Мстительный любовник

1

Заходящее майское солнце светило достаточно ярко. И его лучи создавали иллюзию средиземноморской жары. Но увы, только иллюзию! Не подогретая вода в бассейне, мягко говоря, ошеломила Дорис. Подавив усилием воли рвавшийся наружу всхлип, она с бесстрастным видом вынырнула на поверхность этой ужасной купели и оказалась бок о бок с товарищем по испытанию. Она отбросила с лица мокрые пряди, мешающие ей видеть что-либо вокруг, и вода заструилась по лицу. Ее волосы, обычно медно-красные, сейчас напоминали цветом темную ржавчину из-за игры света в водяной пыли.

— Ну что, прекрасное ощущение! Не так ли? — услышала она.

Выразительные губы Дорис сложились в ироническую улыбку типа: «Неужели вы любитель подобных острых ощущений?» И она посмотрела прямо в лицо Лэма.

Черные волосы молодого человека блестели от воды. Сейчас он напоминал ей выдру. Сходство увеличилось, когда он поплыл вперед, рассекая воду сухощавым, мускулистым телом. Время от времени он оглашал округу воинственными кличами, продвигаясь вперед без каких-либо видимых усилий.

Молодая женщина как бы нехотя и заметно медленнее последовала за ним. Но выбора у нее фактически не было — либо двигаться, либо замерзнуть. Так ей казалось.

Из-за бликов на воде Дорис пришлось сощуриться. Она перевернулась на спину и поплыла вдоль кромки бассейна.

От движения она вполне согрелась, и ей даже показалось, что эта водная процедура не так уж мерзка. Да и, слава богу, нашелся человек, который оторвал ее от книг. Лэм, пожалуй, прав: не стоит так надрываться. Финиш уже близок.

Задумавшись, она перестала замечать температуру воды. Идиллию прервал Лэм, довольно бесцеремонно попытавшийся окунуть ее с головой в воду. Она ответила тем же, и завязалась шумная, перехватывающая дыхание возня. Вскоре ей пришлось признать свое поражение, и со смехом она устремилась к краю бассейна.

Но тут отсутствие тренировки подвело ее. Ноги и руки неожиданно ослабли, и ей вдруг показалось, что вода сейчас поглотит ее обессиленное тело. Дорис уже решилась попросить помощи у Лэма, но тут сильные руки, схватившие ее запястья, вытащили ее из коварной воды.

И вот она уже стояла на выложенном плиткой пространстве вокруг бассейна, и вода стекала с ее стройного тела. Черный купальник подчеркивал белизну кожи Дорис и не скрывал формы тела. Глаза женщины вопросительно уставились на человека, все еще сжимавшего ее запястья. Она была смущена неожиданным появлением постороннего в частном владении. Но если бы она не помнила, что где-то рядом находится Лэм, ее невольная улыбка благодарности, наверное, стала бы еще сердечнее. А так ей пришлось сдержать свои эмоции.

— Приветствую вас, — произнесла Дорис нейтрально вежливым тоном, поднимая освобожденную ее спасателем руку, чтобы прикрыть глаза от слепящего солнца, — и благодарю за своевременную помощь. Я оказалась не в лучшей форме.

Эти слова были, произнесены достаточно грустным тоном, при этом глаза ее скользнули по упругим выпуклостям бедер. Но такими их сделала природа, а не постоянные упражнения — слишком много она просиживала, уткнувшись носом в книги. Мышцы оказались слабее, чем она предполагала. Подумав про себя, что пора заняться зарядкой, она вновь переключилась на незнакомца.

— Чем могу быть вам полезна?

Он отступил в сторону, и она впервые получила возможность рассмотреть его получше. Когда он стоял против солнца, игра теней сделала его мощнее, чем он выглядел на самом деле. Впрочем, и без этого мужчина оказался очень высок и широк в плечах.

Под черным официального покроя костюмом и рубашкой ослепительной белизны угадывалось тело, силу которого не могли скрыть никакие портновские изыски. Правда, она тут же засомневалась: а ставилась ли вообще такая цель — скрыть эту мускулатуру. Кстати, обладатель ее производил впечатление человека, уверенно контролирующего свою силу. Явилось ли это следствием ее собственной восприимчивости или такое воздействие оказывал внешний вид незнакомца, но Дорис с удивлением ощутила охватившее ее тревожное смущение.

На какую-то долю секунды ей показалось, что тело ее стало невесомым и лишенным ощущений, волнение нарастало. Однако она сделала все, чтобы со стороны это не было заметно, хотя серые глаза девушки расширились больше, чем обычно, а густые ресницы предательски подрагивали.

Она вела себя так, будто ей ни разу в жизни не доводилось видеть подобных красавчиков. Идиотизм. Но почему же ее словно пробило электрической искрой? Не потому ли, призналась она себе, что такое сочетание мужской силы, статности, глубины и выразительности зеленых глаз и притягательности четко очерченных губ ей еще не доводилось встречать?

— Возможно, именно поэтому!

Дорис поразило то, что она услышала, не столько даже совпадением смысла сказанного с ее мимолетными размышлениями, сколько полным несоответствием тембра голоса, который она ожидала услышать от человека с такой представительной внешностью. Голос незнакомца оказался каким-то глухим, очень низким и странно знакомым. То, что ее тело прикрывал только купальник, не давало мужчине права так бесцеремонно разглядывать стоящую перед ним женщину. Ведь не ждала же она его специально в таком виде, а то, что ему импонирует ее незащищенная полуобнаженность, явственно отражалось в хищных глазах.

— Ваша фигура мне вполне нравится, формы довольно приятны.

Он произнес эту фразу весьма небрежно.

А во взгляде зеленых глаз Дорис нашла явно ироническое восприятие ее собственной колючей реакции на его слова. Это несколько озадачивало. Она вздохнула с явным облегчением, когда Лэм решил, что с него достаточно, и появился над бортиком бассейна. Он по-собачьи потряс шевелюрой, щедро рассыпая вокруг себя ледяные брызги. Дорис вздрогнула, когда несколько из них попали ей на кожу, уже согревшуюся под теплыми солнечными лучами.

Лэм всего на миг остановил свой взгляд на неожиданном госте и вдруг издал приветственный клич, глядя куда-то за спину Дорис. Полуобернувшись, она увидела на террасе долговязую фигуру. К ним спешил ее пасынок, всего на два года старше самой Дорис.

