Музыка ночи

Глава 6

Блю высадил Элли, обустроил Пай и направился в оранжереи, чтобы окунуться в цифры, образцы и описания и таким образом подавить смутное чувство печали, которое охватило его при виде фотографий. Он больше не вернется на чердак Роузмэри.

И дело было не только в снимке его жены Энни, это горестное ощущение пришло к нему и из-за Мейбл с ее печальной историей, из-за Маркуса, Джеймса, Бобби Мейкписа и всех тех юных парней, таких веселых и полных жизни, которую у многих из них отняли, и из-за мыслей о брате и о том, как быстро летит время и как мало радости он всегда получал.

Блю не понимал, как Элли выносит это, все время окунаясь в чужое прошлое. Он перерезал бы себе вены, если бы ему пришлось заниматься такими вещами.

Услышав шум ее автомобиля на дороге, он подошел к двери, наполовину прячась в тень, чтобы увидеть, в каком она состоянии после целого дня, полного грустных историй Он наблюдал, как она вышла из машины и немедленно выпустила Эйприл побегать. На этот раз они отправились по дороге, ведущей в город, и Эйприл все время подпрыгивала, чтобы лизнуть пальцы хозяйки, а Элли постоянно останавливалась, чтобы понюхать розы. Ей нравились цветы. Она прикасалась к ним, проводила ладонью по веткам.

Он подумал о том, чтобы привести ее сюда, в оранжерею, в этот мир, который он создал из своего горя, но потом что-то заставило его смутиться от этой мысли. Было достаточно наблюдать за ней и за собакой, такими счастливыми в этот влажный вечер, занятыми такой чепухой, как прогулка по дороге мимо зарослей цветущих диких роз.

Блю опустил голову и вернулся назад, к привычному уюту описаний и видимых результатов, в мир цветов, которые цвели задолго до того, как на земле появился человек, и будут цвести еще долго после того, как он исчезнет.

Клуб книголюбов Пайн-Бенда собирался каждый четверг вечером, в течение уже шести лет, увеличив количество своих членов с пяти до почти двадцати, хотя редко бывало, чтобы они все собирались вместе. Правила были просты: каждая участница по очереди имела возможность предложить какую-то книгу, и они читали по книге в неделю. Никаких определенных направлений в литературе. Роузмэри настояла на том, что это не имеет значения, поэтому они читали все подряд: детективы, классику, любовные романы и даже фэнтэзи иногда. В группе не было больших любительниц научной фантастики, хотя они прочли пару и таких книг, и никто не любил ужастики. Роузмэри считала, что присутствие мужчин в клубе нарушило бы этот баланс, и даже обвинение в феминизме ее бы не огорчило. Только женщины. Во времена ее мамы женщины собирались за шитьем и для благотворительных обедов. Книги, по ее мнению, были поводом ничуть не хуже.

Конни прибыла в шесть тридцать, запыхавшись, как всегда.

— Роузмэри, ты должна попробовать вот это.

Она сняла бумагу с подноса с закусками и взяла из середины огромную черную маслину, протягивая ее Роузмэри пальцами с длинными ярко-красными ногтями. Роузмэри покорно взяла угощение.

— Ну, здесь просто мягкий сыр в середине. Что в этом такого необычного?

Конни взяла еще штучку и положила ее в рот.

— Я никогда раньше не думала, что можно так приготовить. Это чудесно!

Она закрыла глаза, смакуя деликатес, и Роузмэри в миллионный раз подумала, какая жалость, что Конни Юинг ни с кем даже не встречается. Высокая и пышногрудая, она все еще была красавицей. У нее продолговатые голубые глаза и хорошенький ротик. Каждый второй мужчина в городе вожделел к ней с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, и она вырастила такую грудь, да еще вдобавок длинные ноги, но Конни в шестнадцать лет отдала сердце парню, которого потом забрал у нее Вьетнам, вот и все. Ну, кроме ее мужа Джорджа, но если подумать, то с ним в общем-то не сложилось.

— И что же ты сегодня изменила? — спросила Роузмэри.

— А! — Конни поставила поднос на стол и обернулась, горделиво выпрямившись. — Я переменила свой цвет. Что скажешь?

— Какой цвет?

