На алтарь любви

Глава двенадцатая

– Ну и что вы на это скажете?

Сэр Томас Гоуэр швырнул лорду Арлингтону расшифрованное послание, в котором сообщалось о плане голландцев уничтожить флот Великобритании. Сэр Гоуэр восседал во главе длинного стола в кабинете военно-морского министра. Сэм Пепис устроился неподалеку, готовый записывать принятые решения. Возле него сидели лорд Клиффорд и Джордж Вилльерс, герцог Бэкингем, который откровенно скучал и не переставал зевать, пока Арлингтон дважды перечитывал документ.

– Прошу прощения, что пригласил вас, – заговорил Гоуэр, – но письмо получено вчера вечером, а дело не терпит отлагательств.

– Так оно и есть, – согласился Арлингтон и передал письмо Бэкингему, а тот кинул документ Сэму Пепису.

– Прочтите нам, что тут говорится, – приказал он. – У меня раскалывается голова, и я не желаю разбирать каракули ваших писцов. – Он был не только умнейшим из сидящих за этим столом политиков, но и самым своевольным из них.

Когда Пепис закончил чтение, в кабинете повисла тягостная тишина.

Наконец Клиффорд взял со стола письмо и помахал им в воздухе.

– Не иначе как ваш человек в Голландии был пьян, сочиняя эту белиберду. Судя по всему, он надеется получить награду, посылая вам бредни, годные лишь для сюжета театральной пьески.

Арлингтон кивнул.

– Я доверяю нашему человеку в Голландии, – медленно проговорил он, не желая признаваться, что «наш человек» был еще и одним из его ближайших друзей. – Но я согласен, что план, о котором он сообщает, звучит несколько фантастично, если не сказать иначе.

– Жаль, что герцог не смог прийти, – тактично, как всегда, заметил Сэм Пепис, имея в виду герцога Йоркского, брата короля, который проявил себя как талантливый флотоводец.

– Пока, – сказал Клиффорд, не обращая внимания на слова Сэма, – предлагаю ничего не предпринимать и забыть об этом письме. Даже голландцы не столь безрассудны, чтобы решиться на такую рискованную вылазку.

Собравшиеся закивали, и только Томас Гоуэр нахмурился. Как и Арлингтон, он верил Стэру Кеймерону.

– А как же со второй частью письма? – спросил он.

– Отправим Грэму новые заверения в нашей искренности. Прощение будет даровано ему в обмен на ценные для нас сведения, – ответил Клиффорд.

На том и порешили.

Чуть позже Арлингтон обеспокоенно сказал сэру Томасу:

– Вряд ли Стэр Кеймерон стал бы посылать нам такую чушь, это совсем на него не похоже… И все же мне кажется, что его предостережение бесполезно до передачи сведений, которые обещал им Грэм.

Сэр Томас согласился. Они вышли из комнаты, оставив письмо на столе, откуда позже, по приказу Сэма Пеписа, его убрал один из младших писцов – и на ближайшие триста лет оно затерялось в архивах министерства иностранных дел.

Не подозревая, что в Лондоне решили отмахнуться от добытой с таким трудом информации, Том Тренчард и Кэтрин деловито обсуждали свои дальнейшие действия.

Они уже привыкли спать на кровати, поделенной подголовным валиком. Впрочем, это не означало, что Кэтрин перестала волновать близость Тома. Делу помогало только то, что Том ложился намного позже ее.

Они с Джорди обычно заканчивали вечер в буфетной внизу. Том хорошо играл в шахматы, и другие постояльцы постоянно звали его помериться силами. Кэтрин чаще всего уже спала, когда Том забирался в постель, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ее.

Кэтрин не догадывалась, что сны Тома были такими же беспокойными, как и у нее. Только растущее уважение к ней удерживало его от бурного проявления страсти.

Наконец настал день, когда Грэм сообщил, что готов передать Кэтрин самые важные сведения.

Поднимаясь вечером к себе, Том испытывал смертельную усталость. Минуту назад он закончил длинную и трудную партию в шахматы. К радости Джорди, который поставил на удачу хозяина свое недельное жалованье, побившись об заклад с одним из зрителей, Том выиграл, хотя это было нелегко. Войдя в комнату, он зажег свечу и, подойдя к постели, тяжело повалился прямо на жесткий валик, однако тут же вскочил как ужаленный.

– Ах ты, дьявол! Черти бы побрали все валики на свете! – И он раздраженно швырнул валик на пол.

