ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Нет! — рявкнул Рафаэль. — Наташа не подойдет! Она моя экономка, черт побери!

За дверью кабинета Наташа, услышав свое имя, резко остановилась и предстала перед старой, как мир, моральной дилеммой: остаться или уйти? Подслушать или нет? Но ведь если они говорят о ней, разве не имеет она права задержаться на минутку?

С колотящимся сердцем она приблизила голову к двери. Голоса были приглушенными, но ей удалось расслышать некоторые слова вроде «неподходящая» и «неприлично». Потом громкое Рафаэля: «Никто никогда в это не поверит!» и ответ Троя: «Почему бы не спросить ее?»

Раздался звук отодвигаемого стула, и Наташа, проворно отскочив от двери, поспешила на кухню. Ей еще нужно успеть испечь пирог, прежде чем отправляться за Сэмом.

Через полчаса Наташа переоделась в голубой свитер, подчеркивающий цвет ее глаз, и старые джинсы, расчесала волосы и заплела их в обычную французскую косичку. Ее пальцы задержались на маленьком тюбике блеска для губ, который она, повинуясь какому-то импульсу, купила, но еще ни разу им не пользовалась.

Так почему же он привлек ее внимание сейчас? Имеет ли это отношение к тому, как двое мужчин смотрели на нее в кабинете — или, точнее, не смотрели? Словно она была старым предметом мебели, надежным и удобным, но не из тех, которыми хвастаются перед гостями.

Наташа с вызовом открыла тюбик и нанесла на губы немного пахнущего клубникой блеска.

Послеобеденное небо было ясным и голубым, а деревья щеголяли всеми оттенками бронзы, багрянца и золота.

Улица рядом со школой была заставлена роскошными машинами — сюда привозили детей со всех концов столицы, и Наташа не уставала благословлять свою счастливую судьбу, что живет достаточно близко, чтобы дойти пешком.

— Maman! — крикнул Сэм, подбегая к ней вместе со своим другом.

— Привет, дорогой. — Наташа повернулась к приятелю сына. — Здравствуй, Серж. Как дела?

— Tres bien, merci![2] — ответил Серж с серьезной уверенностью, которой научился у своего отца

дипломата.

— Вот и отлично, — сказала она, и все трое зашагали домой по привычному маршруту, пролегающему мимо самого красивого в округе каштана. Сэм с Сержем насобирали блестящие коричневые плоды.

— А Рафаэль дома? — спросил Сэм, когда они пошли дальше.

— Да, но, наверное, будет занят, дорогой.

— Понятно.

Мальчики немного повозились в саду, потом пришли в дом ужинать. Поскольку на дом им ничего не задали, Наташа оставила их играть в какую-то сложную игру с военными кораблями, гадая, не хочет ли Рафаэль, чтобы она приготовила ему ужин, когда чуть не столкнулась с ним нос к носу.

— Ты-то мне и нужна, — угрюмо пробормотал он.

Непохоже, судя по голосу. И почему он смотрит на нее так, будто никогда раньше не видел? Черные глаза, блестящие и пронизывающие, сузились, пробежавшись по ней, будто оценивали ее на предмет чего-то — но чего?

Наташа с тревогой ощутила, как соски напряглись и натянули кружево бюстгальтера, а щеки залил румянец.

Рафаэль был потрясен тем, как необычно порозовели ее щеки — словно розы летом. А груди… нет, этого не может быть!

Его взгляд непреодолимо влекло к изгибу ее сочной груди, и он гадал, почему с ним случилось это внезапное пробуждение, вызванное чем-то настолько простым, как женщина, наклонившаяся, чтобы поднять игрушку. Откуда это осознание, что за маской непогрешимой расторопности и деловитости скрывается женщина? Настоящая женщина из плоти и крови. Он поймал себя на желании обхватить ее ладонями за ягодицы и прижать к себе.

— Есть что-нибудь новое об Элизабетте?

Заданный Наташей вопрос подействовал на него как холодный душ, и он обнаружил, что виновен в весьма нечистых помыслах — а это совсем не входит в его намерения. Элизабетта — вот причина, по которой он собирается все это сделать. Единственная причина, напомнил он себе.

