На пределе

Глава 15

— Ты должна вытащить его.

Я смотрела Гвоздю прямо в глаза и не понимала, с какой стати этим должна заниматься именно я.

Прошло два дня, как я дома. У меня не закончился больничный, который я проводила у Прокопенко в гостях. Янчик радушно меня приняла, выделив комнату в просторной квартире моего лучшего друга, а я… Я не хотела никого видеть.

Стагаров сразу после операции вернулся к своей гражданской супруге. Я знаю, что у них был скандал. Прекрасно слышала, как она заливалась слезами и понимала, что он сам должен сделать выбор. Ведь, он не бросил Таню. Ведь он не сказал ей о том, что я ему не безразлична. Честно говоря, в тот день я ждала его до глубокой ночи.

Но он не пришел… а значит принял решение.

— Я не хочу быть той, кто предаст его доверие, — выдохнула я. — Как ты себе это представляешь?

— Чёрт, Виноградова, я не понимаю, как работает твоя логика. Как ты станешь предателем, если предатель не ты?! — разозлился вдруг Ярыч, смяв какой-то листок на столе Арестова.

Я закусила губу, понимая о чём он говорит, но всё ещё не хотела быть человеком, который выманит Сору из дома, чтобы упечь эту тварь в колонию. Кем он будет меня считать? Не предупредила, хотя могла.

Я вздохнула и качнула головой.

— Вы же сами можете разобраться. Без меня.

— Да, но мы хотим быть уверены, что он не возьмёт трубку, если она будет звонить. А он не возьмёт, если ты рядом будешь.

— А как же глушилки?

— Лиза, эта хрень работает в радиусе километра. В управлении очень много радиолокационного и прочего оборудования, а ещё есть сотрудники, для которых важно быть на связи двадцать четыре часа в сутки, и им не нужны помехи.

Я поджала губы и перевела взгляд на Арестова. Ведь изначально пришла сюда по совершенно иному вопросу.

— Сразу после этого мы передадим тебе пакет новых документов и бывай.

Боже, как трудно всё.

Ещё час назад я была уверена, что спокойно смогу уехать, ни во что не влезая больше. Амир был жив и существовала опасность, что он кинется искать виновников его провала. Лисовского же зачем-то нашел. К слову, Лиса вытащили раньше меня. Ему, как выяснилось, опасность от рук Потапова и Аргена не угрожала, он должен был дождаться приезда Амира. Но проблема в том, что Амир не приедет, а Лисовскому дадут ещё один шанс на жизнь под новым именем. На этот раз ему категорически запрещено где-либо светиться. И мне тоже.

— Ну что?

А что? У меня выбора нет. Я хочу свалить отсюда, родить своего малыша и забыть обо всём, что меня связывало с этим местом.

— Я согласна.

Я тут же достала смартфон и по диктовку набрала номер Стагарова. Ответил он не сразу, будто знал, что я звоню.

— Слушаю, — ответил тихо.

У меня сердце в этот момент прыгнуло в горло, и я не сразу смогла сказать, что требовалось.

— Мы можем встретиться?

Сора молчал, услышав вопрос. Я даже не знала ответит он мне вообще или нет. И это убивало, потому что я понимала его нежелание видеть меня. Он уже сделал выбор. А я делаю вид, что не поняла этого.

— На том мосту через час, — и он положил трубку, не дав даже возможности уточнить о каком мосте вообще речь идёт у нас их по городу, как…

И до меня дошло. На моём мосту. О других я бы даже и не подумала. Надо же.

— Отлично. Езжай, Лиза. Поговорите там по душам. На много времени не нужно. Пока туда доберётся, пока пообщаетесь, пока обратно ехать будет.

— Уверены, что успеете?

Ярыч похлопал меня по плечу, а Гвоздь улыбнулся.

— Я бы сказал, что увидимся, но боюсь, что ты сбежишь от нас, как чёрт от ладана.

Я только рукой махнула, а после обняла каждого из присутствующих бойцов.

— Береги себя.

— И вы себя берегите, ребят. Волку привет передавайте, и скажите ему спасибо от всего сердца. Пусть поправляется.

— Конечно.

