Начинался прилив. Дилан стоял на краю мыса, где суша обрывалась в беспорядочное нагромождение камней и брызги прибоя. Под ним была темная полоса елей, потом начинался берег, пенистая вода, разбивающаяся о черные скалы. А дальше до самого горизонта тянулся океан — белые гребни волн, бегущие по воле ветра, словно кони Ллира.
Ветер свистел у Дилана в ушах. Сердце его терзало сомнение.
Ему никто не поручал восстать против власти Ада. Он должен был вызвать хранителя и попросить совета.
Допустим, Конн услышит его и ответит.
Допустим, помощь подоспеет вовремя.
Ветер, теребя одежду и волосы Дилана, смеялся над ним. Волны бились в такт ударам его сердца.
Это было ему не нужно. И она ему не нужна! Он сам стал свидетелем распада брака родителей, запутанной сети из любви, одержимости и обид, которая вытащила из моря его мать. Он никогда не даст ни одной женщине такой власти над собой.
Но это не означало, что он не может воспользоваться своим могуществом, чтобы найти Реджину. Чтобы ее спасти.
Он всегда был специалистом в области малой магии. Он мог вызвать волну, женщину, бриз. Для удобства, для развлечения, из чувства обиды. Но это не имело существенных последствий, никогда ранее ничего от его умений не зависело.
Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.
Действительно.
Крестик лежал у него на ладони. Он протянул руки навстречу ветру, с досадой отметив, что они дрожат.
Он посмотрел на покрытую рябью гладь моря, напоминавшую лист кованого серебра. Внутри него текли воды океана, кровь его матери, ее дар ему. Магия океана принадлежала ему по праву рождения.
Он покрепче уперся ногами в скалу, раскинул руки, отворил сознание и пригласил море войти в себя.
Мощь росла, как туман с поверхности воды, влажная и тяжелая. Он чувствовал, как она огибает его, течет над ним и в него, вливается ему в горло, как вино, и заполняет его чресла, словно вожделение. По мере нарастания силы сознание его раскручивалось, ища выход. Наконец сила переполнила его, вырвавшись через горло отчаянным криком:
— Реджина!
Он звал ее по имени, взывал к такой, какой знал ее, к ее плоти и духу, к могуществу тотема в своей руке.
— Реджина!
Ему ответил ветер в верхушках деревьев. Откликнулись птицы, парящие над водой. Учащенным биением отозвалось его собственное сердце.
Сжав в ладони горящий золотом крестик, Дилан бросился с освещенного солнцем холма в тень деревьев. Когда он подбегал к берегу, то уже расстегивал ремень.
Реджину гнал вперед ужас и все поднимавшаяся вода, но силы ее были на пределе. Холодное течение, шипя у колен, тянуло ее, пропитывало джинсы, наливало тяжестью кеды. Если она разуется, то может поранить ноги. Если не сделает этого, может утонуть.
Она больше не плакала. Губы ее были решительно сжаты. Она не может утонуть! Она должна вернуться домой, к Нику. Мама, прости меня! Ник…
Она должна держать голову над водой. Она должна найти самую высокую точку в этой пещере. Если бы только она могла видеть… Она била руками по ледяной воде, тыча в каменный свод окоченевшими пальцами, напоминавшими замороженные сосиски.
Дальше от стены свод уходил вверх. Она двинулась вдоль этого уклона, оцепеневшая от холода, потерявшая ориентировку в темноте. Ее пальцы ощупывали камень, скользили по нему… И вдруг — пустота.
Она едва сдержалась, чтобы не закричать. Дыра над головой! Она подняла руки. Это оказался проход наподобие печной трубы внутри скалы, достаточно широкий, чтобы она могла в него протиснуться. Сердце Реджины готово было выскочить из груди. Если бы она смогла подтянуться, если бы смогла вскарабкаться туда…
Она цеплялась за края проема, отчаянно скребла ногтями скалу. Камни сдвигались под ее руками, осыпались, били ее по голове и плечам. Вода хватала ее за ноги и тянула вниз.
Она подпрыгивала, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, и снова соскальзывала. Подпрыгивала и соскальзывала. Наконец ей удалось ухватиться за выступ над головой.
Руки ее кричали от боли. Плечи протестовали. Несколько долгих мгновений она висела на избитых, кровоточащих пальцах, чувствуя, как вода, такая холодная, пенится у ног и все ближе подбирается к ней. Рыдания мешали ей дышать.
Ну давай же, давай! Подумай о маме, подумай о Нике…
Она пыталась оттолкнуться ногами, извивалась, как ребенок на турнике в спортзале.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Есть! Оцарапав локти, она сумела подтянуться и упала грудью на край проема. Кровь лихорадочно пульсировала в ушах. Она сделала это! Она смогла! Она задыхалась и обливалась потом, не в силах пошевелить пальцами и не чувствуя ног. Она втянула живот, попыталась приподняться…
И упала.
