужчину. Она нерешительно постучала в дверь и вошла в кабинет.
— Проходите, садитесь, Марием.
— Я хотела бы задать вам несколько вопросов, если позволите…
Питер внимательно слушал Марием. Потом он откинулся на спинку кресла и начал наблюдать за ней. Марием говорила уверенно, но тем не менее ее стеснительность была заметна. Девушка пыталась спрятать глаза, мяла рукой мочку уха, перебирала волосы.
— Все, что вы говорите, правильно, Марием. Кроме того, я буду настаивать на скорейшем разрешении по крайней мере половины этих вопросов. Для начала разберемся с еженедельным отчетом и анализом. Каждую неделю, скажем, в понедельник в 13:00, Вы будете присылать мне недельный отчет. Я же, в свою очередь, буду делать правки и отравлять уже готовый отчет лично вице-президенту компании.
— Вы думаете, что… это возможно?..
— Ш-ш-ш, — Питер приложил палец к губам. — Мы никому об этом не скажем, даже вашему непосредственному руководителю. Это будет нашей маленькой тайной. Доверьтесь мне.
Марием было лестно иметь с этим красивым и умным человеком общий секрет. Ей было приятно его расположение. Она робко улыбнулась и вышла из кабинета.
Когда рабочий день закончился, ей ужасно не хотелось садиться в автобус и ехать домой. Как же могла она теперь смотреть в глаза мужа, думать об их будущем? Она оказалась порочной, не созданной для семьи или просто не смогла выбрать того единственного, с которым хотела бы провести всю жизнь. Но кто сказал, что такой мужчина, как мистер Питер, добившийся успеха и уважения в отельном бизнесе и получавший все на блюдечке с голубой каемочкой, обратил на нее свое внимание, даже не будь она замужем?
В автобусе она подсела к секретарю генерального директора, миссис Сабине Клаус, иностранке, говорившей с ярко выраженным рыкающим акцентом, хотя по ее внешности нельзя было определить, откуда она приехала. Сабина была очень милой с Марием, но у других в ее присутствии почему-то тряслись руки. Мальчишки на ресепшене смеялись над этим акцентом за ее спиной. Но самой Марием Сабина всегда нравилась. Та была невысокой дамой средних лет. Казалось, что она никогда не снимала своих очков без оправы, имела привычку задумчиво хмыкать, прикусывая своими белоснежными зубами шариковую ручку, и носить слишком короткие деловые костюмы броских цветов. Она без стеснения, глядя собеседнику в глаза, могла задать самые каверзные вопросы. За это, собственно, ее и боялись. Сабина всегда знала немножечко больше, чем другие сотрудники отеля. Ведь она была личным ассистентом генерального директора.
— С возвращением на работу, дорогая. Не буду спрашивать про отдых, у нас не так много времени пообщаться. Надеюсь, все было хорошо?
На самом деле Марием понимала, что Сабине просто неинтересны ее дела. «Сабина сама с нетерпением ждала отпуска, и поэтому не хочет огорчаться мыслями о чужом отдыхе», — подумала Марием.
— Да, спасибо. А что у нас новенького? — Марием тихонько подбиралась к интересующей ее теме разговора.
— Начали строительство площадки для минигольфа — первое. Второе в системе «Все включено Плюс» заменили полчаса бесплатного массажа на ужин в пляжном кафе. Ты поняла, о чем я? — Сабина повернулась и пристально посмотрела в глаза Марием. — Руководство э-ко-но-мит. Это при том, что неделю назад заменили полчаса сауны на один кальян!
— А Вы генеральному директору об этом сказали?
— Чтобы я и не сказала?! Но он, сама знаешь, слушает всегда не меня, а финансового директора. У того дар убеждения лучше, потому что по-другому проявляется.
— Сабина, скажите, Вы когда-нибудь видели, чтобы он читал мои отчеты? — после долгого молчания решилась спросить Марием.
— Я — нет, но это не значит, что он их не читал.
— Сабина, что изменилось в лучшую сторону за те полгода, которые я здесь работаю? Кухня только испортилась, натуральные напитки заменили порошковыми. «Все включено плюс» не имеет плюса! Сплошные минусы! Руководство не хочет покрывать расходы компании, арендующей спа-салон. А зонтики! Вы видели их? А где ветрозащита? Полгода уже ждем. Плитка лежит неровно. Унитазы установлены криво, да и качество сантехники просто ужасное. Куда идут деньги туристов?
— Дорогая, будем откровенны, не нам с тобой считать деньги в нашем положении. Мы не знаем, что руководство делает с ними. Возможно, никогда не узнаем.
— Расскажите о Питере Бишой…
— О, Питер — та еще штучка. Его все боятся. Я думаю, даже генеральный директор.
— Почему? — заинтересованно спросила Марием.
— Потому что за что он ни берется, все доводит до конца, а генеральный директор полагает, что и его конец пришел. Я так думаю, но не утверждаю.
Широко открытыми глазами секретарь взглянула на молодую девушку. Намек был понятен.
— Ты знаешь, что Питер пришел по настоянию самого вице-президента и находится под полной его протекцией? Он оплачивает ему шикарную квартиру возле туристического центра.
— О! — произнесла Марием. — Вы думаете, что они?
— Ты что, с ума сошла? Питер просто профессионал в своем деле. Наблюдает за работой подчиненных и регулярно проводит чистку кадров. Он очень умный. И повезет тому человеку, которому он будет доверять. Поскольку его доверие тяжело заслужить.
Марием подумала, что, похоже, ей уже повезло. Когда автобус добрался до конечной остановки, она помахала маленькими пальчиками попутчице и спрыгнула с нижней ступеньки. На улице было очень жарко, она не могла сдержать трепет в груди, появлявшийся при мыслях о «большом боссе». Марием попыталась перевести свои мысли в другое русло и, подходя к своему дому, набрала номер мамы.
— Как ты, мамочка?
— Я в порядке, милая. Мина стал очень заботливым. О, милая, у меня такая хорошая новость! Ботросу сегодня сделали вторую операцию, он ее перенес хорошо. Есть надежда, что все будет в порядке. Ты представляешь?
— Ой, мамочка! Это отличные новости, просто замечательные.
— Да! А что у тебя на работе?
Девушке так хотелось поделиться с мамой всем, что с ней произошло, но она понимала, что нельзя. Мама ее не так воспитывала и не поймет ее, как ни жаль, ведь только один мужчина должен быть в голове и сердце женщины — ее муж. И все, что Марием могла сказать, было:
— У нас новый большой босс. Он очень умный и интересный, хотя его все боятся. Он уже успел разогнать народ, сидящий без дела.
— Девочка моя, будь аккуратнее.
— За меня не переживай.
По квартире разносился крик футбольного комментатора. Горка тарелок с чашками скопилась за день в раковине. В посуде плавали окурки. Пепельница на столе была переполнена затушенными сигаретами и мандариновыми косточками, и это только за один день. Один из грязных носков валялся на журнальном столике, за которым Марием и Антониус обычно ужинали. В квартире стоял отвратительный запах.
— Антониус, почему ты не можешь убрать за собой или хотя бы не пачкать?
— Не пили меня, пожалуйста. Ты женщина, ты и убирай.
— Ты мужчина — работай.
— Ты отлично знаешь, что это не по моей вине!
— И не по моей вине я работаю, а ты сидишь дома. У меня нет ни времени, ни желания за тобой убирать.
Марием сама не поверила, что сказала это. Только сейчас она поняла, как ей противно иногда наблюдать за мужем. Когда он не ковыряет в носу, то почесывает в паху, и это его противное отхаркивание…
— Не смей со мной так разговаривать! Убирать — это твоя обязанность, которую ты взяла на себя, выходя за меня замуж, независимо от того, работаешь ты или нет!
— Антониус, есть ли у тебя какие-то обязанности?
— Да, я защитник семьи.
— Ага, добытчик.
— Да, добытчик, только не могу найти работу сейчас. Чего ты от меня хочешь? Я тебя недостаточно удовлетворил ночью?
— Я не нуждаюсь в твоих удовлетворениях!
— А я в твоих комментариях. Пришла, увидела — взяла и убрала!
Марием испугалась гневного взгляда мужа и уже подумала, что он подойдет и ударит ее. Она тихо пошла к стойке, отделяющей ее американскую кухню от гостиной, собрала оставшуюся грязную посуду и начала мыть. Ей хотелось скорее поставить точку в разговоре. Не хотелось ни говорить, ни слушать Антониуса. Ей вспомнились дядины слова: «Если уже вышла замуж, то перевоспитай». Легко сказать, но как это сделать — оставалось вопросом.
— Дорогой, — начала она, — мне кажется, мы никуда не выходим вместе. Давай куда-нибудь сходим.
— Например?
— Например, мне сегодня передали клубную карту лучшего ночного клуба. Она предполагает бесплатный вход для двоих и скидку на напитки.
Антониус, возможно, в первый раз за день оторвался от кресла, подошел к ней и внимательно посмотрел в глаза. Марием довольно улыбнулась.
— И чему ты так радуешься? — тихо спросил он, глядя на нее из-за стойки.
Уголки губ девушки резко опустились.
— Как ты могла даже сказать мне такое? Ты хочешь, чтобы мы пошли прямо в Содом и Гоморру? Кто тебя вообще воспитывал? И после этого ты удивляешься, почему на тебя смотрят все на улице?
По щекам Марием ручьями потекли слезы.
— Как тебе в голову могло прийти даже предложить мне такое? Ты что, не понимаешь, что это место порочно? Приезжие уличные девки ходят в эти места, чтобы подцепить на ночь кого-то, там у них происходят соития. В жизни никогда моей ноги не будет в таком месте. Ни моей, ни моей жены, ни моих детей, если я решу от такой развращенной женщины их иметь. Я даже не представляю, что ты сможешь вложить в голову своей дочери!
Марием убежала в комнату и захлопнула дверь. Она легла на кровать и, уткнувшись носом в подушку, заплакала. Возможно, муж был прав в своем высказывании. Наверное, ночной клуб не слишком хорошее место. Но зачем же так разговаривать с ней?
В такие дни она не знала чего ожидать от жизни. От безысходности она зарывалась в подушку и притворялась умершей, тогда все ее заботы отходили на второй план. Она не знала, для чего продолжать жить с этим мужчиной, есть ли вообще в этом смысл и чего ожидать от него в будущем.
Раздался спасительный телефонный звонок. Это была Сабина. Марием задумалась. Сабина никогда не звонила ей на мобильный телефон, и этот звонок удивил девушку.
— Марием, слушай, у тебя есть муж безработный и два брата, которые еще учатся, да? Не хотят ли они провести время на курорте и заработать по здешним порядкам неплохие деньги? Мой Ахмед решил заняться бизнесом и открыл компанию, которая будет подписывать контракты с отелями по трудоустройству аниматоров. Ему нужны люди, потому что контактов у него еще немного, а одному отелю не хватает двух человек. Зарплата триста долларов, питание и проживание или в отеле, или в здании для персонала. Шеф анимации научит всему, по поводу этого не переживай.
— О, — улыбнувшись, сказала девушка и смахнула слезы с лица. Зарплата была намного приличней той, которую получали мальчики, а сейчас один Мина, но Антониусу она эту работу решила не предлагать. — Ботросу, старшему брату, сделали операцию, а мой дорогой муж вряд ли захочет этим заниматься. Но младшему я предложу, спасибо.
— Ладно, тогда до завтра. Мне очень жаль, я не знала о твоем брате.
— Все в порядке.
Марием улыбнулась. Она быстро набрала номер Мины.
— Привет, сестренка! Как поживаешь? Ты в курсе, что Ботросу сделали операцию. Врачи гарантируют поправку.
— Да, это замечательно! Надеюсь, все будет хорошо. Послушай, муж моей знакомой занимается набором аниматоров для отелей. Не хочешь попробовать? Триста долларов плюс питание и проживание в хорошем отеле.
— Слушай, триста долларов… Правда? Конечно, хочу попробовать. Только… А мама? А учеба?
— Мама, если захочет, приедет и побудет с нами, но, думаю, она будет в больнице с Ботросом. А учеба… Хотя бы на каникулах. Кстати, как там мама?
— Она приходит на час, моется и возвращается в больницу. Она там уже ночует.
— Мы ей будем звонить. На выходные будем ездить к ней.
— Согласен.
— Тогда садись завтра в автобус и приезжай ко мне.
Идея показалась Марием неплохой. Ей был так нужен родной человек рядом. Ей не хватало матери или близкого человека, с кем можно поделиться текущими делами, который кивнет головой в знак согласия, пожалеет, с кем можно посмеяться, пооткровенничать. Девушка перечеркнула в памяти нехорошие мысли. Звонок раздался как раз в момент полного отчаяния, мир рухнул для нее и снова восстановился, как будто кто-то свыше не хотел ее полного отчаяния. Ну что же, она сама совершила ошибку и вышла за этого человека замуж, придется не принимать к сердцу и терпеть его грубости. Можно просто представить, что его не существует.
Марием привела себя в порядок перед зеркалом, смыла темные разводы под глазами, нанесла свежий мазок туши, покрыла губы бесцветным блеском, надела передник и встала за плиту. Пару дней тому назад в модном журнале она вычитала рецепт интересного блюда и хотела приготовить его. Замесила тесто и стала накручивать его вокруг говяжьего фарша, смешанного с мелко нарубленной зеленью, параллельно успевая готовить салат. Затем бросила получившиеся пирожки в раскаленное масло. По гостиной разнесся приятный аромат, потом к нему добавился запах жареного лука. Марием выложила все приготовленное на тарелку и начала есть. Получилось совсем неплохо.
— Ты что-то готовишь? — спросил Антониус.
— Не обращай внимания, уже нет.
Через полчаса голос спросил:
— Когда будем кушать?
— Спасибо, я не голодна, дорогой, я только поела, — дерзко парировала Марием.
Парень поднялся и подошел к тарелке. Она была пустая.
— А где моя порция?
— На тебя я не готовила, я не знала, что ты голоден.
— Ты что? — Антониус попытался ударить Марием, но она оттолкнула его и закрылась в комнате.
— Спокойной ночи, дорогой! Надеюсь, тебе будет комфортно на диване в гостиной.
Антониус стал колотить в дверь, и Марием испугалась, хоть замок и был достаточно прочным, а дверь плотно сидела. Конечно, девушке было страшно, но, прочитав молитву, она легла на кровать и закрыла голову подушкой, чтобы не слышать грохота. Марием так устала за день, что ей было все равно, высадит ли муж дверь. Через несколько минут она уснула.
Марием не была удивлена, когда узнала, что руководители приняли решение относительно улучшения качества сервиса в отеле. Решением глав ведущих департаментов был создан национальный уголок и уголок для детей. А по вечерам планировалось проведение тематических ужинов. В зависимости от дня недели гостей ожидали итальянская, индийская, французская, японская, русская кухни. Но в дни национальных выходных, пятницу и субботу, когда приезжали туристы со всех уголков страны, их ожидал восточный вечер.
В шоу-программе принимали участие приглашенные артисты с танцем живота, восточным театром, а на ужин готовили вкуснейшие блюда национальной кухни.
В течение последних трех месяцев главной проблемой ресторана, по отзывам гостей отеля, было именно отсутствие тематических вечеров и детского уголка. В отчетах также упоминалось, что иностранные гости желают отведать колоритных египетских блюд. Но до этого момента ежедневные отчеты, составленные Марием, не приносили никакой пользы отелю. Никаких положительных изменений не было. Казалось, директор не читает эти отчеты. Возможно, это было совпадение, но девушка вспомнила загадочную улыбку мистера Питера, когда она жаловалась на отсутствие сервиса.
Радуясь новостям, девушка отправилась проверять номера. Осознавая значимость проделанной работы, она кипела энергией и была готова работать в два раза больше. Заказав на ресепшене два электронных ключа от свободных номеров в разных зданиях, она направилась туда. Один из этих номеров она уже осматривала неделю назад. Проходя мимо, Марием обратила внимание, что в этом здании все номера помечены «текущим ремонтом», и только два из них были «вакантными и убранными». Она вошла в первый номер и ахнула: пол в ванной был переделан. Он, как и стены, был покрыт плиткой цвета индиго. Каждая плиточка была аккуратно выложена. Никаких следов клея. «Отлично!» — подумала Марием, ведь до этого полгода ничего не менялось.
Во время обеда мистер Питер, загадочно улыбаясь, подсел к ней за столик.
— Мистер Питер, я поверить не могу в то, что увидела сегодня! Я уже полгода пишу в отчетах о неудовлетворенности гостей — и никакой реакции. А сегодня… Это вы! Я поняла! Это с вашим приходом что-то изменилось! Наконец-то! У нас появились тематические вечера, в отеле появилась система. Просто удивительно!
— Не я, а вы, Марием. Это все ваши отчеты! Мы с руководством компании пробежались по ним и поняли, что нужно изменить. И вуаля! Рыба, как говорится, портится с головы. Ну… мы поменяли голову.
— Что вы имеете в виду?
— С этого дня у нас молодой и очень инициативный шеф-повар. Он предложил новую систему работы, изучил ваши отчеты за последние месяцы. Так что пожинайте результаты своих трудов.
— А с предыдущим что? И… ванные комнаты!
— Главный человек в нашем деле — это гость, он решает, что и как, и он устанавливает свои правила. В нашем бизнесе надо быть гибким. Гостю нужны изменения — значит, к этому нужно стремиться. А тем, кто считает себя умнее других, в том числе умнее и самого гостя, лучше открывать свои рестораны. Кроме того, экономия не всегда полезна. Даже если бюджет ограничен, нужно находить какие-то другие возможности для экономии, а не думать, что рано или поздно гостю понравится пресный вкус и он махнет рукой на однообразие. Но мне кажется, что проблема была не в том. В данном случае бюджет уходил не туда…
— А куда?
— Будешь задавать много вопросов, будешь такой же старой и скучной, как я.
Марием покраснела. Они уже перешли на «ты»? Она всем сердцем хотела быть такой, как этот интересный и умный мужчина, способный решать проблемы и подталкивать руководство к действиям. Интересно, каким бы он был мужем?
Она продолжала думать над этим вопросом и по пути домой, и войдя в квартиру. Но вместо загадочного красавца на кресле перед телевизором она увидела своего настоящего мужа с тарелкой чего-то несъедобного.
Он даже не повернулся, чтобы посмотреть в ее сторону. Как сидел, так и продолжал сидеть.
То же самое происходило каждый день в течение недели, когда она возвращалась с работы: вещи были раскиданы по всей гостиной, в раковине стояла гора немытой посуды, из которой ел только Антониус. Марием держалась, ей хотелось помыть посуду, убрать, но она ждала, что ее ленивый муж вдруг заметит, что происходит вокруг него и сделает это сам. Время шло, а надежда постепенно умирала, и однажды, идя домой с работы, она решила, что пора навести дома порядок. Но, открыв дверь, она заметила женские туфли возле входа.
На кухне ее тетка Сусу отмывала гору грязной посуды двухдневной давности, из духовки разносился аромат пряного мяса, на плите что-то варилось, полы сверкали. Она, наконец, обратила внимание, что не только в кухне была чистота. Тетка вытерла руки о передник и, выпятив свой зад, грузно опустила его на стул. Да, свекровь уже сделала всю домашнюю работу. Марием стало очень стыдно за то, что это сделала не она. Антониус сидел за столом, ел маленькие кусочки лепешки с сыром Фета и помидором. Свекровь, усмехнувшись, посмотрела на Марием.
— Тетя, я не знала, что ты приедешь. Антониус ничего мне не сказал.
— Зато мне он рассказал многое. Например, какая из тебя получилась жена. Да и зачем мне что-то говорить? У меня есть глаза, и я сама вижу.
— Тетя…
— Ты выгнала мужа из спальни, и ему приходится спать на диване в гостиной. А ведь квартиру я ему купила, в первую очередь, как отцу будущего семейства. Но какое тут семейство, если супруги спят отдельно?
— Тетя, я тебя прошу, выслушай…
— Послушай меня, девочка! Я пустила твою мать с двумя сыновьями по своей доброй воле и по доброте душевной к себе в дом. Потом она обвинила меня в том, что я пыталась убить ее сына. А ты дочь своей матери! Мой сын взял тебя в жены без ничего. А сейчас ты пытаешься выгнать его. Не убираешь, не готовишь для него. Он сам по себе в гостиной на кушетке, а ты заняла спальню. Ты думаешь, брак, он такой? Я прожила с его отцом тридцать лет и никогда не выгоняла его в гостиную. Я всегда готовила, убирала и следила за порядком в большом доме, а не в маленькой квартирке, где вы живете. Рано или поздно мы умрем, и дом достанется вам, что будет происходить там? Я знаю, что у него неидеальный характер, он немного ленив, но ты брала его таким, когда выходила за него замуж, так ведь? Так будь добра, мирись с его недостатками, потому что я сейчас вижу, что ты не так уж идеальна, чтобы упрекать его в мелочах!
— Тетя, я прошу тебя, не говори так о моей маме. Ты же знаешь, сколько она перенесла и что она держится молодцом.
— Молодцом, — саркастически улыбнулась Сусу. — Твоя мама всегда была любимицей, и все всегда жалели ее. Почему никто никогда не сочувствовал мне? Ладно, мы сейчас не о ней. Я хочу, чтобы ты изменила свое поведение и отношение ко всему происходящему. Это только вина женщины, если мужчина не может или не хочет работать.
— Но…
— Роди ему ребенка, и ему придется над этим задуматься. Я не думаю, что ты так глупа и не способна изменить ситуацию.
Марием не могла представить сейчас ни себя в роли матери, ни Антониуса в роли отца. Более того, она теперь не могла представить будущего с этим человеком. Даже этот разговор вызвал в ней новый поток необъяснимых эмоций, для нее все эти слова были дикими. Комок застрял в горле и не давал ей ответить на все обвинения. Желание оправдываться пропало. Хотелось опять зарыться лицом в подушку и заплакать. Неужели она настолько слаба? Ведь не она одна в такой ситуации. В некоторых семьях мужья бывают и похуже. Может, это стадия притирки так проходит, а потом будет проще? Но перед ее глазами всплыл образ. Питер улыбался, глядя на нее, как-то по-новому, как никто не улыбался ей раньше. Как так случилось, что она не встретилась с этим человеком раньше?
И тут раздался спасительный звонок телефона:
— Сестренка! — кричал довольный голос. — Как жизнь? Я ловлю такси и через пять минут буду у тебя. Жди. Кстати, твой адрес…
Марием продиктовала адрес и рассказала тете про намеченный приезд брата.
— И как, по-твоему, мы тут все уместимся?
— Тетя, — виновато прошептала Марием, — это только на одну ночь.
— Хорошо, только на одну ночь, — повторила женщина, заходя в спальню.
Только потом Марием поняла, что оправдывается перед этой женщиной. Это не дом Марием, даже если она замужем за ее сыном. Все это принадлежит Сусу, а не Марием, а сама она всего лишь гостья. Наверно, так же чувствовала себя ее мать, находившаяся некоторое время под покровительством сестры. Сусу пыталась и ей указать на место и сделать одолжение. Что же будет, если родится ребенок? Тетя будет и его обвинять в своих проблемах или примерит на себя роль заботливой бабушки и будет развлекать его историями о своих горестях и проблемах, взращивая в нем нелюбовь к матери и другой бабушке?
Раздался звонок в дверь, и девушка бросилась открывать. Впустив брата, она прижалась к нему. Казалось, в нем заключается все спасение от несчастий. Как же она была рада его приезду и присутствию! Мина положил сумку с вещами на пол и засмеялся, не понимая, что происходит. Его взгляд упал на тетю, которая не смела шелохнуться. Она стояла боком к нему и вытирала мокрые тарелки.
— Здравствуй, тетя. Я не знал, что ты тут.
— Я тоже не ожидала твоего приезда. Почему тебе не сидится возле мамочки?
— Послушай, тетя, давай не будем ссориться. Я тебя не обвиняю в том, что случилось с Ботросом. Слава Богу, он поправляется, и все будет хорошо.
— Еще не хватало, чтобы ты меня открыто в этом обвинял, в ту же секунду вылетел бы из моего дома.
Марием вмешалась, не давая конфликту разгореться.
— Мина, идем проветримся! Давай, дорогой, мне надо купить кое-что.
Мина только взглянул на свою тетку и хлопнул дверью.
— Если бы я знала, я бы предупредила тебя.
— Ничего, давай пройдемся. Только сегодня важный матч и по телевизору неплохие программы показывают по случаю Рамадана. Хотелось бы посмотреть. Мама передала тебе всякие вкусные вещи и фрукты. Она приготовила гуляш.
— Правда? — обрадовалась Марием, уже соскучившаяся по маминой выпечке. — Идем, попробуем встретиться с Ахмедом. Они уже, наверно, поели, можно их побеспокоить. Ахмед — муж моей сотрудницы, он открыл анимационное агентство. Подожди, я им позвоню.
Марием набрала номер Сабины, которая пообещала вытянуть своего мужа пообщаться в кафе под домом.
Дом, как и все столбы и заборы, окружавшие его, был усеяны бумажками с надписями, гласившими: «Если хочешь узнать об Исламе, позвони нам». Кафе увешаны праздничными разноцветными фонариками и гирляндами в честь Рамадана. Марием нравилась эта шумиха. Она воспитывалась в этой стране, равно как и ее брат. Они воспринимали праздники соседей и друзей-мусульман как свои собственные. Сами того не осознавая, они напевали мотив песенки о Рамадане и ждали самые интересные программы этого года, которые можно было бы увидеть по вечерам.
Мужчины сидели за соседними столиками и курили кальян, рассматривая ее блузочку с рукавом, открывающим запястья. Рядом с ними сидели женщины-иностранки, облаченные в черные одеяния и хиджабы, и обсуждали ее нескромный вид, не подозревая, что она их понимает.
— Посмотри на нее, она египтянка и не носит хиджаб. Наверно, она работает где-то в кабаре.
— Странная. Она еще не готова принять истину? Когда я примеряла хиджаб, я была такая же, как она, и спросила свекровь, не будет ли мне в нем жарко. А та ответила: «В аду жарче».
— Да, я читала, что поэтому в аду больше женщин, чем мужчин.
Марием не хотела это слушать. Ей хотелось ответить, что вряд ли атрибут одежды сможет очистить человека от грязных мыслей и желания посплетничать. Ведь истинно верующий человек должен быть чист душой и помыслами. Если они, прикрываясь хиджабом, продолжают обсуждать других — они не верят в Бога, независимо от того, к какой религии они себя относят.
Пришла Сабина с мужем. Ахмед оказался достаточно молодым мужчиной с резкими чертами лица. От него приятно пахло дорогим мылом и тамром хенди. Он пожал руку Мине и кивнул Марием. Сабина села возле девушки и заказала диетическую колу. Уловив аромат тамра, Марием с довольной улыбкой заказала его и себе.
Если сказать правду, то Марием не была сторонником разногласий относительно веры. И, хоть и была воспитана как христианка, к традициям ислама, уже много веков укоренившимся в родной стране, относилась хорошо. Арабский язык — родной язык, предполагал в школьной обязательной программе изучение и использование сур из Корана, священной книги мусульман. Христианские семьи росли на них, изучая в школах. Да и знакомые, и соседи Марием, которые исповедовали ислам, были хорошими и добрыми людьми. Тот же Тамр Хенди — был напитком, который мусульмане пили во время празднования священного месяца Рамадана. Марием он очень нравился, так же как резные окна в стиле «машрабея», причудливые арабески на окнах и дверях мечетей. Они были неизменной частью культуры и истории родного края. Она восхищалась красотами больших мечетей.