Через час я стояла на мосту, глядя на сверкающую гладь. Сегодня было ветрено и поверхность была особенно подвижна. Осмотревшись, увидела идущего на встречу Стагарова и поняла, что не знаю, что говорить. Как долго могу его продержать здесь?

Странные чувства одолевают, но обида и вина больше всего. Особенно сильно коробила мысль, что он не узнает о том, что у меня есть тайна. Тайна, которая не разрушит его семью, пока останется только моей.

Слава остановился напротив и молча рассматривал моё лицо.

Возможно, он ждал, когда я первая заговорю, что хотела от него, но я не знала даже с чего начать.

— Арестов сказал, ты уходишь из управления.

Я усмехнулась. Хитрый лис не стал говорить куда, да? И про новые документы не упомянул. Мне будет сложно без моей работы. Не смогу без неё. С ума сойду.

— Ухожу, — киваю я, и отворачиваюсь, возвращая взгляд на сверкающую воду. — Перевожусь в место потише. Не стоит мне среди вас обитать.

— Не стоит, — согласился Стагаров. — Так зачем звала?

Я кусаю губу, но всё равно не сдерживаю порыв.

— Я ждала тебя. Позавчера, вчера… до сих пор.

Слава молчал несколько мгновений, а когда я повернула голову, чтобы посмотреть на него, то увидела, как он хмурится. У меня мгновенно появилось желание разгладить эту складку между бровей, но я не могла себе позволить такой роскоши. Он не мой. Он сам сделал выбор.

— Я не могу, — ответил хрипло. — Просто не могу. Дело вовсе не…

— Да, я знаю, — усмехнулась я, чувствуя, как всё стягивает в груди. — Не в тебе, а во мне, и всё такое.

Я махнула рукой, стараясь придать своему выражению лица как можно больше лёгкости.

— Просто… Я не хотела этого говорить, Стагаров. И не хочу. Но скажу, — я вдохнула и выпалила, как на духу. — Я люблю тебя!

Сумасшествие восьмиклассницы. Боже, и это я ржала над нелепыми признаниями девочек Прокопенко? Я побила любой рекорд этой самой нелепости.

Сора не повернулся даже. Лицо каменное, а на губах жалкое подобие улыбки.

— Я бы хотел ответить на твои чувства взаимностью.

— Мне казалось…

— Тебе казалось, Лиза.

Я поджимаю губы, глядя в его глаза и понимаю, что он никогда не делал даже намёка, что всё может сложится как-то иначе.

«Нам обоим не нужны эти отношения»

Да. Верно. Не стоило вновь доверяться глупой надежде, которая раз за разом убивала во мне веру в будущее.

Я отвела взгляд и… Не говоря больше слов, ушла.

Глупостью.

Какой же глупостью было считать, что он что-то чувствует ко мне, кроме сексуального влечения. Таня важнее? Что ж. Это его выбор, и я не буду ждать, когда вокруг него всё рухнет. И быть запасным палиндромом не хочу.

Я ещё долго чувствовала его пронзительный взгляд на своей спине. Чувствовала. Но он так и не окликнул, хотя мог остановить.

Вернулся я в пустую квартиру с выбитой дверью. Сердце колотилось в панике, а быстрый осмотр показал, что Таню… похитили. Слишком уж явно на это намекала кружка с разлитым чаем на полу и вырванный провод зарядки для телефона.

В ЦСН? Серьёзно?

У меня сердце в горле колотилось, когда я набирал номер Гвоздя и оно же остановилось, когда тот вздохнул и объяснил куда делась моя без пяти минут беременная супруга.

— Она арестована, Слав.

— Что?

— Грачёва Татьяна Викторовна арестована за связь, поддержку, финансирование и снабжение членов запрещённой группировки. Приходи в управление, мы ждём тебя у Арестова.

Я не понимал. Вообще ничего не понимал. Хватался за голову спускаясь по лестнице и пытался настроится на розыгрыш, я не знаю. Это же бред. Таня на такое не способна. Она же моя до кончиков ногтей. Она же обо всё мне рассказывает, что на работе творится. Жалуется, когда возникают проблемы с поставками препаратов и разногласия с начальниками. Когда клиенты устраивают скандалы на кассе из-за всякой фигни. Разве она могла быть преступницей?

