Моя жизнь среди парней

Глава 7

Впервые за очень долгое время я проснулась от ночного кошмара. Мои руки тряслись. Я сжала их в кулаки и скрестила на груди, чтобы унять дрожь.

Кошмары всегда начинались одинаково: моя мама укладывала меня в кровать, целовала в лоб и желала спокойной ночи. Дождь стучал по окнам в такт с моим бешеным сердцебиением, как будто пытаясь его остановить. Дальше было несколько вариантов. Иногда она попадала в автокатастрофу, ее машина съезжала с дороги и улетала в кювет. Вполне понятный кошмар, ведь именно так мама и умерла. Это мне снилось чаще всего.

Но иногда была какая-то бессмыслица: руки из дождя разрывали маму на пороге моей спальни, мгновенно растворяя ее; сильный ветер сносил крышу с нашего дома и засасывал маму в ночь. В сегодняшнем кошмаре мама стояла перед нашим домом в белой ночнушке, а дождь кровавыми порезами истязал ее тело, пока она не рухнула на мокрую траву в окрашенной красным ночнушке. Я не могла отвести взгляд от ее безжизненной руки.

Новая работа лишила меня вечерней пробежки, и в моем теле еще бурлила энергия. Нужно составить новый график пробежек по вторникам и четвергам. Папе не нравилось, когда я бегала одна на ночь глядя, но братьев редко удавалось уговорить составить мне компанию.

Я уставилась на потолок, размышляя, что еще выкинет мое подсознание, если снова засну. Завтра мы собирались поиграть в баскетбол на школьной площадке. Скорее бы уже наступило утро.

Часы показывали лишь три ночи, и теперь мои расшатанные нервы не давали мне уснуть. Я вылезла из кровати и спустилась вниз. Сначала прошлась по кухне, затем вышла на улицу. До того как четыре года назад мне открылся удивительный эффект от пробежек, я много времени проводила в тишине заднего двора.

Медленно прогуливаясь по плитке вокруг бассейна, я вглядывалась в темную воду, по которой вдруг скользнул свет фар – грузовик мистера Льюиса подъехал к соседней двери. Что-то он поздно вернулся. Пару минут спустя наверху зажегся свет, и раздались крики.

Я отошла назад, чтобы было лучше видно второй этаж. Загорелось еще несколько окон, а потом хлопнула задняя дверь. Заглядывая в щели в заборе, который разделял наши дома, я увидела, как вышел Брейден в боксерах и наспех накинутой футболке, измятой внизу.

– Пс… – позвала я. – Брейден.

Он огляделся вокруг, а потом уставился на забор, не видя меня, но определенно зная, что там кто-то есть.

– Гейдж? – спросил он.

– Нет, это Чарли. Что происходит?

Брейден подошел ближе:

– Где ты?

Я подняла руку над забором, чтобы он пошел ко мне.

– Ты в порядке?

Он сел и прислонился спиной к доскам. Я сделала то же самое.

– Отец только что пришел… приехал домой… пьяный в стельку. Жаль, что твой папа не поймал его за рулем и не арестовал.

– Почему он будит тебя и маму в таком состоянии?

– По-видимому, хорошо набравшись, он вспоминает все, что ненавидит в нас, и непреодолимо желает поделиться своими чувствами.

– Отстойно. – Ночь была такой теплой. Я вдохнула полной грудью и потянула за веревочку на моих хлопковых штанах. – Значит, ты выходишь на улицу, когда он в таком состоянии?

– Да. Когда я ухожу, он потихоньку остывает. Жаль, что после стольких лет мама до сих пор этого не поняла.

Мы замолчали, оставив в ночи только приглушенные крики из его дома.

– Она… он ведь ее не обидит… верно?

– Нет, – мрачно ответил Брейден.

Я прислонилась головой к забору. Крики стихли – видимо, его родители пошли спать либо же просто успокоились.

– А что привело тебя в эту прекрасную ночь? – Голос Брейдена стал мягче.

– Не могла заснуть.

– Правда? Самый заядлый соня в мире не мог заснуть? Почему?

– Дурацкая работа сбила мой график. И сегодня я пролетела с пробежкой.

– Ах да, работа. Слышал об этом чудесном событии. Как все прошло?

– Это была сущая пытка. Поскорей бы уже заработать три сотни баксов.

– Разве тебе потом не нужно будет ежемесячно отдавать сотню? На страховку или вроде того?

Я застонала:

– Ты прав. Видимо, мне придется заработать еще пару сотен, а после попрошу о снисхождении. Во всяком случае, школа станет огромным аргументом против работы.

– Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Наступила тишина, и когда я уже было подумала, что он уснул, Брейден спросил:

– Играешь завтра?

– Конечно. А ты?

– Ага. Будешь играть в школьной команде в следующем году?

Я кивнула, хотя он и не мог меня видеть:

– Угу. Не могу дождаться. Кстати, об этом. Школа, баскетбол, тренажерный зал, домашняя работа, кровать – вот какой график любит мое тело.

– Почему?

Черт! Разговор с его бестелесным голосом сделал меня менее осторожной. Своим собеседником я видела лишь небо.

– Просто хочу крепко спать. Без этой фигни с пробуждением в три часа ночи.

– Да, черт возьми! – воскликнул Брейден, имитируя мои интонации (что мне не нравилось).

