Thomas Newman Brothers
В моей жизни уже случались потрясения и не раз, но это было первым таким, когда ужас встречи с тем, чего ты так боишься, разливается раскалённой смолой внутри тебя, душит, связывает, топит в черноте, твоё сердце перестаёт биться в ожидании трагедии, и ты где-то внутри себя знаешь наверняка, что всё плохо, и вот сейчас, вот-вот, этот миг настанет и ты увидишь всё своими глазами… Знаешь, но до последнего надеешься, хватаешься за эту микроскопическую надежду обеими руками, зная наперёд, что она не удержит твоего веса, но всё равно отчаянно рвёшься притянуть её к себе, ну а вдруг? А вдруг всё обойдётся?
Мой дом встречает меня холодом, обдаёт тоской, душит пустотой, но я всё равно не верю, не хочу верить, не могу… Отчаяние несёт меня на самый верхний этаж, туда, где были и есть наши спальни, я перепрыгиваю через ступеньки, конечно, знаю, что никого уже здесь не найду, но надежда всё ещё есть… Распахиваю двери в детскую — никого. А может они где-нибудь в парке с Эстелой? Бросаюсь к двери, ведущей в супружескую спальню, на мгновение замираю, интуитивно оттягивая момент своего краха, но терпеть неизвестность уже совсем нет сил, моя рука легонько толкает дверь, и, конечно, я вижу совершенно пустую, мрачную, как и сегодняшний промозглый день комнату. Тусклый свет пасмурного вечера едва освещает постель, я иду к её гардеробной — вся одежда на месте… И у меня снова в груди одним маленьким огоньком загорается надежда, согревая моё сердце, давая ему силы для новых ударов, но глаза предательски видят рассыпанный на постели пластик кредитных карт, ключи от её Porsche, от дома и её смартфон с десятками непринятых моих вызовов…
Я сползаю по стене — больше не нужно никуда бежать, ничего искать и на что-либо надеяться, всё кончено.
А может, нет? Может можно ещё что-нибудь сделать, ну хоть что-нибудь?
Куда могла она деться на ночь глядя? Может сняла номер в отеле или уехала к Марии? Или решила проучить меня и спряталась у какой-нибудь подруги? Господи, Лера, пожалуйста, пусть это будет так, пусть это будет всего лишь твоим жестоким уроком мне!
Тысячи «может», тысячи вариантов, миллиард возможностей, но Алекс знает, какой из них самый вероятный, и о нём он боится даже думать…
Набираю Пинчера:
— Пинч…
— Да, Алекс. Слушаю. Что стряслось?
— Моя жена…
— Да? Говори же, чёрт тебя возьми!
— Моя жена пропала, сбежала… Не знаю…
— Поссорились?
— Да, наверное…
— Наверное! Сколько раз я говорил тебе, мужик обязан держать всё под контролем! Поссорились — помиритесь. Не вы первые, не вы последние. Я со своей покойной супругой через день ссорился, зато мириться потом весь кайф, парень, запомни мои слова. Найдём сейчас твою жену, не парься. Перезвоню.
Я ждал этого звонка вечность, хотя часы в моём смартфоне показывали время, равное 21-ой минуте:
— Плохие новости, сынок, — голос у Пинчера медленный, расстроенный. — Около двух часов назад твоя супруга и трое ваших детей прошли регистрацию на вылет из Сиэтла до Франкфурта. Самолёт уже в воздухе. Если бы он хотя бы не взлетел, я нашёл бы способ не дать ей улететь, вариантов масса, но теперь сделать уже ничего не могу. К сожалению. Сильно поссорились?
Я даже не знаю, что ему отвечать, с трудом проглатываю комок в горле:
— Мы не ссорились совсем. Мы не поняли друг друга. Не почувствовали.
— Это плохо. Намного хуже.
— Я знаю.
— Больше бодрости, сынок, она наверняка просто к родителям полетела!
Я молчу…
Спустя час мой смартфон снова трезвонит, и снова на экране имя моего директора безопасности.
— Алекс…
— Да?
— Даже не знаю, как сказать… У меня неприятная для тебя информация, только держи себя в руках, сынок…
— Что с Лерой?
