Мой милый шпион

Глава 25

Хангерфордский рынок

Дойл находился именно там, где они и договорились встретиться. Стоял на мосту с удочкой в руке. Остановившись в двух шагах от него, Джесс поставила корзинку на дорожку.

– Хороший денек, верно, мисс? – Он вежливо улыбнулся ей.

Джесс тоже улыбнулась. Положив локти на каменный парапет, она посмотрела вниз, на воду, потом спросила: – Как рыбалка, мистер Дойл?

Дойл поиграл удилищем.

– Очень хорошо. Хотя у меня нет сегодня нужды в рыбе. У меня с рыбами особый договор. Я их не цепляю на крючок, а они на него не покушаются. – Он вдруг нахмурился и сказал: – За вами следят, мисс. Четверо мужчин. – Дойл посмотрел в ту сторону, откуда пришла Джесс, затем снова уставился на воду. – Британские спецслужбы вроде бы. Но какие-то они… неосторожные.

– Они и не стремятся к осторожности, – ответила Джесс. – И с ними я чувствую себя… как Дудочник из Гамелина во главе армии крыс.

Плававшие в канале утки хрипло закрякали и подплыли ближе. Растрепанные и безобразные утки-кокни. Джесс принесла с собой хлеб и стала бросать им крошки.

– Спецслужба с самого начала приставила следить за вами некую парочку. Эйдриан хотел обеспечить вашу безопасность. – Дойл поводил удочкой. – Насколько это было возможно, конечно.

Джесс пожала плечами. Продолжая бросать в воду крошки, она обдумывала услышанное. Но хлеб, куда бы она ни бросала крошки, все время доставался одним и тем же уткам. В этом Джесс увидела некий урок.

– Насчет тех, кто за мной следил… Ты ведь был одним из них, верно?

– Потому что имел приказ охранять вас. Давать ту информацию, которой интересовались. Помогать советом. – Он взглянул на нее и добавил: – Эйдриан просил охранять вас от бед, но не очень-то получилось, к сожалению.

Джесс молча кивнула. Она нисколько не сердилась на Дойла. Да и в чем она могла бы обвинить этого человека? Дойл состоял в британских спецслужбах. Его приставил к ней Эйдриан, чтобы охранять. И если бы вдруг сейчас из канала появились какие-нибудь морские чудища, то он бы бросил свою удочку и стал бы сражаться с ними, вооруженный лишь перочинным ножиком. Но то же самое сделал бы он и ради дочки торговца рыбой. Работа на спецслужбу никак не отражалась на таких, как мистер Дойл.

– Но сам Эйдриан не стал бы делать это открыто и ходить за мной по пятам. Он должен проявлять осторожность.

– Да, верно.

Чего только Эйдриан не делал ради ее безопасности. Он приставил к ней самых лучших своих людей – это не вызывало сомнения. Дойл мог бы стать важной персоной в британских спецслужбах, если бы захотел. Мог бы стать и главным управляющим, если бы работал у нее в конторе. А Эйдриан поручил ему присматривать за девушкой. Какая смешная и нелепая ситуация!

Немного помолчав, Джесс спросила:

– Как давно вы состоите в британских спецслужбах, мистер Дойл?

– Всю свою жизнь. Начал лгать прелестным девушкам вроде вас, еще когда был мальчишкой.

Наклонившись, Джесс бросила в воду остатки хлеба.

– А я и не догадывалась. Ни о чем не подозревала.

– Значит, я хорошо работал. На Микс-стрит меня зовут Дойл Тайная Тень. Я заслужил свою репутацию.

Джесс не засмеялась. Разве что улыбнулась. Дойл пристально посмотрел на нее. Густые брови и морщинистое лицо придавали ему чрезвычайно серьезный вид.

– У меня дочь твоего возраста, Джесс. Затерялась где-то в Испании. Последний раз, когда я получил весточку от нее, она мешала французам спокойно жить. Надеюсь, кто-нибудь позаботится о ней, если у нее возникнет в этом необходимость. Я делал все для твоего отца – так же, как и Эйдриан.

Папа согласился бы с Дойлом, потому что был слеплен из одного с ним теста.

– Я сыта по горло всеми, кто обо мне заботится и лжет ради этого с утра до ночи. – Она наклонилась за корзинкой. – А знаешь, что это значит? Что я не заплачу тебе за последнюю неделю. Будь я проклята, если стану платить агентам спецслужбы.

