Мой, и только мой

Глава 17

Руки Джейн дрожали, когда она втирала пахнущий миндалем лосьон в каждый квадратный дюйм своего тридцатичетырехлетнего тела, не исключая и округлившийся животик. Солнечный свет вливался в окно спальни, в соседней комнате на кровати Кэла лежал собранный, но еще раскрытый чемодан: ближе к вечеру Кэл улетал в Остин. Джейн приняла решение утром и хотела выполнить его сегодня же, точно зная, что потом ей не хватит духа.

Она расчесывала волосы, пока они не заблестели, потом посмотрелась в большое, во всю стену, зеркало в ванной. Она пыталась представить себе, какой увидит ее Кэл, но поняла только одно: какой он ее не увидит. Не было в ней ничего от юной красотки с разворота «Плейбоя» или «Пентхауса».

Недовольная, она вернулась в свою спальню, достала из шкафа самый красивый халатик, шелковый, абрикосового цвета, с зелеными листьями на рукавах и по подолу, надела его. Она же физик, черт побери! Женщина, добившаяся значительных успехов в своей сфере деятельности! С чего ей вздумалось определять свою самоценность объемом бедер?

Разве она могла уважать мужчину, которого интересовало только ее тело? Она и так знает, что по высоте груди или окружности талии не соответствует стандартам Кэла. Но не могло его удерживать одно лишь желание увидеть ее обнаженной.

Больше всего на свете она жаждала взаимной любви. Уверенность, что любит только она, вызывала невыносимую боль. Дальше мучиться она не желала. Надо раз и навсегда выяснить, есть ли у них шанс на будущее, или она всего лишь очередное увлечение Кэла.

Джейн услышала жужжание электромотора, открывающего гаражные ворота, и сердце едва не выпрыгнуло у нее из груди. Он дома. Ее охватил страх. Следовало выбрать другое время, не тот день, когда ему предстояло лететь через всю страну. Хорошо бы подождать, пока она успокоится, обретет большую уверенность в себе. Нужно…

Трусость претила ей, и она жестко подавила возникшее было желание вытащить из шкафа всю одежду и напялить на себя. Сегодня она должна понять, не зря ли отдала свое сердце.

Глубоко вдохнув, она завязала пояс халата бантиком и босиком пошлепала в коридор.

— Джейн?

— Я наверху.

Когда она остановилась на верхней площадке лестницы, удары сердца с такой силой отдавались в ушах, что у нее кружилась голова.

Он появился в холле.

— Догадайся, кого я… — Кэл замолк на полуслове, подняв голову и увидев, что она стоит перед ним в час дня в облегающем шелковом халате.

Улыбнулся, засунул руку в карман.

— Ты, я вижу, знаешь, как встретить главу семейства. Она не смогла бы ответить, даже если бы и хотела. Биение сердца не давало ни вдохнуть, ни выдохнуть. Подняла руки к поясу, мысленно шепча молитву: «Пожалуйста, Господи, пусть он захочет меня ради меня самой, а не потому, что я так долго противостояла ему. Пожалуйста, сделай так, чтобы он хоть немного меня любил». Ее неуклюжие пальцы с трудом справились с узлом, и она встретилась с Кэлом взглядом в тот самый момент, когда полы халата разошлись. Легкое движение плеч, и он упал у ее ног.

Теплый солнечный свет омывал ее тело, открывая все: маленькую грудь, округлившийся животик, большущие бедра и самые ординарные ноги.

Кэл обомлел. Она же положила одну руку на перила и неспешно двинулась вниз, благоухая миндальным лосьоном.

Губы Кэла разошлись. Глаза засверкали.

Ее нога коснулась нижней ступеньки, она улыбнулась.

Он облизнул губы, словно они вдруг пересохли, и прохрипел:

— Отвернись, Этан.

— Никогда в жизни.

Джейн резко вскинула голову. Ахнула, увидев, что за спиной Кэла в дверном проеме стоит преподобный Этан Боннер. Он смотрел на нее с нескрываемым интересом.

— Надеюсь, своим визитом я ничему не помешал.

Со сдавленным стоном Джейн развернулась и взлетела по лестнице, полностью отдавая себе отчет, какое зрелище представляет она сзади. Подхватила с пола халат, прижала к груди, метнулась в спальню, захлопнула дверь, привалилась к ней. Никогда в жизни не испытывала она такого стыда.

А несколько секунд спустя в дверь осторожно постучали.