Испуганная, вырванная из объятий сна, в котором они с Томом прогуливались рука об руку по набережной реки Амстель, Кэтрин села на постели, сонно моргая.

– Что такое? Что-нибудь случилось?

– Еще как случилось! Проклятый валик! Хватит, я избавился от него! – с гордостью заявил Том. – Больше нам не придется ушибать об него бока.

– Что? – Кэтрин вскочила и, подобрав валик с пола, прижала к себе, словно щит. – Я не лягу, пока ты не согласишься положить его на место!

Том откинулся на высокие подушки. Освещенная мерцанием свечи, Кэтрин показалась ему прекрасной, как ангел.

– Хоть ты и прелестна, моя хорошая, – весело ответил он, – я ни за что не соглашусь. Можешь забрать валик себе и спать на полу.

Кэтрин гневно топнула босой ногой.

– Ты негодяй, Томас Тренчард, самый настоящий негодяй и мерзавец. Совести у тебя нет, если ты оставляешь меня на полу, а сам спишь на кровати!

– Я тебя на полу не оставляю, – отпарировал Том. – Это ты выбираешь ложе, так что я тут ни при чем.

– У меня нет выбора, и ты это прекрасно знаешь! – рявкнула Кэтрин.

Внезапно дверь гардеробной отворилась, и в щели появилось измученное лицо слуги.

– Да перестаньте же препираться! Вспомните, что кое-кому хочется спать, даже если вам и не спится. Если никак не можете поделить несчастный валик, дайте-ка его мне, а то моя подушка слишком мала.

Честное слово, это была последняя капля! Взвинченная до предела, Кэтрин размахнулась и швырнула валиком в Джорди. Он поймал его на лету и поклонился, прижав добычу к груди.

– Вот спасибо, хозяйка. И спокойной вам ночи. Дай-то Бог, теперь вы утихомиритесь.

Что же она наделала? Теперь, если она уляжется на полу, ей не на что будет даже откинуться, а она так устала…

Обескураженная своим промахом, Кэтрин имела неосторожность взглянуть на Тома. Он, как и следовало ожидать, расхохотался.

– Ах ты! Ах ты! – Она задохнулась и подскочила к кровати, занося руку для удара. Это, как она сообразила позднее, было еще одной ошибкой.

Том сел на постели.

– Ну, что я? Что, моя хорошая? Ведь не я бросил валик Джорди. Это сделала ты.

Усмехнувшись, Том стремительно, как леопард, бросающийся на свою жертву, скользнул вперед и привлек Кэтрин к себе; не успела она опомниться, как оказалась рядом с ним.

Недолго думая, он быстро перевернул девушку на спину, не отрывая взгляда от ее лица, а она задыхалась от бессильной ярости под тяжестью его тела. Впрочем, едва губы Тома коснулись ее, как гнев исчез, и Кэтрин почувствовала, что тает в его объятиях.

Ах, эти долгие дни и ночи, которые они провели, разделенные проклятым валиком! Том в мгновение ока стащил с Кэтрин ночную сорочку, а она принялась нетерпеливо дергать шнурки его рубашки. Потом благоговейно погладила завитки золотистых волос на его широкой груди, пока ладонь Тома дразнила ее грудь – такую маленькую и такую безупречную.

Кэтрин стонала и извивалась под ним. Малейшее его прикосновение воспламеняло ее; Том был нежен и осторожен, словно знал, что грубость и бесцеремонность всегда внушали ей отвращение. Казалось, он боготворил и ее атласные губы, и ямочку на подбородке, и стройную шею, и плоский живот, и вот уже Кэтрин не смогла сдержать нетерпеливый крик.

Они прижимались друг к другу все крепче, и едва ноги Кэтрин сами собой обвились вокруг Тома, как ей показалось, что их захлестывает огненная волна. Мгновение – и Том достиг цели, о которой мечтал с тех пор, как увидел Белинду Белламур на сцене театра герцога Йоркского.

Его ожидало невероятное открытие – в его объятиях была прекрасная девственница, которая вскрикнула от боли, когда он стал одной с нею плотью.

Том попытался было отстраниться, желая облегчить ее боль, но она с силой притянула его к себе.

– Нет! Нет! Не уходи! О Господи, я и не думала, что может быть на свете такое блаженство!

– Но, моя хорошая, – он произнес это без тени насмешки, с бесконечной нежностью, осторожно целуя ее, – ведь я сделал тебе больно. Ах, если бы я только знал! Ты должна была сказать мне.

– И ты бы поверил?