– Да, понимаю. Погодите, мисс, позвольте мне.

Если кто-то наблюдал эту сцену со стороны, то видел, как дружелюбный, хотя и грубого вида мужчина отложил удочку и нагнулся, чтобы поднять для дамы корзинку. За что она вежливо его поблагодарила, взяла корзину и пошла своей дорогой. На прощание он приподнял кепку.

Следуя за Джесс, Себастьян видел, как она проделала все это прямо у него на глазах. С Дойлом на мосту разговаривала респектабельная молодая дама, направляющаяся на рынок. Когда же она свернула на Брантел-стрит, он уже следил за разбитной служанкой, которую кухарка отправила за покупками.

Хангерфордский рынок находился неподалеку от реки. Торговцы выкладывали свои товары у ступеней на Темзе, а затем катили вверх тележки. Товары же были самые обычные – в основном овощи да жирные гуси. Рынок был совсем небольшой и занимал всего один квартал. Эштоны закупали продукты дважды в неделю на рынке Ковент – Гарден, куда на рассвете отправляли повозку. А на Хангерфордский рынок их слуги ходили только за теми продуктами, которые каждый день должны быть свежими.

На этот раз, по-видимому, возникла нужда в рыбе. Джесс изучала макрель, разложенную на мешковине под тентом. Свою корзину она отдала одному из тех мальчишек, что помогают хозяйкам на рынке.

– Право не знаю… – бормотала Джесс. – Я думала, может, пикша подойдет лучше.

С нескрываемым удивлением она выслушала объяснения – мол, пикша на соседнем прилавке лежит уже третьи сутки, в то время как макрель еще утром плескалась в море.

– Даже не знаю… – Джесс потрогала крупную рыбину. – Пикша, наверное, дешевле.

В конце концов она купила три небольшие макрели и четыре покрупнее. Потом Джесс осмотрела прилавки с капустой и репой. После чего медленно зашагала по проходу между рядами.

– И еще устрицы, еще устрицы, – бормотала она себе под нос. Когда же Себастьян приблизился к ней, она спросила: – Зачем за мной следишь?

– Просто нравится. – Он пожал плечами. – Джесс, неужели, кроме тебя, некому заниматься этим? Я, конечно, не проверял, но обычно у нас на кухне с полдюжины девиц, не знающих, чем заняться. Одна из них могла бы тебя заменить.

– Если приводишь в дом женщин, готовых вот-вот разродиться, то следует ожидать неприятностей. Ваша кухарка пьяна. Сегодня на обед у вас будет рыбное блюдо. Единственное, что я умею готовить.

– Но это лучше, чем впустить на кухню тетю Юнис. Куда теперь?

– За луком. Нет, не этот. – Она проигнорировала корзинки, мимо которых проходила. – Мне нужен весенний. С зеленью. Слушай, а почему бы тебе не пойти… мог бы взглянуть на что-нибудь еще.

Себастьян отправился бродить по рынку. Землю под ногами устилали перья гусей, которых тут же ощипывали. У старика, торговавшего сухофруктами и орехами, он купил пригоршню миндаля и завернул в кулек. После этого ему приглянулись апельсины – возможно, из его же партии. Свистом подозвав мальчугана, носившего корзинку Джесс, Себастьян положил на устриц миндаль, а сверху – апельсины.

Сунув по апельсину в карманы куртки, он вернулся к Джесс. Она как раз покупала весенний лук и еще какую-то траву, очень похожую на сорную. Заглянув в корзину, Джесс спросила:

– Апельсины? А ты в курсе, что у тебя в кладовке уже стоит корзина с апельсинами? Видно, не в курсе. И миндаль? Ладно, он не помешает. Пожалуйста, отнеси все в Кеннет-Хаус. Ты знаешь, где это? – обратилась она к своему юному помощнику.

Мальчишка энергично закивал:

– Да-да, это там, где держат проституток…

Схватив протянутое Себастьяном пенни, мальчишка быстро побежал по проходу.

– Он ожидал всего лишь фартинг, – сказала Джесс с улыбкой.

Себастьян рассмеялся:

– Значит, я обеспечил его на всю оставшуюся жизнь, верно? Тебе нравится этим заниматься?