Несмотря на все это, ее вера была непоколебима. Она росла вместе с нею, ее предки передавали из поколения в поколение свои тайны и традиции. Марием была настоящей христианкой, как и ее далекие предки, которые, несмотря на введение правительством специального налога для христиан, который был отменен лишь пару веков назад, и другие способы привлечения к исламу. Ни Марием, ни ее семья никогда не задумывались над этим. Все они росли рядом с мусульманскими детьми и никогда не считали себя особенными. Страна была их родиной, как и для других людей, живущих по соседству, независимо от их вероисповедания. Так они росли и воспитывались, уважая других людей. Так учила церковь — главная школа, куда детей приводили христиане.
В церквях дети с младенчества учились культуре, языкам, театральному искусству, пели в хоре. Церковь учила быть порядочными и добрыми, благодарить Бога, почитать Библию, любить родителей и прощать ошибки. На ее территории проводились детские спортивные соревнования.
Христиане любили церковь, и посещение ее было не только семейной традицией, но и своего рода приятной привычкой. Люди приходили на службу, опускались на большие деревянные лавки, вовлекались в проповеди и молитвы, и от чистого сердца молились за других людей, родных, близких и даже незнакомых. Каждый вечер перед сном Марием читала Библию, молилась и прятала ее под подушку. Она часто вспоминала маленького мальчика, соседского сына, который просил рассказывать притчи из Библии, когда она забирала его из школы и вела в церковь. Его внимательные огромные карие глаза с пушистыми ресницами и маленький, открытый от внимания ротик, словно поглощающий каждое произнесенное ею слово. Она вспоминала его маму, бегущую за маленьким гробиком, кричащую на всю улицу от горя, ее сестер, рыдающих над ним. Да, этот ребенок был ангелочком и должен был им и остаться в возрасте наивности и чистоты. И Марием знала это еще до того, как он заболел — просто чувствовала, что что-то с ним должно было случиться. Таким чистым созданиям нет места на грешной земле.
Марием любила всех людей, неважно, были они родными или нет, христианами или мусульманами. Она всегда относилась к другим с уважением и по-доброму, улыбалась тем, кто улыбался ей. Хотя иногда она и не соглашалась с поведением людей, все же была готова простить им ошибки. Она часто вспоминала бедную Шерин. И хотя в ее понимании их с Миной отношения были недопустимой ошибкой, она сочувствовала бедной девушке. Марием никогда в разговоре с Миной не упоминала ее имени, хотя ей и не терпелось спросить о Шерин. Она благодарила Бога, что и сама сможет помогать брату и присматривать за ним, хотя и верила, что Мина больше не допустит такой ошибки.
Марием задумчиво перевела взгляд с брата на мужа Сабины. Затем снова на брата.
За разговорами незаметно прошли несколько часов, но цель разговора не была достигнута. Или Ахмед искал кого-то другого, или просто не хотел брать Мину на работу. Они улыбались друг другу, обсуждали футбольные матчи. Ахмед рассказывал Марием и Мине интересные истории из жизни, высмеивал политиков и дипломатов. Но за этими улыбками не было ничего. Встреча подошла к концу. Ахмед поднялся, пожал пальцы девушке и похлопал по плечу Мину:
— Извините. Мне нужен аниматор с опытом и знанием трех языков как минимум: английского, немецкого и русского. В туризме это требование обязательно. Да и зарплаты у нас невысокие — сто-сто пятьдесят долларов.
— С зарплатой сто долларов вы требуете знание трех языков? — удивленно спросила Марием, немного ориентировавшаяся в городских зарплатах.
— Да, рынок переполнен, начинающей компании на рынке тяжело. Нужно демпинговать и предлагать нечто новое, лучшее.
Марием стало неудобно перед братом за то, что оторвала его от привычной, уже сложившейся жизни, дала, как оказалось, неосуществимую надежду. Сабина, увидев взгляд Марием, просто пожала плечами. Они поднялись и ушли. Брат с сестрой еще сидели пару минут, соображая, как нарушить затянувшуюся паузу. Девушка взяла руку брата и крепко сжала, Мина поднял глаза и улыбнулся.
— Ты знаешь, я все-таки рад, что приехал, и мне хотелось бы остаться. Я постараюсь найти какую-нибудь работу в течение завтрашнего дня, если не найду, то уеду.
— Мне тоже хотелось бы, чтобы ты был рядом. Мне так нужна поддержка родного человека, тут я совсем одна. Мой муж не понимает меня. Его мать, ослепленная любовью к сыну, не хочет понимать. Я сделаю все возможное, что зависит от меня, чтобы ты был рядом.
Они поднялись и пошли к центральной улице. Чистые сердцем, с наивными мыслями, окрыленные надеждами, каждый со своей мечтой о будущем. Они шли по центральной улице, на которой стояли машины туристической полиции, и не замечали их. Из второй машины вышел мужчина в форме и перегородил им дорогу.
— Направляетесь, небось, в съемную квартирку, парочка голубков?
Марием резко повернулась и растерянно посмотрела на мужчину в черном костюме.
— Документики… — объявил довольный собой мужчина, разглядывающий округлости девичьей фигуры.
— Мы родственники, — объявил Мина.
— Документики… — повторил мужчина.
Мина нашел идентификационную карту и студенческий билет и протянул мужчине.
— Ее документы…
Марием протянула свою карточку «айди» (внутренний паспорт гражданина) и разрешение на работу и отступила назад, пораженная тем, что посторонний мужчина находится так близко к ней. Ехидная улыбка широкого рта с желтыми зубами не предвещала ничего хорошего. Мужчина вернул ей ее документы:
— Наркотики есть?
— Нет… — растерянно произнесла она.
— А у тебя? Покуриваешь, да?
Мужчина обыскал Мину.
— Нам можно идти?
— Ишь какой! Ты, — обратился мужчина к девушке, — иди домой, а ты садись в машину. Поедем проверять тебя.
— Я ничего не сделал! — испуганно вскрикнул Мина.
— Пожалуйста, отпустите его, — прошептала Марием. — Он единственный мужчина в семье, мама будет волноваться, у нее слабое сердце.
— Поэтому ты пойдешь и успокоишь свою маму.
— Пожалуйста, — заплакала Марием.
— Пожалуйста, перестань, — прошептал Мина, обняв сестру.
— Я сказал: в машину!
Мина залез в грузовую часть синего пикапа, где уже находилось шесть человек.
Марием, испуганная происходящим, стояла, боясь пошевелиться, надеясь убедить полисмена отпустить брата.
— Хочешь, чтобы отпустил? — тихо прошептал полицейский девушке.
— Прошу вас…
— У меня есть знакомый торговец в магазине одежды… Там есть кабина для Переодевания. У нас есть десять минут, которые мы можем провести с толком. И я отпущу твоего брата, — полицейский противно заржал, а девушку стошнило прямо на его ботинки.
— Ты что! — воскликнул тот. — Твой брат будет чистить их своим языком.
На этом он развернулся, залез в кабину и хлопнул дверью. У девушки кольнуло сердце, потемнело перед глазами, и она стала опускаться на колени.
Кто-то подхватил Марием на лету и начал приводить в чувство, трясти перед ее лицом куском грязного картона.
Когда она открыла глаза, то увидела знакомое лицо.
— Вы беременны?
— Не думаю.
— Идемте к доктору, тут рядом клиника.
— Не надо доктора… Моего брата забрали в полицейское отделение. Но он ничего не сделал. Он приехал ко мне в гости.
— Это обычная история, — женщина усадила девушку на скамейку на автобусной остановке.
— Спасибо за помощь. Вы работаете массажисткой у нас в отеле? В СПА?
— Да, — сказала женщина.
Марием не выдержала и разрыдалась. Женщина положила ей руку на плечо.
— Вы не должны плакать и доводить себя до истерики. Такое здесь случается каждый день! Каждый день они вылавливают мальчишек и забирают на ночь. Он посидит в участке, по компьютеру проверят его и отпустят. Моего мужа забирали уже раз десять, а под утро он приходил домой.
— Вы правда так думаете?
— Уверена! Уже имею опыт, — женщина жалостливо улыбнулась.
— Он был очень злой…
— Они всегда такие.
— Нет… Он мне предложил пойти с ним и пообещал отпустить брата, а меня стошнило прямо на его ботинки.
Женщина расхохоталась.
— Я боюсь, что он что-то сделает брату. Тот сказал, что он будет чистить языком его обувь.
Марием разрыдалась еще сильнее. Женщина достала мобильный телефон и куда-то позвонила. Потом, схватив Марием за руку, потащила за собой в подъезд жилого дома. На третьем этаже находился кабинет юриста. В махонькой комнатушке за большим столом сидел очень худой молодой человек с маленькими очками на носу. Женщина вкратце озвучила произошедший случай. Молодой человек грустью улыбнулся.
— Я бы вам посоветовал написать заявление в полицию, но, боюсь, это может только повредить вашему брату. Напишем, когда он выйдет. Его имеют право задержать на два дня, но не больше.
Девушка зарыдала опять. Молодой человек протянул девушке бутылку минеральной воды.
— Пожалуйста, успокойтесь, это может случиться с кем угодно в этом городе. Не стоит из-за этого расстраиваться. Они проверят вашего брата, увидят, что он чист, и отпустят.
— Он приехал из-за меня, это я виновата.
— Послушайте, давайте так: если через два дня он не вернется или вернется, но с травмами, то мы вместе поедем в полицию, напишем заявление, и полицейский ответит за все. Кроме того, я обещаю, что помогу вам и не возьму с вас ни копейки.
Девушка перестала всхлипывать и улыбнулась. Приятный мусульманин улыбнулся в ответ и протянул свою визитную карточку. Женщина поблагодарила юриста, протянула руку, в которой незаметно передала скомканную купюру.
— Как вас зовут? — спросила Марием, когда они покинули кабинет юриста.
— Люда.
— Спасибо Вам, Люда.
— Все нормально. Все мы люди и должны помогать друг другу.
Выйдя из здания, Марием снова начала всхлипывать.
— Я виновата, я во всем виновата. Сначала я дала ему надежду, что найду ему здесь работу. Его не взяли, потом это…
— По поводу этого не переживай, его через пару часов отпустят, и он вернется домой.
— Неужели так сложно устроиться аниматором?
Люда задумчиво остановила свой взор на тротуаре.
— Мне кажется, что наш отель ищет мальчика аниматора. Ты бы узнала у своего начальника.
— Но он знает только английский язык, ну и арабский.
— Насколько мне известно, если ты не ищешь большую зарплату — этого достаточно. А сейчас все отели экономят бюджет. Профессиональные сотрудники, претендующие на высокую зарплату, сидят без работы, а персонал везется из поселков. В кафетериях их кормят испорченной едой, оставшейся после туристов, дают им койку в комнате без кондиционера и без телевизора и платят крохи. Аниматоры, по сравнению с официантами в нашем главном ресторане, зарабатывают приличные деньги. Мой муж сидит без постоянной работы уже больше года, он мэтр-ресторатор. Сейчас он получает сущие гроши, имея хорошее образование и опыт.
— Мой муж уже полгода тоже не может найти работу. Но он — лентяй.
— Извини, это не к тебе лично относится, но почти все местные — лодыри. Это как визитная карточка народа, и касается в основном мужчин, женщины — они как-то более ответственные. А мужчины так бы и сидели в кафе и курили бы кальян целый день. Мой тоже лентяй, но он старается. Когда появилась наша дочка, он забыл про кальян, одолжил деньги, купил лицензию и пошел работать по ночам таксистом. Роди ребенка, увидишь, как твой муж изменится.
— А если нет, то мы умрем с голоду?
— Ты знаешь, в стране, откуда я родом, очень многие женщины воспитывают ребенка сами. И родители помогают. Пока бабушки сидят с ребенком, мамы работают. Если муж ничего не сделает — бросай его и возвращайся к матери, у тебя еще брат есть…
— У меня их двое…
— У тебя два брата и мать, и ты еще думаешь, что умрешь с голоду?
— Наверно, ты права, но здесь так не принято…
Женщина усмехнулась.
— Не принято иметь равнодушного к проблемам семьи мужа. Знаешь, когда я родила, я поняла, сколько я потеряла, не родив ребенка раньше. Да, без него жизнь беззаботная, но с ребенком она приобретает какой-то новый смысл, женщина становится женщиной, и в этом ее предназначение. Не карьера, не интриги, не дарение миру красоты, а материнство — предназначение. Ты смотришь на свое дитя и понимаешь: он не только часть тебя, но и личность, которую ты создала. Он улыбается тебе, и ты чувствуешь, насколько он беззащитен и зависим от тебя, насколько он дорог тебе, насколько любим тобой, а ты любима им. Так любима, как никем другим ранее. Он — самое ценное и родное, что у тебя есть, и только от тебя зависит, каким человеком он вырастет. Только от тебя и от Бога зависит его будущее! Ты смотришь на его улыбку — и проблемы отступают. Ты понимаешь, что все будет хорошо. Когда ты родишь, ты поймешь сама!
Марием улыбнулась. Люда бросила в ее душу зерно надежды, надежды на счастье, любовь и решение всех ее проблем!
Следующее утро прошло у Марием в раздумьях о брате и его положении. Когда она встретила Питера в коридоре, первым делом спросила о трудоустройстве родственника на работу аниматором. Питер молчал несколько минут, потом ответил:
— Есть правило отеля, запрещающее членам одной семьи работать вместе, особенно в твоем случае. Ты работаешь с жалобами туристов, решаешь их проблемы, а анимация — один из самых нестабильных и проблемных департаментов отеля. Уж ты-то должна понимать. Хозяйственный отдел, анимационный и департамент ресторанного сервиса. А если родственник будет работать с тобой, значит, ты будешь покрывать его ошибки.
— Я клянусь, я не буду…
Питер ласково посмотрел на девушку. Ее взгляд был искренним и молящим о помощи.
— Я подумаю, чем смогу тебе помочь.
Марием не переставала переживать за брата, ждала его до трех утра. Усталость сморила ее, девушка погрузилась в глубокий сон. Когда начало светать, вернулся брат. Марием так устала, что даже не услышала звонка в дверь. Дверь открыл Антониус с недовольным выражением лица. Услышав робкий голос брата, Марием проснулась и бросилась к нему в объятия.
— Все хорошо.
— Где они тебя держали? Ты точно ничего не ел, у тебя даже щеки впали! — воскликнула девушка.
— Первые сутки сидел до четырех утра в участке, меня проверяли, потом перевели в камеру, потому что в участке дольше задерживать было нельзя. Я им показал удостоверение, что я студент, они не поверили. Проверяли воинскую обязанность. Я сказал, что в городе только пару дней, но они, опять же, не верили. Перевели в клетку и продолжили проверять. Сегодня отпустили последним. Я был один такой. Не могу понять почему, но полицейский так разозлился, что у меня на руке татуировка-крестик…
— Забудь, он теперь не сможет это повторить. Мистер Питер обещал помочь с работой.
— Дай-то Бог.
Листочки фикуса игриво щекотали соседей по ветке, поблескивая на жарком солнце. Дневной свет делал листву более сочной и яркой. Тени деревьев, брошенные на террасу, вырисовывали узоры на полу, придавая ей своеобразный уют.
Марием решила сегодня не идти на обед, а посидеть и подумать. Ведь как хорошо, что есть мистер Питер. Он — ее ангел хранитель. Сегодня ее начальник сообщил ей приятнейшую новость: он договорился с мистером Питером относительно работы в анимации «до первого нарушения». Марием заверила его, что не будет нарушений, ведь ее брат очень ответственный и хороший человек. Со своей стороны она пообещала, что не будет покрывать грехи анимации. Затем она встретилась с самим мистером Питером, и тот предложил Марием с мужем и братом присоединиться к нему с невестой совершить совместную прогулку на катере к острову Гифтун. Девушка с радостью согласилась. Мистер Питер сообщил, что ничего платить не нужно, потому что катер принадлежит его другу.
Марием вернулась к работе в приподнятом настроении. Ей казалось, что день слишком медленно тянется, а так хотелось, чтобы поскорее наступило завтра.
То, что случилось по возвращении домой, не могло ей и привидеться и в страшном сне. С отличным настроением девушка пересказывала мужу события дня. И только когда закончила рассказ, обратила внимание на каменное выражение лица, которое, по-видимому, сопутствовало всему монологу.
— С каких пор ты принимаешь за меня решения и даешь согласие на подобные мероприятия, не обсудив это со мной? — воскликнул он.
— Ведь мы никогда никуда не ходим, а я работаю, устаю. Так хочется ненадолго сменить обстановку, расслабиться. Жизнь так скучна, если состоит только из дома и работы.
— В любом случае надо было обсудить все со мной. Меня такая жизнь полностью устраивает, и я не хочу нагружать себя чем-то подобным. И ты не в том положении, чтобы ехать куда-то без мужа. Так что забудь.
— Но… — Марием взглянула на мужа блестящими от слез глазами.
Наконец-то в ее голове вырисовался портрет мужа. Лицемер, эгоист! Мелочный, желчный и мстительный человек, избалованный мальчишка! Этот человек ждал, что окружающие будут прислуживать ему, а он будет делать все, что ему вздумается! В душе все кричало и кипело. Не хотелось даже разговаривать с ним, не то что просить о чем-то. Обидные слова были готовы сорваться с языка, но в этот момент в дверь позвонили. Открыв ее, девушка бросилась на шею пришедшего брата. Удивившийся слезам сестры, Мина услышал историю дня в сопровождении ее меняющихся эмоций.
В конце рассказа молодой человек постучал в комнату и обратился к Антониусу, который вальяжно раскинулся на кровати:
— Отпусти ее со мной под мою ответственность, ведь она и правда измотана, подобная жизнь — это существование. Я в последний раз видел, как она улыбалась, только на вашей свадьбе, а с тех пор столько воды утекло.
На это муж девушки, не удостоив их взгляда, позволительно взмахнул кистью руки.
Марием обняла брата и прошептала еле слышно:
— Как я рада, что ты приехал. Как ты мне нужен.
Мина крепко обнял ее и вздохнул.
По утрам запах моря в воздухе особенно ощутим. Легкий бриз доносит соленый морской запах, щекочет лицо, вынуждая тебя улыбнуться. Он наделяет тебя хорошим настроением, мыслями о приятном, предвкушением чего-то хорошего, что должно вот-вот произойти. Песчаные дороги, расположенные в жилом районе, где жила наша с вами героиня, не позволяли носить высокий каблук или изысканную обувь. Мелкие камушки попадали в туфли, натирали ноги, портили даже самые простые шлепанцы. Но сегодня, казалось, она этого не замечала. Она, не обращая внимания на камни, радовалась морскому бризу. Марием улыбалась, а ее брат Мина улыбался ей в ответ. Они шли вместе, напоминая парочку влюбленных, которых все радует.
Марием, облаченная в разноцветное длинное платье с коротким рукавом, легкое, воздушное, трепещущее на ветру, напоминала неугомонную бабочку, которую в этом краю сложно отыскать. Они спешили к причалу, где их ждали мистер Питер с невестой.
Уже через несколько минут все вместе поднимались по трапу катера. Девушка не могла скрыть своего счастья: она никогда не была на экскурсии, даже на корабле была только раз, в детстве со всей семьей. Ей было интересно абсолютно все, как любопытному ребенку, познающему жизнь, впервые увидевшему море и волны. Когда катер двинулся с места, она заметила рыбок, расступившихся перед ними.
— Смотри, Мина!
Брат улыбнулся.
Когда они отплыли дальше от берега, судно окружила стая дельфинов. Те прыгали, играли с волнами, сопровождая катер. Радости Марием не было предела. Девушка стояла на носу корабля, наблюдая за морскими обитателями. Мина с Питером смеялись, глядя на счастливую Марием, невеста Питера Алисия периодически отрывала взгляд от книги и переводила его на них.
Потом последовала остановка на коралловых рифах посреди моря. Марием первая бросилась надевать маску, чтобы понаблюдать за разноцветными рыбками. Никто не ожидал от нее такой прыти, даже родной брат. Она не выходила из воды все полчаса, ровно столько длилась остановка. Молодые люди, дабы не упасть в глазах окружающих, тоже присоединились к девушке за пару минут до отправления катера. Алисия все еще была занята чтением книги и не одобрила идею с купанием. Периодически она переводила заинтересованный взгляд с девушки на мужчин. Те же резвились в воде, кувыркались и смеялись.
Перед следующей остановкой, уже ближе к острову, им подали обед. Марием, успевшая проголодаться, быстро съела порцию макарон, рыбу гриль и уже доедала картофель с салатом, когда остальные только начинали обедать. Затем, запивая еду крупными глотками охлажденной колы, она подробно и эмоционально рассказала про замеченных ею рыб:
— Какие дельфины гладкие, наверно, у них кожа на ощупь скользкая. Такие большие… я представить не могла, что они такие большие! Я сначала подумала, что, может, это стая китов.
Мужчины засмеялись.
— Не смейтесь, — обиженно пробормотала Марием.
— Я не ожидал от тебя такой прыти, — заметил Питер.
— Да и я не ожидал! Может, ты решишь теперь и дайвингом заняться, сестренка?
Марием задумалась.
— Может, и займусь, это же так здорово. Вы представляете, там, где не в состоянии выжить человек, существует свой мир, где рыбы и морские растения обитают и ведут себя, как и мы здесь. Они такие!..
— Я смотрел программу, где говорилось, что дельфины намного умнее человека, — вставил Мина. — Просто у человека не хватает мозгов, чтобы понять их.
— И все же, Марием, что будет следующим шагом к твоему самосовершенствованию? Дайвинг? Сноркелинг? — поинтересовался Питер. — Может, полетаем в следующий раз с парасейлом?
Марием распахнула свои и без того большие глаза.
— А что это?
— Полет на парашюте за катером, — ответил Мина. — Кстати, очень интересная идея, но это, должно быть, слишком дорого.
— Я попробую организовать, — сказал Питер.
— Очень любопытно, — мечтательно прошептала Марием. — Но я всегда мечтала о другом. Простите меня, я даже не знаю, как это называется. Катание на доске с парусом. Я всегда с замиранием сердца и умилением наблюдаю за скользящими по воде парусами, управляемыми ветром. Так романтично и красиво это все выглядит. Ведь чтобы управлять парусом и умудряться маневрировать с помощью потока воздуха, надо быть сильным и свободным от страхов человеком. Для меня это подвиг. И так, наверно, здорово, ходить по волнам!
— Согласен! — воскликнул Мина.
— Это так красиво! Я знаю, что это не женское дело, не уверена, что у меня получится, но очень хотелось бы попробовать.
— Уважаемая мадам! Вы не знаете, с кем вы сейчас разговариваете? — засмеялся Питер.
Алисия не выдержала и подошла к молодым людям.
— Питер вот уже много лет занимается виндсерфингом. Хотя я это занятие не одобряю. Если бы не я, то возможно, что вместо успешной карьеры он посвятил бы этому развлечению всю свою жизнь! Это ужасно, Питер, и так примитивно.
Марием хитро взглянула на Питера и улыбнулась. Она не была согласна с Алисией и находила виндсерфинг очень интересным занятием. По лицу Питера мелькнула тень.
— Алисия, прошу тебя, не обязательно обсуждать это на людях.
— Извини, — прошипела Алисия и перевела взгляд обратно на книгу.
— А я лично хочу купаться! — заявила Марием.
Никто не заметил за дискуссией, что настало время второй остановки. Марием, не надевая маски, прыгнула в воду и быстро поплыла. Ребята стали обсуждать прелести работы аниматора и забыли о ней на то время, пока волны относили Марием к носу корабля. Через пятнадцать минут, когда время остановки подошло к концу и всех пригласили обратно на борт, они спохватились и стали искать ее, среди возвращавшихся на борт. Девушка исчезла. Питер прыгнул и поплыл искать ее с левой стороны судна, а Мина — с правой. Марием была обессилена, она била ладонями по водной глади, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но ноги свело судорогой. Ей было страшно. Питер подплыл и подхватил ее, когда она уже глотала соленую воду. Ее зубы стучали, а в висках словно раздавался бой часов.
Питер крепко схватил ее, прижав обессиленное тело к себе, и посмотрел на нее удивительно нежно.
— Не бойся, я тебя не отпущу.
О том, что в Египте есть христиане, я узнала только после знакомства с Миной и была удивлена. В школе преподаватели называли арабские страны мусульманскими, а некоторые — странами Магриба. Но оказалось, что в Египте десять процентов населения — христиане. Церковь называется коптской православной, хотя к нашему православию имеет отдаленное отношение. Я сделала для себя кое-какие открытия и готова поделиться с тобой, мой читатель. Копты являются монофизитами, что ближе к армянской церкви, чем к нашей, украинской или русской. Мне было очень интересно познакомиться с их культурой. Некоторые обычаи чем-то похожи на наши, православные. Например, их праздники день в день совпадают с нашими. А чем-то традиции схожи с католическими — это крестное знамение слева направо. Хотя в основном традиции уникальны и исходят от самых истоков создания христианства. Не все церкви имеют купола, а там, где купола есть, они не золотые, как наши. Копты — основатели монашества в мире. Монастырь святого Антония до сих пор радует глаз путешественника-христианина.
С Миной мы познакомились через пару недель после того, как меня переселили в другой отель. Именно тогда он, наивный мальчишка, еще не развращенный, как арабские мачо-обманщики, предложил просто поехать в город и посмотреть Хургаду. Я наблюдала за ним раньше. Он был скорее застенчивым, чем раскрепощенным, еще не уверенным в своих действиях, но боялся показаться новичком. Мина работал на все сто. У него было красивое телосложение, было заметно, что он занимался спортом, и это ему очень помогало.
Если говорить честно, он избегал девушек. С туристками, которые заигрывали, он не особо разговаривал. Да и языками он владел неуверенно. Он видел, что и я избегаю парней и не общаюсь почти ни с кем, и ему это нравилось. Наверно, и я ему нравилась, но гордость не позволяла это как-то проявить. Пару раз во время вечерних шоу между нами случалась словесная перепалка. Но потом все само собой прошло. Мы начали общаться, когда однажды остались за одним столом в гостиничном ресторане. Разговорились. Он рассказал, что учится, приехал на каникулы к сестре, она устроила его на работу. Я сказала, что устроилась на работу, подписав контракт еще дома, в Украине. Мина предложил показать мне город, если я не против, только придется ехать общественным транспортом. Я не возражала.
Была глухая ночь, когда мы с Миной выбрались из отеля и пошли в сторону дороги, где останавливалась маршрутка. Звездное небо освещало дорогу, но этого света было недостаточно, чтобы разглядеть то место, где могла бы остановиться маршрутка. Фонари с разбитыми и давно перегоревшими лампами стояли устрашающими силуэтами вдоль дороги. Я чуть не упала, споткнувшись о бровку[1].
— Черт, зажигалка не работает.
Мина осветил мобильным телефоном место, где мы стояли.
— Давай вернемся к будке охранника, я попрошу прикурить.
— Ладно, — согласилась я.
Мы поплелись в обратную сторону, разглядывая каменные глыбы под ногами с помощью света от мобильных телефонов. Тусклый огонек моего телефона выключался каждые несколько секунд, и я опять спотыкалась. Мина, взяв мою руку, положил на свою, согнутую в локте.
— Иногда ты очень милый…
— Если не учитывать наши разногласия во время шоу, — парировал он, ответив улыбкой на мою улыбку.
