Молчаливый мужчина

«Молчаливый мужчина» Кристен Эшли

Серия «Мужчина мечты#4.5»

Переведено для группы Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ

Переводчик Костина Светлана

Перевод осуществлен исключительно в личных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Шарлотта «Лотти» МакАлистер двигается вперед. И она готова взяться за следующую главу в своей жизни, и поскольку у нее нет постоянного мужчины, решает действовать так, как действовала всегда. Самой разобраться во всем. Даже если это дело означает создание семьи.

Но проблема заключается в том, что Лотти преследует сталкер. Очень навязчивый тип, при котором лучше иметь рядом телохранителя.

Такого, как Мо Моррисон.

Огромного. Устрашающего.

Молчаливого.

Мо не многословен, но Лотти привыкла привлекать к себе внимание. И она хочет, чтобы Мо обратил на нее внимание, как на женщину. Причем сильно хочет.

Но у Мо имеется строгое правило. Он охраняет клиента, его жизнь, и это все, что он делает с клиентом.

Тем не менее чем дольше Мо охраняет Лотти, тем быстрее влюбляется в красивую блондинку, способную справиться даже с демонами, одолевающие его.

Но Лотти и Мо не только должны найти способ держать руки подальше друг от друга, пока угрозы в ее адрес не прекратятся, они также должны найти общий язык с Горячей бандой, с зашкаливающим сумасшедшим отчимом Лотти — Тексом, а также с коммандос из братства Мо, не говоря уже о его ненормальных сестрах.

И все это они должны сделать до того, как Лотти наконец получит мужчину своей мечты.

А Мо сможет претендовать на девушку своей мечты.

Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения

предназначена для 18+

1

Вызови коммандос

Смити

— Мне сделают операцию по уменьшению груди.

Смити оторвался от листка бумаги, который держал в руке, посмотрел поверх стола через весь кабинет на женщину, вышагивающую по комнате.

Женщина, которая была предметом слов, написанных на бумаге в его руке.

У него перехватило дыхание.

— Я решила стать натуралкой, — закончила она свое объявление.

Шарлотта МакАлистер.

Лотти.

Известная далеко и чертовски широко, как Лотти Мак.

Лотти Мак — Королева календаря «Корвет».

Хотя Смити называл ее просто Мак.

Он ошибся. Она не собиралась заканчивать свое объявление.

Мак остановилась перед его столом и провозгласила:

— И ты не сможешь отговорить меня от этого.

Смити потребовалась минута, чтобы заставить свой рот снова обрести способность говорить.

— Мне все равно что ты делаешь со своим телом. Это не мое тело. Я не знаю, почему ты думаешь, что я должен тебя отговаривать.

Лотти таращилась на него.

Он все понял.

Он был владельцем стрип-клуба, а она — стриптизершей. Его лучшей стриптизершей. У него имелись бархатные веревки, которые сдерживали людей, выстроившихся в очередь, желая посмотреть, как она танцует. Трудно поверить, что она думала, что у него могут возникнуть проблемы с избавлением ее от имплантатов.

С усилием оторвавшись от бумаги, которую держал в руке, он перевернул ее и положил на стол, полностью сосредоточившись на Мак.

Главным образом на том, что она говорила.

И почему она ему это говорила.

Прежде чем он успел обсудить с ней этот вопрос, она продолжила:

— Я опросила семерых пластических хирургов в Денвере. И выбрала одного. Я сделаю операцию в следующем месяце.

— Зачем? — Спросил Смити.

— Зачем?! — Переспросила в ответ Мак.

— Я ничего не слышал о том, что ты этим занимаешься, а теперь ты не только этим занимаешься, но и ищешь хирурга, — заметил он. — Так в чем же дело и к чему такая спешка?

Он знал и зачем, и почему.

Он просто хотел, чтобы она сама сказала.

— Никакой спешки, — солгала Мак.

Когда эти женщины поймут, что особенно ему им не сойдет с рук ложь, он терялся в догадках. У него были разные отношения с несколькими женщинами, работающими на него, у него были дети от них, и он управлял стрип-клубом уже не один десяток лет. Он мог распознать ложь еще до того, как человек произнесет слова.

Черт возьми, его вышибалы были самыми худшими лгунами. Они думали, что у них есть что-то вроде «Ты мужчина, и я мужчина», когда ни один мужчина не был мужчиной, если он лгал сквозь зубы.

— Мак, — предостерегающе произнес он.

Она не ответила на его вопрос.

— Люди все равно придут смотреть, как я танцую.

— Я знаю, что люди придут посмотреть, как ты танцуешь. Пару месяцев назад Хоаким в течение нескольких ночей подсчитывал головы. Тридцать пять процентов людей, проходивших через дверь, были женщинами. Говорят, что десять процентов населения — геи. Таким образом, мы можем предположить, что десять процентов из них были лесбиянками, которые хотели тебя увидеть по своим, видно, причинам. Но это означает, что двадцать пять процентов этих женщин были здесь не только для того, чтобы выпить, но в основном для того, чтобы посмотреть, как ты танцуешь. И ты, наверное, единственная из всех, когда мужчина может сказать, что пришел в стрип-клуб, чтобы оценить талант танцовщицы. Будут у тебя большие сиськи, обычные сиськи, это не повлияет на очередь, выстраивающуюся к тебе за веревкой, чтобы посмотреть, как ты танцуешь. Так что давай прекратим эту чушь. А теперь скажи мне, зачем?

Мак вздернула подбородок и заявила:

— Я также ищу доноров спермы.

Вот оно.

Смити откинулся на спинку кресла.

— Мак… — начал он.

— Я не становлюсь моложе, Смити, — отрезала она.

Как уже говорилось, он состоял в отношениях с несколькими женщинами. Они знали друг о друге. В основном они делились друг с другом не только словами, потому что ему требовалось много, и они не возражали иногда передохнуть, пока работала другая.

Но чаще все это напоминало жонглирование, и жонглером выступал именно он.

И единственное, чему он выучился, и что помогало ему не уронить свой мяч — не стоило принимать за чистую монету мяч — «свечу», который женщина очень высоко ему бросала.

Хотя, он не принял весь бред, который она ему лопотала, не только из-за этого.

— Это из-за твоей сестры, — заметил он.

Она покачала головой.

— Не из-за моей сестры.

— Скольких она уже настругала для Эдди на данный момент? — Смити задал вопрос, ответ на который и так знал.

— Джет не стругает детей для Эдди, — парировала Мак.

Смити вздохнул.

— Я просто готова, — заявила она.

— Ты еще не готова, — ответил он.

Выражение ее лица из вызывающего превратилось в раздраженное.

— Ты думаешь, я давно об этом не думала?

— Я думаю, когда ты решаешь родить ребенка, как ты думаешь, что достаточно долго думала об этом, ты должна думать об этом еще дольше. И ты должна поговорить об этом с людьми, которые тебя окружают. И ты должна все взвесить, что они говорят тебе. И только когда ты супер, вдвойне, экстра уверена, только тогда должна пойти на это.

— Деньги у меня есть…

Смити покачал головой.

— Дело не в деньгах, Мак. Но даже если ты думаешь, что у тебя есть деньги, считай, что у тебя их нет. Дело не в еде или крыше над головой. Речь идет не о том, чтобы обезопасить себя с помощью номеров телефонов друзей и ударов судьбы. Дело даже не в экономии, чтобы накопить на колледж. А о тех дерьмовых периодах в жизни, которые будут кусать тебя за задницу, на что ты совсем не рассчитывала. Это твой ребенок и придется противостоять ударам судьбы, сопротивляться, выкручиваться и часто проявлять гибкость. Ты готова ответить, хороша ли ты будешь в этом, как думаешь в данный момент, что справишься совсем этим дерьмом, если оно произойдет?

Мак молчала, посмотрев в сторону, затем сделала шаг в ту же сторону и села свой задницей на один из двух стульев перед его столом.

Она не была готова.

Вообще не была.

Ее мысли были заняты чем-то другим.

И Смити нужно было докопаться до сути, а не заниматься спасением ее фантастических сисек.

Ему нужно было спасти ее от слишком быстрого прыжка туда, к чему она не была готова.

Он наклонился вперед и понизил голос.

— В классе окажется злой ребенок, который будет издеваться над ним. Возникнет ситуация со здоровьем, вероятно заразится крупом или гриппом, и ты не будешь знать, что делать, и это будет пугать тебя до усрачки. Девочкам разобьет сердце какой-нибудь засранец. Мальчиков нужно научить не быть мудаками. Ты должна успокоиться и взять себя в руки, Мак. Никто не может полностью подготовиться, чтобы стать родителем. Но ты должна быть полностью уверена, что готова, как никогда.

Она посмотрела ему в глаза и сказала:

— Я готова, Смити.

— Ты видишь, как твоя сестра и ее муж делают детей, ты так влюблена в своих племянников, что не видишь всю ситуацию, поэтому чувствуешь, как время уходит, и решила тоже пойти на это, чувствуя зуд, который тебя так раздражает, что не можешь его унять, — ответил он.

— Это не имеет никакого отношения к Джет и Эдди, — возразила она.

— Хорошо, тогда как часто Джет встречается со своими «Рок Чик»? Ответь мне, Мак. Как часто? («Рок Чик» (Рок цыпочки) — серия Кристен Эшли из 9 книг, история Джет и Эдди 2-я книга серии Rock Chick Rescue. 1-я про Ли Найтингейла и Инди. Кристен создала Rock Chick Nation, серию программ, объединяя женское сообщество. Миссия Rock Chick Nation состоит в том, чтобы жить своей лучшей жизнью, быть верным своему истинному «Я», признавать свою красоту, принимать любую сестру, чтобы она не совершила в жизни, неважно является она членом семьи или просто знакомой, находится ли рядом или за тысячу миль отсюда. Кристен собирает посиделки, вечеринки в рамках сообщества Rock Chick Nation, также занимаются благотворительностью. – прим. пер. Серию будем переводить, поскольку являемся авторской группой Кристен Эшли)

— Она постоянно видится со своими цыпочками, — сказала Мак.

— Да, она может с ними видиться, потому что ее муж в это время дома, присматривает за их мальчиками.

Она поняла его мысль.

Вот почему она закрыла рот, прежде чем открыть его снова и сказать:

— Или Бланка присматривает за их детьми.

— Бланка присматривает за их детьми, когда Эдди с Джет куда-то выходят. Или он работает, и никто не может присмотреть за его мальчиками, кроме нее, если их мама тоже в этот момент занята.

Мак повернула голову и стала изучать стену перед собой.

На стене не было ничего интересного.

Но она продолжала упорно в нее пялиться.

— Мак, посмотри на меня, — приказал он.

Она повернула голову, упрямо вздернув подбородок.

Смити понизил голос, мягко проговорив:

— Ты встретишь его, дорогая.

Она поняла, о чем он.

— Мне не нужен мужчина, — отрезала она.

— Нет. Но ты хочешь его, и ты его найдешь. Тебе просто нужно набраться терпения.

Но сидя перед ним, она явно теряла терпение.

— Дело не в том, чтобы найти мужчину, Смити.

— У скольких «Рок Чик» в постели нет теплого мужского тела рядом? — выдал он.

— Я могу найти мужчину, когда захочу.

Она вполне могла.

Она не была красавицей. Но она была хорошенькой. Безумно привлекательной.

Ее сестра, Джет, была тихой, застенчивой, как соседская девушка.

Мак совсем была на нее непохожа.

Она жила на широкую ногу, шумно. Она была сексуальной, но не дерзкой, а напористой. У нее имелось на все свое мнение, которое она высказала. Если она любила тебя, то показывала. Если ты был мудаком, она отворачивалась. Она ставила перед собой цель и достигала ее.

Если она чего-то хотела, то получала это.

Кроме мужчины.

Она была женщиной свиданий, хотя ей не нравилось играть на этом поле потому, что большинство мужчин были ублюдками, а она этого не терпела.

Не то чтобы она должна была.

Она просто не хотела.

По мнению Смити, команде «Рок-Чик» повезло. Они встретили лучших мужчин Денвера. Заявили на них свои права (или не они заявили как угодно). Все, игра была окончена.

С другой стороны, Ли Найтингейл проверил этих мужчин для подруг своей женщины, так что у Смити уже были догадки об исходе дела.

— Иметь ребенка намного легче, когда есть кому помогать, — заметил он.

— Иметь ребенка — это зависит от женщины, — возразила она.

— Ладно, умница, воспитывать ребенка намного проще, если у тебя есть кто-то, кто может помочь, — поправил он и, прежде чем она успела что-то возразить, продолжил: — И с этим ты не поспоришь. Ты выросла с одним родителем, и кто тебя воспитывал?

Она закрыла рот.

— Твоя сестра, потому что мама работала, — ответил он за нее. — И что там у твоей сестры? — Он снова ответил за нее: — Напоминаю очевидное, я не хотел слышать это дерьмо, но слышал, когда вы, суки, болтали между собой. Если он не работал над делом, Эдди вставал с Джет на каждую кормежку. Каждую чертовую кормежку. Вставал, брал сына и приносил его жене. Относил его назад и укладывал спать. То же со следующим. И так далее. Джет даже не приходилось вставать с постели.

Он хотел еще что-то сказать, но зашел слишком далеко и понял это, когда ее подбородок задрожал, прежде чем она взяла себя в руки.

— Мак…

— Я хочу ребенка, — прошептала она.

Он ей верил.

Она хотела такого же, как Эдди.

— Дай время, — прошептал он в ответ.

Она вскинула обе руки.

— Сколько?

— Столько, сколько потребуется.

— К сожалению, я не могу вот так взять и сделать ребенка, когда мне будет семьдесят.

Джаггер — Смити вообще не должен был заниматься этим дерьмом.

— Дорогая, тебе всего лишь за тридцать, — напомнил он ей.

— Они все заняты, — объявила она.

Теперь он понятия не имел, о чем говорит эта женщина.

— Кто? — спросил он.

Она качалась вперед на своем стуле.

— Они. Хорошие. Горячая банда. Остались только Роум и Снифф, они слишком молоды для меня. Не говоря уже о том, если бы Ширлин узнала, что я даже произнесла их имена в подобном разговоре, она бы меня порезала.

В этом Мак не ошибалась.

Ширлин воспринимала себя приемной матерью Роума и Сниффа, хотя в ее сознании понятие «приемная» исчезло, и не имело никакого значения, что Роум и Снифф были уже давно совершеннолетними, мужчинами.

Она ее порежет точно.

