Мой возлюбленный негодяй

12.

— Ты только понюхай, Марианна! — Грегор поднял голову и с наслаждением втянул в себя воздух. — Ни один запах на свете не сравнится с запахом Кассана!

Марианна послушно принюхалась, но не ощутила особого отличия местных ароматов от тех, что были в Домаджо или Саутвике.

— Приятный запах.

— Нет нужды в вежливом обмане. Мы все знаем, что Грегор страдает неизлечимой болезнью, — с усмешкой сказал Джордан, подходя к ним. — Он уверен, что даже воздух в Кассане по-особому сладкий. А уж лошади — самые крупные и быстрые, а люди — самые сильные и сообразительные.

— Я в этом уверен, потому что это так и есть, — возмутился Грегор. — Ты сама убедишься, Марианна. — Взяв за руку, он потянул ее к трапу. — Пошли же, Джордан, что ты медлишь?

— Надо еще оседлать и свести на берег лошадей. — Он стал спускаться с ними по трапу. — Дворец в четырех милях от причала. Хоть лошади, привезенные из Камбарона, сильно уступают превосходным животным Кассана, лучшего транспортного средства, нас пока нет.

— Дворец? — переспросила Марианна.

— Если мы хотим получить помощь, мы должны обратиться за ней к воран, — объяснил Джордан. Заметив, что она встревожено нахмурилась, он объяснил: — Это всего лишь формальность. Обычно Кассан старается не вмешиваться в дела других государств, но сейчac нам совершенно не выгодно, чтобы у Неброва оказалось оружие, которое может быть направлено против нас.

— Все и так тянется слишком медленно, — тяжело вздохнула Марианна. — Срок, назначенный Небровым, подходит к концу. Нам не нужны лишние проволочки.

Плавание из Англии показалось ей бесконечным, и нервы ее были напряжены до предела. Мысль о том, что придется задержаться здесь еще на несколько дней, была ей просто невыносима.

— Возможно, тут нас ждет какая-то дополнительная информация, — сказал Джордан. — Янус следил за Небровым и получил от меня приказ посылать доклады воран и мне одновременно.

— Ну вот и они. — Грегор зашагал к лошадям, которых сводили по трапу. Успокаивая, он похлопал по шее своего гигантского жеребца. — Ну вот мы и снова на твердой земле, — ласково пробасил он. — Я вижу, ты тоже рад, что вернулся домой. — Он вспрыгнул в седло. — Ну, едем же!

Не дожидаясь их, он пришпорил свою лошадь и галопом пустил ее по булыжной мостовой. Марианна изумленно покачала головой. Она никогда не видела Грегора таким радостным. Его обезображенное шрамами лицо буквально сияло от счастья.

— Он так доволен!

— Он дома, — просто сказал Джордан.

— Значит, он тебя очень любит, раз остается с тобой в Англии.

Джордан подсадил ее в седло.

— Я знаю, для тебя это звучит странно, но — да, он действительно меня любит. — Он сел на своего коня и тронул поводья. — Ну и, конечно, всегда остается еще вопрос долга. Грегор неизменно исполняет свой долг.

Несмотря на его насмешливый тон, Марианна почувствовала в нем странную напряженность, которой прежде не было. Ей почему-то показалось, что он не торопится добраться до дворца. Возможно, он преуменьшил трудности, связанные с получением помощи от воран?

— Что случилось?

— Ничего не случилось. Все просто великолепно. Можешь спросить Грегора.

— Ты не рад, что приехал сюда? Тебе не нравится Кассан? — Марианна недоумевающе наморщила лоб. — Но разве ты так стремишься получить Джедалар не для того, чтобы защитить Кассан?

— Я не говорил, что не люблю Кассан. Для меня это в большей степени дом, чем Камбарон.

Он говорил сдержанно, почти безразлично, но за его словами Марианне почудился какой-то тайный смысл. Он был явно взволнован, но старался не показать этого. Господи, да ведь он по-настоящему любит эту страну, вдруг поняла Марианна. Несмотря на ту насмешливость, с которой он говорил об энтузиазме Грегора, его чувство к Кассану было не менее сильным и глубоким. Но его любовь не была такой радостной и безоглядной, как у Грегора, что-то мешало ему отдаться ей. И дело было не только в характере Джордана.

— Здесь совсем не так, как в Камбароне.

Да, город, по улицам которого они проезжали, нисколько не походил на Камбарон, эту каменную твердыню власти. Экзотические башни с луковицами куполов и высокими изящными остроконечными шпилями напоминали рисунки к волшебным сказкам. Здесь не встречались обложенные дерном или облицованные камнем дома, к которым Марианна привыкла в Англии, главным строительным материалом в Кассане оставалось дерево. Почти все дома и магазины были построены одинаково и имели плоские крыши, но каждый из них отличался от соседнего какой-нибудь маленькой деталью в виде кружевной резьбы, наличников или разноцветных плиток на ступеньках. Пока они пробирались по рыночной площади, Марианна успела заметить, что почти у всех ларьков и прилавков был свой собственный медный или фарфоровый самоварчик, под которым горел огонь.

Она указала на высокое сооружение с желобом, стоявшее на дальней стороне рыночной площади, вокруг него толпился народ:

— А это что?

— Ледяная гора. В каждом городе и деревне Кассана найдется по крайней мере одна.

Марианна увидела, как маленький мальчик стремительно скользнул по покрытому льдом желобу и приземлился в высокий сугроб. С радостным воплем он вскочил на ноги и побежал снова занять очередь в толпе желающих прокатиться.

— Алекс будет просто в восторге, — горячо проговорила она, забывшись. — Мы можем…

Но Алекса здесь нет. Может быть, Алекс никогда…

— Да, ему очень понравится, — твердо сказал Джордан. — Он, наверное, будет проводить на ней целые дни.

Надеяться. Она должна надеяться, она не имеет права поддаваться отчаянию. Сдержав подступившие к глазам слезы, Марианна быстро отвела взгляд от хохочущих ребятишек и обратилась к Джордану:

— Грегор говорил, что ты ненавидишь Наполеона потому, что любишь Кассан. Это правда?

— Грегор вечно все упрощает.

— Это правда?

Он пожал плечами:

— Наверное, правда.

— Почему? Это же не твоя страна!

— Потому что я в ней не родился? Камбарон мне достался по наследству. Кассан я выбрал сам.

— Но он… совсем другой!