Он действительно мне нравился, мне казалось, что он более чистый и честный, чем многие арабы, которых я встречала. Он улыбался, и его улыбка была неподдельной, искренней. Я отвела глаза. Я слишком боялась отношений с местным населением, будучи наслышанной об их культуре или бескультурье, об их отношении к русским и украинцам. Я не хотела открываться и доверять ни одному из них.
Тогда мне казалось, что в пустыне, где тебя окружает лишь серый песок и каменные глыбы, где листья фикуса, которые ты видишь на территории отеля, являются лишь искусственной ловушкой, посаженной рукой человека с целью привлечения туристов, не может жить или существовать душа человеческая. Красивое море — лишь оазис, на который ведутся туристки, как на красивую внешность араба-мужчины. Так думала я до момента встречи с Миной.
Как я сказала, до того момента, как очутилась здесь, я не знала, что на ближнем востоке еще остались христиане, да и о мусульманах я думала нехорошо. Как и многие из нас, думала, что все такие, как друзья моей сотрудницы: альфонсы или террористы, о которых говорили по телевизору. Позднее, будучи в столице арабской страны, я встретила много хороших людей, относящих себя к обеим религиям.
Среди мусульман множество хороших людей. У нас много друзей-мусульман, выручавших нас с Миной, когда было тяжело. Посещая церкви, знакомясь со здешним миром, я встретила и настоящих христиан, раскрыла свою любовь к христианству, свое уважение и почитание нашего христианского Бога.
Я поняла, что ошибалась, ведь судьба толкнула меня на эти редко встречающиеся настоящие изумруды, на людей, еще более чистых и невинных, чем те, которые мне встречались раньше. Добрые, верные, любяще, с открытыми сердцами и душами, наполненными истинной Верой.
Все же мало кто знает про коптов. А в маленьком мире, созданном пятнадцатью процентами от общей численности населения страны, живут люди, которые из поколения в поколение передают христианские традиции, как редкий цветок. Этот цветок тысячелетиями не могли растоптать. Его сохранили в первозданном виде люди, борющиеся за свои права в стране, где господствующей религией является ислам с его традициями, мировоззрением. Люди, которым когда-то приходилось платить налог за право быть христианином.
Хотя позже я увидела, что среди них были и люди, только называющие себя христианами, которые не желали помочь своим братьям по вере. Они, переехав в туристический центр, вдалеке от матери и близких терялись в толпе мелочных и беспринципных людей, сами того не желая, становились им подобными. Все, как и везде…
Но в те первые месяцы моего пребывания в восточной арабской стране у меня все еще сохранялось состояние эйфории, и серый песок казался мелочью на фоне вечного лета, солнца и соленого морского бриза.
Мы опять вышли на проезжую часть, так как тротуара просто не было. А через несколько минут мы запрыгнули в маршрутку, где араб-подросток лет двенадцати собирал деньги у вновь зашедших. Ржавая разбитая дверь, резко закрывшаяся из-за торможения водителя перед лежащими полицейскими, вздрагивала и дребезжала на каждой неровности дороги.
Водитель медленно ковырял пальцем с грязным длинным ногтем в носу, а собирающий деньги мальчишка, уже переместившийся на кромку заднего сидения переполненного микроавтобуса, облизывал вновь полученную монету. Меня замутило, и это было первое впечатление от местного транспорта.
Мы вышли возле магазина мобильной связи. Сидевший за прилавком немытый мужчина с густо смазанными гелем волосами медленно осматривал меня и мои округлости под блузкой. Мужчина, стоявший перед нами в очереди, пробормотал что-то, потом вынул из кармана десятифунтовую бумажку и, громко ее поцеловав, протянул пялившемуся на меня арабу. Мина перехватил его взгляд и встал, загородив меня своей спиной.
— Извини, они приехали из сел, и для них все туристки грязные и порочные, их так воспитали, — сказал Мина, когда мы покинули магазин.
Я умиленно посмотрела на него.
— Я не представляю, как бы я поехала без тебя, они бы меня просто съели.
— Но ты со мной, — улыбнулся он. — Ты приняла правильное решение. Я не кусаюсь, ты меня не бойся.
Я тоже улыбнулась. Все-таки он был хорошим и безобидным парнем.
Я хотела купить фруктов и тихонько пронести в отель, чтобы никто не заметил. Это было запрещено, но живя в стране, где фрукты и овощи стоят копейки, было как-то глупо не иметь возможности пользоваться ни тем, ни другим. Из фруктов в отеле были только мелко нарезанные апельсины и иногда бананы.
Еще Мина обещал познакомить меня с местной кухней в очаровательном и недорогом арабском ресторанчике, управляемом пожилой арабкой — такая редкость в стране, где работают только мужчины. Мы гуляли по грязной улице, и я оценила красоту ухоженного района за городом, где находился наш отель. Как-то раньше у меня не было времени прогуляться, и все, что я видела сейчас, я видела из окна автобуса, который привез меня в другой район. К ресторану мы пошли по узенькой улочке между жилых домов, под ногами хрустел сухой песок, в ноги врезались камни.
— Если здесь жить, то одна пара обуви сотрется о камни и пыль за неделю.
— Это точно. Ты ездила на экскурсии?
— Нет, я приехала сюда работать.
— Я еду домой на пару дней через неделю, если хочешь, поехали со мной. Столичная жизнь отлична от жизни в туристическом центре.
Он сказал и осекся.
— Моя мама ждет меня. Ты ничего плохого не думай, мои родственники разместят нас в разных комнатах. У нас не принято, чтобы незамужняя девушка ночевала в комнате с мужчиной.
— Не знаю, у меня паспорт в компании.
— Да, это проблема, здесь при пересечении границы между городами проверяют паспорта и визы. Паспорт можешь попросить, но у тебя виза еще действительна?
— Я спрошу на днях.
Мы подошли к деревянным дверям, перед которыми за стеклянной витриной висела туша обезглавленного животного. Аппетит сразу пропал, хотя за витриной находился мангал, распространяющий великолепные ароматы мяса на гриле. А справа от входа располагался небольшой стол с кассовым аппаратом, где мужчина средних лет пробивал чеки и выбрасывал их в мусорную корзину. Мы вошли в ресторан, состоящий из одной большой комнаты с ветхими столиками и металлическими стульями. Он напоминал нашу самую дешевую забегаловку.
— Здесь самый вкусный кебаб. А молохия — это такая жидкая закуска из специальной зелени на бульоне с чесноком — пальчики оближешь. Доверишь мне выбор? Я закажу.
— Хорошо, можешь заказывать много, я оплачу свою половину.
Мина произнес полушепотом:
— Больше никогда этого не говори. Если мужчина приглашает в ресторан девушку, то будет некрасиво, если она будет платить.
— Как непохоже на наших мужчин.
Мина рассмеялся:
— И не на всех наших. Будь аккуратнее с арабскими мужчинами, чаще всего иностранке-женщине потом приходится расплачиваться дороже.
Я растерялась.
— Ты намекаешь на себя?
— Нет, я раскрываю тайный занавес местного менталитета. Просто будь аккуратна. Со мной можешь не волноваться.
Я подумала, что эти слова так похожи на то, что рассказывали подруги про своих ухажеров-арабов. Они говорят, что они самые лучшие, а остальные все нехорошие. С точки зрения психологии такое предостережение может означать, что и сам произносящий такую фразу, наговаривающий представительнице чужой культуры и чужестранке на своих друзей, соседей, да и просто земляков и соотечественников, и выгораживающий себя, был ничем не лучше их. Но в скором времени я поняла, что была неправа.
Мина заказал кебаб из ягненка и курицы, жидкую кашу из зелени с чесноком, зеленые овощи, похожие на огромные нераспустившиеся почки, тушеные в томатном соусе. Затем морковь с горохом в томатном соусе, рис с жареными макаронами, макароны, запеченные в молочном соусе с мясом, странный белый овощ, похожий внешне на картофель, в зеленом соусе, большие порции салата, пасту из сезама и маленькие вареные баклажаны с чесноком, тертой морковью с чесноком и перцем внутри. В конце нам подали армянскую долму, которую арабы называют махши. Я заметила, что арабская кухня в своем большинстве состоит из томатов, и люди, сидящие за другими столами, ели макароны с томатной пастой, овощи в томатной пасте, котлетки в томатной пасте, картофель в томатной пасте.
— Томатная паста очень опасна при болезнях почек, а у вас вода нехорошая, и, как ни странно, люди едят все в томатной пасте.
— Это наши традиции. Мы называем ее сальса. Арабы очень любят все с томатами. Даже в фарш макарон с мясом, которые ты видишь на столе, входит томатная паста. И еще мы все варим и тушим на бульоне, а не как в отельном ресторане — на воде. Моя мама отлично готовит, я хочу, чтобы ты попробовала ее кухню.
Только теперь я заметила крестик-татуировку у него на руке.
— Что это? — спросила я.
— Почти все христиане делают себе такую татуировку, это наша отличительная особенность.
— Ты христианин?
— Да. Чаще всего родители делают татуировки детям, когда они еще маленькие, но моя сестра, Марием, сделала недавно. Она боялась.
— Марием, которая с нами работает, — твоя сестра?
— Да.
— Она очень добрая и приятная девушка. Меня удивляло, что она не покрывает голову.
Мина засмеялся.
— Мусульманки покрывают, а христиане нет, только во время службы в церкви.
Еда оказалась очень сытной, и мне хватило пары кусочков мяса и половины порции риса, чтобы наполнить свой желудок. Остальное я просто попробовала ложкой. Мина почти не пользовался вилкой, он отламывал кусочек лепешки, складывал его уголком и наполнял соусом.
— Тебя что-то удивляет?
— Как ты ешь, — я засмеялась. — Хлебом.
— Это называется кошачье ушко. Попробуй, так вкуснее.
Сначала мне было неловко на глазах у окружающих есть руками, но потом я нашла, что это даже удобнее.
— Будешь что-то пить?
— М-да, может быть, красного вина? — спросила я.
— В ресторанах нет алкоголя, только в кафе для иностранцев или в отеле. Здесь мусульманская страна. Ты заметила — в меню нет свинины, ее не готовят и алкоголь не пьют. Не принято.
— И ты никогда не пил вино?
— Конечно, пил! Христиане едят свинину, но редко. А вино пьют по праздникам.
— И на поминках?
— Нет, на поминках мы пьем черный кофе без сахара.
— А мы поднимаем рюмку водки и, не чокаясь, выпиваем.
«Какие же мы разные!», — подумала я тогда. Они были такими преданными своим традициям, а мы легко решались изменить судьбу. Я встретила очень многих девушек, с легкостью отказавшихся от своей религии. Может, я и сама была бы такой, встретив другого человека и потеряв голову из-за него? Но, будучи в другой ситуации, я не могла их понять. Конечно, другая культура была очень интересной, и хотелось бы с ней познакомиться ближе… Многие решались на такого рода необдуманные поступки и бросались в омут другой жизни, даже не познакомившись с самой культурой и не предугадав последствия своего поступка. А потом, уже привязанные к новому быту и иногда сложным условиям жизни, обремененные детьми, которые, скорее всего, при разводе останутся с отцом, сетовали на жизнь. Это происходило лишь потому, что они были не готовы принять изменения и не думали о последствиях своего выбора.
Многие вступали в новую жизнь не из-за любви к Богу, как обязывает религия, а из-за желания к мужчине. Эти изменения давались им слишком тяжело, ведь только вчера они бегали в короткой юбке и открытом купальнике, а сегодня покрыли голову платком, надели длинные черные платья и сидят дома, смутно начиная осознавать, что значит стать смиренными. Верят ли они на самом деле? И во что?
Я стала присматриваться к Марием. Она была очень милой девушкой с добрым нравом, покладистым характером и очаровательной улыбкой. Но она никогда не обсуждала свои проблемы с мужем, не жаловалась на жизнь, а находила в ней хорошее. На работе она думала только о работе.
Мы очень быстро стали друзьями и начали понимать друг друга. Мы не ходили в гости, но часто встречались на нейтральной территории, ездили в город, ходили вместе по магазинам, пили чай. Мы часто появлялись на людях втроем: я, Мина и Марием. Когда Мина предложил мне поехать к матери, мы не поехали, ведь тогда у меня на руках не было паспорта. Об этом я сказала Марием. Узнав о моей проблеме, Марием рассказала все Питеру. Через три месяца я получила паспорт с визой и разрешением на работу.
Я уважала Питера и прислушивалась к нему. Он был мудр, как может быть мудрым учитель, и его наставлениями я пользуюсь и сейчас в своей работе. Он был справедлив, хотя имел репутацию безжалостного, железного человека. Многие боялись его. Корыстные, ленивые и лживые люди распускали про него злые слухи. Лицемеры лгали, глядя ему в глаза, но он видел их лживое нутро.
Вскоре после его появления начались массовые увольнения. Первым ушел доктор, который, лживо прикрываясь молитвой, оставлял пациентов, прерывал рабочий день и уходил домой на несколько часов. Из-за него прямо возле дверей клиники умерла молодая девушка. Потом был уволен руководитель отдела резервации, который регулярно подставлял фронт-офис менеджера, обвиняя его в непрофессионализме. Он хотел скорее получить должность повыше, но не был способен даже проконтролировать работу подчиненных в отсутствие руководителя. Однажды мистер Питер вошел в кабинет и увидел, как тот развалился на большом кресле, положив ноги на стол своего начальника, и курил сигареты, которые хранились в личном ящике фронт-офис-менеджера. Главным же сплетником, как в итоге оказалось, был уволенный менеджер хозяйственного отдела, покрывавший ошибки своих сотрудников и пытавшийся договориться с администратором отеля. Его сотрудники не хотели работать, поскольку получали за работу жалкие копейки. И даже генеральный менеджер отеля с опаской поглядывал на мистера Питера Бишоя, нанятого для контроля работы менеджмента отеля самим вице-президентом сети отелей. Директор очень боялся тех отчетов, которые отправлялись каждую неделю вице-президенту.
Итак, вернемся к событиям того дня. Мы долго бродили тем вечером по залитым светом фонарей улицам города и разговаривали про культурные различия наших народов. Автобус компании для персонала уже пару часов как вернулся в отель, и единственной возможностью вернуться было такси. Мы подошли к проезжей части, чтобы поймать такси, и в тот же момент возле нас появился синий пикап туристической полиции.
— Подойди сюда, — приказал Мине строгий мужчина с погонами.
Парень послушно подошел.
— Покажи «айди»! (Вместо внутреннего паспорта в некоторых странах документом для подтверждения личности служит пластиковая карточка с фотографией и данными гражданина страны).
Мина послушался мужчину и подал ему документ.
— Документ останется со мной, а ты садись в машину, — приказал полицейский, отворачивая голову от парня.
— Но… Отпустите, прошу вас. Девушке одной придется сейчас преодолевать расстояние в сорок километров. Это опасно.
— Кто она тебе?
— Сотрудница, мы вместе работаем в отеле.
— Есть документы?
— Все документы в отеле.
— Ну, значит, это не твоя проблема, как она будет добираться. Есть разрешение на работу в городе?
— Я только устроился в отель. Руководство сейчас меня оформляет.
— Залазь в машину, — толкнул Мину полицейский.
Я стояла посреди дороги, не зная, что делать, растерянно наблюдая за темно-синим пикапом, откуда на меня смотрел Мина. Ловить такси и ехать в два часа ночи одной в другой курорт было глупо: совсем недавно мне рассказали про девушку-аниматора из другого отеля, которую изнасиловал в районе моего отеля водитель маршрутки. А ведь это было мое первое настоящее впечатление о городе, возможно, и сформировавшее мое мнение о стране и давшее толчок всем событиям, свершившимся позже.
Мои мысли перебил звонок мобильного телефона.
— Я позвонил сестре, — произнес Минин голос. — Она сейчас подойдет и заберет тебя к себе домой. А утром вы поедете вместе на работу. Никуда не иди и жди ее. Через пару часов меня выпустят, и утром мы увидимся. Это обычная история. Они просто проверяют, опасен ли я для общества и туристов.
— Спасибо, Мина, — грустно сказала я, не зная, что добавить. — Мне очень жаль.
— Мы здорово провели сегодняшний вечер, — сказал он.
— Если не считать последнего эпизода, — промямлила я.
Машина туристической полиции, забитая до отказа молодыми парнями, плавно двигалась в сторону спуска. Я все так же стояла на дороге, смотрела на голодные беззубые улыбки водителей припаркованных такси, изнутри меня одолевал страх, и я боялась двигаться с места.
Рядом в кафе у дороги сидела женщина в длинном черном платке, который внизу переходил в свободное платье, и кормила годовалое дитя чипсами с лимоном и перцем чили. Я вспомнила свою маму, которая кормила мою сестру супчиками-пюре, бережно разминая вилкой разваренный картофель и морковь, пока ей не исполнилось пять лет, и мне стало страшно за этого грязного ребенка. Когда зазвонил ее мобильный телефон, она отвернулась от плачущего малыша и стала громко разговаривать. Тот аккуратно встал на ножки и попытался перелезть через ручку стула. Забыв о страхах и взглядах, я подбежала к нему и аккуратно посадила обратно на стул. Дамочка, не отрываясь от разговора, оглядела меня с презрительной улыбкой.
— Привет, — услышала я женский голос, в ту же минуту ставший мне родным, и я улыбнулась. Марием, наша менеджер по связям с туристами, смотрела на меня, задрав голову вверх, настолько она была ниже меня ростом.
Я обняла ее от радости, и мы пошли вдоль дороги к повороту. До этого момента я не пересекалась с Марием по рабочим вопросам. Я наблюдала за ней со стороны, здоровалась с ней в ее офисе. Иногда помогала переводить с русского комментарии гостей, но толком мы не общались.
Мы свернули в большой проулок, усеянный пятиэтажными домами на пустынной неасфальтированной дороге. Я несла свой пакет фруктов, а она почти бежала впереди. Где-то посреди пути Марием нырнула в маленькую продуктовую лавку и выскочила оттуда с двухлитровой бутылкой колы, яйцами, пакетом с серыми лепешками и маленькой картонной упаковкой сыра фета.
— Это наш завтрак. Ты же никогда не ела настоящий египетский завтрак?
— Я куплю что-то, мне и так неудобно вас беспокоить.
Марием улыбнулась.
— Не переживай. И не переживай за Мину. Он любитель встревать во всякие истории, это уже не первый раз.
Марием остановилась возле передвижной самодельной лавки, на которой находился чугунный сосуд, похожий на кувшин с маленьким горлышком и широким основанием, из которого молодые ребята небольшим половником выуживал серо-коричневую жижу, похожую на жидкую кашу.
— Что это?
— Это называется фуль, коричневые разваренные бобы.
Ребята опустили содержимое половника в полиэтиленовый пакет, добавили подсолнечное масло, уксус и, взболтав, перевязали его.
— Это завтрак моего мужа. Лепешка с этими бобами и чай с большим количеством сахара — любимая еда местных жителей. Мужчины без этого не представляют себе жизнь. Раньше это доступное блюдо ели нищие люди, а сейчас даже бизнесмены любят фуль. Хотя в ресторанах, где они питаются, наверно, свои рецепты приготовления.
Она увидела мой удивленный взгляд и продолжила:
— Ты же знаешь, что средний местный житель, не самый бедный, живет на десять фунтов, то есть два доллара в день. Эти вареные бобы — самая доступная и питательная еда, такой пакет стоит полтора фунта, а лепешка с бобами — один фунт. Вот так мы и живем. Попробуешь?
Цифры пронеслись в моей голове.
— Значит, зарплаты местных жителей на одном и том же рынке труда ниже, чем для иностранцев?
— Именно, раза в два как минимум. Но любая уважающая себя компания хочет взять на работу иностранца или иностранку, а не местного жителя. Поэтому местному найти работу не так-то просто, и огромное количество людей сидят без работы дома.
Я подумала, как, должно быть, местные женщины ненавидят приезжих, которые забирают у них хлеб и мужей. Ведь даже в этом маленьком курортном городе проживает более пятнадцати тысяч иностранцев.
— Но это же не твоя вина. Это проблема отсутствия нужных законов в стране. Кроме того, на рынке среди конкурентов, чтобы выжить, мне нужно хорошо учиться, иметь хорошие знания, мозги, опыт, и, может, в дальнейшем это даст мне преимущество. Если я решу уехать работать за границу, я буду хорошим специалистом. В любом случае, если ты хороший специалист с хорошим образованием, на тебя обратят внимание здесь или там.
Я опять взглянула на коричневую смесь, которая не давала мне покоя, и подумала, как же этот неприятно пахнущий продукт можно есть.
Пройдя через неосвещенный пустынный участок, мы подобрались к домам. В одном из домов на верхнем этаже, после которого лестница вела на крышу, находилась квартира Марием и ее мужа.
Она открыла дверь, и я увидела аккуратную маленькую гостиную, от которой кухню отделяла невысокая барная стойка. На полу гостиной в центре лежал пушистый ковер. На ковре стояли средний диванчик и кресло, между которыми располагался стеклянный журнальный столик, накрытый полиэтиленовой скатертью.
— Ты голодна? — спросила хозяйка.
— Нет, спасибо, мы с Миной поужинали.
Из комнаты вышел молодой мужчина чуть старше Мины, и Марием представила его:
— Это мой муж Антониус.
Он изобразил не очень любезную улыбку и, плюхнувшись в кресло напротив телевизора, стал переключать каналы. Я пыталась не подавать вида, что ощущаю некую неловкость. Марием, заметив это, подмигнула мне, когда принесла мужу большую порцию риса, картофеля и курицы. Тот быстро прикончил еду и, оставив грязную посуду на столе, начал двигать стойку с телевизором в спальню. Марием закрыла за собой дверь спальни, и я услышала ругань.
Девушка вышла из комнаты со свежей постелью и принялась стелить ее на диване.
— Извини, у мужа роман с телевизором. Он без него не может.
Я выдавила улыбку. Но уснуть в тот вечер мне было сложно: телевизор был настроен на максимальный звук. Утром девушка разбудила меня стаканом колы, а после того, как я умылась, подала лепешки с фетой, томатами и вареными яйцами. После завтрака мы направились к автобусной остановке.
— Я обратила внимание, как ты посмотрела на колу, когда я тебе ее принесла. Это один из национальных любимых напитков, еще мы любим асаб — сок из сахарного тростника, и в Рамадан еще тамр хенди — напиток из травы тамарин. Но кола — это напиток на каждый день. Здесь все пьют колу в огромных количествах, и все ее любят, — сказала Марием. — У вас разве нет колы?
— Конечно, есть, и на рынке представлено много производителей колы, но мы ее не так любим. У нас есть другие напитки, наверно, более популярные. Но я и мои друзья дома предпочитаем более натуральные, например, соковые напитки, минеральную воду с газом.
— М-м, — покачала головой Марием. — У нас соки — дорогое удовольствие. А кола с газом, холодненькая — это то, что надо.
Мы сели в автобус, девушка внимательно оглядела меня, когда автобус тронулся с места.
С Миной я встретилась уже на пляже. Под его глазами виднелись темные припухлости от бессонной ночи. Я все еще чувствовала за собой какую-то вину, как будто чем-то могла ему помочь, но так этого и не сделала.
— Видишь, со мной все нормально. Меня выпустили в четыре утра, но в это время я не нашел ни одного такси — пришлось пройтись немного пешком.
В этот момент я испытала непреодолимый поток каких-то новых светлых чувств и нежности к этому парню, и, возможно, в тот момент, когда наши глаза встретились, и началась наша романтическая история.
Я стала обращать внимание на туристок, которые подходили к Мине. Некоторые навязчиво предлагали ему встретиться вечером, некоторые жадно смотрели на него. Одна дама даже однажды вызывающе у него на глазах сняла с себя верхнюю часть купальника и легла перед анимационной будкой загорать топлесс. Меня это возмущало, и я уже взрывалась от ревности, но Мина не реагировал на эти выступления. Хотя и не ставил дамочек на место. Я понимала, что никак не смогу поставить их на место: ведь они туристки, а у нас могут быть проблемы.
Марием догадывалась о наших отношениях, но ни разу не подала виду и не заговорила с нами об этом. Иногда во время обеденного перерыва мы встречались в расположенном через два отеля от нашего кафе на берегу моря. На работе же мы не общались, за исключением редких рабочих моментов, а Питер даже не подавал виду, что знаком с нами.
Как-то в выходной Питер собрал всех нас, и мы поехали смотреть на шикарный курорт европейского уровня, находившийся в семидесяти километрах от нашего отеля. Мы великолепно провели там весь день вчетвером, гуляя, делая фотографии красивых видов, наслаждаясь вкусной пиццей и воздушными шариками фруктового мороженого, купаясь в теплых каналах, и не заметили, как прошло уже много времени. Марием заметно нервничала и торопила нас отвезти ее скорее домой, Мина пытался ее успокоить.
На следующий день девушка не вышла на работу. В течение дня мы пытались связаться с ней, но она не отвечала ни мне, ни Мине. Мы решили поехать к ней домой после работы и проверить, в порядке ли она.
Мы сели в автобус для персонала. На улице уже стемнело, когда мы выехали. Зазвонил телефон Мины. Это был Питер, чтобы сказать, что дозвонился Марием. Она была дома, неважно себя чувствовала и проспала весь день, просила дать ей еще пару выходных за свой счет, чтобы привести себя в порядок. Мы решили не менять планов, а так как уже были в дороге с определенными намерениями, то купили фруктов, любимую колу Марием и поднялись к больной на четвертый этаж.
Дверь долгое время никто не открывал. Мина, перепугавшись не на шутку, начал тарабанить в нее, потом набрал номер телефона девушки, за дверью раздался звонок.
— Она спит, наверно.
Но тут мы услышали голос Антониуса, и Мина набрал его номер. Дверь распахнулась, на пороге стоял муж Марием.
— Что вам нужно?
— Где Марием? — ответил вопросом на вопрос Мина.
— Она отдыхает, ей нездоровится.
Мине его поведение показалось странным.
— Тогда мы зайдем ненадолго и проведаем ее, передадим ей фруктов, узнаем, может, ей нужны лекарства.
— Если ей что-то будет нужно, я куплю.
— Ты не пустишь меня навестить сестру? — Мина оттолкнул мужчину и прошел внутрь.
Марием лежала на кровати белая, как простыня. Под глазом наливался огромный синяк в пол-лица, губа треснула, а в уголке губ подсыхал кровоподтек.
— Что с тобой? Что случилось? — Мина бросился к сестре.
— Я… упала, — ответила она, потупив взгляд. Было заметно, что она пытается утаить что-то от нас.
Я помыла фрукты и, принеся ей блюдо, опустилась на край кровати. Мина взглянул в сторону Антониуса, в его глазах блеснула злоба.
— Ты бил ее…
— Это не твое дело, — пискляво заявил Антониус. — Это дело наше, мужа с женой.
Мина рассвирепел и, размахнувшись, ударил его в челюсть. Я сидела, наблюдая за картиной и боясь пошевелиться. Мина прижал этого здорового детину к дивану в гостиной и отчаянно наносил удар за ударом.
— Она заслужила это! — кричал Антониус. — Она гулящая девка, она не должна показываться на улице с другими мужчинами. Что бы ты сделал на моем месте, если бы тебе рассказали такое про твою жену?
— Ты уже должен был бы знать мою сестру. Она верный и честный человек! Она никогда не позволит себе такого! А вчера она была со мной! А я ее брат! Идиот, что ты с ней сделал? — кричал Мина, прижимая его шею к диванной подушке.
