Можно и не любить

Глава двенадцатая

Наконец Грант согласился, что оставаться в Мексике не имело смысла. Это была маленькая победа Ханны.

У нее не было никакой возможности вернуться к прежней жизни: ни работы, ни квартиры, ни денег. Она была привязана к нему свидетельством о браке и его упорным желанием удержать ее заключенным между ними контрактом.

Как только они заняли места в салоне первого класса самолета, несущего их обратно в Штаты, он обернулся к ней:

— Я позвонил Мэрилин, — произнес он неприятным голосом, — и сказал ей то, что мы будем говорить каждому интересующемуся: меня отозвали домой неотложные дела.

— Можешь говорить им все, что хочешь. — Ханна смотрела прямо перед собой.

— Я хочу быть уверенным, что ты знаешь, как излагать эту историю, — холодно произнес он.

— Не думаю, что я вообще буду с кем-либо разговаривать.

— Люди ожидают видеть нас вместе последующие несколько недель. — Он натянуто улыбнулся. — В конце концов, дорогая, официально у нас еще продолжается медовый месяц.

— Только потому, что ты решил продлить его.

— Да. — В углу его рта заходил желвак. — Одна из моих многих ошибок, а теперь слишком поздно исправлять что-либо.

— Это никогда не поздно сделать. Ты просто боишься, что твое проклятое «эго» пострадает, если…

— Тут нечего обсуждать, — оборвал он ее хриплым голосом, — последующие несколько недель ты будешь появляться со мной на людях, будешь принимать гостей в нашем доме…

— Если ты попытаешься… если ты дотронешься до меня, — сказала она звенящим шепотом, — то обещаю, что ты пожалеешь об этом.

Его рот показался узкой щелью на его потемневшем лице.

— Я уже сожалею, — холодно сказал он и отвернулся, скрестив руки на груди и откинув голову на спинку сиденья.

Ханна ничего не ответила. Не следовало этого говорить, было глупо показывать ему свой страх. Она никогда не боялась, что он возьмет верх над ней, да и сейчас не боится. Опасность заключается в том, что он, помимо его собственной воли, притягивает ее к себе как магнитом. Нет, с этим покончено навсегда. Она никогда снова не бросится в его постель. Никогда!

Если бы у нее только было куда или к кому убежать. Но в том, что касается развода, она должна полагаться только на себя. Ее ближайшая подруга — Салли, но она не может затягивать ее в свои несчастья. Грант мог быть мстительным, и он не колеблясь уничтожит любого, кто придет ей на помощь.

Он не желал ее, никогда не желал, кроме как на время их контракта. Все это было упражнением в силе, и боль, таящаяся внутри нее, не должна вырваться наружу.

— Мадам? — Она подняла взгляд. Стюарт с сияющей улыбкой протягивал ей бокал шампанского. — Что бы вы хотели?

Мою жизнь, такую, какой она была до того, как Грант Маклин завладел ею, подумала Ханна.

— Ничего, — сказала она, покачав головой, — ничего, благодарю вас.

— Мне тоже ничего, — процедил Грант.

Это были последние слова, которые они произнесли до того момента, как их самолет приземлился в Сан-Франциско.

Ханна знала, что Грант живет в огромной квартире в пентхаусе. Она предполагала, что квартира окажется элегантной, даже роскошной… Но когда двери частного лифта, идущего в пентхаус, распахнулись, от того, что, она увидела, у нее перехватило дыхание.

Перед ней открылось огромное, облицованное мрамором фойе, освещенное сверкающей хрустальной люстрой, свисающей с потолка, высотой в три этажа. Ханна задрала голову. На стенах висели картины того рода, какие она видела только в музеях, а наверху, на уровне второго этажа, располагалась висячая галерея. Она опустила глаза и снова оглядела фойе, где в дальнем углу в великолепном одиночестве красовалась скульптура, похоже работы Бранкузи (Знаменитый французский (румынского происхождения) скульптор (1876-1957).).

— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я перенесу тебя через порог (Старый обычай: молодожен вносит новобрачную в дом на руках.).

— Я слишком устала, чтобы играть в игры, — сказала она. — Если ты просто скажешь мне, где находятся мои комнаты…

— Апартаменты занимают весь третий этаж. Она обернулась к нему.