— Дорогая? — Голос осторожный, но уверенный, словно руки человека, знающего, что у него есть лишь несколько минут, чтобы разрядить бомбу с запущенным часовым механизмом.

— Меня здесь нет. Уходи. — Слезы жгли глаза. Она так долго об этом думала, придавала этому такое значение, а теперь все закончилось катастрофой.

Дверь давила на нее.

— Отступи на шаг, сладенькая, позволь мне войти.

Она отступила, убитая горем, не в силах спорить. Прижалась голой задницей к стене, все так же со скомканным халатом у груди.

Он вошел крадучись, словно солдат, опасающийся наткнуться на мину.

— С тобой все в порядке, сладенькая?

— Перестань меня так называть! Никогда мне не было так стыдно.

— А вот это зря, милая. Ты устроила бедному Эту праздник. Этот день он запомнит надолго. Может, на всю жизнь. И я тоже.

— Твой брат видел меня голой! Я стояла перед ним на лестнице в чем мать родила, дура дурой.

— Вот в этом ты абсолютно не права. Дурость не имеет никакого отношения к твоей наготе. Позволь мне повесить халатик в шкаф, пока ты не разорвала его в клочки.

Джейн вцепилась в халат еще крепче.

— Он все время смотрел на меня, а ты не сказал ни слова. Почему ты не предупредил меня, что мы не одни?

— Ты застала меня врасплох, сладенькая. Я плохо соображал. А Эт не мог не смотреть. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз видел прекрасную обнаженную женщину во плоти. Если б он не смотрел, я бы подумал, что у него не все в порядке с головой.

— Он священник!

— Событие было благословенное. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я повесил халат в шкаф?

— Ты все обращаешь в шутку.

— Отнюдь. Только бесчувственный негодяй может назвать эту в высшей степени драматическую сцену смешной. Вот что я тебе скажу. Я немедленно спущусь вниз и убью его, прежде чем он покинет этот дом.

Улыбнуться она не пожелала. Наоборот, решила надуть губки. Ей всегда этого хотелось, но раньше она не могла понять, как это делается. Теперь все получилось само собой.

— У меня самое большое потрясение в жизни, а ты смеешься.

— Я свинья. — Он оторвал ее от стены, его руки начали поглаживать голую спину. — На твоем месте я бы приказал мне убираться прочь, потому что я недостоин даже дышать одним с тобой воздухом.

— Совершенно справедливо.

— Дорогая, меня очень тревожит судьба этого прекрасного халата. Если он останется между нами, мы разотрем его в пыль. Может, ты все-таки отдашь его мне?

Она прижалась щекой к его груди, наслаждаясь теплотой его рук, скользящих по ее спине, однако все еще дуясь.

— Теперь я не смогу смотреть ему в глаза. Он уже думал, что я язычница. А сегодня я ему это доказала, — Все так, но Этан питает слабость к женщинам с грехом в крови. Это крест, который он должен нести.

— Он не мог не заметить, что я беременна.

— Если я его попрошу, он никому не скажет ни слова. Она вздохнула, перестав дуться.

— Я должна через это пройти, не так ли?

Он погладил ее щеку, нежно провел большим пальцем по скуле.

— Я уверен, что ты перешла Рубикон, сойдя с верхней ступеньки.

— Пожалуй.

— Поскольку мы так долго ждали этого торжественного события, тебя не затруднит повременить еще несколько секунд, чтобы я мог пошире раздвинуть эти шторы? Она вздохнула, когда он направился к окну.

— Ты не собираешься облегчать мне жизнь?

— Пи в коем случае. — Он дернул за шнур, и яркий свет хлынул в комнату.

— Как насчет Этана?

— Ума моему брату хватает. Он давно ушел.

— Сначала разденься ты.

— Никогда. Ты видела меня голым десятки раз. Теперь моя очередь.

— Если ты думаешь, что я обнажусь, пока ты будешь лежать полностью одетым…

— Именно так я и думаю. — Он подошел к кровати, поставил подушки на попа у изголовья, скинул кроссовки и улегся, заложив руки за голову, словно приготовившись насладиться хорошим фильмом.

Джейн не знала, то ли ей злиться, то ли смеяться.

— А если я передумаю?

— Мы оба знаем, что ты слишком горда, чтобы дать задний ход. Если хочешь, чтобы я закрыл глаза, скажи.

— Как будто ты их закроешь.