— Настолько другой, что ты даже себе не представляешь. — Он, посмеиваясь, сказал: — В первые месяцы, когда я только приехал сюда, мне все было ненавистно. Народ Кассана не оценил, какая это для него честь — мое присутствие. Ему совершенно не было дела ни до моего титула, ни до моих денег. Я не был ученым и не проявил себя как воин. Следовательно, я ничего собой не представлял. Для такого избалованного мальчишки, как я, это оказалось суровым испытанием.

— Почему же ты здесь остался?

— Были причины. — Он поморщился. — Одна из них — злость. Я не хотел допустить, чтобы меня считали ничем. Поэтому, когда на Кассан напали степные разбойники, я отправился в поход с Грегором и его людьми.

— Воевать? Джордан кивнул:

— Кассан почти все время с кем-нибудь воюет. Наша земля не только богата полезными ископаемыми, но и обеспечивает ценнейший проход к Средиземному морю.

— Наша земля?

— В степях она стала моей. Я оплатил ее кровью.

Его лицо было суровым и жестким, глаза пристально смотрели из-под полуопущенных бровей. Эти войны изменили его, подумала Марианна, закалили, сожгли всю мягкость и сделали похожим на этих странных диких людей.

Он бросил взгляд на высокие башни дворца, и Марианна снова ощутила, что он чем-то взволнован, но скрывает свои чувства под напускным безразличием.

— Тебя тревожит встреча с воран?

— Не тревожит. — Он отвел взгляд. — Скажем: несколько выводит из равновесия. — Он пришпорил лошадь. — Вперед. Если принять во внимание, с какой скоростью едет Грегор, он, пожалуй, будет сидеть в зале для аудиенций, когда мы только подъедем к воротам дворца.

Грегор не сидел в зале для аудиенций: он нетерпеливо метался по нему, когда туда вошли Марианна и Джордан.

— Я известил, что мы здесь. Наверное, уже скоро.

— Если только не будет сочтено разумным заставить нас подождать, — отозвался Джордан. — Никогда нельзя знать заранее.

— Ты несправедлив, — ответил ему Грегор. — Она придет.

Она? Марианна решила, что ослышалась.

— Джордан редко считает нужным быть по отношению ко мне справедливым. Тебе пора было бы уже к этому привыкнуть, Грегор.

Марианна повернулась в сторону двери — и женщины, которая произнесла эти слова.

И… замерла, не в силах пошевелиться. Она знает эту женщину! Она долгие часы изучала это гордое, волевое, прекрасное лицо. Оно стало старше, в уголках чуть раскосых зеленых глаз появилась сеточка морщин, но оно по-прежнему было прекрасным и стало еще более сильным. Это было лицо человека, привыкшего повелевать.

— Я всегда к вам справедлив. Я просто осторожен. Вы же знаете, как я не люблю разочарований. — Джордан шагнул вперед и поднес к губам пальцы вошедшей. — Вы выглядите как всегда великолепно — и, может быть, даже чуточку моложе, чем в прошлый раз.

Мать Джордана! Марианна продолжала изумленно рассматривать ее. Но ведь мать Джордана умерла, когда он был еще малышом! И все же, глядя на этих двоих, стоящих рядом, нельзя было сомневаться в том, что видишь мать и сына.

— Конечно, я выгляжу моложе, — ответила женщина. — Я решила никогда не стареть. В следующем году я намереваюсь приказать, чтобы в Кассане остановили все часы.

— И сожгли все календари, — вставил Грегор. Он двинулся к ней, тяжело ступая. — Я лично прослежу, чтобы это было сделано.

Она повернулась к нему, и лицо ее осветилось яркой улыбкой.

— Грегор! Ты здоров? Он кивнул:

— Вполне здоров.

— За небольшим исключением — ножевая рана в груди, — заметил Джордан.

И вдруг все изменилось: улыбка сбежала с ее лица, в глазах мелькнула боль, а вопрос прозвучал как выстрел:

— Кто?!

— Костейн, человек Неброва.

Лицо ее стало решительным и суровым.

— Ты убил его, Джордан?

— Нет еще.

— Почему? Сделай это сам, иначе я распоряжусь, чтобы это сделали немедленно!

— Я полагаю, это мое дело, Ана, — мягко напомнил ей Грегор. — Молчи, Грегор! Тобой я тоже недовольна. Ты, видно, стареешь, раз позволил этой твари ранить себя.

Если кто-то здесь и несправедлив, то это она, с раздражением подумала Марианна.

— Он вел себя как герой, — горячо вмешалась она. — На него напали семеро. И он прошел по снегу шесть миль после того, как его ранили!

Женщина повернула голову:

— А! У тебя появился защитник. Надо полагать, вы — Марианна Сэндерс. — Ее зоркие глаза осмотрели Марианну с ног до головы. — Грегор мне немало о вас писал. Хотелось бы увидеть мое изображение на витраже, который вы сделали. — Она поморщилась: — Хотя это — единственное, что мне может захотеться увидеть в Камбароне.

— Я думала, вы умерли.

— Я умерла бы, если бы там осталась. — Она повернулась и с вызовом посмотрела на Джордана: — Этот замок душил меня.

Джордан игнорировал ее вызов:

— Марианна, я имею честь познакомить тебя с Ее Величеством Аной Дворак, воран Кассана. — Он улыбнулся. — И тебе будет очень приятно услышать, что делать реверанс не надо. В Кассане это не принято. Достаточно просто склонить голову в знак уважения.

— При условии, что действительно испытываешь это уважение, — иронично добавила Ана Дворак, встречаясь с ним взглядом. — Надо полагать, ранение Грегора связано с посланием, которое я три дня назад получила от Януса?

— Вы получили известия? — быстро спросил Джордан.

Она кивнула:

— Пойдем со мной, нам надо поговорить. — Она повернулась к Грегору: — Устрой ее как подобает, тебе поможет Сандор. Он где-нибудь поблизости. Я увижу тебя за ужином. — Она порывисто протянула руку и прикоснулась к его плечу: — Я не очень недовольна тем, что вижу тебя, мадо.

— Ты рада и счастлива видеть меня, — поправил ее Грегор.

Она рассмеялась;

— Может быть!

Как только мать с сыном вышли, Марианна стремительно повернулась к Грегору:

— Почему в Камбароне все считают, что она умерла?

— Потому что она хотела, чтобы все так считали. Мы очень тщательно продумали наш план, и ни у кого не возникло сомнения, что она утонула, катаясь на лодке. Поэтому тела не смогли найти.

— Вы?

— Я был ей нужен. Я ей помог.

Он сказал это очень просто, словно для него немыслимо было бы не помочь Ане Дворак, если та нуждалась в его помощи.