— Я сказала — мои комнаты, Грант! Ты обещал мне, что у меня будет собственная квартира.

— Я изменил свое намерение. — Его зубы обнажились в неприятной улыбке.

— Что ты хочешь сказать — изменил свое намерение? Ты не должен думать, что я…

— Добрый вечер, сэр. — Ханна обернулась. К ним, вежливо улыбаясь, направлялся дворецкий. — С возвращением домой! Особо приветствую вас, миссис Маклин.

— Привет, Ходжес. Как дела? — спросил Грант.

— Все хорошо, сэр. Позвольте взять ваш багаж?

— Только не мой, — быстро сказала Ханна. — Мои вещи отнесите в гостевую комнату, пож… — Она запнулась, когда Грант резко сжал ей руку.

— Отнесите все в мои комнаты, — процедил он сквозь зубы, — мы будем в студии. И позаботьтесь о том, чтобы нас не беспокоили.

— Я не пойду с тобой, — прошептала со злостью Ханна, но Грант, почти приподняв ее на пальцах, протащил сквозь фойе, потом через две резные двери, которые сами захлопнулись за ними.

Остановившись, он повернул ее к себе.

— Что это за представление ты устраиваешь? — потребовал он, с трудом сдерживая ярость.

— Я не буду спать в твоей постели, — ответила Ханна с такой же яростью, — и если ты хоть минуту будешь думать…

Она вскрикнула, с такой силой его пальцы впились в ее руки.

— Но ты, ты моя преданная жена. И содержания контракта следует твердо придерживаться, или ты забыла об этом?

— Ты не можешь заставить меня придерживаться этого смехотворного соглашения, и ты знаешь это!

— Нет?

— Нет! И если ты попытаешься…

— Я сказал тебе, золотце, чтобы ты поискала себе адвоката. И, черт побери, самого лучшего, потому что я буду драться с ним на каждом шагу. — Грант отпустил ее и пересек комнату. — А пока ты будешь подчиняться правилам.

— Правилам? — Она смотрела, как он распахнул дверки секретера из красного дерева, где находился встроенный бар со всевозможными напитками. — Каким правилам?

— В действительности, — сказал он, вывинчивая пробку из графина, — существует только одно правило. — Он плеснул янтарной жидкости в высокий граненый стакан, поднес к губам и отпил половину. — Ты должна помнить, кто ты…

— Женщина, которая хочет свободы! Ты тоже должен помнить это.

— Ты моя жена. И ты должна вести себя соответственно. Все время.

— Что это означает? Предполагается, что я должна делать реверансы? — Она подошла к нему. — Или просто низкие поклоны? — Она упрямо выставила челюсть. — Ты скорее дождешься, что ад замерзнет, чем…

— Ты никогда, слышишь, никогда больше не будешь устраивать подобной сцены. — Грант опустил свой стакан и схватил ее за плечи. — Ясно?

— Почему? — взметнула голову Ханна. — Или твое бедное «эго» настолько хрупко, что ты не можешь позволить, чтобы свет узнал, что наш брак вовсе не брак на самом деле?

— Должен сказать тебе, что мне безразлично, что думает свет.

— Или потому, что ты отказываешься смириться с тем, что хоть раз в жизни тебе не удается получить то, чего ты хочешь?

— Если мне не удастся, — сказал он спустя миг, — это будет не из-за недостатка попыток.

— Неужто ты в самом деле опустился так низко? Неужто настоять на своем так важно для тебя, что ты силой заставишь меня спать с тобой?

— Черт бы тебя побрал, Ханна, — он стиснул ее в руках, — черт бы побрал.

Он еще сильнее стиснул ее и прижал свои губы к ее губам. Его поцелуй был грубым, отражающим его злость, а не желание. Ханна отбивалась, пыталась отвернуть свое лицо, но он вцепился руками в ее волосы и удержал ее.

— Перестань делать вид, что ты кусок льда, черт возьми! Мы оба знаем, что это не так!

Он снова поцеловал ее, его губы вжались в ее рот. Она стояла абсолютно неподвижно, принимая его поцелуи, словно она была сделана из камня, стараясь, чтобы он не видел, как глубоко ее отчаяние.

