Мы вместе «До», а как жить «После»?

БОНУС 2 (один день из долгой счастливой жизни…)

Антон все утро бегает по дому как ужаленный. Я давно рассказала сыну о бабушке и дедушке, которые живут за городом. Даже фотографии показывала. Только поедем мы к ним впервые.

— Мам, а где огромная сумка? — смотрит на меня деловито сын, одергивая футболку.

Четыре с небольшим, а ведет себя как взрослый. У него даже речь идеально чистая. Только незнакомые слова даются с трудом. И тут проявляется упертость характера: настойчиво повторяет несколько раз, а потом не остановить. Логопед помогла, занималась с Тошей. А посоветовала нам ее моя гинеколог Татьяна Сергеевна.

— Может, не будем брать с собой все игрушки? — приглаживаю на темной макушке взъерошенные волосы, а сын фыркает. Выбритые виски с фигурными молниями над ушами – задумка Леши.

Модники.

— Папа сказал, что у деда только конт… кон…катр-р-ракты…

— Кон-т-ракты, — помогаю осторожно.

— Контракты, — кивает и снова ерошит себе чуб. — Мам, и во что деда будет играть? — разводит в стороны ладошки. — Я ему конструктор привезу и машины. А еще робота! А крестный-Стас мне камеру подарил…

— Я поняла, котенок, — спорить бесполезно. Антиповская порода. — Ты пока сложи отдельно все, что хочешь взять, а позже я достану сумку. Договорились?

— А когда папа приедет? — хватает со стола печенье, подходит и утыкается носом мне в живот. Глажу роднульку по голове.

— Соскучился? — улыбаюсь.

Леша уехал полчаса назад, но Тоша без него не может. Пока муж на работе, сын звонит ему постоянно, а когда идем гулять, обязательно заходим в офис. Вот такая у нас любовь.

— Да-а-а, — выкобениваясь тянет Антон и срывается в свою комнату. — Я ему позвоню!

— Привет передавай, — смеюсь, возвращаясь к делам.

Леша поехал к Ромке и у меня есть время настроиться перед встречей и подумать. Вчера у нас не получилось воплотить план в жизнь, потому что новость о второй беременности ввергла Антипова в состояние бесконтрольной нежности. До обеда я отсыпалась, а мой великолепный мужчина забрал сына, погулял с ним, и даже успел сделать заказ в кондитерской.

Забрасываю белье в машинку. Убираю со стола следы чаепития Антона. Перекладываю на дефростацию из морозилки в холодильник мясо. Потом сделаю гуляш.

Я давно не держу зла на родителей Леши. Однако общаться желание не возникало. Все изменилось пару месяцев назад. Муж приехал от своих и привычно поставил сумку с подарками у двери. Он всегда дает мне право выбора: принять или отказаться. Я не сноб, да и Лешу обижать не хочу, так что разбираю баулы, где преимущественно находятся дорогие игрушки для Антона, сладости, одежда… В общем, все подряд. В последний раз я нашла там пакет со своим именем.

От Анны Львовны.

Любопытство оказалось сильнее потертых временем обид. Развернула, а там… наш с Лешей портрет, нарисованный красками по одной из фотографий, и записка: “Спасибо, Машенька, за счастье сына”. И еще мягкий серо-голубой шарф, точно под цвет моих глаз, явно не машинной вязки. С одного конца петельки неровные, словно мастерица только к финалу работы приноровилась к спицам.

Не знаю почему, но я полчаса плакала с улыбкой на губах, комкая в руках шелковистую пряжу. С этими слезами уходили остатки боли, холода и страха.

— Мам, а мы пойдем гулять? — смахиваю воспоминания, глядя на Антона. — Папа сказал, что будет через два часа.

— В парк? — сын часто кивает. — Тогда собирайся. Не забудь кофту…

— Худи, — поправляет меня Тоша, махая в воздухе указательным пальчиком.

— Только без самоката, — кричу вслед.

— Ну уж нет, мамулечка, — выныривает из комнаты взъерошенная макушка сына. Кривляется.

