На ее условиях

Глава 3

– Жениться на вас? – Алесандер не слушал дальше, этого хватило. Его хохот наполнил комнату, отражаясь от стен. Он знал, что она хотела чего-то, землю или денег, но предложение брака никогда не пришло бы ему в голову. – Вы всерьез предлагаете нам пожениться?

– Я знаю, это безумная идея… – Его гостья сжимала и разжимала кулаки, ее взгляд был ледяным от ярости. – Забудьте. Совершенно очевидно, я ошибалась, предполагая, что вы соизволите хотя бы пальцем пошевелить, чтобы помочь моему деду. Прошу прощения за беспокойство. Не провожайте меня.

Развернувшись так, что взвихрившаяся юбка показала ему ноги, более стройные, чем он мог представить, Симона устремилась к двери, оставив ядовитые слова висеть в воздухе. Да как она посмела, выложив подобное безумное предложение, вести себя так, словно он ее подвел?

Алесандер догнал ее, когда девушка открыла дверь, потянулся через ее плечо и захлопнул створку.

– Не припоминаю, чтобы вы просили меня шевелить пальцем.

Симона не услышала или не обратила на него внимания. Она лихорадочно дергала за ручку двери обеими руками, напрягаясь всем стройным телом в попытке ее открыть. Дверь не поддавалась, потому что Алесандер опирался на нее.

– Выпустите меня!

Он не двинулся с места, наблюдая, как миниатюрная фурия сражается с дверью.

– С другой стороны, вы попросили меня жениться на вас.

– Я ошиблась, – ответила она в отчаянии, задыхаясь от усилий.

– Что, вы планировали просить кого-то другого?

Она сдалась, глядя на дверь так, словно хотела испепелить ее усилием воли.

– Я думала, вы сможете помочь. Я ошиблась.

– И поэтому вы повернули все так, словно я вас подвел? Потому что я был честен и посмеялся над этим нелепым брачным предложением?

– Нелепым, потому что вы такая роскошная партия? С ума сойти! Вы и вправду верите, что я так уж жажду выйти за вас замуж?

Симона пнула дверь напоследок, развернулась и немедленно пожалела об этом, почти уткнувшись носом в обнаженную мужскую грудь. Его кожа была оливково-бронзовой от загара, с темными волосами, и его соски были твердыми… Боже, ну почему он не мог одеться? Она могла видеть, как ее дыхание шевелит волоски, могла чувствовать лимонное мыло и его запах, горячий, чистый, мужской…

И она вполне могла бы обойтись без понимания, насколько все это ей нравилось.

– Это вы мне скажите, – прорычал Алесандер. – Вы же об этом просили.

Он возвышался над ней, почти прижимая к двери. Симона могла метнуться в сторону, но у нее создавалось стойкое впечатление, что этому мужчине понравится, если она попытается бежать. Он явно из тех, кто наслаждается погоней. Так что она осталась на месте и заставила себя встретить его взгляд.

– Несколько месяцев, – сказала она. – Я не просила о вечности. Я не настолько мазохистка. – Что-то опасное мелькнуло в его глазах, и она задумалась о том, насколько разумно с ее стороны было оскорблять единственного человека, который мог ей помочь. Хотя это было важно до того, как он высмеял ее предложение. Теперь она ничего не теряла, говоря, насколько не прельщала ее такая перспектива. – Поверьте, если бы у меня была любая другая возможность, я ухватилась бы за нее обеими руками.

Он вгляделся в ее глаза:

– Во что вы играете? Зачем вы здесь на самом деле?

Она сказала бы ему, если бы думала, что он послушает.

– Знаете, продолжать это все нет смысла. Выпустите меня, и я обещаю больше никогда не показываться вам на глаза. Может, у нас получится забыть, что эта встреча вообще случилась.

– Забыть, как худосочная девчонка, которую я увидел первый раз в жизни, предложила мне на ней жениться? Забыть предложение о браке, завернутое в колючки и оскорбления? От женщины, которая призналась, что предпочла бы любую другую возможность? Да еще и не объяснила ничего? Не думаю, что я быстро такое забуду.

– А какой смысл объяснять? Вы весьма четко выразили вашу позицию. Совершенно очевидно, вы никогда не снизойдете до женитьбы на «худосочной девчонке».

