Глава 11

Кайм

Мне снова снится сон.

Как всегда, я возвращаюсь в то место, где нет красок, нет звуков, где всегда встречаю его.

Мои шаги скрипят по серебристой, освещенной луной тропинке, усыпанной идеально ограненными речными камнями.

Но никаких звуков не слышно.

В этом месте мое тело обретает целостность. Мучительная боль от яда дракона прошла, и я чувствую себя намного легче.

Я чувствую силу.

Снова ощущаю свои руки.

Опускаю взгляд…

И замираю на месте.

Мои руки… они невредимы, но сильно изменились.

Они полностью черные. Кожа, которая была бледной, как алебастр, превратилась в чистый обсидиан, как будто ее окунули в чан с черными чернилами. Чернота исчезает на запястьях, сливаясь с извилистыми татуировками на руках, которые уже начали проступать.

Что это значит?

В шоке я оглядываюсь по сторонам, всматриваясь в серебристые деревья, в поисках хоть какого— нибудь намека на его присутствие.

Мрачного ублюдка не видно. Нет никого, кто мог бы объяснить мне смысл этой странности. Как всегда, я остаюсь один на один с бесконечной загадкой, на которую нет ни одного ответа.

Мне надоело искать ответы.

— Где ты? — требую я, и мой голос гулко разносится по беззвучному лесу. — Почему ты не показываешься?

Я жду.

Предсказуемо, он не появляется.

Но здесь есть кто— то еще. Я чувствую это.

Как… как это возможно?

Я чувствую ее.

В конце концов, это сон. В реальности же я заключен в когтях дракона, ослабленный и озлобленный.

Должно быть, это какая— то проекция. Логично, что я должен найти то, чего желаю больше всего, в своих снах.

Амали.

Как я могу сопротивляться ей, даже если сейчас она всего лишь плод моего воображения?

— Ты, — бормочу я, срывая слово с языка, наслаждаясь его звучанием и силой. Ведь только я мог назвать ее так, чтобы это прозвучало так нежно. — Ты здесь.

Я вглядываюсь в безмолвные деревья, отчаянно ища хоть какие— то признаки ее присутствия. Мысли о темной фигуре, которую ищу, исчезают из моего сознания.

Все, о чем я жажду, — это она.

— Где ты, Амали?

Она лишь плод моих фантазий, воплощение моей тоски, или же она реальна?

— Я здесь. Ты реален, Кайм, или ты мне только снишься?

Теплое, мимолетное ощущение скользит по моей шее, принимая форму ее тонких рук. Пальцы проводят по моим плечам, рукам, груди, когда она обнимает меня сзади.

До меня доходит, что на мне нет ничего похожего на приличную одежду. Только пара свободных черных брюк, больше ничего.

Мгновенно я становлюсь твердым, как камень. Должно быть, это она. Только настоящая Амали могла так на меня подействовать.

— Я здесь. Я настоящая. — Пытаюсь дотянуться до нее, но мои обсидиановые руки ничего не чувствуют. Ощущаю лишь легкое теплое воздействие.

— Как это вообще возможно? Почему я вижу тебя во сне, и как ты можешь быть настолько реальным? Это не реальный мир. Это…

— Это место я посещал в своих снах, сколько себя помню, — мягко отвечаю я, пытаясь ее успокоить. — Ты в моих снах, Амали. Я тоже не знаю, как это возможно.

— Как и все остальное, что происходит с тобой. Я чувствую, что однажды все это обретет смысл, и надеюсь, что этот день наступит очень скоро. — Она тихонько хихикает. — Значит, ты не просто Кайм из моих снов. Я действительно разговариваю с тобой прямо сейчас.

— Да.

— Я надеюсь на это. Очень надеюсь. — Какое— то чувство тревоги передается от нее. — Что это с твоими руками, Кайм? Что с тобой случилось?

Колеблюсь. Ей не нужно знать, что достопочтенные сделали со мной там, на Побережье Костей. Не нужно знать, что они отрубили мне обе руки у запястий. — Не знаю, — говорю я, и это правда.

Опускаю взгляд. Даже мои ногти — чистый обсидиан, слегка заостренные на концах, как человекоподобные когти. Они мерцают в бледном, холодном свете.

— Ты меняешься.

— Во мне ничего не изменилось, — хрипло отвечаю я. — Не для тебя. Как бы странно ни выглядел, это все равно я, даже в твоих снах, Амали. Для тебя я всегда буду прежним. Тебе не стоит меня бояться, никогда.

— Я знаю это. — Ее теплые, невидимые руки возвращаются на мои плечи. Что— то горячее прижимается к моему уху, к моей щеке. Что— то мягкое и нежное касается моих губ.

Невидимый поцелуй.