В парке спокойно. Сентябрь совсем не чувствуется. Вокруг все зеленое, яркое, теплое. Антошка мгновенно забывает обо мне, рассекая на черном транспорте с ядовито-салатовыми вставками на руле. Не спуская глаз с сына, звоню родителям. Не берут трубку. Видимо, уехали на дачу. Там связь хреновая.

Присаживаюсь на скамейку, рядом с приятной женщиной, робко кивая в знак приветствия.

— Я вам не помешаю? — уточняю.

— Конечно, нет, — улыбается она, глядя добрыми карими глазами.

Я присматриваю за Тошей, а моя соседка что-то читает в мобильном телефоне. У ее ног вьются два потрясающих пятнистых щенка с черными носиками и глазками-пуговками.

— Это ваши? — не могу сдержаться и широко улыбаюсь.

Женщина отвлекается и смотрит себе под ноги.

— Да, — треплет малышей за ушками.

— Красивые. Можно? — мне до ужаса хочется тоже их коснуться.

— Можно, — кивает с улыбкой.

Наклоняюсь и провожу по спинке одного, а второй прыгает рядом, тоже подставляясь под мою руку. Как я и ожидала шерсть у них мягкая, как волосы. Приятная.

— Какая порода? — интересуюсь, продолжая наглаживать лапочек.

— Биверы.

Проговариваю про себя несколько раз, чтобы запомнить.

— Мам! — подъезжает раскрасневшийся Антон, тут же откидывает самокат, смахивает модную челку с глаз и присаживается к щенкам. — Такие маленькие… Давай тоже возьмем себе такого, мам?

Сын смотрит с восторгом, поглаживая мягкие ушки и заливисто смеется, когда щенки запрыгивают на Тошку передними лапками.

— А где можно найти такого? — спрашиваю у хозяйки малышей.

— У меня, если хотите.

— Ой, как здорово. А как… ну…

— Всему научу и все подскажу, — понимает мое замешательство женщина. — Вот, визитка, — протягивает мне прямоугольник с золотистыми буквами. — Меня зовут Майя.

— Рада знакомству, — киваю, засовывая контакты в сумочку. — А я Маша. Это мой сын Антон.

Пока мы общаемся с новой знакомой, ребенок выделывает пируэты на самокате, а следом за ним бегает пятнистая малышня, чем еще больше радуют сына.

— … В общем, не знаю, удастся ли восстановить отношения, — сама не замечаю, как делюсь с Майей страхом предстоящей встречи с родителями Леши.

— Лучше во всем искать положительные моменты, Машенька, — участливо говорит собеседница, глядя на меня мудрыми глазами. — Даже расколотую когда-то чашку можно склеить и разрисовать так красиво, что она будет милее прежней. Все в твоих руках. А то, что ты простила – умница. Видно, очень любишь своего мужа.

— Очень… слабое слово, — чувствую, как румянец обжигает щеки. — Как думаете, мне сделать вид, что ничего не помню или поговорить? Ну, с мамой Леши…

— Поступи так как подскажет сердце, деточка.

— Спасибо вам, Майя, за поддержку.

Именно в этот момент понимаю, что поступаю правильно. Ведь сердце уверенно твердит, что родители Антипова тоже теперь моя семья.

Мы покидаем с Антоном парк, сердечно прощаясь с замечательной женщиной и обещая приехать всей семьей, чтобы выбрать себе игривое чудо.

В подъезде встречаем друга Антона, с третьего этажа. Вероника, мама сорванца, выкатывает велосипед, и мы обмениваемся понимающими взглядами.

— Севка, привет! — Тоша подбегает к другу, всучив мне самокат, и протягивает мальчику руку.

— Дарова, Тоха, — с видом крутого мачо отвечает сыну пятилетний Всеволод и пожимает ладонь.

Откуда это в ребенке? Может, Лешка научил? Мелкие, от горшка два вершка, а ведут себя, как Антипов в последнем классе.