Но почему она придает всему этому такое большое значение? Для умнейшей женщины она ведет себя как минимум глупо. Черт бы его побрал. Почему он просто не вырвал халат из ее рук и не поставил на этом точку? Так нет же. Слишком это просто. Вместо этого он лежит с воинственными искорками в серых глазах и ждет, чтобы она проявила характер. Джейн начала заводиться. Проверять-то надо его, а не ее. Ему требовалось что-то доказывать, вот и пришло время дать ему шанс.

Она закрыла глаза и выронила халат.

Мертвая тишина.

Десятки мыслей роились в ее голове, одна страшнее другой: он возненавидел ее тело, он упал в обморок, увидев ее бедра, ее живот вызвал у него отвращение…

Больше она сдерживаться не могла. Да он червяк! Хуже червяка. Что он за мужчина, если у него вызывает отвращение тело женщины, вынашивающей его ребенка? Таким на земле не место!

Ее глаза открылись.

— Я это знала! Я знала, что ты возненавидишь мое тело! — Она уперла руки в бока, промаршировала к кровати, впилась в него взглядом. — К твоему сведению, господин хороший, все эти хорошенькие киски с роскошными формами из твоего прошлого не могли отличить лептон от протона, и если ты думаешь, что я буду вот так стоять и ждать, пока ты прикинешь объем моих бедер, то тебя ждет жестокое разочарование. — Ее обвиняющий палец выстрелил ему в грудь. — Именно так и должна выглядеть взрослая женщина. Это тело создано Богом для выполнения определенных функций, а не для того, чтобы на него таращился какой-то болван, которого могут возбудить только девчушки, еще играющие в куклы!

— Черт. Теперь мне понятно, что первым делом мне следовало заткнуть тебе рот кляпом. — Одним движением он уложил Джейн на кровать, перекатился на нее, накрыл ее губы своими.

Страстно и яростно поцеловал. Поцелуй длился долго. Сначала губы, потом грудь, живот, ямочки под коленями, несколько остановок по пути. Раздражение Джейн растаяло как дым, уступив место желанию.

Она не знала, когда он успел избавиться от одежды. Но вскоре ее руки ласкали сильное, мускулистое тело. Для человека действия любовником он был очень неторопливым, и этот день не стал исключением. В ярком свете он утолял свое любопытство, исследуя каждый дюйм ее тела, переворачивая так и этак, на свет, против света, пока она не взмолилась:

— Пожалуйста… я больше не могу.

Он поелозил губами по ее соску и хрипло прошептал во влажную от пота кожу:

— Сможешь, мы еще только начали.

Она наказала его, начав мучить собственным ртом, уже хорошо зная его чувствительные местечки. Но его страсть только подогревала: когда он улегся на нее и овладел ею, она кончила практически мгновенно.

— Видишь, что ты наделал, — пожаловалась она, вернувшись на землю.

Серые глаза грозно смотрели на нее, голос дрожал от сладостной угрозы, когда он глубоко вогнал своего «молодца».

— Бедняжка. Придется мне начинать все сначала.

— Мне это ни к чему, — солгала она.

— Тогда закрой глаза и думай о чем-нибудь еще, пока я не кончу.

Она рассмеялась, он поцеловал ее, и тут же они растворились друг в друге. Никогда она не ощущала себя такой свободной. Скинув одежду, она сдала последний оборонительный рубеж.

— Я тебя люблю, — прошептала она. — Я так тебя люблю. Он целовал ее в губы, словно слизывая слова.

— Сладкая… Моя сладкая. Такая прекрасная…

Их тела поймали общий ритм, они вместе поднимались все выше и выше, один за другим преодолевая разделявшие их барьеры. А поскольку он любил ее телом, она уже безо всякого сомнения знала, что он любит ее и сердцем. Иного быть не могло, и осознание этого забросило ее на заоблачную вершину. Вместе они познали райское блаженство.

Следующие несколько часов они то одевались, то раздевались. Он позволял ей ходить в одних синих шлепанцах. Она разрешала ему накинуть полотенце. Только повязать им не бедра, а шею.

Перекусили они в постели, дольки апельсина приняли активное участие в их любовных играх. Потом они вместе принимали душ, она опустилась перед ним на колени, под струящейся водой обхватила его конец губами и «терзала» до тех пор, пока они оба не обезумели.

Они не могли насытиться друг другом. Она чувствовала, что появилась на свете с одной целью — ублажать этого мужчину, наслаждаясь той радостью, что дарил ей он. Никогда ее так не любили, никогда не испытывала она такой уверенности в своих женских чарах. Она ощущала себя умной и сильной, нежной и отдающейся без остатка, полностью удовлетворенной и, хотя он не произнес этих слов, абсолютно убежденной в том, что он ее любит. Потому что эмоции такого накала не могла источать только она.

