Международная Академия ЗВЕЗДЕЦ 4. Что-то драконическое

Тьеррина

Пока я собирала мысли, чувства и прочее в кучу, чтобы не разреветься прямо за этим столом, на сцену вышла вампирша. Свет в зале приглушили, ее длинную тонкую фигуру в черно-красном платье выхватывал только луч единственного софита. Холодное пятно расплескалось по полу, подчеркивая ее бледность, готический макияж с алыми губами и добавляя блеска в длинные черные волосы.

— Я рождена вампиром, вампиром рождена я…. А значит, Смерть мое второе имя! — патетически воскликнула она, воздев руки вверх.

Я всей кожей чувствовала взгляд Артуана, поэтому сейчас по максимуму сосредоточилась на происходящем на сцене, чтобы не думать о его словах. Не думать о том, как все во мне воспламенялось от его поцелуев. Вообще ни о чем таком не думать!

— Блуждаю я в ночи, — продолжала вампирша замогильным голосом, — и жажду крови…

Да, под такое о поцелуях как-то не думается. Хотя… может, кому как. Несколько вампиров на первом ряду прямо подобрались.

— Но не со зла, а потому что Смерть — моя природа. И ночь зовет, чтоб вышла на охоту… Я!

«Я» она рявкнула так, что студентка, сидевшая справа от меня, подпрыгнула и чуть не сбила стакан с водой со стола. Я бы тоже подпрыгнула, но у меня после испытания Одуванчиком, экзаменами, спасением принца и ректорской приемной нервы были покрепче.

На сцену вышел еще один студент, он шел, не глядя на нее, изображая якобы гуляющего по улицам простого паренька, ничего не замечающего. Вампирша резко повернулась к нему. Музыка, соответствующая моменту, царапнула по нервам, как когти оборотня по стеклу.

Кстати, об оборотнях. Один из старост был как раз верфольфом и шел вторым номером в программе. Я отвлеклась ненадолго, буквально чтобы посмотреть, что там дальше, а вампирша уже приблизилась к «гуляющему» парню.

— Ты хочешь умереть, чтобы меня насытить! — прошипела она, глядя ему в глаза.

Вообще-то сейчас вампиры взаимодействовали на исключительно добровольной основе со всеми своими донорами или покупали донорскую кровь, но согласна, это было бы не так зрелищно.

Паренек замер, якобы подчиняясь гипнотической магии, а она якобы впилась ему в горло. Смотрелось весьма натуралистично, потому что по его шее действительно побежала струйка крови.

Я потерла ладони, потому что они пылали. Внутри меня вообще все пылало. Я с таким ожиданием шла на этот организованный Бриной конкурс, а сейчас сидела и думала только о том, как не думать об Артуане, но все равно не получалось! И внутри все горело, и хотелось пнуть ректора! И в то же время не хотелось, потому что я по нелепой иронии судьбы осознала, именно сегодня, что, несмотря на все «но», умудрилась влюбиться в свое непосредственное начальство! И от этого было еще больнее.

Пока меня раздирало на части от чувств, вампирша «доела» парня, и он осел на пол.

— И вот закончен его путь в сем бренном мире, — пафосно подвела итог она. Ее губы были испачканы бутафорской краской (я надеюсь!). — Лишь так могу свою я жажду утолить!

Все смотрели на сцену и ждали, но продолжения не последовало. Вампирша поклонилась, вспыхнул свет, паренек поднялся, и они поклонились снова, уже вместе. К ним снова присоединился конферансье, который изрек:

— Вы прослушали арт-миниатюру «Смерть в ночи»! Уважаемые зрители, поддержим Дарину и ее помощника аплодисментами! Уважаемые жюри, мы ждем вашего решения!

В зале захлопали. Но как-то неуверенно. Основной пул аплодирующих приходился на вампиров, многие сидели с лицами «Что это было?»

Я же первой подняла табличку с десяткой. Еще когда я шла сюда, я для себя решила, что буду ставить десятки всем, потому что оценивать творчество в принципе нереально. Творчество — оно на то и творчество, чтобы быть разным.

Артуан продолжал на меня смотреть, я продолжала не смотреть на него. Опрокинула в себя стакан с водой, чтобы унять внутренний жар, и снова посмотрела на сцену.