До управления я долетел за считанные минуты, в кабинет Арестова поднимался, ожидая, как в американских фильмах, встретить хлопушки, воздушные шарики, бенгальские огни, я не знаю… Но никак не хмурые лица своих ребят и чёрную раскрытую папку на столе Арестова с фотографиями Тани внутри.

— Что происходит?

Казалось, весь мир сошел с ума и решил сыграть со мной злую шутку. Будто мало того, что буквально час назад я отказался от женщины, что делала меня живым, ради спасения собственного ребёнка.

Батя подвинул дело и кивнул:

— Знакомься. Грачёва Татьяна Викторовна. Главный фигурант в деле поставок наркотрафика от Амира.

Я перелистнул страницы, просматривая фотографии и даты. Там значилось, что она занималась этим ещё до смерти Женьки. Протоколы допросов заместителя директора на складе аптеки, в которой она работала. Фотографии каких-то убитых девушек.

Что это вообще?

Я оглянулся на парней, но никто не улыбался. Север вообще стоял у окна с таким видом, будто его живьём в могилу закопали неделю назад и только сейчас вытащили.

— Это что, шутка такая? — задал вопрос Бате.

Тот только покачал головой, собрал фотографии в папку, встал из-за стола и махнул мне рукой.

— Пошли. Думаю, тебе нужно сначала осознать, а потом принять реальность.

Я снова оглянулся на парней, но те молчали, не зная, что мне сказать. Да и не нужно было ничего говорить. За них говорили их глаза, полные сожаления.

Мы спустились в цоколь. Я уже знал, что идём мы в комнаты для допросов, но никак не ожидал увидеть в одной из них совершенно спокойную Таню. Она с усмешкой отвечала на некоторые вопросы следователя, а я всё никак не мог поверить, что это правда.

— Когда вы впервые связались с людьми Амира?

— Слишком давно, чтобы помнить. Послушайте, вы и без меня всё прекрасно знаете, разве нет?

— Знаем. Почему вы не пытались бежать, когда ваши сообщники перестали выходить на связь?

— А, — усмехнулась Таня. — Всё-таки, вы знаете не всё. Не стану облегчать вам задачу.

Мы находились в соседней комнате, разделённой специальным зеркалом. Она наверняка знала, что я стою здесь и наблюдаю, но даже ни капли слёз не уронила. Складывалось впечатление, что ей всё это осточертело настолько, что она на всё согласна, лишь бы прекратить этот бессмысленный разговор.

— Лиза меня выманила, чтобы вы её взяли, да? — спросил Арестова уже зная ответ.

Что ж. Это было верное решение, как ни крути. С неё я спрашивать точно не стал бы.

— У неё теперь новые документы и новая жизнь, Стагаров. Не рекомендую её искать.

— Я… — облизнул пересохшие губы и усмехнулся, чувствуя как рушится всё, чего я держался и от чего отгораживался. — Я и не собирался.

— Поговорить с Грачёвой хочешь? Думаю, тебе она много интересного расскажет, если морду кирпичом сделаешь.

Я кивнул. Не знаю зачем. Может быть хотел услышать оправдания. Может подробности её второй преступной жизни, которую она играючи скрывала от меня. А может… может, я узнаю что-то новое о смерти Женьки.

Вошел в комнату и кивнул следователю, когда тот вопросительно поднял бровь. Он знал кто я, поэтому не стал препятствовать беседе, хотя по большей части, бойцы должны заниматься другими делами, а не языками с преступниками чесать. Но нам не препятствуют, когда мы просим. Полезно для повышения квалификации при первичном допросе на месте задержания.

— Явился, — хмыкнула Таня, видимо, позабыв маску жертвы у нас дома. — Как давно понял, Слав? Истерики мои выслушивал, а я ведь так надрывалась.

— Врёшь, Тань, — я прошел к столу и сел, сцепив руки перед собой. — Вот что-что, а фальшивую истерику я отличить могу на раз-два. И прекрасно знаю, что потерять меня ты боишься даже больше, чем в тюрьму сесть.

Она опустила взгляд на свои руки, закованные в наручники, и усмехнулась.

— Много они нарыли?