Мак не ошибалась и в том, что «Рок Чик» захапали себе всех мужчин из Горячей банды, лучших мужчин.

Может Ли специально таких нанимал.

— Мак, дорогая, просто дай время, — настаивал он. — А пока продолжай баловать своих племянников. Потому что, когда ты встретишь своего мужчину и начнешь заводить детей, у тебя не будет времени, как сейчас, на своих племянников, и тогда ты будешь рада, что у тебя было время, как сейчас. Понимаешь?

Она немного помолчала, потом поджала губы и выдохнула.

Потом ответила:

— Я все равно стану натуралкой.

Значит поняла.

Кризис предотвращен (по крайней мере, этот, он привык загонять в загон стриптизерш, вышибал, барменов и официанток, все они были молоды и склонны совершать глупости, так что ему частенько казалось, что вся его жизнь была направлена на предотвращение очередной катастрофы).

На этот раз (пока) Смити махнул ей рукой, переводя взгляд на свой стол.

— Делай со своими сиськами, что хочешь. Просто предупреди меня. Я должен подготовить персонал, чтобы они не удивлялись, что количество задниц в клубе снизиться, у меня нет в рукаве еще одного хедлайнера. (Хедлайнер — гвоздь программы. — прим. пер.)

— Смити, — позвала она.

Он снова перевел взгляд на нее.

Теперь она улыбалась.

Встав в позу, заявила:

— Ты — крутой.

— Я знаю это, раз терплю твою сумасшедшую задницу. А теперь убирайся. Я здесь не сижу сложа руки, плюя в потолок. У меня куча дел, — она продолжала улыбаться, поднимаясь со стула, плавно двигая своей упругой задницей к двери из его кабинета.

— Закрой за собой дверь, — приказал он.

Она не закрыла за собой дверь.

Остановилась в дверях и повернулась к нему.

— Я могу дать ему год.

В Мак появилось что-то еще.

Решимость.

— Отлично, согласен, — ответил он. — А теперь убирайся.

Она одарила его белозубой улыбкой, к которой его сетчатка каким-то чудом все же привыкала, не перегорев, и вышла за дверь.

К счастью, она закрыла за собой дверь его кабинета.

Смити пристально смотрел на дверь, раздумывая, не поднять ли свою тушу, чтобы запереть ее на замок.

Но потом решил, что не стоит тратить на это время.

Вместо этого он взял листок бумаги, перевернул его и снова стал перечитывать.

Там прямо говорилось, что он в полной заднице.

Еще более тревожно было то, что в этом письме упоминалась Мак, значит ей что-то угрожало.

И это была самая большая проблема, чем самая колоссальная, мать твою, проблема.

Будь любая другая из его девушек он бы позвонил Ли Найтингейлу, человеку, стоящему за детективным агентством «Найтингейл Инвестигейшенс», возглавляющего самых крутых ублюдков Денвера. Он отдал бы ему это письмо, и проблема была бы решена.

Но Мак была Шарлоттой МакАлистер, младшей сестрой Джет МакАлистер Чавес. Джет была замужем за Эдди Чавесом. Эдди был лучшим другом Ли. А Джет работала на Инди, жену Ли — Королеву «Рок Чик», и поэтому Джет Чавес была настоящей «Рок Чик».

Мак, возможно, и не была членом «Рок Чик», в основном потому, что у нее была работа, и работала она как правило по ночам, когда эти сумасшедшие суки провоцировали самые хреновые разнообразные выходки. Хотя они иногда собирались утром и днем. Просто оглушающие выстрелы, похищения и тому подобное происходили в основном ночью, а Мак в это время работала.

Она все еще была «Рок Чик», по крайней мере, по ассоциации.

Учитывая связь «Рок Чик» и кровные узы с Джет, если бы Ли узнал, что Мак в опасности, он разорвал бы город на части, чтобы положить этому конец.

И Эдди…

Теперь, Эдди. Смити даже думать об этом не хотел. Эдди был полицейским. То дерьмо, которое Ли и его ребята делали с талантом и вопиющим пренебрежением ко всему, Эдди делать не мог.

Но Эдди и глазом бы не моргнул, сделав все, чтобы обезопасить свою невестку.

И у этого мужчины имелись рты, которые нужно было кормить.

Так что да.

Это была проблема даже больше, чем самая колоссальная, мать твою, проблема, потому что Смити не мог позвонить Ли.

А это означало, что Смити должен был найти другой вариант крутых парней, чтобы справиться с этой проблемой.

Обычно он первым делом звонил в мото клуб «Хаос». Мак ни коем боком не имела никакого отношения к «Хаосу», как и Смити, но у Тэка были связи с Ли, они умели хранить секреты и не лезли на рожон, когда дело касалось женщин и их безопасности.

Но они только что закончили войну, и, как любая война, это было серьезное дерьмо.

Им нужна была передышка.

Ли и «Хаос» также были связаны с…

— Ну, конечно, черт возьми, — пробормотал Смити, слова в письме расплывались, тошнота в горле ослабевала.

Он бросил письмо и взял сотовый.

Если ты не можешь назвать крутого парня…

Тогда, хотя это был далеко не самый лучший вариант — звони коммандос.

* * *

— Дай-ка взглянуть, — Смити поднял глаза от ноутбука, на котором делал отчеты по клубу, на высокого, подтянутого, черноволосого мужчину, материализовавшегося в дверях его кабинета.

За ним двигался человек, даже Смити, с которым такое случалось не часто, почувствовал мурашки на спине, подумав: «Черт возьми, не дай мне встретиться с этим парнем в переулке».

— Ну, привет, ублюдок, — поприветствовал Смити мужчину, шедшего впереди. Мужчина, известный как Хоук — Ястреб. — И кстати, заходи.

Хоук Дельгадо подошел к столу Смити.

Он остановился и протянул руку.

— Смити, дай мне взглянуть на письмо.

Мужчина был одет в обтягивающую черную футболку, спускающуюся на черные свободные штаны с карманами и черные военные ботинки, будто он собирался вторгнуться в Сомали, и более того, мог бы, но его закинуло в офисе стрип-клуба в Денвере, Смити вытащил письмо из-под груды барахла на своем столе и протянул его Хоуку.

Громила позади Хоука придвинулся ближе и читал через плечо своего босса.

Выражение лица Хоука лишь слегка напряглось, пока он читал.

Лицо мужчины за его спиной из устрашающего превратилось в настоящее, Господи, чертовски устрашающее.

— Я прочитал тебе письмо по телефону, — напомнил Смити.

Ему и не нужно было напоминать Смити, что он занятой парень, но Смити позвонил, и трубку взяла Эльвира, ассистентка Хоука. Он читал ей письмо, она сказала, что передаст боссу.

Когда Ястреб о чем письмо, Хоук отвлекся, позвонил Смити, а потом Смити прочитал ему письмо.

И похоже Хоук выделил время, что даже заглянул к нему.

И вот он здесь, с напряженным лицом, явно воспринимает это письмо так же серьезно, как и Смити.

Он закончил читать и посмотрел на Смити.

— А до этого к тебе приходили еще такие? — Спросил Хоук.

Смити покачал головой.

— Хотя думаю, что этого одного достаточно, не так ли?

Он передал письмо через плечо громиле, стоявшему позади него.

— Одного достаточно, — согласился Хок. — Конверт у тебя?

Смити вытащил конверт, в котором лежало письмо, и протянул ему.

Хоук даже не взглянул на него. Он отдал конверт тоже громиле, стоявшему позади него.

— Ты позвонил в полицию?

— Ты знаешь, чья сестра Лотти Мак?

Рот Хока сжался еще сильнее.

Он также знал, как поведет себя ненормальный Эдди Чавес, если узнает, что кто-то написал это письмо о Мак. И любой коп, который прочтет это письмо, пойдет прямиком к Эдди.

— Шарлотта МакАлистер знает об этом письме? — Спросил Хоук.

Теперь Смити понял, что Хоук определенно знал, чьей сестрой является Мак. Он знал, кто такая Мак. В этом письме Мак упоминалась, как Лотти Мак, и «Шарлотта МакАлистер» — было не то имя, которое было у всех на слуху, и Смити это тоже знал.

— Я еще не говорил... — он сделал паузу.

— Ее кто-нибудь сопровождал домой? — Хоук не сводил с него глаз.

— За ее машиной ночью, да. — После того, как он ответил Хоуку, Смити снова покачал головой и пожалел, что делает это. — Не дома.

— Черт, — пробормотал Хоук.

— Но теперь будут и у дома, — сказал ему Смити. — На самом деле, у меня есть парень, который сейчас сидит у ее дома, где она в данный момент находится. Она была здесь, но ушла, и я приставил к ней охрану.

Хоук мотнул головой в сторону громилы позади него.

— Его сменит Мо.

Ну, ладно.

Смити мог бы вздохнуть свободно, если бы это чудовище стал бы телохранителем Мак.

Смити встал.

— Я одобряю твой выбор, Дельгадо, но что дальше?

— Мы выследим этого засранца и выведем его из строя, — немедленно ответил Хоук.

И это не заняло много времени, чтобы скатиться прямо в «серую зону» с Хоуком Дельгадо.

Нет, дело было не в этом.

С Ли тоже постоянно можно было попасть в «серую зону». Ли делал это постоянно.

Когда дело доходило до Дельгадо, дерьмо становилось совершенно мутным.

— И что это повлечет за собой? — Спросил Смити.

— А тебе не все равно? — вставил Хоук.

— Вроде бы нет, учитывая, что я плачу тебе за это дерьмо, — сказал ему Смити.

— Чем бы это не закончилось, — ответил Хоук. — Это письмо, — и еще раз кивнул, — мы должны быть абсолютно уверены, что увидим реакцию на наши действия. Может появиться дело, и мы передам его копам. Может что-то другое.

Точно. В данный момент Смити мог с этим справиться.

— Мак нуждается в защите, — заявил Смити.

Хоук согласно кивнул.

— И у нее будет Мо двадцать четыре на семь. Мы не Секретная служба с их дерьмом, даже если и ведем себя как служба разведки и контрразведки. Он будет находиться с ней и днем и ночью. Он будет спать на полу у ее кровати, если у нее в спальне нет стула или чего-нибудь другого. Он будет ходить с ней в магазин. Он будет стоять у ванны, пока она принимает душ. Думаю, остальное ты можешь сам себе представить.

Он мог представить, но Смити был не уверен, что он полностью понимает Хоука.

— Секретная служба с их дерьмом?

— Секретная служба меняется, там существуют смены. Пропуска. Мо будет принадлежать ей столько, сколько потребуется, пока мы не найдем этого парня.

Теперь Смити был не уверен, что ему понравилось то, что он услышал и то, что собирался сделать Хоук.

— Это разумно?

— Уверен, я могу предпринять сносную попытку найти приличную стриптизершу. Хотя я не смог бы определить, что она хедлайнер, даже если бы она похлопала меня по плечу. Так как насчет того, чтобы я сделал звонки, которые должен сделать, потому что ты думаешь, что я знаю, что делаю, так бы я поступил на твоем месте, если бы мой бизнес оказался втянут в такое дерьмо, которое происходит прямо сейчас. Но я позволю тебе заниматься своей работой, если ты позволишь мне делать мою.

— По рукам, — пробормотал Смити.

— Твой персонал будет приведен в состояние повышенной готовности. Танцоры. Вышибалы. Бармены и официантки. Я проинструктирую их, расскажу, на что они должны обращать особое внимание, после того, как мы их допросим, чтобы понять не заметили ли они уже что-нибудь интересное. Позвони МакАлистер. Она должна знать и принимать разумные решения. Я научу ее этому.

Смити перевел взгляд на Мо и снова на Хоука.

— А разве не Мо будет ее всему учить?

— Мо не очень общительный.

Это для Смити не было неожиданностью.

Хоук продолжал:

— Позвони ей. Скажи, что к ней приедет Мо, скажи, что он будет жить у нее в доме. Скажи, что если она должна приехать пораньше, Мо привезет ее пораньше. Я буду здесь, когда она приедет, мы все ей расскажем. Я расскажу ей все, что ей нужно знать. Мы начнем с твоего клуба и с нее.

Смити кивнул.

Не говоря больше ни слова, оба мужчины как один повернулись, чтобы выйти за дверь.

Смити смотрел им вслед.

Когда Мо исчез за дверью, Хоук остановился и обернулся.

— Секретная служба также обучена подставляться под пули, — сказал Хоук.

Вот дерьмо.

— Да, — прошептал Смити.

— Ради человека, который на прицеле, дело не в том, чтобы доставить цель в безопасное место. Речь идет, чтобы принять пулю вместо него. Ты меня понял? — Спросил Хоук.

Этот парень Мо выглядел как Левиафан, но он не был пуленепробиваемым.

Чертовое дерьмо.

— Я все понял, — подтвердил Смити, потому что у него не было выбора.

Хоук изучал его пару секунд, прежде чем заметил:

— Ты не спросил меня, сколько это будет стоить.

— Потому, что мне все равно, — ответил Смити.

Они смотрели друг другу в глаза долю секунды.

Хоук нарушил молчание, кивнув подбородком и выйдя из кабинета.

Он закрыл за собой дверь.

Смити медленно опустился в кресло.

Не так давно у него были неприятности в клубе из-за каких-то придурков.

Та история едва не сломило его. Он думал, что это было самым худшим кошмаром в его жизни, то, что может случиться с женщинами, которые ему были дороги, причем все.

Как он ошибался тогда.

2. Так часто, насколько могу

Лотти

Когда раздался звонок в дверь, я уже слегка волновалась.

Когда я посмотрела в глазок и не увидела ничего, кроме черной обтягивающей майки, прикрывающую мускулистую грудь, испугалась еще больше.

Я была босиком. Мой глазок находился почти на уровне глаз. Как бы то ни было, глазок показывал и увеличивал область за его пределами.

И все же я видела только грудь.

Точно…

Насколько огромен был этот парень?

— Кто там? — Крикнула я через дверь.

— Мо! — пробормотали в ответ.

Хорошо, это имя мне и сообщил Смити.

— Присядь на корточки, я не вижу твоего лица! — Крикнула я, все еще глядя в глазок.

Грудь шевельнулась, и толстая с венами шея появилась в поле моего зрения прежде, чем я успела увидеть лицо.

Ого!.

Смити описал моего нового телохранителя как «чертовски огромное, лысое чудовище».

Он правильно описал две вещи.

Последнее было под вопросом. Так как, я увидела пристальный взгляд серебряных глаз под выступающим лбом и над большим носом, обрамленном резкими скулами с впалыми щеками и подбородком, настолько идеально угловатым, что его можно было использовать на уроках геометрии, для кого-то он мог казаться и слишком грубым.

