Мятежный

Бэйн

Сейчас

Похоже, что к концу дня мне уже было абсолютно наплевать. На людей и на вечное соревнование в популярности, которым так увлекались богачи, не имеющие обычных проблем с оплатой счетов и потребностью вести себя по-взрослому.

Я – пляжный тусовщик, курильщик, наркоман и наркодилер с условным сроком. Я не был «мистером Популярность», но внушал людям достаточно страха, чтобы они не вставали на моем пути. Стать мошенником никогда не было моим сознательным выбором. Моя мама небогата, а отец даже не появлялся на горизонте. Так что мне пришлось делать то, что пришлось, дабы выжить в самом богатом городе Калифорнии, и иметь чуть больше, чем обычное кабельное телевидение и замороженные продукты на обед.

В пятнадцать лет я втянулся в профессиональный серфинг. Что тоже стоило немалых денег. Серфинг – единственное, что меня заботило, помимо мамы. К остальному я был в большей степени безразличен. Так я и пришел к торговле наркотиками. Это гораздо проще, чем вы думаете. Покупаешь одноразовые телефоны в магазине «Волмарт». Один для поставщиков, а второй для клиентов. Часто меняешь их. Никогда не продаешь незнакомым людям. Никогда не говоришь обо всем этом дерьме. Остаешься милым и позитивным. Благодаря этому я оплачивал занятия серфингом и учебу в старшей школе, изредка прибегая к карманным кражам, когда мне требовалась новая доска для серфинга. К сожалению, я их часто ломал.

Так и жил до момента, пока не получил условный срок, после чего понял, что вся эта тюремная тема не для меня и пора расширять границы бизнеса. С того времени прошло уже около пяти лет, но я никогда бы не подумал, что буду сидеть здесь, перед самым грозным чуваком Тодос-Сантоса, и вести с ним… ну, бизнес. К тому же законный бизнес.

– Насчет твоего прозвища, – Барон Спенсер, более известный как Вишес среди тех, кому не посчастливилось знать его, ухмыльнулся. Он разлил «Макаллан»[1] по двум стаканам, глядя на янтарную жидкость с той степенью обожания, которую обычно приберегают для детей.

Я проделал весь этот путь от Тодос-Сантоса до Лос-Анджелеса, чтобы встретиться со Спенсером в его офисе. Что фактически не имело никакого смысла. Мы жили в десяти минутах ходьбы друг от друга. Но если я что-либо и узнал о богатых засранцах, так это то, что они просто обожали спектакли. В лучшем виде. И раз это был не визит вежливости, значит, встреча должна была состояться в рабочей обстановке, где я мог оценить, насколько огромен его офис, насколько сексуальна его секретарша и насколько дорогим был его виски.

По правде говоря, мне плевать, даже если бы мы встретились на Марсе, если в итоге я получу то, ради чего сюда приехал. Я скрестил ноги под столом, ударив ботинками друг о друга, и проигнорировал напиток, который Вишес подтолкнул по полированной поверхности стола в мою сторону. Я предпочитал водку. И еще предпочитал не напиваться, перед тем как сесть на свой «Харлей». В отличие от мистера Спенсера у меня не было личного водителя, который мог бы возить меня повсюду, будто я безногое ничтожество. Но обо всем по порядку. Он задал вопрос.

– Мое прозвище? – я задумчиво погладил бороду.

Он коротко кивнул, всем своим видом говоря: «не-шути-со-мной».

– «Бэйн» ужасно похоже на «Вишес», согласен?[2]

Нет, не согласен, придурок.

– Это ведь ты придумал игру «Вызов»? – Я откинулся на стуле назад, оторвав его передние ножки от пола, и громко жевал свою жвачку с корицей. Наверное, мне стоит объяснить: «Вызов» был старой традицией старшей Школы Всех Святых, по которой студенты могли вызывать друг друга на рукопашный бой. Эту хрень изобрели Беспутные Хулиганы, четверо подростков, которые управляли школой, будто она принадлежала их родителям. Ирония в том, что отчасти так и есть. Предки Барона Спенсера отстроили половину города, в том числе и здание старшей школы, а мать Джейми Фоллоувилла еще шесть лет назад была ее директором.

