Моя королева

Глава 4

Дуглас проснулся с единственной мыслью, что этой ночью, пока он спал, кто-то внезапно ударил его по голове дубинкой.

И не один раз.

Каждое движение, даже попытка открыть глаза и посмотреть на рассвет, проникающий через маленькое занавешенное окошко над кроватью, причиняло такую боль, что он скрипел зубами. Казалось, каждый звук: возня конюхов на конюшне, приглушенные голоса, доносившиеся снизу из трактира, даже стук двери, которую кто-то закрыл в коридоре, — все казалось ему оглушительным, как раскаты грома.

За каким дьяволом ему понадобилось пить столько виски?

Он не просыпался в таком состоянии с того самого дня, как четырнадцатилетним подростком вместе с младшим братом Йеном они украдкой пробрались в подпол, в винокурню своего дядюшки. Они были зелеными юнцами, которым хотелось поиграть во взрослых мужчин, и Дуглас узнал тогда, что, хотя напиток его предков и пьется с легкостью, исторгнуть его обратно оказалось так трудно, что и взрослый мужчина, не говоря уже о четырнадцатилетнем мальчишке, громко разрыдался бы.

После этого он целых два дня не отходил от ночного горшка, извергая из себя выпивку. И он поклялся, что никогда больше с ним не случится ничего подобного. С тех пор он пил только здравицы на свадьбах, клановых праздниках, при рождении младенцев. И он был верен своему обещанию семнадцать лет, пока эта бес-девка с карими глазами не бросила ему вызов, вызов, который теперь заставлял его задаваться вопросом: уж не застряла ли ночью его голова между двумя валунами?

Дуглас пошевелился, попытавшись поудобнее устроить свою раскалывающуюся голову на подушке. Он застонал бы, но знал, что малейший звук причинит ему боль. Поэтому он поглубже зарылся в одеяло, как раковина в песок. И только тогда Дуглас осознал, что он не один в постели.

На плечо ему мягко упала завеса из шелковистых волос, и, когда его зрение прояснилось, оказалось, что они цвета червонного золота. Он узнал эти волосы, узнал и девушку, которой они принадлежат. Это была та же девушка, чья гибкая рука обнимала его, совершенно голого, почти касаясь его плоти.

Подобно тому, как рассветная дымка с восходом солнца рассеивается, события минувшей ночи мало-помалу прояснялись у него в голове. Он вспомнил, как принес ей в спальню потерянную туфельку, как она умоляла его не уходить, якобы боясь темноты. И, судя по тому, где он сейчас находится, он так и поступил. Он не ушел, хотя собирался сделать это, едва девушка уснет. И, насколько он мог припомнить, сам погрузился в сон.

Это все виски, да, именно виски, и усталость — ведь он прошел за целый день пешком весь север Англии. Он твердо решил добраться до дому и не понимал, как крепко устал. Когда девушка попросила его остаться, его убаюкали темнота, звук ее голоса, ее тихое дыхание. Никто на его месте не устоял бы. Но он никак не мог взять в толк, что же случилось с его одеждой?

При мысли о том, что он лежит в постели совсем голый рядом с девушкой, плоть Дугласа напряглась. Да, вот так положение. Он подумал о том, что ее рука совсем рядом, что кожа у нее такая нежная, что ее волосы, упавшие ему на грудь, пахнут так сладко. Он скользнул по ней взглядом при свете утренней зари. Она спала, и он без помех рассматривал ее. Лоб у нее был наморщен, губы напряжены, словно во сне она сражалась с каким-то врагом. Не раздумывая, Дуглас протянул руку, чтобы осторожно разгладить эту тревожную морщинку.

С одной стороны, ему хотелось оставаться в этой теплой постели, прислушиваясь к ее тихому мерному дыханию, а солнце между тем все выше поднималось по утреннему небу. Но здравый смысл все же подсказывал ему, что положение это крайне опасно, что ему нужно найти свою одежду и убираться из этой комнаты подобру-поздорову.

К несчастью, он поддался доводам разума не так расторопно, как следовало бы.

— Элизабет, я понимаю, конечно, что тебе хотелось бы проспать весь день, но мы же не можем…

Оглушительный крик, от которого задрожало окно, раздался в комнате. Этот крик оглушил его, а яркий свет, ворвавшийся в открытую дверь, ослепил. Дуглас схватил лежащую рядом подушку и спрятал под ней голову.