– Покупать рыбу? Очень нравится. Обычно, где бы я ни жила, меня даже на кухню не пускали. Я уже года три не покупала рыбу. То есть понемногу, конечно, а не лодками. – Джесс ловко маневрировала между прилавков, заваленных снедью. Повернувшись к Себастьяну, она пробормотала: – Ты испортил здесь мою репутацию. Я больше не смогу тут появляться. Они теперь считают меня твоей шлюхой.

– Будешь знать, как болтать с ними на кокни.

У Джесс под глазами снова появились темные круги. Они оба ночью не спали. Ребенок Флоры – мальчик – родился с первыми лучами солнца. Здоровый парень, с луженой глоткой.

На краю рынка сидела маленькая девочка в сильно поношенной юбке. Она продавала фиалки. Бросив ей шестипенсовик, Себастьян взял букетик и преподнес Джесс. Та вертела цветы в руках, явно не зная, что с ними делать.

– Не стоило давать ей шестипенсовик, – сказала она наконец. – И бессмысленно. Его все равно отберет старуха, которая ее сюда поставила.

– Ты должна была сказать: «Большое спасибо». А затем поднести букетик к носу и улыбнуться. Тебе что, до меня никто не дарил фиалки?

Они вышли с рынка и зашагали по одной из боковых улочек, ведущих к реке. Джесс понюхала цветы, но не улыбнулась, скорее нахмурилась.

– Не припомню, чтобы мне дарили фиалки.

Себастьян подумал о букетике засохших цветов, который обнаружил, когда рылся в ее вещах. То были маргаритки. Эти летние цветы подарил ей ее возлюбленный с лицом ангела. Подарил целую вечность назад.

– А я никогда не продавала цветы, – пробормотала Джесс. – Воровать куда прибыльнее.

– С тобой у меня всегда на редкость познавательные беседы. Куда же мы направляемся?

– Не знаю, куда ты, а я – в контору. У меня сто тридцать кубических ярдов свободного объема на судне, отплывающем в Бостон в следующую среду. И ничего, что можно было бы отправить.

– И что же ты хочешь купить?

Они приближались к порту. Улица здесь была широкой и тихой, с редкими прохожими. С реки дул ветер, и тополя, высаженные в ряд вдоль Темзы, шевелили серебристо-зелеными листочками. Вниз по реке медленно ползла баржа. Выше по течению, близ Вестминстерского моста, в длинной черной лодке греб через реку перевозчик.

– Пока не знаю, – ответила Джесс. – Наверное, чай. Могу доверить себе заключение сделки на покупку китайского улонга.[8] Ты не представляешь, как мне трудно, пока отец за решеткой. Я в подметки ему не гожусь, когда нужно торговаться. Если бы он покупал рыбу, то сторговал бы ее всю за шесть пенсов.

Они подошли к стене, протянувшейся вдоль реки. Джесс провела по ней букетиком фиалок; казалось, она о чем-то задумалась.

Спускавшиеся к реке ступени охраняла парочка каменных львов. Джесс с отсутствующим выражением лица смотрела в небо. Над рекой кружили, ловя теплые воздушные потоки, стайки ласточек. Себастьян осторожно оттеснил ее к стене, вынудив сесть между лап ближайшего каменного хищника.

– Это ведь не воробьи, правда? – спросила Джесс.

– Это ласточки, – ответил Себастьян. Ему вдруг пришло в голову, что Джесс все еще оставалась служанкой или воровкой, одним словом – кокни.

А Джесс, подтянув колени к подбородку, поднесла фиалки к лицу. Понюхав, пробормотала:

– Значит, ласточки? Слушай, а что делают с фиалками, когда их тебе дарят?

Он взял букет и, развязав нитку, рассыпал цветы по ее подолу.

– Любуются ими.

Джесс улыбнулась и тут же снова о чем-то задумалась. Себастьян вытащил из карманов апельсины и протянул ей один. Она принялась сдирать с него кожицу. Потом вдруг пристально посмотрела на Себастьяна и тихо сказала:

– Знаешь, ты умеешь делать то же, что и мой отец. Торговаться с людьми. Вынуждать их делать то, что нужно тебе. Сейчас, например… – Она тяжело вздохнула. – Сейчас у меня множество дел, которые следовало сделать еще вчера. Так почему же я сижу здесь с тобой и ем апельсин?

– Может, не завтракала?