— А мне папка конструктор привез, — друг Антона достает из кармана шорт яркую деталь и демонстрирует, словно всю коробку в руках держит.

— О-о, — тянет восхищенно Тоша. Мы с Вероникой закатываем глаза. Синхронно. Сейчас начнется. — А мне папа давал рулить.

— На машине? — таращится Всеволод, а мы понимаем, что пора разнимать, пока здесь до ночи не застряли.

— Поговорите потом, как вернемся от бабушки с дедушкой, — мягко напоминаю сыну и подталкиваю в лифт.

— Пока, Сев! — кричит Антон, махая рукой.

Не успевают двери открыться на нашем этаже, как Тоша выбегает с криком:

— Папа! Пап! — и не разуваясь несется в комнату.

Леша выходит нас встречать и ловит сына, перехватив поперек живота.

— Соскучился, — наклоняется ко мне и целует, прикрыв ладонью глаза Антона. — Не устала?

— Нет, — улыбаюсь, провожу по его щеке. — Встретился с Ромой?

— Конечно, — муж касается моих губ своими. Ощущение, словно мы целуемся впервые. Волнительно до участившегося сердцебиения.

— Скажи мне… — прошу его тихо.

Леша делает короткий вдох и тут раздается ехидное передразнивание писклявым голосом Тоши:

— Люблю тебя, детка, — и сын смеется заливисто.

— Машк, у меня же не такой тембр, да? — сдерживает смех Антипов, ероша макушку Антона. — И все-то мелкий слышит и видит… Мой пацан!

Пока ребенок сражается с руками папы, Леша наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Больше, чем люблю, моя кукла.

Не могу сдержаться и прыскаю смехом.

— Матрешка…

Антипов смотрит на меня удивленно, а потом ржет в голос.

— Детка, поехали, пока я не закрыл тебя в спальне. Я бы еще пару кукол подселил…

… Больше всего Антон не любит сидеть в детском кресле. Дуется, капризничает. Мне приходится отвлекать его разговорами, сказками и песенками. Последнее развлечение сын в моем исполнении не приемлет. Привык к пению бабушки Наташи и без вариантов.

— Па-а-ап, — сын крутит в руках мой мобильный, открывая всевозможные игры в приложении.

— Что? — Леша смотрит в зеркало заднего вида.

— В садике говорили, что когда дети вырастают, они живут одни, — Антон трет ладонью нос и пыхтит как паровоз. Злиться. Сидеть на месте пару часов — трагедия.

— Правильно говорят, — Антипов смотрит на меня и подмигивает, заставляя улыбаться.

— Мам, ты не волнуйся. Я вас с папой не выгоню, когда вырасту, — смотрит на меня ребенок.

— Спасибо, сыночек, — и как тут не смеяться в голос?

— Па-а-ап, — снова тянет ребенок.

— Да, Тош? — лыбится Антипов.

— А деда купит мне железную дорогу?

— Спросишь у него сам, — Леша, останавливается на светофоре и поворачивается к нам. — Детка, прикрой сыну глаза…

— Я и так знаю, что вы будете целоваться, — фыркает Антон. — Когда я женюсь, тоже буду целовать маму.

Все. Не могу. Смеюсь! А Лешка вздыхает тяжело.

— Тош, когда ты женишься, то целовать будешь жену, — подсказывает Антипов сыну, а сам притягивает меня ближе и касается губами щеки. Шепчет на ухо: — Ты очень красивая, детка.

Не знаю почему, но смущаюсь. Всегда. Он говорит эти слова не для галочки, а искренне, потому что молчать не может.

Позади раздаются нетерпеливые сигналы автомобилистов и мы едем дальше.

К дому родителей Леши приезжаем около шести вечера. Вышколенные охранники услужливо открывают перед нами ворота и пропускают на территорию. Антошка крутит головой по сторонам, пребывая в растерянности.

— Па-а-ап, а мы куда приехали? — сын залипает в окно, рассматривая парковку, где стоит около пяти разных автомобилей. Один круче другого.