Вишес склонил голову, рассматривая меня. Ухмылка этого урода была из тех, что заставляла женщин стонать его имя, даже когда он находился на другом континенте. Сам он был счастлив в браке с Эмилией ЛеБлан-Спенсер и точно недоступен для других. Жаль, что от этой парочки так и веяло атмосферой счастья и любви. Замужние женщины – мой любимый тип. Они никогда не просили ничего больше, чем грязный трах.

– Верно.

– Что ж, ты получил имя Вишес за то, что начал игру. А меня прозвали Бэйном, потому что я ее закончил. – Я достал из кармана сигарету и подумал, что Вишес курит в своем офисе, потому что из его кабинета можно было напрямую попасть в открытый внутренний дворик и на столе находилось больше пепельниц, чем ручек. Не нужно быть Шерлоком, чтобы это понять, все очевидно.

Я рассказал Спенсеру, как меня впервые вызвали на бой на первом году обучения. Как я не знал правил, потому что был слишком занят, пытаясь придумать, где достать деньги, дабы оплатить учебу, поэтому не вникал во все нюансы традиций Школы Всех Святых. Рассказал, как я разбил поднос с обедом об голову парня, который ударил меня в лицо. Как он получил сотрясение мозга и с тех пор к нему привязалось прозвище – Губка Боб Плоская Голова. Спустя две недели он устроил мне засаду возле школы, в компании шести спортсменов из старших классов, вооруженных битами. В красках описал, как я выбил из них все дерьмо и вдобавок сломал их биты. А затем я поведал Барону, в какие проблемы мы из-за этого вляпались, когда неженки начали ныть, что я слишком сильно их бил и не следовал правилам. Прозвище Бэйн прилипло ко мне, потому что директор, миссис Фоллоувилл, случайно включила локтем громкоговоритель, когда обсуждала со школьным консультантом мое поведение и заявила, что я «отравлял ее существование».

Директор Фоллоувилл использовала возможность уничтожить традицию, которую ее сын Джейми помог создать.

Не улучшало ситуацию и то, что за месяц до инцидента в кафетерии в одной из частных школ Вашингтона устроили резню, так называемую «Колумбайн 2.0»[3]. Тогда все боялись богатых детишек. Но после инцидента, должен признать, что гораздо больше все боялись меня.

Может, я и нравился людям, но у них были веские причины держаться от меня подальше.

Они дали мне прозвище, и я стал им, жил и дышал им.

Я – выродок-иммигрант из России, проживающий в одном из самых богатых городов США. У меня все равно никогда не было шанса вписаться в местное общество. Так что же плохого в том, чтобы выделиться?

Вишес сидел расслабленно в своем кожаном кресле, его улыбка даже не дрогнула. Его не волновало, что я уничтожил «Вызов». Сомневаюсь, что этого мужчину вообще хотя бы что-то заботило. Барон богаче бога, женат на одной из самых красивых женщин нашего штата, к тому же он еще и любящий отец. Преодолев все препятствия на своем пути, он выиграл битву, войну. Он чувствовал себя расслабленно, ему больше не нужно было ничего доказывать.

Он был сыт, а я голоден. А голод опасен.

– Хорошо, Бэйн. Так зачем ты здесь?

– Мне нужны твои инвестиции, – сказал я, затянулся сигаретой и протянул ее Вишесу. Едва заметно он отрицательно качнул головой, но его ухмылка стала на дюйм шире, превратившись в покровительственную улыбку.

– Полегче, парень. Мы с тобой не друзья. Едва знакомые.

Длинными белыми струйками я выпустил дым через нос.

– Ты, наверное, слышал, что на окраине пляжа Тобаго сносят здание старого отеля. Территория будет отдана под коммерческое использование, основная идея – открыть там торговый центр. В конце года состоится аукцион. Все неместные компании, планирующие принять участие в торгах, не знают, с чем имеют дело. Им незнакомы ни социальная структура Тодос-Сантоса, ни местные подрядчики. Зато они знакомы мне. Я предлагаю тебе двадцать пять процентов акций в обмен на шестимиллионные инвестиции в строительство серф-парка, который будет включать в себя школу и магазины для серферов, фуд-корт-площадки и нескольких торговых точек с туристической ерундой. Расходы на приобретение земли и ее подготовку возьму на себя, так что считай это моим первым и последним предложением.

Я понимал, что, заключив эту сделку, потеряю много денег, но мне было необходимо включить имя Вишеса в свое предложение. Присутствие в заявке фамилии Спенсер сделает ее более привлекательной в глазах округа. Как вы, наверное, уже поняли, моя собственная репутация была далека от идеала.