И это был мужчина, который держал ее в объятиях и которого она, будучи невероятно глупа, думала, что любит…

Он освободил ее, оттолкнул от себя, глаза его были темными и холодными.

— Кажется, я был прав, Ханна, — сказал он. — Ты вообще не настоящая женщина.

Грант подошел к двери и толчком отворил ее.

— Ходжес! — позвал он. — Отнесите вещи моей жены в гостевые апартаменты.

Не бросив в ее сторону и взгляда, он исчез на лестнице.

Проходили дни и недели. Жизнь вошла в размеренное русло. Ханна вставала рано, завтракала в своей комнате, затем придумывала способы, как убить время. Она бегала по музеям, по всевозможным выставкам, притворяясь, что это ей интересно. Но ее вообще-то мало что интересовало. Да и как можно было интересоваться чем-либо, когда живешь, словно пленница, даже если твоя тюрьма — чудесный пентхаус, заполненный всякими изумительными вещами.

Однажды позвонила Салли, и они договорились вместе позавтракать. Но обычное хихиканье Салли только ужасно нервировало ее, пока наконец Ханна с отвращением не отшвырнула свою салфетку.

— Господи, — спросила она с недоумением, — что с тобой?

— Ладно… ладно, теперь все по-другому, не так ли? Ты уже больше не Ханна Льюис, а Ханна Маклин, и…

— Это чепуха. Я все та же, та же, что всегда.

— Ну конечно, — согласилась спустя некоторое время Салли, — та же, что и всегда.

Но больше они не встречались. , И это было хорошо, понимала Ханна, не потому, .что изменилось ее положение, но потому, что рано или поздно Салли, конечно же, догадалась бы о том, что уже заметила сестра Гранта. Они провели с Мэрилин и ее мужем только один вечер, после чего Мэрилин добродушно пригрозила, что укажет им на дверь, если Грант и Ханна еще раз появятся у них на ужине в таком настроении. Разумеется, Мэрилин почувствовала, что между ее братом и его молодой женой не все в порядке.

— Грант может быть очень трудным человеком, — мягко сказала Мэрилин, когда они с Ханной пошли укладывать Томми в постель.

Ханна подняла льва Брайена и рассеянно перебирала его гриву, собираясь с ответом и глядя, как Мэрилин наклонилась и прижалась губами к спутанным кудряшкам своего сына. У нее сжалось сердце. Да, подумала она, ты права. Твой брат женился на мне только для того, чтобы иметь ребенка. И… и я хотела бы иметь этого ребенка. Его ребенка. Гранта…

— Ханна? — Мэрилин выпрямилась и положила ладонь на руку Ханны. — У вас что-то не так?

Ханна заставила себя улыбнуться.

— Нет, ничего. Мы просто… мы просто учимся жить друг с другом. Ты знаешь, как это бывает.

Мэрилин кивнула.

— Если вы любите друг друга, все будет хорошо.

Но мы не любим друг друга, подумала Ханна. Ему я даже не нравлюсь. А я… я, конечно, не… не…

Внезапно на ее глаза навернулись слезы. Она поспешно отвернулась и вытерла их ладонью. Грант, Грант, подумала она.

И, словно ее мысли подтолкнули его, он появился в дверях. Они посмотрели друг другу в глаза, потом Ханна вздернула подбородок и прошла мимо него.

— Уже поздно, — сказала она, — и я устала. Я хочу домой.

Это был последний раз, когда они видели Мэрилин и ее семью. Грант был занят, как он говорил, слишком занят, чтобы бывать где-нибудь, кроме своего офиса или своей студии дома, но Ханна знала, что он просто старается избегать ее. Он начал тяготиться ее вторжением в свою жизнь. Он женился на ней с одной целью, а она не выполнила своей обязанности. Несмотря на скрытые угрозы, которые он высказал в первый вечер, он не пытался силой затащить ее в свою постель.

Ханна была убеждена, что только нежелание признать, что он совершил ошибку, убедив ее выйти за него замуж, удерживало Гранта от того, чтобы отпустить ее.

Они теперь разговаривали друг с другом только на людях, когда она сопровождала его на деловые обеды или разыгрывала роль хозяйки в доме. Она даже позволяла Гранту слегка обнимать ее за талию и улыбалась приветливо, когда его губы касались ее щеки.