Он виновато рассмеялся в ответ:

– Да, моя хорошая, вот я и попался. Я только и делал, что посмеивался над твоим целомудрием, полагая, что, как большинство женщин, ты им давно уже не обладаешь. А теперь я сам отнял его у тебя.

Кэтрин покачала головой: – Нет, не говори так. Разве я этого не желала? Для настоящей близости всегда нужны двое, и ты не принуждал меня. Странно, но стоило мне швырнуть в Джорди валиком, как я поняла, что пропала.

Ее слова и то, с какой любовью она произнесла их, возымели на Тома волшебное действие. Он ощутил, как плоть его вновь окрепла, и сообразил, что не должен больше ласкать Кэтрин, чтобы не причинить ей боли. Господи! Ведь завтра Кэтрин отправится к Грэму, который спит и видит, как бы овладеть хорошенькой соблазнительницей. Ревность снова обожгла Тома.

Нет, он не может этого допустить, просто не может – и не допустит! Соглашаясь на участие молодой актрисы в рискованном предприятии, он был уверен, что она охотно уступит всякому, кто того пожелает – или заплатит. Но теперь-то ему известно, что это не так! Том отпустил ее, и они легли рядом. Голова Кэтрин удобно устроилась на его плече, и он поцеловал ее в макушку, не рискуя целовать в губы, но даже такой малости было достаточно, чтобы плоть его нетерпеливо напомнила о себе.

Помолчав, он заговорил:

– Кэтрин, мне кажется, тебе не следует идти завтра к Грэму.

Кэтрин не хотелось спорить с ним после только что пережитых мгновений блаженства, но их задание еще не выполнено до конца, а от этого зависит жизнь Роба.

– Еще как следует! – ответила она. – Поступить иначе – значит нарушить обещание, которое я дала в Лондоне.

Том покачал головой, чувствуя, как горло его сжимается от волнения.

– Он не станет с тобой говорить, пока ты не согласишься переспать с ним. Ты не должна делать это хотя бы ради себя самой, хорошая моя.

Он не добавил: «И ради меня тоже», хотя мысль о том, что к ней может прикоснуться другой мужчина, бесила его.

Его слова не поколебали Кэтрин, поскольку слова «честь» и «долг» были для нее не просто пустыми понятиями.

Кэтрин сказала фразу, которая помогла Тому примириться с мыслью о ее предстоящей встрече с Грэмом:

– Я не стану его любовницей, Том, обещаю тебе.

– А вдруг он, поняв, что не добьется своего, откажется передавать нам информацию?

– Тогда я сочту это знаком того, что моя миссия провалилась. Но по крайней мере я попыталась добиться успеха.

Том задумчиво кивнул:

– Мы всегда можем сказать, что Грэм водил нас за нос, притворяясь, что у него есть еще какая-то информация.

– Но, Том, это же ложь! – возразила Кэтрин.

– Ложь во спасение. А теперь спи, моя хорошая. Завтра будет трудный день.

Чуть позже Джорди, озадаченный тишиной в спальне, заглянул в щелочку и увидел, что Том и Кэтрин спят, сплетясь руками и ногами.

– Давно пора, – с одобрением пробормотал слуга, возвращаясь на свой тощий тюфяк.

Утром Кэтрин проснулась, чувствуя себя совершенно разбитой, однако все отступало перед ощущением переполняющего ее счастья. Она не жалела о том, что уступила Тому, и не лелеяла иллюзий насчет возможной свадьбы. Сказки сказками, но Кэтрин была прежде всего трезвой реалисткой – бывший вояка и искатель приключений едва ли будет рад повесить себе на шею жену-актерку. Кэтрин благодарила судьбу за ночь любви с прекрасным возлюбленным, зная, что на долю большинства женщин не выпадает даже такой малости.

Итак, вооруженная любовью, Кэтрин зашагала по улицам Амстердама в сопровождении Джорди. Том держался далеко позади. Слуга должен был ожидать Кэтрин у входа в дом Грэма, а Том обещал не сводить глаз с Джорди. Кэтрин думала, что все это смахивает на детскую игру – но, с другой стороны, с тех пор как арестовали Роба, ее жизнь мало чем отличается от жестокой детской забавы. Хотя грех жаловаться – в этой игре ей достался Том. Надо жить настоящим и радоваться каждому мгновению, стараясь запечатлеть его в памяти.

Хозяйка кисло взглянула на Кэтрин, отворяя дверь на стук.