Но только не для меня.

Да, похоже назревала проблема.

— Открываю! — Крикнула я, все еще глядя ему в лицо.

И лицо исчезло, я снова увидела промелькнувшее горло и грудь, когда он выпрямился.

Да, это точно будет проблемой.

Я отперла замки и открыла дверь.

Затем тут же, машинально, сделала шаг назад.

Все хорошо.

Ничего себе.

Я могла бы, видя его грудь, догадаться, что такая грудь будучи продолжением такого горла, что-то да значила, но этот парень скорее всего был шесть и пять футов, а может быть, и выше.

И его рост был лишь частью того, почему его так описал Смити.

Он был не «чертовски огромным».

Он был, мать твою, просто огромным громилой.

Я была среднего роста.

Но стройная.

У моей сестры имелась задница.

Моя работа включала в себя физическую нагрузку. Дело не только в танцах в клубе. Тренировки и постоянная хореография и в добавок новые привычки. Наверное, я могла бы съесть целую лодку, но не делала этого, потому что была слишком занята, чтобы есть, а когда я садилась за стол, то уже давно поняла на чем настаивали все эксперты, изучая не один год этот вопрос, самой став уже экспертом в этой области. Правильное питание давало мне больше энергии, помогало лучше спать и поднимало настроение (большую часть времени).

Поэтому, если только не было особенного случая, я клала в рот только хорошую еду и не пила газированную воду, включая ароматизированную, газированную, с добавками странных витаминизированных напитков с антиоксидантами.

Так что да, я была стройной.

И двое меня могло уместиться в этом парне.

Даже трое.

Он двинулся вперед.

Я отодвинулась.

Его движения были нескладными. Не неуклюжими — уверенными и медленными.

Не важно, что этот парень выглядел слоном в посудной лавке.

Он мог пугать маленьких детей.

Черт побери, он бы запросто мог напугать взрослых мужчин.

И это не имело никакого отношения к пистолету, который открыто висел у него на бедре.

Это было связано с тем, что его облегающая футболка с короткими рукавами едва вмещала всю эту груду мышц грудной клетки, не говоря уже об отточенных выпирающих мышцах бицепсов, вен, с богатыми прожилками на его предплечьях, длинные ноги, прикрытые темно-серыми брюками коммандос.

Он закрыл за собой дверь, повернувшись в талии, и я услышала, как щелкнул замок.

Потом снова повернулся ко мне.

— Привет, — выдавила я.

Он опустил подбородок.

— Ты Мо, — заявила я, хотя это и так было уже ясно.

— Ага, — согласился он.

— Ладно, и так…

Я стояла босиком, в обтягивающей майке, задравшейся до середины живота, обнажив дюйм моего плоского живота с низко сидящими выцветшими джинсами, и не знала, что мне делать.

Он смотрел мне прямо в глаза.

Прямо в глаза.

Ни разу его взгляд не скользнул вниз.

Или вверх, к моим волосам.

А у меня были великолепные волосы.

И большие сиськи.

Ну, не хочу хвастаться или что-то в этом роде, но учитывая, что многие мужчины приходили посмотреть, как я устраиваю стриптиз, это было не последней вещью для меня, учитывая, что у меня было хорошее тело. Я знала это, учитывая то, что только что рассказала.

Мне было трудно иметь дело с мужчиной, который не только выглядел так, как он, но был таким огромным, как он, и пришел ко мне с определенной целью, с которой он оказался теперь у меня дома.

Но хуже всего было то, что я понятия не имела, как вести себя с мужчиной, который смотрел мне прямо в глаза и, казалось, совсем не интересовался больше ничем, кроме моих глаз.

Если не считать того факта, что я больше уже не волновалась, учитывая, что Смити позвонил мне и сказал, что у меня теперь будет телохранитель, хотя он и сказал, что объяснит все позже, я немного заволновалась все же, и до того, как вошел этот громила также немного продолжала волноваться.

Но теперь, вместо этого волнения, я боролась с желанием наброситься на него, запрыгнуть, как на дерево.

Я сдерживала свой порыв, спросив:

— Я должна быть напугана, что Смити приставил тебя ко мне?

— Хоук разберется с этим.

И все.

Волнение вернулось.

Я хочу сказать…

Хоук Дельгадо?

Смити не упоминал про Хоука Дельгадо.

Смити только упомянул, что при мне будет теперь телохранитель, не так давно в клубе произошли ужасные вещи. Ужасные, что буквально разрывали Смити пополам. Поэтому я списала телохранителя на то, что Смити решил подстраховаться на всякий случай, что было вполне нормально.

Хоук Дельгадо обычно вступал в игру, если какое-то дерьмо доходило до крайности, может и «подстраховаться» тоже теперь входило в его обязанности, либо дерьмо принимало серьезный оборот.

И я предполагала, что Смити не рассказал мне о Хоуке, потому что у него были плохие новости.

Вот черт.

— Точно. Ястреб, — сказала я. — А теперь ответь, должна ли я волноваться, что Смити привлек такого парня, как Хоук Дельгадо, к тому, что происходит?

Парень молчал.

Он просто продолжал смотреть мне в глаза.

— Мо…

— Хоук разберется, — повторил он.

Я вскинула руку.

— Послушай, я уверена, что здесь нет ничего страшного. Ничего необычного, парни постоянно зацикливаются на мне. Такое случалось и раньше. Обычно все эти мужчины безвредны.

На это Мо тоже нечего не ответил.

— Смити перекинется с ними парой слов или пошлет Джоакима, или Джейлен, и они успокоятся. Если бы у них хватило смелости, они бы просто подошли ко мне с самого начала.

Мо по-прежнему молчал.

— Но если Смити напуган и обратился к Хоуку, это говорит о том, что мне стоит серьезно чего-то бояться, — заметила я.

Но никакого ответа от Мо я не получила, что еще больше резануло по моему волнению, возможно, он не двигал губами, чтобы мне ответить, но его глаза говорили: «Да, тебе следует бояться».

Так что я перешла от волнения к серьезному испугу.

— О Боже, — прошептала я, моя рука скользнула к животу. — Это плохо.

Вот тогда-то все и случилось.

Именно в этот момент вся моя жизнь изменилась.

Его взгляд переместился за моей рукой на мой живот.

И его лицо из сурового и бесстрастного стало однозначно прекрасным.

Потому что выражение его лица смягчилось.

Что бы ни происходило там за пределами моего дома, он явно ненавидел происходящее.

Что бы ни взбесило Смити, меня, Хоука Дельгадо (всех людей), Мо не хотел, чтобы это происходило. Он не хотел, чтобы я чувствовала то, что сейчас чувствовала, что буду еще чувствовать, пока эта ситуация не закончится.

Он ненавидел, что я тоже это поняла.

Он находился здесь, выполняя за деньги свою работу, чтобы защитить меня от всего этого дерьма.

Но для него это была не просто работа.

Это было нечто большее.

Он не знал меня, а я была не просто великолепной парой сисек с фантастической шевелюрой, которую любой парень с членом хотел бы видеть и в дальнейшем живой и здоровой — невредимой.

Я была человеком, который почувствовал что-то отстойное, а он был тем человеком, которому не нравилось, когда люди чувствовали себя отстойно.

Он ненавидел это.

Вот каким он был парнем.

Да, вся моя жизнь просто изменилась.

— Мо, — тихо позвала я.

Его внимание вернулось к моему лицу.

— Все будет хорошо, — заверила я его.

Сильный подбородок снова опустился кивнув.

Хорошо.

Пойдем дальше.

— Хочешь чего-нибудь съесть? — Поинтересовалась я.

— Осмотр, — буркнул он, но сделал это, не оглядываясь.

Ему нужно было узнать, куда он приземлился.

Но теперь у меня была другая проблема.

Я нервничала.

На самом деле нервничала.

Я никогда не нервничала с парнями.

Красивыми. Уверенными. Фактурными. Успешными. Богатыми. Для меня это не имело значения.

Имелось ли у них чувство юмора?

Это для меня имело значение.

Были ли они умны?

Это тоже имело значение.

Были ли у них цели в жизни и не боялись ли они усердно трудиться для достижения своих целей?

Это совершенно не имело значения.

Но, если они видели во мне только стриптизершу, как принято считать во всем мире, и думали, что я действительно могу дать первому встречному парню, что обычно люди думают, чем я занимаюсь, чтобы зарабатывать себе (очень хорошо зарабатывать) на жизнь? И если мужчины думали, что я была не разборчива, легкой добычей и они могли легко залезть ко мне в трусики, а затем хвастаться, что поимели стриптизершу, даже не помня моего имени?

Это определенно имело для меня значение.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз так нервничала рядом с парнем.

На самом деле, мне кажется такого времени никогда и не было, когда я нервничала рядом с парнем.

Но у меня было безумное желание взмахнуть своими волосами, я боялась, что не вовремя споткнусь, когда повернусь, показывая ему свой дом или еще чего хуже, поэтому я полностью сосредоточилась на том, чтобы ничего такого не сделать, что заставило бы его подумать, что я какая-то идиотка или совсем непривлекательная.

Вот черт.

Я успешно сделала поворот и провела его через недлинное фойе моего Денверского тюдоровского дома в гостиную и тут же пожалела, что моя гостиная была отделана в белых тонах.

Камин белым с серыми прожилками мрамором. Квадратный белый современный диван (хотя на нем были большие цветные подушки, но светлые деревянные ножки). Белые стены. Белые занавески (хотя они висели по бокам, а шторы в римском стиле были бамбуковыми). Даже ковер был в основном белым с серым геометрическим рисунком. Но полы были дубовые (впрочем, из белого дуба, черт!).

Нравились ли Мо свежие, чистые и яркие цвета?

Может, у него были проблемы с лососевым цветом?

Я имела в виду, мое кресло было лососевого цвета. Не слишком ли оно было женским?

А если он присядет на диван, не ударится ли головой о мою лампу от торшера, который выгибается дугой? (Слава Богу, торшер был черным.)

— Э-э, — я махнула рукой, мысленно отметив, что нужно поправить дугу торшера, и повернулась к нему, — это гостиная.

Он ничего не сказал.

Подошел к ближайшему окну, и мои жалюзи, опущенные только частично, потому что они хорошо смотрелись именно так на моих окнах, придавая комнате ощущение тепла, опустились, потому что он их просто опустил.

Затем он своей покачивающейся неуклюжей походкой подошел к другому окну и проделал то же самое.

— Ладно, значит, чтобы никто ничего не увидел, верно? — Догадалась я, почувствовав, как в комнате внезапно похолодало, и не потому, что больше она не наполнялась солнечным светом.

Он повернулся, и его подбородок качнулся вниз.

Затем он посмотрел на открытую столовую и кухню, которые насыщались энергией из гостиной, и двинулся туда.

Я последовала за ним.

Под (белым) обеденным столом лежал бирюзовый коврик.

Это было хорошо.

Но на кухне по всем стенам была огромная блестящая белая плитка. Совершенно белые столешницы. Хотя с одной стороны были белые шкафы, с другой — черные, и еще под стойкой находился темно-зеленый шкафчик с желтым отливом, чтобы добавить некоторый контраст. Перила лестницы, ведущей к задней двери, были белыми, но сама дверь — черной.

И бамбуковые шторы, никаких занавесок.

Пол был выложен изразцовой черно-белой керамической плиткой, а светильники — золотые.

И темно-зеленый шкафчик с желтым отливом под стойкой, сейчас казался мне смотрелся по-мужски.

Как мужчины относятся к белому?

Вообще-то?

Когда Мо закрыл жалюзи в столовой и на кухне, я поняла, что ему наплевать на искусственные полы или на мою широкую, но неглубокую деревянную вазу с фруктами и на то, была ли эта ваза женской или больше похожей на мужскую.

Благодаря его заботе, все пространство теперь погрузилось в темноту, поэтому я щелкнула выключателем.

И ему было наплевать на мои золотые светильники.

Он снова посмотрел на меня.

— Пока все это происходит, ты можешь спокойно есть и пить, все что хочешь, — предложила я и открыла дверцу холодильника (белый СМЕГ, черт возьми, СМЕГ определенно девчачий, не так ли?). — Ты прикрываешь мою задницу, mi casa — это определенно su casa, — его взгляд скользнул внутрь холодильника, и на его лице отразилось открытое одобрение, которое я не могла не увидеть, прежде чем он посмотрел на меня. (Итальянский бренд SMEG производит кухонную технику премиум-класса. – прим. пер.)

Значит, он тоже был сторонником здоровой пищи.

И, возможно, он одобрил мою навязчивую идею, выстраивания в линию и аккуратное размещение (возможно, у меня было обсессивно-компульсивное расстройство) использование подходящих контейнеров для хранения продуктов.

Если он одобрил то, это было бы хорошо.

Я имею в виду, что внутри мой холодильник выглядел как реклама в магазине, продающим контейнеры для хранения продуктов.

И тут до меня дошло, что он почти ничего не говорит.

Но он определенно каким-то образом общался.

И это стало еще более заметно, когда он перевел свой взгляд на фойе.

Он закончил на кухне, пора было двигаться дальше.

Но я не двинулась дальше.

— Я люблю свет, люблю светлое пространство.

— Жалюзи закрыты, — объявил он.

Его голос был очень глубоким. Не грубым и не гладким.

В самый раз.

Черт!

— Я хочу сказать, что мне нравятся яркие пространства, так что это объясняет все белое, — пояснила я ему.

Ему было совершенно наплевать на мое все белое.

Его внимание снова переключилось на фойе.

— И я аккуратная, — поделилась я еще одной мыслью.

Он посмотрел на меня.

Затем сразу же перевел взгляд опять на фойе.

Ладно.

Пора двигаться дальше.

И я двинулась.

И повела его по недлинному фойе к лестнице, ведущей в кабинет и телевизионную комнату с другой стороны дома (еще больше жалюзи закрылось).

После этого я повела его вверх по лестнице в комнату для гостей, ванную и мою комнату с шестом, где я занималась хореографией своих танцев (ему было наплевать на шторы в комнате для гостей, но в комнате с шестом все шторы были закрыты).

Затем мы вошли в кабинет.

Я очень гордилась своим домом. Я купила его сама, переделала (ну, наняла кое-кого, кто сделал дизайн). Я украсила свой дом. И все в одиночку. Без помощи. Без мужчины.

Маленькая стриптизерша, которая смогла.

А дизайнер был шедевром.

