Мой чужой король

ГЛАВА 22

Это случилось на третий день пути в горах.

Позади осталась узкая тропинка, постоянный страх, сон стоя, а потом мы вышли на беспорядочную сеть каскадов из плато, изрытых рвами, вспененных одинокими скалами, ущельями, как шрамами, украшенных необычными деревьями и изогнутыми нагромождениями камней.

Я почему-то представила себе двух исполинов, бьющихся между собой за власть — вот здесь молот одного пролетел мимо врага и оставил после себя огромную воронку. А там второго швырнули прочь, он ударился о скалу и обрушил на себя тысячи и тысячи каменистых осколков.

Величественный, но страшный пейзаж, создать который могли только боги. Но все лучше, чем поминутно бояться сорваться в пропасть. Мне так и казалось, что никто не погиб из-за исключительно слаженных действий и беспрекословного подчинения тому, кто старше — Ворону, например.

Я и прежде понимала, что он великий правитель.

Ненавистный и жестокий.

Но великий.

И в этом тяжелейшем походе именно его острый взгляд и звучный голос, его четкие указания и распределение ролей позволили каждому преодолеть крайне опасный участок. А на плато мы все почти расслабились. Разошлись, да так, что, порой, я могла никого не видеть — кто уезжал вперед, скрываясь за скалой и поворотом, кто оказывался на уровне ниже.

И воздух — прозрачный, чуть морозный, напитанный высокогорным солнцем — тоже дарил ощущение беспечности. Пусть рядом все еще темнела провалом гигантская пропасть, да и ущелья казались жутковатыми — двадцать, а то и тридцать фат вниз — я, наконец, расслабилась.

Зря.

Разве не учил меня отец, что самую большую опасность всегда представляют люди?

Это случилось ближе к сумеркам.

Несмотря на кажущуюся легкость в пути мы все устали, да и постоянные головокружения давали о себе знать — я слышала, что высоко в горах такое не редкость, но не знала как с этим справляться.

Я ехала как раз неподалеку от довольно широкой прорехи в плоти скалы, изнутри которой поднимался сизый туман, когда раздался какой-то неуместный звук. Моя лошадь встала на дыбы, а дальше… скачками понеслась как-будто сразу во все стороны одновременно. Как и мое сердце.

Наверное, самым верным было бы тут же спрыгнуть на землю, пусть и рискуя оказаться под копытами или сломать себе что-то. Но все произошло так быстро…

Да и не в моем характере было сбегать. Глупо… Всегда всё брать в свои руки.

Опасно для жизни.

Вот и в этот раз я старалась удержать и успокоить, не потерять то, что считала принадлежащим себе уже по праву — лошадь несла меня на Север, я кормила и обтирала её, и мы были вполне довольны друг другом.

Перед глазами все кружилось, я слышала ржание, отдаленные крики — боги, зачем я держалась подальше от всех?

Мы лишь на мгновение задержались на краю ущелья. Чтобы рухнуть вниз…

В последний момент удалось изогнуться и схватиться за торчащий камень, но утягивающий меня круговорот был слишком силен, пальцы соскользнули и…

Меня перехватывают за запястье чьи-то жесткие пальцы.

Резкий рывок наверх… И спаситель не удерживается, падает на землю, утягивая меня за собой, роняя на себя и теряя при этом капюшон…

— Даг? — может на меня спустили морок? Откуда здесь может быть мой охранитель?

Боги…

Он измученно и облегченно выдыхает мое имя, садится вместе со мной на руках, и я уже не могу сдержаться. Всхлипываю:

— Даг…

От шока, от того, что меня спасли от неминуемой, казалось бы, смерти, от приглушенной дальностью боли умирающего живого существа, с которой я должна была оказаться рядом — лежать там, внизу, мертвой — от дикой радости, что рядом со мной тот, кто был рядом всю мою сознательную жизнь, я разражаюсь целым потоком слез. Вжимаюсь в мужчину, прячу лицо на его плече и малодушно молю богов, чтобы все, наконец, закончилось и оказалось сном… И я проснулась снова в отчем доме.

Из этого состояния меня вырывает понимание, что мы уже не одни. Лязг оружия, крики и слишком знакомый голос… слишком знакомо пропитанный бешенством.

