Интерлюдия
За пять минут до начала спектакля Казума стоял за кулисами, не моргая. Очевидно — нервничал. Он не врал, когда говорил, что ненавидит публичные выступления.
В зеркале отражался уже не школьный задрот-архитектор, а Призрак Оперы — загадочный, элегантный и… всё ещё в глупом берете.
«Не могу поверить, что они реально разрешили мне оставить его, — думал он, разглядывая своё отражение. — Скорее после моей ворчливой лекции о важности личной интерпретации образа, просто хотели заставить меня замолчать…»
Мияко сидела в первом ряду, чувствуя, как колотится сердце. Казума за кулисами был таким другим. Излучал новую энергию. Она теребила прядь розовых волос: «Он понимает сам, насколько изменился? Или пока ещё нет…»
Её губы тронула лёгкая улыбка, когда она заметила, как он украдкой поправляет маску, думая, что его никто не видит. «Мой милый, нелепый хикки. Даже играя загадочного гения, ты остаёшься собой. И именно поэтому…»
Она не закончила мысль, потому что в этот момент погас свет, и зал затих в ожидании.
Харука, стоя за кулисами в костюме Кристины, чувствовала себя странно потерянной. Кенджи что-то говорил рядом, видимо пытаясь не забыть реплики, но все слова пролетали мимо сознания. Её взгляд был прикован к тёмной фигуре на другом конце сцены. Казума — нет, теперь уже Призрак — стоял неподвижно, как статуя. В полумраке его силуэт казался почти нереальным.
«Почему? — билась в голове мысль. — Почему, когда я должна играть влюблённую в Рауля, моё сердце так странно реагирует на другого? На того, кто всегда был где-то в тени…»
Она вспомнила его слова во время репетиции: «Что может быть сложного в том, чтобы изобразить безответно влюблённого?»
И что-то внутри болезненно сжалось.
В учительском ряду Рин сидела, выпрямив спину, как струна. На коленях лежал режиссёрский блокнот, но она даже не открыла его. Взгляд был прикован к тёмной фигуре, появившейся в глубине сцены.
«Это просто спектакль, — напоминала она себе. — Просто школьная постановка…»
Но когда раздался его голос — глубокий, бархатный, наполненный пронзительной тоской — что-то внутри дрогнуло.
— Твой ангел музыки здесь…
И в этих словах было столько невысказанной боли, что у неё перехватило дыхание. Потому что знала — это не актёрская игра. Это настоящее.
«Вот же, чёртов задрот! — думала Азуми, наблюдая за происходящим со своего места в осветительной будке. — Кто бы мог подумать, что он так сможет?»
Её пальцы автоматически управляли светом, пока мозг лихорадочно анализировал ситуацию. Харука, явно потерянная в своих чувствах. Мияко в первом ряду, не сводящая глаз со сцены. Рин-сенсей, забывшая про свои режиссёрские заметки.
«Казума-Казума, — Азуми покачала головой. — Ты даже не понимаешь, какую бурю поднял. И как много сердец сейчас бьются не в такт из-за тебя…»
Призрак двигался по сцене с неожиданной грацией. Каждый жест, каждое движение было наполнено необъяснимой мрачной элегантностью. Даже берет поверх маски каким-то необъяснимым образом добавлял образу особый шарм.
— Кристина… — его голос эхом разносился по залу. — Я учил тебя петь… Я дарил тебе музыку… А ты предала меня!
Харука в роли Кристины отшатнулась, и это движение выглядело пугающе естественным. Возможно, потому что в этот момент она действительно была напугана — но не Призраком, а собственными чувствами, которые накатывали волной.
Кенджи-Рауль выступил вперёд, заслоняя её собой:
— Оставь её, чудовище!
— Чудовище? — в голосе Казумы зазвенела такая горечь, что у многих в зале перехватило дыхание. — Чудовищен не я. Чудовищен весь этот мир.
Импровизация — этих слов не было в сценарии. Но они прозвучали так искренне, что никто даже не заметил отклонения от текста.
Сидя в середине зала, Юкино не могла поверить своим глазам. Вечно бурчащий отаку, двигался по сцене с грацией настоящего Призрака.
«Вот же, придурок, — думала она, — переделал цитату из гуля…»
Но что-то в его игре заставляло её сердце сжиматься. Может настоящая, непритворная боль, прятавшаяся за его идеально выверенными движениями?
На сцене всё шло к финалу.
— Ангел музыки обманул меня… — голос Харуки дрожал, и в кои-то веки это не было наигранным. — Ты не тот, за кого я тебя принимала…
Казума замер. На секунду ему показалось, что эти слова имеют куда больше смысла, чем предполагал сценарий. Но быстро взял себя в руки:
— А кем ты меня считала? — его голос звучал точно по тексту, хотя внутри всё переворачивалось. — Прекрасным принцем в сверкающих доспехах?