Молодые люди принялись обмениваться такими темпераментными похлопываниями по спинам и плечам, что нетрудно было расшифровать всю степень близости их отношений. Эти жесты красноречиво свидетельствовали: наша дружба длится с незапамятных времен, почти всю жизнь, становясь все глубже и глубже с каждым прожитым днем.

Настала и ее очередь получить свою долю теплых чувств от Патрика Ленокса — так звали пасынка. Он одарил «мамочку» сердечным поцелуем, который пришелся куда-то в район левого уха, затем отстранил Дорис на длину вытянутых рук и воскликнул:

— Решила откормить себя на досуге?

Вопрос прозвучал так комично, между бровей залегла трагическая складка, а очки сползли на нос. Кончики губ Дорис дрогнули — она не смогла сдержать улыбку.

Отношения их по линии «мама — сын» складывались не совсем просто: давала себя знать столь незначительная разница в возрасте. Они скорее походили на приятелей-сверстников. Не раз она получала искреннее удовольствие от дурачеств, которые позволял себе этот сверхдлинноногий юноша. Их дружба стала логическим следствием ее брака, и это обстоятельство она ценила очень высоко.

Патрик имел все основания обидеться на нее: девушка, с которой он был знаком чуть ли не всю жизнь, без предупреждения вышла замуж за его отца. Но, хотя он и не одобрил этот союз и позицию свою менять не собирался, она знала, что в любой трудной ситуации может рассчитывать на его твердое плечо.

— У меня слишком интенсивный обмен веществ… вот и приходится… — в тон ему ответила Дорис, притворно вздыхая.

Она была стройна, и все, что должно быть у женщины выпуклым, таким и было. В общем, в обтягивающем купальнике она выглядела куда как соблазнительно.

— Э, да ты мокрая… — констатировал Патрик, заметив следы на своем темном, почти таком же официальном, как у незнакомца, костюме.

Хотя костюм этот был помят, а галстук, как обычно, сбился на сторону, Дорис подавила в себе привычное желание поправить галстук и терпеливо ждала, когда юноша продолжит монолог.

Ей пришло в голову, что присутствие постороннего, скорее всего, связано именно с Патриком.

Она вновь увидела профиль, словно вырезанный из камня, когда незнакомец повернулся к ее пасынку. Массивная челюсть, казалось, могла выдержать любой удар. На эту же мысль наводила и мощная шея.

— Вижу, что вы уже встретились, Брюс, — заметил Патрик. — А я чуть не объявил в доме на вас облаву.

Дорис отметила, что имя удивительно соответствует внешности его обладателя, которая так поразила ее с самого начала. Ей это вовсе не понравилось. Она не любила поддаваться первому впечатлению. В это время раздался голос Лэма:

— Это мне удалось оторвать ее от книг. Единственная женщина, которой не надо заниматься зубрежкой, и то впала в панику. — Он довольно фамильярно похлопал Дорис по мягкому месту и добавил: — Дорогая, учти, что результат мозговой деятельности откладывается именно здесь.

Дорис быстро повернула голову и показала Лэму язык. Оба молодых человека не могли не улыбнуться при виде забавной гримасы. Но в быстром взгляде более старшего мужчины молодая женщина уловила совершенно непонятное ей осуждение, а может, даже и презрение.

Что она, собственно, такого сделала, чтобы вызвать подобное отношение к себе? — быстро промелькнуло в ее голове. Она решила проигнорировать эту явную наглость, хотя неудержимая злость разгоралась в глубине ее души.

— Позволь мне самой заботиться о размерах собственных бедер.

Голос Дорис прозвучал подчеркнуто сухо. Фамильярность Лэма легко объяснялась их давним знакомством, однако все равно была неприятна. Кроме того, Патрик дал ему команду «не спускать глаз с Дорис». Она терпела подобную ситуацию, поскольку в целом находила Лэма приятным компаньоном, во всяком случае, временами. А то и полезным, когда кто-либо из посторонних мужчин начинал оказывать ей слишком откровенные знаки внимания.

— Кстати, Патрик, ты не представил мне этого джентльмена.

Глаза Дорис требовательно уставились на пасынка.

— Я думал… Прости, дорогая. Это Брюс Кейпшоу, — произнес Патрик. — А это Дорис Ленокс. Пригласи Брюса в дом, Дорис, а я пока организую чай.

Дорис поняла, что Патрик не оценил неловкости ситуации. Она разочарованно посмотрела вслед его удаляющейся спине и с недовольным видом направилась к дому.

В Блэквуде никогда не было огромных комнат. А сейчас и вообще осталась только половина переживших время помещений прежнего особняка — центра большого поместья. Та часть дома, куда направлялась Дорис, относилась ко времени королевы Елизаветы и была великолепна. Обрамленные орнаментом из камня, схваченные свинцовыми решетками окна были распахнуты. Все запахи прелестного садика врывались в эти окна, наполняя дом неповторимым букетом ароматов, который только может создать природа. Комнату, куда они вошли, Дорис старалась блюсти в первозданном виде, отдавая ей ту любовь, которая когда-то служила живительной силой всего поместья.

Она понимала, что незнакомец может поморщить свой великолепный нос при виде стилизованных под старину занавесей в сочетании с оригинальной обивкой мебели.

Холодным кивком Дорис предложила Брюсу сесть в одно из кресел.

— Прошу прощения, я должна покинуть вас, чтобы переодеться.

Пальцы ее скользили по ткани купальника, а мысли крутились вокруг того выражения, которое появилось на лице гостя. В нем улавливалось некое неприятие всего, что его окружало, и ее раздражало это неизвестно откуда взявшееся у него право на подобное суждение. А может быть, ей только показалось? Тем более что он вдруг изрек, приподняв одну бровь, медленно и многозначительно:

— Не надо обо мне думать хуже, чем я есть на самом деле.

— Да уж… — неопределенно протянула женщина.

Она закусила нижнюю губу, останавливая таким образом возможный поток дальнейших критических замечаний. Этот человек нужен Патрику, напомнила она себе. Вовсе не обязательно, чтобы он нравился ей. Достаточно, чтобы просто не раздражал, хотя бы какое-то время.

Женщина вспомнила, что все еще не сняла мокрый купальник. Но тут Брюс как-то резко наклонил голову, и в этом жесте проявилось скрытое нетерпение. С какой стати он так ведет себя, что ему, собственно, надо? Дорис подумала об этом не без удивления.