– У меня уже есть торговый центр в Тодос-Сантосе. – Вишес опустошил свой стакан и ударил им по столу, всматриваясь в пейзажи Лос-Анджелеса через открытые окна внутреннего дворика. – Если быть точнее, единственный торговый центр в Тодос-Сантосе. Так зачем же мне помогать строить еще один?

– У тебя элитный торговый центр. Бутики с «Прада», «Армани», «Шанель» и им подобные. Тот вид дерьма, который не могут себе позволить подростки и туристы. Я же построю парк для серферов. Это все равно что сравнивать небо и землю.

– Но магазины там тоже будут.

– Да, с товаром для серфинга. Пляжные магазины. Мы не станем конкурентами.

Вишес наполнил себе еще один стакан, его взгляд сосредоточился на жидкости.

– Каждый живой человек – мой конкурент. И твой тоже. Никогда не забывай об этом.

Я выпустил дым изо рта, позволив ему устремиться вверх, и попробовал другую тактику:

– Ладно. Допустим, серф-парк влезет в твой бизнес. Но если не можешь одолеть, лучше присоединись, верно?

– Кто сказал, что я тебя не одолею? – Вишес скрестил ноги, закинув их на стол. Я уставился на его чистые подошвы. Он понятия не имел, с кем связался. Конечно, он знал обо мне. На данном этапе было сложно не знать. В свои двадцать пять лет я владел самой успешной кофейней Тодос-Сантоса – «Кафе Дьем». Недавно я приобрел гостиницу на окраине города. И сейчас превращал ее в бутик-отель. Вдобавок к этому с каждого магазина и ларька на набережной я собирал деньги за «крышу» и делил их пополам со своим другом, Хейлом Рурком. Звучит так, будто я купался в роскоши, но на самом деле тратил я гораздо больше, чем зарабатывал, и во всех отношениях оставался все тем же нищим выродком. Только теперь с моим именем связано больше проблем, которые требовали внимания.

Я приходил к власти медленно, постепенно и неудержимо. Мама росла в обеспеченной семье, но щедрости ее предков хватило лишь на то, чтобы отправить нас в США, когда я был совсем маленьким, и бросить на произвол судьбы. Каждый мой заработанный цент был так или иначе связан с продажей наркотиков, вымогательством и сексом с женщинами за деньги. Иногда с мужчинами, если становилось совсем туго с финансами. Все попытки добиться успеха в этой игре сводились к череде незаконных делишек и сексуальных услуг. Моя репутация не могла остаться безупречно чистой, что в целом меня устраивало. Я не собирался баллотироваться в мэры.

– Должен признать, мистер Проценко, я склоняюсь к ответу «нет».

– Могу я узнать почему?

– Твоя репутация тебя опережает.

– Просвети же, о чем именно она говорит.

Он спустил ноги со стола и наклонился вперед, задумчиво склонив голову набок.

– Ты мошенник, не заслуживающий доверия, и чертов вор.

И не поспоришь. Я готов был подписаться под каждым пунктом.

– Исходя из этого, ты вполне можешь использовать парк для отмывания денег, – он раздраженно сжал челюсть. Я не собирался так поступать, но мужик определенно соображал.

– Не-а, слишком рискованно. Отмывание денег – это искусство. – Я выпустил еще один клубок дыма.

– А еще это федеральное преступление.

– Можно задать вопрос? – Я стряхнул пепел в предложенный им стакан виски, выражая свое отношение к его напитку за шестьдесят тысяч долларов. Вишес насмешливо вскинул бровь, ожидая продолжение. – Зачем ты пригласил меня, если заранее знал, что откажешь? Я один из главных претендентов на покупку земли. Это общеизвестный факт. Ты понимал, что я приду не для того, чтобы восхищаться твоими прекрасными глазами.

Вишес постучал указательным пальцем по подбородку и слегка выпятил нижнюю губу.

– А что не так с моими глазами?

– Для начала, они принадлежат тому, у кого нет вагины и сисек.

– Если верить слухам, ты не ограничиваешь себя одним полом. В любом случае я хотел посмотреть своими глазами.

– Посмотреть на что? – Я проигнорировал его насмешку. Гомофобия не заслуживает внимания. К тому же он просто пытался вывести меня из себя. В моей жизни это было не первое и далеко не последнее родео с напыщенным придурком. И я всегда выходил победителем.

– На то, как выглядит мой последователь.

