В голове у Тома стучало, словно черти выбивали на ней барабанную дробь. Он очнулся в незнакомой постели, в незнакомом месте. Потянувшись, нащупал рядом с собой что-то жесткое. Подголовный валик!
– Какого черта! – Он приподнялся на локте, отчего голова у него закружилась, а в желудке возникла тянущая пустота, и посмотрел на спящую по другую сторону валика женщину.
Тут к нему вернулась память – вернее, некая ее часть. Однако и этого было достаточно, чтобы он ощутил дурноту, не имевшую ничего общего с излишним усердием в выпивке накануне вечером. Он помнил лишь, как, сгорая от желания, повалился на Кэтрин, и больше ничего. Господи, спаси и сохрани, неужели он насильно овладел женщиной, которая до сих пор стойко отказывала ему?
Том всегда гордился, что подруги, делившие с ним ложе, делали это исключительно по доброй воле. Неужели в пьяном бреду он позволил вожделению заставить его совершить непоправимое? Том в ужасе обхватил голову руками. Разве не из-за страсти к этой прекрасной женщине он напился вчера вечером до бесчувствия?
Кэтрин пошевелилась. Что-то она ему скажет? И что он может сказать в свое оправдание? Он снова застонал.
– Том? – раздался из-за валика встревоженный голос.
Он медленно повернул голову и поморщился от резкой боли.
– Выглядишь ты неважно, – посочувствовала Кэтрин. – Может, разбудить Джорди и послать его за каким-нибудь питьем?
– Ради Бога, не надо! – Том неосмотрительно покачал головой и прикрыл глаза. – Ему сейчас так же скверно, так пусть сначала придет в себя. – Том взглянул ей в глаза. – Кэтрин, – начал он, – вчера вечером… – Он умолк, не зная, что сказать. Для женщины, которую недавно нагло изнасиловали, Кэтрин держалась на диво спокойно. Может быть, она и не возражала? В душе у Тома затеплилась надежда. – Как ты себя чувствуешь?
Кэтрин озадаченно посмотрела на него: такая робость была не в характере Тома. Пожалуй, эта манера сейчас вполне соответствовала его виду: синева под припухшими веками, бледность и выражение страдания и уныния. Что с ним?
И вдруг Кэтрин все поняла. Овдовев, ее отец начал сильно пить, и на следующее утро страдал не только от похмелья, но и от «беспамятства», как он выражался. Судя по всему, и Том не помнит, что случилось вчера. Наверняка сейчас ломает голову, гадая, не овладел ли ею насильно.
– Вчера вечером… – снова начал он. – Я… я не напугал тебя?
Кэтрин решила отомстить ему за то, что он собрался вчера сделать – и не сделал.
– Напугал? Нет-нет, чего мне было пугаться? Ведь ты попросил меня выйти за тебя замуж!
– Замуж?!
Том облизал губы. Что же теперь делать? Ему хотелось переспать с Кэтрин, но никак не жениться на ней, хотя она и затронула в его душе никогда ранее не звучавшие струны.
Поддразнивая Тома, Кэтрин едва сдерживалась – ей хотелось поцеловать его и успокоить.
– Ты был так доволен после, что сказал: мы обвенчаемся, как только вернемся в Англию, и обязательно пригласим сэра Томаса Гоуэра, который нас познакомил.
– Что? – простонал Том. Теперь он был уверен, что выпивка лишила его не только памяти, но и разума. Однако, раз он обещал жениться, как человек чести он обязан сдержать слово, хотя такое трудно представить себе даже в кошмаре.
Он озадаченно взглянул на Кэтрин – так собака смотрит на слишком большую кость, не зная, то ли поглодать ее, то ли броситься наутек, – и увидел, что девушка вздрагивает от смеха. Что это ее так рассмешило? Вдруг ему все стало ясно, и, перегнувшись через валик, он рывком привлек Кэтрин к себе.
– Что за игру ты затеяла, жена? – проворчал он и поцеловал ее.
Кэтрин потерлась щекой о его жесткую щетину и ответила, щекоча дыханием его шею:
– Ах, Том, извини! Ничего страшного вчера не случилось! Ты, правда, вознамерился броситься на меня, но тут же осовел и заснул.
Несколько секунд Том лежал, обнимая девушку и стараясь разобраться в своих чувствах. При мысли о том, что она не станет его женой, его пронзило острое разочарование. Наконец он пробормотал:
– Прости, что хотел взять тебя силой. Я помню лишь, как вернулся, увидел тебя и… и все. – Он сокрушенно посмотрел на свою сорочку.