Если не считать таких вечеров, они виделись крайне редко.

Это похоже, подумала она однажды после очередного пустого дня, как если бы она перестала существовать для него. И это замечательно для нее. Это означает, что теперь в любой день Грант может позвать ее в студию, уставиться на нее своим нервирующим взглядом и сказать, что этому невозможному маскараду наступил конец.

Именно этого она и хотела. Именно этого. Но почему же тогда эта мысль повергла ее в такое отчаяние?

— Миссис Маклин?

— Да, Ходжес.

— В ваше отсутствие, мадам, звонил мистер Маклин. Он велел передать вам, что приведет к ужину несколько гостей.

У Ханны сразу испортилось настроение. Еще один вечер с гостями, который надо провести с искусственной доброжелательностью. От этой мысли она почувствовала себя совершенно опустошенной. Ей становилось все труднее и труднее улыбаться и притворяться в присутствии посторонних.

— Я взял на себя смелость переговорить с поваром. Надеюсь, все в порядке?..

Ханна кивнула. Она не имела никакого касательства к ведению дел в этом доме. Это был дом Гранта, не ее, она была здесь немногим больше, чем нахлебница.

— Да, все правильно. Спасибо. Он сказал, когда придет?

— В семь часов, мадам.

Времени было достаточно, чтобы принять душ и переодеться. С помощью косметики придать немного жизни своему лицу, облачиться в одно из тех дорогих платьев, которые висели в ее шкафу, и играть роль жены, которой она никогда не будет.

— Я больше так не могу, — прошептала она в тишине своей спальни.

Но она должна… Ложь, в которой они жили, закончится тогда, когда этому положит конец Грант, и ни минутой раньше.

Ханна опустилась вниз без двух минут семь, как раз вовремя, чтобы приветствовать гостей Гранта, выходящих из дверей лифта. У нее удивленно поднялись брови, когда она увидела Лонгворта, Харта и Хольца под руку с их женами.

— Ханна! — раздался хор мужских голосов, и все они окружили ее, приветствуя сердечными поцелуями в щеку, в то время как их жены разглядывали ее и обменивались друг с другом странными, легкими улыбками. Ладно, в конце концов, подумала Ханна, не каждый день один из партнеров женится на своей официальной помощнице. Если бы только они знали…

— Хэлло! — сказала она приветливо, после того как были закончены представления. — Как приятно снова видеть вас всех. — Она взглянула на закрывшиеся за ними двери лифта. — А где Грант?

— Поднимается со следующей группой, — сказала миссис Хольц.

Дамы сбрасывали свои норковые и соболиные манто на руки Ходжесу.

— Полагаю, вы знаете, как пройти в гостиную. Почему бы вам не отправиться туда и не позволить Ходжесу налить вам чего-нибудь выпить? А я подожду здесь остальных.

Мужчины направились в фойе, но их остановил голос миссис Харт.

— О, мы подождем вместе с вами, — сказала она; в этот момент двери лифта раскрылись, и все замолкли.

В фойе вошли ведущие члены венгерской делегации, замыкали шествие, так что оказались в центре внимания, Грант и Магда Кэролай. Она висела у него на руке и глядела в его лицо с нескрываемым обожанием, а он сверху улыбался ей.

— …А затем, — произнес Грант в тишине, — Стивене сказал: «Хорошо, ваша честь, я должен был привезти их в суд, но я подумал, что здесь слишком переполнено. Поэтому я оставил их дома, в аквариуме. Но вы можете в любое время зайти и сами проверить…»

Магда откинула назад голову и расхохоталась, обнажив великолепные белые зубы.

— Дорогой, это совершенно великолепно! И, конечно, вы выиграли дело!

— Разумеется! — скромно улыбнулся Грант.

— Как чудесно! — Магда хихикала, словно школьница, ее темные, шоколадного цвета глаза сияли. — О, как приятно снова вас видеть, дорогой. Вы не можете представить, как я скучала.

— Грант? — Ханна проглотила комок. — Грант, — снова окликнула она. Тогда эти двое оторвали глаза друг от друга и уставились на нее так, будто она была последней особой, которую кто-либо из них ожидал увидеть.

Грант опомнился первым.