– Твой последователь? Я очень польщен, смущен, а еще оглушен от звона внутреннего радара, реагирующего на откровенный бред, – я ухмыльнулся, почесав лицо средним пальцем.

Мы были полными противоположностями. Отродье среднего класса из неполноценной семьи сидел напротив наследника целого состояния. На голове у меня был собран пучок белокурых волос, на теле достаточно татуировок, чтобы покрыть большую часть Северной Америки, а сегодняшний гардероб состоял из обычной рубашки, черных штанов и грязных ботинок. Барон же был завернут с головы до ног в Brioni, с черными гладкими волосами и фарфоровой белой кожей. Он выглядел как сочный стейк из ресторана со звездой Мишлен, а я символизировал собой жирный чизбургер из придорожной забегаловки. Но меня это ничуть не волновало. Я любил чизбургеры. Большинство людей предпочли бы двойной чизбургер из «МакГризи» маленькому кусочку стейка.

Вишес вытянулся в своем кресле.

– Ты же понимаешь, что, находясь в здравом уме, я не могу помочь тебе со строительством торгового центра в Тодос-Сантосе, пусть даже со специализацией на серфинге? Ты отгрызешь кусок моего бизнеса. – Он проигнорировал мой вопрос, и мне это не понравилось. Я кинул окурок сигареты в стакан с виски и встал.

Вишес посмотрел на меня. Спокойно, открыто и абсолютно безразлично.

– Но это не значит, что я не болею за тебя, Бэйн. Просто не собираюсь предоставлять тебе оружие для битвы, в которую ты намерен вступить. Потому что в этом сражении у меня тоже будет армия. Кто бы ни открыл торговый центр, он откусит часть моей прибыли, а когда кто-то вгрызается в мой бизнес, я пожираю то, что принадлежит ему.

Я почесал бороду, обдумывая его слова. Естественно, Вишесу и ему подобным плевать на меня. Он давно достиг вершины. Я же только в процессе восхождения. Раздавить меня – естественный инстинкт выживания.

Спенсер посмотрел вниз, написав что-то в золотом блокноте с логотипом его компании, «Чемпион-Бизнес Холдингс».

– Но есть тот, кто мог бы тебе помочь. Уже много лет он пытается укрепить свое положение в Тодос-Сантосе. Ему необходима репутация, и он в отчаянии. Может, у него и нет авторитета на улицах, зато есть чистое имя и деньги. – Он пододвинул листок по черно-золотой поверхности стола, и я дотянулся до него татуированными мозолистыми пальцами.

Номер телефона сопровождала надпись: «Даррен Моргансен».

– Нефтяные деньги. – Вишес поправил галстук, надетый поверх классической рубашки. – Что важнее – он точно выслушает тебя, в отличие от подавляющего большинства бизнесменов этого города.

Он был прав, и это раздражало.

– Зачем ты помогаешь мне? – спросил я. Мне нравился Барон Спенсер. Когда я решил участвовать в торгах, в первую очередь подумал именно о нем в качестве бизнес-партнера. Я знал много других богатых и влиятельных людей в этом городе, но никто не был так же безжалостен, как он.

– Я лишь даю тебе фору. Так ситуация станет интереснее, к тому же мне нравится элемент неожиданности, – сказал он, прокручивая обручальное кольцо на пальце. – Открой этот серф-парк, Бэйн. Рискни. Было бы круто наконец-то встретить достойного соперника.

Прежде чем покинуть здание компании, я решил, что обязан сходить в их туалет и засунуть несколько модных фирменных ручек с логотипом «ЧБХ» в свой карман, просто по приколу. О, и, возможно, трахнуть его секретаршу, Сью. Она прислала мне по электронной почте контакты всех поставщиков, работающих с торговым центром ее босса. Они пригодятся, когда я открою серф-парк. Тот самый, который поможет мне выбраться из дерьма и оплатить долги матери.

Барон Спенсер думал, что объявляет мне войну.

Ему еще только предстояло узнать, что я и есть война.

С Дарреном Моргансеном я встретился в тот же вечер.

Первый признак того, что он не отличался терпением? Он пригласил меня в свой дом. Как я уже говорил, бизнес-магнаты редко назначают встречи на территории своих частных владений. Моргансен полностью проигнорировал этап со спектаклем. По телефону он сказал, что взволнован возможностью познакомиться с такой ключевой фигурой, как я, и это почти заставило меня отказаться от встречи. Это мне следовало угождать желаниям его эго, а не наоборот. Но я готов закрыть глаза на эту странную динамику, если это поможет создать самый большой в мире серф-парк и превратить Тодос-Сантос в следующий Хантингтон-Бич.