— Господи Боже мой, Элизабет Реджина Глориана Дрейтон, что вы натворили?

От резкого голоса сестры Элизабет сразу же проснулась.

— Белла, ради Бога, зачем ты тревожишь меня в такой неурочный час?

Она застонала, ощутив головную боль, и зарылась в тепло своей подушки. Но тут подушка пошевелилась, и Элизабет поняла, что это нечто иное.

Она вскочила.

— Что вы?.. Кто вы?.. Прошу вас… Что вы делаете в моей постели? Убирайтесь сию же минуту!

На ней была сорочка — и ничего больше. Один рукав сполз вниз, обнажив плечо. В ужасе она схватила подушку, покрывавшую голову Дугласа, и похолодела, когда ее рука скользнула по его ноге, совершенно голой.

— Н-на вас ничего нет… там, под одеялом.

— Да. Ничего.

Она взглянула на него еще раз. То было лицо вчерашнего шотландца, он смотрел на нее своими дурацкими синими глазами. Но тем не менее он не намеревался никуда убираться.

— Как вы сюда попали, черт побери?

— Вы сами пригласили меня, мисс.

— Ничего подобного. Вы лжете!

— Вчера вечером, когда я принес вам вашу туфельку…

Элизабет замолчала, внезапно вспомнив, что произошло накануне вечером. А она-то думала, что это ей приснилось.

«Я никуда не уйду, мисс».

Он не оставил ее в одиночестве — ведь именно об этом она и просила. Он остался с ней на всю ночь, он охранял ее от ночных теней и того безымянного, безликого демона, который терзал ее почти всю жизнь.

Ибо насколько она себя помнила, Элизабет всегда боялась темноты. Ей было, кажется, лет шесть, когда они с Беллой играли в одной из многочисленных пустых спален в Дрейтон-Холле, в давно нежилом восточном крыле. Играли в прятки. Во всем оказался виноват пустой сундук. Элизабет залезла в него, не думая, что замок снаружи может сам собой защелкнуться. А он взял и захлопнулся. Она оказалась в ловушке, но когда поняла это, Белла, увлеченная какой-то новой игрой, как это и бывает с четырехлетками, уже убежала из комнаты. Родители и прислуга отыскали ее только на следующее утро. К тому времени Элизабет просто охрипла от криков — всю ночь, самую страшную ночь в своей жизни, она звала на помощь. Она была совершенно уверена, что умрет.

Вскоре после этого у нее начались кошмары, она просыпалась от них посреди ночи в паническом страхе. Чтобы избежать ужасных видений, Элизабет повадилась украдкой ходить в библиотеку — там она читала, чтобы избежать темноты в своей спальне. В конце концов, утомившись, она засыпала, а утром ее находил отец. Она спала в его любимом кресле, свернувшись калачиком. Герцог приписал это необычайному интересу дочери к книгам, и так оно в конце концов и вышло. Просто он так никогда и не узнал, с чего все началось. Элизабет никому ничего не сказала, даже Белле, отчасти потому, что ее могли бы заподозрить в слабости, но в основном из-за того, что та всю жизнь стала бы укорять себя за то, что бросила в тот день сестру.

И сейчас Элизабет сказала Изабелле:

— Да, он прав. Я действительно просила его остаться.

Изабелла стояла в раскрытых дверях, и ее лицо превратилось в маску, изображающую ужас.

— Ох, Бесс, как же ты могла?

Прежде чем Элизабет успела дать какой-либо вразумительный ответ, появились Манфред и Тайтус, без сомнения, привлеченные воплями Беллы.

— Что случилось? — буркнул Манфред, задыхаясь от быстрого бега.

— Полагаю, это совершенно очевидно, — сказала Изабелла, бросив убийственный взгляд на шотландца. — Мистер Маккиннон изнасиловал мою сестру.

Манфред подобрался.

Тайтус прямо зарычал.

Трактирщик у них за спиной недоверчиво покачал головой.

— Ах, Маккиннон, я же тебя предупреждал!

— Это не так. Ничего не произошло. Если бы я кого-нибудь изнасиловал вчера вечером, я бы это запомнил.

Изабелла была непреклонна.

— Ваши заявления выглядят не очень-то убедительно, мистер Маккиннон, поскольку вы находитесь в постели моей сестры совершенно раздетый.