— Макияжа, глупая. А то я, кажется, смущала собственную дочь. — Она печально улыбнулась Роузмэри. — Я просто сделала все посветлее, добавила коричневый оттенок.

— Тебе идет, — искренне сказала она. — У тебя хорошая кожа. — Они расставляли складные стулья. — А где сегодня Шона?

Конни махнула рукой.

— Опять где-то с этой Кики. Я ее теперь почти не вижу.

— Привыкай, милая. Остался всего год до выпуска.

— Да уж.

Пришла сестра Роузмэри, Флоренс, и принесла бутылку воды и тарелку печенья с отрубями. Она целый год уже сидела на диете и потеряла почти пятьдесят фунтов, вплотную приблизившись к своему подростковому весу. Сразу за ней явились еще двое членов клуба — миссис Нэнс, библиотекарь, и Лайнет Коул, женщина средних лет с русыми волосами и в очках с толстыми стеклами. Они поставили свои тарелки на стол и стали болтать, а через несколько минут пришли еще двое.

Первой была Элли Коннор, биограф. А второй — жена Маркуса Уильямса, Алиша, со своими косами до пояса и костлявыми ногами. Конечно, они явились вместе, подумала Роузмэри. Алиша, наверное, предложила подвезти Элли, когда узнала, что та собирается прийти.

И все равно это раздражало. Алиша. Всегда Алиша. Она приехала в город однажды летом, чтобы присмотреть за своей бабушкой, познакомилась с Маркусом и поставила себе задачу сделать его своим мужем. Что казалось бы совсем нормальным, если бы она не была слишком молода для него и он бы не выглядел тогда дураком, веселясь повсюду с девчонкой, которая годилась ему в дочери. А потом она родила этих детишек — бах, бах! — как нечего делать. А Роузмэри потребовалось семь лет, и выкидышей столько, что не хотелось и вспоминать, прежде чем получился Брэндон.

Затем Конни наняла Алишу плести эти дурацкие косички, делать выпрямление волос и стрижки, которые сейчас хотят иметь все молодые негритянки, хотя, конечно, сама Алиша никогда не называла их иначе, чем «афроамериканки», что тоже раздражало Роузмэри. Лично она всегда сама ухаживала за своими волосами.

Конни говорит, что это у Роузмэри пунктик такой, и всем, казалось, эта девица нравится, так что Роузмэри тоже приходится ее терпеть. По крайней мере она сегодня не притащила с собой младенца. А то иногда сидит и кормит его прямо перед всеми, словно ее не заботит, кто видит ее грудь.

Пришли трое остальных — молодые белые женщины, замужние, они вступили в клуб в прошлом году. Конни называла их тройняшками. Они все были блондинками и юными идеалистками. Одна из них, миленькая девочка не старше двадцати лет, была писательницей-любительницей и в свободное время печатала на старой машинке роман, посвященный средневековью и полный тайн.

Дав им несколько минут, чтобы наполнить тарелки и поприветствовать друг друга, Роузмэри заговорила. Она поймала себя на том, что снова глазеет на Алишу, смеющуюся в углу с Элли, как будто они дружат уже тысячу лет.

— Почему бы вам всем не подойти сюда и не присесть? Думаю, нам пора начинать. — Когда все расположились на складных стульях, она указала на Элли. — Хочу, чтобы вы познакомились с писательницей Элли Коннор. Она остановилась у Блю на то время, пока изучает биографию моей тети Мейбл.

— У Блю Рейнарда? — спросила одна из «близняшек», вытаращив глаза.

Элли улыбнулась:

— Только не говорите мне, что в вашем городе есть еще Блю.

Конни сказала:

— Она хотела спросить: «Того самого Блю, который должен быть помещен на обложку любовного романа?» — И рассмеялась, когда «тройняшка» покраснела. — Они послали его фотографию в журнал, на конкурс. Когда он это узнал, его чуть было не пришлось связывать.

— Мы не хотели сделать ничего плохого, — ответила «близняшка» № 2 и облокотилась о стол. — Согласитесь, что он похож на кинозвезду.

— Он очень красив, — мягко проговорила Элли.

— Красив — это еще не все, — заметила «близняшка» № 3. — Моя бабушка, говорила, что некоторые мужчины могут воспламенять взглядом, а он как раз такой. Смотрит так, как будто, — она немного поерзала на месте, — знает все.