Двухскатные наклонные потолки верхнего этажа в стиле Тюдоров. Окна с ромбовидными стеклами, у которых стояло кресло у окна. Стеллажи вокруг всего этого заполнены моими любимыми книгами (да, стриптизерши читают) и стереосистемой. Освещение. Мебель из прохладного ротанга и коврики. Кремовые тона диванов и постельного белья, все это смешалось с теплыми оранжевыми нотками на подушках, потому что я любила оранжевый.

У Мо не было никакого мнения об оранжевом или о том, что я много читаю.

Мо оценил тот факт, что на моих высоких, но узких окнах (всех четырех с двумя квадратными сверху) не было жалюзи, и его губы сжались.

— В ванной матовые окна, — услужливо поделилась я. — В гардеробной нет окон.

Кровать стояла у задней стены.

Он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз.

— Не подходить к окнам и к диванам.

Моя спальня была огромной. У меня была огромная гостиная по причинам, которые были в основном эстетическими, если только мои племянники не были здесь, возясь, что обычно происходило именно в гостиной, то они начинали бегать, как только входили в мой дом, потому что это сводило с ума Джет, а мои мальчики и я любили сводить с ума мою старшую сестру.

Два дивана стояли друг против друга с журнальным столиком, сделанным целиком из стекла.

Если я была в настроении, это давало мне возможность отдохнуть и почитать.

Это навело Мо на дурные мысли.

— Я много читаю, Мо, и…

— Не у окна. Никаких диванов. Или мы повесим простыню, пока все это не закончится.

Я сжала губы и пососала их между зубами.

Простыня полностью испортила бы мой интерьер.

— И ты никогда не будешь ходить по этой комнате без одежды, — продолжал он.

Я разжала губы и кивнула.

— Даже в нижнем белье, — добавил он.

Что, мне показалось, немного странным, учитывая мою профессию.

— Я зарабатываю на жизнь стриптизом, Мо, и…

— Даже в нижнем белье.

Тогда ладно.

Я кивнула.

— Я сплю на диване. — И он наклонил голову в сторону дивана.

Хм…

Что?

— У меня есть комната для гостей, — заметила я.

— Я сплю здесь на диване.

— А кто-нибудь из других парней Хоука…

— Только я.

Хорошо.

Постойте.

Что?

— Ты не хочешь... пойти на компромисс или что-то в этом роде? — Спросила я.

Он отрицательно качнул головой.

Один раз.

Но у меня были сомнения.

— Ну, э-э... не хочу говорить тебе по поводу твоей работы, но... это что, так обычно делается?

— Абсолютно.

Да?

Я, не скрывая, показала свое удивление, потому что после моего вопроса, Молчаливый Мужчина выдал мне больше слов.

— Военные. Ты проходишь с кем-то подготовку. Ты спишь с кем-то. Дышишь их воздухом весь день, каждый день, они становятся что-то значить для тебя. Можешь ненавидеть их до глубины души, но все равно возникает связь. Они заодно с тобой. Они — семья. Это может быть мужчины... и женщины… кто может броситься вперед, чтобы спасти жизнь. Но есть большая разница между инстинктом и кем-то в опасности. Зная, что твое время может закончиться в любой момент. И видеть, как граната падает к твоим ногам. А потом броситься на нее, зная, что у каждого мужчины, стоящего рядом с тобой, такая же мысль — сделать то же самое, потому что одному, возможно, придется умереть, но эта связь настолько сильна, что ты умрешь, чтобы другим сохранить жизнь.

— Если будет такая необходимость, ты бросишься на гранату ради меня? — Прошептала я.

— Мне нужно, чтобы ты поверила, что я брошусь на гранату ради тебя.

Я поверила. Я имею в виду, на нем были солдатские штаны-карго. И пистолет.

И я могла ему поверить, даже если он будет спать в комнате для гостей или возьмет отгул на полдня.

— Я доверяю тебе, Мо, — пообещала я.

— Вы понятия не имеете, что означает слово «доверие», Мисс МакАлистер.

— Лотти.

На этот раз он вздернул подбородок.

— Значит, тебе придется спать со мной в одной комнате? — Спросила я.

— Да, — ответил он.

— Но ты будешь спать.

— Мне нужно, чтобы выспаться четыре часа, мэм. И от сна до боевой готовности мне требуется две целых пять десятых секунды. Я не знаю в данный момент, сколько времени мне потребуется, чтобы спуститься в холл и спасть в гостевой спальне, если вы столкнетесь с угрозой. Я просто знаю, что это займет больше, чем две целых пять десятых секунды.

Две целых и пять десятых секунды.

Точно.

— Ты засекал время? — Поинтересовалась я, веря и не веря.

— Ага.

Ого!

— А когда ты будешь принимать душ?

— Я не буду терять времени, принимая душ. Это займет меньше пяти минут. Так что я приму душ с тобой в ванной комнате и запру дверь или приму душ, пока ты будешь танцевать, и Смити приставит к тебе своих людей. Если я пойму, что клуб чист. Если нет, я приму душ с тобой в ванной комнате. Если ты отметешь мое предложение, то предложишь сама на свой выбор.

Он не предложил мне выбрать, чтобы он принял душ вместе со мной, такая жалость.

— Почему бы нам... э-э... не разобраться с этим по ходу дела, — предложила я.

Снова опустил подбородок.

— Тебе нужно привезти вещи или может что-нибудь еще? — Спросила я.

— Вещи в моем пикапе, — ответил он.

— Ладно, — пробормотала я.

Его глубокий голос понизился.

— Скоро все закончится, и я уйду.

И кто из нас был фриком?

Вероятно, я.

Потому что я не знала точно, что происходит, но понимала, что все серьезно и плохо, но все равно не хотела, чтобы это закончилось, потому что я точно поняла одно, касаемо этого парня — его звали Мо, и я не хотела, чтобы «это» скоро закончилось, и чтобы он ушел.

— Как твое полное имя? — Резко спросила я.

— Ким Симус Моррисон.

Я уставилась на него.

— Тебя зовут Ким?

— Моя мать норвежка.

Поскольку я не была специалистом по норвежским именам, мне это ничего не объясняло, кроме того, что Ким скорее всего был норвежским парнем.

— А твой отец? — Продолжила я.

— Наполовину шотландец. Наполовину мудак.

О боже.

Он проговорил это скороговоркой.

Я открыла рот.

Он качнул головой.

— Не делюсь личным, — заявил он.

К черту.

И к черту нервы тоже.

Может придет время, когда он примет душ со мной в ванной комнате.

А еще лучше, со мной прямо в душе.

Ага.

К черту.

Я указала на диван.

— Мы спим вместе. Мы дышим одним воздухом. Если ты хочешь тренироваться вместе, я покажу тебе шест, и ты можешь поставить меня на скамью для жима. Ради меня ты готов броситься на гранату. Я бы сказала, что это уже личное.

Он молчал.

— Мо, — огрызнулась я. — Серьезно. Кто знает, сколько времени это займет? Ты не можешь все время бесшумно слоняться с пистолетом на поясе по моему дому, ожидая, что со мной что-то случится.

Он не произнес ни слова.

Отчего я поняла, что он может бесшумно слоняться с пистолетом на поясе по моему дому, ожидая, что со мной что-то случится.

Или даже больше, ожидая, когда это произойдет, чтобы он смог это предотвратить.

— Ладно, Рэмбо, как насчет того, что я не хочу, чтобы ты бесшумно слонялся по дому, ожидая, что со мной что-то случится, — поправила я свой ответ.

От него ничего.

Я скрестила руки на груди (но он даже не посмотрел на мои руки, скрещенные на груди).

Мне платили за то, чтобы мужчины смотрели на мои сиськи, это был мой образ жизни.

Но я никогда так не хотела, чтобы мужчина обратил внимание на мои сиськи, как сильно хотела, чтобы Мо обращал на них внимание.

— Ладно. Я начну, — предложила я. — Я — Шарлотта МакАлистер. Только не мэм. Никогда, мэм. Лотти в семье и среди друзей. Значит для тебя тоже Лотти. Лотти Мак для всего мира. Королева календаря «Корвет» и хедлайнер стрип-клуба Смити. Тебе не нравится, что я раздеваюсь?

Один кивок, едва заметный.

— Ты думаешь, что я унижаюсь, продвигая потребительское отношение к женщине? — Спросила я.

Он быстро оглядел комнату.

Это был ответ на первую часть моего вопроса.

Потом посмотрел на меня.

— Ага.

Вот и ответ на вторую часть.

Но постойте.

Полегче там.

— Правда? — Спросила я.

Его губы не шевельнулись.

Но выражение лица говорило все тоже «Ага».

— Ты же знаешь, что это не так. Я могу делать со своим телом все, что захочу, в том числе зарабатывать с помощью него деньги, — заявила я.

— Верно, — пробормотал он.

— А я — женщина. — Я дернула головой в его сторону. — Ты не женщина. Поэтому я думаю, что это мой выбор.

— И куда он приведет? — спросил он.

— И куда, что приведет? — Спросила я в ответ.

— Ты раздеваешься за деньги. Потом, куда это тебя приведет?

Я почувствовала, как мои глаза прищурились.

— А как ты думаешь, куда?

Он пожал массивными плечами, и я была уверена, что по комнате пронесся легкий ветерок.

Я поняла, что он хотел сказать.

— Значит, мой стриптиз означает, что я в некотором роде ответственна за плохое поведение мужчин, — озвучила я, пожатие его плеч. — Потому что, знаешь ли, мой стриптиз означает, что мужчины могут думать о женщинах в целом только как о сексуальных объектах, хотят они того или нет, и относиться к ним как к сексуальным объектам, хотим мы того или нет.

Мо молчал.

И его взгляд ничего не говорил.

— Чушь собачья, — сказала я ему.

Он молча не соглашался со мной.

— И это чисто мужской взгляд, — сообщила я ему.

Мои слова его позабавили.

И снова мне захотелось запрыгнуть на него, как на дерево.

Его серебристые глаза посмеивались, а губы изогнулись на одну восьмую дюйма вверх?

Черт.

Похоже появилась настоящая проблема.

На самом деле проблем было несколько.

Но в этот момент я не собиралась вдаваться в подробности, думая, что мне очень сильно хотелось относиться к нему именно как к сексуальному объекту.

— Знаешь, мужчины часто напиваются, — заметила я. — Женщины тоже. Они напиваются в одиночестве, только среди мужчин, или только среди женщин, или вперемешку. Это происходит миллионы раз каждый день и каждую ночь. Но не каждый же из этих миллионов напившихся мужчин потом выходит и совершает сексуальное насилие над женщиной?

Его веселье испарилось.

— Нет, — ответила я вместо него. — Потому что для этого в них должно сидеть чудовище. Ну, прямо совсем монстр. Либо у них есть силы, и, слава Богу, у подавляющего большинства нет чудовища, либо оно есть. Это не имеет никакого отношения к выпивке. Или наркотики. Или то, что надето на женщине. Или как она себя ведет. Она не несет абсолютно никакой ответственности за то, что мужчина надругался над ней. Монстр все это совершает, потому что он монстр. Он просто скрывается, когда мужчина трезв. Но когда напивается, его сила воли слабеет, и это чудовище выходит наружу. Вот и все. Конец.

Его большое тело слегка зашевелилось, но он ничего не сказал.

Хотя я поняла, что это и был его ответ.

Он слушал меня.

— То же самое касается любых других плохих поступков, которые совершает мужчина, — продолжала я. — Если он пристает к женщине. Если он ее бьет. Меня тошнит от мужчин и женщин, которые обвиняют женщин в плохом поведении мужчин. Тем не менее имеется нечто, отчего эта история продолжается бесконечно. Ты знаешь, что увековечивает подобные вещи?

Он качнул головой.

— Разговоры в раздевалке, и ни у одного мужчины в комнате не хватает смелости сказать другому: «Знаешь, это дерьмо не делает тебя крутым. А делает тебя больше похожим на неудачника, который не может переспать с настоящей женщиной. Прекрати». Если мужчины позволяют своим же собратьям говорить дерьмо о женщинах, это сводит женщин к сексуальному объекту. Создается впечатление, что все мужчины в той комнате видят свою цель унизить женщин, и некоторые мужчины, мудаки, продолжают это осуществлять на деле, целенаправленно физически унижая женщин. И поскольку это делают мужчины, они понятия не имеют, что они на самом деле делают.

Мо согласился со мной.

Он этого не сказал.

Но я это увидела.

Учитывая, что он выразил свой ответ (своим способом), и хотя мне понравился его ответ, я продолжила:

— А что ты думаешь о женщине, которая посещает шоу «Чиппендейлов»? А австралийское «Тандер фром Даун Аппе»? Как о мерзких парнях, которые, вероятно, пристрастились к наркотикам и не имеют другого выбора, так зарабатывая себе на жизнь? — Спросила я.

— Может развратные. Другие — нет, — пробормотал он.

Я почувствовала, как мои губы дрогнули, но продолжала смотреть на него.

— Хотя, женщины, которые ходят на эти шоу, считаются похотливыми и неконтролируемыми одиночками, посещая их со своими подружками невесты или отчаявшиеся найти мужчину. Не видишь, противоречия? — Потребовала я ответа.

— Мужчины, которые приходят на шоу стриптизерш, считаются похотливыми или холостяками придурками, или отчаявшимися, — ответил он.

Хмм…

— Я не позволяю мужчинам относиться к себе потребительски, Мо, я не тащу их в клуб смотреть, как я танцую. Они приходят сами. И ты можешь смотреть на это двояко, точно так же, как ты мог бы смотреть на женщину, которая смотрит мужской стриптиз, снимая одежду. Я чертовски хорошо зарабатываю на жизнь за счет мужчин, которые совершенно не ценят женское тело, им это нравится, да, их это заводит, но все заканчивается прямо там. Или я чертовски хорошо зарабатываю на слабостях мужчин, потому что они недостаточно сильны, чтобы уважать сильных женщин, даже если женщина, показывающая им стриптиз, сильная, хотя и раздевается у них на глазах. Мне оба варианта по душе.

— Ты — это ты, — проворчал он.

— И что это значит? — Спросила я.

— Ты красивая, собранная, уверенная в себе и, как я слышал, талантливая. Большинство женщин, показывая стриптиз, делают не то, что ты, не потому, что гордятся своей работой. Они делают это, потому что живут там, где не хотят жить. У них нет другого выбора.

И он высказал очень много за раз.

В первую очередь то, что он считал меня красивой, собранной и уверенной.

Хорошо, что я не споткнулась, когда поворачивалась, показывая ему гостиную.