Отъезд он откладывал до самого последнего момента. Оставшегося времени едва хватало на дорогу до аэропорта. Когда джип покатил по подъездной дорожке, она улыбнулась, обхватив себя руками.

Дальше все будет хорошо, подумала она.

Лучший кантри-бенд Теларозы, штат Техас, великолепно играл тустеп, но Кэл отклонил предложения потанцевать и красотки из группы поддержки «Далласских ковбоев», и роскошной светской львицы из Остина. Танцевал он неплохо, да только выходить на танцплощадку не хотелось, и не потому, что на поле для гольфа в этот день у него не сложилось. Депрессия навалилась на Кэла, черная, как ночь в горах.

Причина этой самой депрессии восседала рядом с ним и выглядела слишком уж радостно для человека, которому пришлось оставить футбол. Светловолосая малышка, уже с задатками пожирательницы мужчин, уютно устроилась на сгибе его руки, аккурат там, где полагалось лежать футбольному мячу. По наблюдениям Кэла, Уэнди Сюзан Дэнтон покидала руку папашки, лишь когда тот махал клюшкой для гольфа или позволял матери покормить ребенка.

— Грейси показала тебе новую пристройку к дому? — спросил Бобби Том Дэнтон. — С появлением ребенка мы решили, что места у нас маловато. Опять же пусть Грейси и выбрали мэром Теларозы, кабинет ей нужен и дома.

— Грейси все мне показала, Би Ти. — Кэл оглядывался, выискивая повод ретироваться, но не находил ничего подходящего. Ему пришло в голову, что несколько минут, проведенных наедине с женой Би Ти, Грейси Сноу Дэнтон, стали приятным исключением из всего уик-энда. Бобби Том в это время очаровывал спортивных репортеров, Уэнди, естественно, сидела у него на руке, так что Кэлу не приходилось смотреть на радостное, шебуршащееся существо и видеть собственное будущее.

А вот мама Уэнди Кэлу очень даже понравилась, хотя едва ли кто мог представить себе, что такой легендарный спортсмен, как Бобби Том, женится на самой обычной женщине. Раньше-то он окружал себя роскошными девахами, а мэр Теларозы не могла похвалиться внешними достоинствами. Конечно, симпатичная, приятная в общении, но не более того. А еще чувствовались в ней прямота и искренняя забота о людях. Чем-то она напоминала профессора, хотя не страдала ее привычкой внезапно выпадать из разговора, обдумывая некую теорию, понять которую могло не больше десятка людей на всей Земле.

— Новая пристройка доставила Грейси и мне немало приятных хлопот. — Бобби Том улыбнулся и сдвинул стетсон на затылок. Кэл решил, что Би Ти мог бы дать Этану пару-тройку уроков по дисциплине «Как вписаться в образ кинозвезды». Очень уж здорово читался на лице Би Ти волевой характер. Хотя и красотой природа этого сукина сына не обидела.

— А она рассказала тебе о брусчатке, которую я купил в одном городе в западном Техасе? Грейси узнала, что они собираются заменить ее асфальтом, поэтому я поехал туда и договорился, что вывезу ее. Для отделки дома ничего лучше старой брусчатки не найти. Обязательно зайди во двор и посмотри, как мы ее использовали.

Бобби Том говорил о брусчатке и поле из широких досок с таким энтузиазмом, будто ничего важнее для него просто не существовало, а младенец прильнул к его предплечью, сосал кулачки и не сводил глазенок с любимого папочки. Кэлу казалось, что он сейчас задохнется.

А двумя часами раньше он подслушал разговор между великим принимающим и Фэб Кэйлбоу, владелицей «Старз». О кормлении грудью! Вроде бы Би Ти полагал, что Грейси тут что-то делает не так. Относится к этому недостаточно серьезно. Бобби Том, который относился серьезно исключительно к футболу, вел себя так, словно кормление младенца — превыше всего на свете!

Даже теперь от воспоминания об этом разговоре Кэла бросило в жар. Все это время он полагал, что Бобби Том пудрит всем мозги, прикидывается, что в его жизни все прекрасно, а теперь он видел своими глазами, что Бобби Том в это верит! Не возникало и мысли, будто у него что-то не так. Кэла ужасало, что величайший в истории профессионального футбола принимающий превратился в мужчину, жизнь которого сфокусировалась на жене и ребенке. Кэл даже представить себе не мог, что легендарный Бобби Том Дэнтон забудет, кем он был для футбола, а именно это произошло, и за очень короткий срок.