Грегор проводил ее из зала для аудиенций и в коридоре окликнул бородатого молодого человека, который стремительно куда-то шел:

— Сандор! Эй, Сандор! Воран распорядилась устроить белу. Думаю, неподалеку от сада.

— Конечно. — Молодой человек почтительно наклонил голову. — Не пройдете ли за мной?

— Что такое «бела»?

— Так мы называем чужестранца, любого человека, который не считается одним из нас.

Термин, безусловно, подходил к ней. Она еще никогда не чувствовала себя где-нибудь настолько чужой, как здесь, в этой непонятной стране. Она снова вернулась к разговору, который прервало появление Сандора.

— Почему она хотела, чтобы все думали, будто она умерла? — спросила она у Грегора. идя вместе с ним следом за молодым человеком по лабиринту коридоров и переходов.

— Она же сказала тебе. Ей было там невыносимо. — Он покачал головой. — Ей вообще не следовало ехать в Камбарон, но она была молода и своевольна и не желала никого слушать. Кровь у нее была горячая, и когда она встретила отца Джордана, то думала только о… — Он замолчал и кивком головы указал на Сандора: — Мне сейчас не следует больше об этом говорить. Не принято обсуждать поведение воран в присутствии ее подданных.

Воран… Мать Джордана, женщина, восставшая из мертвых. У Марианны кружилась голова. Она чуть слышно пробормотала:

— Джордан сказал мне, что его мать ушла из этой жизни, когда ему было два года. Грегор хохотнул:

— Правда? Джордан никогда не любил лгать.

— Она оставила его. Она оставила своего ребенка. — Марианна тряхнула головой. — Как она могла пойти на такое? Если она была там несчастлива, почему же не забрала его с собой, когда бежала из Камбарона?

Улыбка Грегора погасла.

— Он был будущим герцогом Камбаронским. Ей никогда не позволили бы увезти его с собой. Ей даже не разрешалось ходить с ним на прогулку без сопровождения служанки. Ее и саму не отпустили бы оттуда, пожелай она уехать, поэтому пришлось пойти на обман. Она знала, что о Джордане будут хорошо заботиться и что у него будет все необходимое.

Кроме матери.

«Рано или поздно все уходят».

Когда Джордан произнес эти циничные слова. Марианне и в голову не могло прийти, что они относятся и к его собственной матери.

— Не осуждай ее. — Грегор понял чувства Марианны. — Она поступила нехорошо, но расплатилась за это сполна, пережив много боли и душевных мук. Но у Аны тогда другого выхода не было.

Марианна вспомнила атмосферу вызова и напряженности, которую она ощутила при встрече Джордана и его матери.

— По-моему, Джордан тоже этого не понимает.

— Трудно определить, что они испытывают друг к другу. Они очень похожи.

— Когда он узнал, что она жива?

— Когда был девятнадцатилетним юношей. Все эти годы мы наблюдали за ним, получали известия о его жизни, и Дна решила, что больше нам ждать нельзя. — Грегор поморщился. — Джордан стремительно приобретал все пороки своего отца и предавался им с энергией своей матери. Еще немного — и мы потеряли бы его безвозвратно. И тогда она отправила меня в Англию учить и воспитывать его.

— Это помещение подойдет? — Сандор распахнул какую-то дверь и посторонился. — Если нет, то дальше по коридору есть другая комната, окна которой смотрят на фонтан.

Марианна почти не взглянула на роскошно убранную комнату, заметив только общую картину; бледно-золотые драпировки, свет, простор.

— Не надо: эта подойдет.

Грегор улыбнулся:

— Очень хорошо, Сандор. Спасибо.

Сандор наклонил голову и быстро ушел.

— Я прослежу, чтобы тебе принесли твои вещи. — И Грегор мягко добавил: — Я понимаю, тебе здесь немного не по себе, но ты привыкнешь. Тебе понравится Кассан. Я буду рад показать тебе свою родину.

— Мы здесь долго не останемся. Нам почти сразу же придется ехать в Монтавию.

— Для того, чтобы полюбить Кассан, не надо много времени. — Он повернулся, чтобы уйти. — Отдыхай. Обычно мы едим, когда начинает смеркаться. Я приду и провожу тебя в банкетный зал. Не бойся, больше сюрпризов не будет: Ана позаботится о том, чтобы сегодня мы ужинали без посторонних.

Оставшись одна в комнате, Марианна подошла к постели.

Отдыхать? Она до сих пор не могла оправиться от потрясения. Ана Дворак, женщина, которую много лет считали погибшей, стала правительницей Кассана, и от ее решения сейчас во многом зависит судьба Алекса. Но если это так поразило ее, чужого человека, то какие же чувства должен был в свое время испытывать Джордан, узнав, что его мать жива, но оставила его по собственной воле. У Марианны до сих пор перед глазами стояла сцена, свидетелем которой она стала. Обида, ревность, любовь — что связывает этих двух гордых, страстных и таких похожих людей?

Но какое ей дело до этого? Она приехала сюда, чтобы спасти Алекса, а не для того, чтобы ввязываться в сложные отношения других людей.

Ей не следует жалеть того ребенка, которого бросили. Понять — не значит оправдать. Джордан не имел права пытаться заключить ее в клетку и превратить в свою собственность. Тем более что он, как никто другой, должен был знать, что из любой клетки можно вырваться на свободу, разорвав цепи, которые стали невыносимыми.

«Все уходят…»

Джордан и его мать стояли у окна и разговаривали, когда Грегор с Марианной вошли в банкетный зал. Багрово-золотые лучи закатного солнца освещали две фигуры в раме огромного окна, и Марианна снова поразилась тому, насколько они похожи. Одинаково высокое и стройное тело, та же сила и властность, те же темные блестящие волосы, решительность и осторожность.

Джордан поднял глаза и увидел ее. Вежливо склонив голову перед воран, он пошел через комнату навстречу им.

— Ты хорошо устроилась? — спросил он.

Марианна кивнула:

— Какие известия ты получил от этого своего Януса?

— Три дня назад Костейн привез в имение в Пекбрее пленника.

— Алекса?

— Это происходило ночью, и Янус не смог его рассмотреть.

— Это должен быть Алекс! — яростно воскликнула Марианна. — Что мы будем делать теперь?

— Сейчас мы как следует поедим. — Он взял ее под руку. — А потом как следует выспимся ночью, чтобы отдохнуть перед завтрашней тяжелой и опасной поездкой в Монтавию.

— Нам надо составить план! — нетерпеливо сказала Марианна.

— У меня есть несколько идей, которые мне еще надо как следует обдумать. Мы обсудим их утром. Воран даст нам в сопровождение большой отряд своих людей.