Следующим на сцену вышел староста-оборотень. Высокий плечистый парень, с ярко-желтыми глазами. Для него в качестве декорации «упала» стена-фон, на которой был изображен лес, над которым взошла полная луна.

— Мой номер называется «Брачная песня», — произнес он. — Обычно мы поем их только своим возлюбленным.

Он уселся на стоящий посреди сцены стул, приложил руки к груди, и в зал хлынула музыка.

— Когда восходит полная луна, у-у-у-у!

Меж нами падает стена у-у-у-у!

И мы становимся горячими у-у-у-у!

У-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у!

Это «у-у-у-у» у него получалось так натуралистично, как будто на сцене действительно сидел волк, который воет на луну.

— Хочу тебе сказать я в этот миг у-у-у-у-у!

Что страсти час меня настиг у-у-у-у-у!

Как я настигну тебя на траве у-у-у-у!

У-у-у-у-у! У-у-у-у-у-у-у!

— Какая пошлость, — донеслось слева. Я посмотрела на скривившуюся василиску, и тут же об этом пожалела. Потому что запнулась о взгляд Артуана, он меня, можно сказать, настиг, как тот самый оборотень свою избранную на траве.

Я тут же отвернулась, чувствуя нарастающий в груди жар. Даже потерла ее, как будто это могло помочь с ним справиться. С ним! Со своими чувствами!

— И вот любви мы предаемся при луне, у-у-у-у!

И наши тени пляшут на стене, у-у-у!

И я в тебе, а ты во мне, у-у-у-у-у!

У-у-у-у-у! А-у-у-у-у-у-у-у!

— Как это вообще пропустили! — рыкнула Н’рава, и я поняла, что не видать оборотню хорошей оценки. Но свою ошибку в виде разглядывания василиски не повторила, а вот десятку повторила, под аплодисменты, которые были гораздо гуще, и вой со всех концов зала.

Что ни говори, а оборотни своих поддерживали гораздо веселее, чем вампиры.

Следующим номером значилась сценка «административные решения», и я понятия не имела, что это такое. Знала только, что ее делает староста с факультета стоматологии. Там старостой был василиск, но у них номер был совмещен с еще одной старостой, тоже оборотнем, только львицей.

На сцену быстро отлевитировали стол и кресло, и первым, разумеется, вышел высокий темноволосый василиск. Широким размашистым шагом прошел к столу, поправил документы. Поднялся, снова поправил документы. Еще раз поднялся. Поправил документы.

Из зала донеслись сдавленные смешки. Я бы тоже посмеялась, но действо на сцене донельзя напоминало Артуана. У него тоже был бзик на порядке и на том, чтобы все! Всегда! Лежало на своих местах! Да и василиск был загримирован так, что только ленивый не узнал бы в нем ректора, как они этого добились, я не знаю, но сейчас только сложила руки на груди.

Из-за кулис вышла девушка, которая… подозрительно напоминала меня. То есть я ее, конечно, знала, златовласую львицу Дейдру мало кто не знал, но ей тоже уложили волосы по аналогии с моей обычной рабочей прической, да и костюм был точь-в-точь как у меня.

Звуковое оформление имитировало стук каблучков, когда Дейдра подошла к столу.

— Господин ректор, — произнесла она, — я принесла вам документы на утверждение.

Тот взял папку из ее рук. Открыл. И начал медленно, очень медленно, перекладывать листочки в две разные стопочки. Иногда листочки разъезжались, и тогда он их поправлял. Из зала доносились сдавленные смешки.

Потому что любой, кто хотя бы раз приходил к Артуану с какими-то документами, шутку понял. У него можно было так с полчаса простоять. Здесь, конечно, все было быстрее, тем не менее, закончив, «ректор» подвинул к себе одну стопку, а другую, аккуратно сложив в папку» вручил «мне».

— Это на доработку деканам!

— Почему?

— Потому что я ректор!

Зал взорвался таким хохотом, что, по ощущениям, с потолка должна была свалиться центральная люстра. Но люстра выдержала, а собравшиеся, видимо, вспомнили, кто сидит в жюри, потому что как-то очень рвано, рядами переставали хохотать.