— Скоро узнаем, — совсем невесело и очень тихо отвечает Леша.

Он нервничает. Вижу по напряженным плечам, слегка сведенным бровям, а еще, Леша то и дело корябает зубами нижнюю губу.

— Эй, — подвигаюсь вперед и провожу ладонью по груди мужа. Антипов ловит мою руку и гладит. — Я люблю тебя… Все будет хорошо.

Посмотрев на меня, Леша кивает и улыбается.

— Да, детка… Давай договоримся, если тебе станет неуютно или… Короче, сразу говори. Мы уедем. Ясно?

— Хорошо…

— Машк, без жертвенности. Ты — мое сердце. Береги мотор.

— Я поняла, любимый. Пойдем.

— А еще, я не предупредил, что мы приедем, — ошарашивает он меня и смотрит виновато.

— Супер! Это ничего не меняет. Иди, доставай сумки Антона, пока ребенок не устроил скандал.

Чем ближе мы подходим к дому, тем сильнее меня трясет. Я бы и рада изобразить беззаботность и радушие, но внутри поднимается ураган из прошлого, затягивая в воронку отчаяния. Того, в котором жила без Леши. Незаметно трясу головой, чуть отстав от своих мужчин, и пытаюсь взять себя в руки.

У ворот этого дома я пролила немало слез, но в нем же был наш первый раз с Антиповым. От воспоминаний улыбаюсь, чувствуя, как румянец обжигает щеки. А еще, я здесь танцевала. Впервые на публику. А Ежов изменил Кире… ну, это тоже хорошее воспоминание, а иначе бы она не переспала тут же со Звягинцевым. Вот такая петрушка тогда вышла.

— Маш, — Леша останавливается и оборачивается. — Хочешь, домой вернемся? В кафе заедем по дороге…

Переживает за меня. Впервые вижу, чтобы он так нервничал. Сам устал метаться между мной и родителями, но все равно ставит нас с сыном в приоритет.

Боже, как же я его люблю!

— Не мечтай. Придется тебе смириться, что сегодня вечер будет семейным, — равняюсь с мальчиками и беру мужа под руку. — Ты обещал показать мне фотку своей первой девочки…

— Машк, ну нет, — возмущается Леша и тянет меня назад. — Прошлое — в прошлом. Помнишь?

— У меня память девичья, Антипов, — наивно хлопаю глазками и нажимаю на звонок.

Все, мой сладкий, не отвертишься.

Нам открывает дверь приятная женщина лет пятидесяти и с радушной улыбкой пропускает внутрь. Вытираю ладони о джинсы и делаю несколько незаметных, но глубоких вдохов.

Держись, Сафронова… Ой, то есть Антипова.

— Машенька?! — это первый возглас, который мы слышим.

Анна Львовна быстро сбегает по лестнице со второго этажа и замирает напротив меня. В глазах неверие, радость и… боль?

— Здравствуйте, — робко улыбаюсь, хватая за руку Тошу. — Мы к вам в гости. Не помешаем?

Мать Леши переводит взгляд на Антона, и у меня ком в горле встает. Она смотрит на внука, как на божество. Потухшие глаза загораются, наполняются слезами, и Анна Львовна, боясь напугать ребенка, поспешно отворачивается, делая вид, что соринка попала.

— Что же вы у дверей?! Проходите-проходите… Лерочка, иди стол накрой, и позови Олега Андреевича.

— Бабушка, здравствуй! — громко произносит сын, и мы с Лешей выражаем одно на двоих удивление. — Я сегодня в твоем худи! — демонстрирует подарок, который муж привез от родителей. — Деду я привез робота и машину. А тебе ничего не привез, но я тебя поцелую.

— Блять, в кого он, кукла? — с гордыми нотками в голосе шепчет Лешка мне на ухо.

Анна Львовна, не скрывая слез, наклоняется, а Антошка ее обнимает и расцеловывает в щеки. Жмется, словно они всю жизнь вместе провели.