К счастью для него, подошла Грейси и увела с собой Бобби Тома. Прежде чем они ушли, Кэл заметил выражение полной удовлетворенности, мелькнувшее на лице Би Ти, когда тот посмотрел на жену, и у него возникло ощущение, словно ему со всей силы врезали под дых.

Он допил пиво и попытался убедить себя, что на профессора он так никогда не смотрел. Да только уверенности в этом у него не было. Профессор в последнее время нашла к нему подход, и кто знает, что отражалось на его лице, когда она оказывалась рядом.

Если б только она не сказала, что любит его, он, возможно, так бы не паниковал. Ну кто тянул ее за язык? Поначалу, когда она только произнесла эти слова, ему стало тепло и приятно. Не так-то легко завоевать сердце такой умной, веселой и нежной женщины, как профессор. Но приятность эту как ветром сдуло, как только он прибыл в Теларозу и своими глазами увидел послефутбольную жизнь Бобби Тома Дэнтона.

Бобби Том мог обрести счастье во всей этой ерунде, но Кэл знал, что у него ничего такого не выйдет. За пределами футбольного поля его ничего не ждало, ни благотворительного фонда, которым предстояло управлять, ни работы, которой он мог бы гордиться. В этом, признался он себе, собака и зарыта.

Как мужчина мог оставаться мужчиной, не имея настоящей работы? У Бобби Тома был благотворительный фонд, но Кэл не обладал умением Би Ти заставлять деньги множиться. Он просто держал их на счетах и довольствовался процентами. Вне футбола достойной жизни для себя Кэл не видел. За пределами поля мир для него не существовал.

Правда, существовала Джейн, и вчера вечером, прощаясь с ней, он осознал, что она в отличие от него более не рассматривает их отношения как временные. Она уже думала о дощатом поле, полотенцах с монограммой и месте, в котором они осядут, состарившись. Он же для этого еще не созрел, он не хотел, чтобы она говорила, что любит его! После этого остается лишь попросить его выбрать цвет для ковра в гостиной. Теперь, когда эти слова произнесены, она ожидает от него того же, а он к этому не готов. Еще не готов. И не будет готов, пока на горизонте не замаячит не менее достойная работа, чем футбол. И уж тем более не готов в преддверии самого трудного для него сезона.

Пока Кэл играл в гольф в Теларозе, Джейн подолгу ходила по горам и мечтала о будущем. Прикидывала, где бы они могли поселиться, думала о том, как изменить свое расписание, чтобы иногда сопровождать его на выездные игры. В воскресенье, ближе к вечеру, она содрала со стен ниши, в которой они завтракали, ужасные обои с металлическими розами и сварила кастрюлю вермишелевого супа на курином бульоне.

В понедельник утром ее разбудил шум воды в душе, и она поняла, что Кэл вернулся вскоре после того, как она уснула. Она пожалела о том, что он решил не будить ее и не проводить ночь в ее постели. В последние недели у нее вошло в привычку составлять ему компанию, пока он брился, но на этот раз она наткнулась на запертую дверь. И увидела его лишь внизу, когда спустилась на кухню, чтобы позавтракать.

— Добро пожаловать домой, — проворковала она, ожидая, что он тут же обнимет ее.

Вместо этого он пробормотал что-то невразумительное.

— Как ты сыграл? — спросила она.

— Отвратительно.

Вот и причина плохого настроения. Он отнес пустую миску к раковине, сполоснул. Повернулся и указал на голые стены, с которых она содрала обои:

— Мне не нравится, что по приезде домой я нахожу здесь разгром!

— Тебе не могли нравиться эти отвратительные розы.

— Дело не в том, нравились они мне или нет. Тебе следовало переговорить со мной, прежде чем что-то менять в моем доме.

Нежный любовник, о котором она грезила весь уик-энд, исчез, в ее сердце закралась тревога. Она-то начала думать, что этот ужасный особняк и ее дом, но, очевидно, он придерживался иного мнения. Джейн глубоко вдохнула и проглотила обиду.

— Я не подумала, что у тебя могут возникнуть возражения.

— Возникли.

— Хорошо. Мы можем выбрать другие обои. Я с радостью оклею ими стены.

Кэла аж перекосило.

— Я не буду выбирать обои, профессор! Никогда! Не будешь и ты, так что забудем об этом. — Он схватил со стола связку ключей.