«Воран». Он говорит о ней, не как о матери, а как о правителе Кассана — и делает это специально, чтобы подчеркнуть разделяющее их расстояние.

Невольно Марианна перевела взгляд на застывшую у окна женщину. Ана Дворак стояла, гордо выпрямившись, и равнодушно смотрела на них. И тем не менее Марианне показалось, что на самом деле она ничуть не равнодушна. Одинока? Нет, это было бы просто абсурдно! В своем белом атласном платье и сверкающей изумрудами короне эта женщина казалась воплощением отваги и царственности.

— Усади Марианну, Джордан. — Еще не договорив, Грегор уже шел через зал к воран. — Я буду сидеть рядом с Аной. Нам надо многое обсудить.

Марианна смотрела, как Грегор поклонился и что-то сказал матери Джордана. Она вскинула голову и засмеялась, и живой огонь засветился в зеленых глазах смягчая гордые властные черты. Он взял ее под руку, провел к почетному месту во главе стола и с нарочитой любезностью усадил. По каждому слову, жесту, взгляду можно было понять, как давно они знакомы и близки.

— Они хорошо друг друга знают, — негромко заметила Марианна.

— С пеленок, — ответил Джордан. — Они вместе выросли. Они — дальние родственники, и к тому же отец Грегора был начальником охраны дома Двораков.

Она посмотрела на шрам Грегора:

— А Грегор тоже был в армии?

— Немало лет. Но когда Ана Дворак стала воран, она сделала его своим главным советником.

— Я не понимаю, как твоя мать могла стать воран. Грегор говорил, что она была знатного рода, но ни словом не упоминал о принадлежности к царствующей фамилии.

— В Кассане трон не переходит автоматически от отца к сыну.

Джордан усадил Марианну чуть ли не на другом конце стола, подальше от Грегора и своей матери, и сам сел напротив нее. Он снова подчеркивает разделяющее их расстояние, рассеянно подумала она.

Джордан продолжал:

— Кассан окружен потенциальными врагами и не может позволить себе роскошь иметь слабого или глупого властителя. Совет аристократов выбирает из своей среды того, кого считает самым сильным. Когда умер старый воран, два года правителя не было вообще, а потом они наконец выбрали Ану Дворак.

— Женщину?

— Дороти возмутилась бы, услышав такой вопрос, — поддразнил он ее. — Я уверен, ее привело бы в восторг государственное устройство Кассана, дающее женщинам возможность проявить себя наравне с мужчинами.

— Я вполне разделяю ее чувства. — И она подчеркнуто добавила: — Очень редко случается, чтобы мужчины были справедливы. Такое было бы невозможно даже в Монтавии.

— Совет решил, что Ана проявила себя достойно. После смерти отца она в течение десяти лет управляла своими землями и отражала нападения бандитов и грабителей из-за границы. Она построила мосты и акведуки. Она заботилась о больных и даже открыла здесь, в Ренгаре, больницу. Да, у нее не было недостатков. — Он сардонически улыбнулся. — Конечно, имела место та небольшая ошибка — замужество в Англии, но она в то время в расчет уже не шла. Тем более что церемония происходила в другой стране, не по традициям Кассана. Так что этот брак вообще не считался законным.

— Но она больше не выходила замуж.

— Нет. — Теперь его улыбка стала насмешливой. — Я уверен, что после совместной жизни с моим отцом супружество ее не привлекало. Оно бы только ей мешало.

— Ты на нее обижен.

— Правда? Не исключено. А еще я ею восхищаюсь. Она — женщина выдающаяся. Она немного напоминает мне тебя.

Меня? — Марианна покачала головой. — Я совершенно на нее непохожа.

— У вас одинаковое жизнелюбие и умение добиваться своего. — Он удержал ее взгляд. — И одинаковая жажда наслаждений.

Эти чувственные слова неожиданно захватили ее врасплох и заставили тело отозваться сладостной болью, совсем как в те дни, проведенные в охотничьем домике: налились груди, к щекам прилила краска… Маска вдруг упала, и рядом с ней оказался не тот сдержанный, спокойный человек, который сопровождал ее на всем долгом пути из Камбарона, а страстный любовник, которым он был в Дэлвинде.

Увидев выражение ее лица, он улыбнулся. — Не пугайся. Я намерен сдержать свое обещание. Я просто решил напомнить тебе, что все это есть — и ждет. Нас обоих. — Он взглянул на слугу, который встал рядом с ней с серебряным подносом, уставленным разнообразными мясными блюдами. — Советую попробовать цыпленка. Повар воран создал лимонный соус, не имеющий себе равных.

— Он все еще ее хочет. — Ана с аппетитом, но в то же время изящно запустила зубки в крылышко цыпленка, не сводя мрачных глаз с Джордана и Марианны. — Это на Джордана не похоже.

— Марианна не такая, как те женщины, которых он знал раньше, — сказал Грегор. — И чувства, которые он к ней питает, тоже необычны.

— Я не вижу в ней ничего особенного. — Изучающе глядя на Марианну, она немного нахмурилась. — Почему она с ним сражается?

— Ты не думаешь, что это может быть из-за того, что она считает его своим врагом? Она любит брата и уверена, что Джордан виноват в том, что случилось.

— Он вернет мальчика.

—И еще вопрос в Джедаларе, который мы пытаемся у нее украсть.

Ана взмахом руки отмела этот аргумент:

— За нами правда.

— Правду каждый видит по-своему.

Она задумчиво кивнула.

— И все же большинство женщин привыкли руководствоваться своим телом, а не разумом.

— Марианна — не «большинство» женщин.

— Ты говорил, что она позволила ему овладеть ею. Разбуженная чувственность — опасная вещь. Она может обернуться против нее.

Этот разговор Грегору не нравился. Поначалу он решил, что видит признаки ревности, но теперь понял, что чувства Аны гораздо сложнее.

— Это сражение — их дело, Ана. Не можешь же ты преподнести ему эту девушку в подарок только потому, что он ее хочет. Ты отправила меня в Англию позаботиться о том, чтобы он не разбаловался вконец, всегда получая все, что желает.

— Здесь — совсем другое.

Здесь совсем другое просто потому, что этого хочется Ане.

— Что бы ты сказала, если бы мать твоего мужа загорелась желанием отдать тебя своему сыну вне зависимости от твоих собственных симпатий?

— Такого вопроса не вставало, — с горечью ответила она. — В Англии все меня ненавидели.

