В два выехав из Сакраменто в направлении Модесто, Элизабет опустила окна в «мерседесе». Стояла по сезону теплая для мая погода; казалось, лето уже навалилось своей жаркой тушей. Элизабет вытащила шпильки из волос и подставила ветру густые пряди.
Да, конечно, хорошо повидаться с Джойс, однако Элизабет совсем не сожалела о своем решении уехать из Сан-Франциско. У нее просто не было сил притворяться, будто ее семейная жизнь идет как положено.
На тот маловероятный случай, если Амадо попытается связаться с ней, она позвонила Консуэле и оставила для него сообщение. Она передала, что ее планы изменились и она в итоге отправляется в Модесто. Внутренний голос настойчиво призывал ее отодвинуть подальше эту проблему, но Элизабет отказывалась прислушиваться к нему. Она должна как-то выйти из этого кризиса, что-то решить.
Поскольку Амадо не оставил ей никакого выбора, она должна дать ему время, которое, по его словам, ему требовалось. В конечном счете он поймет, что даже без ребенка они все-таки могут жить счастливо.
Ну а если хоть немного повезет, то в один прекрасный день она, возможно, даже поверит в это сама.
…Майкл Логан перекинул ногу через балку, на которой он сидел верхом, пристально глядя на ржавого цвета небо на западе. За его спиной горы Сьерра-Невада в свете заходящего солнца громоздились темно-фиолетовым монолитом, обозначая восточную границу долины. Воздух был неподвижным и жарким, тишину нарушали стрекотанье сверчка, пение птиц и иногда одинокое кваканье лягушки.
Пройдет менее часа — и небо почернеет, покроется звездами. Они замерцают в теплом небе, подмигивая иссушенной солнцем земле. И ночь выведет из дома мужчин, рвущихся подраться, поманит любовников, ищущих спасения от удушающего заточения квартир. И когда любовники соединятся, их совокупление будет примитивным и стремительным. Ну, а для мужчин, ищущих поединка, достаточно вызывающего взгляда или какого-нибудь неосторожно оброненного слова.
Майкла охватило давнее и хорошо знакомое томление. Оно становилось все сильнее с годами, однако упорно не поддавалось определению. Бывали случаи, когда это чувство настолько овладевало им, что он впадал в депрессию. Долгими днями его снедало ощущение необъятной пустоты, которую не могли заполнить ни работа, ни друзья. А потом тоска оставляла, и снова все приходило в норму. Но даже в периоды затишья между штормами он знал, что наступит и следующая буря.
Чтобы не дать волю мыслям, Майкл сосредоточился на причине, по которой он явился на винный завод. Он с удовольствием отметил изменения в демонстрационном зале. Три недели назад нанятая им бригада устанавливала фундамент. А сегодня уже полностью готов каркас здания.
С установлением на винодельне резервуаров из нержавеющей стали новые дробилки должны быть закончены через неделю, а оборудование для разлива по бутылкам запланировано запустить этой зимой. И тогда они готовы выйти на рынок на несколько месяцев раньше, чем намечалось.
Майкл провел вторую половину дня, беседуя с кандидатами на должности виноделов, которым и предстояло непосредственно заниматься работой, как только будет пущен завод. А когда эта винодельня снова заработает на полную мощь, Майкл, как просил его Амадо, опять уйдет с головой в производство в долине Напа.
Успех рекламной кампании Элизабет уже превзошел даже ее собственные ожидания. Спрос на продукцию «Вин Монтойя» полностью очистил полки магазинов в десятке крупнейших рынков страны. Куда бы ни отправился Амадо, его тут же останавливали прохожие, даже на улицах Сент-Хелены. Они домогались его совета по поводу выбора вин или умоляли поставить автограф на клочке бумаги, который тут же извлекали из карманов или сумочек. А на винном заводе у экскурсоводов постоянно спрашивали, нельзя ли разыскать Амадо, чтобы он расписался на бутылках вина, которое покупалось здесь же, в магазине сувениров.
Эта волна успеха только раззадорила Амадо. Он стал строить новые планы расширения производства и снова обратил взор на север, заинтересовавшись долиной Высохшего Ручья. Майкл молча воздавал Господу благодарственную молитву всякий раз, когда Амадо возвращался разочарованным.