— Ты хочешь, чтобы стены такими и остались?

— Именно так.

Она задалась вопросом: то ли послать его к черту, то ли хоть как-то задобрить? Несмотря на обиду, остановилась на втором варианте. К черту она могла послать его и потом.

— Я сварила вермишелевый суп на курином бульоне. Ты вернешься к обеду?

— Не знаю. Когда вернусь, тогда вернусь. Не старайся привязать меня к своей юбке, профессор. Не получится. — С этим он и исчез в гараже.

Она села на стул и сказала себе, что негоже очень уж драматизировать случившееся. Он еще не отошел от перемены часовых поясов, расстроен из-за того, что неудачно сыграл на глазах у друзей, вот и грубит кому попало. Нет нужды списывать столь радикальные изменения в его отношении к ней на то, что произошло между ними в день его отъезда. Несмотря на утреннюю выходку, Кэл — достойный человек. Он не будет злиться на нее только потому, что она разделась перед ним при свете дня и призналась ему в любви.

Она заставила себя съесть половину гренка, думая о том, как долго не решалась предстать перед ним голой. Неужели ее страхи оправдались? И теперь, после того как он получил от нее все, что хотел, ей нет места в его жизни? Двумя днями раньше она не сомневалась, что он ее любит, сейчас уверенности в этом поубавилось.

Джейн встала, но вместо того чтобы подняться наверх и приступить к работе, начала бродить по комнатам. Зазвонил телефон, два коротких гудка указывали на то, что звонят по бизнес-номеру Кэла. На эти звонки она никогда не отвечала.

Она как раз проходила мимо двери кабинета, когда включился автоответчик и она услышала голос, который хорошо запомнила:

— Кэл, это Брайан. Слушай, я должен немедленно поговорить с тобой. Пока я был в отпуске, я сообразил, как нам надо это сделать. Пляж с белым песком очень стимулирует мозг. Очень жаль, что на это ушло так много времени. Короче, в этот уик-энд я встретился с одним человеком, чтобы убедиться, что мои усилия не пропали зря, и похоже, победа будет за нами. Но если мы хотим действовать, времени терять нельзя. — Он помолчал, а потом продолжил, понизив голос:

— По понятным тебе причинам пользоваться факсом я не хочу, поэтому в субботу послал мой отчет экспресс-почтой. Там все подробно изложено. Ты должен получить его сегодня утром. Позвони мне, как только прочтешь. — Он хохотнул. — С юбилеем тебя.

Она хорошо помнила адвоката Кэла, Брайана Дельгадо: жадные глаза, наглый вид, пренебрежительные манеры. Что-то в звонке адвоката встревожило ее. Возможно, злорадные нотки, которые она уловила в голосе Дельгадо. До чего неприятный тип!

Она посмотрела на часы: почти девять. Она и так потратила массу времени на размышления о прошлом, незачем добавлять к своим печалям еще и звонок Брайана Дельгадо. Вернувшись на кухню, она налила себе кружку кофе, отнесла в свою комнату, включила компьютер.

На экране высветилась дата, и она почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом. Мгновение она не могла понять почему, но когда осознала, все встало на свои места. 15 мая. Они с Кэлом женаты уже два месяца. С юбилеем тебя.

Она прижала руку ко рту. Совпадение? Вспомнила злорадство Дельгадо. По понятным тебе причинам пользоваться факсом я не хочу… Что это за причины? Опасение, что она может прочитать отчет раньше Кэла? Джейн вскочила, спустилась вниз, села за стол Кэла, несколько раз прокрутила запись.

Курьер прибыл около десяти. Она расписалась за пакет, отнесла в кабинет. Вскрыла без малейшего колебания.

Отчет занимал несколько страниц, отпечатанных разными шрифтами. Последнее указывало на то, что Дельгадо готовил его сам. Неудивительно. С болью в сердце она читала предложения Дельгадо, стараясь свыкнуться с мыслью о том, что, занимаясь с ней любовью, Кэл одновременно готовился отомстить.

Прошел час, прежде чем она смогла заставить себя подняться наверх и начать собирать вещи. Она позвонила Кевину и попросила его приехать. Увидев запакованные чемоданы, он начал убеждать ее отказаться от своих планов, но она не желала и слушать. И лишь после того как она пригрозила, что понесет компьютер сама, он перетащил все в машину. Потом она отослала его, а сама осталась ждать Кэла. Прежняя Джейн уехала бы незамедлительно, нынешняя не могла не повидаться с ним в последний раз.