— Антипов, это твой ребенок. Умеет за один ход пробраться в сердце, — тихо отвечаю мужу.

— С тобой за один не получилось, — припоминает мои косяки. — Ты мне еще должна за моральный ущерб.

Антипов заводит руку мне за спину и опускает на ягодицу.

— Леш! — возмущаюсь.

— Люблю тебя, детка…

Пока мы устраиваемся на большом диване в гостиной, к нам спускается отец Леши. Хмурый, серьезный. Готовлюсь к смущению и растерянности сына. Но по итогу….

— Здравствуй, деда! — чеканит Антон, протягивая руку статному и подтянутому мужчине. — Я тебе робота привез поиграть, а ты мне железную дорогу купишь.

Антипов отворачивается и ржет, а я не могу выдохнуть от возмущения.

— А ты, детка, говорила я мажор, — смеется Леша. — Вот кто растет сразу с крутыми запросами.

— Ну, здравствуй, Антон, — по-взрослому обращается к нему Олег Андреевич. — Что ж ты так долго не приезжал, дорогой наш человек?

Лицо у Лешиного папы смягчается, в глазах радостные искорки выплясывают. Он сидит на корточках рядом с Тошкой и жмет детскую ладошку.

— Мы ждали пока я повзрослею, — объясняет сын, а дед понимающе хмыкает. А потом, повернувшись в нашу с Лешей сторону, проговаривает губами: “Спасибо”.

В целом, мы проводим уютный, хороший вечер. Родители Леши все свое внимание уделяют внуку и рассказывают о Лешке. Говорят о сходствах, но пророчат Тоше лучшее будущее.

— Антоша смышленый не по годам, — улыбается Анна Львовна, глядя, как мелкий ест крупные макароны, нанизывая на палец. Дурацкая привычка. В детском саду кто-то научил. — Можно до школы заниматься с репетиторами и пойти на обучение с углубленным…

— Аня, замолчи! — резко одергивает ее Олег Андреевич. Смотрит жестко, с холодом, вытесняя в момент созданное тепло.

— Да, — тихо отвечает мама Леши и опускает глаза. — Простите. — прокашливается, покрываясь краской, и встает. Показывает улыбку, а у самой во взгляде та же боль, что я видела. — Пойду…руки помою…

— Пап, ты не прав, — цедит Лешка, сжимая кулаки. — Может, хватит ее…

— Присмотрите за Тошей, я тоже… руки помою, — спешу уйти, чтобы дать возможность мужчинам поговорить.

Я, конечно, поступаю нагло, но ничего не могу поделать. Меня тянет найти Анну Львовну. Антипов рассказывал, что в их семье не все ладно после той истории, но я не думала, что настолько. Родители Лешки действительно держатся на расстоянии друг от друга. Между ними жуткое напряжение.

Дверь на втором этаже слегка приоткрыта. Слышу сдавленный плач и тихо захожу. Анна Львовна сидит на кровати, лицом к окну, плечи подрагивают. Я только сейчас замечаю, что в ней нет прежнего лоска. Волосы не струятся по плечам, а собраны в пучок на затылке. Вместо красивой одежды на ней домашний трикотажный костюм… Руки без яркого маникюра. Ухоженные, но до обычного просто.

— Анна Львовна? — прохожу и присаживаюсь рядом.

— Прости, Машенька, — отводит глаза, смахивая слезы. — Менопауза, вот и веду себя как истеричка.

— Не извиняйтесь, — смотрю на свои колени и не знаю, что говорить…

— Ой, а я… Можно я покажу тебе кое-что? Вдруг тебе понравится? — она вытирает платком нос и встает, протягивая мне руку. Изображает улыбку, стараясь угодить, делая вид, что ничего не произошло.

Она сильная, но ранимая…

Иду за ней в одну из дальних комнат. Красивая спальня, светлая, в жемчужных тонах, а на столе белые розы. Точь-в-точь как те, что мне когда-то подарил Леша на день рождения.

