Моё пламя

2. Дарен и Эбигейл

Двадцатью годами ранее

Сегодня стоял самый холодный день января ― солнце совсем скрылось, поднялся практически северный ветер, на землю падал снег. Даже одетый в теплое пальто, шапку и шарф, я всё равно чувствовал, как тело прошибает озноб.

Руки были ледяными и дрожали, глаза щипало ― они болели, как никогда, ― а ещё было невероятно трудно оставлять их открытыми.

Раньше я любил, когда выпадал снег ― это означало, что наступила пора веселья и развлечений. Игры в снежки, катание с горок, лепка снежных фигур… ― это было незабываемой частью зимы, но не самой лучшей. Не самой ценной и дорогой.

Каждый день с замиранием сердца, сидя у окна в своей комнате я ждал свою маму.

И когда улавливал знакомый звук и видел подъезжающий к особняку красный автомобиль, быстро сбегал вниз и, кое―как накинув на бегу куртку и шарф, несся к женщине, которая была для меня важнее всего на свете.

Обхватывал её талию, прижимаясь к теплому материнскому телу со всей возможной любовью и ощущал, как родные руки с такой же отдачей обнимают в ответ.

Она опускалась на корточки: целовала мои щеки, нос и лоб своими слегка прохладными губами, а затем мы вместе падали в сугроб, звонко, искренне смеялись и смотрели на чистое синее небо.

Мы делали снежных ангелов, рассказывали друг другу, как прошел наш день, мечтали изменить мир, а затем несколько минут просто молчали. Именно эти моменты были так невероятно бесценны, именно их я так бережно хранил в своём сердце, и именно благодаря им чувствовал, что обязательно сумею сделать мечты явью.

Чувствовал.

Раньше я любил, когда снег укрывал всё вокруг, но теперь мне хотелось кричать, чтобы он остановился, чтобы прекратил падать и оставил нас в покое. Чтобы перестал отдалять нас друг от друга с каждой секундой всё сильнее.

Моя мама… моя любимая мама теперь лежала там, в холодной и мокрой земле, её глаза были закрыты, а сердце не билось. «Она ушла в лучший мир» ― такими словами отец объяснил мне, почему моя мама больше никогда не сможет меня обнять.

Почему больше никогда не прижмет к своей груди, не поцелует в лоб и не скажет, как сильно любит. После этого всё изменилось.

В одно мгновение красота зимней поры, её проказы и развлечения стали казаться маленькому восьмилетнему ребенку обыкновенной иллюзией. Выдумкой. Жестокой и мучительной. От неё в груди теперь долго и невыносимо жгло. Так невыносимо, что хотелось заставить и своё сердце больше никогда не биться.

Тогда, в тот самый день, я впервые узнал, как выглядит боль.

Моя пятилетняя сестренка тихо, чтобы не нарушить покой вокруг, плакала на руках у экономки, ― она ещё хуже меня понимала, куда и почему уходит наша мама, но чувствовала, что больше никогда её не увидит. Никогда не ощутит её тепла, не услышит убаюкивающего голоса. Её всхлипы стали громче, и, не выдержав, она резко уткнулась носом в шерстяное пальто. Ласковые руки обняли девочку и сильнее прижали к себе.

Отец стоял впереди всех, около самой могилы и, слушая, как священник читал молитвенник, опустив голову, наблюдал за хлопьями снега, укрывающими слой сырой земли. Этот мужчина не плакал. Ни разу с той минуты. И он так же не проронил ни единой слезинки сейчас. Здесь. Его глаза были пустыми, ничего не выражающими, но спокойными. Такими спокойными, словно совершенно ничего не произошло. Словно это была просто очередная трудность в его жизни, которую он может решить и решит с помощью денег и власти.

Почувствовав внезапный прилив злости, я напряг скулы. Сердце готово было вот―вот разорваться от мучительного огня внутри, а ноги ― понести меня вперед.

Я хотел бить этого человека в грудь. Бить до тех пор, пока он не заплачет. Пока не докажет, что чувствует хоть что―то. Пока не докажет, что в этом нет его вины.

Пальцы уже начали сжиматься в кулак, но маленькая и теплая ладонь, внезапно скользнувшая в мою холодную и слегка дрожащую, заставила боль внутри притупиться. Гнев исчез, не оставив после себя и следа. Словно его и вовсе не существовало.