Конечно, волнующе быть очевидцем и участником взлета «Вин Монтойя», но Майкл по-прежнему испытывал сомнения. Вместо трезвых и хорошо просчитанных деловых решений, которые Майкл привык ожидать от Амадо, приходили какие-то безумные указания. Амадо по поводу и без повода выходил из себя, медлил с извинениями. На минувшей неделе Майкл завел было их давний спор о том, что если они в дальнейшем станут продолжать такой стремительный рост, то недолго и потерять контроль. Амадо в совершенно нехарактерном для себя стиле огрызнулся, что, мол он не просил у него советов и не нуждается в них.
Майкл снова пристальным взглядом окинул горизонт, остановившись на облаке пыли, медленным водоворотом, уходившем к небу. Эта винодельня находилась в нескольких милях от национальной автострады, и последние две мили дороги все еще оставались незаасфальтированными. Поскольку по этим дорогам за последние месяцы пропутешествовали многие тонны тяжелого оборудования, земля там превратилась в этакий бурый тальк, взлетавший в воздух при малейшем ветре. На сей раз причиной поднявшейся пыли был автомобиль — белый «мерседес».
Белый «мерседес» Элизабет.
Майкл обхватил руками широкую балку и переместился на более удобную позицию, не прекращая наблюдать за тем, что же она станет делать. Если Элизабет разыскивает его, то она заметит пикапчик и остановится. Если же она направляется в контору, то тогда просто проедет мимо.
Но Элизабет не сделала ни того, ни другого. Она поехала по обходной дороге, которая вела к задней части винодельни, где в домике-автоприцепе жил сторож-охранник со своей собакой. Прислушавшись, Майкл уловил, как хлопнула дверца ее автомобиля. А спустя несколько минут увидел, что Элизабет направляется к недостроенному демонстрационному залу. Он было уже открыл рот, чтобы окликнуть ее, но тут он сообразил, что его голос, идущий из темноты, вероятнее всего, до смерти перепугает ее. Так что ему придется подождать, пока она не заметит его пикап и сама не поймет, что она здесь не одна.
Однако Элизабет не обогнула здание, как он ожидал. Она медленно продвигалась через кучи пиломатериалов, козел для пилки дров и лестниц и в конце концов вошла внутрь. И когда Элизабет наконец остановилась, она оказалась почти прямо под ним.
В стремительно убывающем свете ему было трудно разглядеть ее черты. Тем не менее он понял: с ней что-то происходит. Нет-нет, дело не только в понурости ее обычно идеально прямых плеч, не только в ее склоненной голове и даже не в том, как она шла: медленно, как-то механически передвигая ноги.
А потом он увидел, как ее руки поднялись, закрывая лицо, услышал, что дыхание прерывается чем-то, на слух похожим на всхлипывание.
Его первая же мысль была об Амадо. Должно быть, произошло нечто ужасное и Элизабет приехала сюда, чтобы рассказать ему об этом. И неважно, что в этой его мысли начисто отсутствовала логика: в страхе нет места разумному мышлению. Майкл переместился, вцепился в балку и, раскачавшись, спрыгнул вниз.
Испуганная его внезапным появлением, Элизабет взвизгнула и бросилась бежать со всех ног. Боясь, что она может споткнуться об одну из досок, валявшихся как попало, он потянулся и схватил ее за руку. Элизабет бешено рванулась, ее рука ударила его в грудь, а потом и в лицо.
— Это я, я, Майкл, — сказал он, разводя в стороны руки. — Извините, я совсем не намеревался испугать вас.
— Вы просто негодяй! — Она снова качнулась к нему, и шлепок скользнул ему по руке, так как Майкл отклонился назад. — Почему не сказали, что вы здесь?
— Я решил, что вы увидите мой пикап, — ответил он, шагнув к ней.
Элизабет отступила на такое же расстояние.
— Убирайтесь прочь.
— С удовольствием, как только вы скажете, в чем дело.
— Ни в чем.
— Ну, как же!
— Это вас не касается.
— Что-то случилось с Амадо?
— Нет… с Амадо все замечательно. — Она повернулась к нему спиной. — Пожалуйста, оставьте меня в покое.
— Так ведь каждому нужен друг время от времени, даже вам.
— Я не сваливаю свои проблемы на других.
Он подошел и обнял ее, как бы предлагая поудобнее устроиться у него на плече и поплакать. В конце концов, разве не должны так вот и делать друзья? Элизабет держалась напряженно, однако не пыталась отстраниться.