– Надо думать, я сумел раздеться, если только ты или Джорди не помогли мне.
– Нет, – ответила она. – Ты разделся сам. Джорди нализался до чертиков, а я…
– А ты была так изумлена, что остолбенела, превратившись в прекрасную статую.
– Едва ли, – ядовито возразила Кэтрин. – Будь это так, мы с тобой обсуждали бы сейчас, кого позовем на свадьбу.
Эта пикировка так понравилась ей, что она решила записать реплики, как только минутка уединения позволит ей снова стать Уиллом Уэгстэффом.
Том расхохотался, и в дверях появилась унылая физиономия Джорди.
– Вам что-нибудь угодно, хозяин? – скорбно поинтересовался он.
– Да! Принеси нам всем эля с водой, а хозяйке – хлеба с сыром.
– Хорошо, что хоть кому-то сегодня весело, – жалобно протянул Джорди и удалился.
Благодаря то ли шуткам, то ли элю с водой Том скоро пришел в себя и проследовал в гардеробную одеваться, оставив Кэтрин одну. Затем, когда они привели себя в порядок, он созвал военный совет.
– Мне расхотелось шататься из таверны в таверну и расспрашивать, не знает ли кто англичанина по имени Грэм, – с ухмылкой заявил он. – Если так и дальше пойдет, к концу месяца я допьюсь до белой горячки.
– Тогда как же нам найти Грэма в таком огромном городе? – с беспокойством спросила Кэтрин.
– Не волнуйся, жена, – успокоил ее Том. – Сэр Томас дал мне адрес одного голландского купца по имени Хендрик ван Слайс. Когда-то два его корабля были вынуждены укрыться в Портсмуте из-за шторма. Все его товары были бы конфискованы, если бы он не согласился поведать нам кое-какие сведения. Позволено обратиться к нему в самом крайнем случае. Он живет здесь неподалеку. Мы представимся торговцами, а уж там станет ясно, как себя вести.
Итак, Том, Кэтрин и Джорди, нарядно одетые и оживленные, снова стояли у дверей роскошного особняка – правда, не в Антверпене, а в Амстердаме.
– Если ты решил выдавать себя за торговца, – тревожилась Кэтрин перед тем, как они покинули постоялый двор, – не удивится ли ван Слайс, что ты заявишься к нему домой, а не в лавку, да еще с женой?
– Нисколько, – откликнулся Том. – Менеер ван Слайс ведет торговлю из дома. Его товары – посуда, меха и безделушки, столь любезные знати, – хранятся в подвалах и погребах. Твое присутствие не будет для него неожиданностью: голландцы дают женщинам куда больше свободы, чем мы, и жены часто ведут дела наравне с мужьями.
– Что ж, им можно только позавидовать, – прокомментировала Кэтрин.
Хендрик ван Слайс жил по-королевски. Как ни странно, он сразу согласился принять английского торговца. Том и Кэтрин ждали в просторном зале, на стенах которого красовались внушительных размеров географические карты голландских владений в заморских землях, а также невероятное разнообразие пейзажей, натюрмортов и морских видов.
– Опять коровы, – прошептала Кэтрин. На картинах почти всех голландских и фламандских художников присутствовали или корабли, или коровы.
Вскоре слуга вернулся и повел их по анфиладе изысканно меблированных комнат в кабинет в глубине дома.
Господин и госпожа ван Слайс поджидали гостей, устроившись в удобных креслах у камина. Торговец выглядел поистине величественно в черном бархатном камзоле, и рядом с ним его жена в наряде из серебристо-голубого атласа казалась еще стройнее и изящнее.
– Мистер Тренчард… – протянул ван Слайс, пригласив гостей присесть. – Наверное, вы родственник Неда Тренчарда?
– Весьма дальний, – признался Том. – Я только скромный торговец.
– Вот как! Надеюсь, вы не откажетесь перекусить прежде, чем мы осмотрим склады? Вы, наверное, из тех англичан, что пьют эль? Или предпочтете вино, как и мы?
– Вино! – ответил Том.
– Ну что же, очень хорошо, – улыбнулся ван Слайс и сделал знак слуге. Тот благоговейно принес и поставил на низкий столик лимоны, печенье, тарелки и завернутые в белоснежные салфетки приборы на четверых, а также бокалы тонкой работы. Кажется, голландцы превратили вкушение пищи чуть ли не в ритуал.
