Беседа держалась исключительно благодаря Раугнару и его светскому опыту. Сегодня он раскрылся для меня совсем с другой стороны.
Галантный, изысканно-вежливый, но при этом отстранённо-ледяной. Аристократ до последней частички души. Он не давал моим родственникам расслабиться и подобраться к себе поближе. Колючим забором манер отсекал все попытки фамильярности.
Я восхищённо наблюдала со стороны за мастерством его беседы. Где тот безумный генерал, сошедший с ума? Сейчас я даже представить не могла, чтобы он сделал что-то выходящее за рамки приличия. Скорее, на это были способны мои родственники.
Они тоже заметили расхождение слухов и домыслов о генерале с суровой, для них, правдой. Какая досада! Упустить такой шанс выдать любимую дочку за лучшего друга Императора. За долгие годы службы в качестве прислуги я могла читать мысли родственников по лицам. Да они их и не особо скрывали.
Вон как сжимает челюсти барон: аж желваки проступили сквозь жир. А мачеха? Глазами разве что не молнии мечет. Если бы могла: уже испепелила меня.
На их фоне дорогая сестрица казалась милой, немного избалованной, капризной девушкой. Она не могла определиться кому больше уделить своего царского внимания и то заглядывала в рот Раугнару, то переключалась на Аллси.
Фей на удивление вёл себя спокойно. Его явно распирало от тёмного желания. Я видела, как белеют костяшки пальцев от сжимаемых под столом кулаков.
— Вам нехорошо? — любезным нежным голосом, уточнила сестрица Летиция.
— Честно говоря, да, — печально улыбнулся Раугнар. — Я ещё не совсем поправился.
— Так что же вы себя мучаете? Мы же не чужие люди. Отдохните и возвращайтесь к нам, когда вам станет лучше, — расцвела в лучезарной улыбке матушка.
Мне показалось, или на секунду в глазах дракона мелькнул кровожадный огонь?
Быстро кинув на меня взгляд, Раугнар извинился и спешно вышел из-за стола. Его кожа приобрела сероватый оттенок, а зрачки превратились в узкие змеиные полоски. Ещё чуть-чуть и обратиться прямо тут.
Удивительно, как долго он продержался: прошло четыре или пять часов. Мы заканчивали обед десертом, и я в который раз восхитилась невероятными блюдами Казариса. Они отвлекли от мрачных мыслей и нервозности перед бароном.
Особенно я залюбовалась десертом. Мне было жалко разрезать изысканные муссовые фрукты. Они переливались и блестели под светом огней, выглядя настоящими. Немного пружинили при постукивании ложкой и тут же таяли во рту, оставляя приятную сладко-кислую нотку.
— Вижу, ты уже освоилась, — сухой голос мачехи поцарапал слух, прерывая моё наслаждение. Тяжело вздохнув, она недовольно отложила приборы, выпрямилась и сухо продолжила: — Неловко отчитывать тебя перед другом семьи, но у меня нет другого выбора.
— Выбор всегда есть, — ледяным тоном сказал Аллси.
Мачеха сухо улыбнулась, не приняв во внимание предупреждение хрупкого, болезненно-бледного парня. В её глазах фей не выглядел кем-то важным. Мог ли он остановить её вечный огонь недовольства мной? Конечно нет.
— Прошло столько времени после свадьбы, а ты, похоже, даже не собиралась звать нас в гости. Встречаешь, вырядившись знатной особой. Голову задрала. Даже не поклонилась отцу! Нацепила бриллианты к обеду! Сорока не иначе! А платье? Сколько ручного кружева! Какое расточительство! И это когда твоя семья голодает и бедствует! Разве такой я тебя воспитывала? Выскочила замуж и даже не поблагодарила за устроенный нами брак!
Её слова не долетали до меня. Тем более я не вслушивалась в их смысл. Сказывалась детская привычка. Мачеха никогда не говорила мне чего-то приятного, и я научилась сливать её голос в фоновый шум. Она подозревала это. Когда особенно злилась — звала барона. Вот кого я по-настоящему боялась. Тот не разговаривал: сразу брался за кнут.
Передёрнув плечами, я попыталась успокоиться: в доме дракона барон мне ничего не сделает. Пока, вон, занят десертом: довольно уплетает вторую, а то и третью порцию.
Я опустила голову, не желая выдавать мысли. Актриса из меня так себе, и это мой единственный способ показать «глубокое раскаяние». Под столом ждал сюрприз.
Чёрная тень от фея неестественно удлинилась. Извиваясь будто живая, она разветвлялась, направляясь к моим родственникам. Чем больше причитала мачеха, тем шипастей и темней становились тени, и тем увереннее ползли к её ногам.
Я удивлённо взглянула на друга. Тёмно-фиолетовые волосы ярко контрастировали с побелевшим лицом. Под опущенными веками опасно сверкали чёрные омуты. Залегавшие под глазами тени завершали образ готического злодея.
Как бы он ни натворил дел, пока отсутствует дракон. Я, конечно, временами мечтала о смерти благородных родственников, но не об убийстве их с помощью друга!
— Матушка, сестрица просто была занята... — неожиданно вступилась Летиция.
— Чем таким она могла быть занята? Купанием в деньгах?
Аллси громко хлопнул по столу, резко вскакивая.
— Лицемерные тв...
— Прошу прощения за долгое ожидание, — прервал его выступление Раугнар.
Вытянувшееся лицо мачехи вмиг вернулось к вежливой улыбке кобры. Закивав, она заверила:
— Ничего-ничего! Мы всё понимаем.
Мужчина в два широких шага достиг моего места, наклонился и неожиданно поцеловал в макушку.
— Моя дорогая Мистилия. Простите, не сказал раньше: платье моей матушки выглядят на вас великолепно! — Посмотрев на мачеху, он продолжил: — Благодаря вашему воспитанию, моя жена такая бережливая. Я очень в ней это ценю.
Оказывается, цвет её лица может быть таким бордовым! Прямо-таки увядшая пурпурная роза. Я спешно закашлялась, пытаясь скрыть смех.
Раугнар всё слышал. И даже толстокожей мачехе стал понятен его укол. Заёрзав на стуле, она ткнула барона вбок. Закашлявшись, тот признался:
— Как и ожидалось от Вашего Превосходительства, вы всё замечаете.
— Верно. Я всё замечаю.
Я вздрогнула и недоверчиво взглянула на дракона. Его вежливая улыбка превратилась в зловещий оскал. Глаза загорелись недобрым огнём. В наступивших сумерках они особенно выделялись, выдавая нечеловеческую природу мужчины. Черты лица вытянулись и заострились, оголяя хищную натуру.
В комнате резко похолодело. Родственнички взволнованно переглянулись между собой, наконец заметив негостеприимное настроение.
Часы нарушили наступившую тишину, пробив пять часов вечера. Мысли о превращении Раугнара в чудовище после наступления темноты посетили всех одновременно.