«Близняшка» № 1 шлепнула ее по руке:

— Ты — замужняя женщина!

— Ну и что? У меня же есть глаза, верно? — Она подмигнула Элли. — Вы нам расскажете, если удастся поцеловать его, ладно?

— Надин! — воскликнула Алиша. — Ну ты и шлюшка.

Надин безмятежно рассмеялась:

— Я просто искренняя. — Она взяла книгу недели, женский роман с закрученным сюжетом. — Кстати, тебе понравилась эта книга?

Алиша смягчилась:

— Очень. И героиня забавная.

Роузмэри откинулась на спинку стула, довольная тем, что все наконец пришли к согласию. В группе столько индивидуальностей, что дискуссия по поводу новой книги иногда превращалась в нескончаемый спор. Элли обменялась с ней взглядом, и Роузмэри подмигнула ей. На какое-то неуловимое мгновение Роузмэри охватило чувство, что все это когда-то уже было. Что-то в лице Элли, в ее улыбке вдруг ясно кого-то напомнило. Она попыталась ухватить эту малость — может быть, форма глаз? — но Элли уже отвернулась, и дежа-вю исчезло.

«Забавная девчонка», — подумала Роузмэри. Маленькая и сильная, и у нее боевой характер, что всегда нравилось Роузмэри. Не размазня. Умница. Но совсем не хорошенькая, если не считать копны черных кудрей, с которыми она ничего не делает. Плоская настолько, что, наверное, даже не носит лифчик. У нее треугольное личико и угловатая фигура. Было ясно: девочка считает Блю более чем красивым, а сама, к сожалению, не принадлежит к тому типу женщин, которые ему нравятся. Вот Надин, в открытом летнем платье, позволяющем видеть красивые тонкие руки и декольте, как раз в его вкусе. И Джуэл тоже, хотя она несколько полновата. Зато у нее цвет лица как у фарфоровой куколки, пышные формы и незатейливый ум, не отягощенный интеллектом. Именно такой тип он, кажется, предпочитает.

С легким беспокойством Роузмэри заставила себя думать, что Элли не питает никаких иллюзий по поводу Блю Рейнарда. Потому что он разобьет ей сердце, если она ему это позволит.

Элли выжидала, пока шло обсуждение книги, и потом, когда три молодые блондинки, библиотекарь и еще одна женщина ушли, она решила, что заседание окончено.

Но их уход был воспринят остальными как сигнал. Все встали, наполнили свои тарелки и удобно расположились в креслах. Чтобы посплетничать, как выяснилось. Они с увлечением обсуждали события недели. Все высказывания были беззлобны, но Элли готова была поспорить, что ни одно из происшествий не осталось без внимания.

Когда разговор коснулся того, что городской совет окончательно одобрил дату открытия памятника героям Вьетнама — 4 июля, Алиша застонала:

— Я буду безумно счастлива, когда это все наконец закончится!

Роузмэри вздернула подбородок.

— Это важно для нас, Алиша.

— Я знаю. — Она, словно защищаясь, подняла руки: — Простите! — И искоса взглянула на Элли, закатив глаза.

Элли улыбнулась и решила не упускать такого удобного случая.

— Сегодня утром я видела фотографии этих парней, которые вместе с Маркусом отправились на войну. Их было шестеро или семеро. Вы обе тоже были на снимках.

Роузмэри послала Конни встревоженный взгляд, и Элли удивленно уставилась на парикмахершу, но, кроме опущенных глаз, не заметила ничего необычного.

— Это, должно быть, тот пикник, который мы устроили перед их отъездом, — сказала Роузмэри.

— Блю тоже так решил. — Элли наклонилась вперед. — Это какой-то деликатный вопрос? Мне не стоит им интересоваться?

— Вовсе нет, — ответила Конни. — Это был классный день. Никогда его не забуду, пока жива. — Ее глаза зажглись от воспоминаний юности. — Мы все были счастливы. Помнишь тех девчонок? Я думала, наши парни помрут оттого, что те не носили лифчиков. — Она расхохоталась. — Бобби все хотел, чтобы и я свой сняла — можешь себе представить? Да я бы сама себе надавала оплеух. Элли рассмеялась.