— Всё в порядке с твоей Лерой. Проверь имейл, там хакер мой отправил тебе логины и пароли от её аккаунтов в соцсетях. То, что тебя интересует — её переписка с бывшим мужем в фэйсбуке. Будь благоразумен, сынок, и… ни один конец света ещё не случился из-за женщины!
— Он вообще ещё не случился ни по какой причине, — невнятно бормочу в ответ.
Marissa Nadler Drive
Дальше было четыре часа метаний. Личная переписка на то и личная, чтобы в неё не совали свой нос другие люди. Надо быть полным ничтожеством, чтобы взламывать личное пространство жены и шпионить за ней. Я держался на достоинстве четыре часа, потом решил, что буду ничтожеством.
11 января.
«Привет. С прошедшими праздниками!»
«Привет! И тебя тоже! Рада, что ты написал!»
«Я тоже рад. Как жизнь?»
«Нормально. У тебя?»
«Тоже всё ОК. Как дети? Не болеют?»
«Можно сказать, что нет. Тут действительно экология на уровне, очень чистый воздух, вода — это сказывается. Соня почти перестала болеть простудами и ларингит был только один раз вначале приезда, представляешь? Больше ни разу…»
«Отлично. Это главное, чтобы дети не болели»
«Расскажи, как ты?»
«Хорошо. Работаю»
«А я учусь и детьми занимаюсь»
«Это здорово»
«Что именно?»
«Что работать тебе не нужно»
«Да, наверное»
«Мне нужно бежать, у меня клиент. Поцелуй детей за меня.»
«Конечно. Удачи!»
«И тебе!»
2 марта.
«Привет. Поздравляю нас обоих с Днём рождения сына.»
«О, привет Артём! Я слышала, как вы только что говорили по телефону!»
«Да? Что же трубку не взяла, поговорили бы и с тобой тоже!»
«Я не думала, что ты захочешь слышать мой голос».
«Зря не думала. Твой голос — лучший для меня звук с тех пор, как мне исполнилось 17»
«Ты встречаешься с кем-нибудь?»
«Нет»
«Почему?»
«Нет желания»
«Зря. Нужно устраивать свою жизнь»
«Я уже устроил её однажды и получил поддых. Одному лучше»
«Тебе виднее»
10 марта
«Это снова я. На душе дерьмово, не с кем поговорить. На работе проблемы»
«На работе — это временно, важно чтобы дома было всё в порядке»
«Дома всё в том же порядке, в каком ты его оставила»
«Я не хотела причинять тебе боль»
«Но причинила»
«Прости меня!»
«Ладно, проехали, я не за этим пишу»
«А зачем?»
«Просто поговорить не с кем было»
«Дети скучают по тебе…»
«Не ври, ни черта они не скучают. Алёша не хотел даже говорить со мной»
«А ты всё равно звони и пиши ему, он должен знать, как сильно ты его любишь и скучаешь!»
«Ок, я понял. Буду. Пока»
«Пока, пиши, если понадоблюсь!»
«Ок»
16 августа
«С Днём Рождения!»
«Спасибо»
«Надеюсь, ты счастлива»
…
«Что молчишь?»
«Ответить нечего»
«В каком смысле нечего?»
«В смысле счастья»
«Этот ублюдок уже обидел тебя?»
«Да нет же, всё хорошо. И он никого никогда не обижает»
«Тогда в чём дело?»
«Да ни в чём. Спасибо, что поздравил. Пока»
«Пока»
17 августа
«Привет»
«Привет»
«Лера, вчерашний разговор не идёт у меня из головы! Я чувствую, тебе там плохо! Тебе плохо?»
«Да»
«Расскажи»
«Нечего рассказывать»
«Слушай перестань, я хочу знать в порядке ли ты и мои дети! Я имею право на это!»
«Дети в порядке, я нет»
«Ты заболела?»
«Нет»
«Тогда что?»
«У нас есть небольшие проблемы в отношениях»
«Какого рода проблемы?»
«Слушай, я не хочу говорить об этом и особенно с тобой»
«Я сейчас позвоню ему»
«Не стоит его беспокоить»
«У вас же сейчас ночь, он спит?»