Джесс покачала головой:

– Просто ты обладаешь силой убеждения.

Себастьян не сводил с нее глаз. Она была необыкновенно красивая. Только каменный истукан, как тот лев за ее спиной, не возбудился бы, глядя на нее. Съев апельсин, она взяла с подола одну из фиалок и стала внимательно ее разглядывать – словно впервые видела такой цветок.

Какое-то время Себастьян молча любовался ею, потом спросил:

– Так зачем же ты ходила к Лазарусу?

Она тут же нахмурилась и поджала губы. Но по-прежнему была такой же прекрасной, как и в те мгновения, когда улыбалась. Да, он любил ее и такой – хмурой и несговорчивой.

– О чем ты просила Лазаруса? – допытывался Себастьян. – Зачем он тебе понадобился? Ради чего ты так рисковала?

Она молча пожала плечами, потом все-таки ответила:

– Я ходила за датами. Лазарус ведет записи, учитывает всех, кто платит ему дань. И у него есть все – имена, корабли, числа.

Себастьян прекрасно знал: с каждого судна – и большого, и малого – ему платили подати. Платил и он сам, но все-таки спросил:

– Неужели он ведет записи?

– Конечно. Иначе его обворовывали бы. Здесь честных нет. Но это вовсе не означает, что он бережно хранит все свои бумаги. Иногда что-то теряется. Хотя главное все-таки остается.

Вот оно, последнее звено. Выходит, Лазарус ведет учет того, что не учитывает никто. Полный список всех кораблей в Лондоне с датами прихода и ухода. Поразительно! Поэтому она и пошла в притон. Пошла, чтобы заключить с этим чудовищем сделку.

– Свяжись с Лазарусом. Попроси завтра отослать записи в Адмиралтейство. Тогда точно узнаешь, Синк я или нет.

– Не сомневаюсь.

– Хотелось бы мне, чтобы ты мне все-таки поверила.

– В этом-то все и дело… Я и так тебе верю. – Джесс отвела глаза и со вздохом добавила: – Из-за того, что верю тебе, мне кажется, что я предаю папу. – Она принялась собирать фиалки, лежавшие у нее в подоле, а затем стала бросать их одну за другой в реку.

Себастьян ничего не ответил. Они долго сидели молча. Сидели, глядя на реку. С юго-запада подул ветер, а потом, после короткого затишья, пришла высокая приливная волна. Внизу по течению реки, у Тауэра, среди леса высоких мачт, какой-то бриг поднял якорь, отдаваясь воле прилива, и теперь парусом ловил ветер для маневрирования. Без подзорной трубы Себастьян не мог прочесть названия судна.

– Думаю, что Лазарус, – нарушила молчание Джесс, – нашел бы способ удержать меня, если бы ты не пришел. Я, конечно, предпочитаю думать обратное, но… – Она в смущении пожала плечами. – Он сильный. И прошлая жизнь меня манит. Второй раз уйти от него было бы не так-то просто. Так что я в долгу перед тобой.

– Ты не стала бы снова на него работать и из-за этого пострадала бы. А я бы обязательно пришел за тобой. Зачем, Джесс, ты продалась Лазарусу?

– Хотелось бы мне понять, как работает твой ум. Как у нас все началось? – Она с недоумением пожала плечами. – Кажется, это было так давно… Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Говоришь, что благодарна мне? Тогда докажи. Ответь на мой вопрос.

Она в досаде поморщилась:

– Ты снова взялся за свое, Себастьян?.. Ты заставляешь меня делать то, что я не хочу. Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать.

– Так расскажешь?..

– Все это ужасно противно. Ты не станешь слушать.

– Если бы не хотел слушать, то не стал бы и спрашивать.

– О Господи, если хочешь знать… – В двадцати футах от них чайка метнулась в воду и подхватила клювом одну из плавающих на воде фиалок. Секундой позже уронила цветок и улетела прочь, явно разочарованная. Какое-то время Джесс молча наблюдала за чайкой. Наконец кивнула. – Хорошо. Слушай… Я была тогда совсем маленькой. Лет восьми, наверное. Мой отец уехал во Францию и был арестован. Но мы с матерью ничего этого не знали. Знали только, что он не вернулся. Я очень старалась, но деньги кончились. И мы с матерью оказались… там. – Она указала пальцем в сторону лондонских трущоб. – Один сводник не давал матери покоя. Хотел забрать ее. Кончилось все тем, что я убила его.

