К моменту возвращения с занятий Нель я уже приехала из информационного портала, расположенного в библиотеке Академии, и сидела в центре комнаты, обложившись новыми материалами и стопками книг.
– Что тут происходит? – Она бросила свою сумку у входа, скинула туфли и приблизилась ко мне. – Кира?
– Ты узнала? – Я вскинула лицо и с надеждой посмотрела на девушку, но та лишь растерянно помотала головой.
– Совсем ничего. Словно и нет такого человека…
– Есть! Точно есть! – Я даже кивнула, будто подтверждая собственные слова.
Неожиданно она хищно улыбнулась и выпучила глаза, состроив комичную рожицу:
– Но я видела его сегодня! Этого твоего!
– Рика? – автоматически предположила я, но Нель лишь демонстративно закатила глаза.
– Роутека! Оказывается, если мужика помыть и побрить, он прям красавчик! Всем мужикам мужик! Только вот шрамы эти… Б-р-р…
На этот раз закатила глаза я и тут же вернулась к своему занятию: разбору набранного материала по темам, указанным в новом расписании.
– А отец? Ты спрашивала его? Он наверняка знает…
– Нет! – Я отрицательно помотала головой, закрывая эту тему.
– Как всегда, – со вздохом ответила Нель и опустилась на пол рядом со мной, а я удивленно глянула на нее, получив в ответ невозмутимый взгляд. – Ты всегда такая, все сама. Никогда не попросишь помощи у отца.
– Хм! – все, что я смогла ответить ей на это, в очередной раз со злостью вспомнив слова Роутека: «Ты не такая». Черт!
– А что вообще происходит?
Я отложила в сторону стопку материалов и развела руки в стороны:
– Представляю тебе новую ученицу с экспериментального потока по темной материи! Та-дам!
– Что? – Нель ошарашенно переводила взгляд с меня на стопки книг и журналов. – Заливаешь! Погоди, а как же Броуди?!
Я только успела раскрыть рот, как она прервала меня одним движением руки.
– Стоп, замри!
Нель поднялась на ноги и вернулась к оставленной у двери сумке, выудила из нее бутылку со светлой жидкостью, а я так и осталась сидеть с открытым ртом. Затем подруга вернулась обратно, подошла к столу и забрала с него две наши чашки. Снова опустилась рядом, торопливо откупорила бутылку и разлила вино по чашкам.
– Думала на субботу оставить, отметить, так сказать, конец безумной недели, но…
Она поелозила на попе, устраиваясь удобнее.
– А вот теперь давай с самого начала!
Рассказ я свой закончила, когда время уже перевалило за полночь, а пространство комнаты освещала лишь луна. Ее серебристый серп проглядывал сквозь плывущие по небу облака, то и дело освещая наши с Нель лица.
– Да, подруга, дела… – выдала она наконец, делая очередной глоток золотистой жидкости прямо из кофейной чашки. – Но в итоге разве все плохо? Я имею в виду, что для тебя все складывается как нельзя лучше…
Она как-то заискивающе посмотрела на меня, а я отвернулась, снова разглядывая луну в окне. Я ее понимала. Да будь я на любом другом месте, кроме своего, считала бы точно так же! Все складывается отлично! Да еще невероятный подарок для Иннель, полученный благодаря Роутеку.
Нель ни разу с того момента ни словом, ни делом не выразила при мне слов благодарности странному мужчине. Но я видела, как она счастлива, как ей хочется поделиться со мной всеми подробностями. Практика у Лиорени! Ей! Простой девчонке! Только она молчала.
– Знаешь, – я снова оглянулась на подругу, решив в очередной раз, что она, как никогда, права и все складывается как нельзя лучше, – пожалуй, в субботу махну домой. Расспрошу все же Маркуса.
– И правильно! – Нель даже подалась вперед. – Он не последний человек! Должен что-то знать!
– Угу… – ответила ей задумчиво и аккуратно поднялась на ноги, отставив в сторону уже пустую кружку.
Отчим и правда считался в Империи не последним человеком, но далеко не первым, даже не вторым и не третьим. Маркус Марс был известной личностью, героем Второй Волны, исследователем материи и создателем нескольких теорий о материальных источниках и разноплановых материях реальности. Другими словами, он изучал пространство и время, а также их возможности, много лет работал на Империю и теперь ушел на заслуженный отдых. Но у него остались обширные связи.