Ситуация повторялась несколько раз, с разными подтекстами, но неизменная фраза в конце «Потому что я ректор!» — теперь будет звучать во всех уголках академии еще долго, я была в этом уверена.

А еще хотелось бы посмотреть на лицо Артуана, но я не стала. Посмотрела только по диагонали, какую табличку он поднял, и обнаружила цифру шесть.

Ха!

А вот Н’рава поставила десять, очевидно, прониклась.

Выступления пошли дальше, но у меня то ли температура поднялась, то ли в зале просто было жарко, я их все воспринимала каким-то смазанным фоном. И пила воду литрами. Такими темпами мне нужно было сбегать в туалет уже десять раз, но вся вода во мне куда-то девалась. Испарялась, наверное.

К моменту, когда подошло время выступления Брины, а затем Фабиана (они шли последними), я уже сидела и обмахивалась табличкой с десяткой, как веером. В голове бродили какие-то уже совсем дикие мысли: например, как я вообще умудрилась влюбиться в Артуана? Влюбленная в море, например, тоже общалась с драконом (тогда еще не знающая, с каким), но не рассматривала это как что-то серьезное. В смысле, что-то большее, чем красивый роман. Так когда, а главное, как, почему, здесь все это закрутилось?

Впрочем, из мыслей про Артуана я вынырнула, когда на сцену вышли Брина и Сириан. Впервые за все время конкурса я просто залипла на них, понимая, какая они красивая пара. Невысокая темноволосая Брина, в темно-красном с золотыми искрами платье, и мой высоченный светловолосый брат, в белой рубашке и черных брюках. Они действительно смотрелись как пара, и я сначала залюбовалась, а потом… а потом еще сильнее разозлилась!

Потому что Брина — тоже драконесса, и моему брату рядом с ней не светит ровным образом ни-че-го! Кроме красивого кратковременного романа (с) Потому-что-я-ректор! А она все понимает и просто им пользуется!

Пока я сидела и закипала, в зал плеснула яркая, яростная музыка, и Сириан подхватил Брину за талию, уводя за собой в танец. В этот момент зал замер, и я не была исключением, потому что они действительно смотрелись на удивление гармонично. И двигались как единое целое. Умом я понимала, что это — отрепетированный танец, постановка, номер, но все равно не могла отвести от них взгляд.

Не могла не смотреть, как его шаг перетекает в ее, как он подхватывает Брину, чтобы развернуть ее в остром и ярком движении. Он словно был стержнем в этом танце, тем, на ком держится все, а она — как живое, обтекающее его пламя, гибкое, грациозное, легкое.

Когда он подхватил ее, и Брина «взлетела» над сценой, я невольно подалась вперед, а после, когда она буквально стекла по его рукам и по телу, откинулась на спинку стула. Мне показалось, или в зале стало еще жарче?

Да нет, не показалось! Потому что несмотря на яркий свет софитов, в котором кружились в танце Сириан с Бриной, я увидела стоящего за кулисами Фабиана. При этом Фламенский выглядел так, будто был готов скинуть моего брата со сцены в зал прямо сейчас.

Я даже приподнялась на стуле, чтобы, если что, этому помешать, но… принц остался на месте. До той самой минуты, когда в зал плеснул последний аккорд, и Брина и Сириан замерли в тот же миг. Ее волосы взлетели от резкой остановки, она смотрела в зал, мой брат — на нее, и мгновение тишины оборвалось таким грохотом аплодисментов, какие я, если честно, даже в настоящих театрах не помнила.

Кто-то даже вскакивал со своих мест, кто-то кричал, продолжая хлопать в ладоши, Брина и Сириан, взявшись за руки, поклонились, а Фабиан исчез за кулисами.

Моего брата и его девушку не отпускали так долго, что я начала думать, что номера Фабиана мы уже не дождемся. Тем не менее василиска умудрилась поставить им ноль, и мне захотелось отдавить ей под столом ногу. Не знаю, что они там не поделили, но разве можно быть такой мстительной?!

Уточнять я не стала, у меня вообще настроение упало и пробило пол. Тем не менее я дождалась, пока конферансье объявит Фабиана, и, когда принц вышел на сцену, первым делом он произнес:

— Я знаю, что в программе было заявлено одно, но я приготовил для вас сюрприз.