— Патрик говорит о вас только хорошее… просто как влюбленный. — Это было сказано с весьма значительной долей злой иронии. — Но он никогда не упоминал того факта, что вы входите в небольшое число удачливых женщин, которые раздетыми выглядят значительно привлекательнее… Должен признать, вы очень яркая женщина.

Произнося свои достаточно сомнительные, учитывая краткость их знакомства, комплименты, Брюс абсолютно игнорировал ее явное возмущение.

Дорис показалось, что она очутилась во власти настырного интервьюера, подвергающего ее настоящему допросу. Она чувствовала себя так, будто разговор шел уже достаточно долго, а она никак не могла собраться с мыслями и понять, о чем, собственно, речь. Напористость этого господина, даже когда он пытался придерживаться светского тона, настораживала и сильно нервировала. Старался ли он спровоцировать ее или это было его обычной манерой светской болтовни? На основании чего он присвоил себе право на подобную вседозволенность в беседе с женщиной, практически ему незнакомой, находясь в ее собственном доме?

— Я хотел сказать, миссис Ленокс, что для того, чтобы заставить Патрика так восторженно говорить о себе, вам, скорее всего, пришлось ловко использовать данные вам природой в таком изобилии прелести.

Ответом на подобную пошлость стал возмущенный вздох носительницы «прелестей», о которых было так бесцеремонно упомянуто. Гнев в душе Дорис смешивался с нежеланием верить в то, что подобные слова могли прозвучать в ее адрес. Наглость мистера Кейпшоу переходила все возможные пределы. Зеленые глаза бесцеремонно скользнули по ногам женщины, длинным и стройным, задержались на красивых лодыжках. Ей пришлось сесть, потому что под взглядом этих глаз колени ее задрожали.

Одна густая бровь взметнулась вверх.

— Что-то не так?

— Допустим, что вы вознамерились рассказать мне о ваших проблемах. Я буду вынуждена терпеливо выслушать все, зная, что вы босс Патрика. Но предупреждаю, что существуют пределы моей жертвенности даже в случае соблюдения его интересов.

Она перевела дыхание, стараясь удержаться от взрыва ярости, кипевшей внутри.

— Естественно, ведь Патрик ваш кормилец, не так ли? Но может и перестать быть им, если потеряет свой доход.

Первую часть бестактной фразы она пропустила мимо ушей, но вторая достаточно обеспокоила Дорис. Неужели этот человек действительно может навредить юноше, лишить его места? Она подумала об этом все же с недоверием. Только за то, что она не желает выслушивать безропотно его пошлости?

— Уверена, Патрик честно отрабатывает каждый цент, который вы ему платите.

— У вас хорошее разделение труда: он зарабатывает, а вы тратите…

Эти слова буквально ошеломили ее. Никогда она не взяла ни гроша от Патрика. Более того, настаивала на том, чтобы вносить свой вклад в содержание дома, хотя это и были бы заметные для ее кармана траты, учитывая незначительность суммы, оставленной ей мужем. Приработки Дорис в местном детском саду не шли в счет. Она работала там неполный день, и деньги соответственно были мизерные.

— Не уверена, что мне хочется обсуждать с вами мои финансовые проблемы.

Голос Дорис прозвучал подчеркнуто строго. Ей вдруг стало прохладно, и она закуталась в махровый халат.

— Если позволите, я хотел бы быть откровенным. — Его угловатое, словно вырубленное из камня лицо приняло самодовольное и одновременно покровительственное выражение. — Я собираюсь кое-что предпринять, а вы стоите на моем пути. Я привык убирать препятствие, что бы оно из себя не представляло. Вы препятствие, и мне необходимо досконально изучить вас.

Он заметил это с известной долей неприязни.

Что-то похожее на панику промелькнуло у нее в мозгу. Может быть, он сумасшедший? То, что он опасен, Дорис поняла с первых минут разговора. Это к тому же легко читалось в его глазах, безжалостных и неумолимых.

— Понятия не имею, о чем вы? — растерянно произнесла женщина.

— Я просто хочу купить Блэквуд, Дорис.

Он произнес ее имя вслух, как бы пробуя его на вкус. То, как ее имя прозвучало в его устах, вызвало у женщины взрыв внутреннего протеста.

Она пристально посмотрела на него и четко проговорила:

— Блэквуд не продается, понятно?

— Наивным людям свойственно говорить так. Разве не все имеет свою цену? Разве вы не платите за право сносно жить здесь? Неужели вы не обиделись, когда старик оставил дом Патрику? — Он произнес эти несколько фраз подстрекательским тоном. — Однако, — продолжил он теперь уже с интонациями судьи, выносящего вердикт, — вы блестяще справляетесь с привычной для вас работой — как и прежде, живете здесь задаром и играете при этом роль хозяйки поместья. А еще развлекаетесь с любым из жеребцов, который придется вам по вкусу.

Ваза не была подлинником — она знала об этом из описи, когда оформлялось наследство ее супруга, но, тем не менее, это было все же произведение искусства. Жаль, конечно, и то, что на пол полетели прекрасные розы, — она незадолго до этого сама поставила их в эту вазу. Но все это ничто по сравнению с удовлетворением, которое Дорис испытала, увидев лицо Брюса Кейпшоу, когда вода потекла по его дорогому костюму. Порыв иногда бывает очень оправдан, пронеслось в ее мозгу.

Его комментарий был соответствующего содержания, но ей показалось, что он приложил массу усилий, чтобы остаться в рамках относительного приличия. Гнев, который буквально излучали его глаза, поверг Дорис в дрожь. Однако ее поразило то, что человек с таким бурным темпераментом, тем не менее, умеет сдержать свои разбушевавшиеся эмоции.

— Надеюсь, вы получили удовольствие.

Его небрежный тон почему-то встревожил Дорис.

— Да, это было приятно, — откровенно призналась она.

Но явно недостаточно. Всего за несколько минут Брюс сумел оскорбить ее так, как не удавалось еще никому в жизни. Ее просто трясло от гнева.

— Рано или поздно, но вам придется вспомнить о том, что здесь произошло… и расплатиться за содеянное.

— Меня тошнит от отвращения к вам.

Дорис бросила эти слова ему в лицо. При этом глаза ее раскрылись так широко, как только позволяла природа.

Она не могла унять дрожь, мысли путались. Не может быть, чтобы Патрик решил продать Блэквуд. Это место, где ей дорог каждый камень, каждый никчемный неудобный закоулок.