— И не случайно. Ты была невежлива и хотела, чтобы все было по-твоему. Нельзя топтать людей и надеяться, что они будут при этом тебя любить. Она бросила на него яростный взгляд:

— Я не топчу людей! — А потом, сердито нахмурившись, поправилась: — По крайней мере не всегда.

Его хохот гулко разнесся по залу:

— Готов признать, что с годами ты стала мягче. Сейчас ты больше похожа на готового к прыжку тигра, а не на нападающего льва. — Взгляд Грегора опять вернулся к Марианне. — Она сделала великолепный витраж с тигром, который напомнил мне тебя.

Ана моментально вернулась к прежней теме:

— Джордан щедр и великодушен и бывает очень обаятельным. Почему эта девчонка упрямится? Ей не найти лучшего любовника и покровителя.

Поняв, к чему она клонит, Грегор перестал смеяться. Если Ана решит действовать в этом направлении, будут неприятности. Он медленно проговорил:

— Тебе его не купить, Ана. Даже таким щедрым подарком.

— Не говори глупостей. Я не пытаюсь его купить. — Она гордо вздернула подбородок, — Мне нет нужды кого-то покупать. Тем более собственного сына.

— Это правда. А теперь тебе осталось только самой в это поверить. — Он поднес к губам рюмку с вином. — Со временем он к тебе придет.

— Вот как? — Она горько скривила губы. — Когда я буду старой, седой и жалкой? Я и так уже слишком долго ждала. Чего он от меня хочет? Я могу быть только самой собой.

— Будь терпеливой. Тебя никак нельзя назвать нежной и готовой на самопожертвование матерью, — мягко сказал Грегор, готовым прощать сыном.

— Мне не нужно его прощение!

— Тогда что же тебе от него нужно? Она немного помолчала, а потом неуверенно проговорила:

— Ему необязательно быть таким холодным и отчужденным. Мне хотелось бы, чтобы он считал меня своим другом. В конце концов, у нас с ним общие цели.

Грегор почувствовал боль и обиду, которые Ана никогда не выкажет перед сыном. Ему хотелось бы протянуть руку и бережно и ласково прикоснуться к ней, утешая, но он знал, что она этого не примет. Ее рана слишком глубока. И потом — Ана не любит, чтобы ее жалели.

— Со временем вы поймете друг друга.

— Ты уже это говорил, — нетерпеливо бросила она.

— А, да, я забыл: ты боишься седины и старческой сутулости, морщин и шамкающего рта. Но разве такое возможно? Я ведь собираюсь сжечь все календари!

Ана Дворак невольно улыбнулась.

— Ты и правда готов для меня это сделать, Грегор?

— Конечно! Хочешь источник вечной молодости? Я сию же минуту отправлюсь на поиски!

— Я не уверена, что захочу снова стать молодой. В молодости я была ужасно глупой.

Мы все глупы, пока не становимся опытней. Ты никогда не был глупым, — мягко возразила она. — Ты всегда был совершенно такой же, как сейчас. — По ее лицу пробежала тень. — Тебя и правда чуть не убили?

— Нет, я бывал ранен гораздо тяжелее. Просто Марианна испугалась огромного количества крови.

— Я не хочу, чтобы ты умирал! — с неожиданной яростью произнесла она. — Ты меня слышишь? Я не допущу этого! Что я буду делать без тебя? — Она замолчала и виновато улыбнулась: — Вот видишь, какая я эгоистка. Опять думаю только о себе. Я не уверена, что ты прав относительно изменений моего характера.

— Он — часть тебя. Хорошее и плохое объединяются, составляя единое целое. Важна вся Ана Дворак — целиком.

Она заглянула в кубок с вином.

— У всей Аны Дворак есть определенные потребности, которые ты не удовлетворяешь. Ты придешь ко мне сегодня ночью?

— Нет.

Ее пальцы сжали кубок с такой силой, что костяшки побелели.

— Я не буду ждать тебя вечно.

— Очень хорошее вино. С твоих собственных виноградников?

— Да. Своим отказом ты ранишь мою гордость. Другие мужчины меня жаждут.

— И я тебя жажду. — Он улыбнулся ей. — Как могло бы быть иначе? Ты — воплощение всего, что мужчина хочет видеть в женщине.

— Тогда почему же ты… Нет, я больше так не унижусь!

Он хитро взглянул на нее:

— Да?

— Зачем это мне?

— Ты же знаешь, что никто не любит тебя так, как я. Тебе любопытно испытать, каково лечь в постель с мужчиной, любовь которого настолько велика? Она обольстительно улыбнулась:

— Если ты и правда меня любишь, ты придешь в мою постель.

— Я не приду именно потому, что люблю тебя. — В ответ на вопросительный взгляд Аны он лишь покачал головой: — Как это ни печально, но потакать твоим желаниям так же опасно, как желаниям Джордана.

— Я не Джордан.

Она не представляла себе, насколько в эту минуту походила на сына. Ее зеленые глаза сверкали досадой, прекрасные губы раздражительно сжались, под внешним самообладанием затаилась взрывная энергия. Единственным различием было то, что Джордан маскировал свои чувства напускным цинизмом, а Ана прятала свои за стеной гордости.

— Нет, Ана, — мягко сказал он.

На ее лице отразились гнев и разочарование.

— Я не монашка! Хочешь знать, сколько мужчин перебывало в моей постели со времени нашей последней встречи?

— Нет, я не хочу знать.

— Когда я сегодня вечером вернусь в свои апартаменты, я пошлю за мужчиной, который не считает меня…

— Нет, не пошлешь. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Пока я здесь, ты этого не сделаешь.

— Ты не можешь требовать, чтобы я… — Она замолчала, а потом резко кивнула, и голос ее прозвучал прерывисто: — Пока ты здесь — нет. Никогда, если ты здесь. — Она быстро отвела взгляд. — Ты очень трудный человек, мадо.

— Я очень простой человек.

— Который всегда должен настоять на своем. — Она расправила плечи и бесшабашно улыбнулась. — Ну что ж, я не допущу поражения по всем фронтам. Я постараюсь сделать так, чтобы Джордан был счастлив, пусть даже я сама несчастлива.

Грегору следовало бы ожидать, что она вернется к бою.

— Ты отняла у него мать, а теперь хочешь дать ему любовницу, чтобы утишить боль? Такой обмен невозможен, Ана.

— Ты этого не допустишь?

Грегор кивком указал на Марианну:

— Она этого не допустит.

Безжалостный взгляд Аны скользнул по тонким чертам лица девушки и ее хрупкому телу.

— Сомневаюсь, чтобы она могла передо мной устоять, Думаю, мне надо сопровождать вас в вашей поездке в Монтавию. Небров не решится на нападение, если я буду присутствовать.