Кенджи выступил вперёд, и его игра выглядела действительно убедительной:
— Оставь её! Ты не можешь заставить её любить тебя!
Казума с какой-то печалью произнёс положенную реплику:
— Нельзя заставить полюбить. Но можно научить…
Мияко видела, как под маской Призрака Казума борется с собой. Как его пальцы иногда непроизвольно сжимаются в кулаки, когда слова роли слишком близко подходят к реальности.
«Глупый, — думала она с нежностью. — Даже сейчас пытаешься следовать правилам. Держаться текста. Не показывать, как сильно это всё задевает тебя…»
Рин сидела, впившись ногтями в ладони. Каждое слово на сцене отзывалось внутри болезненным эхом. Особенно когда Казума произносил монолог о масках и одиночестве — чётко по тексту, но с такой пронзительной искренностью, что у неё щипало глаза. Как странно. Всё происходящее на сцене сейчас, будто и не постановка вовсе, а рассказ юноши в маске… рассказ, который слишком похож на его правду.
— Выбирай! — голос Казумы гремел под сводами зала. — Либо ты останешься со мной навсегда, либо он умрёт!
Сцена была выстроена идеально: Кенджи с петлёй на шее, бутафорской, конечно, Харука в белом платье между ними, и Призрак, возвышающийся над всем этим, как тёмный ангел возмездия.
— Я выбираю… — голос Харуки дрожал, и в этот момент она действительно выглядела потерянной. — Я выбираю… спасти его.
И тут произошло странное. Когда она подошла к Призраку для финального поцелуя — момента, который должен был показать его преображение через любовь — их глаза встретились. На долю секунды. Но в этот момент оба почувствовали что-то настоящее, пробивающееся сквозь театральные маски.
«Почему? — стучало в голове Харуки, когда она приближалась к нему. — Почему сейчас, когда я играю любовь к другому, моё сердце так странно реагирует на тебя?»
Его глаза за маской — такие знакомые и одновременно незнакомые. В них плескалась необъяснимая бездонная грусть, и на миг ей показалось, что всё это уже не игра.
«Соберись! — приказал Казума себе, когда она приблизилась. — Всё — просто спектакль. Просто роль. Просто…»
Но когда её губы легко коснулись его щеки что-то внутри перевернулось. Словно в этот момент все его маски — и театральная, и жизненная — дали трещину.
— Уходите! — его голос прозвучал надломлено, как требовал сценарий. — Уходите и забудьте всё, что видели!
И когда Харука с Кенджи покидали сцену, а следом за ними уходила массовка, Призрак остался один. В полной тишине прозвучали его последние слова:
— Только маска была настоящей…
Зал взорвался аплодисментами.
— Браво!!!
— Молодцы!!!
«Вот и всё, — думала Мияко, глядя на сцену. — Занавес опустился, маски сняты. Но что теперь? Что будете делать, Казума? Харука? Когда все чувства, которые вы так старательно прятали за ролями, вырвутся наружу?»
Рин сидела, не в силах пошевелиться, пока вокруг все вставали и аплодировали. В голове крутилась одна мысль:
«Что он сейчас чувствует…?»
За кулисами раздавались смех и поздравления.
— Супер, ребята!
— Вы такие умнички!
— Поздравляем!!!
Казума стоял, прислонившись к стене, всё ещё в маске Призрака. Только берет был зажат в руке, словно спасательный круг.
— Эй, — раздался голос Азуми. — Ты как?
— Нормально, — он попытался улыбнуться. — Кажется, начинаю понимать, почему Призрак так любил своё подземелье.
Где-то в глубине сцены мелькнуло платье Мияко, в другом конце Харука о чём-то тихо говорила с Кенджи, а у выхода стояла Рин, делая вид, что очень занята своими записями.
«И почему настоящая жизнь может быть сложнее театральной?»
После спектакля в гримёрке царила атмосфера эйфории и усталости. Кто-то обнимался, были и те, кто плакал от счастья, а кто-то просто сидел, пытаясь осознать, что всё закончилось.
Казума стоял перед зеркалом, медленно снимая грим. Каждое движение давалось с трудом — казалось, что роль Призрака впиталась в кожу, пропитала каждую клеточку тела.
— Великолепная игра! — староста влетела в гримёрку как ураган. — Весь зал плакал! Даже учителя! Представляете⁈
«Рин тоже…?» — подумал Казума и оборвал эту мысль. Нет. Никаких больше несбыточных надежд.
Кенджи наблюдал за Харукой, которая сидела в углу, всё ещё в костюме Кристины. Что-то изменилось. Он не мог точно сказать что, но чувствовал — после этого спектакля всё будет иначе.
— Знаешь, — сказал он, подходя к Казуме. — А ты реально крут.
— Ты тоже, — кивнул тот в ответ.
Мияко стояла в дверях гримёрки, наблюдая эту сцену. Хотела что-то сказать. В этот момент мимо прошла Харука, бросив быстрый взгляд на Казуму. Мияко перехватила этот взгляд и её улыбка стала чуть печальней.
