Мы вместе «До», а как жить «После»?

Глава 42

Выпускной… Все ждут выпускной и помнят его. Только не я. Весь день меня трясет от сдерживаемой истерики. Мы столько планировали с Лешей на этот важный момент… Так много прекрасного должно было последовать за этим днем.

И вот я… одна.

Одна…

Одна!

Перечеркнуты мечты, стерто безжалостным ластиком все в душе, переломано нутро, зашита грубыми стежками разнесенная в клочья жизнь. А любовь… Она стоит израненная, босая посреди пепелища, языков пламени, летающих осколков и обломков, в легком белом платье. Плачет беззвучно, надеясь спастись. И я не понимаю, почему она до сих пор жива?! Мне жаль ее, мне больно вместе с ней, но я… ненавижу ее.

Смотрю на себя в зеркало, и даже это причиняет мучение. Помню день новогоднего бала и хочется вырвать сердце из груди, чтобы не ныло, не саднило так сильно. Окидываю взглядом отражение: серые глаза с поволокой печали, пушистые ресницы, бледные губы, скрытые под мерцающим розовым блеском, прямые каштановые волосы, закрывающие открытые плечи и спину чуть ниже лопаток. Длинное бежевое платье по фигуре с серебристой серой ниткой. На шее цепочка с кулоном — подарок родителей на окончание лицея. На запястье тот самый браслет, который подарил Антипов на Рождество. Коснулась пальцами букв, размышляя, стоит ли мучать себя, или снять вещь из прошлого. И не могу отказаться от того, к чему прикасался когда-то Леша. Это маленькая нить, которая осталась между нами.

— Ты такая красивая, дочка, — мама улыбнулась, глядя на меня в зеркало.

— Спасибо, — прошептала, силясь не сорваться снова в темный мир.

— Не думай ни о чем. Повеселись.

Слышать подобное от мамы непривычно. Я кивнула, а потом развернулась и обняла мою родную женщину. Не знаю, что бы делала без нее и без папы. Они понимали меня с первого дня и старались помочь. В конце концов, родители не виноваты, что я уродилась такой неправильной и до сих пор не отделалась от чувств хотя бы из гордости.

Папа отвез меня к месту празднования. В его глазах светилась такая неприкрытая гордость, что стало еще сложнее держать эмоции в узде.

— Машуль, как ты? — убрав с моей щеки непослушную прядь, отец смотрел с огромной нежностью.

— Все отлично, — убедительно соврала.

— Позвони, когда захочешь домой.

— Конечно, пап.

Кира в коротком бледно-лиловом платье, которое ей очень шло, встречала меня у входа в ресторан.

— Маш, че так долго? — едва я дошла до подруги, та потянула меня за руку внутрь. — Я уже хотела ехать за тобой.

— Приехала же, не бурчи, — я настраивалась на хорошее настроение и приклеивала к лицу дежурную улыбку.

Насколько поняла, ресторан организовали предки мажоров, оттого был выбран самый пафосный и огромный в центре города. Интерьер в светло-кремовых тонах. Классический стиль со множеством бра, массивной люстрой под высоким многоярусным потолком. Внимательные и услужливые официанты, профессиональный и вежливый бармен. Круглые столы, покрытые идеальными белыми скатертями, на них фарфоровая посуда, натертые до блеска приборы и стаканы.

Свет в зале приглушили. Пространство оформили цветами и зеленью, а также школьной атрибутикой. На огромном экране бесконечно транслировались фотографии из жизни выпускников лицея. И это стало бомбой, которая уничтожила частицы моего самообладания. На слайдах мелькали все, в том числе Антипов, а еще наши с ним совместные снимки. Кто решил разрушить меня до основания, не знаю. Но… удалось.

В желании остановить слезы, я с ходу выпила два коктейля, объяснив это банальным «догнаться». Это стало второй ошибкой, не считая моего приезда на праздник. Алкоголь быстро ударил в голову, и я отпустила себя. Потеряла контроль, хоть и не сразу.

Крутой ди-джей транслировал зажигательную музыку. Я наблюдала за ребятами, которые крутились на танцполе, и накачивала себя спиртным все больше. Сладкие напитки скрывали горечь и легко тянулись через трубочку, высвобождая торнадо внутри.

Несколько раз подходили одноклассники и однокашники в желании сделать фото на память, и я улыбалась. Широко и беззаботно, а в душе кричала не своим голосом в небо о несправедливости происходящего, обхватив дрожащими руками голову. Завидовала всем, кто разделился на пары, обнимался, целовался, радовался от души. Среди смеющихся людей мое одиночество ощущалось абсолютным. Горькое чувство. Тягостное. Мучительное до жалости к себе.

Хотела бы я знать, почему все происходило одно к одному и не в мою пользу.

Заставив себя не смотреть на экран с фото, я отвлекалась на Киру, которая танцевала медляк с Ромой. Такой обескураженной и растерянной подругу еще никогда не видела. Всегда уверенная в себе Золотарева рядом с парнем стала робкой. Испытывать чувство вины передо мной она точно не могла, ведь знала лучше всех, что меня с мажором ничего кроме дружбы не связывало. Оставалось только одно объяснение — между этими двумя что-то происходило и, судя по всему, не первый день.

Мне стало неуютно. Вспомнилось, как я видела Рому и Киру, шепчущихся о чем-то в коридоре, а еще выбегающую подругу с красными щеками из курилки и выходящего следом Звягинцева. Все очень странно и… отчего-то для меня обидно. Словно за моей спиной ведут игры, а я стала для всех куклой Машей.

Танцпол опустел, а я допила залпом “Куба Либре”. И тут…

«… Ты мне больше не нужен.

Пустота между нами…»

Знакомая композиция скрутила нутро так сильно, что от ощущений не могла плакать, а лишь болезненно, с надрывом, смеяться. Взгляд упал на снимок, который появился на экране: Леша обнимал меня со спины, что-то шепча на ухо… и мы счастливы.

Аут…

Как под гипнозом я вышла на середину танцпола и… улетела в преисподнюю своей драмы, отдаваясь музыке и словам.

«… Сердце как стекло разбилось.

Не было любви — это нам приснилось…»

Я никогда так не танцевала. Все мое тело жило своей жизнью: я вскидывала руки, разводила в стороны, запрокидывала голову, двигала плавно бедрами, позволяя боли окутать меня полностью. Моя душа выбирала каждое движение, каждую связку.

Больше сил бороться у меня не осталось. Слезы катились по щекам, рваные всхлипы слетали с губ. Я сдалась. Рассыпалась мелким стеклярусом, словно кто-то выдернул нитки, державшие меня воедино. Во мне столкнулись агония любви и бесконечная отрешенность. Стены помещения размылись через призму слез, оставляя меня крохотной частицей под взором жестокой судьбы. И мне так больно… и отчаянно обидно, что сил держаться не осталось. Готова молить об одном: забыть все. А еще никогда не позволять моему сердцу любить.

Никогда… Пожалуйста…

Я опустилась на пол, поджав под себя колени, не в силах двигаться.