— Белла, — сказала Элизабет, — он говорит правду. Мы разговаривали и невзначай уснули. Вот и все. Не случилось ничего предосудительного, право же. Я почти уверена в этом.

— Почти уверена? Вот уж успокоила! Даже для тебя, Элизабет, это неубедительное объяснение. Что же до вас, сэр, я считала вас джентльменом. Как вы посмели воспользоваться невинностью девушки?

— Невинностью?

— Да, невинностью! — Она вошла в комнату, сжав кулаки. — Или вы хотите сказать, что моя сестра была… — Она остановилась у кровати, занесла кулак и обрушила его на голову шотландца.

— Изабелла!

— Замолчи! Ты хотя бы представляешь себе, что натворила?

— Белла…

— Вам известно, кто наш отец, мистер Маккиннон?

— Нет, Белла. Не нужно…

— Я скажу вам, сэр, кто он. Наш отец — Аларик Генри Синклер Фортунатус Дрейтон, пятый герцог Сьюдли из Нортумберленда, а Элизабет — старшая из его детей и, должна добавить, его любимица.

— Белла, это неправда.

— Да замолчи же, Бесс! Все мы знаем, что он души в тебе не чает. — И Изабелла накинулась на Дугласа: — Мой отец — человек очень влиятельный. Да вы лишитесь своей головы! — Она скользнула взглядом по его торсу, с которого сползло одеяло. — Равно как и прочих частей тела, виновных в происшедшем.

Сидя в постели, Элизабет только молча смотрела на ужасный разгром, учиненный Изабеллой. Кто эта сварливая особа, притворяющаяся ее сестрой? Изабелла тихая, скромная, милая, она в жизни никому и ничему не причинила вреда. Своей кобылке, Конфетке, она только слегка сжимала каблуками бока, чтобы та тронулась с места, а когда однажды дворовый щенок сжевал ее любимые бальные туфли, Изабелла только взъерошила ему шерстку и выбранила его, как это делала в детстве.

Но сейчас… Элизабет была совершенно ошеломлена при виде сестры, расшагивающей по комнате. Ее юбки высоко вздымались с дощатого пола, когда она то и дело заламывала руки и грозила кулаком шотландцу.

— Как же мы все это объясним отцу? — спросила наконец Изабелла больше саму себя, чем кого-то еще. Остальные молча смотрели на нее. И ждали. Наконец она остановилась, явно что-то придумав. — Я знаю, что нам делать!

Элизабет заморгала:

— Знаешь?

— Да. Это довольно нелепо, но я начинаю думать, что это единственный выход из положения. Да, это так. Я уверена. — Она повернулась к сестре. — Вы с мистером Маккинноном обвенчаетесь.

— Обвенчаемся? Мы с ним? Белла, ты явно не в себе.

— Да, Элизабет, обвенчаетесь. Нет, я в своем уме. Это совсем не трудно. Мы ведь в Шотландии. Здесь не требуется ни оглашения, ни разрешения на брак. Насколько мне известно, венчание может совершить даже здешний кузнец, еще до завтрака. Именно это мы и сделаем, но только позавтракав. Тебе нужно поесть. Потом мы вернемся в Дрейтон-Холл, проделав эту необходимую, — она бросила тяжелый взгляд на шотландца, — эту достойную церемонию. Полагаю, мистер Тернбулл скажет нам, где найти местного священника, который совершит обряд.

Трактирщик понял намек и поспешил в коридор с криком:

— Эффи, пусть конюх привезет сюда Хэмиша Битона, да побыстрее! И позови миссис Тернбулл! Нам нужны свидетели!

— Благодарю вас, сэр.

Изабелла принялась собирать одежду Элизабет, разбросанную там и сям по спальне. Она не сразу отыскала один из белых шелковых чулок. Оказалось, что он висит на задней стенке гардероба. Изабелла покачала головой и выругалась себе под нос.

— Бесс, тебе пора вставать и одеваться. Не можешь же ты венчаться в исподнем. — Изабелла остановилась у кровати, сжимая в руках одежду сестры, и хмуро посмотрела на Дугласа. — Я полагаю, сэр, что вам также не следует быть нагишом.

— Прошу прощения, мисс Дрейтон, — проговорил Маккиннон так спокойно, словно речь шла всего-навсего о погоде, — но вы как будто не учли одной важной мелочи.

— Вот как?

— Да. Видите ли, обычно, когда люди вступают в брак, жених должен быть на это согласен.