Мужчины начали разговор о делах. Несколько раз Кэтрин пришлось улыбнуться, соглашаясь с мнением супруга.
– Нет, милый, картин больше не надо. Фарфор продается куда лучше. В конце концов, есть необходимо всем, а на картины взглянут разок – и тут же о них забывают.
– Ваша жена – редкая умница, – одобрительно отозвался ван Слайс.
Они беседовали не только о картинах и посуде, но и о скатертном полотне и гардинах.
– Потом, – сказал ван Слайс, когда слуга принес блюдо с устрицами и свежий хлеб, – мы спустимся в погреба, и вы покажете мне, какие именно товары желали бы приобрести. Как я понял, вы не взяли с собой писца?
Джорди трудно было принять за старательного клерка, и сейчас его радушно принимали в кухне.
– Его обязанности исполняет моя жена, и лучшего писца мне не надо. Надежнее всего не выпускать секреты из дома, правда?
– Мое сердце радуется встрече со столь благоразумным представителем вашей страны, – с воодушевлением воскликнул ван Слайс. – Вы, англичане, редко извлекаете пользу из множества талантов, которыми Создатель наделил наших жен.
– Так вы часто ведете торговлю с англичанами, менеер?
– Да, сударь, очень часто. – Он подмигнул. – Мне нравятся англичане: в отличие от наших правителей я понимаю, что нам нужна ваша помощь, чтобы сдержать французов и всех, кому не терпится захватить нашу страну.
– Отлично сказано, сэр. Наверное, вы и сэру Томасу Гоуэру это говорили?
В кабинете повисла напряженная тишина. Кэтрин, исполняя приказ Тома, не сводила глаз с хозяина. Веки его чуть заметно дрогнули, руки на мгновение застыли, а вокруг рта залегла жесткая складка.
– Так вы знаете сэра Томаса? – спросил он, отправив в рот устрицу, обильно политую лимонным соком.
– Да, и очень хорошо, – любезно ответил Том.
Взгляд его пронзительных глаз не отрывался от лица голландца. Жена хозяина хранила молчание, но Кэтрин поняла, что и она почувствовала волнение мужа.
– Что вам от меня надо, мистер Тренчард, кроме посуды и других товаров? Кстати, вы собираетесь приобретать их или все это блеф?
– Никакого блефа. – Том был изрядно удивлен таким поворотом разговора, но не подал виду. – А надо мне сущую малость: сведения о том, где найти Уильяма Грэма.
Ван Слайс явно расслабился.
– И все? Разумеется, я скажу вам, где он живет!
Том улыбнулся:
– Прошу прощения, но это еще не все. Вы что-нибудь знаете о Джайлсе Ньюмене?
– Только то, что его отправили на тот свет. Говорят, он начал промышлять шантажом и поплатился за это головой. Что-нибудь еще?
– Не известно ли вам что-либо о планах вашей армии, что могло бы заинтересовать вашего друга и благодетеля сэра Томаса Гоуэра?
Ван Слайс и глазом не моргнул.
– Ого, теперь я вижу, что вы и впрямь хорошо его знаете. Увы! Мне известно лишь то, что и так знает весь мир. Голландия желает вытеснить Англию с морских просторов. Однако… – Он интригующе умолк.
– Однако?.. – с надеждой повторил Том.
– Однако Уильям Грэм знает не меньше моего, а я предпочитаю, чтобы вы узнали это не от меня. Здесь я всего лишь скромный торговец.
Том окинул взглядом роскошно убранную комнату.
– «Всего лишь»! – фыркнул он, и Кэтрин про себя поддакнула ему.
– Такой же, как и вы, мистер Тренчард. – Ван Слайс сверкнул крепкими зубами, оглядывая Тома с ног до головы. – Видите ли, мистер Тренчард, умный человек всегда распознает другого умного человека. Мне стало ясно, кто вы, как только вы и ваша прелестная жена вошли в мой дом. Но знает ли она вас, мистер Тренчард? И знаете ли вы ее? Впрочем, давайте закончим разговор о торговле и выпьем за успех в наших делах, какими бы они ни были.
– Итак, жена, что ты думаешь о Хендрике ван Слайсе?
Был уже вечер, и Том с Кэтрин давно вернулись от ван Слайса, осмотрев забитые товарами погреба.
Кэтрин обдумала свой ответ.
– Знаешь, мне он кажется обманщиком, но веселым и честным, в отличие от Амоса Шоо-тера или Уильяма Грэма. По-моему, ни ван Слайсу, ни Шоотеру нельзя доверять, но из них двоих я скорее поверю ван Слайсу.