— Даже если так, там был еще один мужчина!
— Ты не можешь такое себе позволять по отношению к моей сестре! Ты должен знать, что у нее есть брат, готовый за нее постоять. Ты это усвоил? — Мина опять стукнул Антониуса.
По щекам Марием текли слезы.
— Это правда? — прошептала я. — Он бил тебя?
Марием присела на краешек и, закрыв руками лицо, сказала:
— Он впервые поднял на меня руку. Но мне кажется, он бы убил меня, если бы не началось кровотечение.
— Господи, какое кровотечение? — перепуганно спросила я.
— Не знаю, может он повредил мне какой-то орган.
— Боже мой! — вскликнула я, поспешно набирая дрожащими руками номер Питера.
Марием попыталась приподняться с постели.
— Прошу тебя, не говори ничего Питеру.
Но я не слышала ее, я уже говорила с ним и объясняла ему все, что я увидела. Когда я закончила, Марием гневно глядела на меня.
— Марием, тебе нужен доктор! Нужно, чтобы тебя осмотрели, пойми.
Она отвернулась. Питер перезвонил сообщить, что через десять минут за ней приедет машина и отвезет в клинику на осмотр.
Медицинский центр, обслуживающий туристов через российские страховые компании, находился в трех минутах езды автомобилем. Он представлял собой трехэтажную виллу с двумя кабинетами для приема на первом этаже и тремя палатами на втором. Марием, по просьбе Питера, осмотрел сам хозяин клиники, имевший хорошую репутацию в городе. После осмотра он позвал гинеколога. Прояснило картину УЗИ, обнаружившее мертвый, уже довольно большой плод.
Услышав это, Марием закричала в истерике. Я пыталась успокоить ее, насколько это было возможно, но она была безутешна. Сквозь слезы она пыталась рассказать, как мечтала о малыше, и что, возможно, ребенок скрасил бы ее жизнь и изменил Антониуса. Он мог спасти их брак, сделал бы их счастливее.
Я держала ее холодные белые руки в своих, гладила их, а в душе самой хотелось плакать. Нас вывели из кабинета и сообщили, что в клинике недостаточно аппаратуры и нет необходимых специалистов, чтобы провести все необходимые процедуры, и девушку придется перевезти в государственную больницу хотя бы до конца дня. Потом машина скорой помощи привезет ее обратно в клинику, где девушка проведет еще пару дней. Хозяин клиники пообещал помочь и все уладить, так как сам в ночную смену работает в государственной больнице.
Совладав со своими нервами, мы вышли из здания клиники. У Мины блестели глаза.
— Надо же, у меня должен был родиться племянник.
К клинике подъехала машина Питера. Он вышел из нее и внимательно посмотрел на нас.
— Ну что? Как она? Что говорят врачи?
— Питер, у меня умер племянник, не успев родиться!
— О, ужас! Мне очень жаль… — Питер замолчал, подбирая слова. — Что я могу сделать?
Мина сжал его плечо.
— Как бы я хотел иметь такого мужа для моей сестры, как ты, Питер. Почему ты не появился раньше, до того, как она вышла за это чудовище? — затем, задумавшись, Мина продолжил. — Если ты хочешь помочь… Нам нужно перевезти вещи Марием в отель, ты можешь договориться, чтобы ей предоставили комнату?
— Конечно. Куда нужно ехать?
Дверь в квартиру Марием и ее мужа опять долго не открывалась, ключ в замке повернулся, когда Мина стал угрожать, что вынесет дверь и все соседи узнают, что Антониус — трус и боится открыть дверь брату жены.
— Мы приехали за вещами Марием, — сказал Мина нервно, все так же стоя за дверью. — Если ты не хочешь, чтобы повторилось то, что случилось пару часов назад, вынеси мне ее чемоданы.
— Я не буду рыться в вещах этой потаскухи, — прошептал Антониус.
Я повернулась к Мине и прошептала:
— Может, я могу все быстро упаковать?
— Тогда мы зайдем вместе, — ответил Мина и оттолкнул хозяина квартиры с порога.
Мы прошли в комнату и открыли шкаф, в котором аккуратными стопочками лежал вещи, разделенные перегородкой. Я сложила все в отдельные пакеты и погрузила в большой чемодан, стоявший под кроватью.
— Что еще из ее вещей здесь есть?
— Книги в тумбочке. Забирай все, чтобы ее духа здесь не было.
— Замолчи! Ты убил своего сына, мерзавец, — зарычал Мина.
— Что? Она была беременна? Спорю, что от кого-то другого.
В этот момент Мина не выдержал, и его кулак буквально влетел в челюсть собеседника, в ту же секунду мешком грохнувшегося на ковер.
— Ты за это ответишь! — закричал Антониус.
На кровати я нашла маленького медвежонка, которого положила в очередной пакет, а с полочки аккуратно собрала все банные принадлежности девушки. Когда я закрыла чемодан, Мина заметил ночник, стоявший на тумбе.
— Это мой подарок им на свадьбу. Марием такая же светлая и так же способна зажечь любой дом своим присутствием, даже дом этого гнойника… — Он опустил ночник в кулек. — А вот ее плеер.
Проверив ванную комнату и бросив в пакет халат Марием, мы быстро слетели со ступенек вниз. Питер помог нам погрузить все в багажник, и мы уехали.
— О чем ты думаешь? — спросила я, заметив задумчивый взгляд Мины.
— Этот трус сейчас побежит в полицию снимать побои и напишет на меня заявление. А мы… Что мы можем сделать? В этой стране все закрывают глаза на синяки, нанесенные мужьями женам. Здесь мусульманская страна, восемьдесят процентов жителей — мусульмане, а им разрешено священным писанием слегка ударить жену, тем более если муж подозревает ее в измене.
— Ну, — ответил Питер, — между «слегка ударить» и «избить до такой степени, что женщина теряет ребенка» есть большая разница. У меня друг работает в полиции. Я могу позвонить и предупредить его о том, что произошло. Если с Антониуса снимут побои, он сможет заявить на тебя в полицию. Позднее заявление Марием будет ему на руку. Если мы предупредим полицию заранее, позже, когда Марием будет нормально себя чувствовать, она сама расскажет, что случилось на самом деле. Я возьму справку из госпиталя о том, в каком состоянии она поступила.
— Доктор сказал, что он отвезет ее в государственный госпиталь.
— Я с ним только что разговаривал. Он уже отвез ее, и там они сейчас проводят необходимую процедуру.
Когда мы вернулись в отель, Питер уже разговаривал со своим знакомым из полиции. Мы зашли поужинать в главный ресторан, но ни у кого из нас не было аппетита. Мы просто попили чай с печеньем и пошли к машине. Питер опять позвонил кому-то и всю дорогу к зданию больницы разговаривал.
Здание причудливой формы находилось за безликим забором. Оно было серым и темным. Настолько же невыразительным, как и забор вокруг него. Мы подошли к лестнице, и Питер сообщил, что мы должны дожидаться внизу, пока не разрешат подняться к пациентке.
Мы вышли во внутренний двор госпиталя, расположенный в центре квадратного здания. Там росла трава и кактусы. Парни нервно курили сигарету за сигаретой. По состоянию Питера можно было заметить, что он сильно переживает за Марием. Парни рассказали, что церковь здесь не признает разводов, а статусы религиозных структур на уровне правительственных. Без согласия церкви ни суд, ни министерства не могут признать брак недействительным.
Истина религии является неотъемлемой частью менталитета общества, а правила веры — частью законодательства страны. Мусульмане живут по своим законам, а христиане по своим. Развод Церковь дает только в крайнем случае. Дело рассматривается, учитывая каждую деталь и грязную подробность. Супруги-христиане могут разойтись, но не развестись. Повторный брак недопустим, а тем более недопустимы отношения вне брака.
Но глядя на этих двух молодых и красивых людей, впереди у которых была целая жизнь, так хотелось верить в то, что все же однажды они смогут быть вместе.
Каждый вечер мы приезжали к Марием в больницу. Через пару дней я услышала, что Питер расстался со своей невестой, хотя сам он об этом ничего не говорил.
Приехала мама Марием и Мины. Я заметила, как она в клинике косо поглядывала на Питера. Весь персонал отеля смаковал подробности несуществующего романа между Марием и Питером. Мужчина же оставался равнодушен к сплетням. Он имел власть и знал, как ею пользоваться, а сплетников прижимал к стенке на работе каждый день. Тем не менее когда Марием вернулась на работу, ей было просто невыносимо терпеть насмешки и поддевки окружающих. В депрессивном состоянии она сразу заполнила увольнительный лист и стала собирать свои вещи, планируя возвращение к матери. Питер использовал свои контакты и нашел для нее место в другом отеле сети, расположенном не так чтобы слишком далеко. А мы, наблюдая за происходящим и в попытке сделать друг друга счастливее, решили… пожениться.
Вспоминая те дни, я невольно улыбаюсь той наивности, которую мы сохранили, будучи уже довольно взрослыми людьми. Нам все еще была присуща жажда приключений и безобидный авантюризм молодых влюбленных. Испугавшись венчания, мы решили зарегистрировать отношения самым что ни на есть безвредным и ни к чему не обязывающим образом: сначала подписать у юриста документ, позволяющий нам жить вместе, а потом легализовать его в суде.
Чтобы не сообщать об этом до определенного момента никому, даже друзьям, мы выбрали юриста, офис которого располагался недалеко от центральной части улицы. Горящий желанием помочь, но, к сожалению, вынужденный принять всю сумму за оформление брака сразу, мужчина распечатал нам две бумажки, дал подписать и пригласил очаровательных сотрудников, которые после нас подписали документы в качестве наших свидетелей. Когда мы сообщили Питеру о нашем союзе, тот ни с того ни с сего стал возмущаться:
— Сколько-сколько он взял с вас?! Вы с ума сошли! — затем, увидев наши перепуганные лица, после короткого молчания продолжил: — Ну, могли бы хотя бы предупредить, я бы вам кого-то порекомендовал. Не переживайте, думаю, он выполнит свою работу за эти деньги. Но почему орфи? Почему вы не повенчались в церкви?
— Елена боится после истории с Марием…
— Ну… — потянул Питер. — Может, с иностранками можно и через суд, и с помощью юриста. Поздравляю! Нужно это событие отпраздновать. Заедем за Марием и пойдем гулять на Променаде.
Хотелось бы упомянуть, что Питер все-таки добился своего, и Антониуса посадили за решетку. А его мать, сестра матери Марием и Мины, каждый день рыдала той в жилетку, прося поговорить с Марием, чтобы она повлияла на решение суда и ее сына отпустили. Женщина не могла и не хотела верить, что ее сын способен на такие поступки. Ее безумная любовь ослепила ее и сделала из сына хладнокровное, ленивое и равнодушное ко всему животное.
Мы же с Миной сняли квартирку недалеко от центра, ведь какой-никакой, но документ, позволяющий жить вместе, у нас появился, и мы ждали, когда суд рассмотрит наше дело и официально признает нас мужем и женой. А так как жене не подобало работать аниматором, Питер дал мне должность, которую ранее занимала Марием. Официально же по документам я, как и раньше, числилась аниматором. Менеджмент отеля хорошо знал меня, и Питер договорился о визе резидента с разрешением на работу. Благодаря знанию нескольких иностранных языков я легко справлялась с отчетами и переводами комментариев гостей.
Питер просил нас никому не говорить о наших с Миной отношениях. Родственникам не положено работать в одном отеле, тем более на несовместимых должностях, ведь я должна была отмечать в отчетах ошибки департаментов. И должность, которую я получила, автоматически толкала руководителей департаментов пересматривать свое хорошее отношение ко мне. Менеджеры департаментов стали выискивать ошибки в моей работе. Как ни странно, генеральный директор им покровительствовал. Так что во время работы мы старались не пересекаться, чтобы избежать конфликта.
А перерывы мы все так же, как и раньше, проводили вместе, часто забирали Марием из ее отеля и приезжали в наш кафе-бар на пляже через два отеля, там Марием занималась виндсерфингом с Питером, а мы с Миной загорали, пили холодные свежевыжатые соки и купались.
Все же после происшедшего Марием очень изменилась. Вместо задорной хохотушки нас встречала молчаливая грустная незнакомка с блестящими от слез глазами. Она редко улыбалась, и даже когда делала это, ее улыбка не искрилась, как раньше, а отдавала непривычной грустью, не присущей ей. Она стала равнодушной почти ко всему, кроме виндсерфинга, и Питер, чтобы вернуть ей былое расположение духа, подарил ей доску с парусом.
— Ой! — счастью Марием не было предела. Я ее не видела такой уже давно. — Теперь у меня своя доска! Но это же так дорого…
Она посмотрела на Питера.
— Не дорого, не думай об этом. Кроме того, это не только от меня. К этому приложили руку еще твой брат и Лена.
— Боже, ребята, спасибо!
И хотя на море, летя по волнам, она забывала обо всех невзгодах и печалях и отдавалась силе ветра, стоило ей задуматься о чем-то другом, как настроение и любовь к жизни угасали. Она становилась похожа на одинокую русалку, безжалостно заброшенную дикими волнами на песчаный берег. Мы хотели ей помочь, но как это сделать, нам было неясно.
— Ты знаешь, — говорила мне Марием, — счастье — очень относительное и недолговременное понятие. Ты можешь сейчас узнать что-то, что сделает тебя просто безумно счастливой, а буквально через пару секунд эта иллюзия счастья будет безжалостно разрушена, как замок из песка. И ты становишься очень несчастной, может быть, даже самой несчастной женщиной на земле, по крайней мере, ты так себя чувствуешь. И тогда ты спрашиваешь Бога: «Что же я сделала такого, чтобы прогневить Тебя настолько, чтобы оказаться в таком положении? Неужели я это заслужила? За что? Или мои молитвы не доходят до тебя, а мои слезы недостойны твоего прощения?»
— Не гневи Бога, Марием, — пытаясь успокоить сестру, вмешался Мина, услышав наш разговор. — Ты молода и еще можешь иметь детей.
— О, Мина, ты сам понимаешь, что это невозможно! Мой муж никогда не простит мне того, что благодаря мне он оказался в тюрьме, а я не прощу его попытку убить меня и потерю ребенка. Да ты даже не представляешь, с каким садистским выражением лица он избивал меня. Я этого никогда не забуду! Как я смогу иметь детей от этого изверга?
— Мы будем просить, чтобы вам дали развод, — ответила я.
Марием громко рыдала, глотая слезы:
— Глупости. Кроме того, кто меня возьмет в жены после развода? Моя жизнь закончена. Даже если случится чудо и мы разведемся, я больше не смогу иметь семью. Мне нельзя будет выйти замуж, я буду грязной, отвергнутой…
— Да! К тому же развод — это не в наших правилах, — ответил Мина.
Все мы стояли, обняв ее, как одна семья или как друзья, знакомые с самого детства, и проблема одного из нас была общей проблемой, трагедия — нашей общей трагедией. Мы бы стояли молча еще долго, если бы тишина не была прервана шепотом Питера, который говорил очень нерешительно, как будто опасаясь нашей реакции:
— Но ты должна знать, Марием, что есть такой человек, который возьмет тебя замуж даже после развода. Конечно, рано говорить, для начала ты должна развестись… А потом…
— Марием, — перебил его Мина. — Все будет хорошо! Все образуется. У нас еще есть время подумать о том, что делать дальше. Но знай, мы рядом. Все мы любим тебя.
В европейских странах доминирует христианская религия, но правда ли это? Мы так легко способны менять поклонников. Но разве это по-христиански? Уже многие десятки лет, если не сотни, мы не помним, что прелюбодеяние — грех. Мы забываем все библейские наставления: мужу дана одна жена на всю жизнь, и у нее только один муж… в беде и в горе, в добре и радости, пока смерть не разлучит их. Конечно, случай этой милой девушки не част. Но ведь истинный верующий никогда не сможет позволить себе обидеть жену. Он должен любить ее, как церковь. Если нет — он не христианин.
Почему-то так случилось, что менее развитые страны сохранили чистоту веры, истинную любовь к Богу. Может, соседство нескольких религий рождает любовь к своему Богу, мотивирует людей сохранять веру как что-то очень важное? Недоразвитость в прогрессе рождает сохранение внутренней культуры и духовное развитие людей? А, может, просто деньги и большие знания развращают человека, делая его более самодостаточным и неверующим?
Что же заставляет людей верить? Может, борьба? Возможно. Здесь христиане уже несколько тысяч лет борются именно за сохранение своей культуры внутри общины. Это не видно прохожему с улицы, заметно только тому, кто среди этих людей. Только эти люди борются любовью и добротой.
Для нас развод — не проблема… В браке или нет… Мы, считающие себя более культурными, думаем, что желание — самое сильное чувство. А если есть любовь, то все остальное — предрассудки. Но поверьте, там, где по настоящему еще жива духовность, где верующие люди не просто говорят: «Я христианин», — а ходят в церковь через день, смотрят христианские программы, а ночью перед сном молятся и читают Библию, есть традиции, которые беспрекословно соблюдаются из века в век. Христиане арабских стран смогли сохранить свои духовные традиции на протяжении двух тысяч лет. И не только христиане. Любому гражданину здесь сложно поменять веру, ведь вместе с верой ты потеряешь семью, а может, даже жизнь.
У коптов есть свои правила. Одно из самых строгих — отказ от развода. Развестись можно только в случае измены одного из супругов, если есть улики, подтверждающие факт измены или если несколько человек являются свидетелями, и только после согласия Патриарха. Это происходит крайне редко. Поэтому даже если люди расстаются, они просто живут отдельно. Они никогда больше не женятся, никто из них не сожительствует и не встречается ни с кем другим. В случае расставания они обрекают себя на одиночество и со временем в большинстве случаев возвращаются к своей половинке, с которой брак был заключен на небесах.
— Насколько я знаю, для того, чтобы состоялось расторжение брака, должен быть зафиксирован случай измены, при котором найдутся четыре свидетеля, подтверждающие ее. В противном случае… Марием, тебе нужно набраться сил. Так случилось… — сказал Мина.
— Кто знает… может, получится…
Питер влюблено посмотрел на Марием и сжал ее руку. Он не сказал ни слова о своих чувствах к девушке. Хотя, как нам казалось, они были очевидны.
В нашей семейной жизни не было никаких изменений. Мы снимали небольшую квартирку недалеко от центра, но далеко от улицы. На работу мы с Миной добирались автобусом, предоставленным компанией для персонала, и возвращались глубокой ночью.
Как-то в свой выходной я решила пойти в парикмахерскую. Состояние волос было ужасным: они стали тусклыми и безжизненными от солнца, ветра и морской воды. Знакомые порекомендовали один небольшой салон красоты, который держала украинская женщина. Туда я вскоре и направилась, заранее записавшись. Впервые я решила добраться самостоятельно. Был солнечный, засушливо-жаркий день. Как только я вышла из квартиры, дормен, человек, следящий за состоянием дома, подошел ко мне, улыбнулся беззубой улыбкой и произнес, наверное, единственную фразу, которую знал:
— Эй, хелло! Как тебя зовут? Россия, да?
Я немного смутилась под напором мужчины и выбежала на улицу, проигнорировав вопрос. Мы редко встречались, и он никогда не видел меня без мужа, но все же удивило такое явное его неуважение.
Из соседнего дома выбежал мальчик лет шестнадцати. Он остановился и стал внимательно изучать меня. Майка его была совсем грязной, протертой по швам.
— Эй, хелло! — крикнул он.
Минуя очередную сотню метров, я услышала крики из строящегося здания:
— Эй! Эй!
— Иди сюда, красавица. Кому сказал!
— Пс-с-с!
— Сюда!
Я впопыхах добежала до главной дороги, уже не слыша голосов вокруг, и пожалела, что вышла из дома сама. Но ведь было глупо будить Мину в единственный выходной, чтобы он проводил меня в парикмахерскую. Я стояла минут пять, ждала маршрутку, чтобы сэкономить на поездке, но все микроавтобусы проезжали, игнорируя меня, даже когда я махала руками в попытках остановить. И тут прямо предо мной, перекрыв мне дорогу, Остановилось такси. Вокруг были припаркованы автомобили, и я не могла обойти их быстро.
— Извините, но мне не нужно такси, — крикнула я водителю. — Я жду автобус. Не могли бы вы отъехать?
— Тебе надо, сама отсюда выходи как хочешь! Понаехали туристы без денег! — прокричал водитель, и не подумав сдвинуться с места.
«Хоть не приставал, уже радость» — подумала я.
Я протиснулась между автомобилями, вытерев брюками грязный капот, и обошла его по проезжей части. Как только я подошла ближе, он отъехал. Ждать маршрутку времени уже не было, я уже опаздывала на запись, и я остановила такси.
Я села в такси, назвав место, где находился салон.
— Как тебя зовут? Ты из России?
Я не отвечала на вопрос. Отвернув голову, смотрела через боковое стекло на пустынные места, которые мы проезжали.
— Как тебя зовут? — не унимался водитель.
— Пожалуйста, смотрите на дорогу, а не на меня, и не задавайте вопросов. Вы — водитель, я — клиент.
Водитель помолчал минуту, потом оглядел меня: блузку, хоть и розового цвета, но прикрывающую руки, брюки.
— Как тебя зовут?
— Я замужем, а мой муж не любит, когда я разговариваю с таксистами.
— Местный?
— Да.
— Не проблема, можешь сказать, как тебя зовут.
— Зачем?
— Я буду знать твое имя.
— Вы живете в Каире? Ваша жена пользуется такси?
— Да.
— Когда ваша жена садится в такси и водитель спрашивает, как ее зовут, она отвечает?
— Нет.
— Почему?
— Это нехорошо, если моя жена скажет.
— Я тоже жена.
— Ты мусульманка?
— Нет, — сказал я, — христианка.
— Тогда не проблема. Скажи, как тебя зовут, — он уставился на мои колени, а я попросила остановить машину, благо было уже недалеко до места назначения, бросила ему смятую пятерку на сидение и побежала своими двумя.
Добежала я до салона, уже немного опоздав. Вместе со мной вошла девушка в униформе одного из крупнейших российско-украинских туроператоров. Меня принялась стричь хозяйка салона, женщина неопределенного возраста из Украины, а девушка-гид села в кресло другого мастера. Мне интересно было узнать, как работается в туристической компании. Устроиться здесь на такую работу было очень сложно.
— Вы — гид, да? — спросила я, застенчиво улыбаясь. — Как вам нравится ваша работа?
Девушка оглядела меня с ног до головы.
— Нравится — не нравится, какая разница? Работать-то нужно.
Мне уже не хотелось ничего спрашивать у этой высокомерной особы, но она сама продолжила:
— Достали меня эти туристы. У них сейчас нет денег, им ничего не нужно.
— И почему же вы занимаетесь этим, если вам не нравится?
— А чем еще заниматься? Стричь волосы и ногти на ногах красить?
Хозяйке было неприятно слышать такие слова клиентки, и она попробовала перевести разговор в другое русло.
— А какие есть позитивные стороны вашей работы? С кем приятно работать?
Девушка откинула голову и усмехнулась.
— Знаю, с кем особенно не нравится работать. С украинцами! Жлобы, терпеть их не могу. Приезжают с копейкой за душой, на последние деньги покупают путевку. А я должна за ними бегать и решать их проблемы. Экскурсии они не покупают, ничего им не нужно. Целый день тусят на пляже. Спрашивается, а чего ехать-то, если денег нет? Сидите в своем селе!
Я взорвалась:
— То, что вы говорите, просто ужасно! Во-первых, вы пытаетесь оскорбить нацию, судя по парочке туристов. Хозяйка салона — украинка, я, кстати, тоже. Некоторые русские более агрессивны, и что? Я говорю «некоторые», а не обобщаю, как вы. Всякое бывает! А во-вторых, туристы не виноваты, что сейчас в мире кризис и у них нет денег. Она приехали отдохнуть, вложив последние деньги в путевку, и что? Вы не можете их за это критиковать! Это не ваше дело! Кроме того, на туристическом рынке нет новых и интересных экскурсий. Туристы уже успели побывать на пирамидах и увидеть те достопримечательности, которые предлагаются. Нет новых предложений. Путевки дорожают. В чем их винить?
— Русские хоть платят! Даже если агрессивные — можно потерпеть! Да ладно, почему обижаетесь? Я просто выразила свое мнение.
Девушка-гид, как и все мы, молча дождалась, пока ее достригли, потом сказала, что сушить не нужно, и вышла. Когда дверь за ней закрылась, я спросила хозяйку:
— Как таких людей берут на работу с туристами? Как она разговаривает с гостями отеля?
Хозяйка пожала плечами:
— Ее работа заключается в том, чтобы продать тур, а не решать проблемы. Сами слышали. А решать проблемы будут другие люди: менеджеры по связям с туристами, работники рецепции, наверно, обладающие помимо знаний еще и внимательностью, любезностью и умением выслушать, а не скандалить.
— Даже продажи строятся на внимании, доверии и взаимоуважении, а здесь этим и не пахнет. Как она может что-то продать? Неужели компании не смотрят, кого нанимают?
— Может, у нее есть образование и связи, этого достаточно, чтобы устроиться на эту работу, — ответила хозяйка салона. — Русскоязычные резидентен очень отличаются поведением от клиентов, которые у нас были в Украине. Два наших парикмахера уволились после обслуживания здешних клиенток. Очень редко встретишь здесь добрую душу. Все злые, завистливые. Почему — не знаю. Может быть, чем дольше живешь в этой стране, тем хуже у тебя становится характер. А может, им жить здесь сложно или скучно. Некоторым мужья не дают работать, а некоторые работают на износ без выходных и отпусков. Денег ни у кого нет. Как они могут быть добрыми и спокойными?
Через час дверь открылась, и на пороге мы опять увидели ту же девушку-гида.
— Вы посмотрите, как ваша парикмахер меня обкорнала! — заявила она. — Что это за мастер? Это украинская мода?
Девушка стала тыкать волосы вбок, где торчал вихор.
— Пожалуйста, присядьте, я посмотрю. У вас вихор, рост волос идет вверх, а вы не дали нам подсушить.
— Это не мои проблемы! Вы мастер! Я хочу, чтобы визуально они были одинаковыми!
— Тогда придется больше состричь или просто после мытья головы будете делать укладочку гелем.
— Стригите! И быстрее, у меня нет времени. И вообще, как мастер может работать здесь? Здесь недостаточно света! — кричала девушка.
— Дело не в свете, а в росте ваших волос.
— А теперь очень коротко, мне так нравилась моя прическа до этого!
Когда мои стрижка и покраска были закончены, я оглядела себя, поднялась с кресла и сказала нарочито громко:
— Спасибо большое, мне очень понравилось. Я буду рекомендовать вас знакомым и сама буду приходить.
Сотрудники салона улыбнулись мне вслед. Но возвращаться домой одна я не решилась, набрала номер Мины и попросила, чтобы он встретил меня на автобусной остановке.
Я задумалась над тем, что, вроде бы, люди в чужой стране должны помогать друг другу, уступать, в конце концов. Может, мне просто этого хотелось? Как-то странно было встретить подобное обращение, ведь мы — представители соседних государств, мирных и дружественных стран. Россияне, белорусы, украинцы, армяне и грузины так хорошо понимают друг друга там, дома, и вдруг становятся недоброжелателями вместо того, чтобы поддерживать друг друга в чужой стране.
Мина подошел такой веселый и уверенный в себе, такой беззаботный, и я очень радовалась, что он меня отвлек от грустных мыслей.