Но, кроме этого, он был прав.

— Да, — согласилась я.

На его лице отразилось удивление.

— У меня нет аргументов, — сказала я ему. — Хотя замечу, что я не спрашивала тебя, как ты относишься к карьере стриптизерши в целом. Я просто занимаюсь тем, чем занимаюсь.

На секунду его лицо побледнело.

Затем он разразился хохотом.

Я была почти уверена, что мои раскиданные подушки задрожали.

Я была потрясена.

Совершенно ошеломлена.

Я слышала кое-что, что было так прекрасно.

Смех моих племянников.

Но его смех занимал второе место.

Я застыла на месте лишь на мгновение.

А потом решила посвятить свою жизнь тому, чтобы заставлять его смеяться как можно чаще.

Поэтому я улыбалась, когда он перестал смеяться.

Но он не смотрел мне в глаза.

Он уставился на мои губы.

Теперь мы кое-что узнали друг о друге.

— Ты проголодался? — Спросила я.

Он качнул головой.

— Может расскажешь мне о своей военной службе? — Решила я продолжить.

Он качнул головой.

— Может тогда, какой твой отец мудак? — Я не сводила с него глаз.

Он качнул головой.

— Потом разберемся, — пробормотала я, направляясь к двери, все еще бормоча. — Я проголодалась. Пора ужинать.

И вышла из своей спальни.

Ким Симус «Мо» Моррисон, мой телохранитель и самый обаятельный мужчина, которого я когда-либо встречала, последовал за мной.

3. Начнем с пальцев ног

Mo

Она была на сцене, разыгрывая спектакль под «Лока» Шакиры и заставляя Мо, впервые с тех пор, как он начал работать с Хоуком, пожалеть, что у него нет другой работы.

Честно говоря, если бы ему удалось пережить эту ночь и все три ее шоу (это шло под номером два), не спрыгнув со сцены, не ударив каждого ублюдка, таращегося на нее, в горло, это было бы чудом.

Он понял, почему ее называли хедлайнером.

Он понял, почему клуб был забит.

Она была грациозна. Она умела танцевать. Она была прекрасна. На ней был потрясающий наряд (или она его снимала).

И она была такой сексуальной.

Господи.

Во время первого выступления он понял, что ему нужно следить за толпой, в этом и заключалась его чертовая работа, а не за ней, иначе он стоял бы в тени за сценой, не в силах отвести от нее глаз, в то же время, пытаясь утихомирить свой член, который становился твердым.

То же самое происходило с каждым ублюдком в этом зале.

Вот почему Мо захотелось врезать им всем по горлу.

Бл*дь.

Если они не поймают этого парня как можно скорее, это работа станет для него настоящей пыткой.

Мо понял это без всяких сомнений.

И он также понял, что дело не только в ее танце.

Она просто была собой.

Но он старался об этом не думать.

И потерпел неудачу.

Ее дом был крутым дерьмом.

Ее холодильник был таким же аккуратным, как и его (если он ходил за продуктами, что случалось редко, он был слишком занят работой и общением с друзьями и семьей, но если он все же ходил за продуктами, то внутри его холодильник выглядел примерно также, в основном, без строго выстроенных по линии, но он начинал все раскладывать по контейнерам, как только приносил домой).

Она босиком, с распущенными светлыми волосами, в обтягивающей майке и джинсах, с маленькой попкой, которую он мог бы обхватить одной рукой, черт возьми.

На этой огромной кровати он отдал бы свое левое яичко, чтобы ее трахнуть.

Тот факт, что она могла уступить в споре, не включив при этом стерву.

Ее огромная, яркая белозубая улыбка.

И самое главное, как она восприняла новость от Хоука и Смити.

Она прочла письмо. По требованию Хоука. Смити это не понравилось (и, честно говоря, Мо тоже), но Хоук хотел, чтобы она поняла всю серьезность ситуации.

Мо знал, что она испугалась.

Ее лицо слегка побледнело, и все.

Но он чувствовал ее запах страха.

Потом она слушала Смити, а после — Ястреба, не отводя от них глаз, коротко кивая, полностью сосредоточенная.

Никаких помех.

Никакой истерики.

Никаких разговоров, чтобы еще что-то разузнать.

Почти то же самое, когда он обсуждал с ней свои дела у нее дома.

Конечно, она отказалась от душа с ним. Спит в своей комнате. Он понял. Это был интимный момент вторжения в частную жизнь, она не была к этому готова.

Она по-прежнему не ни хрена не выполняла и заставляла полчаса объяснять, почему он знает, что делает, и ей приходилось его слушать.

И она согласилась ничего не сообщать ни Эдди, ни Ли с его ребятами.

Мо понял, что она пыталась таким образом защитить их. Эти мужчины многое пережили, заявляя права на своих женщин. Взрывы автомобилей. Похищения. Одну из их женщин подстрелили.

На несколько лет воцарился мир. Они справили свои свадьбы. У них появились дети.

И все было пока отлично или настолько, насколько это возможно с «Рок Чик».

Они с ума сойдут от этого письма.

И Лотти это знала.

Поэтому она немедленно согласилась защищать их, держа все в тайне.

Это был умный ход.

Но для нее он был скорее связан с тем, что она любила свою семью, своих родных.

Шарлотта МакАлистер была классной танцовщицей. Забавной. Умной. Талантливой. Задумчивой. Все вместе. Профессиональной.

И сексуальной как ад.

Да.

Эта работа будет для него настоящей пыткой.

— Хорхе, с другой стороны, — сказал Хоук ему на ухо, и Мо повернул голову, чтобы посмотреть на своего босса, который стоял позади. Мо был невозмутим, и Ястреб ничуть не удивился. Если человек хотел, он двигался как призрак. — Мне нужна минутка.

Мо покинул свое место, чтобы последовать за Хоуком, посмотрев на сцену и увидел стоящего там заместителя Хоука, Хорхе.

Хорхе не смотрел на Лотти, его внимание было приковано к толпе.

Это было хорошо.

Мо следовал за Хоуком по заднему коридору мимо гримерки танцоров до конца, где была дверь в заднюю комнату. Там было тише, но музыка была слышна, но глухо.

Хоук остановился и повернулся.

Мо остановился и слегка отодвинулся в сторону, чтобы не тратить наносекунду на полный поворот, и вернуться к Лотти, если он ей понадобится.

— Ты видел ее первое выступление, — заметил Хоук.

Мо кивнул.

Хоук вздернул подбородок.

Затем спросил:

— Ты уверен, что сможешь это сделать?

Хоук Дельгадо не был глуп.

И он знал своих людей.

— Бл*дь, нет.

Его босс не удивился, но начал проявлять нетерпение.

— Мо…

— Но я сделаю, — закончил он.

— Это всего лишь работа. Ее работа. Три танца. Пара песен. Потом она снова будет сидеть в гримерке, потому что Смити не хочет, чтобы она ни с кем общалась, — Хоук говорил ему то, что он знал уже от Смити.

Смити хотел, чтобы она ни с кем не общалась потому, что это заставляло ее казаться неуловимой и исключительной.

Он поступил так, потому что знал, как и Мо, что многие мужчины-придурки, кто не был придурком, были психами, те, кто не был ни тем, ни другим, сидели дома со своими женами.

Другими словами, Смити не хотел подвергать ее опасности.

Но опасность ее нашла сама.

Потому что она была стриптизершей.

— Я займусь этим, — заявил Мо.

— Это просто ее работа, Мо. У нее это хорошо получается. Она этим знаменита. Но для нее эта работа, благодаря которой она выплачивает ипотеку, — сказал Хоук.

Ему не нужна была еще одна лекция о раздевании сегодня (или когда-либо еще).

Но он был удивлен, что Хоук стал настаивать.

У Мо было четыре старшие сестры.

Хоук знал, что у Мо есть четыре старшие сестры и мать, за каждой из которых Мо присматривал с тех пор, как у него появилась первая связная мысль, так что он ни за что не станет заводить отношения с женщиной, раздевающейся за деньги.

Но это было неважно.

Дело было не в том, что это была ее работа.

Его работа была защищать ее.

И он мог это сделать.

— Я займусь этим, Хоук, — повторил он.

Хоук посмотрел на него.

Мо молча уставился на своего босса.

Хоук понял, что он имел в виду, и потому сказал:

— Я сделал звонок своему другу в ФБР, в качестве одолжения. Это дерьмо с религиозным фанатизмом, Лотти, возможно, не первая у этого мудака. Отправил ему копию письма, он прогонит его через их систему, проверит, совпадают ли какие-нибудь обороты фраз и другое дерьмо.

Хорошо.

Мо кивнул.

— Почтовый штемпель нам ничего не дал, — продолжал Хоук. — Анализируем принтер, тонер, бумагу, конверт, марку. Марка самоклеящаяся, так что ни ДНК, ни отпечатков, это не предвещает ничего хорошего. Может что на клапане будет. Снял отпечатки пальцев с письма. Пусть один из наших друзей из полиции их проверит.

Лотти не прикасалась к самому письму, только к копии.

На самом письме должны быть отпечатки его, Хоука, Смити и, возможно, преступника.

Мо чертовски надеялся, что если это так, то парень будет в базе, так что все это могло закончиться быстро для Лотти, а также и для него.

— Мы с Хорхе сегодня посидели со всеми вышибалами и барменами. Завтра ударим по всем, кто сегодня был не в настроении. И танцовщицам, — продолжил Хоук. — Спрашиваю, видел ли кто-нибудь кого-то, от кого исходила дурная вибрация, завсегдатаев, которые пугают любого, кто сказал что-то не то.

— Знаю правила, Хоук, — напомнил ему Мо. Но он спросил: — Ты что-нибудь узнал?

— Это стрип-клуб. Каждый второй мудак испускает плохую вибрацию, пугает кого-то или говорит что-то не то.

Отлично.

— Мы поймаем его, и быстро, Мо, — заверил его Хоук.

Мо снова кивнул.

Музыка смолкла, толпа обезумела, и без приказа Хоука, без единого слова, Мо развернулся и быстро зашагал по коридору.

Он встретил Лотти, когда она спускалась со сцены, натягивая халат.

Она едва взглянула на него, прежде чем броситься через коридор в гримерку танцовщиц.

— Мужчина входит! — крикнула она, толкая дверь.

Он остановился на секунду, две, но этого было достаточно, он дал девочкам прикрыться, прежде чем последовать за ней.

Он шагнул в море стриптизерш, направлявшихся через дверь в коридор, когда входил.

— Со всем разберусь, Мо, — услышал он голос Хоука.

Мо оглянулся через плечо, поднял подбородок на своего босса, затем отвернулся, прежде чем закрыть дверь за собой и Лотти.

Он был в этой гримерке раньше, когда она готовилась к выступлению, сидя перед одним из тех зеркал с огнями вокруг, которые можно увидеть в фильмах, макияж и дерьмо для волос разбросаны по всему небольшому прилавку перед ней. Она одевалась за ширмой, что удивило его, учитывая, чем она зарабатывала на жизнь, но, увидев ее в первый раз за сценой, он был благодарен ей за это.

Других танцовщиц явно предупредили, прежде чем он появился.

Кто-то из них переодевался за ширмой, кто-то, не стесняясь его, делал это в открытую.

Он не смотрел. Он находился здесь не для этого.

Но он начинал понимать разницу между жизнью и работой.

Это было их пространство, и для некоторых из них оно было безопасным.

Для них это была работа, за счет которой они могли оплачивать счета.

Кроме этого, Мо особо не оглядывался, ему было наплевать, как выглядит раздевалка стриптизерш.

Он не понял, но Лотти оказалась перед ним.

Он автоматически напрягся всем телом, когда она положила свои маленькие ручки ему на грудь и толкнула изо всех сил.

Он не сдвинулся ни на дюйм.

Прежде чем он успел спросить, какого хрена, она уже кричала.

— Где ты был?

О, черт.

Он открыл рот, чтобы ответить, но она продолжала кричать:

— Я закончила выступление, искала тебя, но тебя там не было!

Точно.

Он почувствовал, что она напугана.

Но она этого не показывала.

Большая ошибка.

Он не должен был так поступать с ней.

Она не должна чувствовать то, что чувствовала.

Большая часть этого была не на нем.

Но он не должен был оставлять ее.

Никак не должен.

И это зависело от него.

Хуже всего было то, что он чувствовал себя плохо, не потому что она испугалась.

Он чувствовал себя плохо, потому что напугал Лотти, и не хотел, чтобы она чувствовала страх или что-то еще.

Он столько раз охранял людей, столько уже работал телохранителем, что сбился со счета.

Но в этот раз все было по-другому, это он тоже знал. Но чувство, которое он испытывал, зная, что спровоцировал ее страх, теперь он понял, что этот случай будет для него самой трудной задачей, нежели он раньше думал.

— Хоук хотел поговорить со мной, — сказал он. — Хорхе смотрел за тобой. По другую сторону сцены.

— Может Хоук поговорить с тобой после того, как ты мне скажешь, что тебе нужно отойти, чтобы Хоук мог поговорить с тобой? — спросила она.

— В следующий раз мы так и сделаем, — пробормотал он.

— Господи! — закричала она.

И тогда.

Бл*дь, ожил его худший страх (на данный момент).

Она неестественно повернулась, провела рукой по волосам, посмотрела в пол, в волнении зашагала по комнате и шепотом запричитала:

— Господи, Господи, Господи.

— Лотти.

Она остановилась к нему спиной, но подняла руку в его сторону, ладонью вверх, и приказала:

— Я сейчас возьму себя в руки.

Лучше бы она устроила истерику. Иногда людям нужно было выплеснуть накипевшие эмоции, выплакаться, закричать, чтобы они смогли собраться все, потом став сильнее.

Но, черт возьми, у него буквально чесались руки притянуть ее к себе, чтобы она почувствовала, какой он большой парень, сильный, крепкий, и он ее прикроет.

Он не мог этого сделать, поэтому сделал единственное, что мог.

— Ты же знаешь, что это вполне нормальное состояние бояться этого парня, — произнес он ей. — Он псих.

— Меня не так легко напугать, — возразила она.

Да, он чувствовал, что не легко.

Но для нее это была новая территория.

Не для него. Не для Хоука. Хорхе. Возможно, даже Смити.

Хуже всего было иметь дело с фанатиками. Не имело значения, были ли они фанатами «Бронкос» или верили в Бога, было трудно столкнуть их с этого пути, потому что они убедили себя, что делают праведную работу.

