Глава 4

– Не бойся, родная, – взмолился он, протягивая ко мне дрожащую руку. – Как видишь, я еще… не обратился. Я все еще я. У нас есть время. У нас есть целый месяц. До полнолуния. Может, мы что-нибудь придумаем…

– Почему…? Как… – мой разум отказывался верить в происходящее, отказывался принимать эту страшную реальность.

– Почему не сказал никому? – его голос дрожал, а по щекам текли слезы. – Ты же знаешь, Селена… они бы убили меня на месте. Как бешеную собаку. А я… я хотел… хочу жить… хотя бы еще немного. Рядом с тобой. Увидеть еще один рассвет, почувствовать твое тепло, услышать твой смех…

– Как это случилось? – прошептала я, стараясь унять дрожь в голосе.

– Мы гнали зверя всю ночь, несколько раз окружали его, но он каждый раз уходил, словно демон. Потом, под утро, когда мы уже выбились из сил, мы рассредоточились по лесу в поисках его, думая, что он ранен. И тут он выпрыгнул на меня из ниоткуда и смог задеть зубами, когда мы боролись. Я добил его, конечно. Но было уже поздно. Остальные были далеко и ничего не заметили. Укус был неглубокий, поэтому крови было немного. Я соврал… Сказал, что это кровь зверя. Прости меня, родная, – его голос оборвался, он закрыл лицо руками и плечи его затряслись от беззвучных рыданий. – Прости меня… Я не знаю, что мне делать. Я так хочу… жить… с тобой…

Я стояла, как громом пораженная, и не знала, что делать, что сказать. В голове царил хаос, мысли путались. Все, что я знала, все, чему меня учили с детства, говорило одно: укушенные – это обреченные. Словно прокаженные, отмеченные печатью смерти. Они превратятся в зверей, в чудовищ, жаждущих крови, ведомых лишь инстинктом убийства. Таков закон.

На охоту всегда ходили группами, чтобы в случае укуса, не дать проклятию распространиться, тут же убить несчастного и спасти его, и его семью, от мучений и позора. Это считалось милосердием, актом гуманности. Но разве можно убить того, кого любишь больше жизни? Разве можно хладнокровно лишить жизни человека, которого ты поклялась любить и оберегать до последнего вздоха?

Я никогда не слышала, чтобы кому-то удавалось это скрыть, чтобы кто-то смог избежать своей участи. Хотя… откуда же тогда берутся новые оборотни? Причем в последнее время их становится все больше и больше, словно тьма расползается по миру, пожирая свет. Неужели кто-то все-таки смог обмануть охотников и сохранить свою тайну?

Мы с Калебом даже думали уехать из деревни, бросить все, оставить позади эти глухие места и начать новую жизнь в городе, заниматься чем-нибудь другим, мирным и спокойным. Давно мечтали об этом, строили планы на будущее, представляли себе нашу новую жизнь. Но…

Но все мужчины в роду у Калеба были охотниками на оборотней. Это была их призвание. С самого детства он рос на рассказах о смелости и доблести дедов и отцов, на легендах о борьбе со злом. Это была его судьба, его долг, его предназначение. Ему было немыслимо бросить это все, предать память предков, отказаться от своего наследия.

А что теперь? Что теперь будет с нами? Что будет с нашими мечтами, с нашими планами, с нашей любовью?

Но ведь это мой Калеб… Мой любимый муж. Человек, с которым я делила хлеб и кров, радости и горести, сны и мечты. Каждую клеточку его тела я знаю, каждую черточку лица люблю, каждый его шрам. И сейчас, глядя на него, я не вижу монстра. Я вижу лишь отчаяние и страх, боль и надежду.

Разве он заслужил смерти? Разве можно так просто лишить его жизни, словно он не человек, а зверь? Он исполнял свой долг, был храбрым и честным охотником. Он получил этот проклятый укус, сражаясь со зверем, защищая нас всех, а не убегая от него. Разве мог Калеб причинить мне вред? Разве мог он сознательно причинить боль кому-либо? Всю свою жизнь он только защищал окружающих, никогда не причинял им страданий.

Я подошла к нему, словно во сне, не отдавая отчета своим действиям. Молча обхватила его голову руками и крепко прижала к своему животу, словно пытаясь защитить его от надвигающейся беды. Моё платье мгновенно намокло от слез – Калеб беззвучно плакал, его плечи судорожно вздрагивали. Это был мой сильный, смелый Калеб, сломленный и беспомощный, как ребенок. Мое сердце разрывалось от боли и жалости, от любви и отчаяния.

Я погладила его по волосам, стараясь успокоить и поддержать. Они были такими же, как всегда – густые, жесткие, непослушные, пахнущие лесом и дымом костра. Как же я люблю этот запах… Это запах моего Калеба. И я не хочу его терять.

– Всё будет хорошо, Калеб, - прошептала я, стараясь унять дрожь в голосе. – Мы что-нибудь придумаем. Вместе мы справимся с этим. Я не брошу тебя.

Калеб поднял на меня свое лицо и долго, пристально всматривался в мои глаза, словно словно ища там надежду.

– Ты… ты не ненавидишь меня? – прошептал он с болью. – За то, что я оказался таким трусом… Я должен был сам лишить себя жизни там же, в лесу, чтобы не подвергать никого опасности. Чтобы не обрекать тебя на это. А я… я пришел домой, надеясь на чудо. Теперь ты тоже в опасности из-за меня.

– Я люблю тебя, Калеб, - твердо сказала я. – И не хочу, не могу жить без тебя. Ни сейчас, ни потом. И не позволю тебе умереть. Покажи мне укус.

Калеб встал, словно повинуясь приказу, и, с трудом сдерживая дрожь в руках, начал задирать рубашку. При этом торопливо, сбивчиво объясняя:

– Обычно укусы гораздо глубже, рваные, страшные… А тут он вскользь задел меня. Скорее царапина, чем укус. Может быть… может быть, ничего и не будет? Может быть, от таких укусов не перерождаются? Я… я ничего такого не чувствую, Селена. Я все еще я.

Загрузка...