— Нет, — ответил Рафаэль, глядя на ее губы и думая, что они тоже какие-то другие. Розовые и блестящие, или это только его воображение? Рафаэль нахмурился. Не рехнулся ли он, намереваясь осуществить эту безумную затею? Но, весь день ломая голову над своей дилеммой, он так и не пришел к какому-нибудь мало-мальски подходящему решению. При всем его богатстве, власти и связях все же оставались вещи, которые он не мог контролировать, и пресса — одна из них. — Сэм дома?

— Он внизу с Сержем. Нашел красивый каштан, который хочет тебе показать.

На мгновение лицо Рафаэля расслабилось, слабая улыбка тронула уголки рта, полностью преображая резкие черты.

— Он сегодня пойдет ночевать к Сержу?

— Да. А что?

— Да ничего. Просто предлагаю нам с тобой вместе поужинать.

Наташа хотела спросить, что у него на уме, но что-то очень строгое в его глазах удержало ее — мрачный, предостерегающий блеск, который заставил девушку слишком отчетливо осознать ее подчиненное положение. Несмотря на всю фамильярность и легкость в общении между ними, Рафаэль иногда напоминал о разнице в их положении, вот как сейчас. Это было не простое предложение вместе поужинать, это был приказ, и Наташин пульс участился.

— Конечно. Хочешь, чтобы я приготовила что-нибудь особенное?

— Нет, не нужно. Я сам приготовлю.

Рафаэль? Приготовит?

— Х-хорошо.

Ее тревога еще больше возросла после того, как она проводила мальчиков с няней Сержа. После их ухода дом, казалось, стал отражать звуки сильнее обычного, и Наташа слышала, как Рафаэль гремит на кухне посудой между бесконечными телефонными звонками.

Она чувствовала себя странно, словно что-то изменилось, но никто не потрудился сказать ей об этом.

Наташа медленно спустилась вниз, в кухню, где Рафаэль помешивал что-то в кастрюле. На нем были старые линялые джинсы, плотно облегавшие узкие бедра, и белая трикотажная рубашка, сквозь которую проступали линии мощного торса.

Услышав, как она вошла, Рафаэль обернулся, и Наташа заметила, что две верхние пуговицы рубашки расстегнуты и оттуда выглядывают черные завитки. Волосы влажные, словно он недавно принял душ, ноги босые. Наташу внезапно затопила волна чувственного желания, ноги подкосились от слабости.

— Проголодалась? — спросил Рафаэль.

Она покачала головой. Ей хотелось спросить его, что происходит. Почему он разговаривает и обращается с ней как незнакомец?

— Пока нет. Но я бы выпила, если можно. — Она взглянула на бутылку уже открытого красного вина.

— Конечно. Но ты обычно не…

— Не пью? Нет. Но и ты обычно не ведешь себя так.

— Как?

— Ох, ну я не знаю.

Он хотел было привычно пошутить насчет пресловутой женской логики, но вместо этого налил ей и себе вина и выключил конфорку под кастрюлей. Затем отпил добрую половину из своего бокала и присел на край стола, остановив недрогнувший взгляд на ее лице.

— Я должен просить тебя об одолжении, Наташа.

— Продолжай.

— Ты слышала телефонные звонки, да? Это были редакторы двух национальных изданий, спрашивали об Элизабетте. На данный момент категорический отказ рассказать им что-то сработал, но они не успокоятся. Я все думал и думал, как же лучше поступить, и мне пришло в голову увезти ее в Штаты или в Италию, но Штаты далеко, и длительное путешествие для нее сейчас нежелательно, а Италия для нее в данный момент — худшее место в мире, как ты понимаешь, из-за того человека.

Рафаэль окинул взглядом простую, непритязательную одежду Наташи, которую ни одна из его знакомых женщин никогда бы не надела. Подумал обо всем том, что сказал Трой, и обнаружил, что кое с чем соглашается. Какая у него альтернатива? Ни одна женщина не знает его так, как знает она, и ни одна другая не будет готова принять предложение только на его условиях.