Главным образом открытие парка давало мне возможность стать таким же богатым, как и те, кто смотрел на меня словно на мусор, и я был рад ею воспользоваться. Не буду врать – я не ожидал, что смогу продвинуться так далеко в своем плане с покупкой земли. Меня все еще немного удивляло, что люди действительно прислушивались к моим словам.

Моргансен жил в Эльдорадо, охраняемом районе на холмах Тодос-Сантоса с видом на океан. По соседству с ним обитали самые богатые семьи города: Спенсеры, Коулы, Фоллоувиллы, Уоллесы. Те, кто унаследовал такое количество денег, которое невозможно заработать за всю жизнь.

Дом Моргансена представлял собой особняк в колониальном стиле, расположенный на склоне горы. Ничто так не вдохновляет на прыжок со скалы, как жизнь на ней. На его территории был сад, небольшой пруд и фонтан с настоящими лебедями и ненастоящими ангелами, пускающими водяные стрелы; хаммам и сауна рядом с бассейном в форме почки и куча другого дерьма, которым, готов поспорить на что угодно, никто никогда не пользовался. По обе стороны от входа выстроились огромные растения. Этот идиот, вероятно, ежемесячно платил за обслуживание сада столько, сколько я единожды выложил при покупке своей яхты.

Моргансен встретил меня у ворот, и я сделал вид, что не владею электронным ключом, способным открыть их. Затем он провел меня по особняку, как будто я претендовал на покупку этого места. Мы прогулялись по лужайке перед входом, по заднему двору и по двум кухням на первом этаже. Потом мы поднялись по винтовой лестнице на второй этаж.

– Пожволь мне покажать тебе швой домашний офиш, – он шепелявил. Я с облегчением выдохнул. Наконец-то мы начали двигаться в нужном направлении.

Мы прошли мимо закрытой комнаты, и он остановился, неуверенно постучав по деревянной двери и прижавшись к ней лбом.

– Милая? – прошептал он. Даррен был долговязым и сутулился, как забитый подросток. Вся его внешность – сплошная посредственность. Карие глаза, похожие на глаза лемура, нос с горбинкой, тонкие поджатые губы, темные волосы с проседью и безвкусный костюм, придающий ему вид несчастного мальчика, достигшего возраста бар-мицвы[4]. Он производил впечатление второстепенного персонажа в чьей-то истории. Мне даже было его почти жаль. Такую врожденную непримечательность не могли исправить никакие деньги.

По ту сторону двери ответа не последовало.

– Дорогая, я буду в швоем кабинете. Дай жнать, ешли тебе что-нибудь потребуетша. Или… или шкажи Ханне.

Срочные новости: у богатого парня есть избалованная дочь.

– Ладно. Идем. – Он остановился, прислушавшись к тишине за дверью. – Прямо по коридору…

Моргансен – необычный экземпляр в клубе миллиардеров. Его покорный и сокрушенный вид побуждал моего внутреннего кровожадного бульдога разорвать его, как пищащую игрушку. Мы вошли в кабинет, за нами со скрипом закрылась дверь. Даррен откинул назад волосы, вытер ладони о штаны и нервно засмеялся, когда спросил, что я хочу выпить. Я выбрал водку. Он нажал кнопку на дубовой столешнице и опустился в кашемировое кресло.

– Ханна, принеши водку.

Я всерьез начинал гадать, зачем Барон Спенсер дал мне номер этого клоуна. Возможно, это какой-то розыгрыш. Может, этот чувак и богат – поправочка, он буквально купался в деньгах и в доказательство имел дом размером с гавань, – но при этом он выглядел как чертова катастрофа. Сомневаюсь, что такой трус, как он, согласится выложить шесть миллионов в обмен на двадцать пять процентов акций абсолютно незнакомому человеку с сомнительной репутацией. Я устроился поудобнее в кресле, стараясь об этом не думать. Даррен следил за моими движениями. Я знал, на что он смотрит, и понимал, как я выгляжу.