— Это вряд ли поможет, — прошептала она.
Голос ее звучал тихо-тихо, и Майкл наклонил голову, чтобы расслышать. Он вдохнул аромат ее волос, и губы его случайно коснулись ее лба. Элизабет отклонила голову, отодвигаясь, и Майкл ощутил ее дыхание на своей щеке.
И тут она перестала отодвигаться. Их лица были лишь в нескольких сантиметрах друг от друга. Майкл увидел ее еще не высохшие слезы; и печаль в ее глазах потрясла его. Им овладела непреодолимая потребность разделить ее боль, принять ее в себя и вдохнуть в нее успокоение.
Без единой мысли о последствиях он уступил инстинкту и поцеловал ее. При первом соприкосновении ее губы были неподатливыми. А потом, когда он начал соображать, что столь глупо начал, ее рот открылся, и она ответила на его поцелуй: глубоко, крепко и долго, выпуская на волю голод, вдребезги разбивший остатки его здравомыслия.
Руки Элизабет обвились вокруг его шеи, а его руки сомкнулись у нее на талии. Она прильнула к нему с тихим отчаянием. Жар ее тела проникал сквозь одежду Майкла, так же как и ее желание укрыться в его объятиях. Руки его коснулись ее бедер.
Закончилось все так же стремительно, как и началось. Элизабет ладонями оттолкнула его.
— Боже мой, Майкл, — сказала она, — что мы делаем?
— Не знаю, — признался он.
Ему не хотелось думать о том, кем она была и что произошло между ними. Больше же всего ему не хотелось думать об Амадо и о том, что он предпримет, если узнает.
Элизабет отступила еще на шаг.
— Это я виновата. Я никогда не…
— Перестань, не надо.
Он не мог позволить ей принять на себя вину за то, что, как он теперь понимал, ему хотелось сделать вот уже много месяцев. Он полагал, что это Сюзан вернулась, чтобы преследовать его в ночных грезах, но он ошибался.
Элизабет нервно заправила волосы за ухо и обхватила себя руками за плечи, как будто ей стало холодно.
— Мы должны забыть, что это вообще было, — от испуга ее голос дрожал. — Это была ужасная ошибка.
У Майкла не оставалось иного выбора, как согласиться с ней. Поверить во что-либо другое было бы не только безрассудно, но и опасно.
— Я могу, конечно, сделать вид, что этого вообще не было, только вот не знаю, как насчет забыть.
— Амадо ничего не должен узнать.
— Господь с тобой, Элизабет. Причинить ему боль я хочу ничуть не больше, чем ты.
— Тогда обещай мне.
Майкл не понимал, что творится у него в душе. К чему это противоречивое побуждение бороться за что-то, ему не принадлежащее? Как мог он ощущать утрату того, чем никогда не владел?
— Обещаю, — сказал он.
Элизабет кивнула.
— А теперь, думаю, тебе следует уйти. Нет-нет, так будет несправедливо. Я уйду.
Но он не мог позволить ей так взять и уйти. Пока еще не мог. Если уж им суждено сохранить хоть какую-то надежду миновать этот миг, то требуется время, чтобы привести чувства в порядок. При новой встрече они должны вспоминать только слова, но не свои действия.
— А почему ты здесь? — В его голосе прозвучал обвинительный запал, и Майкл решил смягчить его. — Почему ты не поехала в Сан-Франциско?
— Я ездила, но из этого ничего не получилось. А домой не поехала потому, что хотела некоторое время побыть одна, хотела подумать.
— О чем?
— Это неважно.
— А у тебя с Амадо…
Да что же это такое творилось с ним? Неужели он и вправду хочет знать, что между ними разлад?
— …«какие-то проблемы», ты это хотел сказать?
— Просто я никогда не видел тебя в таком состоянии.
— Ты во многих состояниях меня не видел, благодаря своему тупоголовому поведению.
Он почти улыбнулся, услышав язвительный ответ. Вот теперь это снова та Элизабет, которую он знал.
— Это какие-то детские дела, да?
— Бог мой, детские дела? Да уж, видно, в сверхпроницательности тебя никогда не обвиняли.
— Извини. Просто мне трудно поверить, чтобы Амадо придавал такое значение рождению ребенка. Он не станет подвергать опасности то, что у вас с ним уже есть.
