Музыка ночи

Глава 16

Когда она вернулась домой, дождь сменился дружелюбной изморосью, отчего весь мир казался прохладным, а зелень посвежела. Элли выпустила Эйприл побегать, а сама стояла на крыльце, дожидаясь собаку.

На холме, на фоне светлых стен оранжереи, она увидела высокую темную фигуру Маркуса. Его машина была припаркована рядом, но место, где обычно стоял грузовичок Блю, пустовало. Она, не раздумывая, отправилась вверх по холму. Мокрая трава хлестала по щиколоткам, и ей приходилось пригибаться под дождиком. Она посвистела Эйприл, чтобы та бежала следом.

Маркус увидел ее, это она поняла по тому, как он на полсекунды задержал очередное движение, но не выпрямился, дожидаясь ее, а продолжал работать.

— Эй, Маркус, — позвала она.

Элли подумала, что он может притвориться, будто не заметил ее, и изобразить вежливое удивление. Но это было не в его стиле. Маркус остановился, чтобы кивнуть ей.

— Если ты ищешь Блю, то он отправился в хозяйственный магазин. Скоро вернется.

Элли думала, что, подойдя, она задаст Маркусу несколько вопросов о Мейбл, но сейчас решила только прояснить ситуацию с приглашением. Минуту она наблюдала за его равномерными движениями, за тем, как его ловкие руки обрывали траву у края стены.

— Что-то не так? — спросил он.

Она набрала в грудь побольше воздуха.

— Да. Думаю, да. Блю сказал, что сегодня мы приглашены к вам на ужин, и, ну… — Она сунула руки в карманы. — Я только хотела сказать, что это не обязательно. Я вижу, у тебя какая-то проблема. — Она боялась запутаться в словах, поэтому выпалила все сразу: — Из-за того, что мы с Блю встречаемся, и я не буду притворяться, будто не понимаю этого. Но до сих пор ты казался настроенным дружелюбно, значит, у тебя должны быть свои причины. Я хотела сказать тебе, вовсе не обязательно, — она сделала паузу, — изображать, что ты ко мне хорошо относишься. — Она сдунула с губ прядку волос.

Он выпрямился, слушая ее.

— Это все?

Она кивнула. Он вытер руки о красную тряпку.

— Я хорошо к тебе отношусь, Элли. И мне нравится, что ты привела в чувство Блю. — Он поднял бровь. — Полагаю, один из вас останется с разбитым сердцем, но так иногда случается в жизни. Хотя Алиша другого мнения. Когда ты уедешь, она, похоже, больше не пустит Блю в свой дом.

Элли насупилась.

— Тогда почему…

Он поднял руки, глядя на нее прямо и серьезно.

— Твоя мать Диана Коннор?

— Что? — Словно кулак сжал ей сердце.

Блю, конечно, не мог выдать ее. Нет! Как только появилась эта мысль, она уже знала, что это невозможно. Маркус изогнул бровь, ожидая ответа. Было невозможно лгать, глядя в его темные, серьезные глаза. Элли кивнула и поняла, когда ему стало известно об этом.

— В доме Роузмэри в ту ночь, верно?

— Да. Зачем ты говорила всем, что собираешься писать книгу о Мейбл?

— Это правда. Просто меня слишком искушала попытка выяснить, — она подняла плечо, испытывая унижение от того, что не знала даже имени своего отца, — что здесь тогда случилось.

— Случилось? Элли вздохнула.

— Она вернулась домой беременная и так и не сказала, кто отец ребенка. Мой отец.

В воздухе повисла напряженная тишина. Элли наконец подняла голову и заметила странное, сосредоточенное выражение лица Маркуса.

— Ты ищешь своего отца?

— Драматическая история, верно? — Намокшее кольцо волос упало ей на лоб, и она отвела его. — Ты знал ее?

— Немного. Почему ты просто не спросишь ее? — Элли поняла, что он не мог знать всей истории.

— Она умерла, когда мне было два года. Тогда это не обсуждалось.

— Умерла? — Элли кивнула.

— Извини.

На дороге послышался шум машины Блю.

— Маркус, ты, случайно, не знаешь, кто это может быть? — Он резко дернул головой.

