Кассандра настояла на том, чтобы проводить отчима на такси до Челмсфорда.
— Водитель нас знает, он потом отвезет меня обратно в Колд-Даттон, — объяснила она. — А от деревни доеду до дому на автобусе. Мы живем недалеко от остановки.
Генерал был очень этим доволен, но Кевин был рад куда меньше.
— Касс, мне надо с тобой поговорить, — мрачно произнес он.
— Мне тоже надо с тобой поговорить, — холодно ответила девушка. — Но не сейчас.
Разговор шел в кабинете. Мистер Вудбер сидел на веранде, дожидаясь такси. Мистер и миссис Мартин рассерженно смотрели друг на друга. Оба были на грани срыва, но держались из последних сил. Кевин словно воочию видел, как между ними разверзается пропасть, и ему стало страшно: он понимал, что теряет Касс. Он уже жалел, что родился на свет, что Наташа родилась на свет и что весь этот омерзительный кошмар произошел с ними. Писателю уже было наплевать, какую участь уготовила ему судьба, он хотел только одного — чтобы Кассандра была счастлива. Его милая, славная Кассандра! Как ужасно было видеть ее отчужденное, злое лицо, на котором словно было написано: «Мне все известно, и я тебя ненавижу!»
До сих пор он не видел в ее светло-карих добрых глазах ничего, кроме любви и преданности.
Касс уехала с отчимом, ни сказав мужу больше ни слова.
Когда они ушли, Кевин испытал такие мучения, которые раньше даже не мог вообразить.
Он искренне любил Кассандру. Поэтому на ней и женился. Как же он смел даже подумать о том, чтобы изменить ей с Наташей? Он не знал, как пережить этот вечер, как сохранять видимость дружеских отношений с Куррэнами, а главное — с женой.
Так долго продолжаться не могло. Атмосфера накалялась, надвигалась буря, которая должна была положить конец лжи и фальши.
Мартин попытался писать, но не смог выжать из себя ни строчки. В уме у него крутились мысли одна мрачнее другой.
Он не знал, откуда Касс стало все известно. Он не удивился бы, если бы выяснилось, что ей все рассказала Наташа. Он не пережил бы боли, если бы Кассандра от него ушла или никогда не смогла бы его простить.
Мужчина бродил, как привидение, по комнатам большого пустого дома. Наконец он оказался в их спальне и застыл, удивленно озираясь вокруг. В комнате царил хаос. Носки Касс, которые она обычно надевала с фермерскими ботинками, валялись на полу, вымазанные в глине, сами ботинки стояли рядом. Весь ночной столик был усыпан пудрой. Грязные джинсы и свитер, в которых девушка работала на огороде, были небрежно брошены на постель. Расческа лежала на полу рядом с кроватью. Мартин нагнулся и поднял ее. Похоже было, что Кассандра очень торопилась. Он вдруг вспомнил, как храбро она когда-то противостояла генералу, как ослушалась своих родственников ради возможности жить с Кевином, как старалась навести порядок и уют в их паршивой квартирке на Грум-стрит. Несмотря ни на что, они были там счастливы, хотя нуждались и отчаянно старались вырваться из нищеты. Они были близкими, родными друг другу.
Парень сел на краешек кровати и схватился руками за голову. Как же ему развязать этот запутанный узел судьбы и при этом удержать Касс? Для него это было главным. Он не знал, надолго ли жена задержится в Челмсфорде и что будет, когда она вернется. Взорвется ли, наконец, вулкан, клокотавший в ее душе. И если да, то чем все это закончится.
Писатель вдруг понял, что не в силах больше оставаться в опустевшем жилище, и решил пойти погулять в лес, чтобы там, подальше от дома, разобраться в сумятице своих мыслей.
Он пробирался по мокрой скользкой дороге, в непромокаемом плаще, без шляпы, и пытался осмыслить происходящее. Однако его больная совесть неизменно влекла его по извилистой тропе воспоминаний к тому Дню, когда они впервые занимались любовью с Наташей.