Приятная дрожь пронизывает меня, и я пытаюсь поцеловать ее в ответ.

Только это невозможно. Она недоступна для меня.

Мое возбуждение разгорелось в бушующее адское пламя. Мне нужно срочно удовлетворить свою похоть. Она так нужна мне.

Но почему она здесь, в моих снах, в этой бледной, холодной, лишенной красок земле, где нет никаких признаков жизни, кроме моего собственного проклятого тела?

Она?..

Мое сердце сжимается. — Ты в порядке, Амали? В безопасности? Ты уже должна была добраться до мыса. Надеюсь, Энак поступил благоразумно и хорошо с тобой обращается. Когда достигнешь Калабара, у тебя будет защита. Помни, ты должна показать им мой клинок.

Амали замирает, отстраняясь от меня. Кажется, будто солнце на мгновение исчезло с неба.

Некоторое время она молчит.

Замерев, я всматриваюсь в корявые ветви деревьев. На них не видно ни одного листочка. Не слышно ни пения птиц, ни стрекота и писка насекомых.

Ужасное чувство неправильности проникает в каждую фибру моего существа.

Почему ты здесь, в этом мертвом, лишенном жизни месте, Амали? Ты не должна быть здесь. Тебе здесь не место.

— Что случилось? — спрашиваю я с ужасом, сковывающим меня в груди. — Что с тобой случилось, Амали?

— Я… — Она затихает и замирает. Возможно, это только мое воображение, но почти слышу рев океана на заднем плане.

Что— то не так.

Она не должна быть здесь.

— Где ты? — рычу я. — Амали, ты должна сказать мне.

— Я на мидрианском корабле, — наконец говорит она.

Мой хрупкий мир уходит из— под ног. С таким же успехом я мог бы выпасть из когтей Вайлорен. — Что? — Гнев поднимается внутри меня, такой глубокий, темный и ужасный, что едва могу дышать. — Кто забрал тебя, Амали?

— Человек по имени Триз. Сейчас я на корабле, направляющемся в Даймару. Меня собираются представить новому императору, Крогену. Он хочет закончить то, что начал его отец.

Гнев полностью поглощает меня. Я едва замечаю, как лишенные листьев деревья вокруг меня приходят в движение и раскачиваются, подгоняемые беззвучным ветром. — Ты не выбралась из Лаксланского моря. Тебя схватили, — рычу я, с трудом узнавая звук собственного голоса. Словно сотни голосов одновременно эхом отдаются внутри безмолвного вихря.

Что со мной происходит?

Мне все равно.

— Мидрианцы появились из ниоткуда на большом корабле, — шепчет Амали в моем сознании. — Они бы нас догнали, но я передала твои монеты Энаку и прыгнула в океан, чтобы их задержать. Все равно им нужна была только я. Энаку удалось спастись.

— Ты отдала магнары лекарю?

— Не сердись, Кайм. Знаю, что ты никому не доверяешь, но у меня не было выбора. Энак обещал мне отнести Великие магнары моему народу. Я верю, что он благороден. Он играет по своим правилам и никому не обязан… как и ты.

— Я не сержусь на тебя, Амали, — прошептал я, и ярость в моем голосе исчезла, когда мысленно представил ее прекрасное лицо. Я пытаюсь представить себе выражение ее лица. Никогда не встречал никого похожего на нее. Ее черты настолько выразительны, что получаю огромное удовольствие, читая ее эмоции, когда она счастлива или весела, или даже огорчена… но особенно когда счастлива.

Но сейчас она бы испытывала страх. Возможно, ей больно. Вернувшись в лапы мидриан, не сомневаюсь, что она страдает.

— Ты сделала единственное, что могла, учитывая обстоятельства, — заявляю я, стараясь смягчить свой тон. — Это было невероятно смело… и самоотверженно. — Несмотря на то, что ситуация приводит меня в ярость, мое сердце пылает от восхищения. — Но что они сделали с тобой, моя энака?

— Тебе так важно знать это прямо сейчас? Я не скажу тебе, Кайм. Главное, чтобы ты был сильным и сохранил ясность ума, чтобы смог закончить то, что должен сделать, и прийти ко мне. У этих глупых, высокомерных мидрианцев не будет ни единого шанса против тебя.

Убийца во мне жаждет настоять на своем; выяснить все детали, чтобы получить истинное удовольствие от причинения ее похитителям невероятных мучений, но сейчас не могу быть таким эгоистом.

Сначала мне нужно проснуться.

А затем я должен придумать, как воплотить эти уродливые черные руки в реальный мир.

— Я приду за тобой, Амали, и убью каждого ничтожного ублюдка, который поднимет на тебя руку, и заставлю их страдать.

— О, я знаю, что так и будет. Мне эта мысль очень помогает, поверь.