Себастьян с удивлением смотрел на сидевшую перед ним девушку. Все, что она рассказывала о своем прошлом, никак не вязалось с ее обликом.

– Ты не можешь представить, что я пережила в ту ночь. Вырывая у меня нож, он сам же на него и напоролся. Я с головы до ног была залита кровью. У него была целая сотня двоюродных братьев. Нас с матерью ждала страшная расправа. – Она сжимала и разжимала кулаки. – Я уже знала Лазаруса. Знала его в лицо. Чтобы прокормиться, воровала по карманам. Лазарус заставил меня отдавать положенный взнос непосредственно ему. Так он поступал с теми, за кем наблюдал. Но тогда я этого не знала. Он забирал почти все, что я приносила. Наверное, даже не задумывался о том, как мы живем.

Из горла Себастьяна вырвался звук, похожий на рычание, но Джесс сейчас ничего не слышала – она вернулась на десять лет назад.

– Он хотел, чтобы я работала на него. Все дети, которых я знала, только и мечтали об этом – работать на Лазаруса. Но я ничего этого не хотела. Каждый день он говорил о том, что может сделать из меня Курьера. Но я отнекивалась. Когда же я… – Она умолкла, потом вновь заговорила: – Но когда я убила Лампи, того сутенера… Себастьян, представляешь, когда все вокруг тебя рушится и тебе ничего другого не остается… Тогда я пошла к Лазарусу за помощью. Только он не ограничился тем, чтобы сделать из меня простого Курьера. Он сказал, что я должна взять у него шиллинг. Он купил меня. Купил мою душу, как он выразился.

– Ты кого-нибудь убила для него?

Джесс внезапно улыбнулась:

– Он просто дразнил тебя. Он взял на себя смерть Лампи. Сочинил какую-то историю и воткнул нож в стол, как обычно делал. Принял смерть Лампи как подношение. Он никогда не заставлял меня делать подобные вещи. Знал, что я слишком мягкотелая. Частенько ругал меня за это.

Джесс сняла с юбки кусочек апельсиновой кожуры и бросила в воду.

– На тот шиллинг, что он дал мне, я купила колбасы. Слишком уж хотелось есть.

Себастьяну ужасно хотелось искрошить Лазаруса на корм рыбам. Искрошить тупым ножом.

– Все у меня наладилось с Лазарусом, когда я перестала ему сопротивляться, – продолжала Джесс. – То место за спиной Лазаруса, где сидел мальчик, было моим. Я стала Рукой. Ах, ты не понимаешь… Это все равно что быть визирем или вроде того. Я могла куда угодно пойти. Делать все, что хотела, представляешь?

Себастьян молча кивнул. Он сейчас словно видел малышку Джесс, сидящую у стены позади Лазаруса, позади этого кровавого монстра.

– Сначала мне было очень трудно, но я понемногу привыкала.

– Нетрудно догадаться, – проворчал Себастьян.

Она взглянула на него и вдруг снова улыбнулась:

– Все было не так, как ты думаешь. Я была на особом счету. Он лишь смеялся надо мной, когда я ему дерзила. Он делал для меня почти все, о чем бы я ни попросила. Когда я упала с крыши, он велел искать меня, пока не нашли. И тогда сам пришел за мной и вытащил меня. Заставил их похитить одного известного доктора, чтобы вправил мне руку. Сидел со мной всю ночь напролет, разговаривал со мной, стараясь успокоить.

Но этот человек заставлял ее лазить по крышам. «Разорвать бы его на куски», – думал Кеннет.

– Я пробыла у него три года. Ради него пошла бы на смерть.

Просто чудо, что она осталась в живых.

Джесс расправила на коленях платье, потом вдруг сказала:

– Знаешь, хочу попросить тебя об одолжении. Позволь отдать тебе шиллинг, который ты заплатил за меня Лазарусу. Я хочу… выкупить себя. Хотя понимаю, что это звучит глупо.

Себастьян уставился на нее в изумлении.

– Это всего лишь передача шиллинга из одних рук в другие. Можешь считать это суеверием, – добавила Джесс.

Капитан молчал, и она заглянула ему в глаза, пытаясь понять, о чем он думает.