— В этом я не смогу тебе помочь. Думаю, если тебе суждено узнать, то Господь найдет способ раскрыть все. — Он поджал губы, прикоснулся двумя пальцами к бородке. — Ты, наверное, гадаешь, почему твоя мама ничего не сказала? Наверное, потому что не хотела, чтобы ты знала.

Он знал, Элли была уверена в этом на все сто.

— Может, ты и прав, — проговорила она. — Спасибо. У всех есть свои секреты. Кажется, у Маркуса тоже. Но, торопясь вниз по холму, она подумала, что Маркус, возможно, оберегает Конни. Что придавало еще большую весомость предположению, будто Джордж Юинг и был ее отцом. Довольно любопытная история!

Блю проснулся в самый тихий час ночи и обнаружил, что он в кровати один. На мгновение, одурманенный виски, который он выпил у Маркуса, он решил, что Элли его уже бросила, и протянул руку. Ее место было теплым. Наверное, она вышла в ванную.

Пайкет на его подушке повертелась, ударившись мордочкой о его макушку, и он улыбнулся, убирая голову.

— Глупая кошка. — Он осторожно погладил ее по костлявой спинке.

Элли не вернулась ни через пять, ни через десять минут. Тогда Блю встал, надел джинсы и, подхватив кошку, отправился на поиски. Ее не было на кухне, хотя он заметил, что она наливала себе чаю. Он проверил веранду. Пусто. Выглянул из окна, но в ее домике было темно. Наконец, позволив кошке устроиться у него на шее и мурлыкать в ухо, он стал подниматься на чердак.

Элли не сразу услышала его. Блю стоял в дверях, ошеломленный тем, что увидел. На ней была только одна из его рубашек, задравшаяся с одного боку, открывавшая бедро, явно голое. Волосы она убрала в небрежный узел, и, как всегда, из него выбивались локоны, которые падали ей на лоб и шею, и эта картина тотчас вызвала в нем желание, потребность провести ладонью по этому голому бедру, прильнуть губами к шее над ухом, где вилась темная прядь. На ее лице было задумчивое, очень печальное выражение.

— Должно быть, углубилась в мысли, — проговорил он, усаживаясь на стул напротив нее.

Она слабо улыбнулась, повернув к нему голову, но все ее тело оставалось расслабленным, ноги закинуты на перила, руки свободны.

— Немного, — призналась она. — Здесь очень хорошее место для раздумий. Отсюда все кажется таким легковыполнимым.

Пайкет оставила Блю и, обойдя собак, запрыгнула к ней на колени.

— Ты подкармливаешь ее печенкой? — спросил он.

— Нет, конечно. — Элли прижалась лицом к шее Пай. — Ты моя милая.

Блю хотел спросить, что казалось ей таким невыполнимым, пока она не поднялась сюда, но потом решил, что если она захочет, то сама расскажет. Он поставил босую ногу на стул рядом с ее бедром, ощутив легкое, приятное электрическое покалывание, положил голову на перила и посмотрел на небо.

— Здесь так здорово. — М-м…

Они долго сидели молча в темноте. Блю думал о разном, глядя на звезды.

— Одна из этих звезд названа в честь моей жены, — сказал он. — Знаешь, ты посылаешь шестьдесят долларов, а они тебе — документ с изображением и местонахождением звезды.

— Правда? Какой славный памятник. А где она? — Он повернул голову.

— Сейчас не видно. Под линией горизонта. — Странно, было совсем не больно думать о ней, когда его нога прижималась к теплой ноге Элли, а вокруг царила ночная прохлада, и легкое возбуждение охватывало его.

Он вспомнил о том, как они ужинали у Маркуса и Алиши. Элли любит детей и очень шумно играла с ними, что заставило Алишу почувствовать к ней еще большую симпатию. Джеймс расплакался, когда его стали отправлять спать, и Элли пришлось пойти вместе с Алишей почитать ему книжку.

Но на протяжении всего ужина и приятного времени после, когда они все сидели на заднем дворе и слушали стрекотание кузнечиков и цикад, между Элли и Маркусом образовалась какая-то странная напряженность.

— Что у вас с Маркусом? — спросил Блю. — Что?

Он поднял голову, чтобы видеть ее лицо.

— Ты же слышала. Или у вас безудержный секс втайне от всех — в чем я, по гордыне своей, сомневаюсь, поскольку ты слишком устаешь после меня, или вы скрываете что-то еще.