– Что, опять гости? – Она потыкала большим пальцем за плечо, указывая на лестницу. – Хватит, не стану я вас провожать. Третий посетитель за утро – слыханное ли дело! Сначала оборванный недомерок, потом кавалер из богатеньких – мы тут не часто таких видим! – а теперь еще и вы, сударыня! Его дверь всегда открыта, так что поднимайтесь и не вздумайте звать меня, когда будете уходить. Я ему не прислуга! – Хозяйка выразительно подбоченилась и зашаркала по коридору прочь.

Кэтрин дважды постучала и сообразила, что Грэм, вероятно, вышел. Странно… Когда они проходили мимо рынка, часы на колокольне пробили полдень, а Грэм особенно настаивал на том, чтобы она явилась без опоздания. Кэтрин захотелось уйти и сказать Тому, что Грэма не оказалось дома, но что-то ее остановило. Хозяйка упомянула, что дверь Грэма всегда открыта. Что ж, значит, надо постучать еще раз и войти. Может быть, он задремал и не слышит.

Кэтрин забарабанила по двери чуть настойчивее, а затем повернула железное кольцо, служившее ручкой, и вошла, тихо окликая Грэма.

В комнате было пусто, но Кэтрин поразил царящий в ней беспорядок. Разорванные книги сброшены с полок, на полу валялась разбитая посуда. Ящики выдвинуты из высокого комода, черепки мисок и осколки стекла усеивали пол вперемешку с бумагами из явно взломанного секретера.

Кэтрин стояла, оглядываясь по сторонам, как вдруг приоткрытая дверь в спальню Грэма распахнулась и на пороге показался хозяин. Сделав пару шагов, он, шатаясь, остановился. Лицо его было серым, из уголка рта струилась кровь. В правой руке он что-то сжимал, но Кэтрин не поняла, что именно. Мгновение-другое он невидящими глазами смотрел на нее, а затем, как подкошенный, рухнул на пол.

Кэтрин не сомневалась, что минуты жизни Грэма сочтены, и убедилась в этом окончательно, увидев вонзенный в его спину кинжал.

Кровь пропитала его камзол и медленно стекала по нарядным панталонам и чулкам.

Она не испытывала к нему никакой симпатии, но жалость заставила ее склониться над ним. Не вытащить ли из раны кинжал? Позже Кэтрин была рада, что не сделала этого, так как его кровь неминуемо запятнала бы ее. Грэм с трудом повернул голову и заплетающимся языком произнес:

– Голубушка… вы пришли. Кэтрин беспомощно кивнула:

– Да, я же обещала.

Он сделал попытку приподняться, и лицо его исказила мучительная гримаса.

– Нет-нет! – быстро воскликнула Кэтрин. – Постарайтесь не двигаться.

Он покачал головой и вытащил из-под себя правую руку с зажатым в ней листком бумаги, бормоча что-то неразборчивое. Вроде бы пытался сказать: «Это для вас». Внезапно ее осенило: он хотел передать ей какой-то документ!

Она тихо произнесла:

– Не двигайтесь, а я приведу доктора.

На этот раз его слова прозвучали совершенно отчетливо:

– Нет, нет. Поздно! Уходите!

Она собралась возразить ему, хотя рассудок подсказывал ей, что никакой врач уже не поможет, и тут голова Грэма дернулась и изо рта его хлынула кровь.

Все было кончено – смерть призвала его.

Кэтрин не знала, как долго она простояла на коленях возле его холодеющего тела. Ей казалось, прошло несколько часов, но Том и Джорди заверили ее потом, что она пробыла в доме от силы пять минут. Она понимала, что нужно закрыть его широко открытые, словно от изумления, глаза и передвинуть тело с черепков посуды и обрывков бумаг, среди которых он умер.

Однако здравый смысл властно запретил ей что-либо делать. Следует прежде всего думать о Томе, и Джорди, и о себе самой. И о документе, который Грэм так отчаянно пытался передать ей.

Она поднялась и трясущимися руками запихнула бумагу в сумочку, что висела у нее на локте. Ощущая, как дрожат ноги, вышла из разгромленной комнаты, оставив в ней тело убитого хозяина. Потом спустилась по лестнице и отворила дверь, натолкнувшись на стоящего на пороге Джорди. Он сразу заметил, как она бледна.

– Что такое, хозяйка? Что случилось? Да я прикончу его, если только этот пес посмел вас обидеть!

– Поздно, Джорди, ты опоздал. Разыщи Тома – мы возвращаемся домой. Только скорей! Нас не должны тут видеть!