— Вы, наверное, считаете, что я должна была бы трепетать перед вами, содрогнуться от вашего хамства, но я еще в детстве научилась давать отпор нахальным мальчишкам и посылать их подальше. Такой же тактики предпочитаю придерживаться и сейчас вне зависимости от возраста наглеца. Повторяю еще раз, мистер Кейпшоу, Блэквуд не продается. Но даже если бы дело дошло до этого, вы были бы последним среди претендентов.

Сама мысль, что этот прекраснейший на земле уголок может попасть в руки человека с душой автомата, потрясла Дорис. Она откинула голову, чтобы подсыхающие волосы рассыпались привычной волной, красиво обрамляющей лицо. Глаза ее приобрели стальной блеск, отвергающий какой-либо намек на возможность примирения с обидчиком.

Брюс смотрел ей в лицо не моргая, с непроницаемым выражением. И вдруг сказал неожиданно мягким голосом:

— И, тем не менее, Блэквуд не ваша собственность и не вам решать вопрос о его продаже.

От этого замечания ее лицо вспыхнуло, щеки стали темно-пунцовыми, горло перехватил спазм. Она действительно не была владелицей Блэквуда, но за минувшие годы ее связи с поместьем стали столь прочными, что она привыкла не задумываться над этим прискорбным фактом.

Еще ребенком она жила с тетей Элис в сторожке. Тётя готовила для всей семьи. Это не было слишком обременительным, потому что Патрик в основном жил в интернате, а его отец беспрестанно разъезжал по разным странам с лекциями или занимался раскопками в совершенно неприспособленных для существования человека уголках земли.

Зато она беспрепятственно освоила все закутки в Блэквуде и полюбила здесь все. Привязанность эта росла год от года. Позднее она стала хозяйкой дома, но это продолжалось недолго. Зато с того времени полноправного владения поместьем в сердце осталась непроходящая глухая боль, смешанная с чувством удовлетворения, что так все-таки было.

— Я имею полное право жить здесь.

Она пыталась защитить свою позицию, сжав от возмущения кулачки.

Где-то под ложечкой она почувствовала пустоту, когда он встал и попытался отряхнуть свой пострадавший костюм с брезгливой гримасой на лице. И ей все-таки стало неудобно за свой поступок, но это чувство быстро улетучилось. Зато на нее произвело впечатление то, как он двигался: мягко, с затаенной силой, не нарушавшей координации движений. Он мастерски владел своим телом.

Дорис подавила желание несколько умерить свой наступательный пыл, потому что это послужило бы доказательством влияния на нее физической силы Брюса.

— Кстати, в завещании сказано, что Блэквуд может быть моим домом до тех пор, пока я желаю этого. Или пока не выйду замуж. И Патрик не может продать поместье, пока я живу здесь. Не думаю, что ему приятна идея превратить дом в отель. Он бережет фамильную честь и историю дома.

Лицо ее по-прежнему выражало неприязнь к вынужденному собеседнику, а в голосе сквозило презрение. Сама мысль, что ее любимый Блэквуд может стать частью империи Кейпшоу, заставила Дорис думать о Брюсе как о злодее-похитителе ее тщательно оберегаемого сокровища. Ей хотелось физически содрать с его лица самодовольную ухмылку.

— Думаю, вам трудно было бы перенести, если бы Патрик лишил вас столь удобного «полигона». В этом прекрасном уголке миссис Ленокс может играть в столь сладостные для нее игры по заманиванию выгодного жениха. Вы же не станете оправдываться, говоря, что на самом деле все не так?

Зеленые глаза смотрели так высокомерно-насмешливо, что зубы ее стиснулись сами по себе в приступе гнева. В менее напряженной ситуации она первой посмеялась бы над абсурдностью его подозрений.

— Сколько вам было, когда удалось подцепить первого простака… девятнадцать?

— Восемнадцать, — поправила она его ледяным голосом.

Темная бровь дернулась: «Прощу прощения за ошибку».

Затем он продолжил свою мысль:

— Уж если тогда, в столь юном возрасте, вы оказались способны на такое прагматичное решение, назовем это так, то по мере взросления квалификация хищницы должна оттачиваться. Мне казалось, что стоило бы передохнуть после того, как старый глупец ушел в мир иной.

Прошло то время, когда она краснела и переживала из-за подобных домыслов. Разница в возрасте между нею и мужем уже сама по себе могла развязать языки для сплетен, но к этому добавлялась и разница их общественного и социального положения. Она просто не могла избежать участи стать мишенью для злословия.

Дейв легче сносил пересуды, а она в критические моменты была готова сломаться. К тому же его друзья скорее отдавали ему роль соблазнителя, чем ей — искательницы сокровищ. Но она нашла способ самозащиты, напуская на себя холодное безразличие, которое можно легко перепутать с природным высокомерием. В душе она посмеивалась над теми, кто принимал ее маску за чистую монету, но, так или иначе, это служило ей надежным оружием обороны.

— Сомневаюсь, что мои жизненные планы каким-то образом связаны с вашей особой.

Она проговорила это как раз тем самым тоном, который так соответствовал маске супердамы.

— Дорис, дорогая, это, как говорится, факт из вашей биографии. Все, что касается вас, интересует меня до того момента, пока я не добьюсь желаемого. Уверяю, вы были бы просто поражены, узнав о степени моей осведомленности обо всех подробностях вашей жизни. Патрика не надо заставлять рассказывать о дорогой мачехе. Вас что, возбуждала, что ли, ситуация, когда и отец и пасынок оказались влюблены в вас одновременно?

— Побойтесь бога! Патрик всегда был для меня скорее братом.

— Ну да, а парень в бассейне, без сомнения, ваш дядя! Какая чудесная и разнообразная семья.

Дорис опешила от неожиданности. Какой абсурд пытаться сделать из нее хищную сирену. С другой стороны, абсолютно ясно, что спорить с этим упрямцем бессмысленно. Да и, собственно, почему она должна перед ним оправдываться?

— Итак, мы с вами выяснили, что я очень расчетливая, коварная особа женского пола, к тому же не собирающаяся убраться из Блэквуда и позволить вам тем самым приобрести поместье. Причина в том, что мне здесь, очень удобно обделывать свои делишки. Не так ли?

Она обдуманно придала своим губам капризное выражение. Нет, нельзя позволить изъять душу из этого замечательного старого дома. Дорис почувствовала головокружение от странной смеси отвращения, вызова и какой-то дерзкой веселости. Ее глаза сверкали, отражая несокрушимую решимость не отдать в руки Брюса Блэквуд.