– Ты полагаешь, что принадлежишь мне из-за этого шиллинга? – Кеннет наклонился и провел пальцем по ее шее, потом коснулся груди. Она сделала движение, чтобы отстранить его руку, но он сказал: – Раз уж ты моя, то я могу это делать.

Джесс со вздохом проговорила:

– Себастьян, мы же на улице. Черт подери…

– Если ты – моя собственность, то не должна сопротивляться. Вспомни о годах, проведенных на Востоке. На Востоке продается много женщин. – Его рука приближалась к ее соску, который тут же отвердел. Не прикасаясь к нему, Себастьян покружил вокруг кончиками пальцев. Она была прелестна. – Но там обычно они стоят дороже шиллинга, – добавил он с улыбкой.

Джесс отстранила его руку:

– Прекрати, слышишь? Нас видят люди.

Он пожал плечами:

– Но никто не смотрит.

Ему плевать, видят их или нет. В ногах этого каменного льва она была как в клетке. Так что и отступать было некуда, если только лев не встанет и не уйдет прочь.

– Себастьян, это не Париж. Здесь никто не занимается этим открыто. Кроме голубей.

И тут она вдруг схватила его за руку и снова прижала его ладонь к своей груди.

Себастьян понял, что настал момент ее поцеловать. Да, именно это он сейчас должен был сделать. Джесс еще крепче прижала его ладонь к своей груди, и губы ее чуть приоткрылись.

Минуту спустя она облизнула губы, чуть припухшие от поцелуя, и с усмешкой пробормотала:

– Все это наверняка будет в докладе, который через час ляжет на стол Эйдриана.

Себастьян рассмеялся:

– Что ж, он прочитает его с большим интересом, чем обычно. Ты позволяешь мне это, Джесс, потому что я купил тебя за шиллинг? Поэтому?

Она провела ладонью по его щеке и, покачав головой, прошептала:

– Нет, не поэтому. Забудь об этом проклятом шиллинге.

Себастьян ликовал в душе. «Да, моя, – говорил он себе. – Не купленная и не взятая силой. Моя – с самого начала. Моя – еще до того, как встретил ее».

Он снова поцеловал ее, на сей раз поцелуй был долгим и страстным. Вероятно, она еще не осознавала, что принадлежала ему. Что ж, ей еще многое предстояло понять, многому предстояло научиться, однако не оставалось ни малейших сомнений в том, что она принадлежит ему.

Внезапно послышался чей-то смех, свидетельство того, что Лондон – это действительно не Париж. Неподалеку от них проходили люди; они таращились на обнимающуюся парочку и хихикали.

Джесс осмотрелась и сказала себе: «И черт с ними. От его поцелуев мне все лучше и лучше…»

А потом, оторвавшись наконец друг от друга, они сидели, тяжело дыша, и смотрели друг другу в глаза. Она провела кончиками пальцев по его губам и с улыбкой прошептала:

– И все-таки здесь не самое подходящее для этого место, Себастьян.

Он видел по ее глазам, что она позволила себе в него влюбиться. Пока – на три четверти, но быстро шла ко дну. И он спрашивал себя: знала ли она об этом? Как бы то ни было, она уже не могла остановиться. Сам же он давно понял, что не сможет без нее.

– А по-моему, очень неплохое место. – Он положил ладонь ей на бедро. Для своих платьев она выбирала мягкие ткани, удивительно приятные на ощупь. – Да-да, хорошее место. С красивым видом.

Она улыбнулась:

– Да, пожалуй. Мне нравится.

Не родился еще мужчина, заслуживающий того, что Себастьян увидел в ее глазах. И меньше всего – он сам. Неужели все это – ему?

Он взял ее лицо в ладони и снова ее поцеловал. Потом заглянул ей в глаза и тихо прошептал:

– Кому ты принадлежишь, Джесс?

– Я принадлежу себе.

– Вот и хорошо. Но это только начало. У тебя есть при себе шиллинг?

Она кивнула:

– Да, наверное.

– Давай его мне.

Джесс пошарила в кармане и нашла нужную монетку. Не такую новую и сверкающую, как та, что он заплатил за нее, но вполне пригодную.

– Вот ты и выкупила свою душу, – подытожил Себастьян. – Береги ее теперь. – Он спрятал шиллинг в кармашек для часов.

Джесс засмеялась:

– Только не потрать его на колбасу.