Если в вашей жизни не было большего смысла, чем футбол или исполнение вашей извращенной версии, что, по вашему мнению, Бог хотел, чтобы вы делали и как жили, у вас появлялась серьезная проблема.

Она повернулась к нему, взявшись руками за пояс халата, потуже затянув его.

Но Мо не следил за ее руками.

Он пристально смотрел ей в лицо.

Это был его худший страх.

Всегда.

Ужас застыл на ее лице, большие карие глаза наполнились слезами.

— Сестра прикрыла меня своим телом, — сказала она.

Это было совсем не то, что он ожидал услышать.

— Что? — спросил он.

— Джет, когда в нас стреляли в комнате, где люди стреляли друг в друга, моя сестра была там. А когда полетели пули, она прикрыла меня своим телом, — объяснила она.

Мо понадобилась минута.

Она была в комнате, где люди стреляли друг в друга, и ее сестра прикрыла ее своим телом?

— Джет и мама… Джет и мама…, — крупная слеза скатилась по щеке. — Джет и мама сойдут с ума, если узнают, что происходит. А мама едва пережила свой первый инфарк.

— Когда в тебя стреляли?

Он задал вопрос, но он не узнавал собственного голоса. Голос звучал низко и хрипло, как будто полз вверх по горлу прямо из кислоты в кишечнике.

— Мой отец был азартным игроком. Он завязал с играми. А моя сестра сделала какого-то чувака несчастным, набросившись на него у Эйнштейна. Мы пошли поиграть к папе и…

Она продолжала говорить, но тут Мо вспомнил, что ее сестра была «Рок Чик».

Больше ему ничего не нужно было слышать.

— Им не нужно знать, — сказал он, выслушав ее рассказ.

Ее глаза расширились.

— Конечно, им не нужно знать! Они никогда не узнают! Джет расскажет Эдди. Эдди расскажет Ли. Тогда вся эта команда опустошит Денвер.

В этот момент Мо почувствовал потребность что-нибудь тоже опустошить.

Женщина стояла перед ним в ужасе и плакала.

— Я даже думать не хочу о том, что сделает Текс, — продолжала она.

Ну, черт побери.

Он забыл, что Текс МакМиллан был частью этого отряда.

Не только частью этого отряда, но был женат на женщине по имени Нэнси.

Матери Лотти.

Бл*дь.

— Они не узнают, — заверил он ее. — Хоук позаботиться. Дело будет закрыто до того, как МакМиллан достанет свою сумку с гранатами.

— Надеюсь, — пробормотала она, отворачиваясь.

Мо отметил, что она не стала отрицать, что у ее отчима имелась сумка с гранатами.

Ошибка номер один.

Он смотрел, как она танцует.

Ошибка номер два.

Он оставил ее вне поля зрения, когда она была на нервах, а он должен был знать, что ее нельзя оставлять.

Ошибка номер три.

У него вылетело из головы, что она была связана с «Рок Чик».

Ошибка номер четыре.

Он также забыл, что ее отчим был сумасшедшим психом.

Обычно он даже не допускал ошибки номер один.

Пришло время, взять себя в руки.

— Мне нужно подготовиться к следующему выступлению, — пробормотала она, направляясь к зеркалу, которым пользовалась оба раза, когда он был с ней в этой комнате.

— Лотти, — позвал он.

Она обернулась.

— Тебе никто не обидит, — пообещал он.

Она оглядела его с головы до ног.

Мо понял, что она увидела.

Ничего такого, что она хотела бы увидеть.

Он знал, что он уродливый ублюдок, а она может заполучить любого парня, кого захочет. Ей даже пальцем шевелить не нужно. Только взглянет на мужчину, и он последует за ней, как голодный бродяга.

Но она также увидела то, что ей нужно было увидеть.

Чтобы добраться до нее, этому мудаку придется сначала пройти через него.

И они оба знали, что человек, написавший это письмо, не имел члена (возможно, в буквальном смысле).

Но она снова удивила его.

Она показала ему свою уязвимость.

О, да.

Это будет непростое дело.

— Не оставляй меня снова, Мо, — тихо попросила она. — Прошу тебя.

О, да.

Это письмо напугало ее.

Да, черт возьми.

Мо хотелось опустошить что-нибудь.

— Не буду... — он замолчал, потому что у него на языке вертелась мысль назвать ее деткой. Но он закончил словами: — Обещаю.

Какое-то мгновение она смотрела ему в глаза.

Потом кивнула и двинулась к зеркалу.

* * *

— А чем ты занимаешься остальные четыре часа?

Мо полностью одетый, лежал на спине на ее диване приличного размера, хотя тот был недостаточно длинным для него.

Ничего удивительного. Большинство диванов не подходили под его рост.

Его глаза были устремлены в темный потолок.

Время приближалось к двум часам ночи.

Лотти танцевала в девять тридцать, одиннадцать и в час.

Она танцевала по десять-двенадцать минут за раз. Клиентам не разрешалось прикасаться к ней, давая чаевые, но даже если бы они могли засунуть ей банкноты под стринги, они не смогли бы добраться до нее, судя по тому, как она работала на сцене. Другие девушки выбегали и собирали купюры, которые летели на сцену для Лотти.

Все остальное время она потягивала «Перье» со вкусом дыни из маленьких баночек розовой соломинкой с белой елочкой наверху, готовясь к следующему номеру и болтая с любой танцовщицей, которая была с ней в комнате.

А если их не было, она болтала с Мо.

Она была очень разговорчива.

Такова была судьба Мо. Быть окруженным женщинами, которые любили болтать.

— Что? — спросил он.

— Ты сказал, что спишь по четыре часа в сутки. Что ты делаешь остальные четыре часа?

Он хотел, чтобы она заснула.

Он хотел, чтобы она заснула, чтобы он мог тоже заснуть (хотя у него не было на это ни малейшей надежды) и перестать думать о ней в этой крошечной зеленой атласной ночнушке с кремовыми кружевами, в которой она вышла из ванной.

Или о том факте, что она находилась всего лишь в десяти футах от него, горячее маленькое тело в одиночестве в этой большой кровати.

Он не хотел рассказывать ей о том, что он делал с теми четырьмя часами, которые у него были.

На самом деле Мо вообще не был большим любителем разговоров.

— Я тренируюсь, — сказал он.

— Четыре часа? — спросила она.

— Работа с Хоуком — это не с девяти до пяти. Я участвую в миссиях.

— Миссиях?

— Ага.

— Ты называешь их «миссии», а не «делами»?

— Ага.

— Почему?

Господи, спаси его от болтливых женщин.

— Потому что мы все бывшие солдаты, а не бывшие полицейские, — поделился он.

— Все вы?

— Ага.

— И сколько вас?

Боже правый.

— Лотти, спи.

Он услышал ее громкий вздох, а затем:

— Я всегда возбуждена после выступления ночью.

Хотя она должна была быть измотана.

За те четыре с половиной часа, что она пробыла у Смити, она работала не больше тридцати шести минут (не считая полутора часов, которые ей нужно было провести перед первым выступлением, чтобы подготовиться), но когда она танцевала, то выкладывалась полностью.

Не говоря уже о том, что она делала совсем новый макияж и изменяла прическу для каждого следующего танца, не только наряд. Каждый раз, когда она появлялась на сцене, это была совершенно другая, новая Лотти.

Никто не мог ее упрекнуть в том, что она не отрабатывает свои деньги или сверх процент, как хедлайнер, если она его получала. Никто не в состоянии купить такой дом на Гейлорд в квартале от городского парка, если бы не «урывал кусочек пирога».

Мо хотел бы, чтобы она устала и вымоталась. Он этого хотел. Не только, чтобы она заткнулась, но он не хотел думать, что она «возбуждена», так как у него появлялись всевозможные мысли о различных способах, которыми он бы помог ей справиться с ее возбуждением, как он будет наслаждаться ее возбуждением и насколько еще больше он будет наслаждаться, заставив ее наслаждаться им.

— Посчитай овец, — посоветовал он.

— Это поможет?

Черт, если бы он знал.

— Погружай свое тело в сон дюйм за дюймом, — сказал он.

Это всегда срабатывало для Трин, сестры №4. Она постоянно что-то делала. Постоянно была занята. Оказалось, она с трудом расслаблялась и засыпала. Даже в детстве.

Когда они были маленькими, Мо садился рядом с ней и шептал:

— Начинай с пальцев ног, Трин. Направь на них свое внимание. Сожми. А потом расслабь и уложи их спать.

Как всегда, когда он добирался до ее живота, чтобы тоже уложить его спать, Трин уже спала.

— Что я должна сделать? — Спросила Лотти.

— Начни с пальцев ног, — сказал Мо. — Сосредоточься на них. Сожми их. Потом расслабь и уложи спать.

Он подождал секунду.

— Ты делаешь? — спросил он.

— Ага, — ответила она.

— Теперь стопы, — приказал он в темноту. — Сосредоточься, напряги, потом почувствуй, как они тяжелеют и расслабь.

Еще секунда, и он досчитал до двух, потом произнес:

— Теперь икры, — продолжал он. — Напряги. Расслабь. Почувствуй, как они расслабляются. Потом уложи их спать.

Мо подождал еще секунду.

И еще одну.

И еще одну.

— Они спят уже? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Думаю, что да.

— Теперь колени.

— А ты тоже так делаешь, чтобы заснуть? — спросила она.

— Ничего не получится, если ты будешь задавать вопросы, пока пытаешься расслабить тело, — сказал он ей.

— Хорошо, — пробормотала она.

— Колени, Лотти.

— Хорошо, — пробормотала она.

Мо произносил слова все тише и тише, растягивая время между укладыванием спать ее частей тела, прежде чем он перешел к шее, но она уже не ответила.

Хорошо.

Она спала.

Мо уставился в потолок, но там ничего не было, кроме Лотти в ночной рубашке, которая теперь казалась ему везде.

Ночнушка превратилась в ее танец.

Бл*дь.

Настоящая пытка.

Он перекатился на бок и закрыл глаза.

И увидел ее испуганное лицо, глаза, полные слез.

Он открыл глаза, пошевелил рукой, нашел пистолет под подушкой, куда его положил.

Мо сделал глубокий вдох и выдохнул.

Он попробовал еще раз заснуть.

Начав, как ей и говорил, с пальцев ног.

Но его пальцы ног все еще находились в солдатских ботинках.

Он сдался после того, как добрался до своего скальпа, и заснул только через два часа, положив руку на приклад пистолета.

4. Отбеливающие полоски

Mo

На следующее утро Мо сидел на диване, на котором спал, пока Лотти была в ванной и делала то, что обычно делала по утрам.

Он разговаривал по телефону с Хоуком.

Было восемь тридцать, и он удивился, что Лотти встала так рано.

Он же был на ногах с шести.

— Отпечатков нет. Я отправил образец в лабораторию ДНК, чтобы посмотреть, сможем ли мы что-нибудь обнаружить, но если его отпечатков не будет в базе данных, даже если они смогут найти кое-какие отпечатки, то мы не сможем вычислить ДНК, — проинформировал его Хоук. — ФБР все еще изучает стиль письма. Это может занять некоторое время.

— И что? — Спросил Мо.

— И клиенты Смити, помеченные Хорхе, Хоакимом и мной, как возможные придурки, вчера ночью получили хвосты. Сегодня мы хотим съездить к ним, чтобы посмотреть их обитание поближе.

— Я готов поспорить, что он не послал это письмо без отпечатков, и зная, что Смити получил его вчера, не появился в клубе. Он точно знает Смити, что тот может кому-то позвонить.

— Он также, наверное, думает, что прибудут копы.

— Вы с Хорхе не похожи на завсегдатаев стрип-клуба, Хоук.

— Ты хочешь, чтобы мы работали над этой ситуацией или сидели сложа руки пару дней? — Спросил Хоук.

Мо закрыл рот.

Его босс был старше его, ненамного, так что он не был похож на его отца.

Мо давным-давно отказался от отца.

Дело было в том, что Хоук был его командиром, а Мо обучили не разочаровывать своего командира.

И вот тогда Ястреб выдал то, что никогда не говорил Мо.

— Не прошло и двадцати четырех часов, Мо, — заметил Хоук. — Она уже начинает действовать тебе на нервы?

Это определенно было вызовом его профессионализма.

Она была совершенно другой, нежели все остальные.

Лотти не находилась у Мо под кожей. Этого не могло случиться. И он понял это в ту минуту, когда она открыла ему входную дверь в свой дом и сделала шаг назад, словно собираясь убежать.

Это была обычная реакция людей на него.

Но Лотти было всего лишь как-то не по себе от его вида.

— Я в порядке, — пробормотал Мо.

— Веди себя хорошо, будь начеку и пригласи ее куда-нибудь, когда мы будем уверены, что ей никто не угрожает, — приказал Хоук. После этого он дал Мо «отбой» и повесил трубку.

Но Мо смотрел на диван напротив.

Пригласить ее куда-нибудь, когда мы будем уверены, что ей никто не угрожает?

Он знал, что Хоук на протяжении многих лет видел его (кружку) физиономию. Он также знал, что у Хоука стопроцентное зрение.

Так почему же он говорит ему такое дерьмо?

— Йо.

Он повернул голову и словно получил пощечину, увидев Лотти в одной ночной рубашке, с волосами, закрученными небрежно на затылке, спадающими прядями, щекочущими ее подбородок, щеки и шею.

И ее подбородок, щеки, шея и лоб выглядели так, словно были покрыты кремом для бритья.

— Господи, — пробормотал он.

— Укрепляющая пенка, — объяснила она про то дерьмо, которое было у нее на лице. — Хочешь позавтракать?

Он умирал с голоду.

Она была по-прежнему в ночной рубашке.

Неужели она собирается готовить в этой ночной рубашке?

— Нет, — ответил он.

— Да, потому что ты прикрываешь мою задницу, так что если ты не будешь есть, то посмотришь, как я готовлю... — она наклонила голову и улыбнулась ему сквозь пенистую слизь, которая медленно таяла у нее на лице, — тогда поешь.

По ее улыбке и по тому, как странно прозвучали ее слова, он понял, что у нее что-то было на зубах.

— Что с твоими зубами? — спросил он.

— Отбеливающие полоски. — Она выпятила бедро, движение, которое было похоже на резкий рывок по его яйцам, и нахально произнесла: — Милый, все это, — она провела рукой вниз по своему телу, — не дается бесплатно ни в каком определении этого слова.

С этими словами она развернулась и выскочила из комнаты, атласная ночнушка обнимала ее задницу, кремовые кружева подола развевались как приглашение.

К черту, мать твою, бл*дь.