Зато его глаза сузились. От злости?

— У меня вызрело решение предложить вам финансовый путь решения проблемы. — Высокомерная улыбка прозмеилась по его чувственным, четко очерченным губам. Неожиданно для себя она была вынуждена опустить глаза.

— Не возбуждайтесь, Дорис. Эта мысль пришла мне в голову до того, как я осознал, как сильно ваше влияние на Патрика. Прежде я думал, что он опекает вас как бедную, беззащитную девочку, эдакий цветочек, который может сломаться без надлежащей опоры. Но я ошибся. Женщины вашего типа вызывают у меня неприятие. Вы готовы переступить через любое живое существо, лишь бы вам комфортно жилось. Ну а если кому-то придется пострадать ради вашего удобства, то и черт с ним! Разве не так? — в голосе его звучала открытая неприязнь.

Дорис осознала, что его грубая атака действует на нее сильнее, чем ей хотелось бы.

— Меня не интересуют ваши рассуждения. — Она сумела произнести эти несколько слов весьма насмешливым тоном. — Тем не менее, ваши высказывания о женщинах того типа, к которому, по вашему мнению, я принадлежу, весьма любопытны.

Зеленые глаза стали похожи на узкие бойницы. Брюс встал и круто повернулся на каблуках.

— Маленькая потаскуха. — Он произнес это утвердительным тоном, как бы вынося приговор. — Ты используешь мужчин в своих целях, потому что с малолетства поняла, что таким образом легче получать необходимое тебе, чем добиться своих целей работой. Ты спала с мужчиной, который был старше, чем мог бы быть твой отец. Но ты не считала это чрезмерной платой за свое безделье. Ты эгоистка до мозга костей, в противном случае не осталась бы тут, принося страдания Патрику…

— Понятно. Значит, вами двигают чисто альтруистские соображения.

Дорис засунула руки глубоко в карманы халата, как бы уберегая свои тонкие пальцы от непреодолимого желания вцепиться в его противно ухмыляющееся лицо. Она не собиралась опровергать пункт за пунктом его вздорные обвинения, хотя могла бы пару раз ткнуть его носом в очевидную ложь.

— Не кажется ли вам, что Блэквуд слишком маленький кусочек, чтобы войти в империю Кейпшоу? — Эти слова она произнесла уже достаточно спокойно, хотя и не без иронии. — А может быть, вы просто собираетесь снести дом и построить на его месте громадину с сотней комнат, похожих друг на друга как две капли воды?

— Этот дом? — Он фыркнул как обозленный жеребец. — Что может знать о настоящем доме хваткая бродяжка, если не считать умения все развалить. Вы довели здесь все до плачевного состояния, но Блэквуд, несмотря ни на что, все же имеет определенную ценность. Уверен, вы пошли бы на убийство, узнай, что старик собирается оставить Блэквуд сыну. Может быть, перед смертью он понял, что вы за штучка? — Когда он высказал такое предположение, глаза его загорелись, как два угля. — Вам не нравится, когда кто-либо распознает вашу сущность, дорогая. Не правда ли? — На сей раз он говорил медленно, с каким-то странным удовлетворением глядя ей прямо в лицо. — Так, как раскусил вас я.

— Мне трудно удержаться и не сказать вам, что оценка моей особы далека от истины, а это следствие того, что вы вообще жизнь воспринимаете в странном свете.

Тон Дорис был чуть ли не сердечным. Ей хотелось верить, что Патрик все же не слишком тесно связан с этим малопривлекательным типом.

— Так вот какой может быть Дорис Ленокс, ну просто маленькая, трущаяся об ногу болонка. Бедный Патрик, вы частенько берете его с собой на прогулки?

— Оставьте Патрика в покое.

Неожиданно она ощутила, что ее глаза наполняются непрошеными слезами. Дорис сердито взмахнула ресницами, чтобы удержать их, но одна слезинка, как одинокая жемчужинка, все же сбежала по щеке.

Брюс следил за этой жемчужинкой почти что с восхищением. Затем опять посмотрел ей прямо в глаза.

— Уверен, что для Патрика было бы очень поучительно увидеть вас такой, какая вы есть на самом деле, — заявил он, возвращаясь к прежнему тону беседы. — Не сомневаюсь, что тогда он перестал бы быть таким всепрощающим.

Голос Брюса на сей раз прозвучал менторски. И еще он добавил чуть ли не с похвалой:

— Это великий талант — уметь пролить слезу по заказу в нужный момент. Но дамские слезы разжалобить меня не в состоянии… они просто вызывают у меня раздражение.

— Как бы вы ни старались, все равно поссорить меня и Патрика вам не удастся, — заявила Дорис с подъемом.

Ее отношения с пасынком крепки как сталь. И ничего эта противная рожа противопоставить их дружбе не могла.

Мысль о том, что Патрик по какой-либо причине захотел бы расстаться с ней, казалась Дорис более чем абсурдной. Это же был ее… их дом. Более того, он не раз поддразнивал ее за излишнюю преданность этой развалине. Порой, как бы в шутку, интересовался, что она станет делать, когда возникнет необходимость поселить здесь его собственную семью. Ведь дети есть дети.

Дорис постаралась отогнать от себя подобные мысли и обратила свой взгляд на противника, на сей раз предостерегающе ей улыбавшегося.

Она услышала, как насвистывает Патрик, явно приближаясь к тяжелой дубовой двери. Чтобы, упаси бог, он не прошел мимо, Дорис направилась к двери, стремясь открыть ее. Этот мужлан просто будет вынужден вести себя цивилизованнее в присутствии Патрика, подумала она с облегчением.

— Что такое, — раздраженно воскликнула она, когда Брюс с непонятной поспешностью и цепкостью схватил ее за руку и привлек к себе.

— Мне нравится ваше умение владеть собой. — Его смуглое лицо приблизилось настолько, что у Дорис закружилась голова. — Кроме того, я ваш должник по части цветов.

Нервный спазм перехватил горло, она понимала, что сейчас произойдет, но решила не сопротивляться. Она сомневалась даже в том, дать ли ему пощечину в случае попытки поцеловать ее, а по всему было ясно, что именно это он и попытается сделать. Что ж, вполне логично, с его точки зрения: во-первых, он продемонстрировал бы ей свое явное физическое превосходство, а во-вторых, наглядно дал бы понять Патрику, какого рода занятия, по его мнению, являются любимым времяпровождением его мачехи.