Ее глаза полыхали холодным огнем, когда она выплюнула его же слова ему в лицо, в ярости от его оскорбления. Что ж, он мог быть не прав. Она была скорее изящной, чем худосочной, хотя у него нет ни малейшего шанса узнать это наверняка, так как ее формы надежно скрывала мешковатая дешевая одежда. Но она точно не была девчонкой. Алесандер видел округлость ее груди, видел, что ее глаза скорее синие, чем серые, оттенка неба поутру, когда солнце еще не выжгло туман с холмов. Стоя так близко к ней, он ощущал ее аромат – меда, и солнца, и женщины, несомненный аромат возбужденной женщины.

Его тело отреагировало единственным известным ему способом, удивив Алесандера. Если бы он мог захотеть Симону, то знал бы об этом, как только открыл дверь и увидел ее. Обычно так и случалось. Он снова пожалел об отсутствии Бланки. Определенно у него слишком давно не было секса, если его могла завести любая большеглазая бродяжка. Его глаза снова скользнули к вырезу ее блузки, где открытая кожа выглядела гладкой как шелк. Стоило признать, бродяжка была приятно фигуристой…

– Возможно, не такой уж худосочной, – сказал он. Несмотря на то что она была не в его вкусе, Алесандер не удержался и положил руку на ее плечо. Ее кожа была именно такой шелковистой, как он предполагал.

Симона вздрогнула под его прикосновением, распахнув глаза и прикусив губу, и метнулась в сторону.

– Не трогайте меня!

Столь быстрая смена ее настроения забавляла его.

– Что такое? – Алесандер развернулся к девушке. – Вы просите меня жениться на вас, а потом запрещаете трогать? Наверняка вы пришли сюда готовой к, так сказать, прослушиванию.

Симона крепко обняла себя руками.

– Нет! Не будет никакого прослушивания! Этот брак – для Фелипе. Только для Фелипе. – На фоне подступающих сумерек ее глаза горели холодным синим огнем, а кулаки были сжаты так плотно, что побелели костяшки. – У вас есть халат?

Алесандер улыбнулся внезапной смене темы.

– Вам не нравится то, что на мне надето?

– В том-то и дело. На вас ничего толком не надето. – Она запнулась и закусила губу, словно сказала больше, чем собиралась. – Не хотелось бы, чтобы вы простудились.

Конечно, он не поверил. Его гостья оказалась неплохим развлечением. Скорее мышка, чем тигрица, она тем не менее нашла смелость высказать ему свою безумную идею. Еще Алесандера забавляла мысль, что меньше часа назад его мать выговаривала ему за нежелание жениться. Вот если бы она тоже услышала это предложение… Хотя Изобель это скорее привело бы в ужас, чем позабавило. Представив лицо матери, Алесандер улыбнулся:

– Позвольте вас успокоить, у меня весьма крепкое здоровье. Но я не хотел бы, чтобы вы чувствовали себя неудобно.

Он пошел одеваться, не столько ради душевного комфорта гостьи, сколько потому, что сам того хотел. Он достаточно наигрался и меньше всего жаждал создать у нее впечатление, что он ее хотел. Алесандер признавался себе, что гостья его заинтриговала, и ему было любопытно услышать детали ее внезапного предложения, но поощрять ее не следовало.

Она все еще в его квартире. Симона выдохнула и повернулась к окнам с видом на миллион евро. Алесандер Эскивель не вышвырнул ее за порог, но и не дал ей сбежать. Она все еще здесь, а он наконец пошел одеваться. Два успешных достижения. И теперь, по неведомой причине, он хотел ее выслушать. Более того, когда он прикроет эту мускулистую грудь и все остальное загорелое тело, Симона сможет собраться с мыслями. Возможно. Попытки не смотреть на этот образчик мужского совершенства, когда смотреть очень хотелось, чертовски отвлекали. А когда он прижал ее к двери и коснулся плеча, молния пронзила Симону до глубины естества. Хотя, возможно, это его томный взгляд сделал прикосновение столь волнующим… Боже, что тогда могла бы почувствовать женщина, которая действительно хотела его? Симона поежилась, вспоминая возбуждающий трепет. «Опасность, – подумала она. – Определенно опасность». Слава богу, в ее планы ничего такого не входило.

– Прошу прощения, что заставил вас ждать.

Его роскошный акцент ласкал ее слух, и Симона почти поверила его словам. Обернувшись, она увидела на нем не халат, а светлые брюки и тонкий трикотажный пуловер, который облегал мускулистую грудь так, что Симона снова отвела глаза.

– Отличные туфли, – сказала она неловко, убирая выбившиеся пряди волос за уши.

Алесандер глянул на свои кожаные лоферы:

– Мне их делает очень хороший сапожник.