Ему нужно было подняться и последовать за ней.

Бл*дь, мать твою, на х*й.

Мо встал и последовал за ней.

Он догнал ее на лестнице.

Она направлялась прямо на кухню.

— Неспрессо? — спросила она шепеляво, поэтому получилось: Нестпреттоо?

Господи.

Ему захотелось засмеяться.

Засмеяться, проходя через кухню за ней, встать перед ней на колени и зарыться лицом под кружево ночнушки.

— Я сделаю себе, но сначала сделаю тебе, — ответил он.

— Кофе после отбеливающих полосок можно выпить через двадцать минут. Лучше я сделаю тебе. Сливки?

— Ага, — проворчал он, прислонившись бедром к столешнице напротив нее и наблюдая, как она ходит по кухне.

Он надеялся, что она оденется после отбеливающих полосок.

— Сахар?

— Нет.

— Хороший мальчик, — пробормотала она, открывая крышку и хватая большую прозрачную миску, наполненную капсулами.

Он не хотел быть для нее хорошим мальчиком.

Он хотел быть ее хорошим мальчиком.

Она повернулась к нему.

— Я делаю натуральные сливки. Стараюсь не заполнять свой организм слишком большим количеством химии.

Ага, просто накладываешь химию на зубы и намазываешь на лицо.

Но этого он не сказал.

А опустил голову.

Она заварила кофе, повернулась к нему лицом, прислонившись спиной к стойке.

— Омлет с травами, грибами и сыром манчего. Сосиски из индейки. Картофельные оладьи. Может передумаешь насчет завтрака?

Абсо-бл*дь-лютно.

В животе у него чуть не заурчало.

Он только утвердительно кивнул.

Она одарила его туманной улыбкой и снова принялась ходить по кухне, доставая сковородки, миски, венчик.

Понятно, что она собиралась готовить завтрак в этой ночной рубашке.

Слава Богу, что у нее на лице была намазана такая слизь.

Прежде чем приступить к делу, она протянула ему кофе и объявила, лишив его единственной защиты:

— Я должна смыть это с лица. Потом займусь завтраком.

А потом она с важным видом вышла из кухни.

Значит, слизи теперь не будет.

Потрясающе.

Мо вздохнул и оценил ситуацию.

Прошлой ночью он запер все.

У нее в доме имелась сигнализация, подведенная к окнам и дверям.

Перед тем, как она проснулась, он проверил. Двери были заперты. Окна закрыты и заперты. Жалюзи опущены. Сигнализация была включена. Задний двор был пуст. Машины, припаркованные на улице перед ее домом, были пустые или кто-то садился в них, короче все ее соседи занимались своими обычными делами.

Он мог выпустить ее на время из виду, достаточное время, чтобы она умылась.

Но, сделав глоток кофе, он отставил чашку и подошел к подножию лестницы.

Прошло, наверное, минут пять, из которых последние тридцать секунд он готов был рвануть наверх, чтобы проверить, чем она там занимается. Но потом появилась она с чистым и сияющим лицом. Сиськи, при каждом ее шаге вниз по лестнице, подпрыгивали в такт.

Она не дошла до него четыре ступеньки.

— Если я могу умыть лицо без тебя в соседней комнате, почему ты не можешь принять душ, когда я тоже буду в соседней комнате?

— Я уязвим, когда принимаю душ. И безоружен. А, когда ты умываешься, нет.

Еще одна широкая, расплывчатая улыбка и:

— Ах.

Потом снова покачивание ее сисек через ночнушку, пока она спускалась по ступенькам.

Он прожил хорошую жизнь.

Чистую, не запятнанную.

Заботился о маме и сестрах.

Даже теперь, когда сестры выросли и его забота о них была не так нужна (а их было много, всех до единого).

Завербовался в армию и с честью вышел в отставку.

Он всегда выполнял приказы Хоука, никогда не уклонялся от выполнения заданий (даже если его задницу могли подстрелить, он все равно участвовал), всегда выполнял приказы, никогда не лажал.

К двум давним подружкам, которые у него были, относился как к золоту. Жизнь с пятью женщинами, многому научила. И он отдавал им свою заботу сначала родным, а потом и тем женщинам, на которых претендовал. Это они вытачивали его для чего-то лучшего.

Так все было без обмана. Никаких азартных игр или пьянства. Абсолютно никаких наркотиков. Никаких пьянствующих вечеринок со своими парнями. Не лезть в их дерьмо, как дорого стоят их сумки или почему они не могут ополоснуть чертову тарелку и поставить ее в посудомоечную машину, а не оставлять в раковине.

Почему он заслужил такое наказание с Лотти, он не знал.

Может за то, что частенько выбивал дерьмо из своего сукиного отца.

Да, должно быть, именно за это.

Он последовал за ней на кухню, она занялась делом, все в той же ночной рубашке, пока он наблюдал за ней, как она обжаривала грибы, попивая кофе, вдруг она спросила:

— Что ты думаешь о моих сиськах?

Он чуть не выплюнул кофе.

Чтобы не плеваться, он с трудом сглотнул, не так, как глотал кофе, а как камень, и уставился на нее.

Она стояла у плиты с деревянной ложкой в руке, но повернулась к нему лицом, глядя на него.

— Я хочу вернуть свои настоящие сиськи, убрать импланты. В следующем месяце.

Он старался не смотреть на ее сиськи.

Клянусь Богом, старался.

Но не мог не смотреть на ее сиськи.

Затем он заставил себя посмотреть ей в лицо.

Он знал, что ее сиськи были фальшивыми.

Тем не менее они выглядели чертовски потрясающе.

— Твое тело, твой выбор.

— Ты думаешь, я потеряю клиентов?

Почему она думала, что он не относится к ее клиентам?

Господи, это было уже слишком.

Ему явно не стоило столько выбивать дерьма из отца.

— Нет.

— Вот и я так думаю. — Она снова повернулась к плите, продолжая помешивать грибы.

— Хочешь, я приготовлю тебе кофе? — предложил он, чтобы занять себя чем-то, чтобы не смотреть на ее задницу, ноги, волосы, шею, сиськи или вообще не видеть ее перед своими глазами.

— Ага. Как будет кофе готов, можно будет снять полоски. Добавь чуть-чуть сливок, — он двинулся к шкафчику, в котором, увидел, она хранила все необходимое для кофе.

И когда он ставил ее кружку на стол рядом с ней, допустил ошибку номер пять по защите Шарлотты МакАлистер — своего клиента.

— Тебе не нужны ни полоски, ни слизь, ни сиськи, Лотти, — сказал он ей.

И в его словах было что-то еще, он просто не выразил это словами.

Она была красивой и осталась бы такой же красивой без всего этого дерьма.

Но она прочитала между строк, он понял это, когда ее голова медленно повернулась, немного запрокинувшись назад, она посмотрела ему в глаза, выглядя явно потрясенной.

— Ты должно быть это знаешь и сама, — продолжил он.

И она это знала. Черт возьми, ее жизнь — это ее внешность и ее тело.

— Возможно, — произнесла она сладким голосом, от которого у него в промежности все пошло наперекосяк. — Но мне приятно это услышать.

— Я просто сказал, — пробормотал он, отодвинувшись подальше от нее.

Она повернулась к нему лицом.

— Хочешь тост?

Если она собиралась попросить его сделать тост, и это означало бы снова к ней приблизиться, его ответом будет большое, жирное «нет».

— Нет.

— Хорошо. Лучше не есть хлеба, — заявила она и снова переключила свое внимание на плиту.

Если она так думала, есть ли у нее вообще хлеб?

Он знал, что есть, поэтому не стал открывать рот, чтобы спросить.

Покончив с грибами, она избавилась от отбеливающих полосок прямо на кухне, прежде чем приступить к омлету, а рядом на плите свежие картофельные оладьи шипели в оливковом масле рядом с сосисками из индейки.

Мо нужно было что-то делать, он не мог долго стоять просто так.

Поэтому он достал тарелки и столовые приборы, открывая и закрывая дверцы и ящики, пока искал их, все поставил рядом с ней на столешницу.

Она разложила еду, он взял свою тарелку и вилку (из ее рук, что было отстойно) и перешел к противоположной стороне столешницы от нее.

Лотти уперлась ступней в подъем другой ноги и устроилась за столешницей.

Мо сделал то же самое, но не упираясь ногой в подъем другой ноги.

— Так в каком же подразделении ты служил?

— Просто в армии, — пробормотал он, запихивая омлет в рот.

Ну и черт с ним.

На вкус омлет оказался хорош.

— Сколько?

— Полный срок.

— Ты... э-э... участвовал в каких-нибудь действиях?

Мо повернул к ней голову, увидел ее ноги, ночнушку, сиськи, волосы и хорошенькое личико с нерешительным, серьезным выражением.

С него было достаточно.

Более чем достаточно.

Он не собирался играть в эти игры, и тут она совершила явную промашку, что пыталась заставить его играть в ее игры.

Все, хватит.

— Мы не будем этого делать, — объявил он.

— Мо…

— Нет, — отрезал он. — Есть правила. Ты натянешь на себя какую-нибудь чертовую одежду, пока я буду находиться здесь с тобой. Я знаю, что тебе неудобно с присутствием другого человека в доме, но ты же понимаешь, что мне платят за эту работу. Поэтому имей хотя бы немного уважения и сделай для меня поблажку. Ты точно знаешь, насколько трахаема. Каждый вечер танцуешь, когда весь клуб заполнен мужчинами, мечтающими тебя трахнуть. Тебе действительно необходимо наслаждаться этим дерьмом на твоей кухне?

Выражение ее лица заставило его пожалеть о словах, которые только что вылетели из его рта, пожалеть, что он не мог их сжечь.

Она моргнула прямо перед тем, как возразить:

— Мне кажется, что я предпочитаю молчаливого Мо.

— Отлично. Я тоже это же предпочитаю. Так что давай на этом и остановимся.

— Отлично, — выплюнула она.

Он кивнул.

Она взяла свою тарелку, понесла ее к раковине, стоявшей в двух футах от него. Затем вывалила все содержимое, не съеденный омлет, в раковину.

— Я собираюсь принять душ, — заявила она. — Полагаю, если дать тебе поблажку, тебе не нужно находиться рядом со мной в ванной комнате?

— Нет, — выдавил он.

— Вот и отлично, — огрызнулась она.

И затем вышла из кухни, каждый мускул ее тела кричал, что она была взбешена.

Или он ее обидел своими словами.

Господи, просто отлично.

Мо сделал еще один вдох через нос.

Потом закончил завтракать и прибрался на кухне.

5. Обмен

Лотти

Дела шли не очень хорошо после того, как Мо оказался наивысшим мудаком.

Если бы я посмотрела на эту ситуацию с другой стороны (чего не сделала), то он ясно дал мне понять, насколько считал меня сексуальной, и это было неплохо.

Он полностью пропустил пас, который я бросила ему.

Я имею в виду, что он действительно решил, что я специально надела ночную рубашку, готовя завтрак с мужчиной, с которым не спала, только для того, чтобы поддразнить его, став такой огромной задницей в его глазах?

Нет!

Я хотела, чтобы этот здоровяк пригласил меня на свидание.

Придурок.

Мудак.

Ублюдок.

Понятно же, учитывая, что я была взрослой девушкой, поэтому решила, что исправить создавшуюся ситуацию — это объяснить ему свою точку зрения, учитывая, что он скорее всего предполагал, что я трахаюсь с кем-то, он, скорее всего поймет мою точку зрения.

На это имелись все шансы.

Но даже в лучшие времена я не всегда вела себя по-взрослому, на самом деле будучи взрослым человеком.

Конечно. Я приходила вовремя на работу.

Платила по счетам.

Обихаживала свой дом.

Я меняла масло, когда следовало (хотя предполагала, что это огромная афера, каждые три месяца? Но, ладно, все равно меняла).

Чего я не делала в течение трех дней, так это не разговаривала с Мо.

Да.

Не очень по-взрослому.

Ладно, не совсем не разговаривала.

Мы разговаривали, потому что я была дочерью своей мамы. Я не могла начинать свой день, когда в моем доме молча следовал за мной мужчина, не предложив ему утренний кофе.

Поэтому я спросила:

— Кофе? — на следующее утро после того, как он оказался законченным ослом.

Кроме этого…

… больше ничего.

А что?

По двум причинам.

Во-первых, я относилась к тем женщинам, которые могли долго обижаться, что я и делала. Хотя знала, что это неправильно. Мои долгие обиды стоили мне дружбы и бойфрендов, возможно, мне стоило поработать над этим вопросом.

Но не с Мо.

Нет.

Только не с Мо.

Во-вторых, он не любил стриптизерш.

Это было ясно.

Во время нашего первого разговора он был дипломатичен, хотя и дал понять, что остался при своем мнении.

Он не был груб с девушками Смити.

Но и не был дружелюбен.

И, конечно, его вспышка, именно та часть, которая мне больше всего понравилась (не совсем), где он сказал: «Каждый вечер танцуешь в клубе, заполненном мужчинами, мечтающими тебя трахнуть».

Он думал, что мне это нравится.

И, если бы я успокоилась и поразмыслила (чего не сделала), в этом была доля правды и я бы поняла его точку зрения.

Но сцена, которую он устроил, была не крутая, что он бросил мне в лицо все эти слова.

Но я знала о себе следующее.

Мне нравилось внимание со стороны мужчин.

Когда я была моложе, отправилась в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой.

Я оказалась Королевой календаря «Корвет», потому что, во-первых, это было круто, так ведь? А во-вторых, меня затянуло актерское мастерство. И наконец, в названии календаря и находилось ключевое слово.

«Королева».

Моя сестра была тихой, милой, ответственной и трудолюбивой, и все ее обожали.

Но я не была ни тем, ни другим. Даже близко.

У нас не было соперничества между сестрами.

По крайней мере (если честно), уже не было.

И Джет не привлекала к себе такого внимания, как я, но все вокруг знали, что она (и, следовательно, я) были потрясающими, потому что она была милой, ответственной и трудолюбивой.

«О, какая она хорошая девочка, что присматривает за своей неуправляемой сестрой, пока Нэнси на работе», и «О, это разбивает мне сердце, Джет пришлось найти работу, чтобы помогать матери оплачивать счета».

Тем не менее много лет назад (примерно в то время, когда мы находились в комнате, где летели пули), я была уже достаточно взрослой, чтобы понять, что у моей сестры не все так хорошо с нашей не очень звездной жизнью с бездельником-отцом, который держал нас всех на веревочке своими причудливыми планами и большими обещаниями.