— Да, Маркус так старательно притворялся… — Роузмэри взглянула на Алишу и осеклась. — Прошу прощения, — проговорила она искренне. — Что за бестактность с моей стороны.

Алиша покачала головой и, справившись с поп-корном, наконец произнесла:

— Я не переживаю по этому поводу, Роузмэри. И хотела бы послушать. — Она застенчиво пожала плечом. — Если ты не против рассказать.

— Я не понимаю, — вступила в разговор Элли. — Я чего-то не знаю?

Конни ответила:

— Роузмэри и Маркус Уильямс встречались еще в старших классах школы, до тех пор, пока он не вернулся с войны. Мой дружок Бобби тоже есть на тех фотографиях. Симпатичный такой, с бородкой. Ты его видела?

Элли кивнула и слегка улыбнулась ей.

— Видела, очень милый.

— Ну… — Она продолжила: — Он не вернулся.

— Простите!

— Я хочу услышать о Маркусе, — сказала Алиша. Роузмэри хихикнула.

— Тем летом в городе остановились две девчонки-хиппи. Маркус таращил глаза на маленькую блондинку, хотя держался внешне спокойно. — Она наморщила лоб. — Как же ее звали? Такая худенькая крошка и всегда ходила босиком. У нее еще волосы были длиной чуть не в двадцать ярдов. — Она шлепнула Конни по руке: — Ты не помнишь?

— Они называли ее Рапунцель. И все сходили по ней с ума. — Элли слушала наполовину разочарованно, наполовину зачарованно. Блондинка — это не ее мать. Но где-то именно в этом времени надо было искать разгадку секрета ее отца.

— Сколько парней было в тот день? — Конни нахмурилась.

— Давай посмотрим. — Она называла имена, загибай пальцы с длинными ярко-красными ногтями: — Бобби и Маркус, конечно. Кузен Роузмэри Джеймс…

— Он тоже не вернулся, — сказала Роузмэри, и в ее словах все еще звучало настоящее горе.

— И еще… должно быть, шесть или семь человек. Бинкл и парень с наградой — как его звали, Роузмэри?

— Не помню. А… Дэвид. Нет, Деннис.

— Точно, Деннис. — Она повторяла имена, считая. — Да, думаю, все.

Элли мысленно подбирала сравнения, чтобы по ассоциации запомнить все имена. Бобби Мейкпис запоминался легко. Бинкл напоминал звон колокольчика. И парень с наградой по имени Деннис. Блю что-то говорил о нем и о призовом бычке. Нужно будет полистать газеты за то время.

Напряженное чувство ожидания бродило в ней, но Элли старалась тщательно скрывать свой интерес.

— Так странно, — сказала она. — Довольно много парней отправились на эту непопулярную войну. Значит, ваш город был очень патриотично настроен. Разве здесь не стали бы ненавидеть хиппи?

Роузмэри покачала головой:

— Нет, они были такие милые. Большинство из них задержались не больше, чем на неделю или две. Кажется, остались пятеро или шестеро, двое парней, остальные девушки. Они работали в городе — где-нибудь на подхвате, и от них не было никакого беспокойства. — Она смотрела куда-то далеко, в прошлое. — Это они показали нам, что творится в мире.

— Может, нам надо было внимательнее к ним прислушиваться, — сказала Конни. — Только Маркус и Бинкл из всей этой группы вернулись домой. И даже Маркус…

Элли проговорила:

— Блю сказал, что Алиша вылечила Маркуса.

Алиша взглянула на Роузмэри, потом опустила глаза на свои руки.

— Он сам вылечился. Думаю, помогло время.

— Нет, девочка, — сказала Роузмэри. — Это твоя заслуга.

— Ему был нужен кто-то, кто не знал войны, — заключила Конни, — чтобы он мог освободиться от воспоминаний.

Элли пришли на ум строчки из песни: «… найди цену свободы…»

— Когда я смотрела на их лица сегодня утром, у меня разрывалось сердце, — тихо проговорила она. — Они были так молоды.

Наступила тишина, глубокая, бездонная. Ее нарушили слова Конни:

— Если бы я больше прислушивалась к тому, что говорили эти девчонки! Они предлагали нам всем уйти в Канаду. Интересно, что бы изменилось сейчас, если бы мы так и сделали? Мы бы все просто сбежали и оставались там?