— Я не так в этом уверен.

Она сверкнула улыбкой:

— И потом — я должна охранять тебя на тот случай, если ты опять сглупишь. Да, я определенно еду в Монтавию!

Грегор открыл было рот, чтобы начать спорить, — и снова закрыл его. Может быть, Ане следует с ними ехать. У Марианны хватит воли, чтобы не уступить ее нажиму. И кто знает, возможно, участие и помощь Аны в их общем деле — спасении мальчика — помогут им с Джорданом преодолеть отчуждение и понять наконец друг друга.

— Почему ты со мной не споришь? — недоверчиво спросила Ана.

— Но ведь я же хочу, чтобы ты поехала в Монтавию. — Улыбнувшись ей, он совершенно правдиво добавил: — Я всегда хочу, чтобы ты была со мной, Ана.

Утро было просто ледяным, и морозный пар клубился в воздухе от теплого дыхания лошадей. Марианна уже сидела верхом и нетерпеливо ожидала, когда Джордан выйдет наконец из дворца, чтобы можно было трогаться в путь.

И вот он появился: весь в черном, включая гладкий мех на воротнике дорожного плаща. В неярком утреннем свете он казался худым, строгим и даже несколько пугающим.

— Доброе утро. — Он сел верхом и подобрал поводья. — Сожалею, что заставил тебя ждать, но у меня был спор с воран. Оказывается, она едет с нами.

Марианна нахмурилась:

— Почему?

Джордан пожал плечами:

— Кто ее знает? Ее слова далеко не всегда соответствуют ее мыслям и намерениям. — Он обвел взглядом ожидающих верховых. — Но ее обещание придать нам большой отряд явно соответствовало реальности. Это — почти целая армия.

— И сколько мы должны будем ее ждать? — недовольно спросила Марианна.

— Недолго. — Он посмотрел в сторону дворца. — Вот она!

Сегодня, одетая в походный наряд, Ана Дворак еще больше походила на ту отважную воительницу, которая была изображена на витраже. На ней не было кольчуги, но спина ее была гордо выпрямлена, посадка в седле — безупречна, манера держаться — решительная и властная.

— Вы не изменили своего намерения? — спросил Джордан, когда Ана оказалась рядом с ним. — Вам нет смысла подвергать опасности и себя тоже.

— Я тронута твоей заботливостью. Но я считаю, что смысл есть, а правительница здесь — я, а не ты, Джордан. — Она знаком велела ему ехать вперед. — А теперь догони Грегора. Я желаю говорить с белой.

— О чем? — настороженно спросил Джордан.

— Почему это тебя беспокоит? Я просто хочу быть приветливой с гостьей. Вчера вечером ты не дал мне возможности познакомиться с ней.

Джордан помедлил, вопросительно глядя на Марианну.

Боже правый, подумала Марианна, он ведет себя так, словно боится, что эта женщина перережет ей горло. Она не испытывала особого желания близко познакомиться с воран, но и не видела причины опасаться этого.

— Поезжай, — коротко бросила она.

Джордан пожал плечами и пустил лошадь галопом.

— Он очень о вас заботится, — заметила воран, пуская своего жеребца рядом. — В мужчине это — прекрасное качество.

— Если нуждаешься в заботе.

— Не говорите глупостей. Женщине всегда нужно, чтобы о ней заботились и защищали ее.

— Вам это нужно?

— Я — воран. Обо мне заботятся мои подданные. У меня есть целая армия защитников.

— А до того, как вы стали воран?

Ана Дворак расхохоталась.

— Ну хорошо, признаюсь. Я подвесила бы за ноги мужчину, который предложил бы обо мне заботиться и меня защищать.

— Даже Грегора?

Голос воран смягчился:

— Грегор никого не слушает. Он никогда ничего не предлагает, он просто щедро дает. — Она нахмурилась. — Но я нахожусь здесь не для того, чтобы говорить о Грегоре, и не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы.

— Вы сказали, что хотите познакомиться со мной поближе, Ваше Величество, — напомнила ей Марианна.

— Нет, я хочу другого: я хочу. чтобы вы стали любовницей Джордана.

Пораженная, Марианна широко открыла глаза:

— Извините? Я, кажется, вас не расслышала.

Ана пожала плечами:

— Я непохожа на Джордана: я не привыкла к дипломатии. Мужчинам свойственно ходить вокруг да около проблемы, хотя ее можно мгновенно решить, если действовать напрямик.

— Значит, я, по-вашему, лишь проблема, которую надо решить?

Если Ана и заметила, что голос девушки опасно дрогнул, она предпочла не обратить на это внимания и стремительно продолжала:

— Вы сердитесь на Джордана, но это легко уладить. Глупо портить себе будущее из-за мелочной ссоры в настоящем. Конечно, Джордан не может предложить вам брак, но вы найдете в нем очень щедрого покровителя.

— Ах вот как?

— А если вы не доверяете ему, я сама готова позаботиться о том, чтобы вы были обеспечены всем, когда он с вами расстанется. Я дам вам хороший доход и прекрасный дом здесь, в Кассане, Грегор говорит, что вы очень любите своего брата. Он получит прекрасное образование и возможность успешно заниматься любым делом по своему выбору, — Она встретилась взглядом с Марианной. — Может быть, вы хотите еще чего-то?

— Да. Я хочу задать вам один вопрос. — У Марианны от гнева прерывался голос. — Это он велел вам со мной поговорить?

— Джордан не может ничего мне велеть. Я сама принимаю все решения. — Она внимательно всмотрелась Марианне в лицо. — Вы очень рассердились. Кажется, вы не намерены прислушаться к разумным доводам.

— Разумным? Вы собираетесь попросту купить меня, чтобы я стала шлюхой. А если бы вам предложили такое?

— В вашей ситуации я сочла бы это прекрасным… — Она замолчала, а потом напрямик сказала: — Я не в вашей ситуации. Я хочу этого для Джордана!

— Вы совершенно такая же, как и он! — возмущенно сказала Марианна. — Для вас ничто не имеет значения, кроме ваших желаний! Все люди для вас — лишь игрушки. — Она глубоко вздохнула. — Нет, спасибо, Ваше Величество. Мне не нужен ни ваш прекрасный дом, ни ваш сын. Мне нужна только ваша помощь, чтобы вызволить Алекса, а потом — проститься с вами.

Ана взглянула на яростное лицо Марианны и сверкающие гневом глаза и подобрала поводья.