Мои ноздри расширяются, когда улавливаю почти неуловимый аромат ее запаха. Это как свежее топливо в пламени моего гнева.

Как они посмели ее тронуть?

Мне нужно знать, что с ней происходит, но из уважения к ней не стану развивать эту тему.

Это ее выбор. Ее бремя, которое она должна нести. И я буду уважать его.

— Ты здоров, Кайм? Лихорадка прошла?

— Еще нет, — отвечаю ей, потому что ложь оставила бы сейчас горький привкус во рту. Но не стану раскрывать истинный масштаб своих мучений. Я не дам ей даже намека на то, что в плену у достопочтенных.

Ей не нужно об этом волноваться.

— Теперь я знаю, что ты направляешься в Даймару. — Протянув руку, я с тоской ожидаю ее прикосновения. Призрачное тепло отзывается на моей ладони. — Существует только один путь, по которому плывет корабль. Я найду тебя, Амали.

— Знаю.

Я снова пытаюсь схватить ее, но мои обсидиановые пальцы встречают лишь холодный воздух. — Ты не должна быть здесь, Амали. — Какая— то часть меня кричит в отчаянии, когда отталкиваю ее, но ради нее должен это сделать. Ей не место здесь, в этом мертвом, безмолвном лесу. — Ты должна вернуться сейчас же. — Меня одолевает острое предчувствие. Это место, несомненно, не является частью мира смертных. Что, если она застрянет здесь?

— О, не смотри на меня так устрашающе, Кайм. Все в порядке. Я знаю. Просто захотелось побыть с тобой еще немного. Пожалуйста, не отталкивай меня. Я уйду. Уйду. Только не сейчас. Я так давно тебя не видела. Быть рядом с тобой вот так… Мне это так нужно сейчас. Ты мне нужен.

— Ты даже не представляешь, что делаешь со мной… даже в моих снах, маленькая лесная ведьма. — Мой голос срывается, когда произношу эти слова. Меня мучает эрекция, а в сердце пылает гнев. Я чувствую нежность и отчаяние. Как это вообще возможно — чувствовать столько противоречивых вещей одновременно? Я жажду мести. Желаю разрушения. Полного и абсолютного хаоса.

Если судьба даст мне власть, я разорву мир на части.

Но больше всего я желаю ее.

— Хорошо, — шепчу я, страстно желая заключить ее в объятия, крепко обнять и сказать, что в этой жизни ей больше не причинят вреда или мучений. Но когда она так умоляет меня… у меня не хватает сил отказать ей. — Останься… на некоторое время. Но затем тебе придется вернуться. Если бы мог остаться с тобой здесь навсегда, я бы так и сделал, но говорю тебе это только потому, что не знаю, что это за место, и боюсь — я чувствую — что здесь может быть опасно для тебя.

— О милый Каймениэль, все, что касается тебя, опасно. Я поняла это с первого взгляда на тебя. Конечно, я вернусь и буду ждать, когда ты придешь ко мне, но мне не нравится, когда ты так напряжен и встревожен. Ты выглядишь так, будто вот— вот взорвешься. — В ее голосе звучит коварство. Как ей удается быть настолько коварной в такой момент? — Позволь мне кое— что с этим сделать. Может быть, в твоем потустороннем мире я не более чем призрак, но ты меня определенно чувствуешь.

— Я… чувствую. Проклятые боги, что ты делаешь сейчас, Амали?

Она не произносит больше ни слова. Ее бесплотные руки скользят по моей спине, торсу, бедрам…

До пояса моих брюк, где она быстро и ловко расстегивает кожаные застежки.

Мои брюки спадают, обнажая мое отчаянное желание. Моя эрекция сильна, почти болезненна.

— Амали, что ты делаешь…

Что— то теплое и невидимое окружает мой напряженный член. Это ее руки? Нет, ее?..

— Знаешь, это довольно забавно — быть призраком в твоем мире.

— П— потому что я тебя не вижу?

— Потому что ты не можешь помешать мне делать то, что я хочу, а сейчас я хочу лишь заставить тебя забыть обо всем, что происходит за пределами твоего мира, пусть даже на мгновение.

— Я точно не могу остановить тебя? — спрашиваю в недоумении, высоко подняв брови. Мой гнев растворяется, мгновенно превращаясь в тлеющий уголек в глубине моего сознания. — Во что ты играешь, сумасшедшая нимфа?

— Мы оба сейчас проходим через трудности. Я просто хочу напомнить тебе о том, к чему ты вернешься, Каймениэль.

Как люблю, когда она называет меня этим именем. Я даже не знаю, настоящее ли это имя, но, должно быть, да, потому что она произносит его с такой убежденностью, идеально перекатывая его на своем язычке с сексуальным тигским акцентом.