Медленно повернув голову, столкнулся с большими, карими глазами. До боли знакомыми. В них не было сожаления. Не было сочувствия, излишнего сострадания или неуместной в этот момент жалости. Они смотрели с нужной мне сейчас толикой горечи, но вместе с тем с пониманием и невероятной силой ― пока ещё не постижимой, ― силой, которая каким―то невероятным образом сумела сдержать и посадить на стальную цепь безжалостного, беспощадного Зверя, который в этот день родился в невинной душе.

Эти глаза усмирили Его. Приручили. Но лишь на время. Потому что, однажды ощутив терпкий вкус свободы, Тьма ни за что не остановится, пока не завладеет всем: и душой, и телом, и сердцем, и мыслями. Пока не погубит и не растопчет всё, что несет жизнь и любовь.

Пока не отнимет самое дорогое.

Пока окончательно не уничтожит свет.

Наши дни

Подавил непрошенные воспоминания ещё одним мощным ударом топора.

На этот раз он стал последним ― «великан» накренился, а затем с шумом рухнул на землю. Очередное срубленное дерево. Очередной день, так похожий на все остальные.

Очередные мысли, словно водоворот, раз от раза пытающиеся затянуть меня обратно в прошлое, из которого я так долго выбирался. Но так и не понял… выбрался ли?

До боли знакомые руки подняли перед лицом ёмкость с водой. Я ненадолго задержал взгляд на женщине, которая занимала в сердце такое особенное место, а затем подвинулся ближе и сделал несколько больших глотков. Меня так долго мучила жажда, что, дорвавшись, наконец, до воды, я практически целиком осушил кувшин.

– Ты совсем не отдыхаешь, ― обеспокоенно сказала Алита, опуская руки вниз.

– Не устал, ― выговорил, вновь принимаясь за дело.

– Ты перестал спать, ― на мгновение замер, но ничего не ответил. ― Долгие месяцы ты работаешь так много, как не работает ни один житель племени. Словно пытаешься извести себя…

– Ураган разрушил почти две трети поселения. И теперь я пытаюсь исправить это.

– И из―за этого же кричишь по ночам?

Ноги сами приросли к земле. Виски болезненно заныли, пытаясь снова вбросить меня в тот день. К ней. К той, мысли о которой всё это время не покидали меня ни на мгновение. И которая виделась мне каждый раз, стоило лишь закрыть глаза.

– Скажи своей матери, ― теплая рука Алиты нежно легла на плечо, ― что причиняет тебе такую боль? Что заставляет так сильно страдать? ― молчал, поэтому она продолжала. ― Ты снова от чего―то бежишь? Делаешь то же, что и двадцать лет назад?

– Со мной всё в порядке, ты зря переживаешь… ― начал было, но её рука, развернувшая моё лицо, заставила запнуться.

– Ты никогда не мог солгать мне, ― твердо, но со всей любовью сказала Алита, ― ещё мальчишкой, эти небесные глаза всегда выдавали тебя. И даже спустя годы это не изменилось.

Молча смотрел, представляя ей возможность увидеть всё то, что было ей так необходимо, а затем накрыл ладонью её руку, бережно снял её со своей щеки и ласково коснулся губами. Я не мог не заметить боли в дорогих глазах, но знал, что не могу её заглушить. Просто не имею для этого сил.

– Это никогда не изменится, ― тихо ответил, ― эти небесные глаза всегда ответят на любой твой вопрос, но не заставляй меня говорить. Не вынуждай произносить вслух то, с чем твой сын ещё не научился справляться… позволь ему молчать. ― сглотнув, пропустил два болезненных удара. ― Прошу. Позволь мне молчать.

Заметив, насколько тяжело мне даются слова, Алита выдохнула и прижала меня к себе. Так крепко и нежно одновременно умела обнимать только она. Оказывая поддержку, отдавая все свои силы и, вместе с тем, даря свою безграничную любовь и ласку.

Эта женщина стала мне матерью, которой я отдал частичку себя. Матерью, которая целовала меня и пела, когда я не мог уснуть. Матерью, которая у меня просто была. Единственной, чьи руки я мог почувствовать наяву.

– Я приготовила твои любимые итальянские спагетти, ― слегка всхлипнув, словно не сумев сдержать эмоции, прошептала она, ― не забудь поесть, когда придешь и не задерживайся здесь допоздна.

Когда она немного отстранилась, коротко кивнул.