— Много, — солгал я без замешательства. — В твоих же интересах сотрудничать со следствием. Нам нужен Амир. Будешь предельно откровенна, это учтут на суде.

Таня вдруг рассмеялась. Я слышал нотки истерики, но не придал им никакого значения. Она несколько лет заставляла меня видеть в себе то, чего и в помине не было.

— То есть, пока я тут надрываться буду и Амира сдавать, ты будешь трахать какую-то шалаву и даже не вспомнишь о том, что у тебя ребёнок родится через девять месяцев?

Я смотрел на неё и понимал, что это всё. Я на грани. Ещё одно событие и сорвусь туда, откуда выхода нет.

— И чего ты хочешь? — спросил, слыша в собственном голосе усталость. — Хочешь, чтобы верно ждал тебя?

— Хочу! — выпалила она, склонившись вперёд. — Чтобы навещал постоянно.

Я кивнул, глядя ей в глаза. У меня ничего не осталось, кроме той крохи, что растёт в её животе. Выносит спокойно, а там пошлю её ко всем чертям. Убийца плохой вариант мамы для моего ребёнка. Будет лучше, если малыш никогда не узнает о том, где она будет гнить остаток своей жизни.

Всего-то девять месяцев притворяться, что неравнодушен. Подумаешь…

Подав знак следователю, чтобы входил я глубоко вдохнул и был готов слушать подробности, но никак не к тому, что услышу в действительности.

— С Амиром я была знакома с детства. Как ты знаешь, мой отец… Не отчим, а тот, что принимал непосредственное участие в создании меня, был химиком.

Я кивнул, припоминая, что она когда-то рассказывала мне, почему пошла учиться на фармацевта.

— Когда папа умер, Амир приехал с ним попрощаться. Тогда-то и узнал о моём существовании. Так уж вышло, что он попросил о помощи.

— Твой отец умер, когда тебе было шестнадцать, — проговорил я медленно, сам до конца не понимая, почему меня так сильно это напрягло.

— Верно, — кивнула Таня. — Сначала это были мелочные просьбы. Что-то передать, кому-то позвонить, кого-то прикрыть. Он щедро платил за услуги такого рода, а я не могла отказаться.

— Ты втянула Женьку.

Эта догадка буквально врезалась в мой мозг, подтягивая хвостом сожаление, вину и отвращение, от которых не было спасения. Я отгонял от себя основную мысль. Держал, как можно дальше до тех пор, пока она не станет очевидной, или пока Грачёва сама во всём не сознается.

— Он… Он сам вызвался помочь. Изъявлял желание, ему нравилось!

Но я помнил совсем другое. Я помнил, каким подавленным он был в то время, и как перестал идти со мной на контакт, когда я сообщил, что мы вышли на банду наркоторговцев на юге города.

— Что было дальше? Амир вовлёк тебя в дело, когда ты устроилась фармацевтом?

— Не он. Видимый на тот момент был его правой рукой, он знал, что меня нужно прикрывать. Хотел, чтобы я оставалась в безопасности, в случае облавы. Поэтому мы подключили ко всем делам Женю.

Я смотрел на неё и понимал, что всё это время был слепым. Котёнком, посаженным в коробку и употребляющим мамкино молоко из пипетки.

Зажмурился и помассировал переносицу, сдерживая слёзы и давая время следователю внести всё в протокол.

И я всё понял.

— Вы убрали Женю, чтобы замести следы, когда он сообщил, что на вас ФСКН вышло, — и это не был вопрос.

Видимый их тоже не задавал, когда узнал о том, откуда брату известно об обнаружении. Опустили концы в воду.

— Он был мне другом! — выкрикнула Таня, поймав на себе мой взгляд полный ненависти. — Я любила его!

Горло сдавило с такой силой, что я чувствовал, как мой рвущийся наружу смех его дерёт.

— Он тебе предложение сделал! Женой своей хотел видеть! Детей завести! Меня умолял перед смертью, чтобы я о тебе позаботился и никогда, ни при каких обстоятельствах не обижал! Он знал, что ты за сука, и всё равно просил!

У Грачёвой выступили слёзы на глазах. Она сжимала кулаки с такой силой, что я видел белые костяшки под тонкой кожей.