Тогда он забыл обо всем на свете, сжимая в объятиях ее обольстительное гибкое тело. В ту минуту мужчина чувствовал себя победителем, завоевателем, потому что эта прекрасная женщина наконец оказалась в его власти. Она смеялась, глядя на любовника своими раскосыми, кошачьими глазами и шептала:
— Я с ума по тебе схожу. Скажи, что любишь меня, милый.
Но Кевин так и не смог произнести этих слов: «Я тебя люблю». Он сказал только, что тоже обожает ее. Потому что даже в безумном опьянении страстью он чувствовал, что любит только Кассандру.
Мартин все шел и шел вперед, пока не промок насквозь и не устал до изнеможения. Наконец он повернул обратно к дому.
Легче ему не стало, но зато он твердо решил, как поступать дальше. Он обо всем расскажет Касс, не дожидаясь ее обвинений. Он должен убедить жену, что поддался минутному искушению, и умолять ее о прощении.
Было почти пять часов, когда Кевин открыл тяжелую парадную дверь. Над домом и прудом сгустился полумрак. Он быстро скинул пальто и крикнул:
— Касс!
Молчание. Везде было темно и тихо. Кевина охватил страх. Страх, что Кассандра уехала с отчимом в Лондон и больше не вернется.
— Касс! — кричал он, охваченный паникой.
Внезапно Мартин заметил свет на втором этаже и фигуру Мориса Куррэна на лестнице. Тот был в пальто и шелковом кашне, как будто он тоже только что вошел.
— А, Морис, вы уже вернулись, — дружески проговорил писатель.
Француз, держась одной рукой за перила, а другой тяжело опираясь на палку, медленно спускался с лестницы.
— Да, вернулся.
— А Наташа? — Имя чуть не застряло в горле у Кевина.
— Нет. Ее со мной нет, — равнодушно ответил пианист.
Морис преодолел последнюю ступеньку. Какое-то время он молча постоял рядом с хозяином дома, и тот заметил, что маленький трогательный француз смертельно бледен. Его обычно тщательно причесанные волосы были растрепаны.
— Наташа больше не вернется, — добавил Куррэн тихо и медленно.
Первой реакцией Мартина на эту новость было чувство облегчения, но оно тут же сменилось тревогой: Морис явно был глубоко расстроен.
— Нет, подождите… Я что-то не понимаю… Что происходит? Идите сюда, выпьем по рюмочке коньяку, и вы мне все расскажете, — смущенно забормотал молодой человек.
— Да, давайте, — произнес музыкант с душераздирающим вздохом. — Благодарю. Коньяк будет весьма кстати.
— Кстати, вы Касс не видели? — спросил у него Кевин по пути в гостиную, где включил верхний свет и обогреватель.
Было очень холодно, и Морис весь дрожал.
— Ее нет дома, — отозвался француз. — Я сам ее искал, но ее нигде нет.
Сердце Мартина упало.
— Она уехала часа два назад, проводить отчима на поезд в Челмсфорд.
— Отчима? — повторил пианист. Говорил он тихо и бесстрастно, словно его ничто не интересовало.
Кевин вкратце рассказал ему про генерала, потом принес бутылку коньяку. Морис сел в кресло и выпил рюмку, которую налил ему писатель.
— Вы вернулись на поезде?
— Нет. Признаться, я шиканул, — покачал головой собеседник. — Я чувствовал себя несколько… нездоровым и поймал в Лондоне машину.
Молодой человек внезапно почувствовал, что ему самому не мешало бы выпить.
— А что с Наташей? — осмелился наконец спросить он.
— Она меня бросила, — ответил Морис, открывая глаза. — Она и вас бросила, Кевин.
Хозяин дома почувствовал, как бешено застучало его сердце. Лицо обдало горячей волной стыда. Но Куррэн не дал ему возможности оправдаться.
— Я все знаю, Кевин, — тихо продолжал он. — Не переживайте. Повторяю: она бросила нас обоих. Однако мне тяжелее это пережить, я все же был ее мужем.