Алита выдержала паузу, а затем сосредоточила на мне свой взгляд.

– Я буду любить тебя до своего последнего вздоха. Если будет необходимо, мы с отцом отдадим за тебя свои жизни. И что бы ты ни сделал, кем бы ни предпочел стать ― это место всегда было, есть и будет твоим домом. А земли Прерии всегда будут тебя ждать. ― она нежно коснулась ладонью моей щеки. ― Я хочу, чтобы ты помнил об этих словах каждую минуту, Чавеио. И всегда слушал своё сердце. Оно ― наш лучший учитель. И лишь оно способно указать верный путь.

Ощутив её прохладные губы на своём лбу, невольно прикрыл глаза.

Её любовь была благословлением. Даром свыше. Каждый её жест, каждое слово, сказанное с такой заботой и лаской снова и снова в стократ уменьшали мою боль.

Делали её глуше.

С каждым её нежным прикосновением я чувствовал, как во мне что―то, но менялось. Злость в бессилии отступала, а по венам начинало разливаться тепло. Я становился живее, мои мысли прояснялись, а раны переставали кровоточить.

Но стоило матери лишь на мгновение разжать свои объятия, как боль возвращалась вновь. Ударяя сильнее. Разрушая защиту ещё больше, чем прежде.

Я не знал, смогу ли когда―нибудь выбраться из этого адского пепелища: избавиться от Его власти, снять с себя болезненно мучительные оковы, но понимал, что до тех пор, пока маленький мальчик будет испуганно жаться в углу ― взрослый мужчина не сможет дать врагу достойный отпор.

До тех пор, пока они оба будут пытаться убежать от разъяренного, дикого Зверя, тот будет становиться лишь сильнее, а его удары ― лишь сокрушительнее.

А я не могу этого допустить.

Поднял топор с земли и со всей силой замахнулся над срубленным деревом.

Наносил удар за ударом, очищая ствол от веток и разрубая его на части, чувствуя, как с каждым движением страх маленького мальчика перед безжалостным, бешеным Зверем начинает медленно покидать моё тело.

Тот, кто с самого детства привык бежать от самого себя, от своей настоящей жизни, теперь становился смелее и мужественнее. В моих глазах больше не было растерянности. Пальцы сжимались в кулаки увереннее и сильнее. И теперь я не боялся посмотреть своим страхам в лицо.

Солнце стало медленно заходить за горизонт, ― на ещё недавно золотистые поля прерии теперь опускалась ночь. Такая же, как и всегда: темная, тихая, возможно, опасная. Для кого―то ― красивая и волшебная, а для кого―то ― обыкновенная и совершенно ничего не значащая.

Я не знал, какой она была для меня, но ощущал, что это не так и важно.

Главным было то, что эта ночь позволит мне понять.

Какое решение заставит принять.

И как сильно изменит мою жизнь.

Крепче ухватилась за кору дерева, не зная, какое чувство в этот самый момент испытываю сильнее: облегчение или разочарование.

Но выдохнула ― однозначно.

– Эй―эй, ты в порядке? ― мужские руки вовремя подхватили за локоть.

Темные глаза наполнились беспокойством и множеством вопросов, на которые я не была готова отвечать. Не сейчас.

– Да―а, конечно. В полном. У меня пожизненные проблемы с координацией, ты же знаешь, ― постаралась улыбнуться, но так и не поняла, вышло искренне или по принципу «лучше бы не палилась».

– Я не вовремя? Ты выглядишь испуганной.

– Нет―нет, просто… я не ожидала увидеть… ― выпрямилась и снова выдохнула, когда мой взгляд невольно упал на вышивку на рукаве. ― Откуда у тебя эта рубашка?

– Рубашка? ― Пол усмехнулся, быстро окинув себя взглядом. ― Несколько месяцев назад нашел её в урне у Д… друга, ― запнувшись, выкрутился он, а затем улыбнулся, думая, что я ничего не поняла. ― Подумал: «не пропадать же новой вещи», ну и… забрал себе.

– В урне, ― шепотом повторила, в горькой усмешке прикрыв глаза. ― У друга…

– Да―а, он, знаешь ли, иногда с головой не дружит, ― ухмыльнувшись, ответил он, быстро сунув руки в карманы, ― а почему ты спрашиваешь?

– Забудь, ― завертела головой и, сделав успокаивающий вдох, подняла на него взгляд. ― Скажи лучше, почему ты приехал? Что―то случилось?