Так случилось, что спустя несколько месяцев мы получили приглашение в суд для легализации брака. Это был не семейный суд, а обычный, так как только мусульмане заключали брак в семейном суде. Наше дело рассматривалось так же, как и уголовное. Мы просидели больше часа в зале суда, ожидая вызова. Наконец клерк, мальчик, стоящий в углу, объявил наш номер. Мы с ассистентом адвоката, сопровождавшим нас, подошли к судье. Ассистент адвоката представил наше дело и судья задал вопрос:
— Признаете ли вы свою подпись на этом документе?
Он показал нам наш орфи.
— Да! — ответила я.
— Да! — повторил Мина.
Мальчик объявил следующее дело. Чувство страха покинуло меня нескоро. Мне казалось, что я признала себя виновной в каком-то деле.
Еще через пару месяцев адвокат пригласил нас к себе в контору и выдал два документа, каждый из которых состоял из двух листов. Это было решение о признании нашего брака официальным. Однако через пару недель, когда мы попытались продлить мне визу, оказалось, что наш брак недействителен. Как нам объяснили, основанием для продления визы или вида на жительство для христиан является свидетельство о венчании или официальный брак через министерство юстиции с печатью министерства иностранных дел и апостилем. Когда мы пришли к юристу, он отказался возвращать нам деньги, так как свою работу он выполнил.
Все это время мы общались только с Питером. Марием замкнулась в себе и не выходила на связь. Как-то раз мы с Миной приехали в гости к его маме, где мы встретили Марием. Это был мусульманский праздник, официальные каникулы для всех египтян. Девушка была одета во все черное. Она сидела в дальнем углу комнаты на диване и читала какую-то книгу. Я подошла к ней, присела рядом.
— Что ты читаешь?
— Это одна интересная история арабского писателя, вряд ли ты ее знаешь.
— Знаю только Омара Хайяма.
Мы обе улыбнулись.
— Это не Омар Хайям. Я не люблю стихи. Я читаю короткие новеллы.
— Марием, что с тобой, дорогая? Почему ты не хочешь общаться с нами, избегаешь нас?
Марием пристально посмотрела на меня, как будто хотела что-то сказать, но потом осеклась.
— Лена, я думаю уехать из Хургады. Наверно, я вернусь в Каир, буду жить с матерью. Я ей больше нужна.
Я коснулась ее плеча и, посмотрев ей в глаза, спросила:
— Но почему?
— Я не могу тебе объяснить, — ответила она, отвернувшись. — Ты вряд ли поймешь. Ты воспитана в другой среде.
Я села перед ней на корточки, чтобы увидеть глаза, которые она пыталась спрятать от меня.
— Попробуй объяснить, может, я пойму. Милая, я хотела бы разделить с тобой твое горе. Поверь, если горевать вместе, то становится легче. Я вспомнила мультик, который смотрела, когда была маленькая. Там говорилось про ослика, который шел, таща большой мешок с надписью «горе». Он встречал по дороге своих друзей-зверей и раздавал каждому по кусочку горя. Потом, когда ослик добрался домой, его мешок оказался пустым.
Марием улыбнулась и ответила:
— Лена, это очень плохой предлог для шуток. Я не знаю, когда смогу оправиться от того, что случилось. Я так хотела иметь семью, свою семью, но, видно, мне не суждено. Я хотела ребенка, и Бог дал мне его, и я потеряла его. Может, если бы я знала…
— Ты ничего не смогла бы поделать. Это судьба, так должно было произойти.
На глаза Марием навернулись слезы.
— Лена, врачи сказали, что я, скорее всего, больше не смогу иметь детей.
— Врачи не всегда правы. Я знаю много таких случаев, когда мнение врачей неверное.
Марием вытирала слезы маленьким, почти детским кулачком. Они катились по горящим щекам, изредка падая на юбку.
— Лена, понимаешь, я не смогу выйти замуж за другого человека. Тебе этого не понять, у вас есть развод. А что делать мне в такой ситуации, когда другого выхода нет? Знаешь, подруга моей матери, Линда, уже пятнадцать лет не живет с мужем. Они разошлись еще до рождения ребенка, и она одна воспитывает его. В ее дом вход мужчинам запрещен. Ребенок почти не знает отца, тот ни разу его не навестил, но и личной жизни у Линды нет. Она совсем одна, сама работает, зарабатывает им с ребенком на жизнь, но встретиться с мужчиной или повторно выйти замуж — харам! У нас просто нет развода! Вот что значит, когда женщина неверно выбрала себе мужа. Ты знаешь, меня тошнит от мысли о моем муже. Он мне противен. Я знаю, что совершила ту же ошибку. И меня ждет то же наказание. Только у меня не будет ребенка. Я останусь совсем одна.
— Марием, хочешь, я сама пойду к вашему Патриарху просить у него для тебя развод? Кроме того, я знаю человека, которому плевать на ваши традиции, и он любит тебя и готов любить тебя даже не разведенную. Ты понимаешь, о ком я говорю?
— Лена, так не бывает. Тебе так кажется, потому что ты мало что знаешь о жизни в этой стране. Это просто невозможно жить и даже просто любить кого-то вне брака, а тем более вступать в отношения. Здесь это против правил. Если кто-то узнает про внебрачную связь, это будет большим позором и унижением для семьи. Никто из родственников, знакомых и соседей не будет знаться с нами.
— Я думаю, в Хургаде никто ничего и не спросит. Вы будете жить в частной квартире, далеко от глаз знакомых, родных. Или поедете в Шарм-эль-Шейх.
— Нет! Это позор! Даже не думай об этом! Харам!
Я встала. Я думала, шагая вдоль комнаты, и не понимала, как люди могут ограничивать себя в чувствах? Как вообще такое может быть? Ведь любовь в нашем воображении не поддается расчетам. Ведь это неправильно, когда ты вынужден выбирать из ограниченного круга людей свою любовь. Как это возможно?
— Марием, а интересно, мусульманин может жениться на христианке?
— Может, но семья христианской девушки этого не позволит. Библией запрещено.
— Да, ты права. И никто так не поступает?
— Я не знаю таких людей.
— Но можно?
— Да, я слышала такие истории, — ответила Марием. — Иногда девушки убегают из дома.
— А христианин на мусульманке может жениться?
— Нет.
— И жить тоже?
— У нас никто не сожительствует до брака. Никто. А после того, как брак заключен, не имеет право жить с кем-то другим. Это не по-христиански. Грех.
— И ты не можешь ради любви…
— Пожертвовать религией? Никогда!
Я села возле нее и сказала:
— Тогда я поеду к Патриарху просить развести вас.
Марием улыбнулась и ответила:
— Он не разведет. Но спасибо. Спасибо за поддержку.
Марием сжала мою руку и обняла меня.
— Я рада, что ты у меня есть. Ты мне как сестра. Спасибо Богу за тебя.
Я положила голову ей на плечо. У меня не было слов. Я никак не могла помочь ей изменить ситуацию, но я могла поддержать и утешить ее, как сестру.
К вечеру Марием была более бодрой, живой, пару раз пошутила по какому-то поводу. Мы играли в карты, нарды, смеялись, заливались пепси, которую они нежно называли «бэбси». На следующий день Марием предложила съездить в Гизу, посмотреть пирамиды и семь старинных Висячих церквей, которым уже почти полторы тысячи лет. Как сказала Марием, они называются Висячими из-за расположения, ведь под ними находятся водяные ворота крепости древнеримских времен. Мне захотелось самой увидеть эту христианскую святыню, и мы поехали в Гизу.
Пирамиды были первым местом, которое мы посетили. Пересекая музей под открытым небом, гуляя вокруг пирамид, я очень хотела до них дотронуться, но мне мешал какой-то непреодолимый страх. Вспоминались слова знакомых, уверявших меня в том, что при закрытии пирамид использовалась черная магия и духи фараонов карают каждого, кто побеспокоит их.
Церкви, такие непохожие на остальной город, огражденные от остального мира, поразили своей изысканной простотой и утонченностью. Я вспомнила мечети в центре, которые мы проезжали: величественные, торжественные, богатые по сравнению с древними церквями. Их устремленные в небо минареты являли собой символ мощи и безграничной власти на земле, на которой они построены.
Церкви же не были роскошными, не напомнили мне ни Лавру, ни богатые киевские соборы, но все равно казались до боли родными и давно знакомыми. Потом мы навестили известный храм святого Георгия Победоносца. Впечатления были незабываемыми. Выезжая из красивых древних мест, мы проезжали какие-то могилы, потом мы увидели большие кладбища. Мое внимание привлекли склепы, стоящие прямо у дороги, красиво отделанные мозаикой с высеченным полумесяцем в центре. Узоры, оформленные мозаикой, казалось, оживали на камне, притягивая взгляды случайных прохожих.
— Здесь похоронены только мусульмане?
— Да.
— Христиан хоронят отдельно?
— Да, сейчас будем проезжать.
Через минуту мы увидели христианское кладбище. Выглядело оно абсолютно иначе: серые плиты простейших склепов, скромные крестики и имена арабской вязью. Поникшая Марием грустно смотрела через окно машины на унылые серые фигуры строений, с кем-то прощавшихся людей в черных костюмах, мимо которых мы проезжали. Затем нас встретила серая каменная пустыня.
Я надеялась, что к концу нашего пути что-то поднимет Марием настроение. Так и случилось. Уже приближаясь к нашему району, части города, где находится самое большое в городе поселение христиан, между медленно движущимися в постоянной пробке машинами я увидела серого ослика, тянущего неподъемную тележку. Меня поразил контраст между мужчинами в длинных грязных галабейях и чалмах, женщинами в закрывающих лицо никабах и совсем другими, непохожими на них женщинами, уверенно шагавшими с непокрытой головой, в облегающих стройные ягодицы джинсах или юбках до колена. А ослик, целенаправленно стремившийся вырваться из затора, вызвал у меня приступ смеха. Марием посмотрела туда, куда смотрела я, и тоже улыбнулась. Домой мы вернулись в хорошем настроении.
Мы снова играли в нарды, карты, пили сладкую пепси, закусывая вареным острым бетинганом (баклажан) и завернутой в лепешку тамейей (котлеты из фасоли с зеленью).
Праздники прошли хорошо. Мы кое-как убедили Марием подумать об изменениях в ее планах и все вместе вернулись в Хургаду.
Следующий день был рабочим.
После возвращения в Хургаду Марием опять перестала выходить с нами на связь. Через неделю в кафе мы встретились с Питером. Вид у него был не слишком радостный.
— Вчера случайно встретил Марием. Поговорили. Она сказала мне о том, что возвращается в Каир. Я знаю, это из-за меня! — с грустью сказал он.
— Ты говоришь глупости, — ответила я, зная, что он все-таки прав.
Мина встрял в разговор. Он хотел сменить тему, так как сам сегодня разговаривал с сестрой и уже знал об ее отъезде и его причине.
— Мы планируем поехать в Каир через пару дней.
— Опять? — удивленно спросил Питер.
— Да, мы поговорим с моим дядей, священником, узнаем, сможет ли он быстро нас обвенчать, — ответил Мина.
Питер улыбнулся и поздравил нас, а потом вспомнил и спросил:
— А как ваш орфи? Его легализировали в суде?
— Да, но, как выяснилось, эта бумажка не имеет никакой юридической силы.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Питер.
Мина ответил:
— Мы пришли в паспортный стол. Паспортистка проверила документы и сказала, что не может продлить визу. Мы должны принести ей свидетельство о венчании. Так что мы срочно должны вернуться в Каир.
Питер опустил глаза и задумался. Вечер прошел скучно, ни у кого не было настроения. Каждый думал о своем.
Через пару дней мы отправились в Каир. Ночь мы провели в автобусе, утром, когда приехали, были очень уставшими и голодными. Нас встретила Дина, мама Мины. Она обняла нас и пригласила к столу. Чашка горячего чая была очень кстати. Мина достал несколько фетиров — блинов из слоеного теста с сыром, которые мы купили по дороге. Мама принесла соленые овощи, помидоры с начинкой из чеснока и зелени и сандвичи с фетой и тамейей. Марием села к нам, когда стол уже был накрыт. Когда мы поели, Мина позвонил своему дяде по отцу, священнику, и вскоре мы уже ехали в церковь.
Церковь была довольно высокая, но небольшая. Мина по дороге рассказал, что возле этой церкви иногда вечером появляется лик Девы Марии. Мы вошли в недостроенную часть церкви, поднялись на второй этаж и вошли в комнату. Дядя Мины уже ждал нас. Он предложил нам сесть, угостил напитками и рассказал о правилах вступления в брак в коптской церкви.
Во-первых, оба участника церемонии должны быть коптами, поэтому меня должны были перекрестить, затем последует церемония обручения, и уже когда жених и невеста проверят свои чувства и будут уверены в намерениях, через год или около того состоится свадьба. Мина сказал, что хотелось бы быстрее, но традиции есть традиции. Отец объяснил нам различия между различными направлениями христианства, для меня они были не особо существенными, и я согласилась. Крещение назначили на следующие выходные.
И вот мы снова приехали автобусом в Каир. Опять уставшие, но зная, чего ждать, мы подготовились к крещению. Мы вместе с Марием и мамой Мины поехали в церковь. Мина остался ждать внизу, а мы втроем поднялись в крестильную комнату. Комната была очень скромной. Священник прочитал надо мной молитву и начал проводить обряд. Я в определенный момент погрузилась с головой бочку, куда при крещении обычно опускают младенцев.
Когда таинство было завершено, мы договорились о церемонии обручения. В тот же день мы с Миной поехали в большую районную церковь оформить документы для обручения. Эта была огромная церковь, состоявшая из нескольких зданий. Дорожки, выложенные черно-белой плиткой, вели к узорчатым дверям. Вокруг росли экзотические деревья, висели плазменные экраны, транслирующие христианские фильмы, стояли столы для настольного тенниса. Мы вошли в здание, где находилась приемная старшего священника района, и, выстояв очередь, зашли в его комнату. Он задал мне вопросы, рассказал, как должна происходить церемония, и мы пошли в канцелярию сдать документы.
Прошла еще одна неделя. На этот раз мы взяли три выходных дня. По приезде в Каир в первый же день Дина и Марием отвели меня в магазин выбрать платье. На следующий день Дина подготовила все к церемонии. Она напекла пирогов, приготовила праздничные блюда, созвала гостей, пригласила священника, который обручил нас. Следующий день мы провели, просто отдыхая.
И вот пролетел месяц, и мы обвенчались. И уже на следующий день после того, как получили свидетельство о венчании, мы подали пакет документов в министерство юстиции на легализацию брака.
Что же сказать о Марием? Она наконец-то постепенно стала приходить в себя и уже напоминала ту веселую и беззаботную девушку, с которой я познакомилась. Она отказалась от обвинений против Антониуса, и его выпустили. Простила ли она его? Наверно, нет, но все же она не желала ему зла и не хотела брать грех на душу. Он звонил ей несколько раз после выхода на свободу, но она не отвечала. Антониус тоже вернулся в Каир, квартира в Хургаде пустовала. Он хотел предложить ей вернуться в ту квартиру на время его отсутствия, но Дина резко ответила, что Марием в Хургаду больше не приедет, попросила больше их не беспокоить и не искать с девушкой встреч.
Марием, пока искала достойную работу, устроилась на языковые курсы. Когда она их закончила, ее пригласили на собеседование в крупный международный отель. Марием понравилась генеральному менеджеру гостиницы. Тот был знаком с Питером и, увидев в резюме, что она работала на него, набрал номер, чтобы получить рекомендации. Питер имел исключительную репутацию среди директоров, его мнение не подвергалось никакому сомнению.
— Привет, Питер.
— О, мистер Мухаммед Махмуд! Рад слышать.
— Питер, скажи, почему Мариам Адель Ботрос ушла из твоего отеля?
Питер на минуту запнулся. Назвать настоящую причину — значит и унизить девушку, и потерять хорошую репутацию.
— Не знаю, пусть она скажет, — ответил он. — Может, потому что нашла работу получше.
— То есть рекомендовать ее ты можешь? Она хороший сотрудник?
— Она лучшая! — ответил он, не раздумывая.
Теперь Питер знал, где искать девушку, и ему непременно нужно было с ней встретиться так, чтобы никто из знакомых этого не знал и этому не препятствовал.
Марием вышла на новую работу. Она снова вернулась к любимому делу. И вновь имела возможность наслаждаться красотой пальмового сада, окружавшего отель. У нее был обеденный перерыв и, взяв с собой сандвичи с бобами, она села за высоким зданием гостиницы, чтобы никто не мог ее увидеть. Сейчас она была спокойна и знала, что дома ее никто не обидит. Дома есть мама, а значит, ужин ей гарантирован, вкусный, домашний, такой, как она любит, а она займется мытьем посуды. Ботрос уже совсем поправился. И теперь она находится в безопасности. Она знала, что мужа выпустили, но также слышала, как мама разговаривала с ним по телефону. Ее в обиду больше не дадут.
Она была удовлетворена всем, насколько это было возможно. Она научилась абстрагироваться от плохих мыслей. Сейчас она кушала вкусный мамин сандвич, потом ей предстояло сделать отчеты и переводы. Марием не питала красивых иллюзий, что все будет хорошо, она просто прогоняла любые грустные мысли прочь. И, дожевывая сандвич и запивая его холодной колой, не заметила, как кто-то подкрался к ней.
— Привет.
Она повернула голову и увидела Питера.
— Даже если ты не хочешь меня видеть, я все равно здесь. Мне надо с тобой поговорить.
— Мистер Питер, что вы здесь делаете?
— Так, понятно, мы снова на вы. Марием, пожалуйста, выслушай меня. У меня есть идея.
— Мистер Питер, у меня десять минут до окончания обеденного перерыва.
— Продолжай обедать, а я буду говорить.
Марием опустила глаза, села на траву и сделала глоток колы.
— У меня есть родственники в Америке, давай уедем туда?
— О чем вы говорите?! Я замужем! У меня есть муж! Понимаете?!
Питер взял ее за руку, она высвободила руку, встала и ушла.
Она шла и плакала. Да, она одна, без мужа, без надежды на лучшее. И она никогда не сможет иметь ребенка. Да, она стала сильной женщиной, смирилась с ситуацией, но она не настолько изменилась, чтобы идти против правил. Они существуют! И о чем Питер говорит? Какая Америка?!
Марием шла и плакала. Слезы не давали ей увидеть мистера Мухаммеда Махмуда, все это время наблюдавшего за ними, хоть и не слышавшего их слов.
Мистер Мухаммед Махмуд подошел к расстроенному Питеру, положил по-свойски руку на плечо и сказал:
— Питер, дорогой, что ты здесь делаешь?
— Мистер Мухаммед Махмуд! — воскликнул Питер, оживившись.
— Такое расстояние преодолел, и, небось, сразу ко мне в отель. Сказал бы, что приедешь, я бы попросил тебя купить кое-что для моей жены в Хургаде. Ты ее помнишь, она так любит всякие безделушки.
— Ну-у, простите, сразу и не подумал! В следующий раз обязательно. Но вообще-то я здесь по делам. Кое-какие рабочие вопросы надо решить.
Мухаммед Махмуд вытащил айфон из кармана дорогих брюк и, посмотрев на него, сказал:
— Среда, двадцать пятое. Праздники закончились, середина рабочего дня, а фронт-офис-менеджер, или кто ты там, руководитель номерного фонда, правая рука генерального директора отеля приехал по делам в Каир. Да, наверное, что-то важное.
— Мистер Мухаммед Махмуд, я предпочел бы не распространяться о делах, которые считаю важными, особенно генеральному директору другого отеля. Извините, мне пора.
Питер резко развернулся и ушел. Он знал, что у него могут быть проблемы. Его непосредственный начальник давно копает под него, а Мухаммеду Махмуду не составит труда набрать его номер и доложить, что он встретил Питера на территории своего отеля. Но Мухаммед Махмуд не поступил так. Он только улыбнулся, глядя вслед уходящему Питеру. Ему было плевать на работу другого отеля, но он узнал кое-что, что может сыграть ему на руку и поможет добиться того, что ему хочется получить. А получить он хотел Марием.
Вечером мистер Мухаммед Махмуд сидел в лаундж-баре отеля за столом с HR-менеджером (управляющим отдела кадров). Глотнув дорогого иностранного алкоголя, он сказал:
— Он думает, что я ему поверил. Питер полный дурак. Но уверяю тебя, через неделю эта шармута (проститутка) Марием будет моей. Или…
Мистер Ахмед, руководитель отдела кадров, заговорщически подмигнул ему. О планах мистера Мухаммеда Махмуда мы узнали из слов бывшего одноклассника Мины, Кхаледа, когда однажды, немного позже, приехали в Каир и случайно встретили его на улице. Он сам лично присутствовал при этом разговоре, так как работал в том же отеле официантом, и в момент разговора обслуживал их столик. Когда мистер Мухаммед Махмуд строил планы, мы о них не знали.
Марием отлично справлялась с работой. Помогало наличие опыта, определенных знаний и владение тремя языками. Она даже представить не могла, что кто-то замышляет против нее такие оскорбительные вещи, пока проводила опрос туристов на предмет впечатлений об отеле и его услугах. Она прошлась по ресторану, проверила, все ли в порядке, зашла в бар, прошлась по ресепшену и вернулась к составлению отчета о проделанной работе.
Близился новый 2011 год. Год больших ожиданий, серьезных событий в нашей жизни. Мы с Миной еще в уходящем году успели получить свидетельство о браке, имеющее юридическую силу. Оно было на арабском языке и требовало перевода, но, тем не менее, оно было реальным, настоящим, правильным и было у меня в руках. Я уже не верила в то, что это произойдет. Я была женой, признанной даже мерзкой старушенцией-паспортисткой. Она с кислой миной взяла мой паспорт, чтобы поставить отметку «резидент» на пустой странице.
Питер позвонил, чтобы поздравить. Он сказал, что уходит в другой, более статусный отель на должность генерального директора. Но в Александрии. Владельцы компании перевели его в другой отель своей сети.
Генеральный директор гостиницы, в которой мы работали, покинул свой пост с позором, когда всплыли некоторые его махинации. Например, выяснилось, что он клал в свой карман деньги от продажи билетов на бесплатную дискотеку. Еще обнаружилось, что бригада сантехников, которая устанавливала туалеты и ванны, обошлась в десять раз дешевле, чем бюджет, выделенный на всю установку, а документы впоследствии были подделаны генеральным директором. Полиция все еще занималась расследованием, директорский пост уже был занят новым человеком, а Питер, который, собственно, и открыл учредителям глаза на эти и другие вопросы, считал свою миссию выполненной. Он сначала хотел перейти в отель, которым руководил Мухаммед Махмуд. Но потом решил, что это нехорошо и для него, и для замужней Марием, которая там уже работала, и согласился на место, которое ему предложили.
Мы после долгих раздумий решили уехать в Украину, ко мне домой, но это был очень сложный процесс, который требовал длительной подготовки. У Мины не было заграничного паспорта. Мы поднакопили кое-какие деньги, уволились и приехали в Каир, чтобы осуществить наши планы.
В первый день по приезде мы гуляли вместе с Марием. Я заметила, что ее настроение изменилось в лучшую сторону. «Какая сильная женщина!» — восхищенно смотрела на нее я. Она шла с нами, рассказывала про разные смешные ситуации с гостями. Гостями этого отеля чаще всего были деловые люди, которые приезжали на конференции и по другим вопросам в Каир, столицу. Они не были похожи на раскованных туристов в купальниках, которые отдыхали на пляжах Хургады. Эти гости были в элегантных костюмах, такие серьезные, шли, гордо подняв голову, часто спотыкаясь на ровном месте. Некоторые приезжали по вопросам бизнеса, и носильщики таскали их неподъемные поклажи, которые были выше человеческого роста, в номера. Пару раз возникали ситуации, когда тюки рвались, и вещи ковром покрывали весь коридор. Марием рассказывала забавные истории с подробностями, а мы с Миной хохотали, прогуливаясь по Каирскому зоопарку.
Недалеко от отеля, где работала девушка, протекал Нил, и Марием иногда ходила через пальмовый сад к реке. Гуляя там, она рассматривала виллы и их обитателей на другом берегу, думала о своем. Однажды она видела пару: двое влюбленных держались за руки, в другой раз птицы прилетели и кружились над водой. Она умилялась этим зрелищам, садилась возле воды и мечтательно взирала на них. Потом она возвращалась в офис к работе, а в конце трудового дня ей так приятно было подумать о том, что дома ждет любимая мама и вкусный ужин.
Мы отлично провели день. Но следующий был рабочим для Марием, поэтому после ужина девушка попрощалась с нами и ушла готовиться ко сну. Мы еще долго смотрели телевизор. Показывали старую арабскую комедию, потом мы переключили на канал, где шел американский боевик с арабскими титрами.
После свадьбы Дина выделила нам отдельную комнату, до этого я ночевала с Марием, а Мина с братом. Когда Дина уснула в гостиной, мы тихонько перебрались в нашу комнату. Я лежала и долго не могла уснуть. Я мечтала о возвращении домой, в Киев, о встрече с родными и близкими. Я мечтала о том, как мы вместе будем гулять по Андреевскому спуску, о том, как он будет рассматривать исторические достопримечательности, о том, как он влюбится в Крещатик, как мы вместе будем любоваться видом на Днепр с холмов Печерского ботанического сада. Я мечтала оборвать куст зелено-лиловой сирени, мечтала о ландышах, тюльпанах, мечтала о запахе свежескошенной травы, прогулке по Уманской Софиевке.
Ах, как я скучала по дому! К сожалению, поездка домой слишком дорога для обычного резидента, позволить себе ее может не каждый и не всегда. А так хотелось домой! Я так давно не видела украинской зимы! С этими мыслями я погрузилась в сон.
День грядущий приготовил странные сюрпризы не только нам с Миной, но и Марием. Наши неприятности были относительно просты: у меня пропал паспорт.
— Ты уверена, что брала его в Каир? — спросил Мина.
— Конечно! Я же показывала его пограничнику, когда автобус останавливался между городами.
Мы перерыли всю квартиру, но паспорта так и не нашли.
Сюрпризы Марием были иные. Девушка утром пришла на работу. Когда она встала за стойку администратора, директор подошел к ней и, вроде как случайно коснувшись запястья, спросил, много ли работы.
— Как обычно, справлюсь до окончания рабочего дня, — ответила она, не раздумывая. — А что вы хотели, господин Мухаммед Махмуд?
— Мне нужна твоя помощь. Зайди ко мне, когда закончишь работу.
Она удивленно кивнула.
Вечером Марием зашла в приемную директора. В тот же момент он отпустил секретаря домой.
— Проходи, проходи, дорогая! Садись.
Марием удивилась обращению и села. Дверь захлопнулась, Марием подумала, что нехорошо замужней женщине сидеть с посторонним мужчиной за закрытыми дверями, но не могла ничего сделать, ведь она была в кабинете самого генерального директора.
— Я тут подумал, что нам нужно, чтобы администратор работала не только днем, но и ночью. То есть твой рабочий график немного поменяется.
— Но, мистер Махмуд, мы не говорили об этом, когда я устраивалась на работу.
— Но мне нужен свой человек ночью, часов до одиннадцати-двенадцати. Позже я обещаю повышение. Не переживай, я тоже буду ночью. Если хочешь, могу выделить тебе номер. После работы будешь оставаться на ночь, чтобы не ехать поздно домой.