Мартин, онемевший и подавленный, чувствуя себя последним мерзавцем, залпом выпил свой коньяк.
— Послушайте, Морис, — начал он. — Я…
— Вы были влюблены в мою жену, — закончил за него музыкант. — Я знаю.
— Нет, — с жаром возразил мужчина. — Этого оправдания у меня нет. На самом деле я не был в нее влюблен. Господи, сам себя не понимаю. Вы, должно быть, считаете меня негодяем?
Француз испустил глубокий беззвучный вздох.
— Признаться, да. Но мне вас скорее жаль, — добавил он. — Я и сам когда-то был глуп и наивен. Наташа женщина коварная — коварная, как сам дьявол. У нее нет сердца. Только обворожительное лицо и тело, которое сводит мужчин с ума.
— А как вы обо всем узнали? — понуро спросил Кевин.
— Я знал об ее измене с самого начала, — пояснил француз. — Я все слышал… Не станем вдаваться в подробности, которые не принесут ничего, кроме огорчений.
— Что сказать? Я виноват. Я подлец. Мое поведение непростительно, — выдавил писатель.
— Мне кажется, все можно простить, когда речь идет о настоящей любви, — ответил на это Морис Куррэн. — Вы молодой, сильный мужчина, талантливый, с богатым воображением, вас должна волновать красота. Мужчины на многое способны ради красивой женщины, они готовы идти на огромный риск ради обладания ею. Наташе нетрудно было соблазнить вас. Когда-то она и меня завоевала. Так же она обольщала и своего первого мужа, и множество любовников. Она никогда не была верна мне — она ненасытна. Так что, когда я превратился в инвалида, а Наташа встретила вас здесь, в деревенской глуши, она снова принялась за старое.
— Мне нет прощения, — заявил Кевин. — Я не имел права…
— Кто вспоминает о правах в делах любви? — перебил его музыкант. — Люди выдумали законы и моральные принципы, но они остаются людьми — а значит, недалеко ушли от животных, наших предков. Вы страдаете оттого, что изменили своей жене и обесчестили меня. Что ж, я лично вас охотно прощаю. Наташа всегда напоминала мне пантеру — красивая, алчная, жестокая. Она хватала очередную жертву, терзала ее и оставляла умирать в мучениях. Я и раньше был ей не интересен. Когда-то я любил ее. Я был наивен, полагая, что ей нужны моя нежность, моя забота. Теперь я научен горьким опытом. Для вас это тоже был печальный урок, Кевин.
Писатель уткнулся лицом в ладони.
— Я пристыжен и разбит наголову, — произнес он. — Вы слишком благородны, это невыносимо.
— Благороден, — хрипло рассмеялся Морис. — Что за чисто английское слово! Пожалуй. Мне следует вам кое-что сообщить. Сегодня по дороге в Лондон Наташа открыто поведала мне о вашем романе, но заявила, что больше не хочет жить в этом доме, поскольку ей стало там скучно. Она хотела сделать гадость Касс, все ей рассказав, но я предупредил супругу, что в этом случае лишу ее наследства — у меня остались кое-какие деньги во Франции. А Наташа любит деньги.
Кевин резко поднял голову и удивленно взглянул на собеседника.
— Ничего не понимаю, — заявил он.
— Да, вот так, молодой человек. Я глубоко уважаю вашу жену. Она чудесная женщина: смелая, добрая, трудолюбивая, нежная и женственная. И она так преданно вас любит… Лучше я завещаю все деньги своей неверной супруге, чем позволю ей причинить боль милой Кассандре, — объяснил музыкант.
— Я очень тронут, Морис. Рад, что вы такого высокого мнения о Касс. Но она уже знает. Она все знает, — печально сообщил Мартин.
Теперь уже француз повернул голову и внимательно посмотрел на хозяина дома:
— Откуда? Кто ей сказал?
— Не знаю, — покачал головой парень. — Это еще надо выяснить.
— Да, это настоящая трагедия. А я хотел избавить ее от страданий, — вздохнул Морис.