Крик вырвался из ее изуродованного демоном горла, вопль ярости и отчаяния. Нет!
Ледяная вода сомкнулась у нее над головой.
Она барахталась, билась коленями и локтями о скалы.
Скалы. Она почувствовала дно, оттолкнулась, подтянув ноги, и наконец встала в воде, доходившей ей до пояса.
Вода сбегала с волос, заливала ей глаза. Она глубоко, судорожно вдыхала, обхватив себя за плечи, словно могла удержать тепло, могла взять себя в руки. Ее била дрожь, зубы ее стучали.
Это несправедливо, черт побери!
Ник рос без отца. Ему необходима была мать!
Она вытянула руки над головой и попыталась нащупать край расщелины. Действительно ли Иерихон тащил ее здесь? Сколько времени она потеряла, отыскивая дорогу в темноте?
При падении она потеряла ориентировку, у нее кружилась голова. Уровень воды поднялся. Она сжала зубы и пошла вперед, ощупывая свод над головой.
Что- то задело ее ногу. Камень. Она не придала этому значения. Опять. Что-то большое, длинное и узкое быстро двигалось под водой. Поверхность воды забурлила.
Она вскрикнула и шарахнулась назад, отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие.
О господи, нет, о нет…
— Реджина!
Голос Дилана. Тепло, разливающееся в темноте.
У нее уже были видения — и слуховые, и зрительные. Лицо Ника, голос матери…
Она повернулась на звук, испуганная, на грани помешательства, уставившись широко открытыми глазами в кромешную тьму. Зубы ее выбивали дробь.
— Реджина?
На этот раз голос прозвучал ближе. В нем слышался вопрос.
Она сходит с ума. Другого объяснения нет.
Что- то коснулось ее плеча. Она вздрогнула и отмахнулась.
Что бы это ни было, оно вплотную надвинулось на нее, сжав ее ослабевшие и бесполезные сейчас руки, окутав ее сильным и теплым объятием. Над самым ухом она услышала шепот:
— Все уже хорошо. Все хорошо.
Голос Дилана. Запах Дилана.
Галлюцинация. Ей это только кажется! Но он был рядом с ней, такой теплый и реальный, а ей было так холодно, безумно холодно и одиноко. Она прильнула лицом к его груди, влажной и скользкой, прижалась к нему всем телом. Он был сильным и теплым, таким близким и… голым?
Она попыталась вырваться, но он продолжал обнимать ее и гладить по голове.
— Где… — Ее голос дрогнул. Она закашлялась, потом попробовала еще раз: — Где твоя одежда?
Он молчал.
Может быть, она выдумала его.
Может быть, он был сейчас совсем в другом месте. Как ее мать. Как Ник.
— Прости. Глупый вопрос. Ведь это только фантазии… — прошептала она. Только не оставляй меня одну! — Почему бы тебе действительно… не быть голым?
— Реджина! — Голос его дрогнул то ли от смеха, то ли неизвестно отчего. — С тобой все в порядке?
— Я… сошла с ума. — Слова разрывали ей горло. — Если только… Ты действительно здесь?
— Я действительно здесь. — Его голос, глубокий и уверенный, обволакивал ее. — С тобой все нормально. И мы сейчас выберемся отсюда.
Ее голова, казалось, раскачивалась из стороны в сторону, и она позволила ей опуститься ему на грудь. Облегчение оттого, что рядом находился кто-то, к кому можно было прислониться, невозможно было описать словами.
— Как…
— Мы проплывем через тоннель.
Его слова снова вызвали у нее сомнения. Если он действительно был здесь, если он был настоящим, на нем должно было быть… Ее смущенное сознание растерялось, выбирая варианты продолжения. Снаряжение для ныряния?
— Как… ты нашел меня?
Пауза.
— Это неважно.
Это прозвучало как слова ее матери. Слова из видений о матери. Но, возможно, это тоже было неважно.
— Реджина! — Тон его на этот раз был более резким.
Ее руки обнимали его за талию, впитывая его тепло.
— М-м…
— Нам нужно идти. Ты должна держаться за меня.
Он был таким теплым! Если бы он был порождением ее больного воображения, неужели он мог бы быть таким теплым?
— Я и так держусь за тебя, — еле слышно ответила она.
— Не так.
Он разорвал кольцо ее рук, вызвав протестующее мычание из-за того, что ее тело было оторвано от его тепла.
Она услышала всплеск, а потом он что-то сунул ей в руку. Мокрое, мягкое, свисающее…
Водоросли? Она отдернула руку.