«Я не знаю, может и спит, а может и нет…»
«Его нет дома!?»
«Нет»
«В командировке?»
«Не знаю»
«У вас сейчас два часа ночи! Его нет дома и ты не знаешь, уезжал ли он в командировку! По-твоему, у вас это семья?»
«Нет, это не семья. Прошу, не береди мне душу! Мне итак хреново! Так погано, что слов нет, чтобы описать! И да, вот сейчас, ты можешь написать мне что-то вроде: «Закон бумеранга, дорогая! Наслаждайся!»»
«Не собираюсь я ничего подобного тебе писать. Хорошего же ты обо мне мнения! Злорадствовать, когда близкому человеку плохо!»
«Близкому?»
«А какому ещё? Мы прожили с тобой двенадцать лет вместе! Родили и подняли двоих детей, построили огроменный дом, бизнес, дачу — зачем мне всё это, когда вас нет? И если кто и способен сейчас понять, каково тебе, то только я, поверь! Я знаю, что это такое, и поэтому не скажу тебе ни слова!»
«Я предала тебя. Скажи честно, ты ведь догадывался, что мы с ним… встречались?»
«Нет, не догадывался»
«Что ни разу ничего не заподозрил?»
«Ни разу. Я доверял тебе.»
«Выходит, зря доверял»
«Если тебе не доверять, то кому тогда???»
«Никому»
«Я не хочу никому не доверять. Я хочу иметь семью, как раньше имел. Я тоскую по тебе, Лера, очень тоскую. И по тебе и по детям. И в том, что у нас произошло была и моя вина… Вернее даже, было больше моей вины. Я сам виноват и получил по заслугам. Такие вещи понимаешь не сразу, а только спустя время, когда башка начинает соображать после того, как её оглушила жизнь»
«Не было никакой твоей вины! У нас была отличная семья, и мне не на что было жаловаться в последние годы»
«Вот именно, что в последние. Случилось то всё намного раньше, а вот тогда, не будь я идиотом, он бы и на пушечный выстрел к тебе не подошёл! Да, моя вина, я понял это и признаю. Думал только о себе, был эгоистом, ты всё тянула сама, а я и не парился. А зачем? Жена заработает, жена родит, вынянчит, жена дом построит, сиди только пиво попивай! Я был кретином, Лер! Я знаю! У нас ведь тогда даже секса не было! Совсем, насколько я помню. Так что, нет ничего удивительного в том, что произошло»
Marissa Nadler "Dead City Emily"
На этом моменте мне становится дурно… «Секса не было совсем…» Боже, какой же я идиот…
«Но ты ведь исправился»
«Да, исправился. Повзрослел. Да только поздно уже было»
«Не поздно. Ты понял главное, ты стал практически идеальным мужем, хорошим отцом. Ты можешь построить всё заново с женщиной, которая не предавала тебя, и всё будет у тебя хорошо!»
«Я не считаю, что ты предала меня. Тогда ты изменила мне, потому что для этого была тысяча причин. А то, как ты уехала — мы просто оба с тобой спасовали! Он упал как ядерная бомба нам на голову, я подписал всё, что он потребовал прежде, чем сообразил, что делаю! И он сказал мне кое-что»
«Что?»
«У вас не было никакого секса в этот раз?»
«Какой секс, Артём? Ты в своём уме? Он был болен, я же тебе рассказывала, через что мы прошли!»
«Я теперь только понял, что ты действительно ездила только чтобы помочь ему.»
«Конечно! А ты думал что? Я туда ездила за сексом с глубоко больным человеком?»
«Если мужчина действительно хочет, болезнь ему не помешает!»
«Да ты просто не видел его состояния!»
«Это всё не важно. Он увидел, кто ты на самом деле, он понял, какое ты сокровище, и просто явился и забрал тебя, как куклу! Мы оба с тобой были словно под гипнозом!»
«Возможно…»
«Он просто решил, что с тобой ему будет удобно! Надёжная, умная, красивая, заботливая, отличная мать, лучшая жена. Где ему ещё такую найти?»