Я также поняла, какой ответственной и трудолюбивой она должна была стать, что многим она пожертвовала ради меня.

Я ценила это.

И я любила ее за это.

И тоже старалась быть такой.

Благодаря ей.

А не потому, что наш отец оказался полным неудачником.

И я была достаточно честна с собой, я была той девочкой, папиной маленькой девочкой. Папиной принцессой. Его Солнцем, Луной и звездами. Девочкой, бойфрендам, которой он угрожал, чтобы они даже не вздумали задуматься о чем-то плохом, но в основном он не хотел меня отпускать, угрожая таким образом всем моим бойфрендам. Девушка, ради, которой он, наверное бы, плакал на моей свадьбе.

Наш отец потом взял себя в руки.

Но я никогда полностью не доверяла ему, и это было частью моего положения и его наказания.

Потому что все то, что мне так было необходимо маленькой девочки, пока я росла, было для меня потеряно теперь.

Мне никогда больше не будет пять лет, я не буду ходить по ярмарке, держа отца за руку, а он не будет кричать: «Надо купить сахарную вату для моей лучшей девочки!» — заставляя меня чувствовать себя любимой, обожаемой, защищенной.…

Особенной.

Ладно, он проделывал такое, когда мне было пять лет.

И когда его не стало с нами, потому что покерный стол для него стал важнее жены и его дочерей, именно тогда я поняла, каково это — потерять что-то.

И как его отсутствие может обернуться нуждой.

И как появилась потребность в поиске внимания со стороны.

Не говоря уже о том, что я затаила обиду.

Итак, на третий день с величайшим мудаком всех времен (Мо), в воскресенье, один из моих двух выходных дней (у меня были выходные по воскресеньям и понедельникам), Мо все еще продолжал спать на моем диване в моей спальне. Он также все еще продолжал стоять за кулисами во время моего выступления (за исключением второго танца, когда он передавал меня одному из парней Смити, чтобы принять душ и переодеться).

И я совершенно не имела понятия, как развиваются события с этим психом, который прислал письмо Смити, желая меня «очистить», потому что не могла спросить у Смити, вероятно, он предполагал, что мне все сообщает Мо, а я не хотела говорить своему боссу, что Мо был величайшим мудаком всех времен.

Это было связано с моим желанием, чтобы Мо не уволили (или не сделали ему выговор или что-то в этом роде) после того, как я объясню Смити, почему мы не разговариваем, что заставило бы Смити сделать что-нибудь опрометчивое, например, попытаться завести его, а потом пнуть по яйцам.

Или Смити мог потребовать, чтобы Хоук уволил Мо, поставив ко мне кого-то другого.

Мо оказался мудаком, но он был начеку постоянно, я все еще была жива, под его защитой. Не запертая в каком-нибудь колодце, накаченная наркотиками, и «очищенная» неоднократно (хотя, согласно этому письму, «очищение» звучало очень похоже на изнасилование и пытку, я была не уверена, как такие вещи могут очистить девушку, но опять же, я и не была сумасшедшей).

Поэтому я решила не раскачивать лодку, на которой сидела.

Мо был не единственным мужчиной, с которым у меня возникли проблемы из-за того, что я работала стриптизершей.

Я к этому привыкла.

Но было неприятно и обидно (все это слышать от Мо).

И отстойно (опять же, потому что все это исходило от Мо).

Он все еще был чертовски горячим, и мне очень хотелось наброситься на него.

И иногда (хорошо, часто) я вспоминала, как он говорил мне, что мне не нужны ни полоски, ни мусс для лица, ни имплантаты, и я вспоминала, как мне было приятно, когда он мне это сказал.

Но... неважно.

Я ошиблась на его счет.

Он был одним из тех парней.

И когда-нибудь исчезнет.

Конечно, именно так я себя и уговаривала.

Но по ночам, пытаясь усыпить свое тело, зная, что он находился со мной в спальне, и вспоминая, как сладко Мо помогал мне заснуть, мои мысли не давали мне покоя по поводу его. Когда это случалось, я чувствовала, как у меня сжимается горло, в носу начинало щипать, глаза гореть от желания, не ошибиться на его счет.

(Еще одна причина для недовольства.)

Теперь мы сидели в его пикапе, Мо сидел за рулем, потому что я отклонилась от своего плана «одно слово в день», заявив, что мне нужно съездить в супермаркет.

Таким образом, мы двигались в направлении «Кинг Соуперс».

У него был крутой пикап. Черный Рэм со всеми причиндалами (даже двери и пороги с подсветкой внизу с надписью: «Рэм»).

Обычно я бы не постеснялась воскликнуть: «О, освещенные дверные пороги».

Но тут была почти уверена, что Мо сможет пережить, если я не проявлю своего восторга.

Молча он вел машину, а я молча сидела рядом.

Он молча припарковался, а я молча сидела рядом с ним, пока он парковался.

Мы молча вышли из машины и молча вошли в магазин, пока я доставала из сумочки список.

Я молча схватила тележку, а он молча последовал за мной, бродя по магазину.

Я молча просматривала азиатскую лапшу, когда услышала:

— Мо?

Мое внимание привлекло, что я услышала, как женщина окликнула его по имени.

И мне почему-то показалось, что рядом со мной образовалась стена... чего-то, исходящего от Мо, отчего я напряглась.

Я посмотрела на него и увидела, как он сжал челюсть, решив, что если буду смотреть достаточно долго на его челюсть, то под таким давлением, его челюсть может треснуть.

Затем посмотрела в ту сторону, куда он повернул голову.

Очень красивая брюнетка двигалась в нашу сторону, толкая перед собой тележку, за ней следовал высокий, хорошо сложенный (но далеко не такой, как Мо), очень симпатичный парень.

Я оценила парня, его дорогую одежду, несмотря на то, что он пришел в воскресенье в «Кинг Соуперс».

Павлин.

Возможно, маленький член.

Определенно у него имелась спортивная машина.

Или, по крайней мере, дорогой автомобиль (вероятно, BMW).

Определенно заработанный им самим.

Затем я оценила женщину.

Хотя мне следовало сделать это сразу.

Она смотрела на Мо так, словно ей было все равно что секс на публике запрещен, потому что, если он только ей кивнет, она тут же сорвет с себя одежду, прижав его к полкам с азиатской лапшой.

Я резко выпрямилась.

Ее взгляд упал на меня.

Отчего она тоже тут же выпрямилась.

Не думая о том, что делаю, я дала ей понять своим взглядом, что он мой.

Она тут же выстрелила в ответ — «Посмотрим, сука, посмотрим».

Я была близка к тому, чтобы зарычать, когда ее парень вдруг произнес:

— Кто это, Тэмми?

Так как я была готова зарычать, не успела не бросить быстрый взгляд на Павлина.

Он уставился на мои сиськи.

Ладно, и так он находился со своей цыпочкой и пялился на мою грудь.

Может он был величайшим мудаком всех времен.

— Мой бывший, — ответила она. — Привет, Мо.

— Йо, — буркнул Мо.

Перевод Мо — «У меня нет никакого интереса разговаривать с тобой».

С другой стороны, насколько я могла судить, у него не было никогда никакого интереса разговаривать практически со всеми.

Я понимала, почему она стала его бывшей, как только она проигнорировала его вибрацию и спросила:

— Как дела?

Еще одно ворчание:

— Хорошо.

Она бросила на меня быстрый взгляд.

— Это твоя новая…?

— Ага, — заявила я, не дав ей закончить и не дав Мо что-либо сказать, переместившись к нему поближе, обняв его за талию.

Пытаясь обнять его за талию. У него была широкая талия при его комплекции. Его талия была подтянутой талией, как и он сам, но широкой.

Я, наконец, с трудом ухватилась за другую сторону его тела, мои пальцы соскользнули с гладкого материала пояса его солдатских брюк-карго, пока я не подцепила пальцем шлицу.

Ее взгляд упал на мой палец, зацепившийся за его пояс, глаза сузились, она, казалось, не заметила, как Мо обнял меня за плечи.

Я чуть не рухнула на пол.

Его рука весила должно быть больше, чем все мое тело.

Но расставила ноги, чтобы твердо удержаться, выдержав укол кислоты, направленный на меня от этой женщины.

Я бросила на нее скептический нейтральный взгляд, вдогонку послав взглядом лазерный луч.

Она моргнула (да, мой взгляд лазерного луча достиг ее), затем попыталась отклониться, оглянувшись на Мо.

— Давненько от тебя не было вестей, — заметила она.

Павлин взглянул на нее.

Мо ничего не ответил.

Но ответила я.

— Такое случается повсеместно, когда расстаешься с парнем, Тэмми.

— Простите, а вы? — спросила она.

— Лотти. — Я слащаво усмехнулась. — Приятно с тобой познакомиться.

— Ну, Лотти, — выдала она с сарказмом на мою слащавую реплику, — мы расстались всего месяц назад.

Перевод Суки: не так уж давно ты была близка с ним, так что я тебя подловила.

— Хотя ты трахалась с ним гораздо дольше, да, Тэмми?

Я замерла под тяжестью руки Мо, когда эти слова слетели с его губ.

Под «Ним», как я предположила, он подразумевал бойфренда, так как тот ужасно побледнел.

И Павлин перестал пялиться на мою грудь, поняв, кто такой «бывший Мо».

— Давай пойдем, Тэм, хорошо? — сказал парень, и я поняла, что он обладал мозгами, потому что этот разговор принимал такой оборот, которого он явно не хотел, находясь недалеко от Мо.

Глаза Тэмми наполнились сожалением, когда она посмотрела на Мо.

— Мо, я…

— Ты честно, бл*дь, хочешь это проделать в «Кинг Соуперс»? — Спросил Мо.

— Нет, она не хочет, — поспешно ответил парень.

— Ну, я хочу все выяснить в «Кинг Соуперс», — огрызнулась женщина.

Все взгляды устремились на меня, даже, как мне показалось, и Мо тоже.

— Ты, что обкурилась? — Спросила я Тэмми.

— Лотти, — пробормотал Мо, его рука вокруг меня напряглась, или, скорее, сжалась.

Несмотря на реальную опасность, что он мог вывихнуть мне плечо, я сердито посмотрела на Тэмми.

— Ты подошла к нему и решила поздороваться, после того как изменяла ему. Кто так себя ведет? — Спросила я.

Она посмотрела на свою тележку и пробормотала:

— Возможно, нам следует…

Я открепилась от руки Мо и встала перед ее тележкой, прервав ее:

— Кто так себя ведет, сука?

И почувствовала, как пальцы Мо вцепились позади в пояс моих джинсов, ему, вероятно, пришлось нагнуться, потому что я услышала в самое ухо:

— Лотти…

Но я снова завладела вниманием Тэмми.

И ее прищуренных глаз.

— Ты только что назвала меня сукой? — спросила она.

— Да, сучка, я назвала тебя сукой, — ответила я. А потом крикнула: — Ты изменила Мо!

— Да, — взвизгнула я.

Что с ней такое?

— Черт возьми, — услышала я бормотание Мо, когда почувствовала, что мои джинсы натянулись на заднице, так как он дернул меня назад за пояс.

Я резко повернула голову, взглянув на него, закричав:

— Отпусти меня, Мо!

— Лотти, успокойся, — приказал он.

— Чертовски круто! — Крикнула я. — Она изменяла тебе, а потом, как ни в чем не бывало, подошла к тебе в «Кинг Соуперс» и сказала: «Привет!»

— Мне наплевать, — произнес Мо.

— А мне нет! — Крикнула я в ответ.

— Почему тебе не наплевать, если мне до этого нет дела? — спросил он, и на его лице отразилось искреннее любопытство.

— Потому что она сказала: «Привет!» — Взвизгнула я.

— Вам помочь?

Мо повернулся, и так как его пальцы все еще были на поясе моих джинсов, я обернулась, увидев женщину перед нами в фартуке «Кинг Соуперс» с табличкой, на которой было написано «Ронда», а внизу «менеджер».

— Да, Ронда, у нас проблема, — сообщила я ей. — Она, — я тыкнула пальцем в сторону Тэмми, — изменила ему, — я большим пальцем указала через плечо в сторону Мо, — с ним.

Ронда посмотрела на Мо, потом на бойфренда, открыто выражая свое мнение (вот о чем я говорю!) и недоверчиво смотрела на Тэмми, когда я продолжила:

— Она просто подошла к нему. Нет! К нам! Прямо здесь в проходе и сказала: «Привет!».

Брови Ронды взлетели вверх, и она снова посмотрела на Тэмми.

— Вы решили поздороваться? — Спросила Ронда.

— На самом деле, мы хотели бы продолжить свои покупки, — поделился парень с Рондой.

Ронда снова перевела взгляд с Мо на Павлина, прежде чем сказать ему:

— Вас никто не задерживает.

— Да, двигайтесь, — крикнула я им вслед, когда парень схватил тележку, сделав крутой разворот, поспешив по проходу. — А если ты еще раз приблизишься к Мо, Тэмми, я вырву тебе волосы.

Тэмми повернулась и одними губами прошептала мне: «Пошла ты на х*й».

А потом все и случилось.

Мо был крупным парнем.

Обычно Мо двигался не так, как Михаил Барышников, и уж точно не так, как Усэйн Болт.

Но я знала, что когда этому человеку нужно было задвигаться, он это делал.

Я поняла это, когда в одну секунду он стоял у меня за спиной, держась за мои джинсы, а в следующую секунду оказался в пяти футах в проходе перед Тэмми, отрезая ей путь к отступлению. Он согнулся в талии, руки, поставив на бедра, оказавшись с ней лицом к лицу.

— Не смей, — прорычал он.

Чего было достаточно.

Хотя это слово прогрохотало по проходу, как каменный обвал в горах.

Тэмми секунду стояла спиной ко мне, совершенно неподвижно, потом сделала широкий шаг в сторону и практически побежала по проходу к своему Павлину.

— Держись за него, сестренка, — прошептала мне Ронда. Потом крикнул Мо: — Все хорошо, здоровяк?

— Угу, — проворчал он, возвращаясь ко мне, снова двигаясь неуклюжей походкой, с каждым шагом мощно покачивая бедрами в мужском ритме, от чего у меня потекли слюнки.

То, что его бедра могли проделать между моих ног, я не могла себе даже представить, иначе у меня случился оргазм прямо здесь в «Кинг Соуперс».

Точно.

Оказалось, настало время мне призадуматься.

Я просто здесь в супермаркете слетела с катушек.

Я не любила лжецов и обманщиков, но дело было не в том, что Тамми ему изменяла.