— Я его никогда не любила так, как любила тебя, — просипела дрянь. — Он знал это. Он прекрасно это знал, но всё равно раз за разом вставал на мою сторону. Защищал. Даже когда ты обижал своим безразличием, он был тем, кто обещал, что однажды всё изменится.

Я сжал губы, вспоминая счастливое лицо брата, когда он её встречал из института. Когда созванивался с ней по телефону или мчал гулять. Младший, хоть и был раздолбаем, но он был правильным парнем. Пока не вляпался в неё.

— Ты знала о том, что Видимый его убить хочет? — вопрос получился громкий и Таня зажмурилась и замолчала. Не выдержав, я грохнул кулаком по металлическому столу: — Знала?!

Она вздрогнула и разрыдалась.

— Да. Знала.

Я смотрел, как течёт тушь по красивому лицу и всё сильнее испытывал желание её придушить, потому что простить самому себе, несколько лет спокойной жизни с убийцей брата не могу.

— Что было после?

— Ничего, — она сжала губы и взглянула на меня. — Мы с Видимым договорились, что возобновим работу через несколько месяцев.

Я вспомнил, что она брала на тот момент отпуск в аптеке. Ещё удивился, что её так спокойно отпустили. Списал на сочувствие владельца.

— Затем, когда я узнала, что тебя в ФСБ вербуют, Видимый потребовал, чтобы я с тобой сошлась… — Грачёва сжалась, а я… я просто слушал, сжав под столом кулак до боли.

— И в той памятной ночью, когда я напился с горя, ты меня добила чем-то.

Сука шмыгнула носом, снова прикидываясь бедной бледной овцой.

— Я с тобой спал в ту ночь? — и снова не получив ответа, я так же грохнул по столу. — Спал?

— Нет! Нет, ничего не было. Я тебя раздела просто, чтобы ты так думал.

— Сука, — рассмеялся бессильно. — Какая же ты сука. Давила всё это время на единственную мозоль. На грёбанное чувство вины, которого сама при этом не испытывала!

Грачёва снова шмыгнула носом и откинулась на спинку стула.

— Разве ты плохо жил со мной? Я всё для тебя делала!

Я не ответил, дожидаясь пока следователь найдёт, о чем спросить. Мне всё было предельно понятно с этой тварью, не заслуживающей больше никакого внимания.

— Как вы связывались с Амиром? — услышал я вопрос и понял, что не хочу больше здесь находится. Всё самое важное для себя я уже выяснила, а остальное… Остальное пусть по суду.

Стал подниматься из-за стола, но замер, когда она вдруг протянула ко мне руки, закованные в наручники, и обхватила ладонь.

— Ты обещал! Если не сдержишь слова, я убью этого ребёнка, слышишь?!

Мне тут же вспомнился другой разговор два дня назад. Эта угроза не была нова, но тогда я перепугался, что она действительно может сотворить что-то с собой и малышом если уйду. Я не мог. Это был подлый поступок с её стороны, но сейчас я понимаю, что он не первый и, по всей видимости, не последний.

Дверь допросной открылась и внутрь молча вошел Север. Он прикрыл за собой, прислонился к стене, скрестив руки на груди и выдал:

— А на ребёнке, пожалуйста, больше подробностей, Таня.

Я посмотрел на Грачёву, а та замерла и перевела на него перепуганный взгляд. Так обычно смотрит кролик на удава во время обеда.

— Не понял, — я снова сел на стул и принялся дожидаться подробностей уже догадываясь, что произошло. Не зря же он как в воду опущенный был, когда я к бате пришел.

Даже следователь отодвинул в сторону протокол допроса, интересуясь новой информацией.

— Чего не понял? Чуть больше месяца назад она прибежала ко мне, рассказав, что ты ей изменяешь.

— А ты тут же принялся утешать несчастную овцу, — усмехнулся я. — Ничего лучше-то не придумал?

Север молчал пару секунд глядя на Таню, а потом открыто посмотрел в мои глаза.

— Тебе не кажется, что сейчас важен другой вопрос? Чей это ребёнок?

И эта важность до меня вдруг дошла. Все эти задержки на работе, позднее возвращение домой, запыхавшийся голос по телефону.