Он поймал ее за запястье и снова сунул ей это что-то.
Ее растопыренные пальцы сжались.
— Что…
— Котиковая шкура. Она нужна, чтобы провести тебя через туннель.
Она погладила мокрый мех. В темноте она все равно ничего не могла различить.
— Придется спуститься под воду, — продолжал он. — Плыть недалеко, но это будет быстрее, если я пройду Обращение. Ты можешь держаться?
Руки и ноги казались ей слишком тяжелыми, чтобы двигать ими. Пальцы были толстыми и непослушными. Реджина набрала побольше воздуха и подумала о Нике. Держись! Ей просто нужно продержаться еще немножко.
Она кивнула, забыв, что Дилан не видит ее в темноте.
— Хорошая девочка, — тем не менее сказал он, видимо, принимая ее согласие как само собой разумеющееся. — Сюда.
Он обхватил ее за плечи. А ему, наверное, все видно, изумленно подумала она, потому что он вел ее очень уверенно. Вода уже доходила ей до груди. До шеи… Она дернулась у него под рукой. Потом снова, до боли в теле. В воде было теплее, чем на воздухе, но Реджина чувствовала, как она давит на грудь, словно они уже нырнули. Внутри у нее все сжалось. Дилан уводил ее все дальше в воду. Под воду. Она уже не могла дышать.
Она остановилась и обхватила руками живот.
— Все в порядке, — сказал Дилан.
— Да я и не…
Но на самом деле она боялась. Ужасно боялась.
— Ребенок…
— Ребенок, — бесцветным голосом повторил он.
Она не ответила ему, не смогла. Она стояла, отчаянно стуча зубами, и тряслась, как дворняга в темной подворотне.
Он прижал ее к себе. Его пальцы гладили ее щеку. Он обхватил ладонями ее лицо. Неужели он собирается поцеловать ее? Сейчас? А почему бы и нет? Она хотела, чтобы он сделал это. Неважно, действительно ли он был здесь — единственный мужчина в ее жизни, появившийся тогда, когда ей это было нужно, — или ей это только снится. Пусть он поцелует ее, прежде чем их поглотит вода.
Его дыхание касалось ее век, ее губ — горячее, дурманящее, соленое и такое сладкое. Она привстала на цыпочки, чтобы быть ближе к нему, но он выскользнул. И она снова ощутила, как течение колышет котиковую шкуру, тяжело прижимающуюся к ее ногам.
— Держись, — сказал он.
А потом он исчез.
Она закричала, потрясенная этой потерей, и, разбросав руки в черной воде, потянулась за ним. Под ее ладонями плыла котиковая шкура, мягкая и пушистая. Ее пальцы сжались. Держись. Это был его голос? Или ее собственный?
Шкура перекатывалась в воде, в ней чувствовались тяжесть и форма, мышцы и масса. Руки Реджины глубже погрузились в ее складки. Она была огромной. Теплой. Пульсировала жизнью. Лоснящийся мех скользил под ней и вокруг ее, словно ласковая собака, требующая внимания к себе. Только уж очень большая собака. Она задержала дыхание, почувствовав под руками тело, которое, сбив ее с ног, утянуло с собой под воду.
Она стремительно двигалась вперед. В ушах у нее шумело, и этот звук заполнял голову. Она не могла думать. У нее просто не было времени, чтобы испугаться. Она была невесома, ей было тепло, ее поддерживало могучее тело, перекатывавшееся под руками, и вода, которая, бурля и пенясь, обтекала ее. Мысли ее окончательно смешались, и она крепче сжала руки. Темнота стала серой, потом золотой, а после взорвалась ослепительным светом…
Скалы заливали лучи закатного солнца, уходящий день раскрасил горизонт розовыми и золотыми мазками. Реджина лежала на гранитном утесе, а рядом с ней распласталось что-то массивное, теплое, черное, скользкое… Она часто заморгала. Несколько раз с трудом вдохнула. Подняла голову. Приподнялась на локтях.
Ее охватил приступ кашля, и, беспомощная, она судорожно ловила ртом воздух. Голова ее раскалывалась. Легкие хрипели. Из глаз ручьем текли слезы.
Когда она снова смогла открыть глаза, рядом с ней на коленях стоял обнаженный Дилан, а возле него на скале лежала пустая котиковая шкура.
Она потеряла сознание.
— Теперь вы можете зайти, — сказал доктор.
Наконец- то.
Дилан встал.
Когда он нес Реджину в больницу, то не предполагал, что ему не позволят находиться рядом с ней. Но он понимал, что ей потребуется более серьезная помощь, чем мог дать он. Медицинская помощь. Помощь людей.
