Эта пятница в начале июля была для Хелен памятна вдвойне. Она не только в этот день стала работать в «Мод», но прошло ровно три месяца с того момента, как Лаура Френч вызвала ее в свой роскошный кабинет на семнадцатом этаже (редакция располагалась на восемнадцатом, а отдел кадров, бухгалтерия и производственные отделы были этажом ниже высотного здания на Мэдиссон-авеню), чтобы сказать ей, что Эльза Торранс выходит замуж и возвращается в родной городок Пеорию. В редакции открылась вакансия, и Лаура показала некоторые образцы университетских работ Хелен Бену Харви, и рекомендовала ее как добросовестного и способного работника, хорошо чувствующего моду. Так что Хелен переехала этажом выше с десятидолларовой надбавкой к своим восьмидесяти пяти долларам в неделю, и Бен потратил целых полчаса, объясняя своей новой сотруднице ее обязанности.
Он, как и Лаура Френч, отметил природный энтузиазм и усердие Хелен плюс сдержанность и хорошие манеры. Это выгодно отличало ее от искушенных, экспансивных знаменитостей, у которых Бену приходилось брать интервью.
— От вас не требуется полностью заменить Эльзу Торранс, Хелен, — сказал он с улыбкой. — Эльза работала здесь четыре года, с самого первого нашего номера, и только на втором году ей представился случай написать большую статью. Вы будете заниматься некоторыми из очень нужных для «Мод» дел и подчиняться непосредственно моей заместительнице Мэвис Лоренц. Но, если вы так хороши, как думает Лаура Френч, вам вполне может представиться случай написать для журнала какой-нибудь очерк. И всегда можете рассчитывать на мою помощь. Желаю удачи и надеюсь, что вы будете счастливы с нами, Хелен.
Бен встал из-за своего стола и, приветливо улыбаясь, протянул руку. Хелен застенчиво улыбнулась в ответ, пожала ее и почувствовала, что краснеет. Она всегда восхищалась Беном Харви. Представить только, он редактор одного из самых больших журналов мод в стране, а еще так молод! Марджори Броуди, энергичная двадцативосьмилетняя секретарша Лауры Френч, рассказывала, что он стал редактором в двадцать шесть лет. За девять месяцев своей секретарской работы Хелен прочитала все прошлые выпуски «Мод», какие смогла найти в офисе, особенно статьи за подписью Харви. Она решила, что пишет он прекрасно, а для молодого человека знать столько о женской моде действительно было достижением. И теперь сама возможность сказать «Доброе утро, мистер Харви» и «До свидания, мистер Харви» и получить в ответ его улыбку помогала Хелен прожить день.
Дома, в Элирии, она встречалась с несколькими парнями из университета, но никогда серьезно ни о ком из них не думала. Она мечтала закончить учебу и печататься в журналах, если получится. И старый преподаватель английского, доктор Лорример, говорил, что у нее хорошее воображение и изящное, впечатлительное перо, которое должно привести ее к цели.
Родители Хелен погибли в автомобильной катастрофе, когда ей было пятнадцать лет. Хелен со своей старшей сестрой Джейн стали жить у тети Марты, сестры матери. Но страховки родителей было недостаточно для четырехлетнего обучения в университете, кроме того, Хелен жаждала жить самостоятельно и сама обеспечивать себя. К тому же она очень любила Джейн и хотела оставить ей кое-что в приданное, когда сестра наконец выйдет замуж за Джонни Мэндерсона, работавшего на сталелитейном заводе в Элирии. Пройдет много времени, пока Джонни получит повышение, а Хелен мечтала видеть свою сестру счастливой и устроенной, и оставшиеся деньги вполне могли помочь Джонни и Джейн обставить квартиру и начать совместную жизнь.
Хелен очень нравился Джонни. Серьезный, трудолюбивый и достаточно честолюбивый, он, на ее взгляд, очень подходил Джейн. Но теперь, оглядываясь на свою жизнь в Элирии, Хелен пришлось признать, что в их городке никто не мог бы сравниться с Беном Харви по внешности, манерам и способностям. И было чудесно думать, что она работает с ним, пусть даже под прямым начальством Мэвис Лоренц.