— Видит бог, я не хотел причинять ей мучения! — горестно воскликнул Кевин и начал в ярости колотить кулаком по ручке кресла. — Кто бы мог подумать, что все так скверно обернется. Я оскорбил вас, человека, которого уважаю и считаю другом, а уж про несчастную Касс и говорить нечего. Мне нет прощения.
— Да бог с ним, с прощением. Наташа сюда больше не вернется. Мы разводимся, — ошарашил его Куррэн. — Она сегодня переночует у наших общих знакомых в Лондоне, а завтра летит в Париж. Когда мы там жили, ей предлагали работать манекенщицей в одном из домов высокой моды. Все-таки у нее блистательная внешность и безупречная фигура. Думаю, очередной кавалер тоже очень скоро найдется. — И он мрачно рассмеялся.
Кевин с тревогой посмотрел на часы:
— Но куда же подевалась Кассандра?
Он оставил Мориса на диване в гостиной, погруженным в свои безрадостные мысли, а сам пошел звонить таксисту. На вопрос писателя водитель ответил, что привез миссис Мартин обратно около половины третьего. Она попросила высадить ее в деревне.
Мартин положил трубку. Касс должна была давно уже вернуться домой, даже если бы она шла из деревни пешком. Где же она может быть? Единственное место, куда она могла бы отправиться, — в гости к местному доктору, Филиппу Андерсону. Кассандра подружилась с его женой, Стеллой, симпатичной женщиной, у которой недавно родились двойняшки.
Обеспокоенный не на шутку, мужчина невольно вспомнил тот день, когда жена вернулась от них, впервые увидев малышей. Она прижалась щекой к его плечу и прошептала:
— Давай не будем затягивать с детьми, Кевин. Я понимаю, ты стремишься встать на ноги, но мне так хочется иметь полноценную семью, хочется, чтобы у нас был ребенок. Сегодня я безумно позавидовала Стелле, — произнесла Касс. — Она такая счастливая, а малыши просто очаровательные.
Писатель тогда только посмеялся и ничего не ответил.
Весь издерганный, измученный сомнениями, он вернулся в гостиную и увидел, что она пуста. Хлопнула дверь на веранде, и по комнате прошелся сквозняк. Ужасное предчувствие охватило вдруг Кевина. Он выбежал на веранду. Холодный ветер вздымал волны на озере, брызги летели ему в лицо. В этот момент хозяин дома уловил едва слышный крик:
— Помогите!
«Морис! — мелькнуло у Мартина в голове, и ужасное предчувствие переросло в уверенность. — Морис бросился в пруд!»
Он кинулся сквозь открытую дверь в ночной мрак. Солнце уже зашло, но в сером сумраке мужчина различал темную тень, барахтавшуюся в воде. Он хрипло заорал:
— Морис, Морис!.. Я здесь! Держитесь… Я иду…
Не раздумывая, он прыгнул вниз, в густые заросли камыша, и тут же погрузился по самую шею в холодную воду. Он знал, что там глубоко — гораздо глубже, чем они с женой вначале предполагали. Кевин видел мелькающую над водой голову музыканта. Тот захлебывался и тонул.
Мартин не очень уверенно держался на воде. Он вообще плавал с трудом, но был уверен, что должен попытаться спасти тонущего человека. Он не знал, случайно ли Куррэн оказался в воде или намеренно. И думать об этом было некогда.
— Морис, ради бога, держитесь! — крикнул молодой человек и стал изо всех сил колотить руками по воде. Только сейчас он сообразил, что на нем слишком много одежды, которая сковывает движения. Он попытался стянуть пиджак, но времени на это уже не оставалось. Маленький француз погружался под воду и мог захлебнуться прямо у него на глазах. — Мо-ори-ис! — завопил он в отчаянии.
Но вокруг царила тишина, нарушаемая лишь беспорядочными всплесками от судорожных движений Кевина. И тут из темноты, резко и неожиданно, донесся протяжный тоскливый крик китайского гуся…