Анна Львовна подходит к встроенному зеркальному шкафу, в котором можно роту солдат спрятать, и раздвигает створки. Внутри висят новые наряды на разный вкус: деловые, вечерние, клубные. Пара курток и пальто…

— Я… эту комнату для тебя сделала, — признается она. — И брала одежду… тебе. Передавать боялась. Не хотела, чтобы ты думала, будто откупаюсь… Прости… Но может что-то из…

Боже, меня так накрыло в этот момент… Смотрю на Лешину маму: потерянная, брошенная всеми, отвергнутая любимым человеком, та… кто радуется простому вниманию.

Что ж ты, Сафронова, натворила? Прав Стас, я своими обидками и Лешке больно сделала, и его родителям. Вот дураа-а-а…

— Мне все нравится! — выпаливаю, подхожу и обнимаю Анну Львовну. — Я все заберу. Покупайте мне еще, у вас вкус хороший.

Сглатываю слезы, чувствуя, как трясется рядом та, кто дала Леше жизнь.

— И я… такая дура, Анна Львовна… Такая дура… Простите меня…

— Машенька? — ошарашенно смотрит на меня женщина. — Ты чего это? А ну-ка переставай плакать. Ты не дура. Я бы сама себя ненавидела. Правда. Мне очень стыдно. Прости меня…

— Простила. Давно! Давайте будем счастливыми, а? Не позволяйте себя обижать, — прошу ее, забирая из ее рук платок и высмаркиваясь. — На море рванем вместе… А еще через полгода у вас появится еще внук или внучка… Ну, чуть больше, по сроку…

— Господи, Машенька… — шепчет она и прижимает меня сильнее. — Спасибо тебе, милая… Спасибо…

— У меня совсем нет ничего из одежды для беременных… — ляпаю невпопад, не зная, как реагировать на все эти благодарности.

— Хочешь, вместе поедем и … — она тушуется.

— Ой, здорово! А я боялась, что не предложите, — подхожу к кровати и сажусь на край. — Мы сегодня будем тут спать. Можно?

— А вы с ночевкой? — светится вся. — Конечно! Где угодно. Пройди по дому, присмотрись.

— Я выбрала, — улыбаюсь.

Мы какое-то время еще болтаем с Анной Львовной. Я рассказываю об Антоне, о родителях. Решаем, что пора знакомиться старшему поколению.

Только вот у меня зудит мысль, что надо помирить предков Леши. Обязательно. Тогда всем станет легче. А главное, моему любимому мужчине. Он хоть и не показывает, но я чувствую, что переживает.

Мы спускаемся в хорошем расположении духа, только Антипов сразу все считывает с моего лица. Подрывается, но я тут же увожу мужа подальше. Не хватало, чтобы дров наломал по незнанию.

— Детка, что случилось? — нежит мое лицо в сильных ладонях, гладит большими пальцами. — Ты плакала, Маш? Что она тебе сказала? Не слушай никого, поняла? Я твой и всегда буду твоим, кукла. Поехали домой…

— Леш, ты чего завелся? — обнимаю его, целую, привстав на носочки. — Твоя мама мне купила много красивых вещей, а мне некому их показать… А еще, мы поговорили и собираемся по магазинам…

— Она тебя не обидела? — ищет признаки лжи на моем лице.

— Антипов, она твоя мама. Любит тебя и желает счастья. А без матрешки, Лешенька, у тебя пойдет насмарку жизнь личная и половая…

Силюсь сдержать смех, потому что у Антипова сейчас такое циничное выражение лица… Этот прищур… Кромка идеальных белых зубов, царапающих нижнюю губу… Слегка склоненная набок голова.

Боже, какой же он красивый…

Ну, привет, мажор!

— Детка, хочешь, я покажу тебе свою комнату? — вкрадчиво, многообещающе…

— Не особо, но я могу показать тебе свою… — вздергиваю бровь.

— В твоей есть ремень и наручники? — нависает, упершись ладонью в стену, а между пальцами другой, пропускает мои волосы.