Глаза у Изабеллы загорелись.

— А вот это, мистер Маккиннон, к делу уже не относится. — И, подняв с пола килт Дугласа, она швырнула его шотландцу, угодив тому прямо в лицо. — Разрешите вам заметить, что свое право не согласиться вы утратили, скомпрометировав мою сестру. Служанки и шлюхи, сэр, — это одно, а леди благородного происхождения — совсем другое. И прежде чем вы попытаетесь потихоньку улизнуть, позвольте добавить, что, если вы откажетесь, сэр, вопреки тому, что вы, увы, полностью, в ответе за эту достойную сожаления ситуацию, вами же и созданную, заметьте, я буду вынуждена попросить наших спутников, Тайтуса и Манфреда, прибегнуть к любым необходимым средствам, чтобы принудить вас к согласию, даже если для этого потребуется отвести вас к местному судье и обвинить в изнасиловании.

— Белла!

Поняв намек, оба чудовища разом шагнули от двери вперед.

— Нет, сэр, — закончила Изабелла, вздернув подбородок. — Вам лучше немедленно встать, одеться и приготовиться стать членом нашей семьи.

Лицо Дугласа превратилось в камень, темный и непроницаемый. Глаза стали ледяными от ярости.

Он понимал, что ему не выбраться из этого дурацкого положения. Но он уступил не сразу. Все еще лежа в постели, он смотрел на Изабеллу.

Та, в свою очередь, не мигая, смотрела на него.

Потом его голая нога скользнула с кровати и коснулась пола. Дуглас схватил одеяло за край, приготовившись его откинуть. Он долго вызывающе смотрел на Изабеллу, и она, не выдержав, в последнее мгновение отвернулась к окну. Храбрости, бывшей ей самой внове, недостало на такое.

Но Элизабет за спиной у горца ничуть не стыдилась и во всех подробностях рассмотрела его красивую голую спину, когда он встал и ловко обмотал килт вокруг своего торса. Она понимала, что ей следовало бы сгорать от смущения. Ведь она не отрываясь продолжала смотреть на него. Когда он встал, она спряталась в тени полога, чтобы скрыть свой интерес. Перед уходом Дуглас оглянулся на Элизабет, и его взгляд был холоднее самого ледяного ветра Нортумбрии.

— Мы увидимся внизу, мадам. Или мне следует называть вас «жена»?

— Прошу вас, выйдите, мистер Маккиннон, — сказала Изабелла, подталкивая его. — Вы же знаете, это не к добру, когда жених видит невесту перед свадьбой… пусть даже он и провел с ней ночь и увидел гораздо больше, чем ему полагается.

Маккиннон направился к двери. Судя по выражению его лица, он был готов кого-нибудь убить.

Но перед тем как выйти, он остановился и обернулся.

— Что еще, сэр? — нетерпеливо спросила Изабелла.

Но он ей не ответил. Устремив взгляд на Элизабет, он пересек комнату. Когда он протянул руку, девушка похолодела, но он только лишь откинул одеяло в сторону и посмотрел на белую простыню.

— Так я и думал, — проговорил он, а потом повернулся и вышел.

Когда он наконец ушел, сопровождаемый Манфредом и Тайтусом, — ясно было, что эти двое уж постараются, чтобы он не дал тягу, — Изабелла закрыла дверь. Она немного постояла спиной к комнате, наклонив голову вперед, словно собиралась с духом перед тем, что ей предстояло. Наконец она повернулась, подошла к кровати и потянула Элизабет за руку.

— Белла!

— Это выходит за пределы всего, что я могла бы вообразить, Элизабет, даже с? твоей стороны. — С этими словами Изабелла облекла стан сестры в корсет и продела тесемки в дырочки. — Если отец не заточит тебя в монастырь до конца дней твоих, считай, что тебе повезло.

Она с такой силой дергала за тесемки корсета, что Элизабет пошатнулась и с шумом выдохнула воздух.

— Изабелла, право же, все это совсем ни к чему: все твои огорчения, это поспешное венчание.

— Разумеется, это необходимо, Элизабет. Совершенно необходимо. — Изабелла завязала шнуровку и опустилась на кровать. Внезапно она перестала походить на разъяренную крикливую особу, раздающую приказания. Теперь вид у нее был бледный, испуганный и до крайности встревоженный. — Ах, Бесс, что же такое случилось здесь вчера вечером? Когда я ушла от тебя, ты крепко спала. Я не могла даже поднять тебя, чтобы раздеть. Не стоило мне уходить. Нужно было остаться с тобой. Тогда ничего не случилось бы.