«Я не знаю, что тебе сказать»
«А он сейчас где-то шляется ради своего удовольствия, и ему совершенно наплевать на тебя, и на то, что ты чувствуешь!» «Что ты молчишь? Прошу тебя только не плачь! Ты плачешь?»
«Да я плачу. Да нет, я тут рыдаю и залила слезами всю клавиатуру. Мне плохо, мне ужасно, мне до ужаса больно. Зачем ты мне всё это говоришь? Я всё это прекрасно знаю и без тебя! Даже более того! Я всегда это знала! Я знала, со всей серьёзностью отдавала себе отчёт, что всё это временно и ненадолго, что он найдёт кого-нибудь, увлечётся и произойдёт это очень скоро! Я даже не ожидала, что наши с ним отношения продлятся так долго, целых три года! Я была уверена, что продержусь максимум год, не более. Но всё было очень хорошо, просто прекрасно до самого апреля… Только в апреле он отдалился, потерял интерес, перестал ночевать дома. Конечно, у него кто-то есть. И я жду, что со дня на день он скажет мне о разводе»
«Не жди! Не смей дать ему ещё и выгнать тебя! Уходи сама! Что с тобой? Ты всегда была такой гордой, почему сейчас позволяешь вытирать о себя ноги?»
«Артём, это тоже семья, такая же, как была у нас с тобой. Есть общий ребёнок. Я не могу, не имею права просто развернуться и уйти. Он отец, и у него есть права!»
«А вот тут ты уже совершила серьёзную ошибку!»
«Я знаю»
«Как ты допустила это? Ты что, забыла о контрацепции? О чём ты думала?»
«О чём-то думала. Так вышло… Он очень сильно хотел ребёнка и получил его»
«Боже…Возвращайся домой, я буду ждать тебя. Пусть это будет нам уроком»
«Я должна вначале поговорить с ним, пусть хоть что-нибудь объяснит. Пусть сам признается, что я надоела ему, иначе как это будет выглядеть? Как побег?»
«Ну так поговори уже, наконец! Хватит мучить себя и меня! Я после нашего вчерашнего разговора спать не могу! Душа болит, должен был защитить тебя, а не смог! И ты там совершенно одна, не с кем даже поговорить!»
«Да это правда. Совсем не с кем. Они так и не приняли меня, его друзья. Никто из них.»
А как же Марк? — справедливости ради подумал я.
18 августа
«Поговорили?»
«Нет. Завтра договорились встретиться. Завтра всё решится.»
Мне стало холодно. Как трупу…
19 августа
«Привет»
«Ещё раз привет. Напиши, что у вас там! Я переживаю!»
«Лера, ответь, я на нервах!»
«Поговорили»
«И? Что он сказал?»
«Ничего»
«Как это ничего?»
«Ничего хорошего. Сказал, что забирает Лурдес себе»
«Что делать будем?»
«Я в аэропорту. Лечу домой»
«Слава Богу! Я тебя встречу, какой рейс?»
«Из Франкфурта, завтра в 19:20 прилетаем»
«Отлично!»
«Ок»
«Лер, не переживай! У нас теперь всё будет хорошо! Всё и всегда теперь будет только хорошо! Я люблю тебя!»
Я в ступоре…
В моём доме разыгралась драма, а я ничего не заметил. Ушёл в себя.
Думал, у меня проблемы, оказалось — понятия не имел, что такое проблемы!
Если кто-то увидел бы меня в эти мгновения, сидящего на полу, сгорбленного, сжавшего ладонями виски и стонущего… Да, я вою, как воют волки…
Случилось самое страшное, именно то, чего я так боялся — моя семья рухнула, рассыпавшись в пыль, и эту пыль тут же унесло ветром, словно ничего и не было…
Мне кажется, будто в меня всадили какой-нибудь топор… Нет, не так. Топором разворотили рёбра, а теперь, не церемонясь, вырезают сердце, прихватив, кажется, и лёгкие, потому что я в прямом физическом смысле не могу дышать…
Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я закончил читать и до того, когда пришёл в себя. Пришёл не духовно, а только ментально, с душой моей что-то приключилось, её теперь не было, а на её месте — пустота… Не просто пустота, а засасывающая в себя всё, что от меня осталось, чёрная дыра. Какой-то чёртов вакуум. Мне кажется даже, что я толком-то и соображать не мог.