— Извините, мистер Махмуд, у меня в контракте указано рабочее время с восьми утра до восьми вечера, и я изначально согласилась на эти условия. Контракт подписан, работу свою я выполняю хорошо. Мы не оговаривали изменения в расписании.
— Ладно, иди, — резко бросил директор.
Следующий день был понедельником, а значит, утро начиналось с совещания. Марием вошла в конференц-зал, держа в руках папку с еженедельными, ежедневными, оперативными отчетами, встала возле кресла генерального директора и начала их читать. Когда закончила, спросила:
— Есть ли вопросы?
Генеральный директор хлопнул ее по руке, слегка коснувшись бедра. Она растерялась.
— Иди-иди, что ты стоишь? А, подожди, что это у тебя за костюм? Какого он цвета?
— Коричневого, — ответила девушка.
— Почему администратор отеля носит коричневый костюм? Ты что, возомнила себя моим заместителем? Почему это брючный костюм?! Где ты видела, чтобы администратор гостиницы носила брючный костюм?
Девушка побледнела и стала, как вкопанная.
— Мистер Хоссейн, вы у нас руководитель хозяйственной службы, выдайте барышне форму администратора!
— М-м-м… э-э-э… у нас форма с короткой юбкой… она рассчитана на ассистента администратора, молоденькую незамужнюю девушку-иностранку! А Марием египтянка, и она замужем!
— Мне плевать! — кричал мистер Махмуд. — У нас форма для администратора. Я ее утверждал. У нас нет незамужней иностранки. Если мадам не устраивает, она может собирать вещи.
Марием извинилась и спокойно вышла из кабинета. Уже выйдя в коридор, она, ускорив шаг, буквально побежала в свой офис. И только закрыв дверь за собой, расплакалась. Мальчишки с ресепшена видели, что девушка чем-то расстроена, стучались в дверь, уговаривая ее выйти и рассказать, что случилось, но Марием не хотела ни с кем разговаривать. Она спрашивала себя, почему к ней так относятся, что с ней не так, но никак не понимала. Она никогда не уходила раньше времени и никогда не опаздывала, все ее обязанности всегда были выполнены на отлично. Так что же не так? Марием не могла понять произошедшего…
В тот момент мы с Миной гуляли в одном из самых зеленых мест Каира — парке Мэриленд. Там мы встретили школьного товарища Мины, Кхаледа с его невестой Моной. Кхалед недавно стал невольным свидетелем разговора мистера Мухаммеда Махмуда с мистером Ахмедом.
Мона показалась мне одной из самых стильных мусульманских женщин, которых я встречала. У нее был красивый атласный шелковый платок фиолетового цвета в тон идеально сидевшему на ее фигуре сарафану с белыми вертикальными полосками, легкая бледно-розовая газовая блузочка отлично сочеталась с туфлями и сумкой. Девушка немного владела английским языком, она рассказывала мне, что учится на дизайнера, описала, как познакомилась с Кхаледом.
Позже Кхалед отвел Мину в сторону и сказал:
— Мина, забери сестру из отеля. Генеральный менеджер, мистер Мухаммед Махмуд, грязный и порочный человек. Он плетет интриги вокруг Марием.
— А ну-ка рассказывай, что знаешь, — ответил Мина.
— Я обслуживал столик, за которым сидел он и начальник отдела кадров. Прости, друг, но клянусь, он сказал, что обещает, что через неделю Марием будет его. Ну… ты понял.
— Я его убью.
— Друг, я работаю с ним долго, но я никогда не слышал такого от него. Да, он порочный, плохой, да, были туристки, женщины легкого поведения, но я не слышал, чтобы он говорил о египтянке такое. Никогда. Ну, может, танцовщице танца живота, но… Марием приличная женщина, замужем… Я первый раз слышал.
— Я убью его! — прошипел Мина.
— Мина, успокойся. У тебя жена, зачем жизнь терять? Лучше спроси Марием, каким образом она дала повод о себе так думать! Пусть увольняется не раздумывая!
Мина задумался.
— Ты уверен в том, что говоришь?
— Клянусь, друг.
— Ладно, разберемся.
Когда мы возвращались домой, Мина рассказал мне о разговоре с Кхаледом. Я попросила его не тянуть, позвонить Марием, рассказать о том, что слышал. Мина позвонил и предупредил девушку. Марием ответила, что ее увольняют.
— Мерзавец! — кричал Мина. — Марием, скажи, что же могло случиться, что повлияло на отношение Махмуда?
— Я понятия не имею! Это уже пару дней. С момента приезда Питера.
Девушка замолчала.
— Питер приезжал? — спросил Мина. — Зачем?
— Ну… — Марием не хотела объяснять все брату. Она только ответила, что Питер знаком с Махмудом и, возможно, слишком хвалил ее, и тот заподозрил что-то нехорошее.
Вечером того дня, собрав вещи, получив документы и деньги, она вошла в кабинет Мухаммеда Махмуда. Она не постеснялась посмотреть ему прямо в глаза. Тот поднялся и подошел к ней.
— Ты передумала?
Марием с размаху залепила пощечину и, пока он приходил в себя от происшедшего, сказала:
— Вы жалкий негодяй, недостойный этой должности! Да, я ухожу! Но знайте, я — порядочная женщина и, несмотря на то, что мы с мужем живем раздельно, я верна ему! Вы просто омерзительны, Мухаммед Махмуд.
Она развернулась и выбежала, не дожидаясь реакции директора. По пути домой она улыбалась. Как она была горда собой! Теперь она — уверенная в себе женщина, достойная уважения. Она многое пережила и, возможно, делала ошибки. Но именно сейчас осознала, чего добилась за последние полтора года, как сильно изменилась. Она больше никому никогда не позволит к себе так относиться! А это место — пропади оно пропадом! Она достойна лучшего отношения и более высокой должности!
Каир — это город контрастов. Я столько слышала об этом, но никогда бы не поверила, не увидев своими глазами весь Каир. Нищета соседствует с богатством, как добро со злом. Девятнадцать миллионов человек делят между собой город. В некоторых странах проживает меньше людей, чем в этом одном мегаполисе. Проезжая по бедным районам, обращаешь внимание на дикие необлицованные дома без крыш, где телевизионные антенны торчат откуда попало. Да, девятнадцать миллионов, а телевизор есть у всех, даже в самых нищих домах. А их жители смотрят мыльные оперы и проводят перед экраном все свое свободное время. Экран им заменяет жизнь. Пусть в холодильнике пусто, а в квартире или доме сырость, плесень и грязь, но телевизор делает жизнь яркой и красочной.
Мусор вывозят редко. Помойка величиной с пятиэтажный дом опирается на серую эстакаду в самом ее начале. Ослы обгоняют легковые автомобили, потому что в городе всегда одна сплошная пробка. Все загазовано, грязно, ужасно… в районах, где живут простые люди. В Египте нет среднего класса, есть класс нищих и класс богатых. Иногда в одной семье есть и нищие, и богатые. Бывает такое, что ты засыпаешь богатым, а просыпаешься бедным, а может быть и наоборот.
В Египте, особенно в Каире, может быть все. Это город контрастов, сумасшедших контрастов, которые ты не ожидаешь увидеть, пока сам не посетишь этот мегаполис.
Если ты приезжаешь, как обычный турист, ты видишь то, что хочешь видеть, — страшную нищету. А я тебя разочарую, мой милый читатель. Каир не всегда такой мрачный. Здесь есть безумно богатые районы. Например, Маади. Маади — это район Каира, где живут иностранцы. Маади — это отдельный город, где шикарные виллы соседствуют с… шикарными виллами, которые стоят огромных денег. Здесь есть магазины, в которые ходят иностранцы, живущие здесь. Ты можешь увидеть резные деревянные здания ресторанов необычайной красоты, хотя древесина в Египте на вес золота. И вокруг пальмы, деревья, кустарники, сочная трава — рай под солнцем. И, кроме того, Маади — это не Египет, это Маади. Потому что в Маади иностранцев больше, чем местных. В Маади ты увидишь такие машины, которых не найдешь во всем остальном Египте. Маади — это место, где расположены посольства, где живет и отдыхает Европа. Короче, Маади — это сплошная Европа.
Есть еще Новый Каир — тоже богатый район, где строятся шикарные дома и виллы. А Гарден-сити, где находится американское посольство, — это место для самых богатых людей страны, место для элиты Египта. Гарден-сити расположен на Ниле. Все виллы имеют вид на реку, озелененную по бокам пальмами и экзотической растительностью, именно поэтому район называется Гарден-сити, город-сад. Есть еще район возле аэропорта, который называется Гелиополисом, его жители тоже не бедны.
Но вернемся к Маади, ведь именно туда спешили мы с Миной. Паспорт Мина получил через три дня за сто фунтов, нет, не английских, а египетских. За двадцать американских долларов. Спустя две недели мы держали в руках приглашение для Мины. Теперь мы ехали на черно-белом такси в великолепный район Маади, чтобы подать документы на получение визы в консульство.
Маади — район, в котором мечтаешь жить. И я сказала Мине об этом. Но позволить себе жизнь в этом районе могут немногие. Аренда квартиры выше тех денег, которые ты можешь заработать, если только ты не работник посольства или занимаешь какую-нибудь высокую должность. Нас отправили сделать ксерокопии документов, и мы нашли место, где были расположены европейские магазины и рестораны с вежливым персоналом и продавались книги на иностранных языках. Да, день был отличный!
Я наконец-то познакомилась с красивой частью этого мегаполиса. Возвращаясь обратно домой, проезжая мимо унылых недостроенных домов и свалок мусора, Мина обещал мне, что, невзирая ни на что, в случае, если придется вернуться в огромный Каир, мы сплетем уютное маленькое гнездышко в этом районе.
Что же случилось с нашей дорогой Марием? Уже прошло несколько дней, как она уволилась с работы. Она была грустна, сидела дома и никуда не выходила. Девушка скучающе смотрела в окно, украшенное зелеными ставнями, и мечтала о счастье. Как бы было здорово, если бы она встретила Питера раньше. Как бы она была счастлива, ведь он такой взрослый, такой заботливый, любящий… и любимый ею. Да, у них бы было много детей.
Она не хотела никому признаваться в своих чувствах, но она страстно любила Питера всей душой. Как же горько осознавать, что им не суждено быть вместе! Она замужем, и Антониус — ее муж… Она сама себе выбрала в мужья этого эгоистичного и ленивого человека. И вот что она получила. И она никого не могла винить в том, что произошло. Хотя, возможно, если бы вышла замуж за одного из тех, кто к ней сватался, кому она сильно нравилась, к ней бы и отношение было другое. Но она понимала, что если бы она не вышла замуж за Антониуса и не переехала в Хургаду, она бы не встретила Питера, любовь которого для нее табу.
Она отлично знала местные нравы и не хотела предавать свою семью очередным запретам и, если об этом кто-то узнает, то и унижениям. Хватит того, что случилось между нею и ее мужем и кузеном Антониусом, и того, что случилось с ее братом Ботросом по вине тети. Все соседи обсуждают и связывают происшествия, их семья сейчас у всех на устах.
Марием опять заплакала, сейчас она стеснялась даже выйти на балкон, чтобы ненароком не встретиться глазами с одной из соседок и не поймать очередной сочувствующий взгляд.
А в это самое время наш общий друг Питер Битой, которого повысили до должности генерального менеджера небольшого отеля в Александрии, сидел на большом черном столе, положив ногу на ногу в своем огромном кабинете и, задумавшись, смотрел в окно. Был ли он счастлив? Нет. Сейчас ему не нужна была эта должность, о которой он мечтал и к которой стремился всю свою жизнь до момента встречи с этой мечтательной милой девушкой Марием. Сейчас он мечтал о другом: он хотел соединить свою жизнь с ней навсегда и несмотря ни на что. Он был готов пройти через огонь и воду, чтобы быть с ней, чтобы заботиться о ней, чтобы каждое утро просыпаться в ее объятиях, чувствовать ее теплое дыхание на своем плече.
Женщины для него были легкой добычей. Туристки сами бросались в его постель, и красавица Алисия не была тому преградой. Он не любил ее, хоть она и была из хорошей и богатой александрийской семьи, как и он сам. Для него женитьба на ней была вопросом престижа и объединения двух влиятельных семей, в то время как Алисия была влюблена в Питера еще с детства. Но он, мужчина, принял решение разорвать отношения, когда понял, что влюбился в Марием. И разорвал. И даже сейчас он не жалел об этом. Хотя порой хотелось сказать ей: «Марием, ты плохо подумала, девочка, я твой единственный и последний шанс быть счастливой!» Но если бы даже он так сказал, она бы все равно не поехала с ним, ведь она была хорошей девушкой. Слишком хорошей. Наверно, поэтому он ее и полюбил.
Мы с Миной часто звонили ему. Иногда что-то в его словах, в интонации выдавало его мысли, он извинялся, говорил, что занят, и прерывал мобильную связь. Марием мы не говорили ни про звонки, ни про мысли, потому что видели те душевные переживания, которые она пыталась скрыть. Вызвать ее на откровенный разговор было невозможно.
Антониус, несмотря на просьбу Дины и самой Марием, пытался поговорить с ней. Пару раз он подкарауливал ее возле дома, девушка скрывалась от него в парадной и после этого еще некоторое время боялась выходить из дому. Антониус в душе раскаивался в том, что произошло с Марием, но повернуть все вспять было невозможно.
В ночь с 31 декабря на 1 января 2011 года у церкви Святых в Александрии прогремел взрыв, который унес жизни двадцати трех человек. Около сотни были серьезно ранены. Автомобиль, припаркованный возле церкви, взлетел на воздух. Владелец автомобиля покинул машину за пару минут до взрыва. Повезло человеку…
Новости о происшествии облетели весь мир. Миллионы коптов, прикованные к экранам телевизоров в каждой части света, обрывали телефонные провода, дабы убедиться, что с их родными все в порядке. Марием, увидев сюжет, сразу схватилась за трубку и набрала номер Питера.
На следующий день тысячи христиан вышли на улицы Каира, умоляя правительство обеспечить безопасность в церквях. Люди просили найти виновных и разобраться в том, что произошло. В демонстрации также принимали участие Марием с Миной. Дина с Ботросом подошли позже. Женщина очень нервничала и, собираясь, молилась. Меня оставили дома одну. Я смотрела телевизор, надеясь увидеть своих родных и убедиться, что полиция их не тронет. Демонстрация была мирной, но все же всем нам было страшно.
Просьбу христиан услышали. Уже через пару дней перед входом в церковь были установлены металлоискатели и стояли полицейские.
11 января того же года полицейский, которого позже признали невменяемым, открыл стрельбу в поезде. Пять человек удалось спасти, последний скончался. Все были коптами. Были подозрения, что это межрелигиозные распри.
Но после Жасминовой революции в Тунисе египтяне решили объединиться и выступить против действующего правительства и условий жизни. Христиане и мусульмане с помощью фейсбука и твиттера собрались на улицах города 25 января, чтобы бороться с существовавшим режимом. Люди просили увеличить мизерные зарплаты, количество рабочих мест. Мубарак, который занимал свой пост уже более тридцати лет, отказывался освобождать его. Полиция пыталась разогнать демонстрантов с помощью слезоточивого газа, но люди ушли ненадолго, через несколько часов на улицах появилось еще большее количество протестующих.
После Каира демонстрации начали проходить и в других крупных городах Египта. Люди жили на улицах. Пили, ели, спали. Правительство надеялось, что демонстрации вскоре прекратятся сами собой. На следующий день люди опять вышли на улицы. Тогда правительство запретило людям проводить массовые акции, и полиция арестовала более тысячи демонстрантов. Но людей это не остановило.
28 января на улицы вышли почти все жители городов. Они были против режима. Перепуганные полицейские, увидев огромную толпу, начали стрелять газовым оружием, резиновыми пулями по демонстрантам, бить людей дубинками. В толпе были и Марием, и Антониус, и Сусу, и Дина, и Мина, и Ботрос. Все, кроме меня, поскольку просочилась информация, что иностранцев полиция хватала первыми. Я, пытаясь наладить связь с Миной, обнаружила, что мобильной связи нет. Потом оказалось, что и интернет не работает. Включив телевизор, я обнаружила, что и некоторые телеканалы не работают. Те, которые показывали картинку, не передавали реальную ситуацию. Площадь была пустой. Как оказалось позже, та часть улицы, которую показывали экраны телевизоров, была перекрыта полицейскими с оружием. Я сидела, перепуганная, в пустой квартире, боясь малейшего шороха, любого звука.
Но я боялась недолго. Все вернулись через пару часов. Указом президента страны с шести до семи утра был объявлен комендантский час. Город и его жители перестали работать. Все организации закрылись, производство остановилось. Работали только иностранные консульства и несколько крупных супермаркетов, продававших старые запасы.
Сначала пришла домой Дина, она была веселой, и душа моя успокоилась. Затем пришли и Мина с Ботросом. Ребята, веселясь, рассказали, как они присоединились к толпе людей, защищавших национальный музей. Но они недолго радовались. Включив телеканал, мы услышали о гибели нескольких демонстрантов. В тот день мы легли спать рано, ведь обычно мы ложились после двух ночи.
Утром мы узнали, что полиция совсем потеряла контроль над ситуацией: сгорело здание национальной демократической партии, напали на гостиницу в центре города, телевизионную компанию. Кто-то пытался захватить министерство иностранных дел. В тот день в город были введены войска. Бронетранспортеры и танки курсировали по мрачному городу, пытаясь напутать людей. Тогда мы услышали по телевизору о роспуске правительства.
Услышав звонок мобильного телефона Марием, означавший восстановление мобильной связи, мальчишки бросились набирать номера знакомых демонстрантов, чтобы выяснить ситуацию на площади Тахрир. Когда Марием ушла разговаривать в комнату, Мина сказал, что они с Ботросом хотят присоединиться к толпе, движущейся в сторону министерства внутренних дел. Но Дина отговорила их, и они остались дома.
Полицейские участки горели, выпуская на свободу временных заключенных. Включив телевизор, мы узнали, что появилась группа мародеров, которая проникла в национальный музей и уничтожила несколько мумий. Потом появилась информация, что во время демонстрации возле министерства внутренних дел полиция открыла огонь, в результате которого несколько человек скончались на месте. Дина схватилась за голову и стала благодарить Бога за то, что ребята не пошли туда и остались живы. Целый день мы сидели, вперившись в экран телевизора. Только одна Марием, улыбаясь, периодически выходила из комнаты, чтобы поговорить по телефону.
На следующий день Мина и Ботрос, не слушая советов матери, присоединились к демонстрантам. Дина, рыдая, все утро молилась Божьей Матери, чтобы она уберегла ее сыновей. Мы, включив телевизор, узнали, что из огромной тюрьмы, расположенной возле Александрии, вырвались на свободу заключенные. Часть из них направилась в Александрию, некоторые стремились попасть в Каир. Мы с Марием, прикованные к экранам телевизора, следили за событиями, которые происходили в городе.
И вот настал момент, когда семья, которая арендовала квартиру Дины, съехала. Теперь Марием с мамой и братом переселились в ту квартиру, а в квартире дяди Марием остались мы с Миной. Я знала, что наша поездка в Украину откладывалась на неопределенный период. Посольство Азербайджана из-за гибели одного из сотрудников начало эвакуацию своих граждан из Египта. Американское правительство, боясь за своих граждан, тоже предложило им покинуть страну.
Спустя два дня в Каире прошел «марш миллионов», после которого Мубарак обратился к народу. В своем телеобращении он сказал, что не будет участвовать в следующих выборах, но оставляет за собой пост до этого времени. На следующий день на площади Тахрир сторонники Мубарака встретились с его противниками. Оппозиционеры все еще хотели свергнуть «царя» с «престола», который он так долго занимал, но оказалось, что есть те, кто думал по-другому. Люди, движимые идеей борьбы, бросали арматуру и коктейли Молотова в противников, которые раньше были друзьями, родственниками или просто соседями. Их, опьяненных желанием победить, не могли остановить даже военные.
В эти дни, когда десятки тысяч мародеров ходили по улицам Каира, все соседи квартала объединили усилия, чтобы защитить свои жилища и семьи. Мина и другие мужчины, хозяева соседних квартир, вышли за угол, к соседнему дому, куда из центра вела большая дорога. Я сидела дома с соседским семилетним мальчишкой, которого воспитывал одинокий отец, ушедший вместе с Миной. Конечно, помимо главной дороги были еще ведущие к дому переулки, откуда мог прийти незамеченный одинокий преступник. И так и случилось. Мы сидели с мальчишкой под стенкой у дверей, затаив, казалось, слишком громкое дыхание, и вдруг раздался стук.
Сердце екнуло, по телу пробежал холодок. Я схватила за горлышко стеклянную бутылку пепси, стоявшую у дверей комнаты, и сжала ее в кулаке. Мальчишка тихо подошел ко мне, но я рукой остановила его. Стук опять раздался, потом дернулась ручка. Дверь была из тонкого дерева, почти картонная. Ее можно было поджечь, прострелить, разрезать острым ножом. Ручка дернулась и подпрыгнула. Я замерла и перестала дышать. Мне хотелось спросить, был ли это Мина или отец мальчика, но я боялась. В дверь еще раз ударили, и звуков больше не было слышно. Это был, наверно, самый страшный момент в моей жизни.
Хотя был еще один случай, который чуть не лишил меня разума от страха. Это случилось еще раньше, в последние дни правления Мубарака.
Мы сидели с тем самым мальчишкой в гостиной на полу, возле балконной двери. Мина был на митинге вместе с отцом ребенка. Балконная дверь была распахнута, и с улицы дул приятный ветерок. Мы играли в карты и уже давно слышали далекое рычание вертолета, взбивающего пропеллером голубое небо. Телевизор беззвучно передавал последние новости о демонстрациях, показывал танки, медленно ползущие по городу. Страшные серо-зеленые махины с огромным дулом, такие реальные, не то что в кино. Я смотрела, и мое сердце подпрыгивало в такт вертолетной трели. Казалось, вот-вот эта махина выбросит железный шар в упрямых демонстрантов. А где-то там мой милый.
Прошло какое-то время, мы уже стояли с ребенком возле стола, ели сандвичи с фетой. Я старалась не подавать виду, что мне страшно, чтобы не пугать ребенка, но куски безвкусной булки застревали в горле. Мы подошли к окну посмотреть, что издает такой странный свист. Пробивая воздух, что-то летело или падало с бешеной скоростью. Свист проносился, казалось, перепонки вот-вот лопнут. И вдруг у меня в голове пронеслось: «Бомба». Я кинулась на ребенка, и мы повалились на пол. Звук становился еще громче, я прикрыла тело мальчика собой. А потом… потом свист исчез совсем. Я открыла глаза, села на пол. Возможно, я оглохла? Но я посмотрела на небо и увидела удаляющийся вдаль остроносый истребитель.
Я рассмеялась. Ребенок убрал руки от ушей и улыбнулся мне. Такой милый мальчишка!
Мне вспоминается красивый зеленый Маади, но не могу представить себе Маади, который навестили мародеры. Преступники небольшими группами ходили по районам, заходили в дома, грабили квартиры, возможно, и насиловали женщин. Не хочется думать об этом. Они выносили все ценное имущество. Напуганный народ не мог бороться с преступниками, но жители Маади решили проблему по-своему. Они собрали все относительно ценное имущество: магнитолы, телевизоры, дивиди-плееры, плееры, — и спустили вниз, чтобы грязные полулюди-полуобезяны не заходили к ним в квартиры. Те пришли, взяли уже подготовленные дары и ушли. И смешно, и плакать хочется.
Мародеры заходили во все районы. В наш район через главную улицу они заходили дважды. Когда бандиты пришли первый раз, мужчины квартала кучками ждали их. Они разложили поперек дороги горящие колеса от машин, и грабители просто не смогли пройти, развернулись и ушли. Второй раз мужчины квартала принесли оружие, у кого какое было, а мародеры, вооруженные десятком пистолетов, приехали на машине скорой помощи. Наших мужчин было намного больше, но пистолет у них был только один. Бандиты начали стрелять из оружия, мужчина с пистолетом в ответ. Кто-то бросился с битами на мародеров, кто-то замахнулся ножом, кто-то сковородкой. Мародеры развернули машину и уехали. Когда я услышала это от Мины, я спросила, почему же они дали машине уехать, почему не выстрелили в колеса? Мина ответил, что мы должны благодарить Бога, что мародеры уехали, ведь у них было настоящее оружие. Но кому-то не повезло…
Спустя какое-то время некоторых мародеров поймали, но не всех, всего несколько тысяч. Может, уже поймали больше, не знаю. Тогда, в те дни, город напоминал беспробудную ночь, черную, с горящими колесами, уличными драками. Помню сюжет новостей, где показывали погибших людей.
Сказать, что это была мирная революция, — это сказать глупость. Это была настоящая гражданская война. Только граждане вместо оружия лупили друг друга дубинками или битами, бросали коктейль Молотова в лицо или просто сходились врукопашную. Хотелось сбежать из этого омута, но только пока никак не получалось.
Мама Мины звонила ему каждый день, Мина просил ее вернуться назад, но она не хотела. Она не хотела оставлять квартиру без присмотра, не хотела, чтобы мародеры пробрались в ее дом. Марием тоже хотела вернуться, ведь что такое какие-то вещи и мебель по сравнению с человеческой жизнью? Мама была неумолима, постоянно говорила, что эта квартира ее покойного мужа, там были его вещи, ее воспоминания. Вот насколько люди привязываются к вещам. Некоторым из них воспоминания дороже своей жизни. Глупая сентиментальность! Мине была дороже мать. Однажды мы собрали вещи и поехали к ним. Дина долго ругала своего сына за то, что он оставил квартиру дяди. Но теперь мы были вместе. Мина вздохнул с облегчением. Меня беспокоил вопрос: с кем сидит теперь тот мальчик?
Наконец ко мне дозвонились мои родственники. Они спрашивали, почему я не отвечаю на электронные письма, и я объяснила, что интернет отключили. Даже сообщения с телефона не отправлялись. Мне сообщили, что из Хургады летит самолет в Украину. Мне удалось узнать, что самолет улетал, забирая только граждан Украины. Без Мины я улетать не хотела. Да и вообще, как добраться до Хургады из Каира? У Мины была виза в паспорте, но разрешения он до сих пор не мог получить, а без разрешения лететь нельзя — он ведь студент.
И вот город начал потихоньку оживать. Министерства начали работать, магазины стали открываться. Мы шли с Марием по песчаной дороге мимо сгоревшего здания полицейского участка, мимо удивленно пялящихся на меня людей. Шли в церковь поставить свечу, способную помочь нам с Миной уехать. Я уже несколько недель засыпала с томиком Евангелия под подушкой, без него уже было страшно. Я выучила «Отче наш», девяностый псалом, и теперь каждую ночь, ложась спать, или каждое утро, вставая, я, как и Марием, как и все они, копты, читала молитвы. И в тот день, когда Мина получил разрешение на вылет, действующее только четыре дня, я тоже молилось. Молилась от всего сердца, неистово, сосредоточенно, с верой в душе. Марием тоже молилась за нас, почти в унисон со мной. Но, когда мы получили разрешение на вылет и купили билеты на самолет Турецких Авиалиний, оказалось, что нужно взять еще одно разрешение — на вылет Турецкими Авиалиниями.