На какое-то мгновение ей показалось, что Брюс Кейпшоу обезоружен кроткой усмешкой, пробежавшей по полным, розовым губам Дорис. Он с такого расстояния мог видеть ниточки кровяных сосудов, пересекавших трепетавшие от напряжения веки, потому что Дорис не хотела разжать их и открыть глаза. Она с видом жертвы повисла всей тяжестью на обнимавших ее руках, не просто обнимавших, но и прижимавших к груди.

Лицо Брюса стало лицом хищника, когда он наклонил голову, чтобы выполнить разгаданное Дорис намерение.

И в следующее мгновение она буквально окаменела от потрясения, когда ощутила уверенное, но деликатное прикосновение холодных губ к своим. Глаза ее широко открылись, ей с трудом удалось сохранить равновесие, нарушившееся, когда Брюс резко убрал руки. Она заглатывала воздух нервными вздохами, так и не осознав до конца, что же все это значило. Внезапно наступило просветление. Если это можно так назвать!

Дорис чувствовала, что из ее горла рвется с трудом сдерживаемый стон, и поняла, что руки ее с какой-то противоестественной легкостью перебирают темные густые волосы, падающие на мощную шею. Поцелуй этот, легкий, дразнящий, как бы проверочный, и вместе с тем целомудренный, пробил брешь в ее обороне, выстроенной против притягивающего ее обаяния этого человека. Может быть, отгадка крылась в нежной силе его рук? Потусторонняя темная энергия, которую он источал, была наполнена эротическим магнетизмом.

Дорис сделала инстинктивную попытку освободиться от наваждения. Она не ощущала сейчас бега времени, оно измерялось только ударами ее сердца. Лицо Дорис побледнело, дыхание сбивалось. Волнение еще больше усиливал взгляд изумрудных глаз. Ее собственные глаза метали молнии, в них читалось нежелание повиноваться.

— Не стоит изображать оскорбленную невинность, Патрик удалился некоторое время назад.

Брюс произнес эти слова безразлично-циничным тоном.

Патрик! Господи, как же она могла забыть, что он тут, рядом! Волна слабости накатила на нее. Этот человек вел себя оскорбительно, выводил ее из себя, а вдобавок ко всему еще заставил реагировать на себя, словно она маленькая сексуально озабоченная идиотка!

— Вы самый отвратительный, мерзкий, эгоистичный…

Он прервал Дорис:

— Вы совершенно очаровательны, когда выходите из себя. — Тон заявления походил на тот, которым диктор по радио сообщает погоду на завтра, эмоции не прослушивались. — Это идет такой перезревшей красотке…

— Перезревшей? — Она нервно сглотнула. — Почему перезревшей?

И тут до нее дошло, что он просто издевается, но Дорис не могла не признать, что его слова глубоко ранят ее самолюбие.

Бледность лица подчеркивала бездонность и таинственность глаз молодой женщины, и какая-то неведомая сила притягивала его тяжелый взгляд к ее полным подрагивающим губам.

— Уж если вам и удалось расшевелить во мне что-то, так это полную и глубокую неприязнь.

Дорис попыталась сдержать сквозящее в ее голосе раздражение. Ей вовсе не нравилась собственная несдержанность и тем более неспособность скрыть свои чувства в определенные моменты разговора.

— Вы явно действуете по собственному сценарию, мой ангел. Не так ли? Но эта тактика бесполезна, когда вы имеете дело с кем-либо, кто не станет терять рассудок и стоять на задних лапах каждый раз, когда вы взмахнете своими прекрасными ресничками. Мне приходится встречать на своем пути множество женщин, для которых, как собственно и для вас, главной целью в жизни является заарканить богатого мужа. Подчеркиваю, я в подобных играх не участвую. Но как ни странно, — продолжил Брюс нарочито сухим тоном, — в создавшейся ситуации наличествуют и определенные выгоды.

Его губы, кривившиеся в соответствии с тем, что он говорил, почему-то вгоняли ее в панику, которую она лихорадочно стремилась подавить.

— Вы употребили выражение «заарканить богатого мужа». — Дорис буквально фыркнула, довольная тем, как ей удалось выговорить такое словосочетание. — Это плод вашего воображения, господин Брюс Кейпшоу. И о каких таких «выгодах» вы бормочете. — Голос Дорис дрожал от гнева, и она от возбуждения даже стала притоптывать ногами. — Даже такая маленькая, корыстолюбивая, как вы выразились, «потаскуха» все же имеет свои принципы.

— Признайтесь, цвет волос у вас натуральный или вы краситесь? Кстати, вы можете соперничать с красками осени в Новой Англии.

Глазами он почти ласкал ее волосы, ниспадавшие на плечи и, казалось, жившие собственной, не зависящей ни от чего и ни от кого жизнью.

В какой-то момент ей показалось, что он запустит руку в ее кудри и пропустит пряди сквозь свои длинные пальцы.

— При виде такой ведьмочки, как вы, следует дважды подумать, прежде чем решить, можно ли превратить ее в респектабельную женушку, — задумчиво проговорил Брюс.

Он рассуждает так, будто речь идет о покупке нового автомобиля, подумалось ей.

— Нам не о чем говорить, — произнесла она вслух, а про себя подумала: он же меня вовсе не слушает, ему и в голову не приходит обращаться со мной как с равноправным человеком.

И чтобы хоть как-то досадить Брюсу, с опозданием отвечая на его вопрос-комплимент о цвете волос, заявила:

— Все мои округлости накладные, на голове у меня, естественно, парик, ресницы искусственные, а каждую вторую неделю мне удаляют хирургическим путем излишние жировые прослойки. Надеюсь, этой информации достаточно, чтобы оградить меня впредь от ваших визитов и посягательств. Я понимаю, что вашей жизненной трагедией, возможно породившей комплекс неполноценности, является то, что женщины почему-то не горят желанием стать вашими покорными рабынями.

Подлинные эмоции Дорис выдавала полная неискренность ее тона. Он громко рассмеялся, что никак не соответствовало тому, что Дорис пыталась ему втолковать. Чему радуется этот человек, поистине сравнимый чувствительностью с носорогом?

— Когда Патрик в следующий раз решит ублажить босса, скажите ему, чтобы он упредил меня о вашем прибытии. И я стану попадаться вам на пути, куда бы вы не направлялись.

Хлопнуть дверью — чисто девчоночья реакция. Но она была все же довольна своей решительностью. Вверх Дорис бежала, перескакивая через две ступеньки сразу.