— Похоже, что тревога за брата несколько вас разволновала. Подумайте над моими словами. Я поговорю с вами позже. — Отведя взгляд, она добавила: — Я думаю, вам лучше было бы не рассказывать Джордану о нашем разговоре.

— Почему же? Он будет вам очень признателен, узнав, как вы пытались ему помочь, — прошипела Марианна.

— У меня это пока не вышло. Неудачами не хвастаются.

Воран пустила лошадь галопом и через несколько минут была уже во главе кавалькады.

Марианну так трясло, что она еле держалась в седле. Гнев. Да, это от гнева она чуть не теряет сознание. Какое ей дело до того, что воран не считает ее достойной занять постоянное место в жизни ее сына? Она, Марианна, не желает занимать в его жизни никакого места. Но как смела эта женщина разговаривать с ней в подобном тоне?

— Дыши глубже, — посоветовал ей подъехавший Грегор, — и думай о прохладной спокойной воде. Иногда помогает.

Марианна сделала долгий глубокий вдох. Но это ей не помогло.

— Что она тебе сказала?

— Она предложила мне прекрасное вознаграждение за то, что я стану любовницей ее сына.

Грегор вздохнул:

— Этого я и боялся. Ана всегда грешила чрезмерной прямотой.

— Ты называешь это прямотой? Не понимаю, как ее могли выбрать в качестве воран. Она вполне способна развязать войну, просто оказавшись в одной комнате с иностранным послом.

— Это правда, — улыбнулся он. — Но обычно она не ведет себя так прямолинейно. Сейчас ей мешают думать ее чувства. Она начинает отчаиваться.

Отчаяние. Это слово никак не подходило к той заносчивой высокомерной женщине, которая только что отъехала.

— Ты мне не веришь? Но она действительно отчаивается. — Грегор посмотрел в сторону Джордана, ехавшего впереди всех. — Она любит его. И всегда любила.

— Никто не бросает сына, если любит его по-настоящему.

— Ты такая же жестокая, как и он, — сказал Грегор. — Джордан никогда не мог ей этого простить. Когда он впервые приехал в Кассан, Ана надеялась, что со временем он смягчится, но Джордан воздвиг между ними стену отчуждения.

— И она надеялась ее сломать, используя меня? — жестко спросила Марианна. — Я не кость, чтобы швырять меня сыну как подачку.

— Ты сердишься на нее — и ты права, — сказал Грегор. — Но попытайся понять ее. Иногда она похожа на нетерпеливого ребенка. Ана прожила нелегкую жизнь и совершила много ошибок, но если понадобится, она может отдать все. Она всегда была моим другом, и лучшего я не знаю.

— Я не хочу ее понимать. Я не хочу, чтобы она была моим другом. И я не хочу стать ее очередной ошибкой, — ответила Марианна.

— Я вижу, у меня здесь ничего не получается, — печально улыбнулся Грегор. — Поеду и попробую поговорить с Аной: может, там дело пойдет лучше.

Марианна смотрела, как Грегор скачет к Ане Дворак. Что так обидело ее в словах воран? Она же всегда знала, что Джордан никогда не предложит жениться на ней! Всем известно, что герцоги должны заключать браки, достойные их высокого положения. Да она и сама не хочет быть женой такого человека, который постарается подчинить ее себе и посадить в клетку. Она гневается только потому, что эта женщина оскорбила ее сочтя не достойной быть ничем иным, кроме как игрушкой, которой сначала забавляются, а потом выбрасывают.

Она не игрушка. Она знает себе цену!

И сейчас она испытывает не боль и не обиду. Она испытывает только гнев!

— Ну и чем я на этот раз провинился? — спросил Джордан, опускаясь на овчину Марианны, расстеленную у костра. — Похоже, я совершил что-то совершенно ужасное. Ты весь день смотришь на меня как на злейшего врага.

— Ничего подобного. Я вообще сегодня тебя почти не видела. И, кроме того, мне совершенно безразлично, что ты делаешь, если только это не имеет отношения к Алексу.

Он демонстративно содрогнулся:

— Бр-р! Какой холодный ветер! Или это ты заморозила меня своим ледяным презрением. — Тут взгляд его упал на мать, сидевшую по другую сторону огня с Грегором, и лицо его помрачнело. — Если я не совершал никаких крупных преступлений, значит, дело в воран. Что она сегодня тебе сказала?

Вместе с ним Марианна посмотрела на Ану Дворак. Воран ответила ей гордо-вызывающим взглядом. Марианна знала, что та не слышит, о чем они говорят, но ей показалось, что под нарочитой гордостью скрывается страх. Ощущение своей власти наполнило ее необузданной радостью. Она знала, что Джордана рассердит попытка его матери вмешаться. Всего несколько слов — и она увеличит пропасть, разделяющую их с матерью. Она сможет залечить свою раненую гордость и даже отомстить воран.

— Наверное, что-то достаточно гадкое, — сказал Джордан. — Она рассказала тебе о моем беспутном прошлом?

Она все расскажет ему. С чего ей защищать эту женщину? Она не из тех мучеников, что готовы подставить другую щеку. Какое ей дело до того, что в воран сейчас заметно что-то детское и ранимое?

— Ну? — спросил Джордан.

Пресвятая Дева, она не может этого сделать, вдруг бессильно осознала Марианна.

— С чего она станет рассказывать мне о твоем прошлом? Всем известно, насколько плохо ты себя вел. И сейчас ведешь, — поправилась она. — Что за тщеславие — считать, что единственной темой нашего разговора мог быть ты сам?!

— Ты хочешь сказать, что это было не так? Марианна снова посмотрела на воран, а потом перевела взгляд на пламя костра.

— Она заносчивая и неприятная женщина, очень похожая на тебя. Меня раздосадовало, что она без уважения отнеслась к моей работе. Она не понимает, что создавать произведения искусства так же важно, как и управлять страной.

Лицо его просветлело:

— Серьезный проступок. Согласен, воран более высоко оценивает дисциплинированную армию, чем прекрасное полотно. Ты должна просветить Ану в отношении ее обязанностей как покровительницы изящных искусств.

— Я не собираюсь оставаться здесь. Занимайся этим сам. Она твоя мать.

— Вот как?

— Да. Ты не можешь этого отменить, даже если не называешь ее матерью. Или это просто еще один способ уколоть ее?

Джордан застыл:

— Ты только что сказала, что она заносчивая и неприятная. Почему же ты ее защищаешь?

— Я ее не защищаю. Я просто указываю на твою глупость. Меня не волнует ваш конфликт. Ты явно не простил ей того, что она тебя бросила. Возможно, ты прав. У меня была мать, которая любила и лелеяла меня. Я незнакома с холодными себялюбивыми женщинами вроде воран.