Мы прибежали в здание Министерства иностранных дел просить разрешения на вылет. У нас были на руках билеты. Один хлопнул дверью перед нашим носом, сказав: «Сами хотели революцию, сами теперь и разбирайтесь». Второй заявил, что ничем не может помочь. Мы пришли к старшему по званию. Я, рыдая, бросилась в ноги, умоляя помочь, ведь я беременна. Мой муж должен привезти меня домой, потому что боится за мою жизнь и жизнь нашего ребенка. Тот растрогался, сказал, чтобы мы попытались поменять билеты на рейс Аэрофлота, но если не получится, то мы снова можем прийти к нему и он постарается помочь. Мы пришли в офис Аэрофлота, но на ближайшие четыре дня, пока действовало разрешение, у них рейсов не было.
Мы вышли. Мина нервничал, но я успокоила его, сказав, что мы можем вернуться и попросить помощи у начальника, который обещал помочь.
— Нет! — ответил Мина. — Я боюсь, что у меня будут проблемы. Он может сделать так, что мы точно не вылетим.
— И что делать? — спросила я.
— Попробовать пройти без разрешения.
День вылета был солнечный, но рейс был вечером. Мы попрощались с мамой Мины. В аэропорт нас провожали Марием и Ботрос. Он стоял и ждал, пока мы сдавали чемоданы. У нас оказался перевес в пятнадцать килограммов, и мы вернули один чемодан ему. Потом мы медленно подходили к паспортному контролю, обливаясь потом. Дрожащими руками я протянула паспорт, меня пустили. Следующим был Мина. Он тоже протянул паспорт. Ему тоже поставили штамп.
— Так где же нас должны проверить?
— Уже проверили и поставили штамп!
— Мина, надо быть аккуратными. У нас пересадка в Стамбуле. Там тоже могут проверить паспорт и вернуть тебя обратно. Я возьму с собой свидетельство о браке, постараюсь их убедить посадить нас на самолет, если что.
Прилетев в Турцию, мы были слишком измучены, чтобы думать о неприятностях. Стыковка рейсов была с разницей два часа. Так что у нас еще было время пройтись по турецкому Duty free и купить швейцарского шоколада для поднятия настроения. Мы прошли через металлоискатель и оказались в зале ожидания вылета. Нас запустили в салон самолета без единого вопроса. Никому не было до нас дела.
Мы сидели в салоне самолета сонные, измученные, но довольные. Завтрак в самолете был самым вкусным завтраком, первым вкусным завтраком нашей новой жизни.
Через несколько дней после нашего отъезда город полностью ожил. Предприятия, мелкие магазины и крупные супермаркеты наконец открылись. Теперь не нужно было ехать куда-то далеко, чтобы купить мясо или молоко. Открылись также и хлебные лавки. Женщины в галабейях с корзинами на головах засуетились, набивая лепешками кульки и бросая часть в корзины. А некоторые из них уже приторговывали свежими лепешками, удобно разложенными на земле, чтобы дать возможность выбора спешащему покупателю. В городе была заметна прежняя суета: крики и свист худых мальчишек-подростков, грузных женщин, зовущих с балконов на обед своих мужей, сидящих с соседями в кафе. В воздухе витал аромат фруктового кальяна и крепкого чая. Кто-то квасил свеклу и морковь, и запах уксуса смешивался с другими запахами. В кафе жарили в прогорклом льняном масле тамейю и картошку-фри, и эти запахи тоже смешивались с остальными. «Лада», стоящая перед домом, где жила Марием, не только источала не только жуткий запах гари и дешевого бензина, но и издавала громкое рычание. Эта машина, в которой сидел Антониус, никак не могла завестись. Он дождался, пока уйдут Ботрос и Дина, а Марием, как обычно, несколько задержавшись, тоже выйдет из дома.
— Эй! — крикнул Антониус.
Марием обернулась, увидела его и заторопилась к главной дороге.
— Марием, я только хочу подвезти тебя до твоей работы!
— Уходи! — не останавливаясь, крикнула Марием.
— Марием, я не обижу тебя! Клянусь. Но я хочу поговорить с тобой! — крикнул Антониус.
— Нам не о чем больше разговаривать! — решительно ответила она.
Марием бежала к остановке маршрутки, а Антониус медленно преследовал ее на белой «Ладе». Деньги у его семьи были, но он, ярый националист и настоящий египтянин, не покупал вещи импортного производства, хотя и часто жалел впоследствии об этом. Автомобиль глох на каждом повороте, да и водитель сам, не имея прав, гасил по городу, совсем не разбираясь ни в машине, ни в правилах дорожного движения.
— Марием, пожалуйста!
Антониус затормозил на небольшом перекрестке, перегораживая ей путь.
— Что ты хочешь? — бросила девушка.
— Прости меня! — взмолился он.
Его волосы заметно отросли, пряди падали на лоб, закрывая правый глаз. Он заметно похудел, лицо осунулось. Челюсть казалась более тяжелой. От глупого мальчишки осталась только глупость. Марием разглядывала его, такого непохожего на того Антониуса, которого знала ранее.
— Бог простит, — сказала она. — Я давно простила.
— Давай попробуем…
— Нет, никогда! Лучше останусь одна! Никогда не вернусь к тебе! — сказала Марием. Обойдя машину, она запрыгнула в отъезжавшую маршрутку.
Переполненная маршрутка неслась с бешеной скоростью через весь город. Проехав грязные трущобы, трясясь и издавая грозный звон, машина уже проезжала серые строения высотных домов, окруженных длинными пальмами. Из грязного окошка уже можно было разглядеть центр. Там, вдалеке, проступали острые пики мечетей восточного дворца, расположенного вокруг огромного базара Хан-эль-Халили. Марием приготовилась выпрыгнуть, но кто-то коснулся ее запястья и задержал на нем руку.
Марием была уже не той робкой девочкой, она резко стряхнула руку обидчика и повернулась, чтобы посмотреть на него. Это был черный худой мужчина. Он улыбнулся, когда она взглянула на него. Его улыбка была омерзительной, его полубеззубый рот жадно приоткрывался. Казалось, сейчас язык выпадет и на подбородок потечет слюна. Марием подумала, что это, должно быть, один из преступников, бежавших из тюрьмы. Она резко отвернулась и, выпрыгнув из маршрутки, побежала в сторону базара. Добежав до него, она оглянулась и увидела этого уродца, пялящегося прямо на нее и идущего вслед за ней. Она бросилась прочь, наугад петляя между узкими улочками восточного рынка.
Марием бежала, разбивая ноги о частые лавочки. Замотанные торговки с корзинами на головах ругались и плевались в ее сторону. Запах пряностей и масел пьянил ее, но она бежала дальше и дальше. Сотни кованых восточных ламп перегораживали девушке дорогу и она, свернув на соседнюю улочку, оглянулась назад. Уродца не было. Но его сверлящий, похотливый взгляд, врезавшись в память перепуганной Марием, не давал остановиться. Она бежала дальше по следующей улочке базара, натыкаясь на самодельные прилавки из ящиков, на которых лежали фрукты и овощи. Зацепив корзину, Марием упала на землю, а лепестки каркаде, как будто утешая, кружились над ней, опускаясь ей на ноги. Она поднялась и побежала дальше. Добежав до конца очередной улочки, остановилась и горько заплакала. Телефонный звонок, раздавшийся из сумочки, напугал ее.
— Алло! — крикнула она, не посмотрев, кто звонит.
— Марием!
— Привет. Ой, прости, Питер, — сказала она и заплакала.
— Ты плачешь? Что случилось? — сказал Питер.
Марием села прямо на песчаную дорогу, не заботясь о своих уже испорченных новых брюках.
— Ничего, — ответила она.
— Нет, что-то случилось, если ты плачешь.
Марием зарыдала в голос.
— Здесь… мужчина…
— Какой мужчина, что случилось?
Марием попыталась успокоиться, но вместо этого стала истерически хватать воздух.
— Что случилось? Мне приехать?
— Нет! — воскликнула Марием.
— Тогда говори, что случилось? — кричал обеспокоенный Питер.
Марием достала теплую бутылку воды из сумки и сделала глоток. Теперь ей удалось взять себя в руки и успокоиться.
— Я выходила из маршрутки, за мной шел мужчина. У него такой страшный, злобный вид. Он такой… такой… Он шел за мной.
— Где ты?
— Я на Хан-эль-Халили. Шла на собеседование, — ответила Марием.
Питер успокоился.
— Не волнуйся, там много людей. Иди к торговым рядам и стань возле лавки, где торгуют женщины. Чтобы их было несколько. И стой. Успокойся. Хочешь, я приеду?
— Нет! Не приезжай! — взмолилась Марием. Она знает, что не выдержит. Она не должна его видеть. Ведь она так любит его.
— Мы говорили с тобой об этом. Мы можем быть просто друзьями.
— Мы и есть друзья.
— Да, мы и есть друзья, — повторил Питер.
— Но приезжать не нужно, — сказала она, на этот раз спокойнее.
— Хорошо. Ты можешь попросить кого-то забрать тебя?
— Да, — ответила Марием. Она вспомнила про предложение Антониуса подвезти ее, может, он согласился бы забрать. Но потом подумала о Ботросе.
— Ты успокоилась?
— Да, Питер.
— Не клади трубку, пока не найдешь лавку с женщинами. Расскажи, как проходил твой день до этого?
— Антониус приехал. Стоял, ждал под домом, когда я выйду.
— Что он еще от тебя хочет? — спросил рассерженный Питер.
— Он просил прощения. Просил меня вернуться к нему.
— И что ты сказала?
— Сказала, что не вернусь. Никогда, — подумав, ответила Марием.
Питер замолчал.
— Я нашла трех женщин. Они сидят в лавке с мужчиной-продавцом. Я позвоню Ботросу.
— Если он не сможет приехать, перезвони мне, я попрошу кого-нибудь из знакомых.
— Хорошо. Спасибо.
Марием позвонила брату, попросила его приехать. Ботрос забрал ее через пятнадцать минут.
Милая Марием… сколько в ее жизни было грустных моментов! Сколько горя, изменившего ее до неузнаваемости, бременем легло на ее хрупкие плечи. Теперь в этой девушке ты бы не нашел ни беззаботности, ни былой ранимости, ни доброй, наивной улыбки, обращенной к тебе, о, мой читатель, даже если бы ты случайно столкнулся с ней на улице. Она стала совсем другой. От прежней Марием не осталось и следа. Страшные события, произошедшие с ней, навсегда изменили ее, сделав сильной, уверенной женщиной, готовой постоять за себя, способной принимать серьезные решения. Потеря ребенка сказалась на ее внешности. Теперь вместо всеми желанной красивой девушки тебя встретит тоненькая, как тростиночка, молодая женщина с грустными глазами, в которых уже давно застыли непролитые слезы. Ее скулы заострились, словно высеченные из камня, пухлые щечки впали, уголки губ навсегда поникли. Плечи Марием опущены, и со стороны очень сложно определить ее возраст. Марием видела эти изменения, но знала, что это не только вина Антониуса. Она давно уже простила его и не держала зла, но и видеть его не желала.
Мы созвонились по скайпу спустя несколько месяцев. К тому моменту ситуация изменилась, и Марием, окончив трехмесячные курсы, уже работала в крупной лизинговой компании на должности менеджера по корпоративным клиентам. Да, эта работа не была ей настолько по душе, как предыдущая, но ей обещали хорошие перспективы. Она была первым кандидатом на должность руководителя отдела. К тому же ей очень нравилось ее руководство. В частности мистер Ашраф Тауфик, директор. Тот был другом ее отца и относился к Марием, как к своей старшей дочери Трез. Марием знала Трез с детства. Они не были лучшими подругами, но часто общались в социальных сетях. Да и не было у Марием подруг. Самым близким и любимым человеком оставалась ее мама, Дина, ну и заботливые братья. Марием очень скучала по Мине. Он был ее любимым братом.
— Мина, — обрадовалась Марием, увидев в вебкамеру брата, вошедшего в комнату во время нашего с ней разговора.
Через мгновение Мина уже сидел за столом перед компьютером, возле меня, и улыбался сестре.
— Привет, Марием! Как ты? Как мама? — спросил Мина.
— Мама? Хорошо. Все в порядке.
— Как ты? Нашла работу? — торопливо интересовался брат, глядя на грустную сестру.
— Да. Трез Тауфик помогла мне. Теперь я — менеджер в лизинговой компании.
— Тебе нравится? — спрашивал Мина.
— Мистер Тауфик очень добр ко мне. Он предложил хорошие условия.
— А работа? — беспокоился Мина.
Марием замялась.
— Да-да, конечно! — ответила она. Я знала, что Марием не любила работу, связанную с офисом. А в работе администратора ей нравилось общение с людьми, контроль рабочих процессов в отеле. Она любила помогать гостям, создавать благоприятные условия для их отдыха. Здесь же работа была более официальной, а обслуживание корпоративных клиентов, как оказалось, совсем не было похоже на обслуживание гостей отеля, общение с приятными людьми, приехавшими на отдых.
Рабочий день был окончен, и задумчивость после разговора с Марием сменилась улыбками влюбленных и беззаботным шепотом. Не смотря на то, что уехали мы не так давно, мы оба уже успели устроиться на работу. Мина из-за незнания языка работал на стройке, а я вернулась на прежнее место. Так, за тарелками с картофельным пюре и сардельками заканчивался наш день в Украине, далекой и незнакомой для тех, кто в то же самое время ужинал жареной курицей и рисом по-египетски.
Дина приготовила не только курицу с рисом. На столе стоял салат, баночка с солениями, любимые Марием помидоры, начиненные чесноком с зеленью. За столом сидела Дина, ее дети и гость, с которым Дина уже давно мечтала познакомиться.
— Возьмите еще курочки! Ну что вы так плохо едите-то? Неужели не вкусно?
— Что вы! Все просто замечательно, — отвечал гость.
— Сейчас пирог готовится, я к чаю подам. Или хотите кофе?
— Нет, чай. Спасибо, Дина.
Марием пыталась сделать вид, что все в порядке. Она фальшиво улыбалась, опускала глаза. Потом выбежала на кухню, чтобы никто не заметил смущения. Ботрос вышел за ней. Он задумчиво окинул ее взглядом и спросил:
— Что с тобой, Марием? Ты странная какая-то.
— Да нет, ничего. Иди, я за чаем пришла.
— Давай я отнесу. Тебе нехорошо? — беспокоился брат.
— Ботрос, все в порядке. Я принесу чай.
Парень вернулся в гостиную. Марием осталась одна на кухне. Горькая слеза пробежала по ее горячей щеке. Зачем он приехал, этот нежданный гость?
Ботрос после ужина покинул гостиную. И теперь Питер готовился к откровенному разговору. Он ходил по комнате с задумчивым выражением лица. Дина выглядела растерянной, ожидая слов мужчины.
— Да, Дина, я приехал поговорить с вами, — начал Питер. — Дина, мои слова, возможно, вам не понравятся, но я прошу вас выслушать меня и подумать о том, что я вам скажу. Я вас очень прошу. Вы видите, мне сложно говорить, но все же я попробую высказаться. Дина, о Господи! Дина, я люблю вашу дочь. Да-да, вы не ослышались.
Дина потеряла дар речи и уставилась на Питера.
— Прошу вас, не перебивайте. Послушайте. Ваша дочь тоже любит меня. Я знаю это. Но обстоятельства…
— Вы с ума сошли! — воскликнула Дина. — Уходите! Прошу вас. Моя дочь замужняя женщина.
Питер присел возле растерявшейся женщины и продолжал:
— Дина, вы сами знаете, что этот брак — ошибка.
Марием припала к кухонной двери и затаила дыхание, чтобы услышать, о чем говорят мама и Питер.
— Питер, прошу вас, замолчите! — Дина расплакалась. Вытирая слезы вышитым платком, она продолжала: — Питер, вы не представляете, как раните меня своими словами. Ведь это моя ошибка в первую очередь. Понимаете? Может быть, если бы я тогда нашла в себе силы отговорить ее от этого брака, она бы не совершила эту… ошибку. Но я была слишком занята собой. У меня была страшная депрессия из-за смерти мужа. Питер, мне сложно вам об этом говорить.
Марием тихо всхлипывала за кухонной дверью. Она хотела открыть ее, броситься к маме, успокоить ее, сказать, что ее вины здесь нет, но она как будто приросла к полу. Ее руки опустились, голова поникла, и она продолжала подслушивать разговор.
— Дина, умоляю вас, помогите нам. Прошу вас. Не ради меня, а ради вашей дочери. Она мечтает иметь семью. Вы не представляете…
Дина собрала волю в кулак и, перебив Питера, резко воскликнула:
— Питер, как вы можете об этом говорить? Вы представляете, что с ней будет, если она будет с вами? Что будут говорить люди?
— Мы уедем, уедем куда-нибудь… в Хургаду!
— Что?! А если вас найдут? И о какой семье вы говорите? Может, вы еще хотите, чтобы моя дочь вам родила ребенка?
— У меня есть родственники в Америке. Мы уедем к ним!
— Убирайтесь! — воскликнула разгневанная Дина. — Моя дочь никогда не совершит такой грех. Она приличная девушка, а не такая, как вы о ней думаете. Она сама никогда на это не пойдет, я в ней не сомневаюсь. И я не позволю! Я не хочу, чтобы ее закидали камнями или посадили в тюрьму. Забудьте об этом и уходите! Прошу вас, если правда то, что вы говорите, и она действительно любит вас, то забудьте дорогу в этот дом! Пощадите же ее чувства.
Питер встал перед ней на колени.
— Я умоляю вас, — прошептал он.
— Ботрос! — крикнула мать, вытирая следы слез. — Мистер Питер не помнит дорогу. Проводи его, пожалуйста.
Ботрос удивленно перевел взгляд с Питера на маму, потом снова на Питера. Тот встал, хлопнул парня ладонью по плечу и направился к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Ботрос спросил у матери:
— Что-то случилось?
Заплаканная Марием выбежала из кухни и бросилась матери на шею. Дина обняла дочь и прошептала:
— Прости меня, девочка. Прости. Но ты сама знаешь, что я поступила правильно.
«Зачем только дается любовь тем, кому нельзя ее испытать? Почему боль в сердце исчезает медленнее, чем, например, заживающая рана?» — думала Марием, глотая горькие слезы. Она пропускала очередной звонок Питера, в энный раз ее разум сдерживал ее от разговора с ним, а сердце бешено колотилось и болело. Болело так остро, как будто кто-то пронзил его ножом, а теперь беспрерывно ковырялся в ране.
Два месяца с момента того памятного разговора Питера с Диной он не звонил, не писал, не искал встреч с Марием. Он как будто пропал, исчез, и уже когда сердечная боль казалась не такой острой, он напомнил о себе. Уже две недели он звонил, и звонил, и звонил, а она не отвечала, просто не нажимала зеленую кнопку на мобильном телефоне. Она вновь почувствовала его присутствие, даже не слыша его голоса, а просто видя его фотографию на экране мобильного. Круглое лицо, широкая улыбка с крупными белыми зубами — и сразу Марием слышался его смех, такой звонкий, громкий и живой. Вот таким она его помнила. И даже если бы она удалила фотографию с мобильного телефона, его образ навсегда запечатлелся бы в ее сердце. Навсегда.
Он вошел в ее жизнь с того момента, как она увидела его невысокую фигуру в саду гостиницы, запечатлела острый взгляд на улыбающемся лице. Она не знала, кто он. Только после, узнав, что тот незнакомец — грозный Питер Бишой, она вспомнила, как ее удивляла громоздкая черная мебель, ждавшая появления хозяина кабинета. Тогда, не зная его, она мысленно рисовала образ человека, который мог бы любить такую мебель: маленького, неказистого, амбициозного, с комплексом Наполеона. А был ли комплекс? Уже позже, познакомившись с Питером поближе, она забыла о своих предположениях. Так незаметно ее чувства из уважения и, может, даже преклонения перед его деловыми качествами превратились в чувства глубокой симпатии, а потом стали сильной любовью.
И до встречи с Марием жизнь Питера была другой, такой предсказуемой, простой: помолвка с Алисией, работа в отеле, стремительный взлет по карьерной лестнице. Но сейчас она кардинально изменилась. Потому что в его жизни появился кто-то, кто намного важнее всего этого. Важнее вообще всего. Питер сидел на своем черном огромном столе и вспоминал ее. Его мобильный телефон издавал протяжные гудки. Он так хотел услышать голос Марием. Может, он не должен был исчезать, но ему надо было подумать. Он должен был предупредить семью, хоть недовольные родственники и не поддерживали его, но он должен был сказать. Он должен был подумать и принять решение сам. Он — Питер, а не он — генеральный директор отеля в родной Александрии, который потеряет свою должность, как только кто-то узнает о его чувствах, мыслях, идеях. Он не просто потеряет место, он потеряет репутацию, и его карьера будет закончена. Он знал эти правила и понял, что готов к этому.
Но Марием не была готова. Она не планировала убегать. Она смирилась с тем, что ничего между нею и Питером быть не может и пыталась его забыть. И когда она начала забывать, он появился. Марием закрыла ладонью глаза, затем нервно отдернула руку и закрыла уши, чтобы не слышать звонок. Но Питер продолжал звонить. Теперь, такой уверенный в своей правоте и намерениях, он не мог от нее отказаться. Когда гудки в трубке прекращались, он набирал номер вновь и вновь. И снова и снова в трубке звучали гудки.
Марием взяла телефон и собиралась нажать «отбой», но палец соскочил с клавиши, и в трубке раздался любимый голос:
— Марием! Слышишь? Марием, ответь! Ответь мне! — нетерпеливо кричал он.
— Да, Питер.
— Марием, я люблю тебя! Что ты молчишь? Слышишь? Не молчи! Ответь мне! Я люблю тебя, и я не сдамся. Никогда.
Марием молчала и плакала. Боль сковала ее тело, и она была не в силах пошевелиться. Сердце молило разум о пощаде. Марием плакала и улыбалась в трубку.
— Марием, — кричал он. — Пожалуйста, давай уедем! Давай сбежим. Я все брошу. Мы начнем новую жизнь там, где ты захочешь. Не хочешь в Америку — давай поедем в Украину к Мине и Лене. Давай?
Марием плакала и не могла ничего ответить. Только тяжелые капли падали на трубку. Сердце плакало вместе с ней. Она так хотела ответить, так хотела крикнуть ему: «Да, куда угодно! Только вместе!», — но разум напоминал о ее матери, семье, ее морали, ее религии, воспитании.
— Давай поедем, милая! — кричал голос в телефоне.
Вечером, увидев в скайпе Марием, я позвонила ей. Она улыбалась и выглядела намного лучше. Ей хотелось сказать мне что-то, но она сдерживала себя. Я же расспрашивала ее о Дине, Ботросе и ее успехах на работе. Она живо рассказывала о личных достижениях, о повышении зарплаты. Затем рассказала о том, что им в очередной раз удалось удачно сдать свою квартиру, и теперь они жили припеваючи. Все же дела Ботроса шли не настолько удачно. Он потерял работу. Ночами его преследовали страшные головные боли, и он иногда совсем не мог уснуть, а утром выглядел измученным. И поэтому не мог никуда устроиться. Но в его труде не было необходимости, ведь женщины достаточно зарабатывали, да и сданная квартира приносила доход. Однако Дина беспокоилась за своего сына и уже который раз просила его сходить к доктору в частную клинику. Ботрос же чувствовал себя нахлебником и отказывался.
Марием рассказала, что сама пригласила доктора домой, уже оплатила вызов и консультацию, и вот уже ждет его, чтобы выяснить, как помочь Ботросу. Я слушала слова Марием, смотрела на нее и понимала, что выглядит она намного лучше: бодра, весела, и голос был таким же звонким, как и тогда, когда я впервые увидела ее. Мне не терпелось спросить ее, что из всего того, что она мне рассказала, сделало ее счастливой и веселой. Но я знала, что причина была в другом. Женщина расцветает, когда она влюблена. И я догадывалась, что дело вовсе не в ее муже. После недолгих раздумий я решилась задать вопрос.
— Марием, — спросила я. — Я вижу, что, счастлива. Ты помирилась с Антониусом?
— Нет, — ответила она. — Антониус не появлялся уже три месяца. Да и вряд ли он сможет меня сделать счастливой.
Я помолчала, а затем задала другой вопрос:
— А Питер? Ты с ним говорила?
При упоминании его имени, глаза Марием заблестели, а уголки губ потянулись вверх. Она долго думала, а потом решилась сказать:
— Лена! Прошу тебя, не говори Мине. Я очень люблю Питера. И он меня любит. Он звонил мне вчера. Я чувствую себя самой счастливой женщиной на свете, я встретила свое счастье, своего любимого. Теперь я испытала взаимную любовь! — в глазах девушки заблестели слезы, но она продолжала: — Только… только… несколько поздно…
— Марием, я так рада за тебя!
Увидев мою реакцию, Марием добавила:
— Он предложил мне уехать. Вместе. Навсегда.
Я улыбалась, глядя не нее, такую застенчивую милую девушку, опустившую глаза, стеснявшуюся слов и чувств. Ну кто как не она заслуживал счастья? Кто как не эта милая девушка, пережившая столько горьких моментов, имел на это полное право? Право женщины быть с любимым мужчиной!
Я только тихонько прошептала:
— Я очень раза за тебя, моя дорогая сестра! Так рада! Рада, что ты полюбила! Рада, что это взаимно!
— Кто полюбил? — раздался за спиной голос Мины, и я увидела искру испуга в немедленно потухших глазах Марием.
Я повернулась к мужу и увидела сведенные брови. Я солгала:
— Мы говорили об общей знакомой.
— Какой? — недоверчиво спросил Мина, и я нашла в его взгляде что-то, его не видела никогда раньше. Какую-то странную черту, которую я заметила в Антониусе. Впервые в жизни я испугалась Мины.
— Марием?
— Да, Мина! Мина, мы говорили о Питере, — прошептала она.
— Кто полюбил Питера? — зловеще спросил Мина.
— Я, — просто ответила Марием.
— Марием! Перед лицом Господа ты навсегда связана с мужем! Навсегда! Пока смерть не разлучит вас! Забудь о Питере! Как ты можешь, сестра! Ты же моя сестра! Ты сама выбрала себе мужа, Марием. Что ты скажешь, стоя перед Богом на страшном суде? Марием! Ты клялась в церкви, что вы будете вместе до смерти.
Я повернулась к Мине и воскликнула:
— Как же так, Мина? Ты же ее брат! Ты защищал сестру от ее мужа, ты сам знаешь, что он негодяй и преступник!
— Лена, прошу, замолчи! — кричал мне Мина. — Какая разница, кто он? Это наша культура, религия, традиции! Так мы воспитаны, и Марием знает об этом. Ее муж — ее семья, и у нас нет развода! Она знает! Она может порвать с ним, но она навсегда связана с только ним перед лицом Бога.
Что-то в моей душе скрипнуло и оборвалось. Возможно, это было разочарование, но в ком? В себе? В Мине? В Марием? Или в той жизни, которую мы ведем без веры, без морали, без обязательств и страха перед Богом, а может, и без любви? Возможно, это было запоздалое осознание неуверенности в будущем? А может, я стала бояться Мины, ведь я увидела в нем другого человека, а не того, что знала. А кого из них я любила? Я знала, что он прав, ведь об этом говорила наша Библия, но в ту секунду я поняла, насколько мы разные.
Они должны жить в рамках своей веры, а мы никому ничего не должны. Мы делаем все, что хотим, не задумываясь о последствиях. А надо? И кто живет правильнее: они или мы? А ведь они так живут всю жизнь, из поколения в поколение, и так на протяжении двух тысячелетий. Они верны своим религиозным убеждениям, строго следуют заповедям, борются за свое право исповедовать христианство в обществе, где первенство остается за другой религией.