– В общем―то, да… ― начал Пол, по своему обыкновению почесывая затылок, ― поэтому мы и здесь…

– Мы? ― перебила его, ощущая, как легкие снова что―то пережимает. Господи, нет―нет―нет. Неужели они сказали Ему, где я? Неужели не сдержали слово? ― Кто ещё приехал с тобой?

Вопрос прозвучал, наверное, слишком тихо, но я очень надеялась, что мне не придется повторять. Мне просто нужен был ответ. Любой ответ. Прямо сейчас.

– Я, ― неожиданно ответил голос за спиной, ― Пол привез меня.

Резко повернулась и тут же встретилась с обеспокоенным взглядом больших зеленых глаз. Ощутила такое огромное облегчение, словно с плеч упал тридцати тонный груз. Не меньше.

– Боже, как же я рада, что это ты… ― прошептала, непроизвольно прикрывая глаза. ― Я думала…

– …что мы выдали тебя? ― закончила за меня Элейн. Она подъехала ближе, и теперь я смогла ещё отчетливее ощутить её волнение. ― Я безумно люблю своего брата и готова на всё ради его счастья, но помню, что обещала тебе. И Пол тоже это помнит.

– Хоть это и не легко, ― заметил тот, делая несколько шагов вперед. ― Я не люблю что―то скрывать. И в особенности, от лучшего друга.

– Я знаю―знаю, ― виновато отозвалась, обводя обоих друзей взглядом, ― и мне жаль, что из―за меня вам двоим приходится лгать. Но я… не могу иначе, ― уже тише закончила. ― Пока не могу.

В воздухе повисло молчание. Я воспользовалась им для того, чтобы взять себя в руки. Вдох―выдох. Вдох―выдох. Вдох―вы…

– Пол, ― позвала его Элейн, ― не мог бы ты оставить нас на пару минут?

Он кивнул, а затем как―то ободряюще посмотрел на меня.

– Я буду на веранде.

Не успела ни подумать о том, к чему был этот взгляд, ни уж тем более спросить об этом вслух, потому что почти тут же ощутила, как прохладные пальцы сжали ладонь.

– Пожалуйста, сядь, ― тихо попросила Элейн, указывая на скамейку под деревом.

Немного помедлила, но просьбу исполнила. Медленно опустилась на скамью, внимательно заглядывая подруге в глаза.

– Что такое? Ты кажешься встревоженной.

– Потому что так оно и есть, ― честно призналась Элейн. ― Я в отчаянии, и мне очень нужна твоя помощь, ― она сказала это немного хрипловато и почти неслышно, словно еле―еле сдерживала слезы.

– Что случилось? Скажи, и я сделаю всё, что будет в моих силах.

– Обещаешь? ― с мольбой во взгляде спросила она, а затем внезапно сильнее сжала мои руки в своих. ― Прошу, Эбс, пообещай, что поможешь мне, невзирая ни на что. Пообещай… каким бы трудным и невозможным это не показалось.

– Обещаю. ― несмотря на появившееся беспокойство, я уверенно сжала её дрожащие руки в своих: ― Всегда и во всем… ты можешь на меня рассчитывать.

Элейн закрыла глаза и сделала несколько выдохов. Она словно успокаивалась прежде, чем снова заговорить. И пыталась подобрать подходящие слова.

– Это касается Дарена, ― при упоминании Его имени вздрогнула, чувствуя, как секунда за секундой сердечный ритм начинает учащаться. ― После того, как… ― Элейн запнулась, но почти тут же продолжила, ― …моё состояние окончательно стабилизировалось, Дарен стал всё реже появляться дома… хотя и не переставал звонить. Лишь это успокаивало меня, лишь так я знала, что с моим братом всё в порядке. Но затем прекратились и звонки. В один из дней он просто исчез.

Я старалась дышать и ни в коем случае не терять контроля над эмоциями.

– Чего ты хочешь от меня? ― шепотом спросила, когда Элейн замолчала.

– Чтобы ты сказала мне… попыталась вспомнить… я знаю, ты поймешь, где он.

Инстинктивно прикрыв глаза, сглотнула в горле ком. Так долго я держала воспоминания о Нем запертыми в большом, мощном сундуке, пыталась жить и не оглядываться назад. Всё строить заново. А теперь человек, который, как никто другой, знал и понимал эту боль, просил меня собственными руками повернуть в замке ключик и выпустить на поверхность прошлое.