— У нее немало плохих качеств, но она не холодная, а что до себялюбия, то она любит Кассан и служит ему, зачастую жертвуя собой,

— Только что ты осуждал ее, теперь восхищаешься ею. Перестань бросаться из стороны в сторону и приди к окончательному решению. Ты простишь ее или нет? Она достойна твоей привязанности или нет?

— Это мое дело, Марианна! — Он нахмурился. — Тебя это не касается.

— Я и не собираюсь вмешиваться. Разбирайтесь сами!

И все же она вынуждена была признаться себе, что, к великому своему удивлению, пыталась-таки вмешаться в их отношения. Дав себе слово избегать каких-либо привязанностей или конфликтов, она ринулась в опасную зону. Осознав это, она поспешно переменила тему разговора:

— Сколько дней мы будем добираться до Монтавии:

— Через два дня мы достигнем северной границы, — рассеянно ответил он, продолжая хмуриться. — Земли Неброва расположены на северо-востоке Монтавии. Его главная резиденция — это Пекбрей, в двух днях езды от границы.

— Значит, через два дня мы сможем начать переговоры с Небровым, — с облегчением сказала она.

— Нет.

Марианна окаменела.

— Что ты хочешь сказать?

— Переговоры не начнутся, пока вы с Грегором не доберетесь до равнин. Он еще не знает, что ты сделала новый Джедалар. Вы устроитесь, и тогда Грегор пошлет в Пекбрей известие, что Небров может приехать к тебе. Он сообщит ему, что ты готова обменять Джедалар на Алекса.

— А что, если он не согласится?

— Я не думаю. Он использует этот шанс. Времени остается все меньше, и ему гораздо удобнее получить уже законченный Джедалар, чем мастера, который будет делать витраж долгое время. Пекбрей окружен гористой местностью. Когда он согласится на обмен, ты скажешь ему, что окно слишком большое и хрупкое, чтобы везти его через горы, так что ему надо приехать за ним в твой лагерь в степях. Ты особо оговоришь, что он должен привезти Алекса, чтобы обменять его на Джедалар.

— Ты же знаешь, что он не привезет Алекса.

— Да, но сам он приедет. Он не станет рисковать тем, что Джедалар снова будет разбит. А поскольку ему известно, что Грегор не так глуп, чтобы не взять с собой значительный отряд, ему придется вывести из Пекбрея большую часть собственной армии для отражения возможного сопротивления.

— Ты считаешь, что он украдет Джедалар и все равно оставит у себя Алекса?

— Я думаю, что он попробует украсть Джедалар и тебя вместе с ним. — Джордан помолчал. — Ему нужен не только сам Джедалар, но и женщина, которая все про него знает.

Марианна и сам думала так же.

— Значит, я буду приманкой, выманю его и его людей, а ты тем временем нападешь на Пекбрей и освободишь Алекса.

Джордан кивнул.

— Грегор возьмет половину нашего отряда, чтобы защищать тебя. Я возьму другую половину, отправлюсь в Пекбрей и заберу мальчика.

— Как?

— Имея такой отряд, можно действовать по-разному.

— Ты собираешься штурмовать замок? — Она покачала головой. — Мне кажется, это слишком опасно Для Алекса.

— Ты подвергаешься гораздо большей опасности, чем Алекс. Нам понадобится по крайней мере день, чтобы увезти Алекса и безопасно переправить через границу Кассана. А может, и больше. Если вам с Грегором удастся сделать так, чтобы Небров не заподозрил о нашем намерении, у нас будет больше шансов на успех.

Марианна кивнула:

— Хорошо.

— Ты принимаешь это слишком спокойно. — В его тоне заметна была тревога. — Все может оказаться гораздо сложнее. Мы по-прежнему не знаем, откуда Небров узнал о Джедаларе и что именно ему известно. Возможно, он даже знает, какой именно витраж содержит карту. — Он помолчал. — И мне нет нужды напоминать тебе, каким он может быть жестоким, если не сумеет добиться своего.

Да, ему не было нужды напоминать ей об этом, и она вовсе не была спокойна. При одной мысли о том что она скоро увидит Неброва, ее начинало трясти. Она будет от него так же близко, как сейчас от Джордана. Она с трудом заставила себя улыбнуться:

— Я не беспокоюсь. Со мной будет Грегор и целый отряд вооруженных воинов. Всего этого не было в нашу предыдущую встречу. — Она отвела глаза. — Но весь план кажется опасным. А что, если что-то разладится?

— Я не могу обещать тебе, что все пройдет так, как я задумал, — тихо ответил Джордан. — Но это — лучший план, который мне удалось придумать. Если у тебя есть более удачный, скажи. Можешь называть меня тщеславным, но я не дал бы Алексу погибнуть из-за моего самолюбия.

Марианна вдруг поняла, что он не отстраняет ее, что он позволяет ей принять участие в спасении Алекса, — и эта мысль согрела ее и немного рассеяла ее страх. Запинаясь, она проговорила:

— Я была тогда очень сердита. Может быть, ты и не тщеславен.

Уголки его рта чуть приподнялись:

— Я оценил эту нотку сомнения. — Легкая улыбка исчезла. — Ты согласна с моим планом?

— Если ты не можешь придумать ничего, что было бы для Алекса безопаснее.

— Я не могу придумать ничего, что было бы безопаснее для вас обоих. — Он резко добавил: — Ты что же, думаешь, что я хочу подвергать тебя опасности? Если бы у меня была надежда, что ты на это согласишься, я предложил бы Грегору одному встретиться с Небровым, а тебя отправил бы обратно в Ренгар.

— Ты же сказал, что Неброву нужен и Джедалар, и я сама. Только одна приманка была бы недостаточно аппетитной. — Она вздрогнула. — Нет, с ним должна встретиться я.

— Тогда мы встречаемся в бордлинских степях через четыре дня.

«Через четыре дня»…

Через четыре дня все уже решится — так или иначе.

Ее взгляд устремился к лиловым вершинам на юге, отмечавшим границу между Кассаном и Монтавией. В детстве она часто видела эти горы, но с другой стороны, со стороны своей родной Самды. Тогда эти горы манили ее, напоминая рассказы бабушки о таинственном и непохожем на Монтавию Кассане. Как она мечтала пересечь их и увидеть, что они скрывают!

Сейчас эти горы разделили ее и Алекса. Брат — это единственное, что осталось у нее от прошлой счастливой жизни, она дала маме слово всегда заботиться о нем.

Алекс у Неброва!