«Ну конечно, туфли ручной работы», – вздохнула Симона, жалея, что не может как-то спрятать собственные потертые балетки. Конечно, она знала, что он богат, но в каких же разных мирах они жили – одна пара его туфель стоила больше, чем весь ее гардероб. И он знал об этом. Странно, что он не дал ей сбежать, пока у него была такая возможность. Странно, что он не захлопнул дверь перед ее носом.

– Но вы пришли не обувь мою хвалить. – Он снова указал Симоне на диван, а сам устроился в большом кресле. – Мне любопытно услышать детали. Брак между вами и мной – но для Фелипе? Как именно это должно сработать?

Симона осторожно уселась на краешек дивана, ее сердце бешено билось от волнения. Эскивель хочет услышать больше. Ему просто любопытно или он действительно хочет обдумать ее предложение?

– Вы правда хотите знать? Не будете смеяться на этот раз?

– Вы застигли меня врасплох, – признал Алесандер, пожимая плечами. – Не каждый день женщина просит меня жениться на ней, в то же время заявляя, что лучше бы ее съели акулы.

Симона сжала губы, не собираясь защищаться. Его улыбка приводила ее в замешательство. Он был привлекательным, даже когда злился – его черты были слишком правильными, чтобы злость могла сделать его некрасивым. Но когда Алесандер улыбался, он был божественен.

– Извините, не каждый день я прошу кого-то на мне жениться.

– Я польщен, – отозвался мужчина абсолютно неискренне. – Ну так объясните мне, что за затея с этим браком? Почему вам так важно выйти за меня замуж? Чего вы хотите добиться?

– Я хочу сделать последние дни Фелипе счастливыми.

– Вы хотите дать ему счастье, выйдя замуж за сына человека, с которым ваш дед был в ссоре почти всю его жизнь?

– Я хочу, чтобы он был счастлив. – Не видя понимания в его глазах, Симона продолжила с большим чувством: – Как вы не понимаете, виноградники, что вы купили, были для Фелипе делом всей жизни! А сейчас каждый взгляд из окна напоминает ему о его ошибке. Обо всем, что он потерял. И его больше не интересуют оставшиеся лозы. И вообще ничего не интересует… – Она взглянула в глаза Алесандера, отчаянно желая, чтобы он понял. – Я знаю, это звучит безумно, но, если Фелипе увидит, что наши семьи объединятся, что виноградник снова будет единым целым, это будет значить, что его ошибки… больше не имеют значения. Он снова сможет улыбаться – если поймет, что не все потеряно.

– И умрет счастливым.

Симона вздрогнула от этих слов, и он подумал, не играет ли она. Как она могла так заботиться о человеке, которого едва знала?

– Это всего на несколько месяцев. Доктора говорят…

– Да, вы сказали. – Он резко встал и отошел к окну, повернувшись к Симоне спиной. – От шести до двенадцати месяцев. Почему я должен вам верить? Вы многое можете получить из этой сделки. Откуда мне знать, что вы не попытаетесь забеременеть и объединить наши семьи на более постоянной, так сказать, основе?

Он считает ее способной на такое? Боже, с какими людьми ему приходилось вести дела? Симона покачала головой, ощущая тошноту от самой мысли о возможной беременности в этом союзе.

– Ни в коем случае. Это будет строго деловое соглашение, ничего больше.

– Прикажете верить вам на слово?

– Отнюдь. – Ее взгляд был холоден, как северное море. – Беременность исключается, потому что не будет секса.

Алесандер взглянул на нее через плечо, удивленно выгнув бровь:

– По-вашему, брак может быть удачным без секса?

– Почему бы нет? Это же не настоящий брак, поэтому в сексе нет нужды. То, что я предлагаю, брак только по названию. Кроме того, мы даже не нравимся друг другу. Раз уж на то пошло, мы едва знакомы. С чего бы нам хотеть секса?

Алесандер отмел все ее возражения как несущественные. Он никогда не рассматривал симпатию как необходимое условие для секса. С другой стороны, его отец не спал с его матерью последние тридцать лет их брака, и это доказывало, что брак без секса вполне возможен, даже если его отец на самом деле не отказывал себе в сексе как таковом. А об этом, пожалуй, стоило упомянуть.

– Если я соглашусь на этот брак, – сказал Алесандер и остановился, заметив вспышку надежды в серо-голубых глазах. Ее стоило подавить раньше, чем девушка слишком взволнуется. – Если я соглашусь, надеюсь, вы понимаете, что в моей жизни будут другие женщины? Мне же нужен будет кто-то для секса.

Симона сжала губы, вся ее фигура звенела напряжением.