Каждый раз, когда я заменяла непотребное слово более мягким, он смеялся надо мной и делал обратную замену. Однако его насмешки не заставили меня ругаться. Я больше боялась папиного правила о сквернословии, нежели насмешек Брейдена.

– Я знала, что ты так скажешь, – произнесла я.

– Да неужели? Ты знала, что я скажу «Да, черт возьми»?

– Ну, не именно это, но нечто подобное.

– Думаешь, ты так хорошо меня знаешь?

– Ага. Каждую твою раздражающую привычку.

У него вырвался смешок.

– Ну, на самом деле я скорее знаю тебя лучше.

– Еще раз, пожалуйста. Ты думаешь, что знаешь меня лучше, чем я тебя?

– Да, – уверенно ответил он. – Потому что вижу тебя каждый день, а в остальное время Гейдж рассказывает мне обо всем, чем вы занимаетесь.

– А ты не думаешь, что Гейдж рассказывает мне обо всем, чем вы занимаетесь без меня?

– Ладно, игра началась. – В его голосе зазвучал азарт. Я отлично знала эту интонацию. Да и вообще каждый оттенок его голоса. И даже могла представить выражение его лица. Уверена, сейчас его губы растянулись в самодовольной улыбке. – Будем доказывать, кто кого лучше знает. Пройдемся по всем мелочам. Кто первый облажается – проигрывает.

– Вызов принят. Я начну. У тебя болотно-карие глаза.

Он хохотнул:

– Ух ты, начинаешь с основ.

– Ага. Я же сказала, что знаю все, и глаза – это только часть.

По правде говоря, я сомневалась, что прямо все о нем знаю. Будучи лучшим другом Гейджа, он был близок мне как брат, но в некоторых моментах оставался для меня загадкой. Но и Брейден наверняка мог сказать так же, потому-то я и была уверена, что знаю его по крайней мере не хуже, чем он меня.

– Болотные? Серьезно? Звучит отвратительно.

– Да, болотные, – подтвердила я. У него были удивительные глаза – карий плотно переплетался с зеленым, как будто его радужки не могли решить, какой цвет команды выбрать. – Твоя очередь.

– Ладно. У тебя глаза серые, отливающие сталью.

– Ох, я тебя раскусила. Ты крадешь мои факты!

– Да, наши факты должны соответствовать друг другу. Если бы я не знал цвет твоих глаз, когда ты знаешь мой, то сразу бы проиграл. Теперь твоя очередь подбирать соответствующий факт обо мне.

Я кивнула:

– Хорошо. Поняла. Будем обмениваться фактами. Но тогда твоя очередь.

– Правильно. Ты не разбираешься в математике.

Я ахнула от напускной обиды:

– Грубо… но правда.

Ладно, теперь мне нужно придумать, с каким предметом у Брейдена в школе проблемы. Проблемы? Да Брейден был отличником! Ничего не приходило в голову, парень справлялся со всеми предметами, но я не хотела его хвалить после того, как он меня раскритиковал.

– О! Знаю! Ты ужасно поешь. У меня даже есть доказательство: в седьмом классе ты вызвался петь соло на рождественском представлении, но забыл песню и фальшиво пропел всего несколько слов. – Я рассмеялась, вспоминая этот унизительный момент. – Думаю, у нас где-то сохранилась запись.

– Ауч! – Уверена, он схватился за грудь, но все же хотя бы слегка улыбнулся. У Брейдена была очень красивая улыбка. – Между прочим, твой брат записал меня на это соло в мое отсутствие, за что потом получил. Но да, с пением у меня не сложилось.

– Моя очередь! – воскликнула я, мысленно представляя Брейдена, чтобы придумать следующий факт. Я чуть не сказала, что у него шрам на правой брови, но это показалось мне очень личным. Скорее всего, я не должна была о нем знать. Тем более что шрам был едва заметным. – Ты ненавидишь проигрывать.

– Не в счет.

– Почему?

– Ты тоже ненавидишь проигрывать, поэтому факты взаимно уничтожаются. Хотя, если подумать, ты по-настоящему ненавидишь проигрывать, а я лишь отчасти, так что, очевидно, этот факт считается. Теперь мне нужно придумать, что ты отчасти ненавидишь.

– Да пошел ты, дурак! Ты знаешь, что ненавидишь проигрывать так же, как и я. И доказательство тому будет, когда я одержу победу в этой игре и ты заревешь как младенец.

В его доме возобновились крики, и мы оба замолчали.

Он вздохнул:

– Думаю, мне лучше вернуться и попытаться уложить его спать.

– Это удается?

– Иногда.

– Удачи.

– Ага. – Он отошел на несколько шагов, но потом прошептал: – Мы еще не закончили. Я тебя обыграю.

– Ни за что, – ответила я с улыбкой.

Следующим утром, когда Брейден вошел через заднюю дверь в кухню, где я завтракала, мы оба сделали вид, будто прошлой ночи не было. Подняв баскетбольный мяч, который подпирала ногами, я бросила его Брейдену в затылок, когда тот прошел мимо. Он развернулся и подошел ко мне. Провел пальцем по моему тосту с арахисовым маслом и, уходя, засунул большой шарик масла себе в рот.

– Фу, гадость! – крикнула я ему вслед.

Не знаю, почему мы оба притворились, что ничего не было, но меня это полностью устраивало. Казалось, будто это произошло в другой реальности.