Дрожа от возбуждения, Дорис закрыла за собой дверь спальни и прислонилась к ней. Вроде бы она чувствовала себя неплохо, вот только коленки предательски дрожали. Это было запоздалой реакцией на все то, что произошло внизу. Что я сделала такого, что унизило бы меня? — пыталась она теперь анализировать свое поведение. Что я поцеловала его в ответ более страстно, чем сделал он? Дорис заставила себя вспомнить все детально и с легким стоном бросилась на постель.

— Ну почему я такая глупая, глупая?.. — твердила Дорис.

И каждый раз повторяя со смаком «глупая», она молотила кулачками ни в чем не повинную подушку.

Никогда раньше ей не доводилось испытывать чувства ненависти по отношению к кому-либо. И вот теперь она глубоко ненавидела Брюса Кейпшоу, но вовсе не за то, что он пытался подавить ее индивидуальность, а совсем за другое. Он высвободил ту часть ее внутреннего «я», которую она предпочитала игнорировать и прежде успешно скрывала даже от себя.

Она наивно полагала, что человек может обойтись без секса. Разве плотская любовь так уж важна? Дейвида она в твердости своих принципов убедила, и у него ни разу не было повода сомневаться в ней, в ее стопроцентной порядочности. Любовь чистая и непорочная казалась ей превыше всего, а Дейвид и стал для нее именно такой любовью. О, если бы он сейчас был здесь! И горе Дорис вырвалось из-под контроля ее рассудка. Брюс Кейпшоу не имел права доводить ее до такого состояния!

Прошел, наверное, уже час с того момента, как завершилась бурная сцена внизу, когда раздался стук в дверь. Дорис знала, что это Патрик. Все это время она провела в мучительных попытках осмыслить, почему Брюс повел себя с ней подобным образом. Прежде чем ответить на стук, она быстро глянула на свое отражение в зеркале. Как ни странно, лицо ее выглядело вполне безмятежным. Поразительно, что ей удалось спрятать под маской благопристойности все, что бурлило у нее внутри. Но как бы там ни было, она была рада этому.

Инстинктивно тряхнув копной кудрей, она спокойно произнесла:

— Входи!

— Дорис, как дела?

И снова она поразилась: юноша смотрел на нее так бесстрастно, будто и не был свидетелем недостойной сцены внизу. Решая, о чем мог сейчас думать Патрик, Дорис коротко поинтересовалась:

— Он ушел?

— Что все-таки между вами произошло?

— У меня не создалось впечатления, что я нравлюсь твоему боссу.

Она положила свою узкую ладонь на широкую мужскую, которая покоилась в нескольких дюймах от ее бедра.

— Да нет. Скорее, ты слишком ему нравишься.

Он повернул ее ладошку вверх, как бы исследуя линию жизни; коротко остриженные ногти подчеркивали красоту длинных пальцев.

— Я ведь знаю Брюса, знаю его умение контролировать себя…

В глазах юноши читалась глубокая озабоченность. Теперь он смотрел прямо в лицо Дорис.

Она заставила себя рассмеяться. Но, чтобы спасти ситуацию, учитывая степень возможного влияния Брюса на карьеру Патрика, необходимо было отвести боссу надлежащее место. Тут уж не до щепетильности. Пусть босс покажется парню не заслуживающим преклонения.

— Слушай, это была какая-то мимолетная прихоть с его стороны!

Правда, она при этом отвела глаза и нервно хрустнула пальцами.

— Не в правилах Брюса демонстрировать капризы.

Дорис, вспомнив, что сотворило с ней простое прикосновение его прохладных губ, приняла эту информацию не без удовлетворения. Нет, она вовсе не собиралась дурачить себя — любая ответная реакция, которую ему удалось породить в ней, была на самом деле плодом хладнокровного расчета. Она вздрогнула при мысли о том, какое опустошение мог принести этот человек в жизнь кого-либо, попавшегося ему на пути.

Дорис хмыкнула, осознав, насколько опасно пробудить в Патрике рыцарские чувства.

— Честное слово. Он показался мне навязчивым и раздражающим. Прими во внимание и состояние моих нервов перед экзаменами, — она сделала неопределенный жест рукой, — но… и, конечно, очарование моей особы. Поверь, все это чепуха!

Патрик стал подниматься, медленно расправляя длинные конечности. В нем не было той звериной грации, которую непроизвольно демонстрировал Брюс.

Сравнение пришло ей на ум совершенно непроизвольно, и она упрямо прошептала:

— Нет, ничего не было!

Она заставила себя распрямить судорожно сжатые пальцы, почувствовав, что ее достаточно острые ногти уже впились в мягкую ткань ладошек.

— Я рад этому, Дорис.

Он поправил сползшие очки. Этот жест всегда давал ему нужную паузу для правильного подбора слов.

— Я очень рад, — повторил он снова с нажимом. — Тебе уже пора выходить из заточения, но, умоляю, пусть это не будет Брюс! Я люблю его, он блестящий человек, всегда ждет чуда и творит чудеса сам. Но… — Патрик прочистил горло, — женщины буквально падают в его объятия.

— С чем его и поздравляю. — Лицо ее оставалось вежливо бесстрастным, но в памяти осталась зарубка. — Ты же не хочешь, чтобы я повторила судьбу одной из таких дам?

— Дорис, не забывай, тебе двадцать три года, ты вдова, заветная добыча для многих мужчин. Вместе с тем назвать тебя опытной соблазнительницей — явное преувеличение. — Он подтвердил свое убеждение ухмылкой и характерным жестом. — Пожалуй, бойкая шестнадцатилетняя девчонка может заткнуть тебя в этой области за пояс. Я знаю, что ты осознаешь это, и Лэм наверняка подозревает об этом. Но мужчины, подобные Брюсу, могут заблуждаться.

— Надеюсь, ты ни с кем не обсуждал данную тему? — Неожиданный испуг охватил ее, серо-голубые глаза даже потемнели. — Так говорил ты с кем-нибудь или нет о моих проблемах?

Лицо его сделалось злым.

— Неужели ты можешь подозревать меня в этом? Теперь уже она выглядела виноватой и злилась на себя за приступ внезапного страха.

— Он не имел права…

Слова вырвались на свободу как птицы из клетки. А его пальцы на дверной ручке даже побелели от того, как он сжал их, глаза как два винтовочных ствола смотрели сейчас на нее.