— Ханна, — сказал он и пропустил Магду вперед. Сердце Ханны сбилось с ритма. Он улыбался ей так, как это делал в те дни, когда она была его помощницей: приятно, вежливо и — равнодушно.

— Ханна, ты помнишь Магду, не так ли?

— Да, — медленно протянула она. — Конечно. Как поживаете, мисс Кэролай?

— О, вы должны называть меня Магда, — ответила блондинка, — если вы будете называть, меня «мисс Кэролай», я вынуждена буду называть вас «миссис Маклин». — Она бросила на Гранта косой взгляд из-под своих невероятно длинных ресниц. — Но почему я должна провести весь вечер, напоминая себе, что это вы вышли замуж за этого великолепного мужчину?

Все, включая Магду, весело рассмеялись. Но, ее смех начался и кончился несколько позже, чем у остальных, так что на какое-то мгновение он повис в воздухе, словно забытый воздушный шарик.

Спустя некоторое время мистер Лонгворт откашлялся.

— Ладно, — радостным тоном произнес он. — Ты сказал своей жене, по какому поводу мы собрались, Грант?

С медленной понимающей улыбкой Грант посмотрел на Ханну.

— Нет, — сказал он мягко, — не сказал. Но Ханна умная женщина, Чарли, и я уверен, что она уже догадалась.

Лонгворт закатил маленькую речь о том, что наконец-то завершилась венгерская сделка. Но Ханна поняла. Ей был ясен смысл обращения Гранта. Все кончено. Шарада, в которую он ее втянул, разрешена. Я устал от этой игры, Ханна, сказали ей его глаза. И мне плевать, кто и что об этом узнает.

Ну и ладно, подумала она, для нее это к лучшему. Но почему об этом надо уведомлять публику? Какое он имел право выставлять ее дурочкой? Никто из этих людей, даже эта чувственная блондинка, повисшая на руке Гранта, не был дураком. Они знали, что что-то случилось, и ждали ее реакции.

Что ж, подумала она мрачно, они будут разочарованы. Она должна быть леди. Она должна довести до конца этот вечер, делая вид, что ей совершенно безразлично, что происходит у нее под носом. А в конце вечера она упакует свои вещи — ее вещи, ничего из того, что Грант накупил ей, — и уйдет с высоко поднятой головой.

Спустя три часа, когда Ханна начала разливать кофе в библиотеке, она была готова признать, что ее план, вроде бы так умно рассчитанный, не сработал.

Она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме как на Гранте и женщине, прилепившейся к нему, словно тень. Вот и сейчас они сидели рядом на маленьком диване поодаль от остальных. И если бы не Ходжес, гости Ханны ушли бы, так ничего не поев и не выпив.

Почему она все время наблюдала за Грантом и Магдой? Я не должна смотреть на них, твердила она себе. Но она смотрела. Она смотрела только потому, что не могла не делать этого — просто не могла оторвать взора от этих двух голов, одной темной, другой белокурой, склонившихся друг к другу.

Грант делал дурочку не только из нее, он выставлял дураком и себя. Или его это не трогало? Она помнила, что он всегда говорил, что ему, черт возьми, безразлично, что думают люди, но так ли это на самом деле?

Смех Магды звенел в комнате, словно кто-то наигрывал на плохо настроенном фортепьяно. Грант тоже смеялся. Он смеялся весь вечер. Смеялся ли он когда-нибудь так много раньше? С ней, во всяком случае, нет.

— …Все так удивлены. — Ханна моргнула. Ей улыбалась миссис Харт. — Это так неожиданно, ваша женитьба, разве не так, дорогая?

Ханна натянуто улыбнулась в ответ:

— Могу я налить вам немного кофе?

Грант снова захохотал. Если бы она попыталась, она могла бы даже уловить обрывки разговора:

— …А потом бедный ублюдок сказал: «Где моя противная сторона?» Можете себе представить?

— Ну кто же может выиграть у вас, дорогой? Вы такой импозантный мужчина. — Магда чувственно хихикала.

— О, временами я думаю, что я слабак. Кофе перелилось через чашку миссис Харт на блюдце.

— Извините, — сказала Ханна.

— Не может быть! — Ханна почти видела, как Магда хлопает своими ресницами. — Вы и слабак? Никогда, дорогой.