– Ты знаешь своего брата лучше, чем кто бы то ни было, ― выдохнула, мысленно ещё держа дистанцию. ― И я уверена, ты сумеешь найти его без чьей―либо помощи.

– Эбби…

– Может, он и не хочет, чтобы его искали, ― предположила она, а затем как―то нервно усмехнулась. ― Проветрится пару недель и вернется, не стоит так пер…

– Его нет восемь месяцев, ― заявила Элейн, вынуждая меня сначала замереть, а затем поднять свой взгляд.

– Восемь месяцев?

– Да. Я ничего не слышала о брате уже восемь месяцев. И, если бы я знала, где его искать, то уже давно бы сама вернула домой. Но я не знаю.

– Элейн, я…

– Прошу, ― вновь взмолилась она. ― Просто подумай. Куда бы он пошел, если бы хотел забыться?

Хотела ответить, что не могу сделать даже этого, что просто не знаю, но вместо этого не сказала ни слова. Думать о том, где Он может находиться, было не просто трудно, а невыносимо тяжело. Один Его образ, одни, пусть даже и мгновенные воспоминания о его глазах, руках, губах заставляли пульс замедляться, а сердце ― снова стучать, как бешеное. Мне было больно, но несмотря ни на что, я собрала в кулачок все оставшиеся силы, крепко стиснула их в своих пальцах и кивнула. Потому что Он был дорог своей сестре. И, что бы не происходило… был дорог мне.

– Есть одно место, ― прошептала ощущая, как руки подруги сильнее сжимают мои, ― оно очень много для него значит. И… я думаю, что если бы он хотел забыться, то отправился бы именно туда.

– Что за место? ― с надеждой в голосе спросила Элейн. ― Как оно называется?

– Я не знаю… ― виновато, даже беспомощно завертела головой, ― прости, Эл, он не сказал мне…

– Но ты же была там, верно? ― не унималась она. ― И знаешь, как туда добраться? Ты ведь запомнила дорогу, да?

– Я… да, наверное… мы огибали Бостон и Сен―Пьер…

– Тогда ты поедешь с нами, ― облегченно улыбнулась Элейн, ― мы вместе найдем Дарена и вернем домой, а затем…

Медленно забрала свои дрожащие руки. Это заставило Элейн запнуться. Сказать, что я просто перестала дышать, было бы ничтожно мало ― сердце внезапно перестало биться. Просто остановилось.

– Эбби…

– Нет… ― прошептала, медленно качая головой, ― …не проси меня.

– А кого ещё мне просить? ― вдруг спросила Элейн, прекрасно зная, что на этот вопрос у меня не будет ответа. ― Если бы у меня был выбор, я бы никогда не пришла к тебе. Но его нет, ― добавила она уже шепотом.

– Я не уверена, что у меня достаточно сил…

– Ты одна из самых сильных женщин, которых мне когда―либо доводилось встречать. И единственная, кому я всецело доверяю, ― она опустила глаза вниз и немного помолчала. ― Если бы это было возможно, я бы встала перед тобой на колени… ― Элейн слабо усмехнулась, будто бы просто не сумела сдержать эмоций, ― но это невозможно. Поэтому я прошу… умоляю тебя так, как могу.

Мне стало больно от её слов ― внутри что―то сильно, предательски заныло.

Как я могла беспокоиться о собственных переживаниях, когда дорогой мне человек так отчаянно нуждался в помощи? Как могла думать, что моя боль невыносимее? Считать, что имею право руководствоваться своими чувствами, при этом совершенно не заботясь о чувствах других? Разве это не эгоизм? Разве это честно?

Подалась вперед, а затем осторожно взяла руки Элейн в свои.

– Всегда и во всем… ― тихо повторила, сжимая её пальцы, ― … ты можешь на меня рассчитывать.

Медленно закрыла дверь, а затем не спеша подошла к зеркалу, руками вынужденно упершись в столешницу. Мысли. Уже долгое время они, словно ядовитые стрелы, не давали мне покоя: жгли, нарывали, кровоточили. Я привыкла, что постоянно чувствую их давление, но сейчас… то, что сейчас творилось в моей голове, было невозможно описать.

Меня крутило с такой скоростью, будто бы мне снова было три, и я просила карусель разогнаться быстрее. Сердце ныло и вместе с тем бешено стучало, пытаясь бежать с пульсом наперегонки.