Двадцатисемилетняя Мэвис Лоренц была гибкой и тонкой, с темно-рыжими волосами, собранными во французский узел, позволявший обнажить ее красивую шею и привлечь внимание к блестящим опаловым сережкам в изящных мочках ушей. В ее лице было аристократическое очарование, усиленное тонким орлиным носом и маленьким трепетным ртом. Широко расставленные карие глаза Мэвис смотрели как бы искоса, и их рассчитанно пристальный взгляд драматизировался ярко-синими тенями. Она могла выглядеть загадочной или бездушной, обольстительной или надменной. Она прекрасно одевалась. В эту пятницу, например, на ней было кремовое платье с большим в складку воротником, высокими плечами и короткой летящей юбкой. Она слыла одной из самых элегантных женщин Нью-Йорка, и тот факт, что ее мать была знаменитым модельером, совершенно не преуменьшал личных достижений Мэвис. Дженнифер Лоренц уже ушла на покой и большую часть года жила на своей вилле на Майорке. Зельда Эймс, жена издателя «Мод», до самой своей смерти была ее близкой подругой, чем объяснялось то, что Мэвис начала работать как свободный репортер в светской колонке и иногда писать статьи о том, что носит самая модная элитная молодежь. Два года назад Мэвис убедила Бена Харви, с которым часто встречалась, взять ее в штат «Мод». Теперь у Мэвис был кабинет рядом с кабинетом Бена, и она зарабатывала десять тысяч долларов в год как его заместитель. Впрочем, этого было явно недостаточно, чтобы оплачивать ее ежегодный гардероб.
Действительно, если в нынешнем положении Хелен, блаженствующей рядом с Беном Харви и наслаждающейся своей новой должностью помощника редактора (хоть она и знала, что на самом деле это означало не больше, чем звонить печатнику и граверу, чтобы все двигалось по расписанию, и клеить гранки), и была ложка дегтя — то ее звали Мэвис Лоренц. Мэвис, властная по натуре, требовательная к окружающим, прекрасно сознавала свою блестящую репутацию и прошлые заслуги своей матери. Еще тогда, когда Хелен работала секретарем, Мэвис не раз устраивала ей неприятные сцены, бурно выясняя, например, почему Хелен не соединила ее по телефону с нужным человеком. А в последние три месяца она пыталась сделать из Хелен девочку на посылках, ожидая, что та будет бегать для нее в кафетерий или выполнять личные поручения, с чем Мэвис или ее секретарь могли прекрасно справиться сами, и делать бесчисленную мелкую работу, не входящую в должностные обязанности Хелен. Но она прекрасно понимала, насколько неопытна и какая прекрасная возможность ей представилась, и приняла на себя эти дополнительные обязанности, готовая принести пользу и оправдать свое повышение, а также чувствуя, что взаимоотношения с Мэвис примерно такого же типа, какие устанавливаются у новобранца в учебном лагере, и что все это ей пригодится в будущем. И в любом случае у Хелен всегда было тайное, чудесно успокаивающее чувство, что Бен Харви, как начальник Мэвис, всегда будет на месте, если она действительно попадет в беду. Это чувство помогало ей преодолевать все преграды, которые Мэвис, словно нарочно, расставляла на ее пути…
Уже было десять часов — и это означало, что праздник придется отложить. И как только Хелен подумала об этом, зазвонил телефон.
— Я возьму трубку, — сказала она, спрыгивая с кушетки. Глория вернулась к своей книжке.
Но оказалось, что звонят Глории.
— Это Джим, — позвала подругу Хелен театральным шепотом.
Книга тут же грохнулась на пол. Глория, вскочив, поспешила к телефону. Она пристроила аппарат на плечо, нашла смятую пачку сигарет и коробок спичек в кармане своих джинсов, и ее глаза за очками в роговой оправе стали нежными и влюбленными. Хелен подобрала книгу и стала листать ее, время от времени поглядывая на Глорию. При всей решимости ее подруги стать редактором одной из отцовских провинциальных газет и доказать, что она может справиться с этим благодаря собственным способностям, а не потому, что она его дочь и единственный ребенок, Хелен подозревала, что Глорию можно было очень легко убедить поменять журналистскую карьеру на обручальное кольцо и уютную манхэттенскую квартирку. Ее счастливое лицо, когда бы она ни говорила с Джимом Мэрингом по телефону, выдавало ее с головой.