— О чем ты говоришь?

Он тихо рассмеялся и положил руку ей на щиколотку.

— Да ну, Элли. Думаешь, я ослеп? Вы были так вежливы друг с другом, как в романе Джейн Остин. — Он заговорил фальцетом: — «Мистер Уильямс, не будете ли так любезны передать мне чашку чаю?» — «Конечно, мисс Коннор, почту за честь».

Элли рассмеялась.

— Ты сочиняешь.

— Врунишка. — Он поднял ногу повыше, заставив рубашку на ней задраться еще больше. — Вряд ли вы готовите какой-то сюрприз, поскольку день рождения у меня только в августе.

— А, все ясно. Август. Я должна была догадаться, что ты Лев.

Он усмехнулся:

— Не пытайся сменить тему. — Большим пальцем ноги он еще выше задрал рубашку, приоткрыв интригующую затемненность. — Мы говорим о какой-то тайне.

Элли крепко ухватила кромку рубашки и одернула ее вниз:

— Может быть. — Она нахмурилась. — Блю, как ты думаешь, Мейбл могла бы убить Персика?

Он наклонил голову.

— Вы такая простая и понятная, мисс Коннор. — Ему удалось как следует захватить край рубашки пальцами ног, и он быстро дернул ее вверх, открыв гораздо больше, чем бедро. — Мм-м. — Он поиграл бровями. — Что у тебя там еще?

— А вы думаете только об одном, доктор Рейнард, — ответила она, со смехом хватая его за ногу и сбрасывая ее со стула.

— Да?

— Да.

Она искоса взглянула на него, и от этого его бросило в жар, а еще от того, что в ее голосе прозвучало обещание. Она стремительно скрестила руки, взялась за края рубашки и сняла ее через голову. Потом распутным жестом, от которого он совсем ошалел, она швырнула рубашку через перила и откинулась назад.

— Так лучше?

Он не шевелился, позволяя огненной страсти захватить себя полностью. Лунный свет рисовал резкие тени на ее теле, темные туманные полукружья под каждой грудью, небольшое темное пятно под пупком, геометрически правильное в тени ее бедер.

— Это такой план, чтобы отвлечь меня? — спросил Блю, и его голос сорвался.

Ее веки медленно опустились, ноздри затрепетали, и он понял, что она умирает от желания ощутить на себе его руки.

Но ее голос звучал сдержанно, а руки были раскинуты в стороны.

— Не знаю. Он срабатывает?

В игравших бликах света ее шея казалась кремовой. Его взгляд привлекли соски, возбужденные и увеличенные тенью, и он облизнул губы, зная, что она смотрит на него. Легкая дрожь пробежала по ее коже, и он почувствовал это.

— Да, — сказал Блю. — Срабатывает.

Он раздвинул ее ноги, встав на колени между ними, прижимаясь к ней, а губами — к ее шее. Она засмеялась и обхватила его, притягивая к себе для поцелуя.

— С тобой так легко справиться, Блю Рейнард.

— Только со мной?

Он взялся за ее ягодицы, противясь поцелую, сжимая губы так, что их покалывало от предвосхищения, а его дыхание смешивалось с дыханием Элли. Ее груди терлись о его обнаженную грудь невыносимо приятными толчками, и даже сквозь джинсы он ощущал, как она пульсировала от желания.

Они не отрывали глаз друг от друга и, казалось, замерли на долгое-долгое время, крепко сжимая руки. Потом гул страсти заглушил все, и Блю лизнул ее пухлую нижнюю губу. Снова, на этот раз верхнюю. Она выгнулась, извиваясь, и он застонал. Потом наконец поцеловал ее открытый голодный рот, притянул к себе на колени, с наслаждением услышав ее вскрик. Она беспомощно всхлипнула и укусила его за губу. Стоя на коленях, прервала поцелуй, потянулась к его молнии, потом замерла.

— У меня в кармане. — Его голос звучал хрипло. — Как раз… в переднем.

— О, мне нравится, когда мужчина подготовлен. — Она сунула руку ему в карман, и теперь ее пальцы стали бродить повсюду. — Забавно, я не могу его найти.

— Тогда мне придется терпеть.

— А, вот он.

Она держала пакетик во рту, а сама продолжала начатое — стягивала с него джинсы. Он помог ей, и теперь они оба стояли обнаженные под звездным небом.