— В моей есть большая кровать и зеркало во всю стену… — ворожу, кокетливо рисуя вензеля на его груди.

— Блять, что ж ты делаешь, кукла? — с тихим рыком трется носом о мои скулы и висок.

— Вопрос, почему ты... еще ничего не делаешь? — выдыхаю, стараясь поймать его нежные губы.

— Нас не ждите! Антон, присмотри за дедом и бабушкой! — оглушает Леша и хватает меня на руки, утаскивая наверх.

Ой, какая стыдоба-а-а… Мы же в гости приехали.

Едва добираемся до второго этажа, как раздается звон битого стекла. Антипов замирает и аккуратно ставит меня на пол.

— Стой тут, Машк. Я сейчас.

Он быстро сбегает вниз, а я шурую следом. Не собираюсь стоять в стороне. Там, вообще-то, мой сын.

… Который и начал полный беспредел!

— Бабушка Наташа говорит, что леди должны бить посуду, — кивает Антон, сидя на столе, среди тарелок с едой, и таская в рот буженину.

— Аня, он же ребенок, — вскинув руки в защитном жесте, уговаривает Олег Андреевич жену одуматься, стоя у окна.

— Вот еще тарелка! — тут же вмешивается Тоша.

— Спасибо, родной, — берет в руки фарфор Анна Львовна и швыряет об пол, ближе к мужу.

— Аня!

— Ты вспомнил, как меня зовут?!

— Я не забывал!

Бах! И посуда снова полетела об пол.

Мы с Лешкой стоим в проходе и наблюдаем. Не знаю почему, но мне очень весело. Я тоже хочу.

— Лера! — кричит мама Леши. — Принеси сервиз из шкафа!

— Не сметь! — орет Олег Андреевич. — Ань, давай поговорим, а?

— Несите все тарелки! — попискивает Антон. Господи, вот достанется же кому-то чудо…Привык, что мы дома бесимся и ничего не боится.

Самое смешное, что мимо нас пробегает горничная с горой посуды. Дово-о-ольная, жуть!

— Что за пиздец творится в этом доме? — закрывает Лешка ладонью лицо, и угорает.

— Примирение, любимый… Я тоже так хочу…

— Детка, на хуй такое примирение. Давай не будем ссориться, — обнимает меня за шею муж.

… В каком бы пылу ни были взрослые, но тарелки летали подальше от ребенка. Тот заливался всякий раз смехом, а потом и сам скидывал со стола все, что мог.

— Все, Аня, сейчас я тебя отде… сейчас мы поговорим, — запыхавшийся Олег Андреевич скрутил свою суженную, закинул на плечо и бросил нам на ходу: — Аккуратно, стекла кругом. Антошке не давайте со стола слезть. Мы скоро вернемся.

Вот это олигархи! Я в восторге! И чего мы раньше не приехали?..

— А ну, отпусти меня! — пыхтела ноша. — Я с тобой разведусь! Все. Я решила!

— Я бредовые мечты не исполняю, птаха…

Пока родители выясняли отношения… кхм… мы решили погулять. И не прогадали. Бродили по дорожкам огромной территории и наблюдали за резвящимся Антоном.

…Сын качается на качелях. Антипов обнимает меня со спины, прижимая к себе.

— Скажи мне… — задираю голову, смотрю в теплый янтарь.

— Люблю тебя, детка, — улыбается и целует. — И Антошку, и нашу Аришку тоже, — проводит ладонями по моему животу.

— Эй, а не много ли букв “А” на браслете? — притворно возмущаюсь.

— Так и быть, следующая будет “М”...

— А писал про алфавит, — тихо смеюсь.

— Быстрее бы закрыться с тобой в комнате, детка…

— С наручниками или с зеркалом? — мурлычу ему в рот, касаясь губами его губ.

— Я тоже хочу наручники и собаку, — неожиданно раздается рядом голос Тоши.

— Вот это уже мужской разговор, — смеется Антипов и подхватывает сына на руки, подбрасывая высоко над головой.