Люди часто спрашивали меня: «Почему?» Почему я упорно стремился выглядеть так, будто собирался на прослушивание для сериала «Сыны анархии»[5], с татуировками, покрывающими бо́льшую часть моего тела? Почему носил пучок на голове? Зачем мне борода? Какого черта выглядел как пляжный бездельник, в штанах, все еще заляпанных воском для серфинга? Честно говоря, я не видел смысла стараться выглядеть как они. Я не был ими. Я был собой. Я – изгой, без родословной, причудливой фамилии или исторического наследия.

Внешний вид как у ночного кошмара любого папаши – мой способ сказать, что я не участвую в их крысиных бегах.

– Ты довольно ижвештен в Тодош-Шантоше. – Моргансен теребил края своего толстого ежедневника. Не уверен, имел ли он в виду мою профессиональную репутацию или же личную. По городу ходили слухи, что я приобрел «Кафе Дьем» и старый отель, чтобы как-то прикрыть свою прибыль от «крышевания»[6], отчасти это было правдой. Когда-то я трахал каждую цыпочку, что попадалась мне на глаза, иногда соглашался на минет от парней, когда был пьян или жаждал приключений, затем перешел к оплачиваемым отношениям с теми, кто мог хотя бы на дюйм приблизить меня к полному господству над развлекательной индустрией в Тодос-Сантосе. Я развлекал сорокалетних жен бизнесменов, стоявших на моем пути, просто чтобы позлить их, и играл роль спутника даже для более старых женщин, если знал, что они могли вложить деньги в меня и мой бренд. Я был мальчиком по вызову, поэтому люди не считали меня надежным или достойным доверия.

– Приму за комплимент, – сказал я, когда домоправительница Даррена открыла дверь и вошла с подносом, двумя стаканами и бутылкой водки «Вотерфорд». Не проронив ни слова и склонив голову, она наполнила мне стакан, а затем налила виски Даррену, взяв его из бара позади мужчины.

– П-прошу, – заикнулся Даррен. – Я давно хотел пообщатьша ш тобой. Моя шемья переехала в этот город четыре года назад.

Будто я этого не знал. Тодос-Сантос славился своими сливками общества: угрюмый городок ставил происхождение выше морали и репутации. Когда в городе появлялся кто-то новый, все об этом знали. Когда кто-то покидал его, люди тут же начинали сплетничать, гадая, какие скелеты в шкафу он увез с собой. Каким-то образом Моргансенам до сих пор удавалось не попадать под этот общественный радар. Что не было хорошим признаком. Значит, им не удалось наладить прочные связи в городе, несмотря на нефтяной бизнес, что казалось подозрительным.

– И как вам здесь? – я щелкнул пузырем из жвачки, оглядываясь от скуки.

– Ну… интерешно. И очень иерархично.

Я схватил свой напиток, опрокинул его одним глотком и вернул стакан обратно на поднос на глазах у потрясенного Моргансена.

– Отлично. Может, перейдем к делу?

Даррен снова поморщился.

Он жестом предложил мне начать. И я приступил.

Я рассказал ему о перспективах. О куске пляжа, на котором будет располагаться фантастический парк «Серф-Сити». Затем рассказал про свой план и показал чертежи, которые сделал для меня один из лучших архитекторов Лос-Анджелеса. Я представил Даррену свое видение этого места и добавил немного статистики по постоянно растущему количеству подростков в Тодос-Сантосе – богачи любили рожать детей, а дети в Южной Калифорнии, как правило, увлекались либо скейтбордингом, либо серфингом. К тому же мы находились недалеко от Хантингтон-Бич, Сан-Клементе и Сан-Диего и могли переманить оттуда заядлых серферов. Не говоря уже о количестве профессиональных соревнований, которые можно будет проводить в Тодос-Сантосе. Я объяснил, что мне необходимо добавить в бумаги чье-то чистое, доброе имя, чтобы к моему предложению отнеслись всерьез, и что ему не нужно будет ничего делать, а просто наблюдать за тем, как будет расти его прибыль. Я воздержался и не стал упоминать, что если мы превзойдем Барона Спенсера с его элитным торговым центром, это поднимет нас до уровня богов. Это правда, вот только Моргансен производил впечатление того, кто тут же обделается от одной только перспективы разозлить кого-то. И особенно Барона «Вишеса» Спенсера.

Я разнюхал немного, прежде чем позвонить Даррену. Его дедушка приобрел нефтяные месторождения в Кувейте задолго до того, как это сделали остальные крутые ребята. Моргансен же едва справлялся с семейным бизнесом. Он, черт возьми, совсем не соображал, что делает. У него была жена, падчерица и хренова уйма усатых мужиков, указывающих ему, что делать.