Роузмэри покачала головой:

— Не надо об этом, подружка. Не могу вынести. — Она вздохнула и встала, глядя на Элли. — Извини, детка. Мы, кажется, сошли с рельс. Ты хочешь поговорить о Мейбл?

Элли почувствовала вину. Ведь это она, в конце концов, склонила их к воспоминаниям, которые причинили им боль.

— Я подожду.

Внезапно Конни заговорила:

— У меня идея! Я думаю, что мы все должны принести наши фотографии и организовать что-нибудь на эти выходные. — Она помолчала и продолжала с перехваченным горлом: — Вспомнить мальчишек не только как солдат, но и вообще! Джеймс был музыкантом, а Деннис — звездой родео, а Гэри мог танцевать как бешеный, а Бобби… — Она смахнула слезы. — Как вы считаете? Я не хочу думать, что от них остались только имена на стене.

— Конни, это будет…

— Знаю, знаю. Я просто думаю, что это нужно нам самим. — Она вытерла лицо ладонью. — Мужчины думают о смерти. Я считаю, что, может быть, нам следует подумать о жизни.

Роузмэри решительно кивнула:

— Я поговорю с миссис Нэнс. Может, мы сумеем создать нечто вроде ретроспективы. Она знает все об этом, как его, сканировании, у нее точно появятся какие-нибудь идеи.

Элли взглянула на Алишу, и они торопливо попрощались с женщинами, отвлеченными своим планом, чтобы уйти. На улице Алиша остановилась:

— Фу… Это было сильно!

Элли кивнула, чувствуя, что на сегодня она выдохлась. После долгого утра на чердаке она провела целый день, анализируя содержание писем, и наметила сюжет книги, который, как ей показалось, обещал быть интересным. Потом, измотанная жарой, она заснула под вентилятором и проспала до ужина. Но и это ее не освежило. Она оставалась вялой и беспокойной.

По пути домой Элли заметила:

— Ты не очень-то нравишься Роузмэри, верно? — Алиша фыркнула.

— Ты заметила, да?

— Мы видели ее фото с Маркусом, когда они были молодыми. У него была огромная прическа «афро».

— Он мне рассказывал. Блю весь день дразнил его этим. — Она мягко свернула на дорогу, которую Элли для себя называла «Розовой». — Я не думаю, что Роузмэри уж очень хотела его, но ее задело, что он достался мне. — Она улыбнулась. — Она так себя ведет, как будто я белая.

Элли рассмеялась.

— Я бы хотела найти какой-нибудь способ как-то все это сгладить, — призналась Алиша. — Мне нравится наш клуб, И: у меня не так много дел, а у них должен быть кто-то, кто бы держал их в курсе происходящего в мире.

— А эти девушки на самом деле посылали фото Блю в журнал?

— О Господи! Он взбесился, когда узнал, но слова Надин — чистая правда. Он в двадцать тысяч раз красивее, чем большинство этих моделей с обложки. Он слишком горд для того, чтобы выставлять себя напоказ, но, думаю, они не сдались.

Элли попыталась представить себе Блю, с мрачно-задумчивым и голодным видом взирающего с обложки романа, держа в объятиях какую-нибудь красавицу.

— Он тебе нравится, так ведь? — Алиша притормозила на подъездной дорожке.

— Не в этом дело. Мы переписывались почти целый год. — Она помолчала, думая об остроте его ума, которую он скрывает за ленивым растягиванием слов и подмигиванием. — Думаю, я еще не встречала человека умнее, понимаешь? И он действительно любит блюзы.

— Ты полагаешь? — Алиша улыбнулась. — И откуда, как ты считаешь, взялось его прозвище?

Элли засмеялась.

— Ну конечно! Я об этом и не подумала. — Она выбралась из машины. — Спасибо.

— Послушай, Элли, — спокойно сказала Алиша. — Я не хочу вмешиваться в твои дела, но ты должна знать, что он не… то есть… он вроде как…

— Сумасшедший?

— Ну, это тоже, но я хотела сказать — игрок. — «Игрок!» Она давно не слышала этого слова.

— Не беспокойся, — с улыбкой ответила Элли, — я не ищу себе мужчину, а если бы даже искала, он не в моем вкусе.