— Позволь мне. — Элли зубами разорвала пакетики взяла кондом ртом.

Когда она подняла голову и веки ее были тяжелы от желания, он удержал ее руки.

— Еще нет, сладкая. Мной так легко управлять.

Он сел, держа ее руки за спиной, и мягко усадил к себе на колени. Потом наклонил голову и сильно втянул ртом ее соски. Она сдавленно вскрикнула и, засмеявшись, выплюнула кондом.

— Хочешь, чтобы я задохнулась?

Он хмыкнул и стал ласкать ее медленно, долгими прикосновениями, как она любила, целовать, положив ее голову на сгиб руки, и когда почувствовал, что момент настал и она готова, ворвался в нее. Глубоко. Сильно. Держа ее так.

Теряя голову, но не желая останавливаться, он целовал и целовал ее, пил ее дыхание, касался ее волос, спины, грудей, пока мог сдерживаться. А потом она стала биться, прижимаясь к нему, и он потерял себя, но обрел ощущение целостности.

Когда все было кончено, он упал на спину, задыхающийся и ослабевший, а Элли сверху, безвольно склонив голову на его плечо.

— Можно умереть во время такого оргазма, — проговорила она.

Он провел рукой по ее волосам.

— С тобой так легко справиться, Элли Коннор. — Она рассмеялась.

Элли проспала дольше, чем намеревалась, и проснулась в пятне солнечного света, что заставило ее почувствовать липкий пот на собственных руках и шее. В старом доме была плохая вентиляция, и жара собиралась на верхних этажах.

Элли приняла прохладный душ, вымыла голову, потом связала волосы узлом на макушке — не самая красивая прическа, но наиболее подходящая в жару.

Когда она поднялась по лестнице, то услышала, как Лэни на кухне поет псалом вместе с радио. Элли остановилась, смущенная. Обычно она уходила до прихода Лэни и теперь не знала, как вести себя в этой ситуации. Она была рада, что приняла душ здесь, а не у себя в домике, как будто вода могла смыть всю дерзость ее поведения. И все-таки было очень неловко предстать перед глазами старой женщины после того, как она столь явно провела ночь здесь. «Никак не выпутаться!»

Набрав для храбрости побольше воздуха в легкие, она стала спускаться по лестнице, а Пайкет, Эйприл и Саша шли за ней. Элли позволила себе вспомнить кое-что, и дрожь пробежала у нее по спине. Фу! Ну и ночка! Внизу она обнаружила, что забыла часы на трюмо, и повернулась, чтобы снова подняться. Животные замерли, ожидая, что же она будет делать дальше.

— Прошу прощения, — сказала она, протискиваясь мимо Эйприл.

Саша, быстро дыша, не двигалась с места, и Элли проскользнула мимо нее тоже. Пайкет пошла вперед, задрав хвост и оглядываясь, чтобы убедиться, что правильно выбрала направление. Они все дошли до спальни, потом до кровати, потом услужливо проводили ее вниз по лестнице. Польщенная такой преданностью, она сказала:

— Честно, ребята, я бы справилась и сама.

— Садись, детка, — произнесла Лэни, когда Элли и ее эскорт вошли на кухню. — Неужели они не выводят тебя из себя?

Облегченно вздохнув при этом обычном приветствии, Элли только покачала головой, печально улыбнувшись. Пайкет вбежала на кухню и тотчас замяукала, глядя на Лэни. Это была просьба, кошка чего-то ожидала, и Элли уже открыла рот, чтобы запротестовать, когда худая и хрупкая седая старушка поставила на пол миску с тунцом для худой и хрупкой белой кошки.

Лэни выпрямилась и, заметив взгляд Элли, задрала подбородок.

— Как только он ее отпустит, она будет готова. А пока я не позволю ей голодать. — Она прищурилась. — И не вздумай меня выдавать.

Кошка набросилась на еду, урча почти басом. Элли сделала такой жест, словно застегнула рот на молнию и выбросила ключ.

— А ты хочешь есть, детка?

— О нет. Я потом сделаю себе овсянку.

— Не глупи. Такая худышка, как ты? Не верю! Я видела, как ты ешь. Садись и составь мне компанию, а я пока пожарю нам яичницу. — Она взглянула на Пай. — На сале. Врачи способны испортить все, что угодно.