Такой ли уж сильной она была на самом деле?

Включив краник, стала прислушиваться к звукам льющейся воды. Говорят, она успокаивает. Помогает разобраться в себе и дает необходимые силы.

Легко коснувшись слабых струек кончиками пальцев, ощутила, как что―то приятное и теплое разливается по телу. Как уходит дрожь и появляется уверенность. Как многое встает на свои места.

Хотя разве я могла знать, правильно ли?

Осторожно убрав руку, подняла глаза.

Каждый день я смотрелась в зеркало, но только теперь замечала, что девушка в отражении стала другой. Изменилась. Её волосы были распущены, но аккуратно и красиво уложены, волнами падая на плечи, а синие глаза и пухлые губы подчеркивал правильный макияж. На мне было легкое иссиня―черное платье до колен с глубоким декольте, которое украшала жемчужная подвеска. В гардеробе больше не было места дурацким кепкам, простеньким топам и потертым джинсам. Их заменили стильные деловые, вечерние и повседневные наряды. Высокий каблук я всё ещё не любила, но туфли всё равно стали частью моей жизни… новой жизни.

Вот бы и внутренне мы менялись так же легко, как и внешне.

Повернув ручку краника, выключила свет и вышла из ванной.

Увидев Грега в комнате, немного помедлила, а он, услышав шаги ― повернулся.

– Прости, что я без стука, ― начал он, засовывая руки в карманы шорт, ― просто хотел узнать, всё ли в порядке.

– Да. Всё в порядке.

– Я видел Пола и Элейн, ― сказал Грег и замолчал, словно хотел, чтобы дальше я продолжила сама.

Кивнула.

– Элейн хотела со мной поговорить. Ты не против, если они останутся на ночь? Мне не хотелось бы, чтобы домой они возвращались в такой час.

– Уже попросил Мэнди подготовить им комнату.

– Спасибо, ― облегченно выдохнула, всё ещё ощущая тяжесть вертящихся в голове мыслей. Прислонилась спиной к стенке, а затем едва заметно улыбнулась. ― Ты ведь хочешь спросить меня, верно?

– Да, ― честно ответил он, ― но не стану этого делать.

– Почему?

– Потому что, когда ты будешь готова, то расскажешь обо всем сама.

И я знала, что всё действительно будет так.

Грег никогда не задавал вопросов, ответы на которые я была не в силах дать, и никогда не пытался узнать больше, чем я готова была сказать. Он до сих пор не знал о том, что случилось в тот день, когда я позвонила ему.

Мне просто нужен был друг, и он с охотой им стал.

Оставшись без работы, я выставила на продажу квартиру. Нэл и Майк, как могли, помогали ― одалживали деньги, которые я, к счастью, сумела вернуть, когда через месяц, благодаря помощи Пола, квартиру удалось продать.

Всё это время мы с Грегом не переставали общаться и, когда он узнал о том, что мы остались без жилья, предложил свою помощь. В любой другой ситуации я ни за что бы не согласилась, но в те дни мне как никогда хотелось уехать.

Как можно дальше от Нью―Йорка.

Как можно дальше от своей боли.

– Могу я тебя попросить? ― тихо спросила, осторожно поднимая на Грега взгляд.

– Ты можешь не спрашивать об этом, ― без промедления ответил он, подходя ближе. ― Только скажи, что я могу для тебя сделать?

Зеленые глаза будто заглянули прямо в душу.

Я посмотрела в них и выдохнула:

– Верить мне.

Надев любимые спортивные лосины и майку, перебросила через плечо сумку, в которую сложила необходимые вещи и мобильный. Волосы оставила распущенными, но резинку на всякий случай надела на запястье.

Там, куда мы отправлялись, погоду в это время года нельзя было назвать тропической, поэтому я прихватила с собой теплый худи с капюшоном.

– Куда ты так неожиданно срываешься? ― спросила Мэнди, появляясь на пороге комнаты. Когда я повернулась, сестра стояла, облокотившись о дверной косяк и сложив руки на груди. ― Что стряслось?

– Ничего особенного, ― контролировать свои эмоции за ночь стало проще, хотя внутри всё ещё осталась мелкая дрожь, ― просто Элейн нужна помощь. Ты же знаешь, сколь многим мы обязаны им с Полом.

– Да, но…

– Я постараюсь решить всё как можно скорее, ― ласково коснулась щеки сестры, ― а ты пригляди за Адель, хорошо?