— Хорошо. — Негритянка преувеличенно-облегченно вздохнула. — Как женщина, я должна была тебя предупредить.

Длинный выдался день. В домике Элли сбросила туфли и опустилась в кресло у стола, автоматически включив свой ноутбук. Потерла лодыжки, потом встала, чтобы покормить Эйприл. Собака растянулась у стены и практически не подавала никаких признаков жизни. Только когда хозяйка подошла, чтобы погладить ее, она открыла один глаз.

— Саша тебя совсем измотала, да?

Эйприл облизнулась, тихо простонала и снова заснула.

— Как я тебя понимаю! — сказала Элли, зевая. Захватив с собой стакан чаю, она вернулась к столу, чтобы проверить, нет ли в ее электронной почте посланий от агента или редактора. Ожидая, пока загрузятся файлы, она открыла записную книжку и осторожно достала снимки, позаимствованные из чемодана Роузмэри. Ее мать была так молода, что это казалось странным. «Но ведь, — подумала Элли, — она и умерла молодой». Ее мать не дожила до возраста теперешней Элли. Это была печальная мысль.

Когда сегодня утром она увидела на снимке хорошенькое, ясное личико и длинные рыжие волосы своей матери, горе словно пронзило ее. За все годы она ни разу не скучала по этой женщине, которая задумчиво смотрела на нее с фотографии. Почему же теперь?

Подавив эмоции, она записала те крохи информации, что получила от Роузмэри, Конни и Блю, и попыталась совместить лица и имена. Поскольку она взяла только те снимки, где была ее мать, то у нее отсутствовали портреты всех парней, но выделить Бобби Мейкписа с его бородкой, потом Маркуса и Джеймса оказалось легко. Оставались еще двое белых парней, один очень смуглый, с широкой улыбкой, а второй очень худой, с кривыми ногами любителя родео.

Элли поджала губы и взяла фото, где ее мать кому-то улыбалась — то ли Бобби, то ли еще кому-то за кадром, и мысленно взмолилась: «Не Бобби, Господи! Пожалуйста!»

По правде говоря, этот парень ей понравился. Его внешность очень напоминала внешность самой Дианы — рыжие волосы, молочно-белая ирландская кожа, очень синие глаза, солнечная улыбка и какая-то дерзкая сексуальность. Если он был ее отцом, то Элли тогда — генетический атавизм.

Смуглый парень похож больше. Кто он — тот самый Бинкл или звезда родео? Элли откинулась на спинку кресла, прикусив губу. Как она сможет собрать все факты без посторонней помощи? Она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал о том, что она ищет своего отца. Что, если он семейный человек, чья жена не знает о его связях с проезжей девчонкой-хиппи? Что, если это окажется Бобби Мейкпис и сердце Конни будет разбито из-за измены тридцатилетней давности?

Нет, пока она будет делать, что возможно, сама. Ее компьютер подал сигнал, показывая, что пришло сообщение. Элли без большого интереса нажала на кнопку и снова уставилась на фотографии. Сигнал прозвучал почти немедленно, давая понять, что почта поступила.

В папке было только одно письмо, от доктора Лоуренса Рейнарда. С улыбкой она открыла его.

«Эй, дорогая, — писал он, — зачем тебе потребовалось это фото?»

«Попалась!» Элли попыталась придумать какую-нибудь отговорку, но не могла сочинить ничего правдоподобного. Внезапно решившись, она напечатала ответ: «Это личное, расскажу, когда смогу». Она нажала на клавишу, чтобы отослать сообщение, и положила ноги на стол, запоминая лица на фотографии, чтобы потом узнать их в ежегодниках в библиотеке.

Компьютер снова загудел, удивив ее. Послание от Блю. Улыбаясь, она открыла его. «Почему бы тебе не прийти попить со мной пива? Я собирался побуянить в чатах, но лучше поговорю с реальным человеком».

Элли заколебалась. Она не была уверена в том, что сможет оставаться равнодушной к его харизматической сексуальной привлекательности. «А ты прилично одет?» — наконец напечатала она. Ответ пришел немедленно: «Да, мэм. Застегнут на все пуговицы». Она хмыкнула. «Хорошо. Сейчас буду. И не спрашивай меня снова о снимке».