Именно на этой волне исследования пространства и времени мы все и познакомились, а точнее, он был в тот момент в лаборатории, где произошел незапланированный прорыв: вспышка, принесшая в мир не очередного иного, после Второй Волны такое еще случалось, а женщину с ребенком. Их исковерканные и окровавленные тела вывалились из сине-белого марева в центре лаборатории.
Их.
Наши.
Я пришла в себя первой, наверное, потому, что была моложе и сильнее. А может, все дело в том страшном столкновении, перевернувшем наш «драндулет» с ног на голову. Основной удар пришёлся на маму. Скорее всего именно так и было. Или нет? Мы так этого и не узнали.
Чужой язык, непонятные люди, мама, изломанной и окровавленной куклой лежащая рядом. Паника, ужас и ярость на тех, кто, как я тогда решила, оказался виноват в произошедшем.
Маркус рассказывал, что я ему разнесла половину лаборатории словно дикая фурия, пострашнее любой тени. А потом просто вырубилась, упала на пол рядом с бессознательной женщиной. Говорят, именно по распоряжению Маркуса нас с мамой поместили в лабораторную клинику. К нам приезжали какие-то правительственные шишки, министры чего-то там, другие исследователи. Даже сам император был несколько раз, но никогда не пытался с нами заговорить. Нас изучали словно диких животных. И безусловно, все произошедшее, как в самых фантастических фильмах, являлось ужасно секретным.
А еще в первые годы огромной, бездонной пропастью между нами и этим миром было то, что мы не понимали странных людей в халатах и серебристых комбинезонах. А они не понимали нас.
День за днем, неделя за неделей общение, если так его можно назвать, велось исключительно на пальцах. Хотя в самом начале, конечно, было не до чего. Нас обследовали, лечили и, естественно, изучали. Лишь потом начали общаться. Хотя первым, конечно, попытался с нами разговаривать Маркус. Он всегда и во всем был первым. Первые знаки на пальцах, первые изображения и повторы. Часы, проведенные за столом с разными людьми. Изучение артикуляции, характерных жестов и звуков. Мама, пострадавшая сильнее, довольно долго не принимала никакого участия в обучении, потому Маркус сделал акцент именно на мне. Уже позже, когда мы стали семьей, он объяснил свой выбор тем, что дети учатся быстрее и больше запоминают. Спустя какое-то время я превратилась в переводчика, помогая общаться и маме.
Довольно много времени я посвящала изучению чужого мира по визору. Слушала научные программы, выписывала непонятные слова и потом уточняла у окружающих их значение. Изучила алфавит и начала читать все, до чего могла дотянуться. Несколько месяцев спустя нас впервые выпустили за стены лабораторной клиники. Конечно, в сопровождении Маркуса и охраны. Охраняли не нас, а, что меня поразило до глубины души, самого господина Марса. От нас.
Еще я видела то, что происходило между моей мамой и Маркусом. Видела, хоть и не понимала до конца всего, возможно, просто отказывалась принимать, а может, была ещё слишком мала. Но мне это категорически не нравилось.
Однажды я ворвалась в мамину палату, хотя все вокруг называли ее комнатой, и застала парочку, что до этого с трудом могла общаться, целующейся, и мне просто сорвало крышу. Досталось опять же Маркусу. О том, как и что я кричала ему, максимально едко подбирая слова и сопровождая каждое гадкое выражение чем-то тяжелым, запущенным в его сторону, мне до сих пор стыдно вспоминать.
Мама плакала, Маркус старался прикрыть женщину собой, а я кричала и не могла остановиться. Потом подлетела к нему и молотила кулачками по его груди, называя извращенцем. Хотя там было какое-то другое выражение, больше похожее на сексуального маньяка, озабоченного прелюбодеянием с лабораторными подопытными обезьянами. Как-то так.
После этого Маркус исчез. Осталась я, постоянно плачущая мама и непрекращающиеся исследования, тесты, какие-то пробы, эксперименты. Снова тесты. И так по кругу. В награду за хорошее поведение нас с мамой выпускали в город. Конечно, под охраной.
Спустя еще несколько месяцев в нашей жизни снова появился Маркус Марс. Холодный и отстраненный, он сообщил, что Император после многочисленных исследований дал свое согласие на то, чтобы мы могли стать полноценными членами местного общества. Если говорить другими словами – нам дали свободу. Мы попали под какую-то программу вроде защиты свидетелей, которая тут, оказывается, довольно широко использовалась для сокрытия оставшихся в живых истинных, что теперь гордо именовались Щитами. Кто это такие и почему их необходимо скрывать, мы узнали много позже.