Смеясь, Элли подошла к шкафу и достала кружку — свою любимую, голубую, керамическую, со звездами снаружи. Она уже наливала себе кофе, когда поняла, насколько по-хозяйски ведет себя на кухне. Как будто не замечая этого, Лэни сказала:

— Подай мне лопаточку, детка.

Элли открыла ящичек и достала лопатку, ощущая какую-то пустоту в груди. Она стояла над раковиной и прихлебывала кофе, пытаясь избавиться от этого чувства холода, а сквозь окно виднелась оранжерея с розовыми цветами бугенвиллей. Она подумала о том, как Блю будет возвращаться по этой тропинке, и влажная кожа его будет пахнуть землей, а волосы — экзотическими цветами. Она закрыла глаза.

— Красиво, правда? — спросила Лэни.

Шипение яиц в горячем жире было самым домашним звуком из всех.

— Да, — тихо ответила Элли. — Я и не знала, что так скучала по природе. Здесь очень спокойно. — «А может, вовсе не природа, а Блю дарит мне такие добрые чувства?»

— Так выходи за него.

— Что?

— Ты же слышала. Выходи за него. Этот старый дом так подходит тебе. И думаю, привидениям ты тоже понравишься. Я не слышала ни звука с тех пор, как здесь появилась ты.

— Здесь есть привидения?

— Да, есть. — Она помешала яичницу. — Недожаренная тебе нравится?

Элли кивнула.

— Думаю, в основном это члены семьи, В таком месте они всегда есть. Не знаю, как Блю может держать свой компьютер как раз в той комнате, где застрелился его отец. — Она выложила яичницу на тарелку и подала Элли. — Садись.

Элли подчинилась. Она положила салфетки для них обеих и потянулась за вилками. Потом остановилась. Ну вот опять. Лэни поставила свою тарелку на стол и села.

— Ты из этих женщин, которые не хотят себя связывать? Элли взяла вилку, обдумывая, как пройти по этому минному полю.

— Нет, — осторожно проговорила она. — Я всегда считала, что найду кого-нибудь. Просто такого не происходило.

— Ну и почему же не Блю?

Она поджала губы, подбирая ответ.

— Вы знаете, что я без ума от него. Это все знают. — Она потыкала вилкой в желтки, посмотрела, как они вылились на белки. Покачала головой и, подняв глаза, сказала, стараясь быть честной: — Я не смогу спасти его, Лэни.

— Хорошая женщина очень многое может.

— Нет. Человек спасает себя сам. И если Блю не сможет, если не найдет способа, как выбраться из этого отчаяния, которое он по-прежнему ощущает, то он разобьет и мою жизнь. Не только мое сердце. Всю жизнь и жизни детей, которые у нас будут. Мы все пойдем ко дну вместе с ним — и самое ужасное, что он будет все это видеть и не сможет остановить.

Лэни ничего не ответила. Она очень старательно отрезала от яичницы треугольник, положила в рот и принялась жевать. Беспокоясь о том, что обидела женщину, которая заменила Блю родителей, Элли спросила:

— Я не стала вашим врагом, Лэни? Мне бы очень этого не хотелось.

— Нет, детка. — Она положила вилку. — Наверное, ты права. Если бы только это было не так.

— Если бы, Лэни. Даже не могу передать, насколько мне этого хочется.

— Ну что ж. Стоило попытаться. — Лэни взглянула на Пайкет, которая с порозовевшим носиком облизывала лапки. — Дело в том, что мы обе держимся, пока он не найдет, за кого сможет еще держаться.

— Вы не больны? Лэни махнула рукой.

— Ой, я больна уже много лет. Как эта кошка. Я принимаю таблетки, понижающие сахар, и от сердца, и от давления, а с недавнего времени и еще какие-то, и даже не хочу знать, от чего они. — Она решила переменить тему: — Непосредственной опасности, что мы скоро отбросим копыта, нет. Продержимся.

Элли засмеялась, с облегчением глядя, как старушка снова взялась за вилку.

— Ну и как продвигается твоя биография? — Элли с воодушевлением сказала:

— Есть прогресс. Я почти закончила исследование, осталось несколько интервью. Вы ничего о ней не помните?