Увидев прозрение моих в глазах, Грачёва едва вместе со стулом не попятилась.

— Я не беременна, — зашептала она. — Нет никакого ребёнка.

— Что значит «нет»? — спросил вкрадчиво. — Существовала хоть призрачная надежда, что ты можешь от меня забеременеть?

— Ты действительно хочешь знать правду? — Таня горько усмехнулась и выдохнула: — Думаешь мне нужен был ребёнок? Видимый бы меня вместе с ним пристрелил. Важно было только тебя удержать.

И это всё. Предел был достигнут с последним её словом. Нет никакого ребёнка, из-за которого я упустил из собственной жизни источник самых важных чувств.

А если бы этот малыш и существовал в её утробе, вероятно он бы и не был моим.

Удушливая волна накрыла с головой, застилая глаза кровавой пеленой. Я не помню, что произошло в следующий миг. Только выражение её лица, полное ужаса, и парней, что держали меня уже за пределами допросной.

Кто-то что-то говорил, пытаясь успокоить, но удалось это только минут через пять, когда я уставился в стену, пытаясь отдышаться.

— Всё будет нормально, брат!

Демон тряс меня за плечо, привлекая внимание и я взглянул в его глаза уже совершенно не сопротивляясь. Кивнул, поднялся со стула и не глядя на столпившихся пацанов ушел из управления. Хотелось напиться. До отключки. Думаю, начальство простит мне несколько дней запоя. А если нет, я подам рапорт на увольнение и плевать на всё.

Мне ничего не вернуть в свою жизнь. Я словно перед глазами видел упущенные возможности и растраченные года. Ведь всё могло быть иначе. Совершенно иначе, ответь я Лизе по-другому. Хотя бы не так тошно было, знай я, что могу в любой момент обнять её и вдохнуть столь желанный аромат любимой женщины.

Достав мобильник из кармана, я набрал номер, с которого она мне звонила утром, но автоответчик обрадовал холодным:

— Телефон абонента выключен.

В душе лишь тьма и холод, от которых нет спасения, а в голове слова Арестова:

«— У неё теперь новые документы и новая жизнь, Стагаров. Не рекомендую её искать.»

— Дурак, блять, — схватился я за голову. — Какой же дурак!

Два месяца спустя

— Сор, брось ты это. Отдохни немного. Батя тебе не даст из отпуска выйти, ты же сам знаешь.

Знал. Психическое состояние оставляет желать лучшего, но находится там, куда они меня запихнули я тоже не мог.

— Да достал меня этот релаксационный санаторий! Не могу, Волчара. Тошно.

— А ты двигайся больше. Глядишь найдёшь кого-то, кто облегчит твою жизнь.

Перед глазами тут же возник образ моей охламонки, но я подавил его, сжав зубы.

— Издеваешься?

— Нет, братан. Это ты издеваешься. Знаешь сколько сил, нервов и шоколада нам потребовалось, чтобы заполучить эту путёвку? Нет? Вот сиди там и не скули! Отдыхай, брат!

Проскуров сбросил вызов, а я откинулся на спинку кресла и задрал голову.

Он точно издевается. Зачем было этот цирк с санаторием устраивать? Можно подумать, я сам не справлюсь. Работа ещё никого не подводила в подобных вопросах. Кажется, так и становятся карьеристами.

Как ни пытался пробиться через батю и технарей из отдела обеспечения, никто не говорил, как сейчас её найти. Я даже Прокопенко задолбал настолько, что он со мной по выходным теперь в Причале бухает, жалуясь на выкрутасы Янчика. Вспомнить сколько приключений нам пришлось пережить на шальную голову… Братом уже стал.

А её нет. Нигде нет. Как сквозь землю провалилась, оставив после себя только короткие светлые воспоминания, которые перестанут так ярко сверкать со временем.

Пустота. Внутри только пустота, которую нечем заполнить. Дыра. Бездонная, холодная дыра.

Не представляю, насколько ей было плохо, когда отверг своим «хотел бы ответить взаимностью». Я действительно хотел. Безумно хотел сжать в объятиях и сказать, что не отпущу. Никогда больше не отпущу.

Но Грачёва крепко взяла в тиски.