Джиму Мэрингу было двадцать восемь лет, и он руководил одним быстрорастущим рекламным агентством на Мэдиссон-авеню. Он был строен, гибок, имел курчавые черные волосы, худое веселое лицо и обладал прекрасным чувством юмора. Глория познакомилась с ним более года назад, когда Джим читал лекцию по газетной рекламе в Колумбийском университете. Глория задала ему какой-то вопрос, и этот вопрос потребовал сложного ответа. Джим так заинтересовался ее гипотетической рекламной проблемой, что после лекции пригласил Глорию выпить с ним кофе и продолжить обсуждение. Они стали встречаться, и, хотя Джим и Глория не были пока официально помолвлены, было ясно, что дело движется в этом направлении. Правда, Глория продолжала твердить, что не думает о замужестве, пока не закончит университет и хотя бы год не поработает в газете, чтобы выяснить, действительно ли она годится для этого дела.
По мнению Хелен, Джим был очень привлекательным, хотя, конечно, не таким, как Бен Харви. Джим с Глорией и она с Роем Миллигэном часто проводили вечера вчетвером, и Хелен не раз приходилось намекать Джиму, что ему не следует предлагать ничего слишком эксцентричного и дорогого. Она не хотела, чтобы Рою пришлось оплачивать больший ресторанный или театральный счет, чем он мог позволить себе из своего жалованья в «Мод». Хелен была уверена, что оно не больше ее собственного. Но в Нью-Йорке полно способов развлекаться экономно, и совершенно необязательно идти обедать в шикарный французский ресторан, если можно перекусить большим гамбургером на 42-й улице, следя за выплывающей из театра и бросающейся за такси толпой. Джим и Рой любили кино, экскурсии по побережью, где стояли большие суда из Европы, или поездки в «Шевроле» Джима на Лонг-Айленд с остановкой, чтобы полакомиться жареными креветками или ребрышками.
— Это был Джим, — объявила Глория, вешая трубку и с сияющей улыбкой поворачиваясь к Хелен. — Он хочет поехать в Чайнатаун завтра. Только что закончил дела с этим новым клиентом, вот почему он не мог позвонить раньше. Спрашивает, не хочешь ли ты присоединиться.
— О нет, одна я не пойду. Я буду отравлять вам вечер. Ты же знаешь, Глория, что трое — это толпа.
— Поживем — увидим. Держу пари, что Рой позвонит завтра утром, и тогда ты сможешь пригласить его. Ему понравится Чайнатаун. На Пелл-стрит есть маленький ресторанчик, совсем неказистый, но там подают ужасно вкусную и недорогую еду.
— Я вижу, ты уже думаешь о том, чтобы стать миссис Джеймс Мэринг, — засмеялась Хелен. — Волнуешься о том, чтобы сберечь деньги своего друга, когда он приглашает тебя.
— А что в этом особенного? Я не верю в выбрасывание денег просто на то, чтобы провести время, — вызывающе возразила Глория. — И не тебе говорить об этом. Когда бы ты ни пошла с Роем, ты всегда отводишь Джима в сторону и просишь его не планировать «Четыре времени года» или Колониальный клуб.
— Ну, это совсем другое, Глория. Рой и я просто друзья, мы работаем вместе, к тому же он не так хорошо зарабатывает, как Джим. Кроме того, мне не нужна роскошь, когда я иду куда-то с тем, кто мне нравится…
— Ага! — захихикала Глория. — По крайней мере, ты признаешь, что он тебе нравится, а это уже хороший признак.
— Рой очень хороший. Он напоминает мне Джонни Мэндерсона, жениха Джейн. Но я так занята на своей новой работе, что, откровенно говоря, у меня совершенно нет времени для романов. Да и Рой никогда не давал мне повода думать об этом.
— Он из таких, о ком говорят: в тихом омуте черти водятся. Помяни мои слова, однажды он удивит тебя.