Прежде чем отнести Реджину в ближайший дом, он снял с нее мокрую одежду и завернул ее в свою рубашку. Взглянув на нее, лежавшую без сознания у него на руках, жившая там женщина тут же позвонила 9-1-1.
В лучах мигалки приехал Калеб, который отвез их в больницу и остался там после официального окончания рабочего дня, чтобы дождаться заключения врача. Что это было? Искреннее участие? Или желание допросить Реджину, как только она придет в сознание?
Антония Бароне с сигаретой ходила по дорожке перед главным входом.
С бабушкой пришел Ник, который сейчас скрючившись сидел над какой-то компьютерной игрой. Пальцы его бегали по кнопкам, лицо было бледным и сосредоточенным, внимание его полностью поглотил светящийся экран. Как будто будущее мира зависело от его способности уничтожить этих крошечных плохих парней. За все время, пока они ждали, Ник ни разу не оторвался от своего занятия.
Однако при появлении доктора он вскочил, уронив игровую приставку на стул.
Дилан последовал примеру мальчика.
Врач — смуглая женщина лет шестидесяти с седеющими волосами, державшая в руках папку для бумаг, — нахмурилась.
— Только родственники.
— Но это ведь он спас ее! — протестующе воскликнул Ник.
Дилан удивленно посмотрел на него.
— Я уверена, что твоя мама еще скажет ему спасибо за это, — сказала доктор. — Но позже. А сейчас она хочет видеть только тебя.
Антония взяла Ника за руку и прошла с ним в смотровой кабинет.
Доктор повернулась, чтобы пойти за ними, но Калеб остановил ее.
— Как она?
— Лучше. Очень устала, — ответила та. — Согревающая внутривенная инъекция восстановила температуру ее тела. Есть проблема с пальцами на ногах, но я слежу за этим.
— А как ребенок? — поинтересовался Дилан.
— Какой еще ребенок? — резко спросил Калеб.
Плечи Дилана напряглись.
— Есть вероятность, что она беременна, — сухо объяснил он доктору.
Доктор посмотрела в свои записи, потом перевела взгляд на него.
— Так вы?…
Дилан сжал зубы.
— Отец этого ребенка.
— Я поговорю с пациенткой, — сказала доктор и скрылась за дверью.
— Сукин сын! — прошипел Калеб.
Дилан вздрогнул. Внутри кипели и бурлили эмоции: беспокойство, ответственность, вина. Находясь среди придворных селки, он научился прятать свои чувства за насмешливым тоном и теперь действовал так же.
— Почему это? Потому что не ты один развлекался в ночь свадьбы?
От удара голова Дилана откинулась назад, он покачнулся. Он провел языком по зубам и почувствовал вкус крови.
— Ладно, один раз… — прорычал он. — Один раз можно. — Он чувствовал, что заслужил это. — Но если ты ударишь меня еще раз, я тебя прибью.
— Попробуй, — сказал Калеб.
— Если бы ты по-настоящему хотел защитить Реджину, то мог бы спросить меня, почему ее похитили.
Калеб сунул большие пальцы рук в карманы.
— Я слушаю тебя.
Одно дело было сознаться Маргред в своей миссии, и совсем другое, как понял сейчас Дилан, — обсуждать дела семейные с братом. Хантеры никогда не отличались особым красноречием.
— Рассказывают… всякие истории о нашей семье. О нашей матери.
— Ну да, большинство из них я слышал. После того как она ушла от нас.
Дилан покачал головой.
— Я не о слухах. Это легенды. Пророчества, если хочешь. Они гласят, что дочь, рожденная как потомок Атаргатис, однажды изменит баланс сил среди элементалей.
— Атаргатис?
— Элис Хантер. Наша мать.
Глаза Калеба прищурились.
— Ну и что?
Дилан говорил осторожно, спокойным и ровным тоном, которому научился при дворе принца.
— Если у Реджины будет ребенок, девочка, этот отпрыск рода может осуществить пророчество. Это будет рассматриваться Преисподней как угроза существующему порядку.
— Ребенок Реджины… — повторил Калеб.
— Ее. И мой.
Произнося эти слова, он почувствовал какой-то толчок. Гордость? Чувство собственности?
— Так ты считаешь, поэтому демоны решили похитить ее?
— Да. Чтобы устранить угрозу появления этого ребенка.
Калеб угрюмо смотрел на него.
— А перед тем как сделать этого ребенка, ты сказал ей, что теперь она будет магнитом для демонов?
Губы Дилана сжались.
— Тогда я не знал, что она станет их мишенью.
— А ты знал, что она беременна?
Ему неприятно было признаться в этом.
— Нет.
— Ты не имеешь права подвергать ее риску.
— Не забудь об этом, — сказал Дилан, — когда придешь сегодня вечером домой, к своей жене.