— Проклятые восемнадцать…

Заряд ненависти в голосе юноши шокировал Дорис.

— Я знала, что будет именно так. Это не было игрой с его стороны.

— Ты знала? Знала? Что ты вообще можешь знать или понимать в этих сложных делах. Тебе исполнилось всего восемнадцать, ты боготворила мужчину гораздо старше тебя…

Они возвратились в разговоре к браку Дорис с Дейвидом, который его сын открыто не одобрял. А может быть, ревновал ее?

— Отец знал твое отношение к нему и просто эксплуатировал твою юность и эмоции, так что я до сих пор не могу ему этого простить, — продолжил Патрик свою мысль.

— Я любила Дейва. — Голос Дорис охрип. — Разница в возрасте не играла никакой роли. И почему, скажите на милость, женщина не имеет права обожать собственного мужа?

С ее стороны это была слабая попытка опровергнуть скрытое обвинение в легкомысленности.

Для нее чудом было уже то, что он полюбил ее, захотел, чтобы она стала его женой. Ведь это был Дейвид Ленокс, такой добрый к ней и всегда такой далекий, как мерцающая звезда. А она, как цветок к солнцу, потянулась к проявившему теплоту и сердечность человеку. Все это теперь вспоминалось как прекрасная сказка. Но в отличие от чудесной сказки на горизонте не могли не появиться грозовые облака.

Патрик между тем продолжил свой обвинительный приговор:

— Он не преминул воспользоваться ситуацией: крошка Дорри, податливая, желающая, чтобы кто-то ею руководил. Но в одном смысле маленькая Дорри уже не была маленькой. Застенчивая, но с телом Афродиты, с мозгом, как губка впитывающим всю интересующую ее информацию. Ты создала его благородный образ на основе этих идиотских дамских романов.

Патрик явно старался снизить уровень агрессивности в своем голосе.

— Ну да, он же и выглядел таким благородным… На самом деле отец обманывал тебя, пользуясь твоей наивностью. Твоя молодость была своего рода эликсиром против надвигающегося старческого окоченения.

— Нет, неправда! Это я хотела разделить с ним то время, которое ему еще было отпущено!

— Ну и что, он позволил тебе сделать это? — Патрик иронически усмехнулся: Господи, до чего же она все-таки наивна. — Поверь мне, ты заслуживала лучшей участи, — заключил он просто, без нажима на эмоции. — Кстати, я позволил себе принять одно приглашение, касающееся и тебя. Я было засомневался, но когда понял, что у тебя нет ничего серьезного в отношении Брюса, то успокоился…

В ее душу закралась тревога, когда она попыталась понять, что прячется в глубине бледно-голубых глаз Патрика.

— Что за приглашение?

— Всего-навсего обед в ресторане отеля «Корона», где остановился Брюс.

— Я подумаю, — холодно пообещала Дорис.

Но сила ее эмоций немедленно зашкалила бы любой прибор.

— Нечего тебе раздумывать! Любой девушке нужна смена впечатлений. Необходимо сделать перерыв в занятиях… как бы тебе не сломаться от перенапряжения.

— Ничего подобного. Это нормальное состояние любого студента в это время года. А я хочу быть примерной студенткой.

— Ну, да «постарайся для папочки»?

— Нет, для себя самой, — ответила она, встревоженная и даже шокированная насмешкой, прозвучавшей в его голосе.

— Тебя ждет замечательный вечер с двумя чертовски привлекательными мужчинами… Прекрасная еда. Это то, что тебе просто необходимо. — Он снова употребил это слово «необходимо». — Да, и надень что-нибудь такое… сексуальное.

«Сексуальное»? Дорис озадачилась — подходит ли вообще хоть один предмет из ее гардероба под это определение? Кроме того, в каких же подозрениях она утвердит Брюса, если и в этот раз будет выглядеть, как тогда в купальнике?

Правда, тот поцелуй, ставший своего рода местью, сломал старательно возводимые ею барьеры. Она не была готова к тому, чтобы противопоставить свою волю спровоцированному этим непостижимым мужчиной ощущению неудовлетворенности, сексуального голода.

Потрясающая ситуация — она вдова, но, тем не менее, просвещенность ее в элементарных основах любовной игры практически равна нулю. Да, похвастаться нечем! Дейвид никогда не пытался скрыть от нее правду. Во всяком случае, с того момента, как признался в своих чувствах к ней. Согласно ее тогдашнему жизненному опыту, она решила, что, в конце концов, хотя она ничего и не приобретает, но ничего и не теряет. Она наивно полагала, что оставаться в неведении относительно секса даже спокойнее. То, что из-за лекарств ее муж, может быть, на время, но все же стал импотентом, было ничто для нее по сравнению с провозглашенной им высокой любовью.

Ее зачаровало то, что этот выдающийся во всех смыслах человек сделал именно ее, Дорис, центром своей вселенной. Его болезнь казалась только незначительным препятствием на пути к их будущему счастью. Побочный эффект такого странного сосуществования был минимальным, во всяком случае поначалу. Она не сомневалась, что общими усилиями они преодолеют проклятый недуг. Это было ровно за шесть месяцев до того дня, когда она осознала, что суровая реальность не так уж податлива на ее стремления сделать все как можно лучше.

За пару недель сильный мужчина на ее глазах превратился в немощного инвалида. Тут уж стало не до сомнений и страхов, если она хотела хоть чем-то помочь ему. Резкая смена положений, когда она из опекаемой девочки вдруг стала единственной опорой мужа, была не так проста для Дорис. Она понимала, что настоящая боль из-за создавшейся и, скорее всего необратимой ситуации еще впереди. Но пока главное заключалось в том, чтобы помочь Дейву. Он в ней нуждался.

Единственным, что по-настоящему отравляло ее жизнь, стала мысль о том, что у них с Дейвом не может быть ребенка. Из-за этого их странный союз зачастую казался ей весьма призрачным.

Ее неопытность настолько не бросалась в глаза за два года пребывания Дорис в статусе вдовы, что ни один из крутившихся рядом сердцеедов не смог разоблачить ее, но и не вызвал у нее нормальной женской реакции на попытки ухаживать. Она полностью погрузилась в занятия. Когда-то Дейв сумел внушить ей необходимость получить образование. Кстати, это произошло задолго до того, как он проявил к ней особый интерес. Косвенным образом это было связано с Патриком. Тот не внял увещеваниям отца и, следовательно, Дорис в каком-то смысле заменила собой объект просветительской агитации Дейвида.