– Почему? – Том сидел, откинувшись к стене, и вертел в руках крохотную ветряную мельничку из пергамента, которую они купили в лавке недалеко от постоялого двора. – Может, потому, что ван Слайс такой красавец?
– Можешь смеяться сколько угодно, – надулась Кэтрин. – Я понимаю, что мне не из чего делать выводы, но что-то в нем такое есть.
Том наклонился и передал ей мельничку, раскрутив пальцем ее крылья.
– Опять и опять мы с тобой мыслим одинаково. Я тоже не пойму, с чего решил, будто Амосу нельзя доверять. Это просто внутреннее чувство, но я привык верить интуиции: она не раз спасала мне жизнь, когда вокруг гибли и друзья, и враги. Мне думается, моя хорошая, что и на твою интуицию можно положиться.
Он подкрепил свой вывод, легонько поцеловав Кэтрин в уголок рта, и снова откинулся к стене.
Кэтрин не раз замечала, что он называл ее «жена», когда поддразнивал или вызывал на откровенность, и «моя хорошая», когда хвалил или пытался соблазнить.
– Джорди говорит, – продолжил он, – что у ван Слайса отлично кормят. Он узнал также, что ван Слайса недавно избрали бургомистром. Любопытно, почему он согласился работать на нас.
Том помолчал, ожидая, что скажет Кэтрин. Она раскрутила лопасти мельнички.
– Наверняка он считает французов столь же опасными для Голландии, как и нас, англичан, и поэтому старается, чтобы любая победа над нами не была решающей, рассчитывая на нас как на сильного союзника в будущем. Не забудь, он ведь отослал нас к Грэму – значит, официально сам он никакой не изменник.
– Браво! – воскликнул Том. – Завтра ты пойдешь к Грэму и постараешься узнать, что же такое, по мнению ван Слайса, ему известно.
– Я?! – От неожиданности обычная выдержка изменила Кэтрин. – Одна, без тебя?
– Ну, можешь прихватить с собой Джорди. Если что-нибудь пойдет не так, он тебя защитит. Не смотри, что на вид он такой щуплый и вечно хнычет. Джорди изумительно ловко управляется с кинжалом. Кроме того, ты ему пришлась по сердцу: он убежден, что я веду себя как неотесанная деревенщина.
– Все равно, я не пойму, почему мне надо идти одной.
– Потому, что с тобой Грэм будет держаться свободнее, чем со мной. Вскружи ему голову. Пусть он считает тебя наивной дурочкой, которая, скорее всего, не запомнит, о чем он может проболтаться.
Кэтрин молча теребила мельничку.
– Поверь мне, моя хорошая, я не стал бы посылать тебя к нему, если бы не знал, что ты справишься с ним лучше меня… – Он подошел к ней, взял у нее из рук игрушку и, отложив ее на кровать, опустился перед девушкой на колени. – Радость моя, клянусь, что с тобой ничего не случится…
Говоря это, Том проклинал себя: перед глазами у него была картина ужасной смерти Ньюмена. Они ведут рискованную игру, однако он, Гоуэр и Арлингтон хладнокровно решили использовать Кэтрин против Грэма, зная, что он падок на смазливые мордашки.
Однако тогда Том еще не был знаком с Кэтрин. Сейчас же он вдруг понял, что, как это ни глупо, любит ее, и дал себе слово сделать все возможное, чтобы ни один волос не упал с этой умной головки.
Ему страстно хотелось защитить Кэтрин, уберечь от опасности, одеть в шелка и бархат, лечь с ней в постель и… и… Но он поклялся Гоуэру и Арлингтону и должен сдержать свое слово. Как и Кэтрин, ее брату грозит смерть на плахе, если их постигнет неудача. Чем чаще Том думал обо всем этом, тем больший стыд охватывал его.
Он так неожиданно умолк, что Кэтрин заглянула в его искаженное мукой лицо и тихо спросила:
– Что такое, Том?
– Ничего! – отозвался он и крепко обнял ее, желая хоть на мгновение укрыть от невзгод. – Клянусь, я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Ах, если бы можно было повернуть время вспять, снова оказаться у рампы театра герцога Йоркского в Лондоне! Том отправился бы к Гоуэру и сказал, что им придется подыскать на роль соблазнительницы Грэма другую плутовку. Когда и как прокралось к нему в сердце нежданное чувство, Том не знал.