— Ну конечно, помню. Наше время отличалось от теперешнего, но это маленький городок, и мы все друг друга знали, цветные и белые. — Она смела со стола крошки. — Мейбл была лет на двадцать моложе меня, так что я уже достаточно выросла, чтобы следить за тем, что тогда печаталось в газетах. Я всегда гадала, куда она могла исчезнуть.

— Вы не слышали, что об этом судачили люди?

— Ой, конечно, все обсуждали это. Некоторые говорили про убийство. Другие утверждали, что у нее было разбито сердце, или что она родила ребенка, или что она убила своего любовника и не смогла вынести этого, вот и сбежала.

— Убила своего любовника? — Элли прищурилась. — Родила ребенка? Вы считаете, что это правда?

— Не знаю. Что-то может быть правдой. — Лэни промокнула губы. — Тебе надо поговорить с Доком из клуба Хопкинса. Он был без ума от нее.

— Да, надо. — Элли вздохнула и поставила тарелки на полку. — Он хочет говорить о ней, но только не плохое. — Она улыбнулась. — А я полагаю, что родить ребенка вне брака тогда считалось ужасно скандальным.

— Да уж.

Тут Элли словно озарило, и она покрылась мурашками.

— Ой! — вскрикнула она. — Ну конечно! — Лэни хмыкнула:

— Что такое?

— В ее жизни есть период, когда она исчезла на шесть недель, и это выводит меня из себя. — Задумавшись, ощущая нарастающее волнение, Элли машинально понесла свою тарелку к мойке. — Мне никогда не приходило в голову, насколько в то время все было по-другому. Если она была беременна, ее карьере могло бы здорово повредить рождение внебрачного ребенка. — Элли замолчала, уставившись в пустоту, где все осколки головоломки совместились, как на экране компьютера. — В таком случае ей пришлось скрывать свою беременность и роды тоже.

— Без сомнения.

Элли подскочила и от избытка чувств поцеловала Лэни в седую голову.

— Мне надо идти. Большое спасибо!

Она любила наблюдать за ним спящим, когда спадали все маски и уходила опасность, открывая истинное лицо человека. Но такой шанс выпадал ей редко, так свободно смотреть на него беззащитного. Он остерегался этого.

Сейчас он крепко спал, вытянувшись, как кот, в луче солнечного света. «Как черный кот, — сказал бы он, — пантера». Он бы потягивался, и изгибался, и урчал, как кот, ей на ухо, и по-кошачьи покусывал бы ее за шею.

Но слово «черный» к нему не подходило. Даже его волосы не были по-настоящему черными, скорее темно-коричневыми, но в такие моменты, как этот, каждый его крохотный завиток ловил золотой луч солнца и возвращал назад, миру. Его голова, казалось, светилась от этого. Или ее окружал золотой ореол, как на средневековых картинах.

Его ресницы и брови… Она оперлась подбородком о руку и задумалась. Он стеснялся своих ресниц. Они были такими длинными, что опускались на щеки, словно опахала, делая его спящее лицо похожим на лицо ребенка. Обычно говорят, что спящий мужчина похож на ребенка, но в этом случае это было именно так из-за его очень длинных темных ресниц. Вот они, наверное, действительно были черными.

Но не его кожа. Самая гладкая из всех, что она когда-либо видела, почти совсем безволосая, — руки, ноги, грудь и подбородок — и нигде ни малейшего изъяна, ни шрама. Но ни одна женщина, с самым крошечным умишком, никогда не засомневалась бы в его мужественности. Все части его тела были длинными и изящными, без малейшей мягкой складки, только гладкие, созданные для труда мышцы рук, спины и бедер.

Иногда она гадала, полюбила бы его, если бы он выглядел по-другому, но было невозможно представить его в другом теле, с другим лицом. Она сгорала от желания заниматься с ним любовью, с этим телом, потому что оно принадлежало ему. Смотреть на него доставляло ей наслаждение, потому что он был красив, но еще и потому, что это лицо и это тело были вместилищем его сердца, его души. Она потянулась и обхватила его щиколотку, чтобы почувствовать его.

Это, должно быть, разбудило его, потому что он протянул сильную изящную руку и положил ей на голову.

— Иди сюда, детка, — сказал он. — Я тебя обниму.

Она с радостью придвинулась, оказавшись в кольце его рук, и положила голову ему на плечо. Он поцеловал ее в макушку и, прижавшись щекой к ее волосам, снова заснул.