— Эй, Ямагути! — Азуми плюхнулась рядом с ним. — А ты не думал податься в профессиональные актёры? С твоим талантом изображать страдающих героев мильёны загребать будешь!
— Заткнись, — беззлобно огрызнулся он. — Лучше помоги отклеить чёртов грим. Кажется, он намертво прилип.
— Как и маска Призрака к твоей душе? — она подмигнула.
Казума замер:
— Не понял.
— Да ничего особенного, — Азуми невинно улыбнулась. — Просто иногда роли, которые мы играем, оказываются ближе к правде, чем нам хотелось бы…
Я наконец вырвался из этого безумия, тихо прикрыв за собой дверь гримёрки. И смылся точь Саске из деревни. Серьёзно, там творилось что-то среднее между празднованием победы в спортивном аниме и групповой истерикой в сёдзе-манге.
Теперь знаю, каково быть главным героем романтической драмы. Спойлер: это отстой!
Мой план побега был прост: пока все обсуждают спектакль, восторгаются игрой и делают селфи в костюмах, я, скромный представитель клана теневых хикки, незаметно испарюсь. Прямо как мои социальные навыки во время публичных выступлений.
Берет всё ещё был при мне — мой верный товарищ в этой театральной авантюре. Интересно, если бы в оригинальном «Призраке Оперы» главный герой носил его, история закончилась бы иначе?
«Прости, дружище, — мысленно обратился я к настоящему Призраку, — что испортил твой образ этим аксессуаром. Но согласись, в берете даже подземелья парижской оперы выглядят не так мрачно.»
Я практически добрался до выхода, когда услышал восторженные голоса приближающейся толпы. Молниеносным движением, достойным героя экшн-аниме, нырнул за колонну. Настоящую колонну, не мою картонную — им сегодня и так досталось.
Группа первогодок пронеслась мимо, бурно обсуждая спектакль:
— А этот момент, когда Призрак…
— И его берет!
— Такой загадочный!
«Только не это, — я прижался к колонне сильнее, — они что, фан-клуб успели организовать? Надеюсь, до значков с моим лицом в берете дело не дойдёт…»
Когда путь наконец был свободен, рванул к выходу как главный герой после признания в любви — то есть максимально быстро и не оглядываясь. Вечерний воздух ударил в лицо, и я наконец смог нормально вдохнуть. Всё. Свобода. Никаких масок, никаких ролей, никаких… чувств.
К чёрту эти школьные фестивали! В следующий раз, когда кто-то предложит мне главную роль, я просто притворюсь, что у меня аллергия на сценический свет. Или скажу, что дал обет молчания. Или… Но мысли путались, голова гудела, а ноги, кажется, двигались на чистой силе самосохранения. Единственное, чего хотелось — рухнуть в кровать и проспать лет сто.
Последнее, что я подумал добравшись домой, перед тем, как провалиться в сон: «Призрак наверняка тоже так уставал от своих драматических монологов. Может, поэтому и ушёл в подземелье — просто хотел нормально выспаться…»
А потом я отключился. Прямо в школьной форме. Потому что даже хикки иногда заслуживают отдых после тяжёлого дня притворства кем-то другим.
Интерлюдия
— А где Ямагути? — голос Мияко прозвучал слишком обеспокоенно, и она тут же попыталась это скрыть: — Нужно же сделать общее фото!
— Был же здесь только что… — Момо оглянулась по сторонам.
Азуми, не отрываясь от телефона, спокойно произнесла:
— Он ушёл домой.
— Как ушёл? — несколько голосов произнесли это одновременно.
— Молча, — пожала плечами Азуми.
«Сбежал, значит…— Мияко улыбнулась, теребя прядь волос. — Такой предсказуемый. Как только роль сыграна, сразу в свою раковину. Но ничего, мой дорогой хикки, от некоторых вещей не убежишь…»
«Даже не попрощался… — Харука сжала в руках платье Кристины. — Просто исчез, как настоящий Призрак. А ведь я хотела сказать… Что хотела сказать?»
Рин стояла у двери: «Не стал дожидаться похвалы и поздравлений. Просто сделал то, что должен был, и ушёл. В этом весь ты, Казума…»
«Вот же балда… — Азуми улыбнулась, снова глянув на сообщение в телефоне: „Прикрой меня, если что. Я в минус сто HP, нужен хилл в виде сна“. — Ещё умудряется шутить в своём стиле. Хотя я видела, чего ему стоила эта роль…»
Кенджи обнимал Харуку за плечи, которая, кажется, даже не замечала этого.
А где-то в гримёрке лежала забытая маска Призрака. И в тусклом свете словно улыбалась — загадочно и немного грустно. Будто знала что-то, чего не знали остальные. Может то, что иногда самые важные роли мы играем не на сцене. А настоящие маски носим вовсе не во время спектакля…