Было уже утро, и я спустился вниз в столовую, потому что хотел пить. Напился и лишь потом только заметил Эстелу…
Вернее, её припухшие, заплаканные глаза и какой-то скомканный взгляд, полный сожалений и печали… Горечи…
До меня дошло, что она знает… Не нужен мне был Пинч, можно было просто спросить Эстелу.
— Почему она это сделала? — тихий вопрос разрезал своим зловещим смыслом тишину пустого, осиротевшего дома.
— Я не знаю…
И это была подлая, откровенная ложь. Я уже знал. Знал, но не хотел признавать, что виноват во всём сам. Мне нужно было выжить, выползти из собственного дерьма, в котором тонул, камнем шёл ко дну. А для этого нужно было срочно обвинить кого-нибудь другого.
Так кого же? Её или Его? Их обоих. Он отравил мою семью ядом, а она предала, бросила, забрала самое дорогое.
Сейчас они там все вместе, он наверняка уже встретил её, и у них всё теперь будет только хорошо…
Насколько хорошо? Настолько ли, чтобы разделить постель? Конечно.
От этой мысли мне становится дурно. В прямом смысле меня рвёт в первой попавшейся в нашем доме ванной. Но тошнота не способна принести мне облегчение, мой мозг страдает острой стадией мазохизма, он рисует мне картины того самого… Я вижу их вместе, она с ним, как и тогда, когда отдала ему свою невинность… Я вижу его мерзкие руки на её теле, вижу их соединяющиеся губы, вижу как он берёт мою женщину и схожу с ума…
В самом прямом смысле. Никаких переносных.
В моих руках уже барный стул со стальными ножками, и я крушу им всё, что вижу, всё, что попадается, даже несчастный дом ни в чём неповинных Карибских аквариумных рыб. Но мне мало руин кухни и столовой, мне нужно разбомбить то место, где ОНА была моей, я иду в спальню и отрываюсь там по полной, конкретно выбиваюсь из сил, так, что меня даже бросает в пот.
Sia — My love
В полнейшем безумии оказываюсь у самого края бассейна, какая-то часть меня рассуждает на тему: «Если отсюда спрыгнуть, убьюсь или только покалечусь?», другая орёт, что есть мочи: «За что ты так со мной Лера? Почему никогда, ни единой грёбаной секунды ты не верила мне? Ни в чёртовой Испании, ни даже тогда, когда я заставил тебя стать мне женой. Родила мне ребёнка и всё равно не стала моей… И никогда не станешь… Теперь уже никогда… Я не прощу! Никогда не прощу! Ненавижу, как же я ненавижу тебя… Будь же ты проклята, Лера, и всё, что с тобой связано!»
Мою руку что-то трогает, что-то мягкое и тёплое, это Эстела. Она говорит на испанском, но я понимаю, что-то о грехе, самом большом, том самом, который я уже едва не совершил однажды, но Бог, если он есть, пожалел меня и послал мне выход с причудливой надписью «лейкоз» на двери… Да, меня там всё-таки любят немного. Наверху. Но явилась ОНА, и всё испортила!
Я не дам тебе сожрать мою душу, Лера! Не дождёшься!
— Всё пройдёт, Алекс, время всё лечит, всё-всё, — мягкий, глубокий, грудной голос Эстелы поёт мне словно издалека свою материнскую колыбельную. — Всё забудется, всё рассеется как дым. Жизнь — дар. Божий дар, но и она подарила тебе жизнь однажды, помнишь? Оставила своих детей, а для матери нет ничего важнее её чад, но она оставила их, и была с тобой… Вспомни это, и не выбрасывай этот её подарок, не нужно. Всё пройдёт. Прости и отпусти…
Она обнимает меня за плечи, я не понимаю сам, как моя голова оказывается на её необъятной мягкой груди, она гладит меня по голове, монотонно приговаривая на испанском:
— Прости её, прости, прости, прости, прости!
И я… Медленно прихожу в себя.
Я снова я, но какой-то пустой внутри. Пустой и больной. Словно снова болен раком, но болеет на этот раз не тело, а душа…