– О какой шумме речь? – спросил он.

– Шесть миллионов, – ответил я, даже не моргнув.

Он потер шею. На секунду мне показалось, что он вышвырнет меня ко всем чертям и вдогонку бросит что-нибудь острое. Но он этого не сделал. Даррен огляделся. Почесал лицо. Опрокинул свой охренительно дорогой виски с видом чемпиона и поморщился, потом – и только потом – встретился со мной взглядом, в его глазах сияло поражение.

– Хорошо.

– Хорошо? – тупо повторил я. И это все? Хорошо? Не знаю, под чем этот парень, но я бы хотел торговать такой дурью.

– Хорошо, я готов вложить деньги. Могу дать три миллиона вперед.

– Мне не нужен аванс. Пока нет никаких гарантий, что я заполучу землю, – выплюнул я. Инстинкты говорили мне, что здесь какой-то подвох, но Даррен выглядел безобидно, словно долбаный телепузик. Чувак не мог играть в твистер, оставив за бортом кого-то вроде меня.

– Ты ее получишь, как только они увидят мое имя в документах. В любом шлучае щитай это жештом доброй воли. Мне не нужны твои акции.

– Ты сейчас под чем-то? Просто мы не можем вести бизнес, если ты наркоман. Не имею ничего против легкой дури, но если ты принимаешь что-то тяжелое, мне стоит об этом знать. – Я почесал щеку краем своей сигареты, весело приподняв бровь.

Он попытался изобразить усмешку, но я видел больше эмоций на мордах долбаных козлов.

– Мне не нужны твои акции. Дело не в деньгах. У меня их доштаточно. От тебя мне нужно кое-что другое. Как я уже говорил ранее, я шлышал о тебе, Бэйн. Я жнаю, кто ты и что ты делаешь. Я не хочу, чтобы ты делал меня богаче. Мне нужно, чтобы ты помог моей дочери.

Кто ты.

Что ты делаешь.

Черт побери, папаша Даррен хотел, чтобы я трахнул его дочурку.

Первый вопрос, который напрашивался в моей голове: насколько же уродлива его дочь? Как Квазимодо? С тем количеством денег и ресурсов, что есть у этой цыпочки, готов предположить, ее внешность дотягивает хотя бы до уровня милой. Не чертовски горячей, но определенно сгодится, чтобы кто-нибудь затащил ее в постель. Кто угодно. К счастью, мне двадцать пять и в этом возрасте ты находишь пригодным для секса практически все, даже точилку для карандашей. Если он хочет, чтобы я уложил его дочку за шесть миллионов долларов, я заставлю адвоката подготовить все гребаные документы сегодня же, и к утру она будет так основательно оттрахана, что в ней появится несколько новых дырок, а разум останется затуманен после оргазма еще несколько дней. Для верности я даже добавлю оральные ласки и объятия после секса, потому что было бы неправильно оставить ее без дополнительного бонуса за такие деньги.

– Отлично, – отмахнулся я от него. – Обычно я заключаю контракт на шесть месяцев, без условия исключительности. Дважды в неделю. Наличие презерватива не обсуждается, и я хочу, чтобы она проверилась, прежде чем я к ней прикоснусь.

Мне уже говорили, что я привлекательный сукин сын, и я никогда не знал наверняка, когда потребуется вонзить в кого-то свой член в качестве одолжения или ради своих целей. Как бы то ни было, я перестал брать новых клиентов. Как только мои счета были оплачены, а мама начала получать должный уход, деньги перестали меня мотивировать. Но еще никто не оценивал мой член в такую огромную сумму. Папочка Моргансен абсолютно точно знал, как побаловать свою дочь.

Даррен покачал головой, паника исказила его лицо.

– Подожди, что? О боже. Нет. Нет. Нет, нет, нет, – он отчаянно замахал руками, закашляв. Я выпрямился в своем кресле, не понимая, как этот парень еще не умер от сердечного приступа. – Я не это имел в виду. Я не хочу, чтобы ты ш ней шпал. На шамом деле я бы хотел добавить пункт, по которому ты обещаешь ее не трогать. Я хочу тебя нанять и чтобы ты делал то, жа что тебе платят, ни больше ни меньше. У Джешши почти нет дружей. Она череж многое прошла, и ей прошто нужен кто-то. Товарищ. Мне нужно, чтобы ты помог ей вернуть уверенношть в шебе и жавешти парочку дружей. Найми ее для работы в швоем кафе, чтобы у нее появилша повод выходить иж дома каждый день. Отношения будут ишключительно платоничешкими. Джешши неприкашаема. Она не пожволяет людям дотрагиватьша до шебя.