А она примет? — гадал он. И, что более важно, поверит ли кто-нибудь, что он, Рафаэль де Феретти, может вступить в отношения с кем-то вроде Наташи Филлипс? Но он уже принял решение, поскольку оно оказалось самым разумным и приемлемым из всех, которые приходили ему в голову.

— Я хочу, чтобы ты обручилась со мной, Наташа, — медленно сказал Рафаэль.

На мгновение Наташино сердце подпрыгнуло куда-то к горлу, и в сознании ожили все мечты об этом мужчине, которые она втайне лелеяла все эти годы.

— Ты… хочешь жениться на мне? — выдохнула она.

— Нет, я хочу, чтобы мы обручились.

Первая холодная капля реальности просочилась в ее затуманенный мозг.

— Почему? — оцепенело спросила девушка.

А как она, черт возьми, думает, почему?

— Потому что это отвлечет прессу от Элизабетта.

Наташа сама не знала, как ей удалось не показать боль — глупую боль, которая могла выдать ему ее истинные чувства и фантазии, которые она лелеяла. Вполне обыденным голосом она произнесла:

— А ты не думаешь, что это будет выглядеть как фальшивка? Ведь редакторы не настолько наивны, чтобы не понять этого.

— Что они подумают и что напечатают — две разные вещи. И ни один редактор не окажется настолько глуп и циничен, чтобы утверждать, будто помолвка — это всего лишь…

— Публичный трюк? — подсказала она.

— Средство сокращения ущерба, — поправил он.

Последовала долгая пауза, во время которой Наташа пыталась осмыслить, какие могут быть последствия, но у нее голова шла кругом.

Рафаэль немножко расслабился.

— Мы можем поехать купить кольцо. — Его глаза сузились, когда он увидел, как она закусила губу, и он впервые задумался, как, должно быть, неловко почувствовала себя в этой ситуации такая тихая и простая девушка. — Я могу понять твои сомнения.

— В самом деле? — коротко рассмеялась Наташа.

— Конечно. Это кажется несколько театральным, но мы действительно должны постараться, чтобы все выглядело как можно натуральнее.

Как можно натуральнее. Наташа строго следила за своим лицом. Рафаэль не должен прочесть на нем ни намека на разочарование.

— Но ведь это не по-настоящему, нет?

Рафаэль рассмеялся, и напряжение начало покидать его.

— Конечно же, нет. Не волнуйся, Наташа, это будет очень короткая помолвка — только бы отвлечь внимание от Элизабетты. Ты даже можешь потом оставить себе кольцо, если пожелаешь, — или продать его, разумеется.

Последовало неловкое молчание.

— В этом не будет необходимости, — произнесла она сдавленным голосом. — Я не прошу никакой платы.

До него дошло, что он сказал что-то не то.

— Я не хотел тебя обидеть, правда. — Он смягчил голос так, как рисковал делать только с ней, потому что Наташа достаточно разумна, чтобы не увидеть в этом ничего, кроме дружеской заботы. — Ты единственная известная мне женщина, которая поймет это правильно. Если вдуматься, это совершенно разумно, поскольку мы с тобой так хорошо знаем друг друга.

Наташа взглянула на него. До него просто не доходит, да? Они совсем не знают друг друга. Иначе он понял бы, как оскорбил ее своим предложением оставить себе кольцо, которое служило бы ничем иным, как горьким напоминанием о том, что могло бы быть, но никогда не произойдет.

Перед Наташей разверзлась огромная зияющая пропасть, лежавшая между бессмысленными мечтами и грубой реальностью. Она полезна Рафаэлю, и не более того.

Глаза Рафаэля сузились, когда еще одно, куда более тревожащее возражение пришло ему в голову.

— Если, конечно, у тебя нет приятеля, — вкрадчиво предположил он, — который станет возражать на основании ваших с ним отношений…

Неужели Наташа была настолько глупа, что думала, будто больнее быть уже не может? Потому что когда она покачала головой в ответ на его вопрос, то обнаружила, что это еще не предел. Как ни странно, предположение Рафаэля причинило ей больше боли, чем все, что ему предшествовало. Значит, он подумал, будто она может встречаться с кем-то. И что ему это совершенно безразлично!