– Уверена, у вас нет недостатка в подругах и знакомых, которые будут только рады позаботиться о ваших нуждах. Я не намерена вам мешать, если вы не станете афишировать эти отношения, конечно.

Алесандер задумчиво потер подбородок, и этот жест снова привлек ее взгляд к мужественным чертам его лица. Глядя на его резкие скулы и черные как ночь глаза, Симона мечтала, чтобы он не был так хорош собой.

– Тогда это в самом деле может сработать, – сказал Алесандер. – И вы, наверное, правы насчет секса. Вы все равно не в моем вкусе.

– Прекрасно! – огрызнулась Симона, заливаясь румянцем. – Тем лучше для всех!

– Bueno. – Он улыбнулся ее раздражению. Заявляя, что не желает секса с ним, она явно не хотела слышать, почему он может не хотеть секса с ней. – Главное, что мы понимаем друг друга. Как вы сказали, мы не знаем, сколько продлится этот брак. Несколько месяцев, может, год. Вы не можете ожидать, что я буду воздерживаться все это время.

– У меня и в мыслях не было заставить вас подавлять ваши природные порывы. Хотя, возможно, немного самоконтроля вам бы не помешало.

– Зачем? Я люблю секс.

– Я ничего не хочу об этом слышать! Мне хватит того, что, если вы согласитесь, между нами секса не будет. Таким образом, не будет угрозы беременности. И осложнений.

Со вздохом Алесандер вновь повернулся к окну. Свет в небесах угасал, освещение в заливе загоралось, заливая побережье золотом. Симона права, без секса не будет нежеланных детей. Никаких осложнений, как она сказала. А это значит, что она не сможет претендовать на поместье Эскивелей.

А тем временем этот брак еще и избавит его от нравоучений матери. Алесандер почти рассмеялся. У Эзмерельды не будет причины ждать от него предложения, потому что он будет уже женат. Это чудесно. Он не помнил, когда последний раз испытывал искушение заключить настолько безумную сделку. Но поверят ли им? Поверит ли кто-нибудь, что из всех женщин в мире он решил жениться именно на этой? Он не шутил, она была совершенно не в его обычном вкусе. Алесандер любил откровенно сексуальных женщин, не бродяжек в мешковатой одежде. И хотя было что-то этакое в ее больших глазах и хрипловатом голосе и где-то под слоями ткани были спрятаны женственные формы, для его согласия условия сделки еще надо было доработать. Ему нужен лишний стимул, чтобы сделать их договор более убедительным.

– Это очень благородно с вашей стороны – пожертвовать собой ради деда. Но с чего мне ввязываться в это? В чем моя выгода, учитывая, что мы вычеркнули секс?

Симона моргнула, глядя на него, и он увидел, что она совершенно не готова к этому вопросу. Его поражала ее наивность. Неужели она думала, что он пойдет на это исключительно по доброте душевной?

– Ну, – начала она, – вы уже владеете большей частью виноградника Фелипе…

– Я сказал вам, я честно купил эту землю. Она уже моя.

– Но вы знали, как он ее потерял. Вы воспользовались несчастьем старика, потому что вам это было на руку.

– Если бы я не купил ее, это сделал бы кто-то другой.

– Но ее купили вы, и не говорите мне, что не обрадовались этому шансу. Фелипе сказал, ваш отец пытался выкупить у него эту землю на протяжении десятилетий.

– И вы считаете, если я соглашусь на эту сделку, это облегчит мою совесть? – Алесандер покачал головой. – Нет уж, моя совесть чиста, и мне не снятся кошмары. Дайте мне по-настоящему весомый повод согласиться.

Сердце Симоны стукнулось о ребра. «Согласиться»? Он серьезно? Он близок к тому, чтобы всерьез согласиться на ее безумный план? Она облизнула губы.

– Чего вы хотите? – спросила она осторожно, едва дыша в ожидании его ответа.

– Я окажусь прав, если предположу, что Фелипе оставит свою часть поместья вам как единственной наследнице?

– Д-да, он еще не встречался с поверенным, чтобы изменить завещание, но говорил, что хочет это сделать.

– Тогда вот моя цена. Когда Фелипе умрет и вы вступите в права наследства, я хочу, чтобы вы отписали остаток поместья в мою пользу.

– Весь?

– Там не так уж много осталось. И вы хотите, чтобы я на вас женился, не так ли? Чтобы Фелипе думал, что его драгоценный виноградник снова цел?

– Конечно!

– Тогда, если вы согласны на мое условие, можете считать нас официально помолвленными.