Джесси. Ну конечно, у его падчерицы имя, которое он даже не может правильно произнести. Бедняга.

Что не так с этой Джесси? Она даже не потрудилась ответить отчиму, хотя явно находилась в комнате. К сожалению, пока она казалась избалованной принцессой, но я все равно собирался согласиться на эту работу, даже если придется слушать ее разговоры о шопинге с мамочкой, пока у меня не завянут уши. Несколько сотен тысяч долларов того стоили. На кону стояло такое количество денег и выгодное вложение, что Джесси определенно привлекла мое внимание. И в какой-то степени мою симпатию тоже.

– Что еще я должен буду делать? – спросил я, поглаживая бороду.

– Ее терапевт говорит, что ей нужна работа. Любая работа. Найми ее. Шмеши ее. Ухаживай жа ней. Только не прикашайша. – Его дрожащие пальцы снова танцевали на краях ежедневника. – Вдохни в нее жижнь.

– Она… – я не знал, как сформулировать вопрос так, чтобы не выглядеть неполиткорректным придурком. Отсталая? Имеет какие-то отклонения? Не то чтобы это было важно, но мне необходимо знать, с чем я имею дело. Даррен заерзал в своем кресле.

– Она очень шветлый ребенок. Прошто ее нужно немного подтолкнуть навштречу общештву.

– Почему?

– Почему? – повторил он, быстро моргая, будто этот вопрос никогда раньше не приходил ему в голову. Даррен подергивал челюстью и сжал пальцами переносицу. Он был на грани слез. Чувак выглядел собранным не больше, чем обкуренный подросток на Коачелле[7]. Очевидно, что ему требовалась пересадка позвоночника, и за хорошие деньги я бы даже предложил себя в качестве донора. Если ему действительно нужна помощь с дочерью, я собирался ее предоставить. И даже не буду чувствовать себя козлом, ведь мне всего лишь нужно сводить ее в кино или еще куда-нибудь. От меня не требовалось засовывать в нее свой член и шептать на ухо признания в любви.

– Я рашшкажу тебе почему, но шначала ты подпишешь шоглашение о неражглашении.

У богачей обычно самые безумные истории. Наверняка она увлекалась зоофилией или каким-нибудь подобным дерьмом. Деньги заставляют скучать, а скука превращает тебя в придурка.

– За свою жизнь я подписал столько подобных соглашений, что теперь не обсуждаю ни с кем ничего, кроме погоды. – Я откинулся на спинку стула, почувствовав внезапное предвкушение от сделки с этим парнем.

Он пронзил меня взглядом, полным надежды. Он любит ее. Меня всегда смущала любовь. Такое неприятное чувство. Люди совершают много глупостей во имя любви.

– Ладно. Ладно. Так… мы договорилишь? – спросил он, жадно глотая воздух. Я огляделся, впервые обращая внимание на обстановку кабинета. Традиционная. Стеллажи от пола до потолка, изготовленные из темного дуба и заставленные толстыми, нетронутыми книгами. Персидский ковер и кресла цвета верблюжьей шерсти. Бар выглядел единственным регулярно используемым местом, с тусклыми, полупустыми бутылками, испещренными отпечатками пальцев. Все остальное было для показа. Этот мужчина заблудился, и мне посчастливилось его найти.

Все равно что забрать конфетку у ребенка.

– Согласен на шесть месяцев, и я хочу знать ее историю.

Моргансен наполнил себе еще один бокал виски, уставился в него, словно в бездну, опустошил его разом, как перед смертью, и позволил стакану свободно скользить между пальцами, прежде чем уронил его на ковер.

– Хочешь жнать ее ишторию?

Я дернул плечом. Я никогда не повторял свои слова и не собирался начинать из-за этого придурка.

Когда первые слова слетели с его губ, мои пальцы сжали подлокотники кресла.

Когда первые предложения вонзились в мой мозг, у меня пересохло в глотке.

И после полуторачасового рассказа на языке вертелся только один ответ. Вообще-то даже одно слово. Оно довольно четко отражало все мои чувства.

Черт.