— Возможно, ты знаешь его не так хорошо, как тебе кажется.
Значит, дело именно в этом.
— А как он отреагировал на твое сообщение?
— Сказал, что это неважно.
— Но ты ему не поверила?
И снова она ответила с неохотой:
— Он больше не может спать со мной.
Что ж, это нечто такое, что он хотел бы услышать.
— Не может или не хочет?
— А какая разница?
— С точки зрения мужчины, чертовски большая.
— Ну, не может.
Странную смесь разочарования и облегчения ощутил Майкл.
— Может быть, у него что-то не в порядке со здоровьем. Может, это вообще не имеет никакого отношения к тебе.
— Он показывался врачу.
— И?
— Медицина не в силах помочь. Все дело в самом Амадо.
Элизабет двинулась к парадному входу в демонстрационный зал и прислонилась головой к дверному проему.
— Что же случилось? — спросил Майкл, следуя за ней.
— Я же тебе только что рассказала.
— Нет, я имею в виду, что случилось такого, из-за чего произошел этот сбой.
— Амадо сообщил, что переезжает из нашей спальни.
Майкл чуть-чуть не застонал вслух.
— Все это лишено какого-либо смысла. Я никогда не видел Амадо таким счастливым, как в этом году. Он женился на тебе по любви, а не потому, что ему была нужна племенная кобылка.
— Ну так дай мне иное объяснение.
Но такого у Майкла не нашлось.
— Попробуешь еще? — спросила она.
— Два раза за одну ночь? — осторожно пошутил он. — Нет, не знаю, выходит, я остаюсь перед тобой в большом долгу.
— Забудь, что мы вообще об этом говорили.
— Я могу обещать никогда не заводить этого разговора снова, если ты так хочешь.
— Майкл, ты настоящий друг.
Он был бы идиотом, если бы позволил себе поверить, пусть даже и на секунду, что между ними могло быть что-либо иное.
— Если ты когда-нибудь передумаешь и захочешь поговорить…
— Не передумаю.
Больше сказать было нечего. Майкл протянул ей руку.
— Пошли. Давай что-нибудь поедим.
— Ну так ешь. А я не голодна.
— А когда ты в последний раз ела?
Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила:
— Я заезжала перекусить в «Ореховое дерево».
— Ты лжешь.
— А не все ли равно?
— Надеюсь, ты не считаешь, что уморить себя голодом — это верный способ вернуть Амадо в свою постель?
— Я не морю себя голодом.
— Когда я обнимал тебя, я чувствовал каждое твое ребрышко.
— Ты не мой ангел-хранитель, Майкл.
— Но я твой друг.
— Ну тогда будь другом, оставь меня в покое.
— Оставлю. Как только ты поешь.
— Черт подери, да что же я должна сделать, чтобы… — она замолчала и покорно вздохнула. — Ладно, я пойду с тобой пообедать, но только никаких этих забегаловок быстрого питания.
— Договорились.
Элизабет опустилась на корточки и приготовилась спрыгнуть на землю, до которой было метра два. Майкл положил ей руку на плечо и остановил.
— Позволь сначала мне, — попросил он.
Она подняла на него взгляд, и Майкл увидел в ее глазах слезы.
— Спасибо, — сказала Элизабет. — За твою заботу.
Но говорила она ему нечто куда более важное.
— Неужели в твоей жизни встречалось так мало людей, которые это делали? — спросил он.
Ее лицо осветила печальная улыбка.
— По большей части, Майкл, это было по моему выбору. Чем меньше имеешь, тем меньше теряешь.
Ничего из того, что она могла бы сказать, не могло удивить его больше.
— Да что же с тобой случилось, чтобы ты так смотрела на жизнь и на людей?
— Это длинная история. Быть может, когда-нибудь…
— …ты расскажешь мне об этом? Я почему-то в этом сомневаюсь.
— Знаешь, по-моему, я все-таки немного проголодалась.
Она снова закрылась от него в своей раковине. И в каком-то смысле он испытал облегчение. Он перегнулся через деревянный порог и протянул ей руку.
— Я тут знаю один потрясающий мексиканский ресторанчик. Свежая картошка, горячий острый соус и самое холодное пиво в городе.
— Я угощаю, — сказала она.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я буду спорить?
Элизабет засмеялась.
— Я так и знала.
Ну, вот они снова и вернулись на безопасную почву.