Возможно, это был именно тот звонок, который ей нужен, чтобы раз и навсегда пробудиться от своих глупых грез и жить дальше. Даже подумать о том, что однажды она может встретить мужчину, который станет ей достаточно дорог, чтобы прожить с ним жизнь. Правда, он не будет Рафаэлем де Феретти, но если она начнет сравнивать всех мужчин с ним, то до конца дней останется одинокой.

— В чем конкретно будет заключаться эта так называемая помолвка? — осведомилась она.

— Ну, мы объявим о ней, и потом придется посетить несколько великосветских тусовок, чтобы нас увидели вместе. Ничего слишком обременительного, — ответил он с улыбкой.

— А как быть с Сэмом? — спросила Наташа, и сердце ее сжалось от дурных предчувствий.

— А что с ним?

— Это приведет его в замешательство, — тихо проговорила она.

— Разве пятилетний мальчик что-нибудь заметит? Дома ведь ничего не изменится, не так ли? Мы можем объяснить, что Элизабетта больна и мы таким образом помогаем ей, — если, конечно, он никому не скажет. Все, что Сэму нужно знать, это что мы по-прежнему останемся друзьями.

Наташа уставилась в его непонимающие глаза. Друзьями? Едва ли. И он не осознает этого, даже не имеет представления о том, как Сэм обожает его и как захочет, чтобы эта помолвка была настоящей?

Мне придется уйти из этого дома и от этого мужчины, внезапно подумала Наташа. Быть может, вся эта затея немного облегчит задачу…

— Тебе нужно время подумать? — спросил Рафаэль, нахмурившись.

— Нет, я уже приняла решение. Я согласна. — После всего того, что он для нее сделал, это меньшее, чем она может отплатить.

Рафаэль наградил ее улыбкой.

— Отлично! — Увидев, как дрожат Наташины губы, он праздно подумал, каково было бы поцеловать их, скрепив «помолвку» традиционным способом. Возбуждение, которое он почувствовал, удивило его. Но это же игра. Притворство. Ничего больше. И нужно позаботиться о том, чтобы это выглядело как можно достовернее. — Тебе, разумеется, придется сменить свой гардероб.

Наташа чуть не поперхнулась вином.

— Что ты имеешь в виду?

Преимущество знать кого-то так же хорошо, как он знает Наташу, в том, что Рафаэль мог сказать все как есть, а правда — это роскошь, к которой можно прибегать далеко не всегда.

— Ну, тема «богатый мужчина — бедная девушка» прессе явно понравится — тот факт, что ты работаешь на меня и все такое, — но мой вкус относительно женщин широко известен, — прямо сказал Рафаэль, гадая, зачем она прячет свою нижнюю часть туловища. — А в данный момент ты не соответствуешь критериям. — После небольшой паузы он продолжил: — Ты должна будешь одеваться красиво, поэтому завтра пойдешь и приобретешь себе новый гардероб и запишешь все на мой счет. Покупай что захочешь, — добавил он, ощутив волнение от одной лишь мысли о ее соблазнительных изгибах. — И возможно, тебе стоит сделать что-нибудь со своими волосами.

На мгновение у Наташи возник почти непреодолимый соблазн сказать ему, что он может сделать со своей фиктивной помолвкой и как невероятно оскорбительны его слова, но порыв быстро прошел. Неужели она откажет Рафаэлю в помощи? Тем более помолвка — не ахти какой подвиг. После этого они будут квиты, и она сможет уйти от него.

И она не имеет права злиться из-за того, что Рафаэль смотрит на нее только как на наемную работницу. Это ведь на самом деле так. И если она возлагает какие-то иные надежды на своего босса, ей некого винить, кроме самой себя.

— Я уже давным-давно не делала ничего со своими волосами. — Наташа дотронулась пальцами до толстой французской косички. Разве Рафаэль не дает ей сейчас возможность сделать то, на что нацелены все эти телевизионные программы про стиль и макияж — превратить ее в женщину, которой она всегда хотела быть?

Загрузка...