Я постоянно думаю, что было бы, забей я на слова Тани? Пришлось бы мне идти на встречу с Лизой через два дня? Мне всё ещё снится, как она уходит по тому мосту, а я тяну руки, пытаясь поймать. Остановить.

Потёр саднящую грудину, в которой бесновалась проклятая пустота.

Раньше даже и представить не мог, что любовь может вызывать такие страшные чувства, как тоска и одиночество. Знал про скорбь, но она ни в какое сравнение не идёт.

Вера, надежда, любовь.

Три сестры, которые могут сделать тебя безумно счастливым.

Вера, надежда, любовь.

Три суки, которые могут сделать тебя живым трупом.

— Стагаров? — поднял голову и посмотрел на девушку в медицинском халате.

— Я, — отвечаю по-военному коротко.

— С вами массажист хочет поговорить. Не могли бы вы пройти со мной?

Я нахмурился, припоминая распорядок дня. Что-то не помню, чтобы массаж у меня был дважды в день. Да и, если честно, не очень-то он мне нужен был, о чём сам массажист и говорил. Кстати, хороший специалист. Сам Арестов мне советовал походить к Ярославу Мезинцеву на курс, чтобы спину размять.

Поднявшись с кресла, поплёлся за девушкой, особо не замечая все её попытки произвести приятное впечатление. То взгляд кроткий из-под ресниц, то движение руки, привлекающее внимание к шее.

Плевать мне.

Я зашел в кабинет и остановился, глядя на массажиста, и отмечая чужие маленькие тапочки с гербом санатория у двери в раздевалку.

— О, здравствуйте! — улыбнулся Ярослав, что-то перебирая на столе. — Я вас позвал, чтобы попросить отказаться от курса или поделиться временем с девушкой. Она поздно въехала и не успела записаться, а в её интересном положении надо бы…

— Я понял, — отвечаю, останавливая жизнерадостный поток подробностей. — Она беременна, ей нужнее. Я не против.

— Правда? — удивился он. — Отлично, Вячеслав. Замечательно.

Мезенцев поправил очки и улыбнулся, когда дверь раздевалки открылась. Обернулся, чтобы посмотреть на интересное положение новой постоялицы и замер, встретившись с глубокими серыми глазами.

— Лиза?

— Ну, Волчара, что тебе икалось до самой смерти, — пробормотала она, сжимая края халата на груди.

А до меня вдруг дошло другое:

— Ты беременна?!

— Нет, — ответила тихо, пряча взгляд.

— Как нет, дорогая? — весело влез Мезенцев. — Тринадцать недель сроку, у вас прям так и написано в карточке. Зачем же обманывать? Зря мы, что ли, с Проскуровым целую неделю вашу частную женскую консультацию терроризировали, чтобы нам выдали полную информацию?

— Ну, Волк!

Виноградова повернулась и возмущённо посмотрела на массажиста, пока до меня медленно, но верно, доходило главное — ещё три месяца назад он девственницей была.

Я настиг её в три шага и сжал дрожащими руками так, крепко, как только мог. Боялся, что растворится в воздухе, просочившись сквозь пальцы словно песочный мираж.

Или оттолкнёт, не желая видеть, знать, чувствовать. А она замерла не дыша, словно и сама не верила.

Не знаю, сколько мы так простояли. Сколько вдохов я сделал, пытаясь ею надышаться. Сколько ударов сделало моё сердце.

— Дура ты, Виноградова, — выдохнул в любимую макушку. — Если бы сказала, всё было бы по-другому.

Я отстранился, чтобы снова посмотреть в её глаза, но она попыталась спрятать лицо на моей груди, чтобы скрыть слёзы. Я всё же заставил посмотреть на себя.

— Прости меня. Прости, Лиз. Я делал, как велел долг. И стоя там на мосту, глядя в твою удаляющуюся спину, я понял, что с тобой ушла и моя жизнь.

Она улыбнулась сквозь слёзы, взяла меня за руку и чуть отодвинула края халата, чтобы положить мою ладонь на округлившийся слегка живот.

— Знакомься, Женечка, это папа.

Я сглотнул, не в силах справится с эмоциями.

Ещё минуту назад меня переполняла пустота. Как же стремительно, оказывается, счастье может наполнять бездонную дыру.