Рыдания прекращаются сразу, будто кто-то захлопнул дверь к моей боли и повернул ключ.

Я отрываюсь от охранителя делаю несколько глубоких вдохов и рукой стираю слезы с лица. И вздрагиваю, когда осознаю, что вокруг целая толпа спешившихся воинов и впереди — Ворон, видимо вернувшийся обратно.

Крики услышал и отправился посмотреть…

Он подходит к краю ущелья, смотрит вниз, затем на меня, уже встающую с колен, на моего спасителя и спрашивает:

— Что произошло, кюна?

Его голос странно-спокоен.

Я ловлю себя на мысли, что будь у нас нормальные… достойные отношения, то я бы приникла к нему, а он меня обнял, рыча на всех прочих, что не усмотрели. Но вместо этого получаю лишь бесстрастность и две пропасти на месте глаз, сходные с той, в которую я чуть не упала.

И вместо беспокойства его воронья — враждебное удовлетворение. Может они и не желали моей смерти, но были бы вовсе не против.

‍

Хотя нет, кто-то из них желал.

— Мою лошадь понесло, — сказала я с определенной сдержанностью, хотя и меня, и мой голос пробивало на дрожь, — И не просто так…

— О чем ты?

— В нее стреляли, — я вспомнила звук, что услышала как раз перед тем, как все произошло, — Камень или стрела — сейчас и не поймешь ведь… Она встала на дыбы и понесла.

— Вы утверждаете, что кто-то намеренно хотел навредить вам, кюна? — вперед выступил хмурый ярл Биргир. Если я верно разобралась, именно он отвечал за воинское построение и дисциплину и производил впечатление человека верного и вполне разумного.

— Да, это так, — задрала подбородок.

Группа воинов, собравшаяся вокруг нас, зароптала. Для них обидеть тех, кого они считали вторыми своими родителями значило прогневить богов. Но многим ли из них я могла бы стать матерью и хозяйкой?

— Это серьезное обвинение, — лицо Ворона сделалось будто темнее.

— Это серьезное происшествие, — я постаралась удержать истерические нотки. Наказание за нападение на кюну — смерть. Я не желала невинным зла, но оставлять врага за своей спиной?

— Кто и что видел? — Ворон обвел взглядом всех, кто стоял поблизости.

Воины заговорили разом. Искренне.

И, судя по их словам, никто ничего не видел… ничего не было. Это я будто бы не справилась со своей лошадью, а теперь пытаюсь убедить в чем-то другом. Со стороны может все так и было, но я — то знала… Свист, дыбы, безумие… Ни одна прирученная лошадь не будет так нестись, если ей не сделать больно.

Я прикусила изнутри щеку, чтобы не заорать и не разразиться ругательствами. Вот значит как…И не докажешь. А слова кюны и моих страхов явно не достаточно — не на хорошем я здесь счету. Прежде всего у своего короля.

— А ты что скажешь? И почему я не помню твоего лица? — обратился вдруг Ворон к тому, кто стоял у меня за спиной.

Сердце обмерло… Даг. Он ведь не имел права здесь находиться. Не в одежде королевского воина. Без позволения…

— Кюна с детства умела обращаться с животными, — полным достоинства голосом заявил мой охранитель, отвечая сразу на все вопросы.

Нас накрыло тишиной… а потом и звуком вытаскиваемых мечей из ножен.

Два вороньих глаза будто стали больше, вовлекая меня и Дага в водоворот тьмы, а потом король вдруг бросил своим ярлам:

— Прочь. Все.

Не посмели ослушаться. Отодвинулись подальше, чтобы только не слышать нас. Но не ушли совсем — кажется, стоило мне или Дагу дернуться, в нас вонзится сразу множество стрел.

— Кто таков? — подступился король.

— Охранитель. С детства я рядом с Эсме… и сейчас не посмел оставить.

— И как долго следуешь за нами?

— С самого начала.

— Ты знала? — это уже мне.

— Нет, — скривилась, — Но в жизнь не пожалею об этом — потому что и жизни без него не было бы. Меня пытались убить или напугать… разве не должен ты что-то сделать с этим?