— Да, перед красивой женщиной…

— Ох! — Ханна ослепительно улыбнулась. — Я не обожгла вас, мистер Лонгворт? Извините.

Голоса с маленького дивана понизились и стали едва различимы. Ладно, подумала Ханна, Грант и Магда стоят друг друга. Они оба одного сорта, оба бессердечные. Но Магду ждет сюрприз. Она, должно быть, уже прикидывает на себе цвет подвенечного платья, но никто, никто, даже эта роскошная блондинка, не затащит Гранта к алтарю после того, как их развод будет… будет…

— Извините, я сама не знаю, что со мной сегодня. Позвольте, я вытру…

Но она, конечно, затащит Гранта в постель, и, возможно, задолго до того, как развод… Ханна схватила салфетку.

— Я так сожалею…

Грант — мужчина сексуальный и, очевидно, находит Магду привлекательной. Впрочем, привлекательной немного не то слово. Он находит ее возбуждающей. Достаточно посмотреть, как он тает, когда она наклоняется к нему…

— Господи, какая же я неловкая сегодня. Я не обожгла вас? Разрешите…

Почему он позволяет ей так себя вести? Ее грудь просто касается изгиба его локтя…

Ханна выпрямилась. Она непонимающе смотрела на лица наблюдающих за ней людей, потом наклонилась и взяла наполовину еще полный молочник.

— Нужно добавить сливок, — сказала она невпопад, — я сейчас… я только схожу, я…

Она вылетела за дверь и остановилась вся дрожа. Почему? Почему ее задевает поведение Гранта… с этой женщиной? Ответ пришел немедленно. Грант привел ее в смятение, хотя именно он должен был сгореть от стыда. А что если эти люди в комнате знали правду? Знали, что Грант заключил с ней контракт только из-за ребенка и что она отказала ему в его притязаниях? Если бы они знали, они вели бы себя иначе. Господи, даже если бы Магда Кэролай знала правду, то и она должна была бы вести себя иначе. Ни одна женщина, даже эта, не таращилась бы так откровенно, так глупо на такого хладнокровного, эгоистичного, бессердечного негодяя, как Грант Маклин.

Снова прозвенел смех Магды:

— О, Грант, вы неподражаемы!

Неподражаем? Ханна повернулась на каблуках. Хватит, решительно сказала она себе, войдя в библиотеку и встав перед маленьким диваном. Кто-то протянул к ней руку, но она не обратила на этот жест никакого внимания.

— Грант! — Ее голос громко прозвенел в неожиданной тишине.

Грант поднял голову, в то время как Магда продолжала еще что-то говорить.

— Да? — спросил он немного нетерпеливо. — В чем дело, Ханна?

— Что Магде известно о нас?

— Что-что?

Блондинка нагнулась к нему, ее груди почти вывалились из платья.

— О чем она говорит, дорогой?

— Ни о чем таком, чем тебе стоило бы забивать свою красивую головку, — улыбнулся Грант,

— Ни о чем? — с сарказмом спросила Ханна и сделала шаг вперед. — Ни о чем? — повторила она с едва сдерживаемой яростью.

— Как удачно, — сказала Магда в счастливом неведении, — у вас молочник со сливками. Налейте мне немного, пожалуйста.

Наступила, казалось, бесконечная тишина. Ханна чувствовала, что на нее устремлены все глаза в комнате. Дрожь от предвкушаемого удовольствия пробежала по ее телу.

— Конечно, — очень спокойно сказала она, — можете получить все. — И она выплеснула весь молочник прямо в пышное декольте.

Магда завопила, вскочила на ноги и стала ругаться по-венгерски.

— Вы сумасшедшая женщина! — наконец вернулась она на английский.

— Конечно, — сказала она улыбнувшись, повернулась и вышла из комнаты.

И только когда она оказалась в своих комнатах, выдержка изменила ей. Она прислонилась спиной к двери. Господи! Что она наделала! Грант и наполовину так не унижал ее, как она сама унизила себя. Она должна была спасти свою гордость и вместо этого она… она…

— Ханна?

Стук в дверь и голос Гранта прозвучали почти одновременно.

— Уходи, — сказала она.