А мы, мы так могли бы? Или мы просто, не задумываясь, изменили бы своей культуре и жили бы так, как было бы проще и удобнее нам? И что же все-таки лучше: фанатично и строго, как копты, относится к своей вере, следовать и жить по заповедям Господа и требовать от других их соблюдать, или не верить ни во что, только прикрываться званием «христианин», а жить так, как хочется, или даже сомневаться в существовании Бога?
Вечером 6 мая 2011 года в районе Имбаба провинции Гиза толпа мусульман-салафитов подожгла церковь. Мусульмане утверждали, что в церкви насильно держат женщину которая решила принять ислам. В результате произошедших беспорядков погибло пятнадцать человек, а около двухсот были серьезно ранены.
На следующий день в центре города на митинг собрались тысячи коптов. Они шли от здания прокуратуры к телецентру. Из зданий, находящихся вдоль дороги, какие-то люди бросали камни и бутылки с зажигательной смесью. Потом откуда-то появилась толпа людей, около ста человек, они напали на коптов. Кто-то открыл стрельбу по безоружным людям, кто-то взрывал машины христиан. В результате погибли пять человек, более шестидесяти были ранены.
Дина благодарила Бога за то, что он уберег ее детей. Ботрос остался дома, у него опять сильно болела голова, а Мина был далеко, в безопасности. Она плакала, сидя перед экраном телевизора, глядя на новостной кадр. Там показывали ребят, которые тащили тело молодого мальчишки возраста Ботроса. Дина перекрестилась и вытерла слезы платочком. Марием, которую руководство на пару дней отпустило с работы, понимая, что в городе небезопасно, сидела рядом.
Уже через четыре часа беспорядки были остановлены военными. Но тело мальчишки, возникшее в кадре новостей уже по другому каналу, кого-то напоминало Дине. Она позвала Ботроса. Тот пришел.
— Ботрос, кто это?
Она остановила кадр, где показали чуть более крупным планом тело мальчишки. Ботрос медленно приблизился, сетуя на головную боль, напряг глаза.
— Мама… мама… позвони Сусу, спроси, дома ли Антониус.
— Ботрос, ты с ума сошел! Я уже год с ней не разговариваю!
Ботрос присел на край кресла и внимательно вгляделся в лицо пострадавшего.
— Теперь придется помириться, — почти шепотом произнес он.
— О, Боже! Ботрос, ты уверен?
Ботрос достал мобильный телефон и набрал номер Антониуса. Телефон был отключен.
— Мама, позвони сестре, может… парень похож…
— Марием, — взвизгнула Дина, роняя пульт от телевизора.
Ботрос прокашлялся, чтобы заглушить голос матери и сказал:
— Мам, позвони. Зачем говорить ей раньше времени?
Дина набирала городской номер сестры. Трубку никто долго не снимал. Она набрала мобильный, но Ботрос, предугадывая истерический голос матери, выхватил телефон.
— Алло, тетя! Привет. Это Ботрос. Мне нужен Антониус по одному вопросу, ты не знаешь, где он? У него телефон отключен. Ушел утром? И что, не звонил? А, ну да, телефон же отключен. Тетя, не переживайте, с ним все в порядке. Может, батарейка разрядилась. Да ну, что, друзей мало? Ладно, давайте. Как только он появится, пусть наберет.
Ботрос отключил телефон и закрыл ладонями глаза. Дина опустилась на краешек дивана и, видя реакцию сына, начала тихо скулить. Из кухни вышла Марием. Увидев родных, она спросила:
— Что случилось?
Ботрос повернулся к ней и долго смотрел в ее глаза, не произнося ни слова. Потом перевел взгляд с нее на экран телевизора, на котором можно было разглядеть лицо Антониуса. Марием, взглянув на экран, потеряла сознание.
Марием шла между матерью и теткой, все были в черных платках и длинных черных галабейях. Сусу рыдала. Под глазами ее виднелись черные тени. Марием смотрела вперед безразличным взглядом глаз, потерявших блеск. Дина кричала, потом стала читать вслух молитву. Марием, опустив голову, равнодушно смотрела на дорогу. Ее боль как будто застыла внутри и не могла вырваться наружу. Женщина не плакала. Лишь только потухший взор выдавал глубину ее скорби.
Со стороны казалось, что она не отдает себе отчет в том, что происходит, но ее мысли были заняты Антониусом. Она никогда не желала ему зла… Никогда! Она давно простила ему все обиды. Почему… почему такое произошло именно с ним? Эта мысль не давала ей покоя. Сзади плелись мужчины: Ботрос, Виктор, прилетевший из Италии на похороны племянника, и отец Антониуса. Еще чуть дальше шли друзья Антониуса, соседи, пришедшие проститься с погибшим. Люди, помыслы которых были заняты произошедшей трагедией, двигались в сторону морга больницы, где не смогли спасти парня.
Когда подошли к моргу, Дина и Сусу предложили Марием остаться внизу. Девушка, измученная горем, абсолютно потерявшая аппетит и не спавшая несколько ночей, просто потеряла сознание. Дядя Виктор вовремя подхватил ее. Придя в себя, Марием не понимала, что происходит вокруг. Все суетились. Какая-то девушка поднесла ей стакан воды, и Марием благодарно ей улыбнулась.
Родственники пошли подписать документы и забрать тело Антониуса, только дядя Виктор остался с Марием.
— Милая, ты можешь стоять?
— Да, дядя, — сказала Марием. Но как только он отпустил ее, она упала на землю. Дядя успел только поддержать голову.
Виктор понял, что девушке нужно сесть, и садил ее в свою припаркованную рядом легковую машину. В голове Марием проносились мысли: «Если бы я тогда простила его и дала шанс, возможно, он бы остался в тот день дома и с ним бы ничего не произошло. Я во всем виновата. Я. Я. Он просил меня. Каждый человек имеет право на второй шанс». Виктор, увидев равнодушный взгляд Марием, направленный куда-то вдаль, присел радом на сидение и обнял ее.
— Марием, поговори со мной, милая. Расскажи, что у тебя на душе?
Девушка молчала, тупо уставившись в свои ладони.
— Марием, девочка моя!
Девушка продолжала молчать. Ее мобильный телефон звонил уже длительное время, но она, казалось, не слышала его. Звонки прекратились, пришло сообщение. Оно сразу высветилось на дисплее телефона, и краешком глаза она увидела: «Марием, я только узнал через общих знакомых, что случилось с Антониусом. Прости за то, что был эгоистом и навязывал свои чувства. Прости». Ей было безразлично. Она не хотела отвечать. Она даже не знала, что в тот момент чувствовала к Питеру.
— Марием!
Подошла Дина и спросила ее о том, хочет ли она простится со своим мужем, но заметив отрешенный взгляд дочери, взяла ее руки в свои, погладила. Дина плакала. Крупные горячие слезы падали на руку Марием. Почувствовав их, она повернулась в сторону матери и посмотрела как будто сквозь нее, затем закрыла глаза.
— Марием! Марием! — кричала Дина. Виктор взял в руки запястье девушки и прощупал пульс. Он был очень слабым. Девушка открыла глаза и взглянула на мать.
— Мама, — прошептала она. — Мамочка, что же мы будем делать теперь?
— Марием, милая, ты еще слишком молода.
— Мама, — прошептала она. — Ты знаешь, ведь это я виновата. Я ведь могла спасти его, мамочка.
Марием разрыдалась.
— Поплачь, девочка моя, тебе станет легче, — сказала Дина и обхватила ее голову.
— Марием, ты не должна так думать! Ты не виновата. Никто не виноват. Ты же знаешь Антониуса. Он делал то, что хотел, и никогда никого не слушал, — сказал Виктор.
— Дядя, я знаю, я могла спасти его. Я знаю, дядя, — девушка рыдала еще сильнее.
Виктор вышел из машины и крикнул толпе:
— У кого-нибудь есть успокоительное?
Какая-то девушка принесла ему пластинку таблеток. Виктор вытащил одну таблетку, налил воды в стакан и протянул все Марием. Девушка жадно выпила воду.
— Марием, ты ела сегодня хоть что-нибудь? — спросил Виктор.
Дина повернулась к брату и ответила:
— Она ничего не ест уже два дня. Ничего не ела. Я ей носила еду в комнату, она совсем не хочет.
Мужчины выносили гроб из здания морга. Сусу шла, вцепившись в руку мужа, и рыдала.
— Нет у меня больше никого. Нет моего сына. Мой мальчик!
Она догнала гроб и крикнула:
— Уйдите, оставьте меня с моим мальчиком.
Дина побежала к сестре, обняла ее и отвела в сторону.
— Оставь, — кричала потерявшая разум от горя мать.
— Сусу, идем.
Сусу отталкивала сестру.
— Сухэр! — шептала Дина сестре. — Идем. Идем, сядешь.
— Дина, больше нет его! — кричала женщина.
— Сусу, нам надо в церковь ехать. Священник ждет. Сейчас будет отпевание. Идем, идем.
Дина оттащила сестру в сторону и усадила в машину. Дина встретилась взглядом с Сусу. Минуту женщины смотрели друг на друга, как будто изучая. Марием хотела попросить прощения у свекрови за то, что могла сделать, и не сделала, но Сусу перебила девушку.
— Прости, — сказала она. — Прости, девочка.
— Бог простит. И вы простите меня, тетя. Женщины обнялись.
Все молча ехали на отпевание. Потом втроем они вошли в церковь и вместе молились за спасение души Антониуса. После снова сели вместе в машине Виктора. Проезжая уже за чертой города мусульманские кладбища, направляясь в сторону места, где покоятся христиане, женщины держались за руки и просили друг у друга прощения. Марием, глядя на склепы мусульман, пыталась взять себя в руки. Сусу тоже старалась успокоиться. Проехав еще несколько километров, Виктор поставил машину возле центральных ворот. Он помог женщинам выйти из машины. Возле склепа их ждал сотрудник кладбища, чтобы начать церемонию.
Прошло три месяца. Марием сидела на диване и смотрела фильм. Рядом, на широком кресле, уютно устроилась Сусу и вязала носки. Дина накладывала в расставленные Ботросом тарелки роа с мясом и разливала в высокие мисочки молохею.
— Мама, где махши и салат? — спросил Ботрос.
— Ой, забыла, — ответила Дина и поспешила вернуться на кухню.
Она принесла большую кастрюлю с рисом, завернутым в виноградные листья, и поставила на стол салат. Сусу уже три месяца жила с сестрой и ее детьми, а муж Сусу, Хани, иногда приходил на ужин. И сегодня все снова ждали его. Почти вся семья была в сборе. Боль утраты объединила женщин. Они смогли простить друг другу все ошибки и нанесенные обиды, и теперь с чистой душой и совестью наслаждались чувством семейности, какого-то необычного единства. Они вспоминали родных и близких, которых потеряли, и теперь делили это горе утрат вместе, как одна большая семья, родные люди. Конечно, Сусу была очень слаба и плоха после потери сына. Сердце сильно болело, а месяц назад у нее случился инфаркт. Слава Богу, врачи поставили ее на ноги, и Дина сейчас ухаживала за ней.
Марием, возвращаясь с работы, делилась пережитым за день, и тревоги и печаль рассеивались. Чтобы забыть горе, девушка погружалась в работу. О Питере она думала уже не так часто. Теперь она жила, как живет вдова, не так давно потерявшая мужа. Марием страдала, грустила, а уныние уходило, когда она помогала матери заботиться о больной тете.
— Жаль, что Виктор уехал, — сказала Дина. — Он всегда такой веселый, жизнерадостный.
— Да-а, — протянула Сусу, заканчивая ряд и откладывая вязание в сторону.
— Марием, переключи на что-нибудь другое, — попросил Ботрос. — Надоели драмы, хочется как-то отдохнуть после работы.
Ботрос уже месяц как открыл лавку по продаже фруктов и овощей и самостоятельно привозил свой товар из Танты. Хани помог с документами. У него были кое-какие связи, и все было оформлено быстро и легально. Теперь на столе красовалось больше блюдо со спелыми ароматными манго, крупной клубникой, абрикосами и виноградом, а парень чувствовал себя настоящим главой семьи.
В дверь позвонили. Ботрос пошел открывать. На пороге стоял довольный Хани. После того, как он потерял сына, Хани стал искать того, кто нуждался в отце так же, как и он нуждался в собственном ребенке. Ботрос был именно тем, кто ему был нужен, и в последнее время Хани пытался всячески ему помочь и поделиться родительской любовью.
— Ну? Неужели какие-то хорошие новости?
— Ботрос, для тебя отличные!
Ботрос пропустил дядю вперед, но тот остановил его на пороге.
— Мне надо с тобой поговорить.
— Хорошо, идем к столу.
— Я хочу поговорить с тобой наедине.
— Хорошо, идем на кухню, — удивленно предложил Ботрос, затем обратился к матери: — Мам, дядя хочет поговорить со мной, мы будем на кухне.
Хани сел за столом, Ботрос сделал ему чай и поставил перед ним чашку.
— Я встретил сегодня своего старого знакомого. У него есть молодая красивая дочь, ей двадцать три года. Я тебя уверяю, это очень хорошая уважаемая семья. Хочешь, я тебя познакомлю с ней?
— Не знаю, дядя. Как-то мне не очень нравятся знакомства вслепую.
— Мальчик мой, я тебе гарантирую, она тебе понравится.
Хани протянул Ботросу фотографию, с которой на него смотрела очень приятная девушка с большими глазами и чуть крупноватым носом. На ее лице сияла очаровательная беззаботная улыбка.
— Ну как? — спросил Хани.
Парень улыбнулся.
— Отлично! — воскликнул Хани и потрепал парня по плечу. — Тебе давно пора жениться!
— Ну а если я ей не понравлюсь? — спросил парень.
— Об этом не беспокойся! — воскликнул обрадованный дядя.
Мужчина выскочил из комнаты и объявил:
— Завтра мы с Ботросом идем свататься к дочери Вильяма Гергеса!
Женщины удивленно посмотрели на Хани, а Сусу радостно воскликнула:
— Вильям Гергес! О! Это хорошая семья! Отличная. А девочка просто загляденье!
— Да-да, хорошая семья, — повторил Хани слова жены. — Я вам расскажу секрет: они с матерью покупали у Ботроса овощи. Мадам заметила, что дочка покраснела, когда разговаривала с нашим мальчиком.
Мариам услышала сигнал своего мобильного телефона. Пришло сообщение. Марием достала телефон из кармана и прочитала: «Через два дня я улетаю к родственникам в Америку. Я хотел проститься с тобой. Пойму, если откажешь мне в этом. Люблю тебя. Питер».
Марием отложила телефон в сторону. Ее выражение лица изменилось, стало грустным. Она думала, что ее чувства остыли, но это оказалось неправдой. Тем не менее девушка игнорировала сообщения, надеясь, что Питер все понимает, ведь прошло всего лишь три месяца с момента гибели ее мужа. И вообще, она не желала заводить какие-либо отношения сейчас или ставить под сомнение свою порядочность в глазах родных, близких, соседей. Марием взяла в руки телефон и написала короткое: «Прощай, Питер».
Утро казалось прохладным. Марием спешила на работу привычным маршрутом. В голове все еще крутились мысли о Питере, о желании попрощаться и увидеть его хоть краешком глаза. Но Марием хотела сделать это так, чтобы он не узнал о ее приезде. Потом она начала думать о том, к чему приведет это, и, в очередной раз струсив, отказалась от затеи.
Возле остановки стояла девушка, так кого-то напоминавшая ей.
— Привет, — сказала та, направляясь к Марием.
— Привет, — ответила Марием и напрягла память, пытаясь вспомнить, откуда она знает девушку.
— Я была на похоронах. Не удивляюсь, что ты не помнишь меня.
— А! Да! — воскликнула Марием, пытаясь приветливо улыбнуться уголками губ.
— Как ты? — спросила случайная знакомая.
— Нормально.
— Я помню, как ты плакала.
— Разве это удивительно? — спросила Марием, испытующе глядя на девушку и пытаясь угадать, кто она такая и почему пришла на похороны мужа.
— Для меня удивительно, — ответила девушка, нагло глядя в глаза Марием. Затем она продолжила: — Я знаю все о ваших отношениях с Тони. И о том, что ты ушла от него.
— Кто ты такая? — резко спросила Марием.
— Его любимая девушка, — с вызовом ответила та. — Я знала Антониуса давно. Я живу в соседнем доме от того дома, где он… жил. Я была с ним на всех демонстрациях. Я видела его каждый день, встречалась с ним. Перед тем, как его убили, он накричал на меня и отправил меня домой, и я жалею, что не была с ним до последней минуты… Секунды… Я… любила его. И сейчас люблю. А где была ты? Ты, так называемая жена?
Марием остолбенела. Она не ожидала такого поворота событий и теперь не знала, что сказать. Тем не менее, дерзко взглянув в наглые глаза соперницы, она бросила:
— Ты уничтожила добрую память о моем муже.
И отошла. Девушка стояла на остановке, что-то кричала ей вслед, но Марием отошла слишком далеко, чтобы это слышать. Она остановила такси и, сев на заднее сидение, прокручивала в мыслях слова, которые произнесла: «Добрая… память». Была ли память доброй? Помнила ли Марием что-то хорошее и доброе о своем муже? «Вряд ли!» — пронеслось в ее голове. «Ничего хорошего», — дополнила следующая мысль. «Может, он никогда не любил меня и не принадлежал мне, а женился только потому, что его семья хотела этого? Может, это я сделала его несчастным?» Потом возникла другая мысль: «Почему он приезжал ко мне? Может, это Сусу его просила?» И последняя мысль о нем: «Я дарю его ей. Той, которая до сих пор любит его. Я дарю ей своего мужа. Дарю ей всего его вместе со всеми моими воспоминаниями. Со всей болью».
Она остановила такси прямо на мосту. Вышла, подошла к металлической ограде и во весь голос крикнула:
— Прощай, Антониус!
Александрия — крупный портовый и курортный город, растянувшийся вдоль берега Средиземного моря, поразил Марием своим великолепием. Она взглянула на роскошную мечеть, самую большую мечеть города, и ахнула.
— Ботрос, смотри, какая она красивая!
Марием смотрела в сторону мечети Абу-эль-Аббаса. Ботрос потянул ее дальше.
— Марием, мы не успеем!
— Ботрос, до восьми вечера еще целых полдня.
— Точно в восемь?
— Я узнавала. Рейс на Нью-Йорк сегодня только один.
Ботрос ошарашено взглянул на сестру:
— Питер не знает, что мы здесь?
Марием отвернулась в сторону мечети и начала разглядывать ее.
— Идем в парк, пожалуйста. Такой красивый парк. Смотри, там есть скамейки. Ботрос, я так устала!
Ботрос поплелся за сестрой.
— Марием, почему ты не позвонила Питеру?
— Не хочу выглядеть глупо.
— А если мы будем гоняться за ним по всему аэропорту, это будет не глупо?
— Нет, — Марием подошла к первой раскидистой пальме и обхватила руками ее широкий ствол. — Пальмы! Пальмы! Как я люблю вас! Как мне вас не хватало!
— Марием, поехали домой!
— Ботрос! Если хочешь, езжай!
— Марием, ты делаешь ошибку!
Марием смерила его серьезным взглядом и ответила:
— Ошибку делает тот, кто ничего не делает, — затем она подбежала к нему и обняла. — Я так люблю тебя, братишка! Ты у меня такой… взрослый… серьезный.
— И я тебя люблю.
— Я знаю! Если бы ты не любил сестренку, ты бы не поехал с ней Бог весть куда и не перенес бы из-за нее помолвку! Я очень хочу кушать. А вон там, смотри, продают мидии.
— Фи, терпеть их не могу.
— Когда же ты изменишься? Ты когда в последний раз ел их?
— Не помню. Никогда.
— И не хочешь попробовать? — Марием, окрыленная, подбежала к открытой лавке в конце парка, где продавались мидии. Протянув деньги продавцу, спросила брата: — Точно не хочешь?
— Я же сказал нет!
— Если ты никогда не ел их, тогда почему не хочешь попробовать? Может, они тебе понравятся.
— Мне уже не нравится, как они выглядят. Фу!
— Какой там взрослый! Старше меня на три года, а ведешь себя, как маленький ребенок. Ты будешь ходить голодный?
— Куплю в бистро хауоуши, не переживай. Давно хотел попробовать настоящие, александрийские.
Марием села на скамейку и стала есть мидии.
— Смотри, там целая улица аттракционов! Идем туда!
— Доешь сначала, — пробурчал уставший брат.
Марием запихнула оставшиеся мидии в рот и невнятно сказала:
— Ладно, идем лучше к морю.
Они шли вверх по улице до квартала Анфуши и остановились возле величественного дворца. Рас-эль-Тин был не только очень большим и красивым, но и одним из самых древних королевских дворцов в Египте, сохранившихся до сих пор. Он напоминал итальянский дворец, который Марием видела однажды по телевизору, и был окружен высокими финиковыми пальмами, отсюда в его названии появилось слово «тин» — финик. Обойдя дворец, они вышли к широкой дороге, лежащей вдоль набережной. Параллельно дороге стояли простые дома, похожие на каирские, с зелеными решетчатыми ставнями. Наконец они встретили первую уличную кафешку. Дождавшись своей очереди и откусив кусочек александрийских хауоуши, Ботрос удовлетворенно улыбнулся.
— Вкуснейшие! В Каире я такие не ел!
— Ешь на здоровье! — ответила Марием. Она вытянула только что купленную в соседнем мини-маркете баночку холодной пепси и сделала глоток. — Как так случилось, что я никогда не была в Александрии?
Марием с Ботросом свернули за угол и вышли на симпатичную узкую улицу, вдоль которой в ряд выстроились красивейшие дома с магазинчиками на первом этаже. Изящное обрамление проемов, украшавших витрины магазинов и воплотивших восточный и греческий колорит, поражали воображение. Каждый третий магазин был антикварным. Иногда встречались кафе. Брат с сестрой свернули за угол и попали на еще более узкую улицу. Их окружили старые дома. Вдоль всей узкой улочки была выставлена мебель — это была улица торговцев и производителей мебели. Над окнами квартир висели резные фонарики. На углу соседней улицы стояла фруктовая лавка. Марием побежала вперед. Высокий мужчина в белой галабейе положил в пакет пару сочных желтых манго.
— Марием, — крикнул Ботрос, — ты помнишь, как мы шли сюда? По-моему, мы заблудились!
Мужчина в галабейе махнул рукой в сторону:
— Там — центральная улица. Там вы сможете взять такси. А там, — указал он в другую сторону, — остановка трамвая.
— Спасибо, — в один голос крикнули ребята и направились в сторону главной улицы.
Они поехали в сторону старого города. Посетив церковь святого апостола Марка, основателя христианской общины в Египте, погуляв по площади Саада Заглюля, Марием с Ботросом остановили такси и поехали в аэропорт.
Такси медленно подъезжало к зданию аэропорта Эль Нуза. Марием вышла из машины и направилась ко входу, оставив брата в такси. Пройдя широкий холл, девушка посмотрела на табло расписания вылетов. Регистрация на рейс Александрия-Нью-Йорк уже началась. Она ходила вдоль и поперек зала регистрации пассажиров в надежде увидеть Питера. Но его нигде не было.
— Ах, — вздохнула Марием. — Опоздала… как всегда… опоздала…
Она села на сиденье около кофейного автомата, бросила мелочь, вытянула картонный стаканчик. Ей вспомнились последние кадры фильма, в котором главный герой мчался, перепрыгивая через сканер металлоискателя, пытаясь остановить любимого человека… Но это бывает лишь в фильмах. Марием не могла ничего сделать, кроме как достать мобильный телефон и набрать номер Питера. Но его телефон не отвечал.
Заметив долгое отсутствие сестры, пришел Ботрос. Он почти беззвучно опустился на соседнее сиденье и спросил:
— Марием, ты нашла Питера?
Девушка перевела взгляд на брата.
— Нет, — тихо ответила Марием.
— Ты звонила?
— Да, — также тихо повторила она.
— И что он сказал? Когда вернется?!
— Он не снял трубку.
Марием подумала, что надо бы еще раз набрать его номер. Но он снова не отвечал.
Ботрос положил руку сестре на плечо.
— Пойдем?
— Пойдем, — повторила за ним девушка.
Они вышли из здания, сели в машину и поехали в Александрию.
В машине Марием попыталась снова позвонить Питеру. Он долго не отвечал, но вдруг его голос прорвался сквозь медленные гудки. «Да!» — услышала она, затем послышался звук удара и связь оборвалась. Зря она долго кричала в трубку. Ее никто не слышал. Марием вновь набрала его номер — телефон был отключен. А дорога, на которую выехал таксист, была перекрыта оранжевыми конусами.
— Наверно, надо сворачивать. Здесь авария, не проедем, — сказал водитель.
Вдруг в вечернем сумраке Марием разглядела автомобиль, лежащий вниз крышей. В голове пронеслись страшные мысли. Этот звонок… удар… отключенный телефон. Она присмотрелась. Это была машина Питера. Всю боль, разрывавшую ее сердце на куски, она собрала в вырвавшийся крик. Мариам выскочила из машины и побежала в сторону, где лежал опрокинутый автомобиль. Протиснулась сквозь толпу любопытных зевак, плотным кольцом окруживших место происшествия.
— Не-е-е-т! — кричала она. — Питер! Только не ты!
Равнодушный полисмен не давал ей пройти к машине. В глаза бросилась лужица крови. Санитары вытаскивали тело из машины. Марием пыталась вырваться из рук полисмена и пройти вперед. Но сильные мужские руки держали ее. Наконец ей удалось высвободить свою руку. Она упала на колени и сорвавшимся голосом прошептала:
— Я ведь даже не успела сказать тебе, как люблю тебя… Питер…
— Пропустите, — послышалось сзади. — Дайте пройти!
Кто-то подошел к ней сзади, взял ее за руку.
— Идем, — слышала она голос. Этот голос казался таким знакомым, таким родным, так похожим на голос ее возлюбленного. Она шла, боясь открыть глаза и разочароваться. Шла медленно, спотыкаясь о мелкие камешки и осколки. Иногда останавливаясь.
— Идем-идем, — говорил знакомый голос, а сильная рука тянула за собой. — Открой глаза, упадешь, Марием. Открой!
Теплые пальцы коснулись влажной щеки. Но девушка не хотела открывать глаза. Наоборот. Она сильнее зажмурилась и закрыла глаза рукой.
— Не хочу! — говорила она. А чья-то ладонь вытирала ее слезы. — Питер, я не захочу больше жить, если утром окажется, что тебя нет рядом со мной. Я так устала… устала страдать. Я хочу быть счастливой!
— Я клянусь, ты будешь счастлива…
— Я хотела просто сказать, как люблю тебя… но не успела…
— У тебя все еще впереди. Но давай сядем в машину и уедем подальше отсюда, чтобы не видеть всего этого и не радоваться встрече там, где кто-то страдает из-за потери близкого.
Марием открыла глаза. Перед ней стоял Питер. Ее Питер. Живой. Невредимый. Нервный таксист бегал вокруг машины, разглядывая место удара. На заднем сиденье такси лежал кейс и чемодан Питера.
— Садись. Нас сегодня не обвенчают, но помолвку я тебе гарантирую. Ты согласна, Марием? — спросил ее любимый мужчина.