– Ты могла не говорить, ― тихо ответила Мэнди, ― мы ведь семья.

– И я очень благодарна тебе за поддержку, ― заправив выбившийся локон ей за ухо, улыбнулась сестре, а затем переступила порог и направилась к лестнице.

– Эбс, ― голос сестры заставил обернуться. Мэнди немного помолчала, словно всё понимала, а затем тихо добавила, ― только не соверши ошибку.

Мы безмолвно смотрели друг на друга ещё некоторое время, пока на лестнице не появился Грег.

– Готова? ― кивнула и стала спускаться вниз, так ничего и не ответив.

Возможно, потому, что слова показались глупыми, а возможно потому, что я понимала ― Мэнди права.

– Вертолет арендован на сутки, ― громче продолжил Грег, потому что, чем ближе мы подбирались к выходу, чем сильнее шум лопастей глушил его слова. ― Пилот надежный ― Ричард. Ему можно доверять. Думаю, что оговоренного времени вам хватит. Я просто решил подстраховаться.

– Спасибо.

– Поблагодаришь, когда всё решишь, ― ответил он, а затем помог мне забраться.

– Элейн и Пол…

– Пол буквально только что был здесь. Терся тут, терся… ― Грег стал оглядываться по сторонам, а затем выдохнул, ― я схожу за ними. Но дверь пока прикрою. А то с твоей―то координацией, ― усмехнулся, заставляя невольно улыбнуться.

Откинулась на спинку сиденья, наблюдая за тем, как он побежал обратно к дому.

Этот мужчина всегда помогал. Бескорыстно. Ничего не требуя взамен. Просто помогал и находился рядом. Словно боялся в какой―то момент не успеть прийти на выручку. Или… просто не хотел находиться вдали.

Что―то перед глазами тряхнуло, и я резко выпрямилась.

Координация на самом деле вновь меня подвела или же…

– Что происходит?

– Мы взлетаем, ― спокойно ответил пилот, отщелкивая необходимые кнопки.

– Нет―нет―нет. Мы не можем взлететь! ― глаза непритворно расширились, и я стала озираться вокруг. ― Ещё сели не все пассажиры!

– Мне не докладывали о других пассажирах.

– Не докладывали… но…

– Пожалуйста, пристегнитесь, ― сказал мужчина, пока я пыталась найти подходящие слова.

Обычно я не заводила неуместных и глупых споров в подобные моменты. Ну, в последнее время не заводила. Вот пристегнусь и тогда можно будет спорить дальше.

– Послушайте… ― щелкнув ремнем, я сделала паузу, ― …Ричард, верно?

– Верно.

– Ричард… я была бы вам очень благодарна, если бы вы прямо сейчас посадили эту штуковину обратно. Тогда вы могли бы улететь по своим делам. А мы ― сделать вид, что работа была выполнена.

– Извините, мисс. Но прямо сейчас я этого сделать не могу.

– Почему?

– Потому что мы уже над океаном, ― весело заключил он, побуждая меня впервые за всё время посмотреть в окно.

Под нами в самом деле простирались огромные, бескрайние воды Атлантики. Солнечные блики играли в каждой капле, приковывая к себе взгляд, будто бы пытаясь успокоить внутреннюю тревогу.

Как я могла так оплошать?

Не успела сказать, чтобы пилот поворачивал, и что я вовсе не шучу, как телефон известил о новом сообщении. Достала мобильный из сумочки и прочитала:

«Милая, с утра я почувствовала себя нехорошо, поэтому мы не пришли к вертолету. Грег сказал, что мне лучше пока не вставать с постели, но, когда пошел известить тебя, вас уже не было. Спасибо, что решила полететь, это очень много для меня значит. Мы очень надеемся, что ты найдешь его и вернешь домой.

С любовью,

Твоя Эл.»

– Господи, это сон… ― застонала, отказываясь верить в происходящее, ― просто дурной сон…

– Мне нужно задать курс, ― после небольшой паузы произнес пилот, полностью возвращая меня в реальность. ― Но сначала скажите: мы летим вперед или я всё же разворачиваюсь назад?

Открыла глаза, а затем обреченно откинулась на спинку сиденья и сделала глубокий вдох. У меня не было выбора. Не было.

– Вперед, ― перевела взгляд за окно, чувствуя, что ещё пожалею о своих словах, ― мы летим вперед.