— Открой дверь, Ханна. — По его голосу можно было предположить, что он готов ее сломать.

Ханна вздохнула, повернула ручку и отворила дверь.

— Нам нечего сказать друг другу, Грант.

Он прошел мимо нее, поразительно спокойный для человека, только что пережившего этот скандал.

— Наши гости просили пожелать тебе спокойной ночи.

— В самом деле? — Ее щеки порозовели. Он уставился на картину на стене, словно никогда раньше не видел ее.

— Ну и спектакль ты закатила…

— Если твоя… твоя подружка ожидает моих извинений…

— Я сказал Магде, чтобы она купила себе новое платье и прислала тебе счет.

— Мне? — Ханна рассмеялась, хотя не чувствовала никакого желания смеяться. — Это будет пустая трата времени, Грант. Я не в состоянии заплатить… даже если бы захотела.

— В состоянии, — сказал он кротко. — На твоем счету полно денег.

— Денег полно на счету Ханны Маклин, ты хочешь сказать, — она прошла следом за ним в спальню, зажгла свет, раскрыла шкаф и оставила его открытым, — но не у Ханны Льюис, — сказала она и начала выкладывать свои вещи на кровать.

— Что ты затеяла?

— А на что похоже то, что я делаю? Грант пожал плечами и прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди.

— К чему такая спешка, Ханна? Совсем не обязательно собирать свои вещи ночью. Можно подождать до утра.

У нее сжалось сердце, хотя с чего бы это? Она понимала, все его поведение говорит о том, что ей пора исчезнуть из его жизни. И это именно то, чего она хотела все время.

— Но то, что не может ждать до утра, так это объяснение, — сказал Грант.

— Нам не о чем говорить.

— Я хочу объяснения того, что произошло в библиотеке.

— Я уже сказала себе, что не собираюсь извиняться. Как бы то ни было, ты настоял на своем.

— Я?

— Да. Но в этом не было необходимости. Ты знал, что я хотела положить конец этому… этому браку. Ты не должен был… — Ее голос дрогнул. Проклятие! Она не собиралась раскисать перед ним. Для этого не было оснований.

— Ханна. — Грант осторожно положил руки ей на плечи. — Ханна, повернись и посмотри на меня.

— Нет.

Медленно и бережно он повернул ее к себе. Когда она опустила голову, он взял ее за подбородок и приподнял ее.

— Если ты так рада, что нашим отношениям подошел конец, тогда почему ты так выходишь из себя? — спросил он мягко.

— Почему я?.. Ты… ты унизил меня. Ты…

— Это единственная причина?

— Да. Конечно. У меня тоже есть гордость, и ты это знаешь. Ты не единственный, кто…

Но он был им. Он был единственным, тем единственным мужчиной, которого она когда-либо любила. Она любила его все время, несмотря на всю ту ложь, которую повторяла себе.

Она разрыдалась.

— Убирайся, — прошептала она. — Грант, пожалуйста, если в тебе есть хоть капля сострадания…

— На что я надеюсь, — сказал он, взяв ее лицо в ладони, — так это на то, что, может быть, ты вышла из себя потому, что я заставил тебя ревновать.

— Ревновать? — фыркнула Ханна. — Я? Какого черта я должна…

— Я не знаю, — произнес он очень мягко. — Может быть, потому, что ты любишь меня.

Его взгляд был направлен ей прямо в глаза. Она хотела отвести их в сторону, но как могла она это сделать, когда он держал ее лицо в своих ладонях?

— Это забавно, — сказала она. — Если ты думаешь, что можешь унизить меня больше… чем я уже сама унизила себя…

Он оборвал ее слова нежным поцелуем. Когда Грант откинул назад голову, он смеялся.

— А я спрашивал себя, любишь ли ты меня так же сильно, как и я тебя?

У Ханны широко раскрылись глаза.

— Ты слышала, что я сказал, дорогая? Я люблю тебя. Я люблю тебя так, что мне и не снилось никогда, что так можно кого-то любить.

Ее сердце остановилось, а потом забилось с частотой мотора, вышедшего из-под контроля.