— А сделал ли я что-то с тобой, когда ты пыталась меня убить? — он приблизился так, что между нами и ворон не пролетел.

— Я была готова к этому, — прищурилась, — К любому справедливому наказанию. А вот ты почему не готов поступить справедливо? Или тебе также выгодно мое падение в пропасть?

Неужто ударит?

Он был близок к этому.

Но я не могла молчать. Мне сделалось страшно… слишком страшно оставлять это происшествие только в воспоминаниях. Впереди еще много пропастей, и я не могу каждый раз бояться поворачиваться спиной к тем, кто должен меня защищать.

— Обвиняешь меня?

— Нет, — нехотя. Вот не чувствовала я в нем движения смерти, — Но одного из твоих людей.

— Знаешь кого именно?

— Нет. Но когда в нашей крепости было совершено покушение на одного из сыновей ярла, и виновен оказался кто-то из целой группы воинов, мой отец вытащил первого же и отправил на плаху, и пригрозил убивать по одному каждый день, если не проявится настоящий виновник.

В глазах Эгиля-Ворона что-то мелькнуло. Непонятное… но его губы выплюнули лишь.

— Я не буду губить верных мне людей ради твоих предположений.

Вздрогнула.

Правду говорят — слова, бывает, ранят сильнее ножа…

— Хочешь сказать… не будешь губить своих людей ради чужой королевы? — прошипела презрительно и отметила удовлетворенно, что он чуть дернулся, будто пощечину получил.

Но потом снова потемнел лицом.

— Хочу сказать, — Эгиль — Ворон всматривался в меня, пытаясь разобрать по косточкам, — что ты все это могла подстроить. Твои козни и жуткие деяния… даже для меня не осталось сомнений, что только с виду ты дочь Рассвета. На самом же деле — дитя тьмы. Слишком уж все удачно складывается — и охранитель этот твой, и якобы покушение, падение, которое не произошло… Может ты пытаешься рассорить меня с моими людьми? Или ожидаешь, что я, в страхе за твою жизнь, стану лучше к тебе относиться? Не бывать этому! Ну а с тобой, — небрежно кивнул на Дага, — я поступлю так, как и должно поступать с бесправно проникшим в чужой дом.

Чем дальше он говорил, тем сильнее раскрывались мои глаза.

Деревенело тело.

Леденели руки.

Несправедливо, как же все несправедливо… но я не буду собой, если поддамся его давлению и начну туманом стелиться по земле, лишь бы не вызвать неудовольствие короля или же удовлетворенное спокойствие его подданных.

Я сама разберусь, кто это сделал. Швырну ублюдка перед королем, чтобы он понял, что ошибся. А пока…

Ворон уже уходил к своим воинам, но резко остановился и обернулся, заслышав мой громкий голос.

— Я, кюна Севера, — кажется никогда еще он не возносился так высоко, — обращаюсь к богам и справедливости. И говорю тебе, мой король, что ты не следуешь своим клятвам и не защищаешь меня. И потому по данному мне праву королевы, беру защиту в свои руки. И назначаю своим охранителем Дага, который становится теперь неприкосновенен… в том числе и для королевской руки.

И снова я вижу Тьму, взметнувшуюся крыльями за спиной Ворона. И чувствую, как его сердце затапливает лед и чернота… столь сильные, что я сама начинаю задыхаться. Но я выдерживаю его взгляд.

И возмущенные крики его людей.

И брошенное с отвращением:

— Да будет так… слово короля.

Я лишь киваю с не меньшей неприязнью.

Ну и сколько слов ты говорил уже, не мой король? И что из них стало не только словом?

— Вы рискуете, кюна, с таким отношением к мужу, — глухо произносит Даг рядом со мной, — Если он соберет достаточно причин, чтобы отказаться от вас или привести к плахе, даже я ничего не смогу поделать.

— Все может быть, — пожимаю плечами с кажущимся спокойствием, — Кто знает степень его хитрости — быть может он именно этим и занят. Но зато ты теперь со мной… пусть и столь жестоким путем.

Я не могу сдержать счастливой улыбки, несмотря на золу, покрывшую будто все мои внутренности.

— Расскажи, как тебе удалось.