— Несправедливо, — протестую. — Я не могу тебя видеть. Не могу даже прикоснуться к тебе, не говоря уже о том, чтобы обуздать тебя.

— Почему ты вообще хочешь это сделать?

Невидимые руки скользят по моему члену. Возбуждение усиливается в тысячу раз. Я закрываю глаза и стону. Неужели это сон? Это безумие? Я больше не могу этого выносить…

Что— то мягкое, теплое и греховно восхитительное скользит по длине моего члена. Это уже не ее руки. Это…

— Амали, что ты делаешь…

— Мм, — простонала она, и вдруг я понял, что это невероятное ощущение — ее рот, скользящий по моей эрекции.

— Коварная женщина, — восхищаюсь я. Как она может об этом думать, находясь в плену у мидриан, вынужденная терпеть мучения, о которых даже не хочет говорить со мной.

И несмотря на то, что я в ярости; несмотря на то, что хочу пойти и убить всех до единого мидрианца на всем континенте, не могу ничего сделать прямо сейчас, потому что я в ее власти.

— А— а— а, — стону я, закрывая глаза, пока она ласкает меня, сильнее, быстрее, отправляя меня в другое измерение, где даже не существует иллюзорных мидрианских императоров, мстительных достопочтенных и безумных богов.

Здесь нет зла.

Есть только удовольствие.

И она.

Инстинктивно тянусь вперед, пытаясь дотронуться до нее, этой весьма реальной иллюзии из моего лихорадочного сна. Меня больше не волнует, как и почему она оказалась здесь со мной.

Я просто хочу ее. Всю ее.

Бесплотным языком и губами она плетет заклинание, которое посылает меня по спирали к неконтролируемому вожделению и наслаждению. Мои руки нащупывают тепло, и внезапно она кажется такой реальной под моими кончиками пальцев.

Я провожу ужасными черными руками по ее шелковистым мягким волосам, по голове, по шее, по плечам, по сильным, упругим рукам. Ее кожа мягкая и влажная. Тело такое же, каким я его помню: стройное, сильное и абсолютно совершенное.

Нежно, ласково, она посасывает мою плоть, пока мои колени не ослабевают и не начинают дрожать; пока не становлюсь таким твердым, что могу взорваться.

Наверняка я умер и отправился в рай.

В тот момент, когда думаю, что ничто не может превзойти это, она берет меня еще глубже.

— Ам— али… — Ее имя — это истошный крик, вырвавшийся из глубины моего горла.

За моими веками вспыхивают звезды. Я не смею открыть глаза. Она кажется мне настолько реальной, что не решаюсь на нее посмотреть.

Мне невыносимо видеть вокруг себя пустоту.

Поэтому просто тону в неоспоримых ощущениях от ее близости, пока не могу больше выдержать.

Я сейчас…

Сладкие черти…

Она заставляет меня кончить.

Нет, не так.

Не думая, отстраняюсь от ее нежных, страстных губ и падаю на колени.

Мои глаза все еще закрыты. Я полагаюсь только на ощущения и инстинкт, мои руки скользят по ее телу. С каждым мгновением она кажется мне все более реальной.

Она кажется обнаженной.

Я целую ее губы. Целую шею. Целую нежную впадинку над ключицей. Беру в руки ее идеально округлую грудь и ласкаю ее упругие соски, продлевая свою изысканную пытку еще на один удар сердца.

А потом укладываю ее на спину на бесшумную лесную подстилку среди мягких, опавших листьев, которые не издают ни звука, когда по ним ходят.

Амали стонет от наслаждения, ее мягкий, сладкий голос эхом отдается в моем сознании.

Я нахожу ее лоно. Она так великолепно готова для меня.

И вот я трахаю ее. Сначала медленно и нежно, потом быстрее, когда мое желание становится неконтролируемым.

Я даю то, что ей нужно.

И беру то, что принадлежит мне.

Слушаю ее сладкие, отчаянные крики в темноте моего разума.

И вот так я перехожу грань.

На мгновение мои глаза открываются, и я вижу ее лицо.

Ее великолепное лицо.

Амали лежит спиной на серо— чёрных листьях, глаза сомкнуты, губы слегка приоткрыты. В этом безмолвном, бесцветном мире она кажется ярче, чем когда— либо. Ее рыжие волосы распущены и взъерошены. Ее губы — самого нежного розового оттенка — блестят от влажности.

Ее темно— багровая метка горит в моей душе.

Она не призрак.

Не просто плод моего воображения.

На самом деле она реальна, и она моя.

Закрыв глаза, я отпускаю ее.

От всего.

И знаю без тени сомнения, что разорву все небеса, чтобы ее вернуть.

Загрузка...