— Грант, — потрясенно сказала она, — ты… ты хочешь сказать, что…

— Я даже не знаю, когда это произошло. Может быть, тогда, когда ты выхватила ту черную ночную рубашку из моих рук. Может быть, когда ты подала мне чашку самого скверного кофе, который когда-либо получал чей-нибудь муж, а может быть, когда ты отдалась мне в ту ночь возле бассейна.

— Но… но сегодня вечером…

— К черту… — Он покачал головой. — Сегодня вечером был жест мужчины, пришедшего в отчаяние. Мы не могли разговаривать без того, чтобы не скатываться к обвинениям. А ты превращалась в лед, когда я пытался сказать тебе, что я чувствовал раньше.

— Когда? — У Ханны перехватило дыхание. — Когда раньше?

— Тем утром в Мексике. Я хотел попросить тебя поехать со мной в маленький городок, где мы могли бы по-настоящему пожениться, без этой ерунды с контрактом…

— Но именно по этой причине ты просил меня выйти за тебя замуж. Чтобы ты мог заиметь ребенка.

Грант вздохнул и потерся щекой об ее волосы.

— Это правда. Я думал о ребенке долгое время. Но это всегда была абстрактная мысль. Потому что, черт побери, чтобы заиметь ребенка, надо связаться с женщиной, а мне не хотелось снова этого делать. Но тут появилась ты, и идея с ребенком показалась мне очень заманчивой.

— Но не слишком заманчивой. — Она взглянула на него. — Ты лишь хотел брак с уже вложенным пунктом о разводе.

— И ты тоже. Ханна кивнула.

— Я сказала тебе, что это всего лишь устраивающее меня соглашение…

— Да, дорогая. — Он улыбнулся. — Никто из нас не желал признаться, что влюблен.

— Я знала в глубине души, что никогда не согласилась бы выйти за тебя замуж, кроме как по любви.

Грант привлек ее ближе.

— Ты любишь меня, — сказал он нежно, и Ханна подняла голову и улыбнулась ему.

— О, да, — прошептала она. — Я поняла это в ту ночь в Мексике, когда ты отпустил меня. Я заглянула в свое сердце и осознала, что любила тебя уже давно-давно…

— Но если ты понимала это, то почему хотела положить всему конец?

— Если я поняла, что люблю тебя, как могла я жить с тобой, отдаваться тебе, зная, что по контракту, что скоро надоем тебе, что ты никогда не полюбишь меня…

— Ханна, любимая, — Грант прижал ее к себе и поцеловал, — ты мне не надоешь никогда, даже если мы с тобой доживем до ста лет.

На глаза Ханны навернулись слезы, она улыбнулась сквозь них и закинула руки ему за шею.

— Бедная Магда, что она должна была подумать?

Грант ухмыльнулся.

— Не переживай за нее, дорогая. Она упивалась сегодня собой; я подозреваю, что ей нравится разыгрывать роль секс-бомбы на публике, причем это самое большее, на что она способна.

— А твои партнеры, — Ханна ткнулась лицом ему в плечо, — и их жены. Представляешь, какое это развлечение для них.

— Ха! Они, должно быть, не испытывали такого возбуждения лет десять. — Он откровенно рассмеялся. — Мы им все компенсируем и Магде тоже, когда пригласим их на нашу свадьбу. Настоящую свадьбу, дорогая. Ты снова выйдешь за меня замуж, любимая? А?

— Только в том случае, если я получу другую брачную ночь.

Грант улыбнулся.

— Каждая ночь, которую мы проведем вместе, будет нашей брачной ночью, дорогая, на все годы нашей жизни.

Он наклонился и поцеловал ее. Когда он выпрямился, Ханна вздохнула:

— Какая жалость, — сказала она. — Ты спланировал такой вечер, а я все испортила. Что же мы будем делать остаток вечера?

Грант подхватил ее на руки.

— Почему бы не устроить тур по нашим апартаментам?

— Но я их видела.

Он нежно и медленно поцеловал ее.

— Но ты никогда не видела мою спальню, миссис Маклин, — прошептал он.

— Миссис Маклин, — пробормотала она, — как приятно это звучит.

— И вторая мысль, — сказал Грант, опустив ее на постель, — давай начнем тур с этой комнаты. Как это звучит, дорогая?

— Это звучит чудесно, — прошептала Ханна. И больше никто из них уже ничего не говорил долгое время.