Это были те же самые слова, которые, всхлипывая, произнесла четырехлетняя Изабелла, когда обнаружилось, что Элизабет просидела ночь в запертом сундуке.

— Белла, не плачь, прошу тебя!

— Он, конечно же, не взял тебя силой, Бесс. Я знаю, он шотландец и человек невежественный, но разве стал бы насильник останавливаться и помогать нам с каретой, как он сделал вчера? И я тебя знаю. Ты ни за что не позволила бы никому так с тобой обойтись и дожить до рассвета. Даже если бы ты и была пьяная в дым. И как же это произошло, Бесс?

Элизабет опустилась на кровать рядом с сестрой и взяла ее за руку.

— По правде говоря, Белла, я ничего не помню. Мы болтали, а что было потом — все как в тумане. — Она на мгновение задумалась, а потом сказала: — Я знаю, что у уисге-бита был отвратительный вкус. Такого вкуса вообще не может быть ни у какого напитка. Наверное, меня опоили. Ты так не думаешь, Белла? Белла!

Но Изабелла ее не слушала. Она уставилась на голый пол.

— Это моя вина. Отец поручил мне присматривать за тобой во время поездки, а я не сумела этого сделать. Мы даже до лорда Перфойла не доехали — просто выехали из Англии, а теперь я доставлю тебя обратно всего лишь через два дня после отъезда и сообщу отцу, что все кончилось тем, что ты провела ночь в постели с каким-то незнакомым шотландцем.

— Но мы даже не знаем, что случилось, — если что-то случилось вообще.

— Это больше не имеет значения, — сказала со вздохом Изабелла. — Суть в том, что вчера вечером что-то вполне могло случиться. А когда возникает скандал, «могло случиться» — это все равно что «случилось». Хоть раз в жизни, Элизабет, подумай о ком-то, кроме себя самой. Подумай, каково будет отцу, матери. Подумай, какой выйдет скандал, если ты просто вернешься домой и постараешься все замять. Отец тебя никогда не простит. Он даже запретит тебе видеться с Кэро или с Матильдой и даже с Кэтрин, потому что испугается, как бы ты не возбудила в них дух самовольства.

Элизабет в бессилии прислонилась к спинке кровати. Головная боль притупилась и походила теперь на медленный барабанный бой, и девушке показалось, что ее ударили под дых. Своих младших сестер она обожала. Они были для нее всем, особенно Кэро, славная восьмилетняя Кэролайн, всегда видевшая в старшей сестре свою заступницу. Она никогда не сделает ничего такого, что могло бы повредить им. Никогда.

— Отец не поступит так со мной.

— Еще как поступит. Он уже говорил о чем-то таком, когда поручал мне отвезти тебя к лорду Перфойлу. Ах, Бесс, как же ты не понимаешь? После такого отцу только и останется, что выдать тебя за кого-нибудь. И кого же ты предпочтешь? Лорда Перфойла или мистера Маккиннона?

Элизабет подумала.

— Я скорее выйду замуж за козла, чем за лорда Перфойла.

— Ну, по крайней мере мистер Маккиннон на козла не похож. — Теперь голос Изабеллы звучал мягче. — Ты правильно поступаешь, Элизабет. Все уладится. Вот увидишь. Мы быстренько позавтракаем, обвенчаем тебя, а потом двинемся прямиком в Дрейтон-Холл. Если мы не будем мешкать, то приедем к ужину, а когда будем дома, отец решит, что делать дальше. Он может даже сделать тебя вдовой, — сухо добавила она.

Элизабет уставилась на свои ноги. Серьезность происшедшего постепенно доходила до нее. Изабелла права. Все неприятности она навлекла на себя сама чуть ли не с самого своего появления на свет. Всю жизнь Элизабет поступала опрометчиво, совершенно не думая о последствиях своих поступков, в основном потому, что от рождения пользовалась привилегиями и защитой, которые обеспечивало ей имя Дрейтонов. Она была дочерью герцога и за свои поступки расплачивалась просто-напросто тем, что выслушивала суровые попреки. Однако на сей раз плата оказалась значительно более высокой. Потому что на сей раз ее своеволие стоило ей свободы, единственного, что она поклялась никогда не терять.